Текст книги "Полиция Гирты (СИ)"

Автор книги: Михаил Фиреон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Что ты любишь больше всего? – властно и строго спросила она, подойдя к ней, заглянув в мокрое от пота, потемневшее от нещадной душной летней жары личико.

– Бездельничать! – ответила та нагло и одновременно испуганно – ненавижу огород!

Воспитательница из-за спины куратора полиции грозно покачала головой. Хельга Тралле ничуть не смутилась, внимательно посмотрела в глаза девочке, потом спросила у наставницы.

– Это сестра Стефании? – и, получив удовлетворительный ответ, распорядилась – поедешь со мной, иди, собирай вещи.

Еву Хельга Тралле вскоре отправила в Столицу. Зачем точно, та не говорила, но, когда, спустя три года, она вернулась оттуда цветущей девятнадцатилетней женщиной, ее было почти не узнать. Красивая и статная, она обрела силу, скорость и сноровку, какой, обладал в городе, наверное, только граф Прицци. Как она сама говорила, ничего интересного там не было, кроме того, что ей постоянно делали какие-то инъекции, и каждый день наблюдали врачи.

– Да, было скучновато. Я даже хотела выйти замуж за того молодого аспиранта, который делал мне эти уколы – рассмеялась Ева – но мне сказали нельзя, что, когда закончится курс, я поеду обратно в Гирту.

– А куда он тебе уколы делал? А? Ну-ка всем расскажи! – стуча фужером о стол, пьяно потребовала Мариса.

– Не в то место, по которому тебя каждую пятницу на линейке в приюте лупили! – улыбнулась Ева – везде делали, но больше всего в основание черепа.

– Какая-то терапия? – попытался было подобрать научные слова, но так, чтоб не выглядеть глупо, просто уточнил детектив.

– Что-то вроде – уклончиво ответила Ева и сделала выразительную паузу так, что было понятно, что это не то явление, о котором она будет подробно говорить.

Мариса же эти годы занималась тем, что была секретарем и помощницей леди Тралле. Целыми днями она проводила за переписыванием документов, занятиями грамматикой, прописями, историей, литературой и словесностью.

– Как я ненавидела все это! – покачала головой Мариса – больше я ненавидела, наверное, только полоть сорняки. А потом появился этот Гарро…

– Ага, все бросила, только за ним и бегала, начала пить с ним. Дура шестнадцатилетняя – кивнула Ева – я как увидела его, вышвырнула отсюда взашей. Ему было уже двадцать три и все младший лейтенант. И она еще ушла со скандалом, побежала за ним. Год ее не было. Потом вернулась, говорит, он ее бесит, жить с ним и его семьей не хотела. И все равно каждый вечер все норовила с ним в кабак отпроситься, пока они комнату не сняли. И сама же в конце концов его со свету и сжила.

– А как? – делая как можно более беззаботный вид, как бы невзначай, поинтересовался детектив.

– А это вы у нее спросите – загадочно кивнула Ева. В ее руке плясал полный фужер из которого она сделала только один глоток. Глядя на ее ладонь, детектив пытался проморгать – временами ее движения становились столь стремительными, что вместо ее пальцев он видел только быстрое светлое размытие.

– Что, это я его с лошади что ли скинула? Так ему и надо было! – зло бросила, обиделась Мариса.

– Любовь у нее такая была, ненавидела его и сама же за ним бегала – наслаждаясь ее пьяной злостью, ответила Ева – она у нас большой и черный демон-фанги, что очень захочет, то и случится. Вот, хотела она написать фантастическую книжку-небылицу про честного и благородного принца-полицейского, все мечтала, вот вы и явились. Только вы ей не понравились, глаза у вас видите ли не как у мальчика с картинки, борода не так подстрижена, не той длинны и значит не мужик. Разговаривать с вами не хотела, отнекивалась, пока леди Тралле не пригрозила ей!

