Текст книги "Рассказы про «Катюшу»"

Автор книги: Михаил Сонкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

нашей подвижной группой. Завязался бой. Ударами батарей реактивной

артиллерии, поддержанной мотострелковыми подразделениями и танками,

вражеский авангард был остановлен.

Вскоре, однако, стали подходить главные силы противника. Наступала

ночь. Командир группы выслал самолет для разведки. Одновременно он

направил разведчиков на автомобилях. Уточнив районы сосредоточения

противника, командир группы принял решение: на рассвете произвести ряд

массированных залпов, после чего мотопехоте перейти в контратаку.

Для выполнения задачи полки реактивной артиллерии заняли огневые

позиции на линии боевого охранения пехоты, чтобы увеличить глубину

поражения противника.

Около полуночи немцы остановились на отдых. Они, видимо, полагали,

что с рассветом смогут без труда возобновить наступление. Однако за

считанные часы короткой июльской ночи полки и батальоны подвижной группы

сумели скрытно сделать все, чтобы следующий день оказался для них днем

большого успеха.

Едва забрезжил рассвет, над Буденновской поднялись огромные клубы

огня и дыма. Это ударили дивизионы подвижной группы. Противник ничего

подобного не ожидал... Накануне его войска наступали здесь почти

беспрепятственно. Но еще большей неожиданностью, чем массированный огонь

советских «катюш», оказалась для противника последовавшая за огневым

налетом атака нашей пехоты... Залп под Буденновской напомнил по своим

последствиям знаменитый удар «катюш» под Малой Белозеркой в 1941 году...

Гитлеровцы вынуждены были в беспорядке бежать из станицы. Враг понес здесь

большие потери в технике и живой силе.

Вскоре из штаба Южного фронта поступил приказ: в районе Пролетарской

оставить небольшое прикрытие, а главным силам группы возвратиться через

Сальск и Целину в Хлебодарный и Малокузнецовку, занять оборону на рубеже

Попов – Красные Лучи, чтобы противостоять танковым колоннам врага,

форсировавшим Манычский канал у хутора Веселый.

Выполняя приказ, командир подвижной группы повел свои части по

заданному маршруту. Более пятисот грузовых автомобилей с людьми и

боеприпасами, около восьмидесяти боевых машин помчались к Сальску, а затем

повернули на северо-запад.

Еще в пути командир группы получил донесение, что рубеж, указанный

ему для занятия обороны, захвачен противником; наши разрозненные части

ведут сдерживающие бои южнее этого рубежа. Здесь действует 14-й

гвардейский минометный дивизион.

Командир группы приказал этому дивизиону перерезать дорогу

Мечетинская – Егорлыкская; 49-й полк он направил северо-восточнее, чтобы

прикрыть правый фланг своей группы, а 8-й полк оставил в резерве (25-й

полк по-прежнему действовал в районе Пролетарской).

На Мечетинской дороге произошло новое крупное столкновение с

противником.

Дивизион Москвина шел параллельно железнодорожному полотну. В пути он

встретил боевые машины 49-го полка.

С головной машины передали:

– Справа по степи наступает колонна немецких танков.

Москвин и командир дивизиона 49-го полка решили: каждый поставит по

батарее за железнодорожной насыпью. Отсюда можно встретить гитлеровцев

огнем прямой наводкой. Остальные батареи отойдут и будут ожидать в

готовности прийти на помощь.

Москвин выдвинул к насыпи батарею Бериашвили.

Вскоре появились немецкие танки. Теперь они шли уже осторожно; не

дойдя 800 – 900 метров до железнодорожного полотна, уменьшили скорость и

открыли огонь из орудий. Опережая танки, выехали немецкие разведчики на

мотоциклах.

Москвин, наблюдавший все это с насыпи, понял замысел противника:

разведчики поднимутся на железнодорожное полотно и, если за ним никого не

обнаружат, подадут сигнал. Но Москвин упредил. Подтянувшиеся к насыпи

танки представляли отличную цель.

– Огонь!

