Текст книги "Рассказы про «Катюшу»"

Автор книги: Михаил Сонкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Военный грузовой автомобиль, мчавшийся по Москве, свернул на

заснеженную и пустынную улицу Фурманова. Сугробы баррикадами перекрывали

дорогу, лежали вдоль заборов, возвышались до окон первых этажей зданий.

Грузовик то и дело замедлял ход: передние колеса зарывались в снег, а

задние буксовали.

У подъезда дома № 3/5 автомобиль остановился. Из кабины вышел

подполковник. За ним из кузова выскочили на снег старший лейтенант и

сержант. Удостоверившись в правильности адреса, они вошли в парадное.

Квартира 21. Табличка на дверях... Казалось, чего проще нажать кнопку

или постучать; дверь откроется, и тогда...

– «Здрасте, мы за песней...» Так что ли придется начать? – шутя

проговорил подполковник Дроздов, глава этой необычной делегации.

– Да, нечего сказать, задача, – произнес сержант Калинников,

невысокого роста чернобровый парень.

– А по мне любое поручение – приказ, – сказал старший лейтенант. – И

ничего тут зазорного нет. К тому же песня для фронтовиков...

– Вот ты первый и докладывай, – решительно предложил Дроздов.

– Нет, нет, – возразил старший лейтенант. – Я растеряюсь. Ведь

поэт...

– Ну и что же? – перебил Дроздов.

Разговор прервался неожиданно: подполковник нажал кнопку звонка, и

все мгновенно смолкли.

Дверь открыла немолодая женщина в ватнике и в пуховом платке. На

вопрос, дома ли Михаил Васильевич, она ответила утвердительно и пригласила

пройти в комнату направо.

По тому, как она встретила нежданных гостей, нетрудно было

догадаться, что военные в этой квартире совсем не редкие гости.

...Происходило это в конце декабря 1943 года. В Москву со Второго

Прибалтийского фронта была послана группа гвардейцев-минометчиков. Среди

прочих дел фронтовики имели необычное задание:

– Побывайте у поэта Михаила Васильевича Исаковского и передайте ему,

Что без новой песни нам никак нельзя, – в шутку и всерьез напутствовал

генерал. – Зовите поэта в гости. А если он поехать не сможет, сами

расскажите про наши дела. Но без песни не возвращайтесь.

И вот фронтовики в гостях у Исаковского.

В небольшой комнате, заставленной книжными шкафами, было прохладно.

На плечи Михаила Васильевича накинута шуба. При каждом его движении она

спадала, и ему приходилось вновь набрасывать ее на плечи.

– Нет, нет, не раздевайтесь, – предупредил Исаковский, когда гости

стали искать вешалку. – К сожалению, у нас не тепло.

– Мы привычные, – храбро заметил Калинников и посмотрел на

подполковника. Тот тоже снимал с себя шинель.

– ...Так что об нас не беспокойтесь, – уверенней добавил сержант.

– Если настаиваете, – улыбнулся Исаковский, – пожалуйста.

Разделись. Сели к столу.

– То, что вы с фронта, сам вижу. Но с какого, разрешите узнать?

Все трое переглянулись и облегченно вздохнули: хорошо, что поэт

заговорил первым. Теперь будет легче.

– Второго Прибалтийского...

– На Ригу пойдем! – бойко сказал сержант Калинников, но, встретив

взгляд подполковника, добавил, и на этот раз не столько для поэта, сколько

для своего начальника: – Раз Прибалтийский, значит путь наш к берегам

Балтийского моря, а там Риги никак не миновать.

– Мне нравится эта ваша уверенность, – улыбнулся Исаковский. – А вы

кто будете?

– Командир боевой машины сержант Калинников.

– Должен заметить, что один из наших самых отважных гвардейцев,

командир «катюши», – сказал подполковник.

– Он у нас фрицев подчистую косит и фамилии не спрашивает, —

отрекомендовал старший лейтенант.

Калинников покраснел, встал и неожиданно громко проговорил:

– Товарищ поэт...

Это прозвучало так, словно он обращался к своему командиру полка.

Все рассмеялись. Калинников тоже.