В ее прищуренных бледно-зеленых глазах плясал загадочный веселый огонек, но от него становилось совсем не весело. Что-то нечеловечески-холодное таилось в этом необычайно внимательном, можно сказать даже пристальном взгляде. Вертура не сразу понял что, но, осознав, отметил про себя, что надо быть осторожнее с этой женщиной. Он не раз видел такие внимательные взгляды у очень хитрых и вероломных мошенников и полицейских, что под маской милой улыбки заставляют жертву сознаться во всем так ловко, что одураченный, он сам и не заметит, как выложит все самое сокровенное или отдаст все свои деньги.

– Анна у нас дракон с обратной стороны луны с количеством хвостов стремящимся к бесконечности! – едва сдерживаясь от смеха, глядя на реакцию собеседников, многозначительно пояснила Ева – ну, это всегда бывает, когда мнишь себя кем-то а по жизни тобой помыкают и тычут лицом в грязь по всякой мелочи – кивнула она на Марису – вот и злится. Она бы и меня подушкой придушила, только я ей не по зубам, дернется, дам подзатыльник.

Так они просидели еще часа три. Явился посланник с холма Булле, совсем юный кавалер в модном лиловом берете и бантом в косе. Их с детективом вроде даже представили друг другу, но как его зовут, Вертура уже успел забыть. Он сообщил, что леди Тралле задерживается, не сможет принять сегодня детектива и передает ему распоряжение возвращаться к своим прямым служебным обязанностям, в отдел.

– А сама-то, нашла себе этого Даскина! – жаловалась уже на улице, мстила за все обиды Мариса – в какой канаве она откопала эту деревенщину! Тьфу! Уже десять лет как не могут пожениться. Любовь до бутергроба у них!

И важно подхватила Вертуру под руку, опустила подбородок, выставила вперед лоб, нахмурилась, требуя, чтобы он поддержал, пожалел ее, сказал что она лучше всех.

– Ты черный дракон! – ободряюще пожал ее локоть детектив – давай купим ленточку и повяжем на твои хвосты. Кстати, зайдем в ратушу, у меня есть идеи, мне надо посмотреть архив.

* * *

Еще два часа они сидели в читальном зале ратуши за столом друг напротив друга, просматривали регистрационные книги свадеб, рождений и смертей. Мариса недоумевала, что они ищут, а Вертура не говорил. Уклончиво отвечал на все ее попытки это выяснить. Она совсем обиделась, и хотела было уйти, но сдержалась, оставалась около него, сидела, с ненавистью листала подшивки старых газет.

В высокие окна, в резные, фигурно выпиленные из фанеры рамы, стучал косой дождь. Серый свет неба дорожками отражался на покрытых рыжим лаком половицах. В тишине скрипели стулья и перья. В просторном зале за столами работали, делали выписки, вели свою работу, городсике нотариусы и юристы.

– Итак – когда они уже стояли под аркой ратуши, смотрели, решаясь, идти ли под ливень на мокрый проспект или обождать, пока дождь не приутихнет, курили, поделился мыслями с Марисой детектив. Вода лилась по мостовой с площади, убегала вниз под уклон, по проспекту. Звуки дождя отражались под каменным сводами гулким, журчащим эхом. У дверей ратуши стояли пешеходы. Кареты и кучера ожидали снаружи, на площади, под ливнем. Громыхал доспехами усатый стражник-гвардеец, стучал по камням стальной пяткой пики, изредка перебрасывался короткими репликами с полицейским постовым.

– Сестра сэра Конрада Булле, Хендрика – заглядывая в блокнот со схемой, чтобы не ошибиться, тихо рассказывал Марисе детектив – выходит замуж за графа Сигфреда Тинкалу. Это пятьдесят пять лет назад. У них рождаются дочь и четыре сына. Двое сыновей, а не четверо, как сказал Лео, погибли при осаде Фолькарта сэром Прицци тридцать четыре года назад. Двое были еще детьми и спаслись вместе со своей сестрой Эрикой. Смотри. Нынешний граф, наместник Фолькарта, Ортвин Тинкала – сын графа Сигфреда и леди Хендрики. А Рейн Тинкала, его сын, сейчас прибыл в Гирту. Он двоюродный брат леди Вероники. И оба они потомственные Булле. Сэр Август Прицци убил его дядьев, и деда с бабкой. И получается, что граф Рейн Тинкала, как и леди Вероника, тоже вполне законный наследник не только Фолькарта, но и всей Гирты. Эти записи – копии книг из Фолькарта. А записей из ратуши Гирты нету, они все сгорели, их восстанавливали по копиям и книгам из районных управ и церквей.

