Текст книги "На румбе — Полярная звезда"

Автор книги: Михаил Волков

– А ты пойди к нему и объясни все.

– За другого пошел бы, а сам не могу…

Понимаю. И потому сам иду с зачетным листом старпома к Игнатову.

Как и следовало ожидать, командир соединения тотчас же подписал бумагу и начертал сверху заветное: «В приказ».

– Странно, что он сам не пришел, – удивился Игнатов. – Мы ведь в свое время плавали на одной лодке, он у меня штурманом был. Неужели я такой грозный?

– За себя просить всегда неудобно, – поддержал я старпома.

– Пожалуй. Если еще что надо будет, заходи. У тебя должность такая – за всех болеть.

Да, это он хорошо сказал. С первых же дней службы на подводной лодке я убедился, что нет такого вопроса, который бы не касался замполита. Недаром он с командиром отвечает за все успехи и неуспехи экипажа.

ЗВЕЗДА МОРЕХОДОВ!

Долголетняя служба приучила меня никогда не откладывать намеченное дело и, если возможно его выполнить раньше, – выполнять. «То, что отложил – считай наполовину загубил», – говаривал часто командир части нам, молодым лейтенантам, когда я еще только начинал свою офицерскую службу на Тихоокеанском флоте. Наказ его запомнился на всю жизнь, и по сей день благодарен ему за науку. Вот и теперь старался сделать все основное заблаговременно, с поправкой на что-то неожиданное, которое может вклиниться в четкий график предварительной подготовки к походу.

Так и случилось: сначала непредвиденное совещание отняло почти день, потом внезапная проверка по физподготовке штабом флота в течение двух суток лихорадила нас и, наконец, ураган – все в целом значительно усложнили наши сборы. Запланированный предпоходный отдых рассосался на различные неотложные дела. В последний день «подбирали» по мелочам.

Ровно в полдень командир, заслушав доклады от командиров боевых частей и служб корабля, доложил в штаб о готовности к выходу.

Отошли от пирса поздно вечером, почти ночью, если можно так сказать о полярном дне, когда незаходящее солнце золотыми бликами сверкает на пенных гребнях еще бунтующего после недавнего урагана залива, когда в сопках слышны ауканья первых грибников, а детвора готова гонять футбол до потери сознания, не слушая сердитых окликов родителей.

Но на корабельных часах стрелки показывали двадцать два.

Только что по отсекам прошел командир соединения, прославленный адмирал, и, пожимая всем руки, повторял свое неизменное и традиционное: «Счастливого плаванья!» На пирсе стояли немногочисленные друзья, которым удалось узнать о времени отхода. Работники штаба и политотдела, только что проверившие своих подопечных, приветственно махали руками и на всякий случай еще раз напоминали, на что обратить особое внимание.

Никакой торжественности. Деловая обстановка, крепкие мужские пожатия, суровая проза жизни.

В носу и в корме лодки на «товсь» застыли швартовные команды. С красными жилетами на груди, они издали напоминали стайки снегирей.

И вот:

– Отдать носовой!

Отсчет времени похода начат. Медленно скользит лодка среди угрюмых скал на выход. Вот уже за очередным поворотом скрылись пирсы и береговые строения. Еще один поворот и на курсе – океан.

– На румбе – Полярная звезда! – необычно торжественно докладывает штурман Виноградов.

Да, курс норд. Счетчик лага уже отбил первые мили похода. Скоро точка погружения, мы задраим верхний рубочный люк и на долгие недели отгородим себя от светлого мира, чтобы потом, на исходе плавания, по-настоящему оценить его красоту и неповторимость.

…Люблю свою каюту. Маленькая, узкая с койками в два яруса, она напоминала купе вагона. Разве только чуть-чуть поуже и пониже. Напротив койки небольшой столик и справа узкий платяной шкафчик. Все продумано так, чтобы в предельно малом объеме создать максимально возможные условия для отдыха и работы.

Теоретически вместе с замполитом в каюте должен жить помощник командира подводной лодки. Но это только теоретически, так как количество спальных мест на корабле не всегда соответствовало числу людей, выходящих в море. В длительное плавание, вместе со штатным экипажем, часто ходили: специалисты штаба, работники политотдела, иногда кораблестроители, представители прессы, группы для испытания новых приборов и другие, не предусмотренные проектом лодки нештатные лица.