– Очень рад познакомиться с командиром «катюши», – заинтересованно и

тепло произнес Исаковский.

– Так я что... – волнуясь, и на этот раз уже совсем тихо проговорил

Калинников.

– Дело у нас к вам вот какое, – начал подполковник. – Наш генерал от

имени гвардейцев приказал передать вам приглашение приехать на фронт,

чтобы написать новую песню про «катюшу». А то как-то неловко получается.

Называемся мы «катюшечниками», а песня, от которой название пошло, старая,

довоенная... Сами понимаете...

– Я слышал, что на фронте на мотив «Катюши» поют что-то новое, —

сказал Исаковский.

– «Разлетелись головы и туши»? – вмешался Калинников. – Так это ж

пародия!

– А что бы вы хотели?

– Такую, чтоб прямо про нас говорила, чтоб меткая была и серьезная.

Михаил Васильевич остановил взгляд на сержанте и долго, пристально

смотрел на него.

Стало тихо. Фронтовики ждали, что скажет поэт.

– Понимаю, друзья мои. Спасибо за приглашение. Но сейчас, к

сожалению, принять его не могу. Я нездоров. Уже второй месяц не выхожу на

улицу. И вряд ли скоро смогу куда-нибудь поехать. А насчет песни вы

правы...

О том, что по сердцу пришлось

И разговор зашел о том, откуда имя «катюша» пошло.

– Никто приказов на этот счет не издавал, – улыбнулся подполковник

Дроздов. – Если собрать сто фронтовиков и спросить, как, по их мнению, это

случилось, – будет сто разных ответов. Все, впрочем, припомнят, что это

произошло примерно в одно и то же время и что всем одинаково полюбилось

это имя. Думаю, из всех распространившихся версий наиболее правдивая та,

что связывает появление названия оружия с названием вашей довоенной песни.

Говорят, песня, как и человек, имеет свою судьбу: незаметно ее рождение,

но если она по сердцу придется, народ разносит ее по всему свету; она

долго живет. Так случилось и с довоенной песней про Катюшу. Рассказ о

верной любви простой русской девушки к бойцу, который «на дальнем

пограничье» бережет нашу родную землю, тронул сердца, и песня быстро

разнеслась по городам и селам.

Но вот грянула война, в первые же дни на фронтах появилось новое

оружие – реактивное, и случилось то, что и раньше не раз бывало в истории

техники: младенцу не сразу нашли имя. Официально батареи, дивизионы и

полки реактивной артиллерии с самого момента их формирования назвали

гвардейскими минометными частями. Отсюда появилось название «гвардейские

минометы». Странно звучало бы «гвардейская пушка» или «гвардейский

автомат». Но с «гвардейскими минометами» свыклись: во-первых, не было

другого названия, во-вторых, снаряд для новой артиллерии внешне был похож

на мину. Когда же фронтовики увидели эти «минометы» в действии, когда

разнеслась молва об их необыкновенной мощи, официальное название как-то

сразу стало забываться. Почему?

– В самом деле, почему? – оживился поэт. – Рассказывайте, это очень

интересно.

Исаковский вновь поправил на плечах шубу, откинулся на спинку стула и

положил на колени блокнот. Блокнот был открыт, и Дроздов случайно увидел:

там уже есть какие-то записи. «Фрицев подчистую косит», – прочел

подполковник. Это были слова, которые обронил старший лейтенант,

характеризуя Калинникова.

– Нужно вспомнить, в какое время появилось на фронтах наше оружие, —

продолжал подполковник. – Фашисты опустошали советские города и села. Мы

вели трудные бои. Тяжело, очень тяжело было... И вот по фронтам

разнеслось, что в нашей армии появилась какая-то необыкновенная пушка.

Сама она необычная и снаряды непривычные: когда летят – позади остается

длинный огненный след, в темноте они напоминают падающие кометы...

Народная молва разнесла слух, что новая пушка стреляет снарядами, которые,

падая, будто разделяются на несколько других, а те в свою очередь тоже

дробятся, разрываются и сжигают все вокруг.

– Я от одного пехотинца слышал похлеще, – смеясь, вставил

Калинников. – Мы лежали с ним в госпитале. Он уверял, что сам видел, как

наши снаряды, будто магнит, притягиваются к вражеским танкам и подрывают

их!