Батарея Бериашвили дала залп. Одновременно ударила батарея 49-го

полка... Дистанция 1000 метров... Огонь прямой наводкой... И вот уже

знакомая гвардейцам картина: степь дымится. Знойный полуденный ветерок

доносит запах горящего бензина и масла. Слышны железные стоны задыхающихся

от огня двигателей.

В такие минуты гвардейцы, измученные многодневными походами и боями,

забывали об усталости; они испытывали подъем сил, видя результаты своего

труда.

После залпа батареи отошли на перезарядку в Целину, а на смену им

выдвинулись другие подразделения 14-го дивизиона и 49-го полка. Раздались

новые залпы по скоплениям танков и мотопехоты противника.

Однако общее положение наших войск оставалось исключительно тяжелым.

Противник, наступавший из Мечетинской и Веселого, 29 июля вышел на рубеж

Петровка – Тамбовка – Прощальный. Подвижная группа вынуждена была отойти к

Целине.

Скоро и здесь завязались бои.

Дивизион Москвина был поставлен на оборону дороги Егорлыкская —

Целина, а 49-й и 8-й полки заняли позиции с таким расчетом, чтобы закрыть

подступы к Целине с запада и севера.

Большинство боевых машин вели огонь прямой наводкой. Здесь, на

западной окраине Целины, совершил героический подвиг командир расчета

сержант Гусев. Вражеский танк прорвался к огневой позиции боевой машины.

Сержант Гусев приказал своему водителю развернуться и отходить в тыл. Но

танк мог расстрелять боевую машину, когда она повернет назад. Сержант

Гусев схватил противотанковую гранату и пополз навстречу танку. На пути

оказалось укрытие. Он спрятался в нем. Ждать пришлось недолго. Танк

приближался. Гусев поднялся из укрытия и метнул гранату под танк. Танк был

подбит и остановился. Боевая машина смогла развернуться. Сержант догнал

машину и отошел в Целину.

С большим упорством дрались в Целине воины 8-го и 49-го полков. В

течение нескольких часов не стихали их залпы. Огнем с закрытых позиций и

прямой наводкой гвардейцы на время сдержали врага. Но в полдень новая

значительная группа немецких танков ударила на Целину с северо-востока —

из станицы Пролетарской. Сюда для отражения атаки были направлены

дивизионы 8-го полка.

К этому времени в распоряжении командира подвижной группы остались

только гвардейские минометные части. 176-я стрелковая дивизия, понеся

большие потери и лишившись большей части автомобилей, вынуждена была

рассредоточиться и действовать самостоятельно. Пушечный артиллерийский

полк, недостаточно обеспеченный автомобилями, отстал от «катюш». Вышли из

строя почти все танки, приданные группе.

Оказавшись без поддержки пехоты, подвижная группа стала менее

боеспособной. Но и при этом командир группы считал, что части, находящиеся

в его распоряжении, должны выполнять прежнюю задачу: наносить противнику

контрудары на направлениях его наибольшей активности.

Израсходовав в Целине большую часть боеприпасов и горючего,

гвардейские минометные части начали отходить к станице Средний Егорлык.

Вражеские танки, стремясь уйти из-под огня реактивной артиллерии,

усилили натиск на флангах. В полдень 29 июля разведка донесла, что

немецкие танки развивают наступление в направлении на Развильное и Белую

Глину. Над полками «катюш» нависла угроза окружения... Опасность еще более

увеличилась, когда подвижная группа, несмотря на все предпринятые меры, не

смогла установить связь с соседями: соединения 56-й армии продолжали

поспешно отходить к югу. В довершение всего с ночи 28 июля неожиданно

прервалась радиосвязь со штабом фронта. Создалось критическое положение.

После полудня неожиданно разразился проливной дождь. Степные дороги

размякли. Гвардейские минометные полки стали увязать в грязи.

Командир подвижной группы вырвался вперед и прибыл в Средний Егорлык

до подхода своих частей.

Нужно было принять решение, как действовать дальше.

