Текст книги "На румбе — Полярная звезда"
Автор книги: Михаил Волков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
КАТЯ
День был как день, заполненный будничными делами и заботами, которых у Сергея всегда хватало.
Вечером пошли с Борисом и Зиной Ивановыми смотреть сто раз виденных «Трактористов».
Из кино возвращались поздно.
– Эх, ночь-то какая! Даже домой идти не хочется, – вздыхала Зина. – А что, ребята, может быть, прогуляемся по дороге?
– До Москвы и обратно, – пошутил Борис.
А ночь и впрямь была удивительна. Тишина полная. Огромная луна набросила серебристую туманную завесу на сопки, и они призрачно светились. Внизу отливала спокойным блеском гладь бухты, и красные полосы, отсветы створных знаков, пересекали белесую равнину. Они бродили по ночным склонам сопок, то болтали, то молчали.
– А что Катя? – осторожно поинтересовалась Зина. – Скоро ли прибудет?
– Скорей бы уж, – неопределенно ответил Сергей. – Вам хорошо, вы вдвоем.
– Не грусти, Сережа, – Зина потрясла его за плечо. – Веселей смотри, мореход!
Из-за поворота внезапно выскочила машина, и световая дорожка от фар скользнула вниз по дороге. Проезжая мимо них, машина вдруг резко затормозила.
– Стрелков? – услышал Сергей голос Быкова. – Легок на помине. Принимай, командир, хозяйку.
Сергей не успел ничего понять, как открылась дверка газика и на дорогу выпрыгнула Катя. Она бросилась на шею Стрелкову.
– Одиссей, милый мой! – шептала она, целуя его, нисколько не смущаясь присутствующих.
– Котенок, откуда ты? – Сергей не находил слов. – Как же так?
– А вот так. На самолете из Ленинграда, потом на такси до города. А там голосовала. И вот повезло.
– Вот что, Стрелков, – сказал наконец Быков. – Садись-ка в машину и поедем к нам. Как я понимаю, хозяйку тебе негде принимать. Переночуете у нас.
– А мы на что? – шагнул из темноты Иванов. – Сергей, ты бы хоть познакомил, что ли?
– Да, – подхватила Зина, – что же ты, друг ситный. Спасибо вам, Василий Иванович, за сюрприз, – повернулась она к Быкову, – а Катю мы забираем к себе. Берем шефство над Стрелковыми.
Борис и Зина деловито выгрузили Катины вещи.
– Ну, как знаете, – огорчился Быков. – А то моя половина была бы рада гостье.
Маленькая комнатушка Ивановых была не предназначена для приема гостей. И все же, потеснив скудную мебель, Ивановы обеспечили необходимое место для раскладушки.
Катя рассказала, как она добиралась сюда. Потом, спохватившись, начала вынимать подарки.
– Это конфеты. Это торт из самого «Норда». Это пирожки с капустой. От тети Маши.
Зина не успевала подхватывать свертки. Скоро праздничный стол был готов. Нашлась и бутылка шампанского.
Расстались глубокой ночью. Сергей не шел, а летел в общежитие.
Он был счастлив: сбывалось в его жизни все. Море, катера, Катя, Быков, друзья. Что же еще надо человеку?
НА ПРИЗ ГЛАВКОМА
Дивизион допустили к участию в стрельбах на приз Главкома. Накануне стрельб состоялось большое совещание. В кем участвовали представители штаба флота, группа посредников, которая была распределена по катерам и частично на эсминец, долженствующий изображать ОБК (отряд боевых кораблей) «противника», а также все командиры, кроме Быкова. Он накануне тяжело заболел и в стрельбах участвовать не мог. Все знали, что на учениях будет присутствовать не только командующий флотом, но и сам главком ВМФ.
В который раз атака была «проиграна» в кабинете. Каждой ударной группе определена частная задача в общей атаке. Катер Стрелкова попал в группу, наносящую удар по концевой части ОБК.
– Ты учти, Стрелков, – еще раз напомнил ему командир дивизиона, – что твои торпеды в общем торпедном секторе, созданном дивизионом, должны пройти по корме, то есть мимо. Но зато они не дадут «противнику» маневрировать ходами. Стоит только ему резко сбросить ход или дать задний, как он напорется на твои торпеды.
