Текст книги "На румбе — Полярная звезда"
Автор книги: Михаил Волков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
ЭКИПАЖ
Предстоящее знакомство с экипажем особенно тревожило Сергея. От первого разговора зависело многое. Он понимал это и старался мысленно представить себе все возможные повороты беседы. Уже беглое знакомство – по личным делам – показало Сергею, что врастание в коллектив будет трудным. Из всего немногочисленного экипажа только двое были моложе его, остальные – одногодки или старше.
– Будь осмотрителен, Стрелков, – предупредил Быков. – Никакого гонора. Больше присматривайся. Каждый раз серьезно думай, прежде чем принять решение. Особое внимание обрати на боцмана Литовцева и старшину команды мотористов Багелева. Боцман у тебя солидный, обстоятельный, хозяйственный. Багелев – дело знает, но требует постоянного контроля.
Встреча с экипажем состоялась в ленинской комнате казармы. Стрелкова представил Быков:
– Это ваш новый командир, лейтенант Стрелков Сергей Иванович. Училище окончил в Ленинграде, на флоте с 1940 года, был еще юнгой. Ну, не буду мешать, знакомьтесь. Литовцев и Багелев, введите командира в курс дела о состоянии катера и его готовности к спуску на воду и плаванию.
Быков ушел. А Стрелков вспомнил, как он вчера, возвращаясь из штаба, отыскал на блоке по бортовому номеру свой катер и долго любовался им. Хотя, честно говоря, тот не очень-то и гляделся. Немного обшарпанный, с красными яркими пятнами сурика на очищенных под покраску металлических поверхностях, с дном, обросшим ракушкой и водорослями, и запачканной, а потому прерывистой ватерлинией – катер как бы терял в этом камуфляже стремительность своих обводов и на фоне голубой бухты выглядел аляповато-игрушечно. Но это был его катер!
А вот теперь перед ним был экипаж этого катера. Команда расположилась по обе стороны длинного стола: с одного края сидели во главе с боцманом Литовцевым, с другого – во главе с Багелевым.
«Понятно, – сделал для себя вывод Сергей, – верхняя команда и нижняя». За маленьким востроглазым Багелевым сидели мотористы. Здесь ошибки быть не могло. За плотной, крепкой сбитой фигурой боцмана «в кильватер» расположились… тут Стрелков задумался, восстанавливая мысленно фотографии членов экипажа, личные дела которых изучил накануне.
«Да, видимо, так, – утвердился он. – Этот полноватый старший матрос торпедист Красанов, а дальше – высокий с тонкими чертами лица, наверно, радист Соловьев. Затем, наверняка, комендоры. Ну и далее все остальные члены экипажа».
Узнал и черноволосого кареглазого, чему-то улыбающегося торпедного электрика Аметова из Татарии и маленького, хрупкого, с коротким ежиком волос и неожиданным стальным взглядом химика Букина.
Стрелков вспомнил, что скоро на катере, как сказал Быков, будет поставлена радиолокационная установка (заводские рабочие уже прибыли). Значит, прибавится еще один человек.
Молчание немного затянулось. Все ждали, что скажет командир, а Стрелков молчал. Он собирался с силами, внутренне подбадривая себя: «Ну, вперед, вперед» и не двигался с места, мучительно не зная, с чего начать. Выручил Багелев.
– Товарищ командир, – вскочил он, – если не возражаете, мы все по очереди представимся и расскажем о себе.
– Хорошо, давайте так, – обрадовался поддержке Сергей. – Начнем с боцмана.
Старшина 1-й статьи Литовцев, голубоглазый, ладный, был краток.
– Ну, что, товарищ командир, – начал он, – моя биография проста…
– Но поучительна, – вклинился Багелев.
Все заулыбались, Стрелков тоже, однако бросил:
– Багелев, вы следующий, а пока Литовцев.
Боцман укоризненно посмотрел на Багелева и продолжал:
– Родился я в двадцать пятом году, на флот попал в сорок третьем, участвовал в войне с Японией. Отец погиб в сорок втором году, мать – колхозница. Есть жена Валя и дочь Света. Живут на Украине. По моей линии катер почти готов. Покрасим только подводную часть специальной краской от обрастания, остальное по мелочи. Разрешите сесть?
– Садитесь, боцман. Багелев, ваша очередь.
Кажется, «мертвая точка» была позади.
Багелев был многословен и с явной претензией на остроумие.