Все это создавало порой определенные трудности в распределении мест на лодке. Поэтому, случалось, в моей каюте обосновывался не помощник командира, а кто-то из гостей. Это, как правило, не устраивало меня, а помощника и тем более. Но долг гостеприимства превыше всего. И приходящему отдавалась койка, пара ящиков стола и половина шкафчика. Если учесть, что на этом малом пространстве надо было уместить чемодан с книгами, коробки с различными наглядными пособиями и техническими средствами пропаганды, пишущую машинку, магнитофон, проигрыватель и еще многое другое, остро необходимое для политработы в походе, то было и совсем тесно. Но подводники не жалуются на тесноту, понимая, что это неудобство неизбежное.

Впрочем, в каюте я бывал редко. Или когда выдавалась возможность отдохнуть, или когда мне требовалось подытожить какие-то наблюдения, что-то срочно отпечатать на машинке. Да и то зачастую работать приходилось в офицерской кают-компании, которая находилась рядом, за тонкой переборкой.

Соседи по каюте случались самые разные. И порой контакт с ними бывал полезен для работы.

Вот и сейчас такая удача. С нами вышел в море начальник политотдела соединения. Великодушно оставив за мной нижнюю койку, он уютно пристроился наверху, разложив все необходимое рядом и почти не покушаясь на ящики стола и шкафчик. Прямо над головой на видном месте он приспособил круглое зеркальце, в которое частенько поглядывает. Признаться честно, меня поначалу удивила эта привычка, но потом, случайно заглянув на «верхний этаж», я обнаружил, что в оправе нет зеркала, там вставлена фотография жены.

– Так вот почему, Валерий Тимофеевич, вы от «зеркала» глаз не отводите!

– Только по четным дням, – уточнил мой старший коллега. – А по нечетным…

Он развернул зеркальце на шарнирах, и я увидел с обратной стороны фотографию смешной девчушки, глядевшей на меня восторженно и удивленно.

– Дочка, – пояснил он.

Валерий Тимофеевич был опытным политработником, и это почувствовалось сразу. Помню, как он, разбираясь со своими бумагами, вроде бы невзначай, обратил мое внимание на интересный материал, собранный им по ряду вопросов партийно-политической работы. А когда я, посмотрев тексты лекций и бесед, взятых им в поход, попросил разрешения использовать их, он сразу же любезно согласился.

Таким образом между нами очень скоро наладились полезные и добрые взаимоотношения.. Он не мешал мне работать по уже составленному плану, изредка выдвигая свои предложения и идеи, которые способствовали бы наилучшему его выполнению.

И вскоре наша маленькая каюта стала своеобразным штабом по руководству партийно-комсомольским активом.

РИТУАЛ ПАМЯТИ

Штурман Юрий Александрович Виноградов доложил:

– Подходим к точке гибели подводной лодки.

– Пора начинать, – тронул меня за плечо командир.

Мы давно готовились к этой минуте. Еще на берегу умелыми руками моряков была изготовлена эбонитовая пластинка с надписью: «Героям-подводникам от экипажа атомохода». Были написаны стихи, подготовлены выступления членов экипажа, записана на пленку музыка.

Внесли свой вклад в подготовку к ритуалу и школьники подшефного класса. Накануне выхода в море Алла Фальмонова и Володя Шигин принесли цветы в горшочках и попросили взять эти цветы в поход, чтобы почтить память погибших. Нас очень тронуло внимание ребят.

И вот командир по трансляции обратился к экипажу:

– Товарищи подводники! Мы подходим к месту гибели наших подводников старшего поколения, в годы Великой Отечественной войны с честью выполнивших свой святой долг перед Родиной. Они не вернулись назад, но память о них вечна. Митинг, посвященный их подвигу, объявляю открытым.

Первое слово предоставили мне.

В кратких словах я рассказал о героическом экипаже, о его славном командире, боевом и романтичном человеке, о людях экипажа, не посрамивших чести подводников-североморцев.

Затем говорили коммунист Олег Алексеевич Селичев и представитель молодого поколения подводников Владимир Цветнов.

– Товарищ командир! Через пять минут будем на месте гибели подводной лодки, – доложил штурмам.

– Почетному кортежу начать движение по отсекам, – скомандовал командир.

Ветеран корабля офицер Селичев и два молодых подводника начали свой торжественный путь из носового отсека в корму подводной лодки. Селичев нес на вытянутых руках развернутый Военно-морской флаг, на котором лежала пластина с памятной надписью. Следом за ним шли матросы, они несли живые цветы.

