Текст книги "Рассказы про «Катюшу»"

Автор книги: Михаил Сонкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

глубоких сумерек не стихали разрывы реактивных снарядов. Командиры

батарей, взводов, боевых машин отрабатывали новый для реактивной

артиллерии вид стрельбы...

С 28 июня развернулись самые трудные сражения летней кампании 1942

года. В степях Украины, Нижнего Поволжья и Дона, в горах Кавказа противник

попытался взять реванш за поражение, понесенное минувшей зимой на снежных

полях Подмосковья.

Во второй половине июля немецко-фашистские войска развили наступление

на Ростов. Дивизион гвардии капитан-лейтенанта Москвина сосредоточился в

Северном поселке близ города. 23 июля командира дивизиона вызвали к

командующему артиллерией 56-й армии.

– Фронт прорван, – сказал командующий. – Вам надлежит немедленно

занять огневые позиции в районе аэродрома. Быть готовыми к отражению атак

танков.

Москвин выслушал приказ и достал карту, чтобы нанести сведения о

противнике. Но генерал предупредил:

– Все данные уточните на месте. Обстановка все время меняется. А в

общем положение следующее... Фронт прорван, – повторил генерал, давая

понять, насколько серьезна обстановка. – 1-я танковая армия немцев частью

сил наступает на Ростов. Севернее Красного Крыма уже замечены танки

противника. Они продвигаются на юг. В Красный Крым посланы три

артиллерийских полка. Вы пойдете к ним на поддержку. Если будет туго, мы

вовремя снимем вас и отведем за Дон. Действуйте!

– Есть! – ответил Москвин.

– Обстановку уточните на месте, – еще раз предупредил генерал.

Москвин поспешил в дивизион.

Из штаба армии Москвину предстояло проехать несколько километров на

восток – до Северного поселка. Несмотря на то что путь был недолгий, да и

шофер гнал старую «эмку» на предельной скорости, Москвин успел во всех

деталях обдумать план предстоящих действий.

Изучая карту и наблюдая за местностью, он пришел к выводу, что по

этой же дороге (но в обратном направлении) можно будет провести дивизион к

улице Буденного, пересечь железную дорогу и там, где начинается шоссе,

ведущее в Красный Крым, занять огневые позиции. Это недалеко от аэродрома.

Москвин решил две батареи поставить справа от шоссе, а одну, батарею

Бериашвили, – слева, у самого аэродрома. Если позволит обстановка, эту

батарею можно продвинуть вперед, севернее противотанкового рва,

прикрывающего подступы к Ростову.

Приблизившись к Северному поселку, Москвин понял, что осуществить

намеченный план будет нелегко. В вышине прошли три немецких

бомбардировщика. С ревом и свистом полетели вниз бомбы. Послышались

взрывы...

– Неужели по дивизиону?.. Если немцы нащупали его, то не отстанут.

Москвин на полном ходу въехал в поселок. Да, прямое попадание в

боевую машину. Есть убитые и раненые... Врач, фельдшер, санитары бросились

на помощь.

Медлить было нельзя. Отдав нужные распоряжения относительно раненых и

убитых, Москвин вызвал Бериашвили.

Старший лейтенант Давид Бериашвили, или Дидико, как ласково называли

его друзья, был одним из самых отважных и уважаемых воинов в дивизионе.

Под стать командиру были и его подчиненные, как и он, молчаливые,

несколько угрюмые, но в делах горячие. Командиры боевых машин Глинин и

Гусев, разведчик Шустров еще со времени боев под Москвой славились своей

отвагой.

– Батарее следовать в район аэродрома, – приказал Москвин. – Вот

здесь у дороги, – он показал точку на карте, – оставить часть людей и

оборудовать запасные позиции. Боевые машины вывести севернее

противотанкового рва. Там занять основную позицию, хорошо окопаться.

Подготовить аппарели для стрельбы прямой наводкой. Впереди вас к Красному

Крыму пойдут две разведывательные группы – младшего политрука Абызова и

главстаршины Шустрова. Держите с ними связь.