Стрелков потускнел. Ему очень хотелось лично поразить цель. Но задание есть задание.
– А вы, Иванов, – Турков строго поглядел на Бориса, – будете решать ту же задачу, но перекрывая головную часть ОБК. Наиболее результативной должна быть атака группы Алексеева, наносящей удар по центру. Капитан-лейтенант Алексеев, доложите ваши действия.
Уже немолодой, сутуловатый, невысокого роста офицер неторопливо подошел к доске, взял мел и уверенными линиями изобразил весь ход атаки, кратко поясняя маневрирование. Сектор торпед группы Алексеева точно перекрыл по длине ОБК «противника».
Турков остался доволен. Впрочем, он знал Алексеева по войне с Японией и не сомневался в его тактической грамотности. Но, вспомнив дерзкий набег на Сейсин, добавил:
– Учти, Алексеев, это тебе не лихая атака на японцев в Сейсине в августе сорок пятого. Ты хоть и основная, но только часть всего сложного механизма атакующего дивизиона.
– Ясно, товарищ командир, – отвечал Алексеев, в его серых глазах светилось спокойствие, – все будет как задумано.
– Ну, я в тебе уверен, – комдив махнул рукой Алексееву, приглашая его занять свое место за столом.
– Теперь, что делаю я? – Турков остановился. – Лейтенант Платонов, как думаете?
Платонов, сидевший рядом с Алексеевым, четко доложил:
– Мыслю так, товарищ командир, что вы атакуете лоб в лоб и сектор торпед вашей группы пройдет вдоль курса ОБК, охватив его с обоих бортов, жестко сковав «противника», не давая ему маневрировать курсами. Стоит только ему повернуть вправо или влево, как он тотчас подставит борт под ваш удар.
– Верно мыслишь, Платонов, – поддержал его Турков. – Впрочем, ты входишь в мою группу, так что должен это знать.
Уточнив все детали и возможные изменения в маневрировании «противника», комдив подвел черту:
– Задание всем ясно? Теперь так: если увидите что-то непредвиденное, то действуйте самостоятельно и решительно, стараясь не нарушить существенно общего плана атаки. Итак, выход завтра в десять ноль-ноль. Это предварительно. Ночевать всем на катерах. Еще раз проверить материальную часть. И быть готовым к немедленному действию.
Вечером в каюте Сергея собрались командиры катеров. Разговор, конечно, шел о стрельбах.
Гришин, как всегда спокойный и невозмутимый, заметил:
– А повезло нам, ребята. Сам главком будет давать оценку.
– Насчет «повезло» будем говорить, когда узнаем эту оценку, – иронически отозвался Борис. – То, что мы уже атаковали по этой схеме не раз, еще ни о чем не говорит. Не подвело бы нервное напряжение.
– А вот тут я не согласен, – возразил Иванов. – Ты что же думаешь, растеряемся, что ли? Быков чего добивался от нас?
– Как чего? – Борис посчитал вопрос излишним. – Четкости, ясное дело.
– Вот именно, четкости. Но не просто четкости. А четкости, доведенной до осмысленного автоматизма. Эмоции в сторону. Действовать надо.
– Как у тебя все просто, – вздохнул Стрелков. – «Эмоции в сторону!»
– А я так думаю, – перебил его Гришин, – допустили, значит, не сомневаются в нас.
– Так-то оно так, – переключился Борис на Гришина. – Все обсудили. Ясность вроде бы полная. Но мы же не знаем, какие вводные ждут нас. Вдруг в самый ответственный момент тебя условно «убьют». Сможет, например, твой боцман довести атаку до конца?
– Ну, конечно, командирской подготовки у него нет. Но главное сделает. А потом, – Гришин вдруг весь расплылся в улыбке, – я, лежа на палубе, «умирая», отдам ему последние указания.
Все рассмеялись. Так проговорили всю ночь. Разошлись уже под утро.
Сергею не спалось: то и дело выходил из каюты, смотрел на звезды, думал о завтрашнем дне. Он, конечно, волновался, тревожился, но с удивлением для самого себя, как бы сверх всего ощущал еще и радость. Очень хотелось попробовать силы в настоящем деле. Жаль, что Быкова не будет.