На окнах хаты, где остановился командир группы, отплясывали последние

капли дождя. Полковник приказал окружавшим его офицерам штаба подготовить

оперативную карту, на которой показать, на каких рубежах подвижная группа

вела с противником бои, где находится сейчас, куда намерена отойти, если

других распоряжений не последует... Сам он сел в стороне и начал писать

донесение командующему фронтом. Он докладывал, что «удары реактивной

артиллерии эффективны. В лоб идти танки боятся...» Но бои последних дней

не прошли бесследно и для полков «катюш». Потери значительны. Из-за

интенсивной огневой деятельности израсходована большая часть боеприпасов и

горючего. На складе, перебазированном в Новоалександровскую, осталось

всего лишь три полковых залпа. Ожидать пополнения неоткуда... Но хуже

всего то, что полки лишились поддержки пехоты. Нет связи с соседями...

Теперь потеряна связь со штабом фронта... А противник наседает с севера;

он обходит слева и справа...

Полковник отложил карандаш, задумался.

Конечно, можно отойти еще южнее и ждать, когда установится связь со

штабом фронта, просить поддержки, прикрытия. Но это значит выйти из боя,

когда еще можно воевать. Нет, это недостойно гвардии! И командир написал

командующему фронтом:

«Если в дальнейшем не будет связи со штабом фронта и соседями, будем

действовать самостоятельно, сообразуясь с обстановкой. Драться будем до

последнего снаряда и последнего литра горючего...»

Закончив донесение, полковник вызвал капитана Бороданкова,

выполнявшего обязанности офицера связи:

– Садитесь в самолет и летите в штаб фронта. Вчера он был в Сальске.

Если уже выехал – ищите в другом месте. Вручите пакет лично командующему,

повторяю, лично!.. Здесь карта и оперативное донесение особой важности...

Полковник коротко изложил содержание документов, объяснил обстановку,

в которой оказалась подвижная группа, и спросил Бороданкова:

– Вам все ясно?

– Так точно, товарищ гвардии полковник.

– Действуйте...

...С тех пор как начались бои на Дону, капитан Бороданков не имел ни

единого часа отдыха. С огневых позиций дивизионов он мчался на командные

пункты стрелковых дивизий, оттуда – в штабы армий и снова в полки... В

районе донских переправ клокотал смерч огня и стали. Вода кипела от

разрывов бомб и снарядов. Бороданков дважды вплавь переправлялся через Дон

и передавал важные приказы командования. Он летал в Батайск, когда туда

уже входили немецкие танки. В последние два дня капитан почти не выходил

из самолета: он поддерживал связь с частями и штабом фронта.

В Средний Егарлык Бороданков прилетел лишь два часа назад; он

разыскивал штаб 56-й армии. Глаза его были усталые от бессонницы, на

молодом лице без времени прорезались морщины... Спать! – это было

единственное его желание; от усталости он едва держался на ногах.

Бороданков прилег на скамейке в штабе. Рядом без умолку трещала машинка.

Прибегали и убегали офицеры связи. Во весь голос кричал телефонист. Под

окном мазанки без конца проносились, урча двигателями, автомобили, но

Бороданков спал. Он лежал, запрокинув голову, беспомощно раскинув руки...

Сейчас ему снова предстоял трудный путь.

Связной самолет взмыл вверх. Время уже было позднее. Небо заволокло

облаками. Густая тьма разлилась, и внизу еле заметными стали хутора,

дороги, сады, балки.

До Сальска еще не долетели, когда летчик, повернувшись к Бороданкову,

указал на неясные огни, возникшие внизу. Там разгорались и гасли зарницы

артиллерийских выстрелов. Взлетали вверх белые, красные и зеленые факелы

сигнальных ракет. Стало ясно: где-то вблизи проходит фронт. Значит, лететь

на север незачем.

Спустились ниже, повернули на юг...

Попробуй в этой тьме найти штаб, который, конечно, маскируется,

скрывается где-либо в глухом селении, а может быть, он еще в пути? Сделать

посадку и расспросить офицеров отходящих частей? Бесполезно: дислокацию

штаба фронта знает ограниченный круг людей.

Различив внизу движущийся транспорт, Бороданков приказывал летчику

снижаться, сам вглядывался, не штабные ли это автомобили. Но там двигались

грузовики, повозки, походные кухни, тягачи. Несколько раз, обрадовавшись,

что внизу явно штабные автомобили, садились, но убедившись в своей ошибке,

вновь поднимались и летели дальше. Иной раз, заслышав шум мотора самолета,

войска открывали по нему огонь, и летчик круто взмывал вверх.