– И что? – спросила Мариса.

– А Элеонора, дочь сэра Жоржа Ринья и сестры сэра Вильмонта Клары Булле. По закону, вначале престол наследуют дети сэра Вильмонта, а потом уже все остальные. Но вот что выходит. Берн служит на юге. Он не приедет быстро, так что вряд ли на него кто-нибудь рассчитывает. Вилмар служит при королевском дворе, на должности полковника юстиции, а генеральная прокуратура это… в общем вряд ли его просто так отпустят в Гирту. Агнесс и Ральф Булле слишком молоды и бесперспективны, они не в счет. На них может поставить только тот, кому выгоден слабый градоправитель. То есть, кому выгодно, чтобы все продолжалось как есть. Остаются Элеонора Ринья, Рейн Тинкала и леди Вероника. При этом у леди Вероники меньше всего прав на престол, чем у всех остальных.

– К чему все это? – начинала злиться Мариса – что мне с этого? Зачем ты все это говоришь?

Вертура взял ее за руку, и они пошли под дождь, подальше от чужих ушей.

– Дослушай – рывком осадил ее, когда она демонстративно отвернулась, всем видом показывая, что не желает с ним говорить, продолжал детектив – но если бы я был герцогом Ринья, я бы женил свою дочь на сэре Ральфе, даром что они тоже кузины и посадил их на герцогский престол. И назначил бы себя регентом. Но если это случится, тут будет война. Раз сэр Тинкала явился сюда, да еще с двумя каравеллами полными вооруженных людей, то явно он привез не подарки на пятисотлетие Гирты, тем более что это не круглый юбилей. Элеонора Ринья волчица-оборотень, это знают все. Мастер Дронт ездит к ней, я видел его блокнот, в нем списки ингредиентов. Я знаю эти товары, учил номенклатуру, чтобы каждый раз не искать по справочнику, когда мы консультировали таможню. Это сильнодействующие психоактивные средства, ингибиторы нервной системы и прекурсоры для изготовления наркотических веществ. Скорее всего он лечит Элеонору Ринья, также, как магнат Зо жену сэра Конрада, Сив. Мэтр Тралле и остальные знают об этом, и как я понимаю, знаешь и ты. Но ничего не делается из-за того, что Элеонора Ринья племянница сэра Вильмонта и без пяти минут герцогиня Гирты. Одним словом я раскрыл это дело, и моя миссия тут выполнена. Запиши это в отчет для леди Хельги и поехали в Мильду.

– Ага, сейчас – нахмурилась Мариса, пытаясь скрыть волнение – ну и что? Ну Волчица, внучка Сив. Можешь пойти ее зарезать.

– Моей изначальной задачей было установить преступника, и я его установил – парировал детектив – дальше меру пресечения пусть выбирают уполномоченные лица. И еще я нашел доктора Ардейра Гранне. Он погиб тогда на той войне, во время осады Гирты войсками Сигфреда Тинкалы. Он воевал под знаменем генерала Барда. И официально у него не было никакой жены.

– При чем здесь этот Гранне? – спросила Мариса – кто это такой вообще?