«А Катя, наверно, не спит, – неожиданно подумал он. – Волнуется за меня. Недаром спросила: «А как же вы без Быкова?» Чудачка. Быков недаром нас учил самостоятельности. Он и отсутствуя будет с нами».
На рассвете на бухту пал густой туман. Но к девяти часам уже сияло солнце.
Сигнал тревоги прозвучал в тот момент, когда Сергей расположился в каюте позавтракать. Приготовил бутерброды, налил из термоса чаю и развернул шелестящую фольгу шоколада. Тут и завыла сирена. Сергей машинально бросил взгляд на часы: «Девять ноль-пять. Раньше намеченного».
На то и учение, чтобы присутствовал элемент внезапности. Еще минуту тому назад над бухтой стояла мертвая тишина, какая бывает только перед грозой.
И вот грянула «гроза». Взвыла сирена на головном катере. Флагман поднял сигнал: «Немедленно сняться с якоря». Взревели моторы, бухта наполнилась гулом, и всю ее заволокло дымом. Как лыжники со старта один за другим отрывались от пирсов катера, и вот уже весь дивизион длинной ящерицей заскользил вдоль створной линии к выходу. Стремительно нарастали скорости. «Противник» на подходе к Петровскому заливу. Атаковать и уничтожить!» Таков приказ.
Скоротечен морской бой. Еще каких-нибудь полчаса назад катера покинули базу, и вот они, уже обнаружив цель, по приказу флагмана разбились на боевые группы и начали маневрирование по выходу в атаку.
Красавец эсминец, вспарывая залив, проник в наши воды. Катера обнаружены. Артиллерия ОБК открыла огонь. Но дымзавесчики уже протянули свои защитные полосы, отсекая катера от отряда боевых кораблей «противника» и затрудняя ведение прицельного огня.
Определив на глаз курс и скорость эсминца, Сергей установил данные на катерном прицеле и, медленно склоняясь вправо, выходил на ОБК. Слева от него в полукабельтове несся катер, концевой в этой ударной группе. Внезапно он резко сбавил ход и развернулся, выходя из атаки. «Подбит», – понял Стрелков. И в этот момент посредник из штаба флота, капитан 3 ранга Пронин, находящийся на катере, скомандовал:
– Командир, ваш торпедист «убит».
– Боцман, – крикнул Сергей Литовцеву, – заменить торпедиста. Аметов, заменить боцмана.
Боцман тотчас же бросился к торпедным аппаратам и занял место у задних крышек, а матрос Аметов встал слева от Стрелкова.
– Товарыщ командыра, я тут, – доложил он и радостно улыбнулся.
«Сектор разорван, – лихорадочно соображал Стрелков. – Необходимо подвернуть левее и сомкнуть его». И в этот миг катер вошел в дымовое облако. Закашлялся посредник. Ему вторил Аметов. А через несколько секунд темная полоса отодвинулась, и прямо перед глазами Стрелкова вырос силуэт эсминца.
Стремительно рассекая воду, он, видимо, только что уклонился от торпед группы Туркова, отвернув вправо, и теперь вновь возвращался на курс.
«Ага, – сообразил Сергей, – теперь ему никуда не уйти. Задний ход давать сейчас не будет, а через несколько секунд подставит мне борт. Нет, я не буду стрелять по корме, излишняя роскошь, я ударю по нему».
И, умышленно уменьшая угол упреждения, Стрелков подвернул влево.
– Аппараты, товсь!
Молниеносно выхвачена чека, стопорящая рукоятку коробки стрельбы. И вот уже эсминец на линии визира.
– Залп!
Сергей рванул на себя рукоятку, и в следующее мгновение силой отдачи катер дернуло назад, и Сергей грудью упал на катерный прицел.
«Теперь быстрее оторваться», – командовал он себе.
И, ложась на штурвал, вращал его вправо, выводя катер из под «обстрела». Багелев, сбросив обороты на правом дизеле, помогал развороту катера на курс отхода.
– Лихо! – похвалил Стрелкова посредник, когда, оторвавшись на положенную дистанцию, Сергей заглушил моторы.