– Я, товарищ командир, служу уже седьмой год, Как говорят «по второму году, по второму заходу». Служить осталось неделю и выпить семь компотов. Холостяк убежденный, моторист прирожденный. Техника на катере – что надо. Все работает с полоборота, – скороговоркой выпалил он, при этом бросая взоры на мотористов и вдохновляясь их улыбками.
Из верхней команды все, кроме улыбчивого Аметова, были безучастны к монологу Багелева, и тот, похоже, свои шутки расточал только мотористам, иногда, впрочем, поглядывая в ожидании поддержки на торпедного электрика.
Багелев на мгновение остановился. Переведя дух и набрав воздуха, он уже готов был дать новую очередь своего боевого повествования, но Стрелков остановил его:
– Стоп, стоп, немного помедленней, Багелев, а то сразу не уловить сути. Вам с вашей скорострельностью в комендоры надо было идти.
Теперь уже засмеялись все, и Стрелков отметил это. Но Багелев нисколько не смутился и в ответ на замечание командира отчеканил:
– Это точно, товарищ командир. Комендор из меня был бы не то, что наш Еремкин. Ведь он, когда дал первую очередь, то со страху свалился на турель.
Стрелков заметил, как вспыхнуло лицо молодого комендора и как он весь как будто от удара сжался и умоляюще посмотрел на Багелева.
– Багелев, – остановил его Сергей, – о Еремкине не надо. О себе говорите. А он, насколько мне известно, огневую задачу сдал на «хорошо». Значит, комендор добрый.
В глазах Багелева почти неуловимо мелькнуло и тотчас же исчезло какое-то сложное и неприятное выражение. Он снова был благожелателен и, не давая себя сбить со взятого тона, отпарировал:
– Это он стрелял после напарника и утверждает, что попал точно в те же дырки в щите.
«Однако этот говорун себе на уме», – отметил Стрелков. – К нему надо будет присмотреться внимательно».
А Багелев тем временем, по ходу дела чем-то подколов каждого члена верхней команды, уже с восторгом рассказывал о высоких успехах команды мотористов под его, Багелева, руководством.
– Катер наш выглядит хорошо. Но дел еще много. Завтра представлю план работ с указанием срока их проведения, – закончил он свой пространный доклад и улыбнулся хитро м многозначительно.
Доклады мотористов были под стать багелевскому, хотя и менее красочны. Однако школа Багелева так и выпирала: «Все хорошо, все отлично. Кто бы в этом сомневался, но только не мы».
Верхняя команда в этом отношении не имела общего лица. Каждый был индивидуален.
Торпедист Красанов, какой-то рыхлый и вялый, что так не вязалось с его молодостью, говорил несколько обиженным тоном, вроде его кто-то упрекал за службу.
– Я, товарищ командир, одногодок с Багелевым и по сроку службы и по пребыванию на катере. И напрасно некоторые сомневаются, что мы по торпедной части отстаем от других. И торпеды готовить и стрелять нам не впервой.
– А кто эти «некоторые»? – поинтересовался Стрелков.
– Да есть такие, – неопределенно бросил торпедист, – и даже на нашем катере.
«Похоже, у Красанова и впрямь что-то неладно», – подумал Стрелков, а вслух сказал:
– Все учтем, Красанов. Судить будем не по словам, а по результатам стрельб, так что не волнуйтесь.
Радист Соловьев показался Сергею несколько нервным, и по его сбивчивому тону он понял, что должность радиста на катере оценивается членами экипажа по-разному.
– Я ведь что хочу сказать, товарищ командир, – тут он разволновался и даже стал заикаться. – Вот к-ког-да гов-в-ворят, что р-р-радист бел-л-оручка, то ведь н-н-не верно это.
Сергей знал, что инструкция не позволяет использовать радиста на тяжелых работах, так как рука теряет чувствительность и это сказывается на качестве работы. Но, с другой стороны, понимал, что участие радиста в авральных работах на корабле необходимо и в разумных мерах нисколько не повредит профессиональному мастерству, поэтому на замечание Соловьева ответил дипломатично:
– Я думаю, что вы сами должны понимать, когда ваше участие в общекорабельных работах необходимо, и в меру сил не отказываться от них.
Тут Сергей заметил ехидную и торжествующую усмешку Багелева, брошенную в сторону радиста, и строго добавил:
– Но перегружать вас в ущерб вашему делу я не позволю.