Взволнованными взглядами провожали кортеж подводники. Вскоре из кормового отсека поступил доклад:

– Товарищ командир! Почетный кортеж готов к отдаче воинской почести героям-подводникам.

И снова прозвучал голос штурмана:

– Мы находимся в точке гибели подводной лодки.

– Пластину и цветы зарядить в специальное устройство!

– К выстрелу готовы! – доложили из кормы.

– Пли! – скомандовал командир. – Товарищи подводники! Мы находимся в точке гибели подводной лодки. Вечная слава героям-подводникам, погибшим в боях с фашистскими захватчиками. На корабле объявляется минута молчания.

Все застыли на боевых постах. Был слышен лишь мерный гул, вздохи и пощелкивания работающих механизмов и приборов. Но вот стрелка секундомера обошла свой круг по циферблату и в отсеки проник голос старшего матроса Семенищева. Он читал стихи, посвященные погибшим:

 
Лишь такие бессмертны в великом и малом,
Имена их для флота священны навеки.
Сколько лучших людей не вернулись к штурвалам.
Не заступят на трудные вахты в отсеки…
 
 
Мы в молчанье встаем перед памятью павших,
Тех, чья жизнь – это путь к достижению цели,
И клянемся бесстрашным товарищам нашим —
Мы доделаем то, что они не успели…
 

Одновременно в отсеках тихо зазвучала торжественная музыка популярной в годы войны мелодии «Морская гвардия»:

 
…Морская гвардия идет уверенно,
Любой опасности она глядит в глаза.
В боях испытана, в огне проверена,
Морская гвардия для недругов – гроза!..
 

Отзвучали последние аккорды. Еще несколько мгновений в отсеках стояла тишина. А потом голос командира возвратил экипаж к будням похода.

– Вольно! – прозвучала его команда.

Атомоход продолжал свое движение в глубинах Мирового океана.

КОМАНДИР

Командиры – это совершенно особая категория людей, которая олицетворяет разум флота, его высокую оперативно-тактическую подготовку, его морскую культуру, смелость, мужество, находчивость и быстроту реакции, искусство воспитателя и самое главное – высокую надежность в решительный час.

Владимир Алексеевич Каширский удовлетворял большинству этих качеств. Он любил свое дело, знал его тонкости, умел найти общий язык со всеми на подводной лодке.

Высокого роста, полный, цветущий, с широкой улыбкой, он легко располагал к себе людей. Умело учтя опыт ушедшего на учебу командира, корабельные традиции и взаимоотношения между людьми, он вошел в коллектив быстро и органично. Не лишенный юмора, он умел быть строгим и даже суровым, когда этого требовала обстановка. Постоянно, но не в обидной форме, контролировал работу ведущих специалистов корабля. «Доверять и проверять» – было главным принципом в его службе.

Помню, как во время сеанса связи, взяв секстантом высоту солнца, он определил наше место и зашел к штурману.

– Ну-ка, Юрий Александрович, покажи на карте, где мы сейчас находимся?

Штурман доложил координаты. Сверив их со своими расчетами, командир удовлетворенно кивнул головой:

– Совпадает, разница всего в полмили.

В недавнем прошлом Каширский был замполитом корабля и потому к моей работе относился с особым интересом и пониманием.

Все это сразу определило наши добрые взаимоотношения.

Он постоянно находился в центральном посту, регулярно появлялся в отсеках подводной лодки. Когда он отдыхал? Не знаю.

Впрочем, в море у каждого сутки были насыщены до предела. И наши встречи с командиром проходили как бы по касательной, мимоходом. Но, изучив друг друга до тонкостей, мы успевали за считанные минуты общения решить все наболевшие вопросы.

Мне нравилось в Каширском то, что для него не было мелочей в нашей жизни. Все он считал важным: и боевую подготовку, и воспитание на традициях героев-североморцев, и самодеятельность, и спорт. Я знал, что он может принять участие в концерте и в спорте, несмотря на некоторую грузность, тоже не отстанет. Подтверждением тому послужила внезапная проверка штабом флота физической подготовки нашего экипажа.

Случилось это за неделю до выхода в длительное плавание.

Перед ужином у нас в казарме появился незнакомый подполковник.

– Извеков, – представился он командиру. – Начальник физической подготовки и спорта флота.

Каширский встретил его сдержанно:

– Чем обязаны?

– Проверка по программе военно-спортивного комплекса. Через полчаса – гимнастика, завтра – плаванье, а послезавтра – кросс.