…Разбор учения проходил на следующий день. Но уже накануне, вечером, вернувшийся из штаба соединения комдив сообщил – стреляли успешно и даже более того. Что означало «и даже более того» никто не знал.
И только на следующий день, сверив все данные с катеров и корабля-цели, комдив развел руками:
– По всем данным должны были попасть максимум четыре торпеды, а попало шесть. На эсминце установили это точно. Кто может внести ясность?
Сергей, густо покраснев, поднялся с места.
– Вы, Стрелков? – удивился комдив. – Ну, я слушаю.
– Товарищ комдив, когда я выскочил из дымзавесы и увидел лежащий на циркуляции эсминец, постепенно подставляющий мне борт, я понял, что задний ход он давать сейчас не станет, и потому я уменьшил угол упреждения. Две лишние торпеды, прошедшие под эсминцем, это мои.
– Т-а-а-к! – протянул комдив. И понять, что за этим «т-а-а-к» стояло, было невозможно. Турков опустил глаза. – А что я вчера вам говорил?
– Вчера была теория, товарищ комдив, – еще больше краснея, выдавил Стрелков. – А во время атаки – практика. Не мог я иначе поступить.
Наступило минутное молчание. Все ждали, что скажет Турков. А тот не спешил, нервно барабаня пальцем по столу. Потом, видимо, придя к определенному выводу, встал.
– Вот что я думаю, Стрелков. Твои, скажем в кавычках, лишние торпеды, попавшие в цель, насторожили комиссию и могут нам стоить приза. И все же ты поступил верно. В боевой обстановке надо поступать только так. А будет приз нашим или нет – пусть разбирается комиссия. Там люди опытные.
ДО СВИДАНИЯ, ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ!
После призовых стрельб Стрелков остро ощутил, что пройден какой-то очень важный рубеж. Он почувствовал свою силу, умение принимать самостоятельно решения и командовать людьми в сложной и быстро меняющейся обстановке флотской службы.
Сергею нравилась его хлопотливая командирская должность, необходимость ежедневно решать самостоятельно множество вопросов и внезапных вводных, которые могли поступить в любую секунду. Он любил ранние утренние минуты, когда оживала база, команды в составе дивизиона или по экипажам двигались к пирсам на подъем Военно-морского флага. Он любил чувство слитности с катером, послушно устремлявшемся вперед, разбрасывая пенные брызги на такой скорости, что казалось – летишь. Он любил свой экипаж, любил море за то, что оно постоянно испытывало его.
И еще он любил Катю. Он любил ее так крепко, что думал о ней постоянно. А Катя успела уже войти в ритм его беспокойной жизни, давно была женой командира.
Им выделили комнатушку в шесть квадратных метров, два из которых занимала огромная плита. Но Катя, непонятно как, превратила эту комнатушку в уютный и гостеприимный дом, открытый для друзей. Даже Быков, обычно сдержанный на похвалу, сказал Стрелкову:
– Ну, Сергей Иванович, жена у тебя молодцом!
Узнав, что у нее диплом библиотечного института, ей предложили место в библиотеке гарнизона. И хотя должность была очень скромной, она согласилась без колебаний.
Катя сразу же развила кипучую общественную деятельность: записалась в драмкружок, организовала передвижную библиотечку для катерников, начала готовить вечер морской поэзии…
Все шло прекрасно. И вдруг – потрясение! Уходит Быков. Об этом на совещании в штабе сообщил комдив. Едет на учебу.
Молодые командиры из звена Быкова переживали это событие болезненно. Они понимали: кто бы ни пришел на его место, он не сможет заменить Быкова.
А тот собирался недолго. Не в его характере было тянуть волынку. Два дня – и шабаш. Перед отъездом зашел в казарму. Катерники окружили его, стали вспоминать совместную службу, войну с Японией, делились своими житейскими планами, кто куда собирается после увольнения в запас. Говорили, как с родным, близким человеком.
– Вы уж, Василий Иванович, не поминайте нас лихом, – сказал за всех боцман. – Мы, конечно, старались, чтобы все было по-человечески, но все ж таки, наверное, немало доставили вам забот.