– При том, что был такой доктор, жил в Йонке, ездил по округе, лечил людей. А это значит, что барон Визра сейчас тоже где-то в лесу у некой Майи Гранне, а доктор Гранне был одним из мужей ее матери, которую лесные люди зовут Хозяйкой Грозы. Призрак женщины, которая завлекает к себе мужчин, а потом селяне находят у своих порогов новорожденных девочек. Надо расспросить Лео…

– Но это глупая сказка! – возразила Мариса – никакая мать не бросит так своих чад, если она в здравом уме…

– А она и не бросает – объяснил детектив – она растит их, находит им мужей, и они уходят из Леса. Я не знаю, зачем это нужно, но так происходит, если мы подождем, то, вскоре барон Визра должен объявиться в городе вместе с этой Гранне и уедет с ней дальше в свое академическое путешествие. И это дело я тоже раскрыл, а вы не цените. Но, чтобы знать наверняка, мне надо посмотреть архив в отделе…

– Я и так тебе отвечу – мрачно покачала головой Мариса. Смутная догадка начинала одолевать ее, но пока она не решалась задать вопрос, чтобы ее прояснить. За разговором они миновали перекресток с проспектом Рыцарей и уже подходили к мосту через Керну – это дело уже не раз пытались поднять и расследовать. Это еще с основания Гирты, все одно и то же. В основном скептические статейки в газетах типа «Скандалов», или сводки из полицейского архива. Я готовила статьи, даже отсылала их в Столицу, но там ничего не ответили, решили, наверное, что местный фольклор им неинтересен… Хозяйка Грозы это тоже какой-то воплощенный падший дух, она заманивает благородных мужчин, берет их семя и передает своим дочерям свою силу. Есть мнение, что Мария, первая Булле, тоже была ее дочерью. Только ее отцом был Дракон, который спит под Собором Последних Дней. Через нее в наш мир пришла кровь Булле… Вот что ты за человек, надо же было тебе и в это угодить!

Они вошли под арку ворот за мостом. Остановились, детектив принюхался к стоящей тут же, в каменной нише жаровне, свежее ли мясо, купил два больших горячих бутерброда и кружку юва. Дождь припустил. Играла шарманка, плаксиво выпрашивая денег на закуску и выпивку. Горожане толпились под воротами, неохотно расступались перед проезжающими каретами и грохочущими упряжью верховыми. Ворчливо беседовали, ели бутерброды, отпивали из кружек, морщились от горького, холодного напитка.

Громко шелестел дождь. Детектив и Мариса молча ели бутерброды, тоже пили жидкое темное юво. Мариса привалилась локтем к стене, обреченно смотрела на льющиеся струи воды, на то, как по мосту бегут какие-то мальчишки, один убегал от компании, те отставали, грозили ему, кричали что-то вслед. Вертура стоял рядом с ней, склонившись к своей спутнице, говорил тихо, чтобы никто не мог подслушать их.

– Это от нее кисет? – внезапно как-то по особенному зло, потребовала ответа Мариса – ты был с ней?

– Я не знаю, что это было – опустив глаза, честно признался детектив. Мы с Йозефом вроде как очень сильно напились, он так говорит, но я не пил… – и он рассказал ей то, что помнил из своей истории неудачных поисков пропавшего барона Визры.

– Значит ты все-таки принц – уставив глаза на дождь, дослушав его, рассудила Мариса и подняла не него печальные, полные ожидания глаза – а Йозеф у нас безродная деревенщина.

– Прости… – сокрушенно покачал головой Вертура – я…

– Вот если бы та на мне женился, и я бы стала принцессой, ты бы меня удивил. А так это просто очередное свинство – изо всех сил стараясь не сорваться, скрыть жгучую досаду, поморщилась Мариса и в несколько шумных глотков допила юво из кружки, подняв ее к лицу, так, чтобы он не видел, что она едва сдерживается от слез горечи и обиды, сдавивших ее сердце. Молодцевато и громко, с наигранной претензией, заявила – ну что ты встал? Не видишь, все кончилось, иди, еще купи.

– Просто омерзительно все вышло… – вернулся с добавкой, начал оправдываться детектив.

Пока он ходил к телеге, он боялся, что она уйдет, но, спешно протолкнувшись через толпу с полной кружкой юва и новым бутербродом, который он купил ей, чтобы хоть как-то загладить ее обиду и куда специально попросил положить побольше мяса и майонеза, все таки нашел ее на том же месте. Она все также стояла плечом к кирпичной стене, смотрела на дождь и реку. Даже не повернулась к нему, когда он подошел и передал ей юво, встал за ее спиной, коснулся ее руки, на что она брезгливо дернулась всем телом.