– Как в сказке, – сказал Исаковский, – а в сказке всегда есть мечта.

– Это верно, – продолжал подполковник. – В дни, когда с фронтов шли

недобрые вести, народ особенно хотел верить: вот развернутся могучие силы,

вот ударят! Отсюда и преувеличения насчет нового оружия. Чем дальше от

фронта, тем больше рассказывалось небылиц. По-своему отозвались

фронтовики. Шипение снарядов при выстреле, долгий рокот разрывов при

одновременном падении сотен этих снарядов, сказочная молва об их силе —

все это в сознании солдат связывалось с чем-то живым, грозным для врага и

милым сердцу нашего фронтовика. Солдат с давних пор называет «подружкой»

свою спасительницу-винтовку, саперную лопатку, котелок...

– «Пушка-подружка», «фронтовая сестра», – заговорили солдаты.

– Вон как сыграла Надюша!

– Эх, и пропела фрицам наша Катюша!..

Каждый называл новое оружие именем, которое было ему по душе. Но

более всего полюбилось имя Катюша – простое, русское, народное имя,

которое все чаще слышалось теперь по радио, в кино и на улицах, в воинских

эшелонах и на прифронтовых дорогах.

Война, разлучившая солдат со своими женами и невестами, еще более

приблизила к сердцу народа образ той Катюши-подружки, которая навсегда

подарила свою любовь другу-солдату.

Так и разнеслось по фронтам:

– «Катюша» стреляет!

– Вон «катюша» горячие гостинцы понесла врагу!..

Подполковник закончил рассказ. Наступило молчание. Поэт задумался об

услышанном. Но вот он встретил ожидающие глаза.

– Понимаю, – сказал он. – Но мне, видимо, к этому рассказу добавить

нечего. Сами догадываетесь: я тут ни при чем. Поэт не властен над своей

песней. Да и кто мог предугадать, что имя героини песни станет именем

нового оружия... Что касается желания ваших товарищей услышать новую песню

про «катюшу», то я его вполне разделяю. Но для этого нужна ваша помощь. Я

еще ни разу не видел боевых машин-«катюш». Не встречал фронтовиков из

гвардейских минометных частей. Боюсь, напишу такое, что потом и обо мне

будете говорить, как о солдате, с которым товарищ сержант в госпитале

встретился, – улыбаясь, закончил Исаковский.

Калинников на какое-то мгновение загрустил. Он был человеком горячего

и непосредственного чувства: открыто говорил о том, что думал. За время

войны привык он и к другому: любое дело, на которое его посылают, —

важное. И не может быть такого, чтобы он, Калинников, его не исполнил!

– Так мы вам поможем, товарищ поэт! – искренне воскликнул сержант.

– На это я и рассчитываю, – быстро и серьезно отозвался Исаковский. —

Давайте договоримся: я буду спрашивать, а вы уж возьмите на себя труд

отвечать. Итак, мы все четверо будем работать над новой песней.

Договорились?..

Среди членов делегации самым старым (не по летам, а по «стажу»)

фронтовиком-гвардейцем оказался Калинников. Он пришел в реактивную

артиллерию еще в первые месяцы войны. Его и попросили рассказать о первом

для него залпе «катюш».

Калинников встал и, поборов смущение, заговорил. Он то задумывался,

вспоминая подробности, то рассказывал быстро, взволнованно. Слушателям

сразу передалась атмосфера тех трудных дней.

Враг наступал. По всей Украине горели хутора. Черные тучи дыма

поднимались к небу. Артиллерия не умолкала. Вражеские атаки следовали

непрерывно. Наши войска отступали, но не сдавали без боя ни одной

позиции... Гвардейский минометный дивизион был вызван для отражения

контратаки противника; немцы сосредоточились в балке, вот-вот

поднимутся... Залп! Снаряды со свистом и шипением понеслись в сторону

гитлеровцев. В балке все затряслось, загудело...

– Там от фашистов только одна химия осталась, – увлекшись, сказал

Калинников.

– Как вы сказали – «химия»?

– Да, химия...