– Доставляли, доставляли, Рогов, было дело, – сдержанно улыбнулся Быков, но было видно, что он взволнован и растроган. – Только это не главное. А главное то, что болели мы за общее дело. Этому я вас учил. Теперь тому те вас будут учить молодые командиры, которых, мне кажется, вы хорошо приняли в свой коллектив. Это правильно. За ними будущее.
Помолчав немного, Быков добавил:
– Я не прощаюсь. Завтра утром, когда пойдете в море, я приду вас проводить.
Весь вечер Стрелков был задумчив и рассеян. И даже в разговоре с Катей часто отвечал невпопад.
– Не горюй, – успокаивала его Катя. – Ну что поделаешь. Ты же сам говорил – такова морская служба. Сегодня здесь, завтра – там.
– Да я все понимаю, Котенок, – соглашался Сергей. – А душа не принимает.
– Ты радоваться должен, что в твоей жизни был такой человек, как Василий Иванович. Тебе крупно повезло, Сережа.
– Да, Катюша, да. И все-таки не могу смириться.
Утром она провожала его в море. Стройная, в белом платье, она напоминала ему чайку, и Сергей откровенно любовался женой.
– Кланяйся от меня Василию Ивановичу. Кстати, скажи ему, если в Ленинграде потребуется жилье на время учебы, то пусть останавливается у нас. Подумай, как рада будет этому тетя Маша. Я уже ей и письмо написала, видишь?
И она протянула ему пухлый конверт.
– Там и о тебе все есть, не волнуйся.
– Умница ты у меня, Катюша, – Сергей нежно провел ладонью по Катиной щеке. – Обязательно скажу. Ну, счастливо, мне пора.
…Быков был одет по-парадному. В тужурке с Золотой Звездой на груди. Воротничок и манжеты рубашки ослепительно белые, брюки безукоризненно отглажены, ботинки отливали зеркальным блеском.
И хоть он всегда был подтянут и аккуратен, но сегодня казался каким-то необычно торжественным и, как сначала почудилось Сергею, немного отстраненным, как бы волей приказа оторванным от них, своих недавних подчиненных.
Но уже первые слова: «Чуть было не опоздал, ребята» вернули катерникам прежнего своего командира, жизнерадостного и немного ироничного, дотошного и очень-очень близкого им человека.
Улыбки расцвели на лицах молодых лейтенантов. «Чуть было не опоздал…» Как бы не так. Разве мог бы он опоздать? Ни за что!
– Какие вы все у меня уже взрослые, – тепло сказал Быков и подчеркнул: – Самостоятельные. Удачи вам в службе, попутных ветров и семь футов под килем. Пишите в Ленинград.
Сергей протянул ему конверт:
– Здесь, Василий Иванович, адрес и письмо к тетке. Если что, останавливайтесь у нас. Там вам будет удобно.
– Спасибо, Стрелков. Ну, не смею более задерживать, – обернулся он к комдиву.
– По катерам! – скомандовал Турков и двумя руками крепко пожал руку Быкова. – До встречи, Василий Иванович. Не забывай.
Бухта наполнилась гулом двигателей. По старой флотской традиции, Быков лично сбросил с кнехтов швартовные концы, и катера один за другим выползали на линию выходных створов. Но катерники еще долго видели одинокую фигуру своего командира, в последний раз провожающего их в море.
«До свидания, Василий Иванович! – повторял про себя Стрелков. – Спасибо за науку! Всего, всего вам доброго!»
Берег отодвигался все дальше. Исчезали очертания отдельных предметов. Скоро все для Сергея слилось в плотную зеленую стену, в которой, как ему казалось, он все же различал еще два небольших штриха: один у уреза воды, темный – Быков, другой, повыше, на сопке, белый – Катя.
НА РУМБЕ – ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ
Командир подводной лодки, капитан 1 ранга Каширский, посмотрел на мой, разбухший от книг, изрядно потрепанный чемодан и улыбнулся:
– Опять свой необъятный готовите? Для меня там, авось, тоже найдется что-нибудь историческое?
– Есть и это…
В дверь постучали. И в проеме показалась солидная фигура торпедного электрика старшего матроса Фролова. Увидев командира, он почтительно застыл.
– А-а, Фролов, ивановский витязь! – весело приветствовал его Каширский. – Мастер неоригинального жанра, специалист по переносу тяжестей! Небось за чемоданом пожаловал?
