Текст книги "На румбе — Полярная звезда"

Автор книги: Михаил Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

МАЛАЯ ПОДВОДНАЯ СПАРТАКИАДА

Моряки любят спорт. Выносливых, сильных, ловких уважают на флоте. А в руководящих документах сказано: «Физическая подготовка – неотъемлемая часть боевой подготовки».

И мы гордимся тем, что впервые в истории длительных походов подводных лодок провели спартакиаду, назвали ее – Малой подводной. Потом это вошло в традицию не только на нашей лодке.

Не раз замечал, что после нескольких недель плавания у моряков, особенно молодых, появляется своего рода психологический надлом, понижается бдительность, возникает раздражительность.

Вот как раз в это время и намечено было начать соревнования. Нужна была встряска. И подводная спартакиада помогла.

Но как в неимоверной тесноте отсеков лодки все же провести спартакиаду, и что в нее включить? Об этом мы думали на берегу и в море.

И постепенно рождалось «Положение о Малой подводной спартакиаде». Его основные требования: соревнование проходит между боевыми сменами, участвовать должны все, без исключения (если кто-то не хочет, то смене даются штрафные очки: одно очко – за моряка срочной службы, два – за сверхсрочника, три – за офицера). Но зато за участие офицера или сверхсрочника второй возрастной группы участнику давался коэффициент – два, третьей группы – три. Личное первенство определялось в каждом виде по наименьшей сумме очков. За лучший результат, первое место, – одно очко, второе – два и так далее. Кто не участвовал, получал последнее место плюс одно, два или три штрафных очка в зависимости от звания.

Долго мы думали, а что же можно внести в программу состязаний, и остановились на следующих видах: растяжение эспандера, подтягивание на перекладине, подъем переворотом на перекладине, приседание на одной ноге, отжатие от палубы на руках, удержание положения «угол» в упоре на руках, жим гири весом шестнадцать, двадцать четыре и тридцать два килограмма (по выбору). Кроме того, в спартакиаду вошли первенство по шашкам и шахматам (команда пять человек от смены). То есть то, что можно организовать в условиях плавания.

На проведение состязаний в каждом виде давалось три-четыре дня с разрешением в течение этого времени любому желающему улучшить свой результат. А потом уже подводился итог.

Таким образом, спартакиада растягивалась на несколько недель. Этим достигались два важных момента: во-первых, мы не давали участникам перегрузок, а во-вторых, – продлевали дух соревнования, его эмоциональное воздействие на всех.

А воздействие спартакиады переоценить трудно.

Помню начало ее. Основным местом проведения был избран отсек электриков. Там, было, скопились и выступающие и болельщики. Пришлось ограничить доступ в отсек – не более пяти выступающих. Но так как растяжение эспандера, а это был первый вид соревнований, не требовало специальных приспособлений, как, например, подтягивание на перекладине, то решили проводить параллельно состязания и в корме. Турбинисты, в свою очередь, предложили для выступлений и свой отсек.

Итак, спартакиада началась сразу в трех местах, почти одновременно.

Сведения о результатах стекались в центральный отсек.

Первым вышел на старт наш доктор, Егорыч. Все знали, что он особенно силен в гимнастических упражнениях и в этом номере среди лучших увидеть его не ожидали. Однако он сразу же опроверг это мнение.

Начал Егорыч легко. Первые двадцать движений сделал играючи, без напряжения.

– Ему, конечно, легко, – заметил высокий и длиннорукий торпедист матрос Поторока. – Рост малый. Эспандер почти не надо растягивать.

– Да, с такими ручищами тебе не легко, – посочувствовал электрик матрос Сонин. – Зато силища-то какая. Тебе не в пять нитей эспандер нужен, а в десять, по крайней мере.

А Егорыч уже перевалил «за тридцать». Усталость наступила мгновенно. Еще тридцать четвертый раз был сравнительно легким, а потом только три движения добавил он к результату.

– Овчинников – тридцать семь раз! – зафиксировал окончательный результат судья, капитан 3 ранга Анатолий Жуков. – Кто больше?