– Метко! – согласился поэт и сделал очередную запись в своем

блокноте.

Долго длилась эта беседа. Вспоминали не только первые дни войны. Речь

шла и о том, как отличились гвардейцы на Курской дуге, когда гитлеровцы

впервые применили против наших войск свои «тигры», как воюют наши

фронтовики сейчас...

Когда прощались, Исаковский сказал:

– Обязательно напишу новую песню. Но как получится – не знаю.

Новая «Катюша»

Поэт исполнил свое обещание.

В январе 1944 года он написал на фронт автору этой книги:

«Выполняю свое обещание и посылаю Вам «Песню про «катюшу». Музыка еще

не написана, но ее обещал написать В. Захаров, после чего песня будет

включена в репертуар хора имени Пятницкого. Когда музыка будет написана, я

попрошу Захарова, чтобы он послал Вам ноты.

Ну, вот пока и все.

Большой Вам привет!..»

...Словно напоминая о старой довоенной «Катюше», автор новой песни

начинал ее такими словами:

И на море, и на суше,

По дорогам фронтовым

Ходит русская «катюша»,

Ходит шагом боевым.

Дальше поэт рассказывал о боевых делах «катюши», о ее силе, как она

«фашистов подчистую косит», «подчистую бьет».

...И фамилии не спросит,

И поплакать не дает.

Налетит «катюша» вихрем —

Чем ее остановить?

И задумал Гитлер «тигров»

На «катюшу» натравить.

Но такие им гостинцы

Приготовила она,

Что осталась от зверинца

Только химия одна!..

Получив текст песни, гвардейцы еще до того, как композитор сочинил

музыку, сами подобрали мотив и с особой гордостью стали распевать уже

совсем «свою», новую «катюшу».

Но вот песня зазвучала по радио. Включенная в репертуар хора имени

Пятницкого, она стала известной на всех фронтах, всей стране, стала одной

из наиболее популярных песен периода Великой Отечественной войны.

Фронтовики-гвардейцы от души поблагодарили поэта. «Уважаемый Михаил

Васильевич! – писали они Исаковскому 17 января 1945 года. – От имени всех

гвардейцев, которым адресована Ваша «Песня про «катюшу», приносим Вам

глубокую признательность...

Рядовые, офицеры, генералы гвардейской артиллерии ждут от Вас новых

песен и стихов, а мы в долгу не останемся!..»

По знойным дорогам Смоленщины на восток отходили обессиленные в

неравных боях советские солдаты. Это были остатки дивизий, которые первыми

приняли на себя удар врага, полки, в которых оставалось по сто штыков,

батальоны, в которых погибли все командиры...

На смену им подходили свежие силы: войска кадровые и вновь

сформированные. Они прибывали с Украины и Орловщины, с Урала и из

Сибири... Шли загорелые, крепкие бойцы. На них были гимнастерки, еще не

коснувшиеся земли, каски, еще не имевшие царапин. Бойцов вели опытные

командиры и комиссары, принявшие боевое крещение еще в знойных песках у

Халхин-Гола и в заснеженных лесах Карелии.

Новые соединения развертывались на рубеже рек Западная Двина и Днепр,

закрывая «смоленские ворота» – кратчайший путь к Москве.

Смоленское сражение, начавшееся в середине июля 1941 г., продолжалось

до сентября. Наши войска нанесли врагу мощные контрудары, особенно под

Ярцевом и Ельней, но под натиском превосходящих сил вынуждены были вновь

отступать. Враг овладел Смоленском. Немецкие танковые колонны устремились

к Москве. Начались самые тяжелые, самые опасные для нашей Родины дни. Это

и были дни рождения «катюш».

* * *

Летний лагерь Московского артиллерийского училища за несколько дней

преобразился. В палаточном городке стало тесно. С 28 июня сюда начали

прибывать курсанты и преподаватели других военных училищ, слушатели

академий, офицеры, отозванные с фронтов и призванные из запаса.

Командировочные предписания сдавали инженеры, связисты, водители

автомашин...

Вокруг лагеря появилась усиленная охрана. Никто не мог войти в лагерь

и выйти из него без специального разрешения.