– Так точно, товарищ капитан первого ранга, – гаркнул Фролов.
– А дотащишь? – усомнился командир. – Не чемодан, а скала. От палубы не оторвешь.
– Ничего, осилим…
Фролов подошел к чемодану, примерился, как тяжелоатлет к штанге, и неожиданно легко вскинул его на плечо.
– Разрешите идти?
– Иди, – почтительно поглядел на него командир. – Ну и силен ты.
– Есть маленько, – скромно согласился Фролов.
Нет, он не просто силен, он – богатырь!
Помнится, пришли мы из плавания, машину с вещами отправили в казарму, а сейф командирский забыли загрузить. Тогда кто-то из офицеров в шутку и скажи: «Да ладно, Фролов пойдет на базу и прихватит его с собой». Все улыбнулись, а Фролов, присутствовавший в отсеке, понял это как приказ. И через полчаса дверь в мой кабинет распахнулась и ввалился Фролов… с сейфом на спине. А мы потом вчетвером сейф этот с места сдвинуть не могли…
Накануне выхода в длительное плавание каждый еще и еще раз осматривался – все ли взято, ведь в море уже поздно будет думать об этом.
– На довольствие Нептуна не резон переходить, – шутил по этому поводу старшина команды снабжения Гриша Артюхов.
По его линии особо много было всяких загрузок, и крутился он, по собственному выражению, «как вентилятор».
Каждый сантиметр площади на подводной лодке строго взят на учет и предназначен для определенной цели. Потому-то при подготовке к «автономке» лодку загружают самым необходимым, без чего в море жить невозможно: топливо, оружие, продовольствие, все виды НЗ, специмущество боевых частей и служб, минимум личных вещей.
Берутся в поход и книги: политические, технические, справочные, художественные. Цену им определяло само море. И вот со временем скомплектовался у меня чемодан, поднять который мог только Фролов. И было там – самое-самое.
Неизменным успехом пользовались русская и зарубежная классика, исторические романы, морские повести и рассказы, книги из серии «Эврика», фантастика и приключения. В почете была и поэзия с тысячелетним диапазоном по времени – от Омара Хайяма до Василия Федорова.
Итак, чемодан с книгами отправлен на лодку. Что теперь на очереди?
На очереди была кинобаза. К чести нашего тыла надо сказать, что выбор фильмов на кинопрокатном пункте был довольно богатым. Но, стараясь определить в «работу» все киноленты, работники проката составили свои рекомендательные списки с учетом знаменательных дат и праздников. А нам для долгого плавания нужны остросюжетные, флотские, о природе и мультфильмы.
– Все хотят остросюжетные, всем подай флотские, – возразила работница кинобазы. – А кто будет брать эти?
Она кивнула на списки.
– Возьмем и эти, пригодятся, – пошел я на компромисс. – Только учтите и наши просьбы.
На том и порешили к обоюдному удовлетворению.
Командиру отобранные фильмы понравились:
– А «Чапаева» взял?
– Взял, взял.
Кинофильм «Чапаев» мы брали во все походы и знали его наизусть. Он пользовался у подводников неизменным успехом. Я даже заметил, что отдельные фразы из фильма перекочевали в разговорную речь.
…После обеда втайне от всех я хожу по квартирам офицеров и сверхсрочнослужащих, особое внимание уделяя тем, у кого среди экипажа в период плавания будут дни рождения.
Зная примерные сроки похода, я уже составил список всех именинников, написал письма родным подводников срочной службы и получил от них в свой личный адрес или письма, которые я вручу в дни рождения, или музыкальные приветствия, записанные на пленку или пластинку. Все это потом, в походе, сыграет немаловажную роль в подъеме жизненного тонуса моряков.
Вот уже третий день хожу по квартирам и сегодня надеюсь закончить эту кропотливую, трудоемкую, но очень нужную работу.
Завтра подам в политотдел списки, в которых будут указаны не только дни рождения моряков, но и те краткие, но необходимые сведения, которых люди будут ждать с особым нетерпением. У многих дети учатся в школе, – как-то они закончат очередную четверть? У командира БЧ-4 болеет мать. У боцмана жена должна скоро рожать. Да мало ли что еще волнует моряков?! О самом важном нам сообщат по радио в краткие минуты сеансов радиосвязи.