– Разрешите мне, – выступил вперед Поторока.

Ему хотелось немедленно доказать, что и он не лыком шит.

– Или обойду доктора, или эспандер разорву!

Эспандер буквально гудел в мощных руках торпедиста. Казалось, вот-вот лопнет. Но нет, выдержал.

– Тридцать два, – бесстрастно зафиксировал судья.

Поторока был явно огорчен своим результатом.

– Не огорчайся, друг, – успокоил его старшина команды мичман Петров. – За обедом как следует покушаешь и побьешь рекорд.

Худощавый и казалось бы совсем хрупкий рядом с огромным Поторокой, химик Блинов растянул эспандер тридцать пять раз, вконец повергнув торпедиста в уныние.

В это время доложили с кормы – матрос Макаров показал результат сорок один раз, а в турбинном отсеке старший матрос Заболотный растянул эспандер сорок три раза.

Страсти накалялись. В боевых листках появились первые отклики на спартакиаду и фамилии лучших и худших. Мотористы нарисовали мощную фигуру матроса Булгакова, требующего у судьи пятый эспандер. Остальные четыре уже лежали порванные у ног богатыря. Булгаков довел рекорд до сорока пяти раз.

Но вот в центральном отсеке появился сияющий Виктор Гарницын. На вопрос: «Как успехи?», он ответил стихами из боевого листка, который только что вывесил его редактор матрос Друзяка:

 
…А в отсеке-то турбинном
Пермяков рекорды бьет.
Не эспандере пружинном
Сольный номер выдает.
 

Результат Пермякова – сорок девять раз в первый день спартакиады не превзошел никто.

А назавтра всех удивил рулевой Александр Буранов.

С виду вроде бы совсем не богатырского сложения, невысокий, жилистый, он растянул эспандер шестьдесят четыре раза и стал первым чемпионом Малой подводной спартакиады. По сумме очков вперед вырвалась вторая боевая смена, намного обойдя своих соперников. Мне в этом виде с результатом сорок два раза досталось только десятое место.

«Отмечены» были и самые низкие результаты. В боевом листке рядом с Бурановым изобразили тощих Выголова и Белозерцева. Они тянули один эспандер вдвоем, ухватившись с разных концов и напрягая последние силы. У обоих был самый низкий результат – шесть раз.

Целый месяц продолжалась борьба. Появились новые чемпионы. Ими стали: Егорыч – в подтягивании на перекладине и удержании положения «угол» в упоре на руках, мичман Тяжелов – в приседании на одной ноге, капитан-лейтенант Потапов – в отжатии на руках от палубы, Бондарев, Портареску – в жиме гири.

Впереди оставался еще один важный спортивный день – побитие рекордов спартакиады. К нему готовились многие.

Ход состязаний широко освещался в радиогазете «Подводник» и в боевых листках.

По итогам соревнований определились «Чемпионы Малой подводной спартакиады» в каждом виде программы и «Абсолютный чемпион» по сумме очков во всех видах спартакиады. Звания закрепили приказом по кораблю, чемпионы были награждены грамотами с изображением Нептуна и ценными призами, призеры – грамотами.

Спартакиада дала значительную психологическую разгрузку, повысила тонус подводников, заметно приостановила ослабление мышц, неизбежное в условиях длительного похода.

ОДНОСМЕНКА

– Что, в очередной рейс по отсекам отправился? – улыбается командир. – Спал бы хоть эту смену. Я пройду и все проверю.

– Да разве дело в этом. Мне и самому необходимо знать, чем дышат люди: второй месяц похода пошел. Для молодых это – срок.

– Да и для старых немало. Ну что же, счастливо, комиссар! – понимающе кивает командир.

Ежедневно, минимум два раза за боевую смену, обхожу корабль. Смен – три. Значит – не меньше шести раз бываю в отсеках. А если учесть движение туда и обратно, то и того больше. Где перекинешься словом, где улыбкой, а где и застрянешь надолго.

– Внимание в отсеке, – скомандовал старшина 2-й статьи Штепа, первым заметивший меня.