Один из хуторов, возникший внизу, лежал черным квадратом посреди

безликой степи. Он казался совершенно вымершим: ни единого огонька, ни

единой вспышки. Он-то и привлек внимание Бороданкова.

– Садись! – решительно сказал Бороданков летчику.

Сели невдалеке от хутора. Оставив самолет, Бороданков побежал к

строениям. Вскоре он увидел, что навстречу бегут несколько бойцов.

Винтовки наперевес. Кричат:

– Стой! Стой! Кто идет?

Капитан предъявил документы. Бороданкову повезло: его самолет сделал

посадку в том самом населенном пункте, где сейчас находился командующий

Южным фронтом.

Генерал Малиновский вскрыл пакет, развернул карту, что-то начертил на

ней, сделал на полях пометки, вырвал из блокнота листок, быстро написал

несколько фраз и, собрав документы, вызвал своего адъютанта:

– Законвертуйте это и подготовьте для офицера связи командировочное

предписание в штаб Северо-Кавказского фронта. Расскажите, как его найти.

А Бороданкову сказал:

– Добирайтесь как можно быстрее!

Уже светало. Занималась утренняя заря. Лететь было далеко. Хутор,

названный адъютантом, находился в самом нижнем углу карты, едва

уместившейся в планшете летчика. Было непонятно, почему донесение,

предназначенное для генерала Малиновского, нужно теперь доставить

командующему соседним Северо-Кавказским фронтом?

Лишь впоследствии Бороданкову стало известно, что 28 июля 1942 года

последовал приказ Ставки объединить войска Южного и Северо-Кавказского

фронтов. Потеря связи подвижной группы гвардейских минометных частей со

штабом фронта совпала с реорганизацией руководства войсками. К тому же

обстановка на фронте оставалась до предела напряженной; все войска и штабы

находились в движении.

Освещенная утренним солнцем степь лежала внизу бескрайней равниной,

разрисованной зеленью редких садов, белыми квадратами мазанок, золотистыми

полотнами несжатой пшеницы, черными нитями дорог. Вдруг в лучах солнца

появился вражеский истребитель. Летчик его не заметил. Сквозь гул мотора

Бороданков расслышал пулеметную дробь. Впереди полыхнуло пламя. Глазам

стало больно; кожаный шлем показался раскаленной жаровней, обожгло грудь и

руки. Самолет круто накренился. Бороданков открыл глаза и увидел, что в

самолете он один...

Очевидцы потом рассказывали, что они заметили, как на высоте 500 —

700 метров от горящего самолета отделился человек. Он быстро опередил в

своем падении машину. Ждали, что вот-вот раскроется парашют. Но этого не

случилось. Видно, еще в кабине летчик был смертельно ранен.

Бороданков понял, что нужно немедленно вывести самолет из падения. Но

как это сделать, если капитан никогда не управлял самолетом? И медлить

нельзя, иначе все будет кончено!

Летая все эти дни на самолете, Бороданков присматривался, как

управляет рычагами летчик, расспрашивал его о назначении педалей, что

произойдет, если ручку потянуть на себя, что нужно сделать, чтобы самолет

плавно коснулся земли. Тогда он только любопытствовал. Сейчас память

заработала с молниеносной быстротой. Бороданков потянул на себя ручку.

Самолет взмыл вверх! Это принесло уверенность: самолет слушается.

Бороданков стал медленно отжимать ручку от себя, работать педалями.

Удалось! Самолет пошел на снижение. Ударился о землю одним колесом, потом

крылом, немного пробежал и пропеллеров зарылся в грунт... Удар был

настолько сильным, что Бороданкова выбросило из кабины. Только теперь

капитан почувствовал, что на нем горит мундир, тлеет шлем... Он быстро

сбросил с себя мундир, сорвал шлем. Самолет был объят пламенем. Вдруг

Бороданков услышал крики. Со стороны дороги, проходившей поблизости,

бежали два человека. Где-то близко трещал мотоцикл, а дальше на горизонте

виднелись танки. Немцы!.. Бороданков хотел выхватить пистолет, но,

коснувшись обожженными пальцами кобуры, он почувствовал такую сильную

боль, что мгновенно отдернул руку назад. В смятении он отполз в посев

подсолнуха.