Батарея Бериашвили немедленно двинулась в путь. Опережая ее, на

грузовиках с радиостанциями выехали разведчики.

Абызов и Шустров не раз ходили на опасные и трудные дела. Поэтому,

инструктируя их, командир дивизиона говорил лишь об обстановке и сигналах

для связи. Разведчики понимали Москвина с полуслова.

Вслед за боевыми машинами Бериашвили в район аэродрома направились

две другие батареи... Предчувствие Москвина оправдалось. Как только

дивизион оказался в пути, на горизонте появились немецкие

бомбардировщики... Пять... Десять... Пятнадцать... Они шли широким

фронтом, прочесывая степь. Самолеты бомбили войска, отходившие к Ростову.

Москвин приказал дивизиону рассредоточиться. Вокруг была голая степь.

Лишь местами виднелись поля подсолнухов – «защита» явно ненадежная; для

маскировки – места тоже не подходящие. Но другого выхода не было. Боевые

машины рассеялись среди подсолнухов. Гвардейцы залегли и стали ждать...

Дивизиону была придана зенитная батарея 37-мм автоматических пушек.

Зенитчики заняли огневую позицию рядом с боевыми машинами.

Не меняя курса, немецкие самолеты прошли над гвардейцами. Но

фашистские летчики, видимо, не заметили наших «катюш» и ни одной бомбы не

сбросили.

– Пронесло! – облегченно вздохнул Москвин.

Но как только гвардейцы возобновили марш, на горизонте вновь

появились немецкие самолеты.

Три бомбардировщика, отделившись от своей группы, развернулись над

батареей Бериашвили и, снизившись, сбросили бомбы. Гвардейцы открыли

стрельбу из автоматов, ружей, пистолетов... Заработали автоматические

зенитные пушки.

В продолжение двух часов вражеские самолеты появлялись группами с

интервалами в десять – пятнадцать минут. Гвардейцы приспособились к этой

тактике вражеской авиации и продолжали выдвигаться на огневые позиции

своеобразными «перебежками». Как только «юнкерсы» уходили, «катюши», все

еще рассредоточенные по степи, на полном ходу мчались вперед и

останавливались к моменту нового появления вражеских самолетов...

Москвин еще был в пути, когда севернее Ростова, километрах в шести от

него, в степи вдруг возник знакомый гул залпа. «Стреляет Бериашвили» —

понял командир дивизиона. «Но почему так скоро?» Москвин не ожидал, что

Бериашвили будет вынужден с ходу вступить в бой. И куда он ведет огонь? По

Красному Крыму? Туда еще утром ушли три наших пушечных полка. Неужели

противник их смял и уже достиг Красного Крыма?

Командир дивизиона помчался к Бериашвили.

Над степью висели густые облака пыли. Москвин ехал навстречу войскам,

продолжавшим отступать к югу, за Дон. Шли разрозненные полки и дивизии,

потерявшие большую часть своего личного состава и тяжелого вооружения.

Тылы были настолько дезорганизованы, что пехота отходила почти без

патронов, автомобили сжигали последние килограммы горючего... Подобное

Москвин видел только летом сорок первого года на дорогах Смоленщины. «Кто

же будет защищать Ростов?» – невольно спрашивал себя Москвин. Он знал, что

наше командование задерживает у Дона части и подразделения, которые ранее

успели оторваться от противника и привести себя в порядок. Одновременно к

северу выдвигаются некоторые резервные части. Но смогут ли эти

малочисленные войска сдержать противника настолько, чтобы выиграть время,

необходимое для создания обороны на левом берегу Дона?.. Москвин понимал,

что его гвардейцам предстоят трудные дела: на Ростов идут танковые и

мотомеханизированные дивизии врага, их удары стремительны, опасность

столкновения с ними велика... Но Москвин верил: его люди, закаленные еще в

боях под Москвой, знающие силу своего оружия, и на этот раз проявят

стойкость, достойную Советской Гвардии.

Бериашвили встретил своего командира, как встречал всегда во время

боя, доложил несколько громче обычного, несколько лаконичнее и

взволнованнее:

– Товарищ гвардии капитан-лейтенант! Произведен батарейный залп по

северной окраине Красного Крыма. Цель – танки.