Электрики – любопытный народ. Здесь многие интересовали меня своей яркой индивидуальностью. Ну вот хотя бы взять тех, кто находится сейчас на вахте.

Командир отсека офицер Жуков. Смуглый черноволосый красавец, серьезный, быстро загорающийся какой-нибудь идеей, волевой и энергичный. Мичман Незнаев, старшина команды, опытный специалист, но человек… В общем, требует особого контроля. Старшина 2-й статьи Штепа, основательный, неторопливый, очень надежный, на глазах растущий специалист. Старший матрос Базилевский – натура тонкая. Легко раним, но и быстро преодолевает обиды, корабельный поэт, активнейший участник всех общественных мероприятий. Матрос Минаков, маленький крепыш, призер первенства флота по боксу, очень открытый и веселый парень, но немного легкомысленный.

Нравится мне дружба в этой команде, стремление быть передовыми. Это все от Жукова. Его рука.

На самом видном месте в отсеке боевой листок с девизом:

«В поход ушел атомоход, ему мы обеспечим ход».

Неожиданно раздались звонки аварийной тревоги. В первом отсеке выбило прокладку пресса горизонтальных рулей. Какой-то разгильдяй плохо ее затянул. Плотный, приземистый старшина команды торпедистов мичман Петров, грудью принял на себя струю гидравлики.

– Убрать регенерацию, – кричит он матросу Галайде.

Галайда и сам стремглав бросается к установке и оттаскивает ее подальше. Попадание жидкости на пластину регенерации может привести к пожару, и медлить нельзя ни секунды. Потому так и стремителен обычно спокойный и даже неповоротливый Петров.

Через несколько секунд у пресса уже трудятся рулевые во главе с боцманом Харьковенко. Им помогают торпедисты. Взаимовыручка – непреложный закон жизни на подводной лодке. Недаром прославленный подводник-североморец, Герой Советского Союза Магомед Гаджиев сказал:

«Нет нигде такого равенства перед лицом смерти, как на подводном корабле, где все или побеждают или погибают».

Командир электромеханической боевой части офицер Починщиков, как всегда, на самом ответственном участке. От него сейчас зависит, насколько скоро будет устранена неисправность.

– В заводских условиях на эту работу отпускается не меньше тридцати часов, – качает он головой.

Через шесть часов боцман доложил командиру:

– Товарищ капитан первого ранга, пресс горизонтальных рулей в исправности. Прошу особо поощрить старшего матроса Сошина.

В очередном приказе командира, объявленном по трансляции, все участники аварийной работы поощрены, а старшему матросу Сошину представлен короткосрочный отпуск. Для матроса это самое желанное поощрение. Сошин взволнован:

– Когда поеду? – обращается он к боцману.

Тот доволен работой подчиненного и благодушно отвечает:

– Зачем тянуть, Сошин? Вот сейчас отшлюзуется в отсеке дельфин, посадим тебя на него и айда, до самой Москвы быстренько домчит.

Сошин вздыхает. До конца похода еще много времени. А и там не сразу отпустят. И все же хорошо – впереди отпуск.

Смелым и решительным действиям рулевых и торпедистов, их дружбе и взаимовыручке посвящена сегодня вся радиогазета, в отсеках выпущены боевые листки, боевой смене за вахту поставлена оценка «пять»! Кок Иван Портареску испек огромный пирог, который едят всем отсеком, угощают и «соседей». Подводники народ щедрый. Они привыкли все делить поровну: и хлеб, и воду, и воздух.

– Спасибо, комиссар, за воспитание людей, – сказал мне сегодня вечером командир. – Хороший у нас коллектив сложился.

– За что же мне спасибо? Думаю, в гораздо большей степени заслуживают вашей благодарности командиры боевых частей, особенно Починщиков и Виноградов.

– Пусть так, – кивает командир. – И все же – спасибо.

АЛЕКСАНДР КЛИМОВ

– У-у-ф, як в Сахаре, – отдувается турбинист Николай Друзяка, вытирая пот ветошью. Ветошь весьма сомнительной чистоты, но он этого даже не замечает.