Мундир остался у самолета. Немцы уже подбежали к машине, бросились к

одежде... Там был пакет!.. Сделав последнее усилие, капитан все же

выхватил пистолет. Выстрел, второй... Немцы залегли и, отползая, открыли

ответную стрельбу... Несколько минут длилась эта перестрелка. Нет, пакет

он не отдаст! Маскируясь среди подсолнухов, Бороданков пополз к самолету.

Лишь бы спасти пакет! Если потом его не удастся доставить – уничтожить! В

нем судьба нескольких тысяч людей, судьба «катюш» целого фронта...

Вдруг раздались выстрелы с другой стороны... Опять немцы?

К счастью, это были свои. В районе совхоза «Гигант», где упал

самолет, раньше находился полевой аэродром. После отхода наших войск на

аэродроме еще оставалась небольшая команда для уничтожения оставленной

техники. Авиаторы видели приземление самолета. Заслышав стрельбу, они

поспешили на помощь.

Бороданков лежал у самолета.

– Ребята, помогите...

– Видим, – сказал молодой солдат-авиатор.

Капитан с большим трудом положил пакет в карман брюк и хотел

подняться. Но силы уже отказали ему, и он упал на землю. Руки его

обгорели, на лице кожа уцелела только там, где была прикрыта шлемом; в

ожогах были грудь, ноги, спина... Бойцы из аэродромной команды бережно

подняли Бороданкова на руки и понесли к машинам.

– Ребята, у меня срочный пакет. В штаб Северо-Кавказского летел...

Очень срочно... Везите меня туда...

После часа пути остановились на каком-то хуторе. Женщина-казачка

принесла несколько полотенец и сама тут же в кузове вместе с бойцами

тщательно перевязала Бороданкова.

И снова в путь.

Еще один хутор. Над капитаном склонился майор в форме летчика.

– Я комиссар эскадрильи, – назвался он. – Расскажите, что произошло.

– Я не знаю вас, товарищ майор.

– Понимаю, – мягко сказал комиссар. – Вот мои документы.

Он раскрыл перед глазами Бороданкова маленькую книжечку —

удостоверение личности.

Бороданков передал ему пакет.

Комиссар сказал:

– Не беспокойтесь, капитан, все будет в порядке. Полечу на

истребителе. А вы направляйтесь в госпиталь.

Вскоре Бороданков услышал, как поблизости взревел мотор самолета и

звук этот, удаляясь, медленно угас...

Ничего этого не знали в штабе подвижной группы. Там в течение всей

ночи с нетерпением ожидали возвращения офицера связи... Отход наших войск

продолжался. Над полками «катюш» по-прежнему висела опасность быть

отрезанными противником.

Ветер, разгулявшийся по степи, несколько подсушил дороги. Автоколонны

стали продвигаться быстрей. Но двигаться надо было с большой

осторожностью: противник был рядом.

Были высланы боковые дозоры на автомобилях, следовавшие по

параллельным дорогам. Разведчики зорко всматривались в темноту.

Между тем все новые и новые трудности вставали на пути гвардейцев.

В последние три дня авиация противника здесь почти не действовала.

Очевидно, она проявляла активность на Сталинградском направлении, где

назревали решающие события. Но в эту ночь появились самолеты. Вражеские

бомбардировщики прошли на Песчанокопскую. Они подожгли там элеватор.

Багровое зарево по жара было видно за десятки километров. И все это:

неясность обстановки, ночная тьма, пожар в тылу, сырая прохлада и ветер,

пронизывающий насквозь, – действовало на людей удручающе.

На рассвете командир группы принял решение частью дивизионов прикрыть

дороги на Песчанокопскую, а остальные отвести южнее, в резерв.