– Черт с тобой – заявила она, залпом выпив сразу половину. И, словно спьяну, подалась на шаг назад, наваливаясь на него спиной – раз ты такой индюк, использую тебя, как эта Гранне, чтобы стать принцессой в твоем королевстве, а когда взойду на трон, заведу себе молодого любовника и подошлю к тебе наемным убийцей.

– Когда у меня будет королевство, я обязательно сделаю тебя королевой, обещаю – обнял ее, утвердительно кивнул ей детектив и передал ей свежий бутерброд с жареным фаршем луком, капустой и жиром – это тебе.

– Ну так можешь начинать. Вперед, давай, завоюй свой трон в мою честь – принимая бутерброд и энергично кусая от него, внезапно неумолимо заключила Мариса – что ты стоишь, языком только мелешь? Вот, начни хотя бы с Гирты.

С реки послышались грозные пьяные выкрики. По мосту переходили на северный берег, шатаясь, придерживая над головами от дождя новомодные полосатые плащи, которые портные словно бы забыли оснастить капюшонами знакомые студенты.

– За Гирту хоть в реку! Слава Гирте! – вскинув руки, хрипло и пьяно провозгласил хвостист Прулле, взывая к стоящей под аркой ворот, прячущейся от дождя безразличной к его патриотическому порыву толпе.

– В очко сортира! – глумливо высказался какой-то корявый старый дед.

– Чего? А ну! – наддал не него яростный хвостист.

– А ты что за Гирту не готов в очко сортира? А? – строго прокрякал наглый дед – а если сэр Булле прикажет лично? Патриот ты или нет?

– Ты чего? А, дед? – обиделся хвостист Прулле и сник.

– А вот и вы! – закричал, весело замахал бездельник Коц, заметив Вертуру и Марису.

– Да, принц-изгнанник собственной персоной – пьяно кивнула она на детектива, не рассчитала движения, ударилась о его подбородок затылком – а я лунная королева, и вы будете нашими верноподданными. Мой первый приказ – на колени и вылижите мне сапоги! Марк и ты с ними.

И она развернулась, схватила его обеими руками за плечи, словно пытаясь бросить на мостовую, но сама пьяно оступилась на мокрых камнях, и если бы Вертура не удержал ее, точно упала бы следом за недоеденным бутербродом, который выронила из рук, обляпав свой черный нарядный плащ белым жирным майонезом.

* * *

В контору они вернулись только вечером. В зале никого не было. Дюк, что сидел за столом дежурного, скривившись, принюхался, грубо заявил, что от них разит перегаром, сказал о том, что из за них, инспектор был вынужден отправить Фанкиля, лейтенанта Турко и доктора Сакса на поиски каких-то пропавших людей, но почему именно из за них, так и не потрудился уточнить.

– Мразь! – сжала зубы, поморщилась Мариса, кивая на Дюка, требовательно схватила за руку детектива, затряслась от ненависти, зашипела – убей его! Разбей ему череп!

– Подстилка! – запрокинул голову, демонстративно усмехнулся полицейский. Вертура сделал вид, что спьяну не расслышал о чем идет речь.

Он взял Марису за плечи и, не обращая внимания на кривую, вызывающую усмешку и злой, налитый кровью, исполненный готовности к драке взгляд коллеги, положившего ладонь на древко секиры, вытолкал ее на лестницу.

* * *

Глава 17 Безысходность. (Еще неделя, суббота)

Закончилась неделя. Наступил понедельник, такой же серый и дождливый как и воскресенье. Потянулись дни. Иногда шел дождь, но чаще было просто пасмурно и ветрено. Медленно и печально тянулись дни. Серые, холодные, с бесконечными часами ожидания в конторе и выездами по каким-то бессмысленным расследованиям происшествий, типа того, что случилось в Тальпасто со стручками из Леса. Были какие-то встречи, какие-то знакомые и незнакомые люди, с которыми разговаривали о каких-то путаных делах и каких-то других еще более неясных людях инспектор Тралле или Фанкиль. Вертура, Дюк и лейтенант Турко на таких расследованиях и встречах в основном молчали, как примерные полицейские, не вникая в дело, строили грозные морды, несколько раз, по приказу, совершали аресты, или просто применяли силу. Били ногами и плетьми, без особого энтузиазма, но сильно.