– Сейчас сменюсь с вахты и – в душ, забортной солененькой водичкой ополоснусь, рушничком махровым погоняю по спине и на боковую.

– Ну, Коля, и горазд же ты спать, – удивляется трюмный машинист Александр Климов. – Так, глядишь, и увольнение в запас проспишь.

– Ни, – возражает Друзяка. – Ни як я не можу этого зробить. Дивчина мене пид Полтавой гарна ждет.

Климов и Друзяка одногодки. Вместе пришли на подводную лодку, вместе несут вахту, хоть и обязанности разные, вместе любят поговорить о службе, о доме, о любви.

– А у тебе, Сашко, дивчина е?

– Нима, Микола, – неожиданно для себя тоже по-украински отвечает Климов.

Вахта уже подходит к концу. В турбинном отсеке жара. Работает турбина, а холодильная машина маленько подкачала. Все ходят в трусах и майках. Это так называемое «разовое» белье, выдаваемое подводникам на поход.

– Что-то у нас пару многовато, – недоумевает мичман Гарницын. – Ну-ка, Друзяка, осмотри, да повнимательней весь отсек.

Минуты через две доносится тревожный крик Друзяки:

– Товарищ мичман, тут якась дыра зробилась на трубопроводе.

Старшина команды турбинистов, мичман Гарницын, очень опытный подводник, он моментально определяет, где течь.

– Вот, черт возьми, – ругается он. – В самом неподходящем месте. Это уж по закону подлости. Во, хорошо, Климов здесь. Это ведь по твоей линии.

Климову все понятно. Тут же он бросился к месту течи. На подводной лодке все системы и трубопроводы отданы в заведование трюмных.

Александр Климов невысок, худощав, жилист. Чувствуется, что спортивный парень. Но вода поступает, в отсек в самой гуще переплетений трубопроводов. Как туда пролезть?

– Да-а, задача, – тянет Гарницын. – Ума не приложу, как быть.

Но Климов – человек действия. Ни слова не говоря, он уже пробирается к месту течи. Там не просто жарко. Там – горячо! И Климов чувствует, как в спину ему упирается какое-то пышущее жаром колено. Стиснув зубы, Климов пытается не касаться спиной, но не тут-то было. Он сжат трубопроводами, как тисками. «А-а-а, потерплю, – мычит он и, еще немного подавшись вперед, наконец-то дотягивается правой рукой до течи.

– Разводной ключ, – просит он. – Здесь, оказывается, сальник подтекает. Нужно было повнимательнее посмотреть перед походом. Ведь можно было тогда же и заменить.

Минута за минутой длится нестерпимая пытка. Временами Климову кажется, что он вот-вот потеряет сознание от боли. И в эту минуту он вспоминает отца. В том далеком сорок первом, трижды раненный, он не покинул поле боя, не бросил свой пулемет, выстоял. «А ведь ему, – пронзает Климова мысль, – было куда тяжелей, да и по возрасту в ту пору он был моложе меня. Так неужели ж я сдамся? Нет, ни за что!»

Когда, набив сальник и поджав его до отказа, Климов вылез из этой преисподней, его качало, перед глазами плыли красные круги, тошнота от перегрева подступала к горлу.

Догадливый Друзяка тотчас же набросил на него мокрую простыню и подтолкнул в бок:

– Иди, иди, Сашко, полежи на койке.

Шатаясь, Климов дотащился до кормового отсека и буквально рухнул на койку. Спину ломило и жгло.

«Что там, со спиной? – не успел подумать он. – Да, ладно, пройдет».

В следующую минуту он уже погрузился в тяжелое забытье. И снилось ему, что кто-то поставил ему на спину раскаленный утюг. Он силится сбросить утюг и – никак.

Боль не прошла и потом, когда он проснулся. Однако к врачу Александр не пошел. Более того, когда подошло время, снова заступил на вахту.

Только многоопытного Егорыча, нашего корабельного врача, провести трудно. Узнав обо всем, он-таки докопался до подробностей и немедленно разыскал Климова.