Москвин выслушал рапорт, спокойно переспросил:

– Танки? Кто давал указание открыть огонь?

– Командир стрелковой дивизии. Его части стояли севернее Красного

Крыма, а теперь отходят к Ростову.

– Понятно. А где артполки, выдвинувшиеся к Красному Крыму?

– Их не слышно, товарищ гвардии капитан-лейтенант.

Это осталось загадкой до самого конца труднейшего боя за Ростов.

– Что докладывает наша разведка?

– Группа Шустрова по-прежнему находится в районе Красного Крыма. Но

сведений пока нет. Абызов действует левее. Там пока спокойно...

Надо было считаться с возможностью прорыва танков непосредственно на

огневые позиции батареи. Москвин распорядился выслать дополнительную

разведку, выдвинув ее на два – три километра вперед и поддерживая с ней

связь по радио. Взводу боепитания он приказал развезти снаряды по запасным

позициям.

Батареям Павлюка и Сбоева командир дивизиона дал указание

остановиться южнее противотанкового рва.

Москвин не успел еще отдать все распоряжения, как со стороны Красного

Крыма показался грузовой автомобиль.

– Это главстаршина Шустров, – сказал Бериашвили.

Автомобиль остановился перед командиром дивизиона.

– Немецкие танки прошли Красный Крым, идут на Ростов, – доложил из

кабины главстаршина. Водитель, сидевший рядом, помог Шустрову открыть

дверцу.

– Вы сами видели? – спросил Москвин, не подозревая, что случилось.

– Сами, товарищ гвардии капитан-лейтенант. – Вот отметка. – И

Шустров, превозмогая боль, показал свою спину. Гимнастерка и тельняшка

были изорваны. Из открытой раны на спине сочилась кровь.

Разведчики, прибывшие вместе с Шустровым, пояснили, что близ Красного

Крыма они столкнулись с авангардом немецких танков и были обстреляны.

– Понятно, – стараясь сохранять хладнокровие, проговорил Москвин. —

Шустрову отправиться в госпиталь. Батарее готовиться к бою. Зарядить

боевые машины!

И вот уже со стороны Красного Крыма явственно донесся гул танков.

Москвин принял решение открыть по ним огонь. Он запросил разведчиков,

находившихся впереди, уточнил местоположение целей, указанных группой

Шустрова, и приказал Бериашвили методически повторять залпы одной – двумя

установками:

– Создадим видимость, что нас тут много, – сказал Москвин.

В течение получаса батарея Бериашвили почти не смолкала. Она вела

огонь по Красному Крыму, изнуряя противника и мешая ему сосредоточиться.

Около 17 часов на фронте в районе Красного Крыма вдруг наступила

тишина. Смолк гул танков; не появлялись больше вражеские самолеты.

Противник, очевидно, решил подтянуть силы для решающего броска к Ростову.

Москвин приказал Вериашвили прекратить огонь, но оставаться на месте.

Сам поехал к двум другим батареям, расположившимся полтора – два километра

южнее противотанкового рва.

Вечерело. В батареях Павлюка и Сбоева командир дивизиона увидел

знакомую картину. Гвардейцы, обнажившись по пояс, рыли аппарели для боевых

машин и ровики для боеприпасов. Блестели на солнце заступы, с хрустом

врезались они в высохшую, твердую, как камень, землю.

Позади, в нескольких километрах, виднелся Ростов. Он был в дыму

пожаров. Немецкие самолеты продолжали бомбить жилые кварталы, переправы

через Дон и войска, скапливавшиеся вдоль берега... Здесь же, севернее

Ростова, стало заметно стихать. Прошли главные силы отступающих войск.

Окопались, заняли оборону наши части прикрытия. Обойдя позиции гвардейцев,

залегли бойцы, вооруженные противотанковыми ружьями. Туда же на север

прошли и две зенитные батареи, которые тоже получили приказ быть готовыми

к борьбе с танками...

Приближались решающие часы сражения за Ростов.