Даскин опять куда-то уехал. Куда – никто не говорил. Не задавал вопросов и детектив.

В пятницу случилось неприятное. Пришли двое жандармов, без всяких приветствий подошли к столу Вертуры и предъявили ему повестку на допрос к помощнику прокурора Гирты. Никто из коллег не сказал ни слова, ничего не возразил. Детектив покорно встал и пошел со своими конвоирами. Четыре часа он провел в тесном коротком коридоре с жесткой скамейкой и двумя тяжелыми запертыми дверьми, томясь в тяжелом безысходном ожидании, когда его изволят вызвать в кабинет. У него конфисковали меч, портупею и сумку и оставили одного в тесном и темном, лишенном окон помещении. На приеме выяснилось, что детектив проходит как подозреваемый по делу о служебном подлоге в отношении эсквайра Вига Троппа, который сейчас находятся под стражей в тюрьме, будучи арестованным по показаниям незнакомого Вертуре квартального надзирателя и самого детектива. Когда его вызвали, на допросе, Вертура честно и обстоятельно рассказал всю историю с Эрсином, которой он был свидетелем, не преминув уточнить, что лично он не выносил никаких решений, не подписывал никаких протоколов и не давал ровным счетом никаких показаний против домовладельца, что может подтвердить капитан Валентин Тралле, которому он, детектив, сам лично, по первому же требованию начальника, изложил все обстоятельства этого дела. Его объяснения внесли в протокол, дали подписать что с его слов все записано верно, снова отвели в коридор и заперли дверь. Вертура был опечален. Самые дурные мысли о том, что теперь его самого арестуют и теперь уже он сам попадет под жернова правоохранительной машины Гирты, терзали его сердце. Он думал о том, что это конец, дело против него уже составлено, и арест Вига Троппа это всего лишь формальный повод, чтобы расправиться с ним. Его обвинят, арестуют, а потом будут тюрьма и суд, тот самый, который так щедро подписывает приговоры по отрубанию голов, рук и ног, и Мариса будет свидетельствовать перед судейской коллегией против него, подтвердит любое обвинение, которое уже придумал и проработал следователь. А потом его казнят на потеху толпы как шпиона, предателя и злодея самой жестокой и страшной смертью. Он больше никогда не выйдет из этих застенков, не увидит синего неба и солнечного света, разве что когда поедет в клетке на казнь из тюрьмы… Это было ужасно, и когда дверь в кабинет снова открылась и вошли двое жандармов капитана Троксена, чтобы отвести его обратно в кабинет, детектив был окончательно подавлен и сломлен настолько, что готов был признаться во всем, лишь бы вдобавок ко всем своим злоключениям не попасть еще и под пытку. У стола дознавателя на стульях сидели инспектор Тралле и еще какой-то незнакомый человек, судя по регалиям, высокий начальник жандармерии. Как понял из их разговора детектив, комендант юго-западного района Гирты. Оба сурово и безразлично смотрели на подследственного, и по всему было видно, что они уже приняли решение.

– Читайте и если возражений не имеете, подписывайте – бесстрастно подвинул бумагу и чернильницу Вертуре следователь. Детектив мысленно перекрестился и, сказав себе «Господи помилуй меня грешного», с замиранием сердца прочел заявление о том, что получив анонимный донос от неустановленного лица, лейтенант полиции Марк Вертура и лейтенант кварталной самообороны Эмиль Рулле, в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом Гирты были обязаны провести по нему проверку. По ее результатам лейтенантом Рулле, за необходимостью срочного ответа, по причине отсутствия лейтенанта Марка Вертуры в городе по служебному поручению (к тексту прилагалась выписка из журнала отдела Нераскрытых Дел с датой их с Фанкилем поездки на северный берег Керны, к карантину) в силу серьезности и тяжести изложенных в доносе обвинений, было принято единоличное решение о необходимости ареста эсквайра Вига Троппа, о чем лейтенант ходатайствовал своему начальнику, капитану жандармерии Нильсу Гукке, по одобрительной резолюции которого, обвиняемый был помещен под стражу с целью предвосхитить его возможные попытки повлиять на свидетелей, скрыться от следствия или уничтожить улики до завершения дополнительной проверки, назначенной для окончательного подтверждения или опровержения приведенных неустановленным заявителем аргументов.