– Оперативно, – усмехнулся Каширский. – Опомниться не даете. Сразу вынь да положь.

– На то и называется проверка внезапной, – согласился Извеков.

В это время зазвонил телефон.

– Я слушаю, – снял трубку командир. – Так точно, товарищ адмирал. Прибыл, у меня в кабинете. Явиться к вам? Есть! А как же проверка! Есть, замполит…

Он повесил трубку и виновато развел руками:

– Вызывает адмирал. Давай, комиссар, бери все в свои руки и вместе со старпомом организуй проверку нормативов военно-спортивного комплекса. Если успею вернуться, то и сам подключусь. Если нет – завтра в бассейне буду в первом заплыве.

Проверка гимнастических упражнений прошла успешно. Средний балл экипажа был 4,6. Особенно поразили поверяющего старпом и штурман. Оба прекрасные спортсмены, они, несмотря на возраст, с завидной легкостью работали на перекладине, выполнив безукоризненно все упражнения комплекса.

Извеков удовлетворенно заметил:

– Я вижу, командный состав у вас не закис. Впрочем, старпом – председатель спорткомитета, ему и карты в руки. И штурман на высоте. Если с плаваньем будет так же, то кросс для вашей лодки отменим.

Наутро в бассейне командир построил весь экипаж, за исключением больных и стоящих на вахте. Подводники выглядели браво.

В первом заплыве у стартовых тумбочек шести дорожек бассейна выстроились слева направо: командир, замполит, старпом, командир БЧ-5, партийный и комсомольский секретари.

Извеков довольно переглянулся с начальником физической подготовки и спорта соединения.

И когда на финише были отмечены четыре отличных и два хороших результата, а в числе отличных был и командирский показатель, Извеков, улыбаясь, сказал:

– Можно было бы дальше и не продолжать проверку. Убедили предельно. Но уж больно любопытно, а как остальные.

Вдохновленные командиром, все старались не ударить в грязь лицом…

Перед самым выходом в море нам сообщили, что по итогам смотра физической подготовки кораблей и частей флота нашей подводной лодке присуждено первое место на флоте.

– Вот так-то, – порадовался командир. – Длительный поход с такими орлами выдержим. Надо поощрить наш спорткомитет. Молодцы!

А я подумал: «Молодец командир, не посчитал, как некоторые, спорт второстепенным делом».

Не было в нем равнодушия. Все, что проводилось на корабле, кровно касалось его. Заметив во время похода, что люди стали уставать, он забеспокоился:

– Усталость – сестра апатии. Продумай-ка, комиссар, что-нибудь такое остроэмоциональное, чтоб затронуло, душевные струны людей. Надо расшевелить экипаж.

– А что, если провести литературный вечер, посвященный поэту-маринисту Алексею Лебедеву?

– Прекрасно. Пожалуй, это то, что надо.

И дальнобойная артиллерия лебедевской поэзии поддержала нас своим «огоньком».

Вечер начали с трансляции по корабельной сети радиоспекталя Ивановского молодежного театра драмы и поэзии «Торжественный реквием» об Алексее Лебедеве, запись которого взяли с собой в море.

И вот во всех отсеках подводной лодки зазвучала музыка Дмитрия Шостаковича, лебедевские чеканные строки. И я, уже не в первый раз слушавший эту пленку, подаренную работниками ивановского радио морякам, вновь поразился проникновенному звучанию лебедевских стихов, удивительному сочетанию в них мужества и глубокой лиричности. Как созвучна нам была эта постоянная готовность поэта к подвигу!

Прошел по отсекам. Моряки внимательно слушали стихи. Едва прозвучали последние строки, как посыпались многочисленные просьбы – повторить запись.

Командир был особенно доволен. Он видел, как оживился экипаж.

Нельзя сказать, что Лебедев был открытием для подводников. На флоте знают и любят его стихи. Хотя были и такие, особенно среди первогодков, для кого эта передача стала откровением.

Молодой электрик Слава Базилевский с изумлением воскликнул:

– Вот это писал человек! Как будто в душу заглянул мне.

– Это о нас, – согласился командир. – В самую точку угодил.

В этом было, пожалуй, главное. В море стихи Лебедева воспринимались особенно остро, личностно.

И тогда я рассказал подводникам о той далекой ноябрьской ночи сорок первого, пережить которую поэту не довелось.