Около 19 часов к Москвину приехал офицер связи из штаба артиллерии

56-й армии и передал приказ: в случае прорыва немецких танков действовать

по своему усмотрению, при необходимости отойти за Дон.

Стало темнеть. Москвин занял наблюдательный пункт, оборудованный на

высотке, проверил радиосвязь с Бериашвили и разведчиками, находившимися

впереди.

– Доложите обстановку! – приказал командир дивизиона младшему

политруку Абызову.

– Немцы подтягивают танки, – отозвался командир группы разведки. —

Слышу нарастающий гул.

– Ясно. Через десять минут доложите снова.

Но еще раньше этого срока в наушниках послышался голос младшего

политрука Абызова.

– Танки подходят к моему ПНП... Ориентируйтесь!

Москвин запросил Бериашвили:

– А что вам видно?

– Идут, дьяволы! – выругался Дидико. – Идут, как на параде!

Развернутым строем, весь горизонт закрыли.

– Сколько их?

Разгоряченный Дидико на время потерял самообладание:

– Товарищ гвардии капитан-лейтенант, да что вы меня допытываете?

Давайте команду!

Командир дивизиона по голосу в радионаушниках понял подлинное

настроение Бериашвили. Он мягко сказал:

– Спокойно, Дидико, спокойно...

Дело в том, что именно в этот момент на горизонте вновь появились

немецкие самолеты. Нужно было принять решение: открывать огонь всем

дивизионом или побатарейно. Была опасность, что по трассам летящих

снарядов авиация противника сможет обнаружить местоположение батарей, и

тогда гвардейцам не сдобровать: самолеты разбомбят дивизион раньше, чем он

сможет нанести какой-либо вред противнику.

Но вот в радионаушниках снова послышался голос Абызова:

– Прошу огонь на меня!

Теперь уже и с наблюдательного пункта Москвин увидел, что противник

бросил в бой большое число танков.

Пришлось рисковать, рисковать так же, как рисковал Абызов, вызывая

огонь на себя.

Москвин мысленно простился с разведчиками и приказал всем трем

батареям произвести залп по району расположения наблюдательного пункта

Абызова.

Разрывая сумерки, взметнулись вверх и понеслись над степью яркие

длиннохвостые факелы. Свист и скрежет снарядов заглушили гул вражеских

самолетов, летевших к Ростову. Еще несколько мгновений – и вот уже

впереди, там, где стали падать снаряды, все затряслось, глухо зарокотало,

будто забили гигантские молоты, которым под силу все перемешать и сплющить

под собой. Но не успел стихнуть первый залп, как Москвин приказал

подготовить второй, при этом перенести огонь в глубину.

Прошло несколько минут. И снова в трех местах, где стояли батареи,

взметнулись языки пламени, словно огненная масса из трех гигантских ковшов

брызгами рассеялась по всему небосклону.

После двух залпов разведчики подсчитали, что горят одиннадцать

фашистских танков. Это ободрило гвардейцев. Еще бы! Одиннадцать

поврежденных машин на двенадцать стреляющих установок. Неплохой результат!

Залпы гвардейцев заставили врага на время рассредоточиться. Но силы

были слишком неравные. На Ростов наступало не менее двухсот танков. Чтобы

противостоять этому натиску бронированных машин, нужны были мощные

противотанковые средства. Под Ростовом у нас их было недостаточно.

Противник, почти не задерживаясь, прошел рубежи, занимаемые батальоном ПТР

и нашими зенитными батареями. На юг стали откатываться наши стрелковые

части...

Гвардии капитан-лейтенант Москвин приказал батарее Бериашвили отойти

южнее противотанкового рва и рассредоточиться перед огневыми позициями,

подготовленными гвардейцами Павлюка и Сбоева. Две другие батареи он также

отвел южнее с задачей быть готовыми оказать помощь Бериашвили.

По всей степи был слышен скрежет стальных гусениц танков. Казалось,

по земле перематывается бесконечная тяжелая цепь. Скрежет все нарастал,

приближался.