Ответный взгляд радиста в сторону Багелева был более чем красноречив: «Ну, что – съел!» Багелев поморщился и не выдержал:
– Да он, товарищ командир, здоров, как бык. Штангу тягает, а на корабельные работы ни-ни.
– Хорошо, Багелев, – перебил его Стрелков, – думаю, что в нашем небольшом коллективе мы сумеем найти разумное решение всех вопросов.
– Вот так, – удовлетворенно подвел черту Литовцев.
Остальные моряки на катер прибыли недавно. Их выступления были краткими и поверхностными.
Молодой же комендор Еремкин все никак не мог успокоиться после багелевского упрека и оправдывался:
– А в турель я не падал, просто в первый раз закрыл глаза, и то сначала, а потом стрелял лучше.
Доклад торпедного электрика прозвучал на высокой ноте: .
– Товарыщ командыра, – выпалил он, – что если будет нада, сделаем.
И сел.
Все заулыбались, Аметов тоже. Он был доволен. Химик Букин, маленький и тщедушный, неожиданно солидно пробасил:
– У меня в заведовании не только ваш катер. Я как бы помфлагхима. Иногда буду отсутствовать, так надо.
– Надо так надо, – согласился Стрелков, – однако, поскольку вы стоите на штате у нас, отлучаться только с моего разрешения.
– Есть, товарищ командир.
Этакий бас в тощем хрупком теле маленького химика был неестественным и забавным и солидности Букину не прибавлял. Даже наоборот, – казалось, что он пыжится «понарошку», что это вроде представления на сцене. Однако Букин был преисполнен солидности, и Сергей невольно улыбнулся. Букин ему понравился.
– Хорошо, помфлагхим, а остальные, видимо, менее знатные, – улыбнулся он и, обращаясь ко всем, добавил:
– Итак, вкратце все ясно. Экипаж опытный. Люди бывалые. Все внутренние разногласия должны быть отброшены. Стыдно будет нам не найти общего языка в масштабе катера. Перечень всех необходимых работ дать Багелеву сегодня же. А вам, Багелев, завтра к утру представить мне план окончания ремонтных работ и подготовки катера к спуску и плаванию. Вопросы?
– У матросов нет вопросов, – неожиданно бодро за всех ответил Еремкин.
– Ну, что ж, тогда свободны. Занимайтесь своими делами в соответствии с распорядком дня. Если что надо, я буду в штабе.
Все дружно поднялись. Стрелков уловил доброжелательный взгляд боцмана и откровенно восторженный – Аметова. Багелев с деловым видом скомандовал нижней команде: «Мотористам остаться, обсудим один важный вопрос». Красанов все с тем же обиженным выражением на лице молча вышел из комнаты. Поротиков шутя подхватил под мышку Еремкина и легко зашагал к выходу. Соловьев был задумчив и уходить не спешил. Химик Букин что-то сосредоточенно вычеркивал у себя в блокноте и вид у него был крайне озабоченный.
Стрелков, возбужденный и радостный, отметил все это в памяти и подумал: «Надо же, какие они все разные. Трудно, брат, тебе будет, трудно». Вообще-то он был доволен собой. Вроде бы вел себя уверенно, по-командирски. И все же какие-то нюансы в разговоре с Багелевым, Красановым и Соловьевым тревожили. Единственно кого он принял сразу, серьезно и бесповоротно, был боцман. «С ним сработаемся, – подумал Сергей, – остальные еще не совсем ясны».
ОКНАМИ НА ЗАЛИВ
Стрелкову предоставили вполне приличное место в офицерском общежитии, на втором этаже жилого дома, где были расквартированы семьи катерников.
В светлой просторной комнате (комната была угловая и имела три больших окна) размещалось шесть человек, а значит, стояло шесть коек, шесть тумбочек, шесть стульев. А еще в комнате было два больших шкафа для одежды, квадратный обеденный стол и у левого окна, выходящего на залив, маленький однотумбовый письменный, с двумя креслами по бокам.
Шкафы с натянутой между ними занавеской поставлены были так, что образовали своеобразную прихожую, где разместились небольшой кухонный столик, вешалка и раковина с полочкой для туалетных принадлежностей.
В комнате над столом висел огромный оранжевый абажур, на подоконнике стояли горшочки с цветами и были разбросаны в живописном беспорядке блокноты, галстуки, журналы, газеты и плитки шоколада в ярких обертках.
Один из лейтенантов был недавно переведен к новому месту службы, и освободившуюся койку у окна с видом на залив, к великому удовольствию Сергея, отдали ему.