Вертура подписал бумагу, что ознакомлен с протоколом и полностью подтверждает изложенные в нем объяснения. Инспектор Тралле хмуро кивнул и они с детективом покинули кабинет. Вертура хотел поблагодарить капитана, но видя его злое, насупленное лицо и сжатый кулак, устыдился и молча поплелся за ним обратно в отдел.

– Ну что? – потребовал ответа доктор Сакс, когда они вошли в зал.

– Оправдали – кивнул от своего стола на растерянно держащего в руках свои вещи, которые ему вернули по окончанию допроса, изможденного, не знающего что и сказать после пережитого, Вертуру, Фанкиль и заключил.

– Ну и Бог с ними – и снова обратился к своим записям, как будто все это было в порядке вещей. Мариса не сказала ничего, только еще более мрачно и подозрительно посмотрела на детектива.

Ничего примечательного больше в эти дни не было.

Первая желтизна проступила в листве деревьев. В сыром воздухе уже чувствовались холод и аромат осени. Унылыми черно-зелеными зарослями стояли сады. Серыми, выветренными фасадами громоздились дома. По улицам тянуло конским навозом и терпким дымом многочисленных печей. Стремительные мутные ручьи текли между камнями кривых улиц под уклон к заливу. Печальными силуэтами темнели на серой глади моря, ожидали погрузки и попутного ветра корабли.

Вертура и Мариса стояли на набережной у устья Керны, вдыхали пряный аромат горящих поленьев, сушащейся на веревках рыбы и морской травы, смотрели на воду, на гуляющие по заливу серые волны. Молча курили, слушали скрип снастей, шелест ветра и тяжелый плеск хлюпающей между камнями воды.

Казалось, все темы для разговоров давно иссякли, осталось только молчаливое, напряженное присутствие. Дни детектив проводил на выездах или в отделе. С Марисой они приходили домой порознь. Она работала за его письменным столом, а он спал, либо читал лежащие на подоконниках и в шкафу книги. Вечерами они вместе выходили на прогулку. Делали круг по городу, спускались к морю по улице, на которой стоял дом Вертуры, шли по набережной, смотрели на серое небо, на море, поднимались по южному берегу Керны, мимо Университета, к Старому мосту, возвращались по проспекту Рыцарей мимо депутатского дома обратно до улицы генерала Гримма.

Также в эти дни Вертура удостоился приема у Хельги Тралле. На прямой вопрос о расследовании по делу об убийствах на Еловой дороге, детектив многозначительно сообщил что слышал определенные слухи, которые взяты в качестве рабочей версии, но они заслуживают внимания только как опорный материал для проверки. Куратор полиции Гирты кивнула и ответила, что пока этого довольно и отпустила его в полной растерянности – он так и не смог понять, удовлетворена ли она проделанной работой или нет. Как-то ездили с Фанкилем в больницу. Смотрели какие-то бумаги в ординаторской и бухгалтерии, вместе с котом Дезмондом искали ночного грабителя, что забрался в больничный морг, и, устроив там погром, вскрыв несколько тел, очень сильно обглодал их, но виновного так и не нашли. Как и черного человека, так напугавшего почтенную семью в ночь фестиваля Гирты. Пару раз ездили в Лес. Из этих поездок детектив возвращался весь грязный, мокрый, голодный и злой, Мариса смотрела на него с ненавистью и презрением, качала головой, но все равно оставалась у него, относила его вещи на ночь в стирку и забирала до рассвета свежими и высушенными. Он же старался быть с ней ласковым и вежливым, но выходило так себе. Он очень хотел преодолеть это холодное недоверие к ней, что предательски закралось и поселилось в его сердце после всего увиденного, услышанного и случившегося за время его пребывания в Гирте, но это было выше его сил. Он жалел Марису, что волей куратора полиции была приставлена к нему, всеми силами старался преодолеть это неприятное чувство, но не мог справиться с ним – выдержки хватало только чтобы не дать ей затрещину за очередную издевку, или обидную, злую насмешку. И все равно почти каждый вечер они ложились на одну постель, лежали рядом друг с другом, а когда ее не было рядом, она задерживалась где-нибудь или допоздна засиживалась с сестрой, в его душе просыпались тоскливое, тревожное и одинокое беспокойство. Раз, не дождавшись ее поздно, он встал, презрев усталость, оделся и пошел к дому Хельги Тралле.