…Поздняя осень на Балтике богата штормами и непогодой. Тревожно гудят осенние ветры, снежные заряды гулко ударяют в надстройки боевых кораблей, белесой пеленой проносятся над палубами, острыми иглами впиваются в лица моряков.

Так было и в ночь с тринадцатого на четырнадцатое ноября сорок первого года, когда подводная лодка Л-2, на которой штурманом служил Алексей Лебедев, в составе конвоя следовала в район Ханко. Шторм сорвал с якорей мины и нанес их на фарватер по пути следования конвоя. Видимость временами уменьшалась почти до нуля, и даже впередсмотрящий, стоявший в самом носу корабля, не в состоянии был своевременно предупредить о грозящей минной опасности. Именно в такой момент и раздался мощный взрыв, потрясший весь корпус подводной лодки. Отважно сражалась аварийная группа во главе с лейтенантом Лебедевым за живучесть своего корабля, и им удалось отстоять его. Но несчастья не ходят в одиночку. Уже вторая мина подстерегала раненую подлодку…

В том длительном трудном походе, о котором я рассказываю, Алексей Лебедев был с нами рядом и помогал нам. Сборник его стихов выдавался на руки на два часа, потому что был единственным в нашей библиотеке. А читать хотели все. В матросских тетрадях и блокнотах появились аккуратно переписанные лебедевские строки.

Вскоре ко мне подошел Слава Базилевский и застенчиво, переминаясь с ноги на ногу, попросил:

– Посмотрите, товарищ капитан второго ранга, я тут стихи сочинил. Правда, пока только четыре строчки, остальное – в голове.

Присутствовавший в центральном отсеке командир с любопытством посмотрел на молодого электрика.

– Прочти вслух, комиссар.

Я взял из рук Славы тетрадный листок и прочел:

 
Это время выпало из года,
Но его мы прожили не зря.
Сутками подводного похода
Падают листки календаря…
 

– А ведь хорошо, – похвалил командир. – Выходит, и поэзия на подводной лодке нужна не меньше, чем хлеб и воздух.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

После огромного напряжения предпоходовых дней люди должны были передохнуть, перестроиться, или, как образно говорят моряки, – «прийти в меридиан». И потому на первые дни похода никаких крупных мероприятий мы не планировали. Но уже в начале плавания произошли события, которые никак нельзя было обойти молчанием. Взять хотя бы дни рождения членов экипажа. Уже давно стало хорошей традицией на флоте отмечать их под водой по-особому.

Молодой лейтенант Павел Ильин впервые в своей жизни вышел в длительное плавание. Он не то чтобы забыл о дне своего рождения, но слишком много всяких дел и забот навалилось на него. До того ли!

Ильин поставил перед собой задачу – сдать в море зачеты на самостоятельное управление группой, а это требовало от него постоянной сосредоточенности и напряжения сил. На подводной лодке лейтенант понял: чтобы стать хорошим подводником, мало знаний, полученных в училище, надо работать и работать.

…Для Ильина этот день ничем поначалу не отличался от предыдущих. Так же, как и раньше, Павел с утра взялся за схемы, так же «ползал» по отсеку, изучая на на этот раз систему погружения и всплытия. В свободную минуту перед обедом подошел к нему товарищ, Анатолий Жуков, и попросил:

– Сыграй, Паша, что-нибудь для души.

Павел взял гитару и, тихо перебирая струны, запел «Червону руту». Пел негромко, с чувством. Все, кто был в отсеке, задумчиво слушали лейтенанта, его теплый задушевный голос.

В экипаже быстро приметили внимание Павла к людям, его настырность в изучении своего дела, умение подарить товарищам хорошую песню. Эти музыкальные паузы сразу полюбились подводникам, и как-то получалось, что перед обедом в отсеке «случайно» оказывалось больше людей, чем было положено.

Но вот ожил динамик, и песня оборвалась на полуслове.

– Внимание, внимание! Прослушайте очередной выпуск радиогазеты «Подводник».

Моряки уже привыкли, что каждый день в одно и то же время раздается голос диктора, «выдавая» свежую порцию информации. Правильно говорят, что не хлебом единым жив человек. Информация нужна была подводникам, как воздух. Ведь это звучал голос Родины, дошедший к ним через многометровую толщу вод в далекую, затерянную в океане точку.