В первое время было непонятно, в чем дело, почему такие строгие

правила и зачем собраны здесь все эти люди. Но постепенно все выяснялось.

С каждым, кто прибывал в лагерь, беседовали члены специальной комиссии,

назначенной Центральным Комитетом партии. После этого командиров,

курсантов и бойцов вызывали к полковнику, который был начальником

формирования.

– Должен объявить вам, – говорил полковник, – вы будете

минометчиками.

Некоторые удивленно роптали:

– Как? Мы – артиллеристы. Зачем нас переучивать?

Полковник, улыбаясь, отвечал:

– Не пожалеете.

И предупреждал:

– О том, что вы здесь увидите и услышите – нигде ни слова! Вам

оказано большое доверие. Вы получите новое секретное оружие. Оно обладает

огромной силой... Вы подпишете клятву, что даже ценой своей жизни не

допустите, чтобы орудие или снаряд попали в руки врага. Впрочем, слово

«орудие» забудьте. Вам придется иметь дело с артиллерией, которая не имеет

ни ствола, ни лафета. «Орудия» у нас – реактивные установки, или, иначе,

боевые машины. У нас нет еще ни боевого устава, ни полных таблиц стрельбы.

Но все это будет. Как скоро? От вас зависит. Вы идете первыми. Будете

воевать и помогать конструкторам и ученым. Они находятся здесь же, в нашем

лагере.

Командиры и бойцы слушали с большим вниманием. Все было необычным,

неожиданным.

– Наша новая артиллерия создается по решению Центрального Комитета

партии и Советского правительства, – продолжал полковник. – К нам

направляют людей наиболее стойких, готовых достойно выполнить свой долг

перед Родиной. Всем вам будет присвоено гвардейское звание. Это большая

честь!.. Вы знаете, в канун Октября 1917 года в героическом Петрограде

родилась Красная Гвардия. В ее отряды входили наиболее сознательные

революционные рабочие. Это была Гвардия Октября. Потом она составила самое

крепкое ядро Красной Армии. Главным оружием красногвардейцев была

стойкость, преданность революции и народу. У вас, кроме того, будет самое

мощное современное оружие. Вот почему решено, что вы будете новой

советской гвардией.

Люди расходились окрыленные.

Но как выглядят эти новые пушки? Как они стреляют? И что это за

пушки, у которых нет ни стволов, ни лафетов?.. Возникало много и других

вопросов. Однако ждать ответа пришлось недолго. Тут же в лагере личный

состав, отобранный для формирования батарей реактивной артиллерии,

знакомился с устройством реактивных установок. Первыми наставниками

будущих командиров батарей, огневых взводов, боевых машин были сами

конструкторы этого нового оружия. Первые уроки тактики давали офицеры,

работавшие в содружестве с создателями необычной артиллерии.

В ночь с 1 на 2 июля 1941 года 1-я гвардейская минометная батарея

выступила на фронт. Под охраной автоматчиков и зенитчиков она прошла по

затемненным, пустынным улицам Москвы, вышла на Можайское шоссе и

устремилась к Смоленску. В тот же день батарея поступила в распоряжение

командующего 20-й армией.

Некоторое время подразделение дислоцировалось в тыловом районе. Сюда

приезжали генералы и старшие офицеры, чтобы познакомиться с новым

вооружением, созданным советскими учеными и конструкторами в самый канун

войны. Объяснение давали сами создатели этого оружия; они рассказывали о

боевых свойствах реактивных снарядов, о том, в каких случаях огонь этих

снарядов наиболее эффективен.

...На рассвете 15 июля немецкие войска подошли к Орше. Они

намеревались взять этот город с ходу, а затем наступать на Смоленск. Под

Оршей, как и по всему широкому фронту, где развертывалось сражение за

«смоленские ворота», наши войска оборонялись стойко. Они дрались до

последнего патрона и последнего снаряда. К полудню гитлеровцам все же

удалось пробиться к центру города и завязать бой в районе вокзала. Враг

обрушил на нашу пехоту огонь многих артиллерийских батарей, бросил в атаку

танки.