В Задонских степях довольно часто встречаются посадки акаций – у

дорог, вблизи железнодорожных станций. Наряду с фруктовыми садами они

служили укрытиями от вражеской авиации. Здесь обычно гвардейцы и выбирали

огневые позиции для боевых машин. Дивизионы 8-го и 49-го полков, батареи

14-го дивизиона замаскировали свои машины в нескольких километрах от

Песчанокопской; оборудовали позиции для стрельбы прямой наводкой,

пристреляли рубежи, выслали разведчиков с радиостанциями.

Вскоре на горизонте появились кусты акаций, которых раньше в этом

месте не было... Разведчики присмотрелись. Кусты стали расти,

приближаться. Послышался гул моторов. Танки! Оказалось, и противник стал

маскироваться.

Но вот раздались первые залпы... Поскольку танки наступали

рассредоточенно, гвардейцы вели огонь одной – двумя боевыми машинами, тоже

рассредоточив их на широком фронте. Залпы раздавались то справа, то слева,

то из центра... Потеряв одну – две машины, противник откатывался назад. Но

спустя 10 – 15 минут вновь начинал атаку. Несколько часов длился этот бой.

Только дивизион Москвина отразил одиннадцать атак танков! Рубеж обороны,

занятый гвардейцами, оказался для противника непреодолимым. Тогда немцы

вызвали авиацию. После полудня гвардейцы заметили над своими позициями

разведывательный самолет. Он прошел низко, сделал круг и скрылся в

направлении Ср. Егорлыка. «Теперь жди налета бомбардировщиков», – подумал

командир группы. Оставаться на прежних позициях бессмысленно. Гвардейцы

скрытно стали отходить к Песчанокопской.

Как и следовало ожидать, вскоре появились бомбардировщики. Двадцать

два самолета прошли над посадками акаций, там, где в течение почти шести

часов держали оборону гвардейцы-минометчики. Но вражеская авиация

опоздала. Ей пришлось бомбить... позиции, на которых уже не было ни одной

боевой машины! Лишь к концу бомбардировки фашистские летчики обнаружили

свой просчет. Но появились новые самолеты и, словно стервятники, стали

выслеживать на дорогах «катюши», пикируя и сбрасывая бомбы. Водители

боевых машин маневрировали, маскировались среди посадок акаций. Таким

образом удалось избежать больших потерь.

Танки противника возобновили наступление на Песчанокопскую. Батарею

Бериашвили они настигли в тот момент, когда гвардейцы входили в станицу.

Пришлось отстреливаться. Искусный Глинин ухитрился дать по врагу залп с

короткой остановки. Батареи Павлюка и Сбоева, прикрывая подразделение

Бериашвили, тоже открыли огонь. Но они уже вынуждены были стрелять

одиночными снарядами: боеприпасы были на исходе.

Казалось, батарея Бериашвили погибнет... Еще несколько минут – и

танки приблизятся к «катюшам», откроют по ним огонь из орудий. Но в

критический момент на помощь пришли гвардейцы другой части. По чьей-то

команде (это осталось неизвестным) два мощных дивизионных залпа,

произведенных одновременно, сорвали атаку врага. Воспользовавшись этим,

батарея. Бериашвили оторвалась от противника и ушла без потерь.

Всю ночь на 31 июля радиостанции штаба гвардейских минометных частей

продолжали вызывать радиостанцию штаба фронта. Ответа не было. Лишь на

рассвете связисты-гвардейцы вдруг приняли условный сигнал, которого не

слышали несколько дней. Поступила зашифрованная радиограмма.

«Командиру подвижной группы срочно прибыть к маршалу Буденному». В

радиограмме указывалось, где узнать о местонахождении маршала.

Командир подвижной группы прибыл в штаб Северо-Кавказского фронта. И

здесь он понял, что его пакет дошел по назначению.

Гвардейцы получили помощь. Военный Совет фронта принял решение

отвести подвижную группу на новый рубеж, а тем временем подвезти ей

боеприпасы и горючее. К гвардейским минометным полкам помчались

автоколонны со снарядами и бензином. Военный Совет использовал последние

резервы автотранспортных средств, мобилизовал последние тонны горючего.

Помощь шла тем, кто мужественно сражался на самых опасных направлениях,

кто и сейчас был готов к трудным делам.