Москвин вызвал к себе Бериашвили и командиров его боевых машин:

– Действовать самостоятельно! – приказал он. – Каждому командиру

сделать пробные выезды на огневые позиции, пристрелять противотанковый ров

и по обстановке выходить на стрельбу прямой наводкой. По сигналу зеленой

ракеты отходить к югу. Сборный пункт у шоссе.

...Старшина второй статьи Глинин вместе со своим водителем прошел к

месту, где находились аппарели, подготовленные для стрельбы прямой

наводкой. Стало уже совсем темно. Надо было подготовить свои ориентиры.

Глинин и водитель расставили колышки-вехи, обозначив ими рубеж, до

которого они доедут, место, где водитель затормозит, где остановится для

стрельбы и где развернется, чтобы отойти на перезарядку. После этого они

совершили пробный выезд, пристрелялись и, возвратившись, стали ждать.

Впереди, в темноте, черным жгутом вился противотанковый ров. Глинин

всматривался в темную даль степи, определяя, насколько приблизились

немецкие танки. И вот уже четко обозначилась траектория трассирующих

снарядов. Немцы начали обстрел рва, ожидая, очевидно, встретить там наши

противотанковые орудия.

Боевая машина Глинина была уже заряжена.

– Всем уйти в укрытия! – приказал старшина. – А мы с тобой, Ванюша

(так звали водителя), в путь, – по-дружески закончил Глинин.

Оба заняли места в кабине: Глинин – у прибора управления огнем,

водитель – у руля.

Машина быстро набрала скорость и скрылась в темноте.

Вражеские снаряды ложились совсем рядом. Но теперь уже ничто не могло

остановить ни Глинина, ни его товарища. Они выехали на огневую позицию в

тот самый момент, когда передовые танки уже подходили ко рву.

Достигнув огневой позиции, Глинин скомандовал водителю:

– Стой!

Тот сбросил газ, остановил машину, но двигатель не выключил. Теперь

дорога была каждая секунда.

Глинин включил рубильник и, крикнув в сердцах: «Эх, мать, степь

донская!» – произвел залп.

Шестнадцать снарядов, один за другим, со свистом и страшным шипением

сорвались с направляющих... Собственно, все это было привычным. Любой залп

происходит таким же образом. Но впервые Глинину пришлось стрелять на виду

у противника, притом на расстоянии, не превышавшем 1200 – 1300 метров.

Как только снаряды сошли с направляющих, водитель включил скорость и

повел машину в тыл. Глинин тем временем высунулся из кабины, чтобы

посмотреть, что происходит у противотанкового рва. Снаряды уже

разорвались, и в местах их падения возникли красные, с клубами черного

дыма огни. Вот один такой факел, вот второй... Глинин понял: он поджег два

немецких танка... Другие, на время остановившись, открыли бешеную

стрельбу. Видимо, они искали «катюшу», так дерзко обрушившую на них

смертоносный огонь... Но напрасно! Боевая машина Глинина уже скрылась, и

снаряды то не долетали до нее, то ложились в стороне.

– Эх, мать, степь донская! – повторил свою веселую присказку Глинин.

Его машина остановилась. Он первым выскочил из кабины, и трудно было

узнать в нем прежнего молчаливого и медлительного старшину второй статьи.

– Ну, как? – бросились ему навстречу товарищи из боевого расчета.

– Разве отсюда не видать? – с достоинством вмещался водитель.

– Полно разговаривать! Заряжай! – скомандовал Глинин. Он вновь был

готов к делу.

Командир боевой машины решил еще раз выйти на прямую наводку.

– Товарищ старшина, может, теперь кому другому поехать? – спросил

кто-то из темноты.

Но Глинин и слушать не хотел:

– Сам пойду, – ответил он тоном, не терпящим возражения.

И снова сел в кабину.

Где-то справа тоже возникло знакомое шипение реактивных снарядов. И

вот уже летят они в высоте... Прошло с полминуты, и снаряды появились

слева, затем еще справа и дальше по фронту... Это открыли огонь другие

«катюши» из дивизиона Москвина.

– Быстрей! – скомандовал Глинин водителю.

Несколько минут спустя Глинин произвел второй залп.