Последние известия, схваченные в краткие минуты сеансов связи, сменились внутрикорабельными новостями. А потом пошел лирико-сатирический раздел «Беседа обо всем и без всякой утайки вашего друга боцмана Драйкина». Он был написан стихами. Сначала боцман «драил» нарушителей, тех, кто нечетко выполнял свои обязанности, имел упущения по службе. Подводники, слушая, поддерживали критику Драйкина дружным смехом и замечаниями, которые доставляли провинившимся неприятные минуты. Но вот голос боцмана потеплел:

 
…Ну, а теперь кончаю драить,
И так иных разнес сполна.
И с днем рождения поздравить
Хочу я Павла Ильина…
 

Лейтенант даже вздрогнул: так неожиданно это было.

Боцман деликатно напомнил о молодости Павла, поздравил его с первым плаванием и похвалил:

 
…И труд его уже заметен.
Я им доволен, это так.
И у меня он на примете
Как добросовестный моряк…
Пусть будет путь по жизни светел
И достиженья велики.
Всего вам лучшего на свете
Желают нынче моряки…
 

Притихший, растроганный сидел Павел в отсеке, где застала его передача, а друзья тормошили, обнимали, жали руки…

Затем из динамика раздался голос командира:

– Сегодня нашему товарищу, лейтенанту Ильину Павлу Леонидовичу, исполнилось двадцать четыре года. Поздравляю его с днем рождения и от имени экипажа желаю всего самого лучшего в службе и в жизни. В честь этого события подводная лодка подвсплыла не двадцать четыре метра – глубину, равную годам именинника, на карте отмечены широта и долгота места. Лейтенант Ильин приглашается в центральный отсек.

В центральном отсеке Павлу был вручен памятный адрес и подарок от экипажа.

На этом «испытанья» Ильина не закончились. Когда он сел за стол в кают-компании, в отсеке появился наш кок, «адмирал кулинарных наук» – мичман Портареску. Он нес огромный именинный пирог, на котором коричневым вензелем красовалась цифра «24». И снова поток поздравлений и пожеланий захлестнул лейтенанта.

– Такого дня рождения у меня еще никогда не было, – сознался он. – Я даже не представлял, что его можно так торжественно отметить на глубине, где людям, казалось бы, совсем не до этого…

Но и это еще было не все. Когда в кают-компании доедали разделенный на всех именинный пирог, на магнитофон как бы невзначай была поставлена кассета и Павел неожиданно услышал… голос жены:

– Дорогой Паша! Я так рада возможности поздравить тебя с нашим семейным праздником. Семь футов тебе под килем, попутных течений в нашу сторону и скорой встречи на берегу. Мы все тебя любим и ждем.

Павел даже тряхнул головой: уж не снится ли? – но голос не пропал, звучал так, словно жена была рядом. Предательский комок подступил к горлу…

Потом уже, как сквозь сон, услышал голос друга. Тот тоже поздравлял его с праздником. Друг! Как хорошо было бы им здесь вместе. Но, к сожалению, он не попал в этот поход. И все же Павел чувствовал его близость в эту минуту. Друг играл на гитаре и пел их любимую песню: «Прощайте, скалистые горы».

«Вот тебе и обычный день, – думал Павел. – И ведь не хотел говорить никому, так нет же, узнали, и как отметили».

А вскоре, во время очередного выхода на сеанс связи, пришла радиограмма от командования. Оно тоже поздравляло лейтенанта Ильина и выражало уверенность в том, что молодой офицер будет достойным преемником славных традиций подводников-североморцев.

До краев переполненный чувством благодарности к друзьям возвратился Павел к себе в отсек и долго стоял перед очередным выпуском боевого листка, машинально, не вдумываясь в содержание, просматривая материал, помещенный в номере. И только знакомая фамилия вернула его к действительности. Он снова прочел боевой листок. Тот был посвящен ему, Павлу Ильину.

«Ну кто я такой? – думал Павел. – Молодой неопытный лейтенант, впервые вышедший в море, в длительный поход с этим экипажем. Я ведь еще ничего для них не сделал. А сколько внимания! Правду говорят, что нигде нет такой дружбы, как на подводной лодке».

На следующий день свое рождение отмечал вышедший с нами в поход корреспондент флотской газеты старший лейтенант Владимир Жданов. И хоть поход был только в самом начале, мы вручили Жданову нагрудный жетон «За дальний поход». Потом, спустя два года, в Мурманском издательстве выйдет дорогая нам всем книга «Подводный дневник», автором которой будет уже капитан-лейтенант Жданов, ставший к тому времени корреспондентом «Красной звезды».