И пусть отход наших войск еще продолжался – на всех самых

ответственных рубежах по-прежнему гремели грозные залпы «катюш».

Отойдя в предгорья Кавказа, полки подвижной группы составили основное

ядро гвардейских минометных частей Черноморской группы Закавказского

фронта. И здесь гвардейцы наносили врагу новые сокрушительные удары.

Таково было значение подвига офицера связи гвардии капитана

Александра Бороданкова, гвардейца, рисковавшего жизнью ради выполнения

боевого задания.

Попади пакет в руки врага – гитлеровцы наверняка попытались бы

окружить и уничтожить наши полки «катюш», положение которых в то время

было катастрофическим. Не меньшая опасность угрожала им и в том случае,

если бы помощь запоздала...

Что же произошло с Бороданковым дальше?

Один из офицеров гвардейских минометных частей сообщил в штаб

подвижной группы печальную весть о человеке, выпавшем из самолета. Решили,

что Бороданков погиб... Не стоит винить и его самого, что он не дал о себе

знать...

...Поздно ночью обгоревшего, беспомощного Бороданкова привезли в

Тихорецк. Местный госпиталь уже эвакуировался: приближались немцы.

Бороданкова отправили на вокзал, в санитарный поезд. Выехали в Армавир. В

пути подвижной госпиталь был атакован вражеской авиацией. Прямое попадание

в соседний вагон... Крушение... Взрывной волной Бороданкова сбросило на

пол. Назавтра всех раненых подобрали и отвезли в какую-то станицу.

Разместили их в школе. Но не успели устроиться, как и сюда нагрянули

немцы...

Фашисты учинили над ранеными зверскую расправу. Как Бороданков

спасся? Через окно выскочил в сад, спрятался в яме и пролежал там до

темноты. Ночью пополз по саду, потом через степь к дороге, по которой еще

отходили на юг наши войска. Его подобрали, отвезли в ближайший госпиталь.

Майкоп... Картина та же: госпиталь эвакуируется. Враг продолжает

теснить наши войска. Он рвется к Кавказу... Раненых становится все больше

и больше. Недостает санитарных машин для эвакуации. А на пути преграда —

река Лаба. Желая выиграть время, врачи и санитары перевозят группу раненых

за реку, там оставляют их и едут за другими группами бойцов.

Бороданков на носилках лежит у дороги. Ему очень плохо, как никогда

плохо. Нет сил перенести страшные боли. Во рту все пересохло. Почти

четверо суток он ничего не ел. Но еще страшнее то, что приближается вечер,

а его никто не берет, и нет сил кого-либо попросить о помощи...

Где сейчас живет тот десятилетний смуглый мальчик, оказавшийся тогда

на дороге? Как зовут этого черноглазого кавказца? Бороданков не знает. Но

он его хорошо помнит...

Мальчик, заметив раненого, удивился, что возле него никого нет.

Человек лежал на носилках, прикрытый одеялом. Виднелась белая голова,

перевязанная марлей. Светились только глаза. Все остальное было скрыто под

бинтами. У него был забинтован даже рот.

В глазах Бороданкова мальчик прочитал мольбу о помощи. Но на что мог

рассчитывать капитан? Чем может помочь этот мальчик? Рядом был фруктовый

сад. Бороданкову казалось, что проглоти он хотя бы дольку яблока или

сливу – станет легче.

По одному только взгляду раненого мальчик понял, чего от него хотят.

Он мигом сбегал в сад, принес яблоки и груши. Одно яблоко, особенно спелое

и сочное, он перочинным ножом разрезал на несколько долек. Мальчик думал,

что стоит раненому раскрыть рот и в бинтах обнаружится отверстие. Но он не

знал, что и губы у раненого так обожжены, что их нельзя было оставить

открытыми.

Мальчик попытался осторожно раздвинуть пальцами бинты. Это ему не

удалось. Тогда он отыскал тонкую деревянную дощечку и стал протыкать ею

бинты. Старался делать это осторожно, с тревогой следя за выражением глаз

раненого.