Когда он появился со своими вещами, в общежитии был только один из жильцов – сухощавый, среднего роста, черноволосый лейтенант, пребывавший, судя по всему, в весьма мрачном настроении.
– Недодаев Виктор, – привстал он с койки и вновь откинулся на подушку.
Вскоре пришли и остальные члены холостяцкой команды. Они ввалились с шумом и смехом, видимо заканчивая какой-то интересный разговор.
– А у нас пополнение, – доложил Недодаев.
– Видим, – прогудел белокурый богатырь. – Платонов я, а это – Приверенда, – показал он на следовавшего за ним тоже рослого, широкоплечего лейтенанта. – Кто следующий?
– Гришин, – выступил вперед плотный кареглазый красавец. Он хотел еще что-то сказать, но, увидев Стрелкова, осекся. – Сережка! Ты? Вот так сюрприз!
И бросился, обнимать опешившего Сергея.
– Ребята, да это же Стрелков, мой старый друг. В юнгах вместе ходили, на соревнованиях встречались. Между прочим, – Гришин принял торжественный вид, – Стрелков – чемпион по плаванию.
– Правда, чемпион? – заинтересовался Платонов.
– Да, что-то вроде этого. Где-то, когда-то был чемпионом, – смутился Сергей.
Из-за спины Платонова показался еще один лейтенант. Сергей его сразу и не приметил. Уж очень тот был мал. В застегнутом на все крючки и пуговицы, аккуратно отглаженном кителе и в брюках с острой стрелкой, он казался каким-то игрушечным, неправдашним. Глаза острые, внимательные.
– Так что, значится, Иван Букасов, – смешно представился он.
– Ванюшечка-душечка, с горошком пирожок, – добавил Платонов, лукаво улыбаясь.
– Ты смотри, – сокрушенно начал Приверенда, стаскивая огромные ботинки сорок шестого размера, – опять где-то разорвал. И где теперь покупать, ума не приложу. То ли дело Ванюше. Пойдет в «Детский мир», купит себе гусарики и носи спокойно.
Букасов сверкнул глазами в сторону Приверенды и отпарировал:
– Ума не приложишь, потому что нет его. Сказал бы тебе, как надо вести себя культурному человеку, да бесполезно, уж больно длинный ты, не скоро дойдет.
– Ну не сердись, Ванюша, шучу, мы ведь из другого дивизиона, – добродушно пробасил Приверенда.
По всему чувствовалось, что Букасов был частым объектом для шуток в этой молодой, веселой и шумной мужской компании. И пусть даже шутки были совсем безобидные, Букасов воспринимал их отнюдь не добродушно. В его реакции были болезненные нотки. И это вызвало у Сергея чувство досады на шутников. Но те и в ус не дули. Они просто не придавали значения своим шпилькам в адрес «Ванюшечки-душечки».
Впрочем, времени для разговоров в этот раз было немного.
«Адмиральский час» кончался, и всех ждали свои неотложные дела.
Сергей провел этот час с Генкой. Друзья не видели друг друга с января, с последней в их жизни спартакиады военно-морских учебных заведений, где они, еще тогда курсантами, защищали честь своих училищ. Сергей – как пловец, Генка – как представитель классической борьбы. Друзьям было о чем поговорить, и все остальные члены холостяцкой команды решили им не мешать.
– Ты у Быкова, а я в звене Дегтярева, – рассказывал Гришин. – Прибыл три дня назад, а познакомился с командиром звена вчера. Хороший мужик. Деловой и спокойный. Люблю таких. А тебе придется покрутиться. Быков, говорят, ой, ой, ой!
– Ну и пусть, – с жаром возразил Сергей. – Ты даже не представляешь, как это хорошо. Я о таком командире и мечтал.
Час пролетел незаметно.
– Впереди у нас еще вечер, поговорим, – подмигнул Генка, неохотно поднимаясь с койки. – Дегтярев ждет. Пора. Поведет знакомиться с базой. Это, брат, – важный момент. А то подключайся к нам.
– Не могу, Гена, у меня другой план. Мне в штаб надо.
СТАРШИНА БАГЕЛЕВ
В штабе Сергей взял большой альбом спецификаций и углубился в изучение устройства катера. Особых открытий не было. Все, о чем он читал, в какой-то мере изучалось в училище, и потому работа шла споро, и уже к концу дня он в общих чертах освоил материал. «Более подробно расспрошу флагманских специалистов», – решил он.