Хлопотная эта должность – политработник на корабле. Приходится вникать во многое, казалось бы, и не относящееся к кругу твоих забот.
Вот, например, сегодня, прежде чем заняться своими кровными делами, решил зайти в тыл, узнать у начфина, подана ли ему заявка на зарплату экипажу. Это должен был сделать помощник командира. Его обязанность. Но помощник, капитан-лейтенант Караед, на лодке недавно. Еще месяц назад он был командиром минно-торпедной части на другом корабле. Личный состав экипажа знает еще плохо, обязанности свои – недостаточно. Нет, обвинять его в недобросовестности нельзя. Он очень старается, без дела секунды не посидит. Но то, что опытный помощник сделает за день, у него уходит два, а то и три.
Как сейчас вижу его невысокую плотную, ладно скроенную фигуру спортсмена. Он, кстати, борец первого разряда и уже две недели назад, выступая за сборную команду лодки на первенстве соединения, с успехом одолел своих противников, завоевав почетное звание чемпиона. Это подняло его авторитет в нашем, любящем спорт, экипаже. В одном из боевых листков сразу же появился рисунок, на котором изображался помощник, прижимающий коленом к ковру медведя. А сверху подпись: «Караед Паша – гордость наша». Листок имел успех. Говорят, что помощник, увидев его, сказал: «Что за «Паша»? Фамильярность. Листок снять и отдать мне на память».
Мне лично Караед симпатичен. Но проверить его все же надо.
Начфин на мой вопрос ответил сухо, не отрываясь от пухлой ведомости:
– Заявки нет – денег не будет.
– Владимир Борисович, помилуйте, ведь есть еще время…
– Срок выдачи истек вчера, – он поднял строгие глаза, помолчал: – Ладно, сегодня еще приму.
Я, конечно, знал, что он примет заявку и завтра и послезавтра, и сделает все, чтобы наши семьи не остались без денег, но правота оставалась за ним. А мы, выходит, проявили свою недисциплинированность. Пришлось крепко поговорить с помощником.
Он не оправдывался, просто показал мне строчку в списке «Что надо сделать» под пунктом девятым: «дать начфину заявку на деньги».
– Завтра я бы дал обязательно. Да и что им там делать в тылу, как ни нас обеспечивать? Разве не так?
– Не так, – возразил я. – Конечно, они должны нас обеспечивать. Это, как говорит наш начхим, «и ежу ясно». Понятно и то, что не мы для них, а они для нас. Но зачем же добросовестного, пунктуального и дисциплинированного начфина ставить в трудное положение? Ведь у него тоже есть инструкция, за сколько дней он должен подать заявку в банк, чтобы получить довольно крупную сумму. Поставьте себя на его место и тогда поймете свою ошибку.
Забегая вперед, надо сказать, что молодой помощник прислушивался к советам старших и принимал их как руководство к действию. А значит «вмешательство» в его дела шло на пользу и ему и делу.
Выйдя в то утро от начфина, я столкнулся в коридоре с командиром БЧ-5 Алексеем Ивановичем Починщиковым, одним из самых опытных механиков. Недаром боевая часть пять нашей лодки вот уже третий год занимает первое место среди электромеханических боевых частей соединения.
Вид у Починщикова крайне озабоченный.
– Что, Алексей Иванович, такой тревожный взгляд?
– А-а, – отмахнулся он. – С ЗИПом заело. Надо взять про запас кое-что, ведь надолго уходим.
– Ну и что, не дают?
– Нужна подпись флагмеха. А тот говорит: «У вас все выбрано по нормам».
– А в наличии нет? – поинтересовался я.
– Как нет? – вскинулся Починщиков. – Все есть, но не помешает еще.
– Вот что, Алексей Иванович, давай твою заявку. Буду в штабе, зайду к флагмеху.
– Да он и мне бы дал, да говорит – нет.
– Не может быть, чтобы совсем уж ничего не было.
– Так-то оно так… А заявка – вот она.
Починщиков уже заканчивал службу на лодке и после этого похода должен уйти в академию. Мы с грустью думали, что такого механика трудно будет найти.