– Ты – молодец, – приветствовал он трюмного. – Как чувствуешь себя?

– Отлично, – стараясь отвечать пободрее, отозвался Климов.

– Ага, так и должно быть, – вроде бы согласился Егорыч. – Я тоже думаю, что отлично, – улыбнулся доктор. – Ну, ну, пусть так, – добавил он и слегка похлопал Климова по спине.

Александра от неожиданности так и передернуло.

– Ну, подними рубаху, – скомандовал Егорыч. Спина Климова была вся в красно-белых пузырях.

– Марш в санчасть, и без разговоров. Герой.

– Да я… – начал было Климов.

Но Егорыч так посмотрел на него, что тот понял – дальнейший разговор бесполезен.

Три дня спина горела, и Климов с трудом передвигался и спал. Потом стало легче.

– Пришел бы сразу, – назидательно выговаривал Егорыч, – обошелся бы одним днем. Здоровьем дорожить надо. И учти, оно не только тебе принадлежит. Понял?

– Так точно, товарищ майор!

– Вот то-то, что точно. А отцу напишем о твоем подвиге.

В этом походе мы приняли Климова в партию. Голосовали единогласно.

Благодарственное письмо в Караганду на имя Григория Степановича Климова ушло сразу же по приходу в базу. Через десять дней был получен ответ.

«Дорогие мои сыны – друзья Александра!

До глубины души тронут Вашим вниманием. Будьте достойны подвига Ваших отцов и дедов. Зорко охраняйте наши рубежи.

Желаю Вам, дорогие мои подводники, обязательно быть бодрыми и здоровыми.

Счастливого Вам плавания! Большого успеха в службе!

С уважением к Вам офицер запаса

Григорий Климов».

НА ПИРС ШВАРТОВЫ БРОШЕНЫ

Как ни продолжителен был поход, но финиш уже близко.

Гигантская дуга нашего пути вот-вот должна сомкнуться. По правому борту показались очертания знакомых побережий.

– Прошли мыс Север, – глядя в перископ, отметил командир.

Всплыли в полночь в заданной точке и донесли по радио об успешном окончании плавания.

Ответ был коротким:

– Следовать в базу.

Отдраили верхний люк, и густой свежий воздух Заполярья хлынул в отсеки. Он был насыщен йодом, солью, морем. Мы жадно глотали его пьянящий настой и никак не могли надышаться. На близких подступах к центральному отсеку уже скопилось много желающих хотя бы на миг взглянуть на мир, от которого мы столько долгих дней были оторваны и к которому мы наконец-то возвратились.

Когда я поднялся наверх, то заметил, что мостик и весь корпус подводной лодки покрыты желтоватым налетом океанской живности – микроорганизмов. Когда командир размашистым движением провел указательным пальцем по слегка скользкой поверхности надстройки, на этом месте тотчас же вспыхнуло слово: «Родина».

Насколько оно емкое, это слово, мы чувствовали сейчас особенно остро.

– Родная база, – взволнованно .выдохнул стоящий слева Семенищев. – Здравствуй, это мы!

И я невольно улыбнулся, вспомнив, как тот же Семенищев, впервые попав на Крайний Север, сказал о нашей бухте, встретившей его особо ярой пургой:

– Ну и местечко. Наверно, во всем мире неуютней нет.

А теперь – «родная база»!

Как же надо стосковаться по земле, чтобы об этих голых, продутых ледяными ветрами скалах сказать так нежно.

Подводники поднимались наверх небольшими стайками, чтобы хоть несколько минут полюбоваться студеным морем. Проходя мимо вахтенного офицера в центральном посту, они перед вертикальным трапом, ведущим в боевую рубку, четко называли свои фамилии:

– Бондарев, Месяц, Фролов, Яхваров…

Вахтенный офицер отвечал коротко: «Добро» и отмечал про себя, сколько и кто наверху, регулируя смену желающих «подышать по-настоящему».

…Несмотря на раннее время, пирс был заполнен встречающими. Подводная лодка развернулась в сторону берега и под острым углом к плавпричалу пошла на швартовку.