– Ну что, не боги горшки обжигают? – приветствовал его в штабе Гуськов.
– Да, товарищ капитан-лейтенант. Это так. Хотя кое-что надо будет изучить подробнее, особенно по механической части.
– А вы не стесняйтесь обращаться к специалистам, да и к старослужащим старшинам, – посоветовал замполит. – Вот хотя бы к Ведышеву. Опытнейший специалист, мастер своего дела и человек, замечу, достойный.
– Может быть, и так, – неохотно согласился Стрелков.
«Обращаться к старшинам ему, командиру?..»
Гуськов уловил в тоне лейтенанта нотки сомнения, понял их причину, усмехнулся:
– Значит, у младших по званию учиться не хотим? Так я понимаю?
– Да неудобно вроде бы, – признался Сергей.
– Вот и напрасно, Сергей Иванович. Авторитет свой вы этим не уроните, а знания пополните. Все так делают. Даже Быков.
– Бы-ы-ков? – недоверчиво протянул Стрелков.
– Да, Быков, представьте себе, сам Василий Иванович. И ничего зазорного в этом не видит.
Расставшись с Гуськовым, Сергей никак не мог забыть этого разговора. Все дивился: «Надо же, сам Быков у старшин учится…» И его потянуло к «своим» – к экипажу, словно разговор с замполитом требовал какой-то немедленной проверки, подтверждения.
Сразу после ужина Сергей заглянул в казарму.
В правом дальнем углу спального помещения, удобно разместившись на койке, о чем-то интересном травил боцман. Рядом сидели Аметов, Соловьев и Красанов.
– Я ему говорю, – услышал Стрелков голос Литовцева, – Ручкин, голова-то у тебя пустая. Вот уж час долблю тебе устройство шлюпки, а ты ни бум-бум. А он отвечает: «Никак нет, товарищ старшина, не пустая, раз ничего туда не лезет, значит, там уже что-то есть».
Аметов смеялся до слез, Соловьев и Красанов – сдержанно. Вытирая глаза тыльной стороной руки, Аметов осведомился:
– Товарыщ боцмана, а Ручкин не говорила, что у него в голова?
– Признался, что опилки, – серьезно ответил боцман.
– Вах, какой опилка, почему опилка? – поразился Аметов.
Тут уж все рассмеялись от души и громче всех Аметов.
Стрелкова встретили приветливо.
– Присаживайтесь, товарищ командир, я мигом всех соберу, поговорим, посоветуемся.
Литовцев вскочил, пододвигая командиру табуретку и подмигнув Красанову, мол «давай-ка собери всех».
Не более чем через минуту боцман доложил:
– Команда почти вся собралась. Нет только Багелева и помфлагхима.
Напротив чинно, по ранжиру сидели мотористы. Рядом с ними Аметов, как всегда с широко открытыми глазами и белозубой улыбкой. Слева от боцмана Красанов. Сегодня у него нет обиженного выражения, глаза спокойные и внимательные. С правой руки радист Соловьев, голова повернута немного набок, острый нос напоминает клюв, взгляд иронический, и чем-то неуловимо он весь смахивает на дрозда. Прямо против Стрелкова основательно устроился комендор Поротиков. Его мощная фигура выражает уверенность в своих силах и радушие. К его плечу буквально привалился худенький Еремкин. Он чувствует себя надежно под мощным крылом Поротикова. И у всех на лицах написано ожидание. Что скажет командир.
– Расскажите что-нибудь о себе, – просит радист Соловьев. – Ведь, говорят, что вы-с юнг начинали свою службу.
– Да, это так, – кивнул головой Сергей. – Но только мне хотелось бы и о вас кое-что узнать. Откровенность за откровенность, как говорится.
Он присел и, не мудрствуя лукаво, начал рассказывать, ничего не утаивая: о любви к морю, о желании еще с детских лет стать моряком, о юнговских годах, о первом шторме и о морской болезни, испытанной им в том незабываемом походе по Каспию.
Слушали внимательно и на оклики соседей отмахивались, мол, проходите, не мешайте.
Рассказ о том, что у юнг вместо длинных ленточек за плечами был небольшой бант сбоку на бескозырке, вызвал общий смех. А Аметов спросил:
– Товарыщ командыра, какого цвет банта?
Это подлило еще больше масла в огонь. Смеялись от души.