В течение всей этой трудной памятной ночи «катюши» Москвина вели

огонь почти непрерывно. Рассредоточившись на широком фронте, все три

батареи вступили в борьбу с немецкими танками. Подразделения Павлюка и

Сбоева стреляли с закрытых позиций, а гвардейцы Бериашвили, подобно

Глинину, в продолжение многих часов до самого рассвета выходили на трудные

поединки, встречаясь с врагом лицом к лицу...

Там, где сражались гвардейцы, враг не прошел. Он преодолел

противотанковый ров в другом месте, и только тогда Москвин приказал дать

сигнал зелеными ракетами. «Катюши» стали отходить, но при этом они то и

дело останавливались и в упор расстреливали немецкие танки.

Вражеский снаряд повредил боевую машину, командиром которой был

старшина второй статьи Ампилов. Что делать? Ампилов приказал своему

расчету занять круговую оборону, а одного матроса послал в тыл, чтобы он

привел какую-нибудь машину: возможно, удастся взять установку на буксир.

Но этот план не удался. Танки противника приближались. Тогда Ампилов

зарядил подбитую боевую машину, пристрелял участок и, когда вражеские

танки приблизились, произвел залп... В предрассветной степи вспыхнул еще

один факел.

Расчет Ампилова продолжал защищать подбитую машину. Лишь когда был

ранен командир и стало ясно, что вывести боевую машину не удастся, ее

взорвали.

К рассвету бой не стих, он только переместился ближе к Ростову, а

затем и на окраины города.

Утром гвардейцы узнали о судьбе Абызова и его разведчиков. Они

настолько хорошо замаскировались и окопались, что остались не замеченными

противником. Разведчики уцелели и после залпа, вызванного ими на себя.

Ночью, скрытно, Абызов и его товарищи вошли в Ростов и присоединились к

дивизиону.

К переправе через Дон батареи Москвина подходили одновременно. Все

улицы Ростова были запружены людьми, машинами, повозками, лошадьми. На

дорогах, ведущих к реке, образовались «пробки». Они растянулись на

полтора – два километра... Город был объят пожарами. Над переправами все

еще висели вражеские самолеты.

Гвардейцы с трудом пробились на улицу Энгельса, а затем по

переулкам – к реке. По понтонному мосту боевые машины и грузовики

переправились сначала на Зеленый остров, возвышающийся посреди Дона, а

затем на южный берег реки.

К пяти часам утра переправа дивизиона закончилась.

...Возле Батайска группу гвардейцев-моряков остановил генерал,

командующий армией. Он ехал в машине и, увидев на дороге реактивные

установки, покрытые чехлами, приказал остановить колонну.

– Какой дивизион? – спросил он.

– Четырнадцатый отдельный гвардейский Ставки Верховного

Главнокомандования Красной Армии!

– Моряки? – уточнил командующий.

– Так точно.

– Под Ростовом хорошо дрались. Молодцы! Передайте это всему личному

составу.

– Служим Советскому Союзу! – отозвался гвардии лейтенант Бескупский,

старший в группе.

Командующий уже хотел ехать дальше. Но Бескупский приложил руку к

фуражке:

– Товарищ генерал, разрешите доложить: вы, может быть, прикажете

письменно передать вашу благодарность?

Командарм улыбнулся:

– Письменно? Разве так не поверят? – Он раскрыл полевую книжку и

крупно, размашисто написал:

«Командиру дивизиона тов. Москвину, комиссару тов. Юровскому.

Приветствую весь славный 14-й гвардейский минометный дивизион. Свои задачи

вы решили героически. В боях за Ростов дивизион истребил немало фашистской

нечисти... Еще раз приветствую славных гвардейцев...»

Закончив, генерал передал записку Бескупскому:

– Теперь вам поверят?

– Так точно, товарищ командующий!

Летом 1945 года, возвратившись с фронта в Ленинград, я стал

разыскивать Александра Петровича Бороданкина. Мне хотелось написать о нем

многое. Собственно, многое я уже знал. Можно было довольно подробно

рассказать о том, как вел себя молодой офицер в тяжелые дни нашего

отступления летом 1942 года... Но в самом важном месте повествования мне

волей-неволей пришлось бы поставить многоточие. Именно здесь начиналась

удивительная загадка...