Командующий войсками 20-й армии решил ввести в бой приданную ему

гвардейскую минометную батарею. В 15 часов 30 минут в лесу, примыкающем к

Красненскому шоссе (восточнее Орши), возник гул и рокот. В полуденном

голубом небе появились красноватые, вытянутые в длину языки пламени. Если

бы присмотреться внимательно, можно было заметить и силуэты продолговатых

снарядов, из которых «вытекали» эти огненные струи. Снаряды летели в

сторону Орши. Но вот огни в небе погасли, прошло несколько секунд, и в

районе вокзала поднялись фонтаны земли, дыма и пыли – там почти

одновременно разорвалось восемьдесят реактивных снарядов.

Залп произвела батарея из пяти установок БМ-13, которой командовал

капитан Флеров.

Это и был первый боевой залп советской реактивной артиллерии. Этот

удар оказался для противника поистине как гром среди ясного дня. В самый

разгар боя, когда немцы уже были уверены в успехе борьбы за Оршу, когда

уже смолкла наша ствольная артиллерия, израсходовав все боеприпасы, когда

наши арьергарды уже готовились к отходу, на противника неожиданно

обрушился шквал огня, заставивший его дрогнуть. Все здания вокруг вокзала

загорелись. Словно факелы, вспыхнули немецкие бронемашины, сосредоточенные

на одной из пристанционных улиц. Реактивные снаряды попали и в оставленный

нашими войсками склад боеприпасов. Он взорвался, усилив гул, грохот и

пламя пожаров. Среди фашистских солдат началась паника, многие стали

спасаться бегством... Лишь через полчаса противник смог возобновить

наступление. К этому времени наши арьергарды отошли за реку Оршицу; теперь

важно было задержать противника и на этом рубеже. По просьбе командира

413-го стрелкового полка 73-й стрелковой дивизии командование приказало

произвести батарейный залп по переправе через Оршицу. Гвардейцы быстро

подготовили новый залп и метко накрыли цель. Переправа была уничтожена,

наступление противника и здесь на время задержалось.

Так открылась первая страница боевой летописи советской реактивной

артиллерии...

Вслед за первой гвардейской минометной батареей в июле были

сформированы вторая, третья, четвертая, пятая... Они появились не только

на Западном фронте, но и под Ленинградом и Киевом.

Боевые документы тех дней сохранили для истории отзывы командующих

армиями и командиров дивизий, на участках которых прогремели первые залпы

«катюш».

– Новое оружие высокоэффективно. При массовом применении оно может

оказать войскам большую помощь как в обороне, так и в наступлении.

Фронтовики просили как можно быстрее формировать новые подразделения

реактивной артиллерии.

В начале августа на заседании Государственного Комитета Обороны были

оглашены донесения с фронтов:

– Пленные, захваченные в районе Ярцево (северо-восточнее Смоленска),

свидетельствуют, что, как только раздаются залпы реактивных батарей, среди

солдат противника начинается паника. Спасаются бегством не только те

подразделения, которые оказываются на обстреливаемом участке, но и

расположенные в стороне, на удалении 1 – 1,5 километра.

– В боях под Смоленском залпом реактивной батареи полностью уничтожен

батальон вражеской пехоты.

Конструкторы, создатели нового оружия, офицеры и генералы, которым

было поручено формирование первых подразделений реактивной артиллерии и

управление ими, докладывали:

– Наши батареи обладают высокой маневренностью.

– Залп батареи длится несколько секунд. Хотя рассеивание снарядов

значительное, все же создается плотность огня, достаточная для поражения

неукрытой живой силы.

– Наибольшая эффективность стрельбы достигается при отражении атак и

контратак противника, при уничтожении открытых огневых средств и техники.

Формирование новых частей проходило быстро. Дивизионам и полкам

«катюш» выделяли самую добротную технику – новые автомобили и новейшие

радиостанции, лучшее инженерное имущество и автоматическое стрелковое

оружие. Бойцам и командирам выдавали специальное обмундирование – мундиры.

Наступал день вручения боевой техники. Бойцы и командиры

выстраивались в две шеренги впереди боевых машин. Перед серединой строя

становились командир и комиссар части. Они поочередно вызывали к себе

расчеты боевых машин.