– Уже поздно, пойдем – тихо сказал он Марисе.

Она была пьяна. Поджав колени, сидела на табурете как всегда у окна, рядом с кухонным столом, под светом яркой, режущей глаза электрической люстры, застланной густым и едким трубочным дымом. Услышав, что он пришел за ней, она грубо ответила ему, но он сказал, что скоро полночь, протянул руку. У нее был такой вид, что она хотела плюнуть ему в раскрытую ладонь, но она отставила недопитый фужер, тяжело и печально вздохнула, надела плащ, шляпу и сапоги и пошла домой вместе с ним.

Надо ли говорить, что за эти дни они так и не дошли до храма, куда их приглашал отец Ингвар. О разговоре, что случился в тот день, когда он ходил на службу в собор Иоанна Крестителя, больше не было и речи. Правда, иногда были моменты, когда словно бы между детективом и Марисой и не было того недоверия, что ощущением серой тягостной и непредсказуемой угрозы тяготило и ее саму и детектива. Чаще всего так случалось, когда они ходили по центру города, где величественные, возведенные еще в прошлые века, постройки дворцов, учреждений и церквей, как это всегда бывает в таких местах, прогоняли тоску, навевали радостные мысли о том, что все дурное закончится, а хорошее навсегда запечатлеется, останется в душе, что слезы и боль с годами перегорают в теплые воспоминания, а сиюминутные тяготы это всего лишь скорбный миг, которой пройдет, как прошло и отступило то зло, что когда-то пыталось разрушить и осквернить и эти площади улицы и стены.

Раз они стояли на площади перед герцогским дворцом, спиной к воротам парка. Задрав головы, смотрели на серое небо и черный шпиль Собора Последних Дней.

Сизые и хмурые, как штормовое море, облака бежали низко над крышами ратуши и счетной палаты, высокими решетками и деревьями. Это был тот редкий час, когда дождь уже закончился, а мощный, порывистый, дующий над городом, раскачивающий кроны дубов и ив, стучащий флюгерами и ставнями, ветер еще не успел нагнать новых туч, чтобы обрушить на побережье и город новый, очередной, уже почти по-сентябрьски холодный и темный ливень. Чайки, что залетали в поисках еды к Рыночной площади, в молчаливой торжественности очерчивали широкие дуги вокруг колокольни Собора. Голоса прохожих и цокот копыт эхом отдавались от камней мостовой и высоких стен. Прошедшее здесь торжество, кровавые поединки и потешное сражение, убийство генерала и ночь Масок – все осталось где-то в далеком, недосягаемом прошлом. Остались только грязно-рыжая стена ратуши с торжественными высокими окнами, герцогский парк и мрачные в своем величии фасады окрестных строений. Люди, пешие и верховые спешили от одного к другому концу площади, сутулились, вжимали в плечи головы, словно пригибаясь под гнетом низко нависшего над ней, холодного, пасмурного неба.

Над высокой чугунной, украшенной литыми венками и кошками, решеткой ограды поднимались ввысь черные стены Собора. Его массивные арочные двери были плотно закрыты, через витражи в узких высоких окнах невозможно было заглянуть в окна, узнать, что там внутри.