...Офицер связи летел со срочным пакетом. Люди видели, как его

самолет, объятый пламенем, упал на территории противника. В воздухе от

самолета отделилась фигура человека и камнем рухнула на землю. И все же

пакет дошел по назначению. Каким образом? Раскрыть эту тайну мог только

сам герой... Как его найти? И жив ли он?

В Ленинградском адресном столе мне назвали несколько Бороданкиных. Но

это были даже не родственники человека, которого я искал.

Прошло тринадцать лет. Как-то вновь просматривая свои фронтовые

записи, я вдруг обнаружил, что во всех случаях у меня значится фамилия

Бороданкин, а в одном Бороданков.

Я решил проверить себя. Справка адресного стола привела на Садовую.

– Здесь живет Александр Петрович Бороданков? – спросил я пожилую

женщину, открывшую мне дверь.

– Жил раньше. А на днях получил квартиру, переехал в Автово. А что у

вас к нему? Я его мать.

– Не служил ли ваш сын во время войны в гвардейских минометных

частях?

– Служил в «катюшах».

Я поехал к Бороданкову.

* * *

Вот что произошло в последних числах июля 1942 года на Южном фронте.

24 июля наши войска оставили Ростов. Создать прочную оборону на левом

берегу Дона также не удалось. Немецко-фашистские войска, переправив через

Дон крупные силы танков и артиллерии, на рассвете 26 июля начали новое

крупное наступление. Враг поставил своей целью окружить и уничтожить

войска Южного фронта между Доном и Кубанью и тем открыть себе дорогу в

Закавказье... Под давлением превосходящих сил противника наши войска

вынуждены были отходить на юг. Вражеские танки железным потоком разлились

по Задонским и Сальским степям.

– Маневру вражеских танков можно противопоставить маневр мобильных

«катюш»... Мы предлагаем создать подвижную группу в составе всех

гвардейских минометных частей, отошедших за Дон, а также стрелковой

дивизии, посаженной на автомобили. Для усиления группы целесообразно

ввести в ее состав танки и противотанковую артиллерию... Мы сможем

упреждать врага, идти ему наперерез, заходить на фланги, сдерживать темп

его наступления, наносить удары по его живой силе и технике.

Такое предложение было внесено на рассмотрение командования.

«Катюши» против танков! Опыт боев под Ростовом показывал, что

реактивной артиллерии по плечу и такие задачи... Степная местность

позволяет совершать маневр в любом направлении... Гвардейские минометные

части заблаговременно вывезли за Дон свои склады боеприпасов. Сами части

отошли организованно.

Командование Южным фронтом, оценив обстановку и боеспособность

гвардейских минометных частей, поддержало предложение гвардейцев. В тот же

день, 26 июля, была образована подвижная группа в составе трех полков

реактивной артиллерии (8-го – под командованием гвардии подполковника

Лобанова, 25-го – под командованием Героя Советского Союза гвардии

подполковника Родичева, 49-го – под командованием гвардии подполковника

Сухушина), 14-го отдельного гвардейского минометного дивизиона под

командованием гвардии капитан-лейтенанта Москвина, 176-й стрелковой

дивизии под командованием полковника Рубанюка, одного пушечного

артиллерийского полка, батальона танков, звена самолетов-истребителей и

звена связных самолетов По-2. Командиром подвижной группы был назначен

командующий гвардейскими минометными частями Южного фронта.

Вечером в Мечетинской состоялся сбор командиров частей группы.

– Военный Совет фронта требует от нас смелых и решительных действий.

Успех будет зависеть от нашей маневренности и оперативности, – сказал

командир подвижной группы. – Действовать будем так. Разведка на

автомобилях и бронеавтомобилях дает сведения о противнике. На пути его

продвижения выставляется дивизион, полк, вся группа – в зависимости от

обстановки. Оседлав дорогу, при поддержке нашей пехоты, танков и ствольных

орудий будем сдерживать врага, сжигать его танки, громить его живую

силу... Для бесперебойного обеспечения частей боеприпасами создаются

передвижные склады на автомобилях.