«Клянусь ценой своей жизни охранять вверенную мне боевую технику, —

повторяли гвардейцы вслед за командиром. – Буду умело и бесстрашно

выполнять приказы командования...»

На виду у всего полка артиллеристы подписывали это клятвенное

обещание.

Командование поздравляло гвардейцев с получением оружия. Бойцы и

командиры занимали места на боевой машине и под звуки торжественного марша

проезжали перед строем своих товарищей.

...На фронт уходили все новые и новые дивизионы и полки. Одну группу

таких частей, отправлявшихся на Южный фронт, возглавил Герой Советского

Союза майор (впоследствии генерал) Л. М. Воеводин.

Из Москвы эшелоны прибыли в город Сталино. Отсюда полки своим ходом

направились в район Большого Токмака. Разместились в густых садах колхоза

имени Ворошилова.

Майор Воеводин доложил командующему войсками Южного фронта:

– 2-й и 8-й гвардейские минометные полки прибыли в ваше распоряжение!

– Вы подоспели вовремя, – приветливо встретил гвардейцев

командующий. – Предстоят трудные бои.

Через несколько дней боевое крещение получил дивизион гвардии

капитана Н. В. Скирды.

Никита Скирда – волевой, мужественный фронтовик-артиллерист, уже не

раз бывавший в трудных делах. В реактивную артиллерию он пришел недавно,

но полюбил это новое оружие и поверил в него.

Из колхоза имени Ворошилова дивизион капитана Скирды спешно

выдвинулся на участок 9-й армии. Обстановка на этом участке была трудная.

Немцам удалось форсировать Днепр и занять Большую Белозерку. Сейчас они

шли на Малую Белозерку. Противник рвался на юг, чтобы запорожскими степями

выйти через Мелитополь к Азовскому морю и отрезать наши войска,

оборонявшие Крым.

Войска 9-й армии отстаивали каждую пядь земли. Но у противника было

больше авиации, больше танков, больше артиллерии, больше пехоты.

Гитлеровцы наступали.

Дивизион Скирды подходил к фронту. Раненые пехотинцы, отходившие в

тыл, глядя на автомобили, покрытые чехлами и напоминавшие понтоны,

удивлялись:

– Это немцам, что ли, в помощь подвозите? Чтобы им легче было

перебраться через Днепр? – зло, в отчаянии спрашивали Скирду раненые. —

Пушки нужны, а не ваши понтоны! Какой такой начальник распорядился?

О «катюшах» на Южном фронте слышали все, но какие они – еще никто не

знал.

Скирда – горячий человек. Он готов был в три голоса кричать: «Да не

понтоны у нас, а пушки». Но вспоминал клятву, данную в летнем лагере под

Москвой, вспоминал, что он гвардеец, и мягко, чтобы не обидеть раненых,

отвечал:

– Зря, друзья, сердитесь... Обождите, скоро узнаете, что за «понтоны»

встречали.

Дивизион сосредоточился в самом центре Малой Белозерки, за оградой

церкви. Вокруг церкви высокие деревья. Под ними и расположились заряженные

боевые машины. Гитлеровцы продолжали наступление. Они шли на Малую

Белозерку густыми цепями, во весь рост. До окраины станицы оставалось

километра два.

– Медлить нельзя! Дайте дивизионный залп! – приказал командарм майору

Воеводину.

Начальник оперативной группы держал связь с дивизионом Скирды по

радио.

– Произвести пристрелку! – распорядился Воеводин.

В сторону противника полетели два снаряда... Еще минута – были учтены

поправки, подготовлены новые данные, и вот уже на атакующие цепи

противника обрушился залп из нескольких сотен снарядов... Результат

оказался ошеломляющим! Степь, поросшая бурьяном и перекати-полем, высохшая

под знойным августовским солнцем, вдруг вся заполыхала огромным пожаром:

огненный вал прокатился по земле и поднялся в высоту. Полетели клубы

черной земли, взлетел пепел, загорелись на лету сухие стебли

перекати-поля... Десять, пятнадцать, двадцать минут кипел, клубился, висел

над степью огненно-черный смерч. Потом водворилась тишина – необычайная,

долгая. Она сначала казалась такой же грозной, как несколько минут назад —

гул и грохот разрывов. Но вот тишина нарушилась. В степи родилось и

хлынуло, перекатываясь и все отдаляясь, неудержимое долгое «ура».