Любое прикосновение в любом месте вызывало нестерпимую боль. Но

Бороданков только мучительно стонал и закрывал глаза. Наконец, дощечка

утонула в бинтах. Но в этом месте бинты окрасились кровью. Бороданков

почувствовал вкус теплой густой влаги. Он думал, что мальчик лишь задел

губу, и оттого пошла кровь. Позже, однако, выяснилось, что рыхлая

обожженая ткань была повреждена так, что образовалась «заячья губа»...

Но даже много лет спустя Бороданков не в обиде на мальчика. Да, он

причинил новые страдания. Но именно маленький кавказец спас его от гибели.

Накормив Бороданкова, мальчик выбежал на дорогу. Шли грузовики, до

отказа нагруженные военным имуществом, шли повозки, кухни, обозы... Но вот

показался легковой автомобиль. Мальчик поднял обе руки, замахал, прося

остановиться.

«Эмка» доставила Бороданкова в Апшеронск. Но и здесь его скитания не

закончились. Трагические события июля – августа 1942 года продолжались.

Немцы стремительно продвигались в предгорья Кавказа... Из Апшеронска

Бороданкова привезли в Туапсе. Назавтра снова в путь... Он не помнит ни

дат, ни всех мест, где его пронесли и провезли. Сочи. Какой-то санаторий.

Операционная. После перевязки снова в путь. Гагры... Непроглядная ночь.

Бомбежка... Бороданков снова лежит на земле. Кругом горы. Тьма. Где-то

близко воют шакалы. Жутко на душе... Затем Сухуми, Тбилиси, Баку,

Красноводск... Везли в трюме грузового парохода, выносили на носилках,

везли на автомобиле, в поезде.

В Ташкенте капитана Бороданкова поставили на ноги. Профессор

Н. А. Богораз сделал ему четыре пластические операции. Полтора года

спустя, под новый 1944 год, Александр Бороданков отправил своей матери

телеграмму в Череповец, куда она эвакуировалась из Ленинграда... Он

сообщил, что едет домой.

На вокзале, когда пришел поезд, пожилая женщина несколько раз прошла

мимо офицера, вышедшего из четвертого вагона и кого-то искавшего. Он стоял

в шинели, шапке, с вещевым мешком за плечами, опирался на палку... Оба

сокрушенно вздохнули: офицер – что его не встретили, женщина – что ее сын

не приехал. Разошлись.

Час спустя Бороданков по адресу нашел дом, где жила его мать.

Вошел... Он опять увидел ту женщину, что встретилась ему на вокзале.

Всмотрелись пристально в глаза и только теперь все выяснилось. После мук

блокады, перенесенных матерью в Ленинграде, ее тоже трудно было узнать.

В 1944 году демобилизованный капитан Александр Бороданков начал новую

жизнь. Работал, учился, болел, снова работал, снова на многие месяцы был

прикован к постели. Но гвардии капитан сумел и теперь выйти победителем.

Экстерном закончил юридический факультет Ленинградского университета и

работает в Ленинграде.

* * *

23 февраля 1959 года бывший гвардии капитан Александр Петрович

Бороданков, инвалид Великой Отечественной войны, был приглашен в

Ленинградский дом офицеров. Огромный зал сиял огнями. Здесь были ветераны

войны – генералы и офицеры, продолжающие свою почетную службу в рядах

армии. Здесь были и люди, давно вернувшиеся к мирному труду. Закончилось

торжественное заседание, посвященное дню Советских Вооруженных Сил. И

вдруг назвали фамилию бывшего гвардии капитана Александра Петровича

Бороданкова. Его попросили пройти в президиум... И вот зачитан приказ

Министра обороны Союза Советских Социалистических Республик. За

безупречную службу и подвиг, совершенный в годы Великой Отечественной

войны, А. П. Бороданков был награжден именными золотыми часами. Под гром

рукоплесканий ветеран войны принял этот дорогой подарок – память о

незабываемых днях июля 1942 года.

Двести дней и двести ночей, то стихая, то вновь разгораясь, длилась

великая Сталинградская битва. Она началась в середине знойного июля и

закончилась в морозное утро начала февраля. Во все эти дни и ночи рядом с