На рассвете 28 июля подвижная группа вступила в бой. Правда,

сложившаяся обстановка не позволила полностью обеспечить ее автомобилями.

Кроме того, 176-я стрелковая дивизия смогла выставить только два полка.

Пушечный полк также прибыл не в полном составе. Но несмотря на это, группа

располагала большими возможностями для выполнения возложенной на нее

задачи.

Командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский

направил гвардейцев к станции Злодейская (юго-восточнее Батайска). Там

противник развил успех в направлении железной и шоссейной дорог, ведущих

на Кагальницкую и далее на Мечетинскую. Войска нашей 56-й армии,

прикрывавшие это направление, обескровленные еще в предыдущих боях,

продолжали отходить на юг. Нужно было помочь им оторваться от противника,

что позволило бы армии привести себя в порядок и подготовиться к новым

боям.

...Разведка, посланная к Батайску, донесла, что танки противника

продвигаются несколькими группами. Их колонны следуют на юго-восток по

автомагистрали Батайск – Мечетинская и параллельными дорогами, среди

станиц, расположенных восточнее, к реке Маныч. Танки уже прошли станцию

Мокрый Батай...

Командир подвижной группы развернул свои части так, чтобы выставить

заслон на всех основных направлениях.

14-й дивизион вышел к Новокузнецовке. Отсюда он мог контролировать

центральную автомагистраль, идущую из Батайска, и одновременно действовать

на север и восток.

Батарея гвардии лейтенанта Павлюка заняла огневую позицию в трех

километрах от этой магистрали, за большим поворотом дороги. Расчет был

прост: танки и автомобили противника на повороте замедлят ход, значит,

невольно сосредоточатся. Тем самым будут созданы благоприятные условия для

их поражения.

Командир батареи занял наблюдательный пункт на крыше сарая. Он следил

за приближением вражеской колонны... Впереди шли мотоциклисты, за ними —

танки и автомобили с пехотой... Лейтенант Павлюк стал выжидать. И вот на

повороте дороги уже скопились танки и грузовики. Командир батареи подал

команду. Снаряды легли точно в цель. На дороге горели танки и автомобили.

Начали рваться боеприпасы. Противник вынужден был искать другие пути

продвижения.

Не менее эффективными оказались и залпы, произведенные в эти же часы

другими частями подвижной группы, в частности батареями 8-го и 49-го

гвардейских минометных полков.

Как раньше, под Ростовом, действия гвардейцев имели большое значение.

В условиях, когда продолжалось отступление наших войск, когда была

нарушена связь между частями и соединениями, когда управление ими в ряде

случаев было совершенно потеряно и дезорганизовано, удары реактивной

артиллерии свидетельствовали о том, что советская гвардия продолжает

стойко и мужественно бороться с врагом.

Между тем в течение первой половины дня 28 июля резко ухудшилось

положение наших войск, действовавших на центральном участке Южного фронта.

Передовые части противника вышли к Манычскому каналу и захватили переправу

через канал в районе хутора Веселый. Другие танковые части направились к

станице Пролетарской, намереваясь и здесь форсировать канал. Создалась

реальная угроза прорыва врага на Кавказ.

Командир подвижной группы получил приказ оставить часть сил на

прежнем направлении, а основной состав группы немедленно перебросить к

станице Пролетарской, чтобы прикрыть Сальск, где находились основные базы

снабжения Южного фронта. Все было на колесах, поэтому исполнение приказа

потребовало немного времени. 120-километровый марш к Пролетарской полки

группы совершили еще в светлое время дня. На прежнем направлении остался

14-й гвардейский минометный дивизион и несколько батарей других полков. В

новый район наряду с частями реактивной артиллерии подоспели батальоны

176-й стрелковой дивизии, усиленные несколькими танками.

Первое столкновение с противником произошло в районе Буденновская,

Бекетный. Встретились авангард немецкой мотопехоты и разведка, высланная