День выдался «везучий». Не успел войти в штаб, как косом к носу столкнулся с флагмехом.
– А-а, комиссар, какими судьбами?
– Обыкновенными и, как ни странно, к вам Владислав Леонидович.
– Что такое? – удивился он.
– Да так, по старой дружбе. Вы ведь были у нас на лодке первым командиром БЧ-5, подготовили отличную замену, Починщикова. Но теперь и он уходит. Кто-то следующий?
– Это вопрос, – согласился флагмех. – Ну, заходи ко мне, что мы тут в коридоре разговариваем.
Флагмех расчувствовался, вспомнил первые походы, первого командира – Владимира Николаевича Чернавина, ныне известного адмирала, Героя Советского Союза.
– Трудно будет без Алексея Ивановича. Ас своего дела. Уж он-то знает, что и где нужно.
– Знает, – поддакнул я. – Вот только вы ему не даете дополнительных запчастей.
– Так ведь все есть у него! – изумился флагмех.
– Все, да не все, – вытащил я заявку. – Вот тут ваш преемник, ас своего дела, который знает, что и где нужно, написал дополнительный список. Он так надеялся, что вы его поймете.
– Возможно, – согласился флагмех. – Но ведь пока старые.
– А может быть, – предложил я, – мы сделаем так. Вы нам дадите все, что запросил Починщиков, мы же после возвращения из похода, что останется лишнее, вернем.
– Ну да, – рассмеялся флагмех. – Держи карман шире. Ваш механик действует, как невозвратный клапан, пропускает только в одну сторону. Да и ты, комиссар, хитер, подловил меня, простака, а я-то уши развесил. Ну ладно, давай заявку.
Размашистым почерком он наложил нужную резолюцию и, возвращая мне заявку, подмигнул:
– Тебе бы по линии дипломатии идти.
– Отвечу, как Чапаев: «Не могу – языков не знаю».
– Так ли? Вот со мной быстро нашел общий язык, хотя не механик.
– Так мы же свои, чай.
– Свои, свои. Конечно, свои.
Увидев заявку с резолюцией, Алексей Иванович удивился:
– Как это вам удалось?
– Ни в жизнь бы не удалось, если б не вы.
– При чем тут я?
– Да любит вас флагмех. Так и сказал: «Алексею Ивановичу дам, потому как люблю и верю, что надо».
– Ну да, – покачал головой Починщиков.
И улыбнулся открытой улыбкой, поверив, что все так примерно и было.
И правильно, что поверил.
Бывало, мне говорили иные, что, мол, не своим делом занимаешься, друг. У политработника, дескать, есть прямые обязанности, основные формы работы: политзанятия, политинформации, беседы, лекции с использованием технических средств пропаганды и наглядной агитации, оказание всесторонней помощи в работе партийной и комсомольской организациям, планирование культурного досуга. К тому же есть еще индивидуальная работа. Уже этого больше чем достаточно для одного человека. Зачем же вмешиваться в чужие дела?
Ответ у меня один: для политработника на корабле, где все теснейшим образом взаимосвязаны друг с другом, посторонних, чужих дел – нет.
Вот еще один пример, один из уцелевших в памяти штрихов этого беспокойного предпоходного дня.
Во время обеда в кают-компании разговорились со старпомом.
– Почему, Вячеслав Иванович, – спрашиваю его, – командирскую лодочку на кителе не носишь? Ведь лодку знаешь, управлять умеешь?
– Так ведь приказа не было.
– А почему?
– Не сдал практическую часть командиру соединения.
– Странно, – удивился я. – Он столько раз выходил с нами в море, видел твое умение, чего еще надо?
– Надо сдать официально, а адмирал занятой человек, да и экзамен не в кабинете сдается.
Старпом вынул зачетный лист и показал:
– Вот, одна графа осталась. Практика. Нужна подпись с резолюцией: «В приказ».
Надо сказать, что своего командира соединения контр-адмирала Игнатова Николая Константиновича мы здорово уважали, и не только потому, что в свои неполные сорок лет он уже стал и адмиралом и Героем Советского Союза, а в первую очередь за его высокие морские качества, за демократичность и доброе отношение к людям. И, признаться, меня удивила неуверенность старпома.