– Пошли! Пошли! – обрадовались наши гвардейцы и вновь стали заряжать

боевые машины.

– Вот вам и «понтоны»! – улыбнулся Скирда, вспомнив разговор с

ранеными.

Гитлеровцы потеряли только убитыми не менее трехсот солдат и

офицеров. А уцелевшие, но ошеломленные столь неожиданным ударом, бросились

бежать к Большой Белозерке...

Впервые за долгие дни мучительного отступления войска 9-й армии сами

поднялись в атаку. Они продвинулись на 10 – 12 километров вперед, а

отдельные полки достигли даже восточных окраин Большой Белозерки... Наши

бойцы еще толком не знали, какая сила вызвала в степи огненный смерч,

заставивший врага отступить. Но они знали: это оружие родной Советской

Армии, оно послано им в помощь. И вот результат – они идут вперед!

Вечером командующий армией решил атаковать Большую Белозерку.

Наступлению пехоты должны были предшествовать залпы «катюш». Но майор

Воеводин получил приказ немедленно отправиться в район Васильевки. Там

противник форсировал Днепр, создалось еще более угрожающее положение. 2-й

и 8-й гвардейские минометные полки выступили к Васильевке.

Кто не читал знаменитых повестей Н. В. Гоголя о былях и небылицах,

услышанных великим писателем в долгие вечера на хуторе близ Диканьки?

Нечто фантастическое и вместе с тем совершенно реальное произошло в один

из вечеров на тех же хуторах в конце сентября 1941 года, когда шли самые

тяжелые бои на Полтавщине.

Под Диканькой оборонялись воины 14-й кавалерийской дивизии. В течение

многих дней они отражали атаки врага. Гитлеровцы бросали на спешенные

кавалерийские подразделения танки и авиацию, обстреливали наши боевые

порядки шквальным артиллерийским и минометным огнем, вели наступление с

фронта и с флангов, просачивались в тыл.

На помощь кавалеристам прибыл 4-й гвардейский минометный полк. Первым

боевую задачу получил дивизион под командованием гвардии майора Худяка.

Ранним вечером гвардейцы сосредоточились на одном из хуторов близ

Диканьки и скрытно установили свои боевые машины возле хат, в садах, у

заборов.

Командир дивизиона занял наблюдательный пункт на крыше одной из хат.

Гвардейцы зарядили боевые машины.

Гитлеровцы накапливались в оврагах и балках. Наши кавалеристы

готовились встретить очередную атаку врага – двенадцатую за сутки!

Утомленные многодневными боями, они с тревогой ожидали новых событий.

И вдруг случилось необычное. Позади цепей кавалеристов небо мгновенно

осветилось ярким заревом. Возник гул и свист. Он прокатился над головами

кавалеристов, раздробился, но уже далеко впереди, в стане врага. Там

кверху поднялись клубы дыма, перемешанного с землей.

Кавалеристы еще не понимали, что это такое. Даже удивились:

артиллерия – не артиллерия, бомбы – не бомбы... А может, та самая

«катюша», о которой идет молва?.. Но раздумывать было некогда. Когда

рассеялся дым, разведчики, к немалому своему удивлению, обнаружили, что

овраги, где только что накапливались гитлеровцы, почти пусты. На

противоположных склонах валяются трупы вражеских солдат, горят

бронетранспортеры и грузовики. А дальше, все удаляясь, исчезают в сумерках

толпы бегущих гитлеровцев.

И повторилось то, что было несколько дней назад под Малой Белозеркой.

Наши воины сами поднялись и пошли в атаку.

Залп «катюш», оказавшийся столь неожиданным для обеих сторон, внес

решительную перемену в ход боя.

Гвардейцы 4-го полка сражались бок о бок с кавалеристами в течение

пяти суток. Вместе с наиболее маневренными эскадронами они выходили на те

участки, где складывалась наиболее трудная обстановка.

Вечером 1 октября полк получил приказ отправиться на другой участок

Юго-Западного фронта. В подразделениях и штабе уже заканчивались