И в этот момент оркестр грянул «Варяга». Музыка звучала торжественно и призывно и я бы даже сказал – победно!

– Подать носовой! – перекрывая гром оркестра, прозвучал в мегафон зычный голос командира.

Бросательный конец метнулся к пирсу, и вскоре уже огон носового швартова надежно был накинут на кнехт и закреплен.

– Гюйс поднять! Флаг перенести!

Вот уже металлический трап, поданный с плавпричала, лег на верхнюю палубу лодки. Не дожидаясь, пока его закрепят, командир сбежал по нему на пирс удивительно легко и, стараясь не показать усталости, бедро сделал несколько шагов навстречу адмиралу, четко вскинул руку к пилотке и отрапортовал:

– Товарищ адмирал! Подводная лодка выполнила поставленную вами задачу, личный состав чувствует себя хорошо, материальная часть в исправности.

Адмирал распахнул объятия и на мгновение прижал командира к себе.

– Спасибо, Владимир Алексеевич, мы не сомневались в этом. Поздравляю с благополучным возвращением и правительственной наградой. Постройте экипаж на пирсе.

Потом адмирал приветствовал нас и сказал много добрых слов в адрес экипажа.

– Уверен, что вы и впредь будете выполнять поставленные задачи так же успешно, как выполнили эту!

Началась береговая жизнь.

МЕЧТЕ НАВСТРЕЧУ

МОРЕ

Море я увидел впервые почти полвека назад. Помню, поезд долго вез нас с севера на юг к новому месту работы мамы – на Черное море. Помню, мы с братьями засыпали и просыпались с единственной мыслью: «Какое оно, теплое, сказочное, на берегу которого мы будем теперь жить?»

– Завтра, – сказала мама. – Завтра вы увидите его.

В то утро мы встали пораньше и – сразу к раскрытому окну: не прозевать бы! Уже ощущалось дыхание цветущего юга. Но за окном бежали – лес и горы. Горы и лес. Мы нетерпеливо и напряженно вглядывались в даль.

И все же оно открылось внезапно – за поворотом дороги. И прежде чем я успел поразиться его необъятности, вдохнуть его солнечную свежесть и осознать, что это наконец-то оно, долгожданное, опережая мою радость, в соседнем купе кто-то звонко крикнул:

– Море!

Так это оно! Такое огромное! Ничего подобного мы в жизни не видели. Саша, мой братишка, – мы с ним близнецы – потрясенно шепчет:

– Море…

И оглядывается на меня. Его светлые кудряшки развеваются, а глаза… голубовато-серые, как эта безмерная морская гладь, расстилающаяся перед нами в утренней дымке. Сердце мое переворачивается от какого-то неведомого восторга.

– Вот и Черное море, дети! – взволнованно восклицает мама.

– И совсем не черное, – спорит Саша. – Оно светлое.

Потом, потом я увижу его и черным, и грозным, и исступленным, услышу его штормовые басы и гулкие волны рвущегося у скал прибоя. Но как передать словами то ошеломляющее чувство – от морской безбрежности, ясности, безмятежности, величия, осененных белоснежным крылом парусника. Издали он кажется влитым в зеркало моря. Нет таких слов у меня и сегодня!

Но порой, когда я оглядываюсь на прожитые годы, наполненные суровым моряцким трудом, вспоминаю службу, нести которую довелось на всех флотах и морях нашей Родины, на надводных и подводных кораблях, на парусниках и атомоходах, в самых отдаленных глубинах Мирового океана, не раз показавшего нам, морякам, свой крутой нрав, то мое первое, «детское» море вдруг снова засияет из прошлого нежной дымчатой голубизной. И этот свет упадет на живое лицо, моего брата Саши, которому через десятилетие будет суждено погибнуть в своем первом бою на Великой Отечественной. И в этом свете я опять увижу маму совсем молодой, хрупкой, глядящей на мир удивленно и с надеждой на близкое счастье, еще ничего не знающей о предстоящих испытаниях, о безмерной горечи непоправимых утрат, неумолимости времени…