– Наверно, красный, – задумчиво произнес Соловьев. – Ведь все же они будущие краснофлотцы.
Аметов согласно и удовлетворенно кивнул головой.
Многое в этот вечер узнал о своем экипаже и Стрелков. И то, что боцман полгода был в оккупации, о чем он до сих пор не может вспоминать без горечи, что мотористы прекрасные танцоры и их «яблочко» – гвоздь программы гарнизонной самодеятельности, что Еремкин – детдомовец, а Поротиков работал в лесничестве, что Соловьев – лучший радист в части, а Красанов хочет после увольнения в запас идти учиться на тракториста, что Букин почти наверняка останется на сверхсрочную службу, а у Багелева – две невесты и он не знает, куда ехать после службы, и многое-многое другое.
Уже почти перед самой вечерней поверкой появился Багелев. Вид у него был очень деловой.
– Ну вот, товарищ командир, – воскликнул он, разводя руками, – вы здесь, а я вас везде ищу. План ввода катера в строй составлен, разрешите вручить. Там вверху под словом «Утверждаю» нужна ваша подпись.
– Ну, что ж, Багелев, давайте. Я его прочту внимательно, а утром верну вам.
Старшина выпятил губы, как обиженный ребенок, которому не дали конфеты:
– А что там читать? Ведь коллективно составляли, знаем, что надо.
– Это правильно, что коллективно, – одобрил Стрелков. – Только прочесть мне нужно обязательно. Я ведь на катере без году неделя.
И Стрелков, свернув в трубочку багелевский листок, попрощался с экипажем:
– Отдыхайте, а я пойду. Мне еще надо подготовиться к завтрашнему дню. Выхожу в море с командиром звена.
Ему не терпелось поскорее ознакомиться с планом работ. Завтра предстоял штурманский поход, и на возможный вопрос Быкова: «Ну, как у вас с подготовкой катера к выходу в море?» – хотелось ответить грамотно и исчерпывающе.
Стрелков облюбовал уютный уголок в ленинской комнате, за шахматным столиком и углубился в план.
Но странно, чем дальше он читал его, тем больше чувствовал недоумение. Многие мероприятия, указанные в плане, были, по мнению Сергея, не обязательны. Время, отведенное для производства отдельных работ, завышено, а срок выполнения всего плана – десять суток – был просто неприемлем.
«Думаю, что в начале следующей недели обкатаем твой катер, – сказал ему вчера Быков, застав в штабе за изучением документации. – Форсируй, командир, работы».
И вдруг – десять дней!
Стрелков с чувством острой досады стал перечитывать багелевскую бумагу.
Но что это! Он задержался на седьмом пункте плана:
«Расконсервация мегафона, ответственный Литовцев, срок исполнения работ – одни сутки».
У Сергея перехватило дыхание. Да это же издевательство? Раструб мегафона, даже если он в масле, промыть горячей водой и протереть можно за несколько минут. Что же это? Не мог Литовцев дать Багелеву в план этот пункт. Значит, Багелев его включил сам.
В комнату заглянул главный старшина Ведышев и вопросительно посмотрел на Стрелкова. И тут Сергей вспомнил совет замполита и решился:
– Товарищ главный старшина, можно вас на минутку. Нужен ваш совет. Подскажите, сколько времени потребуется на производство отдельных работ на катере?
И Сергей взял на выбор наиболее сомнительные сроки.
– Все, о чем вы спросили, можно силами команды мотористов выполнить за полтора-два дня. Не спеша.
– Спасибо, Николай Петрович, я примерно так и представлял.
Теперь Сергею стало до обидного ясно, что Багелев решил его разыграть, чтобы потом посмеяться над своим «зеленым» командиром. Первым желанием было немедленно поднять старшину с койки, выдать ему по первое число.
«Стоп, – сдержал он себя. – Не торопись. Ты – командир, из этого положения должен выйти с честью».
Хорошего настроения как не бывало. Сергей знал, что на флоте любят розыгрыш. Но то, что задумал старшина команды мотористов, не было похоже на невинную шутку. Он посягал на авторитет своего командира, и это было совсем непонятно Сергею. «Ведь ему дальше со мной служить. Что он думает?» Но ответа не было. Вот тебе и Багелев. Да, Быков прав. За ним глаз и глаз нужен.
В общежитии Сергея уже ждал Гришин.
– Заработался что-то ты, брат.
– Да, с экипажем был интересный разговор.
– Ах так. Ну это другое дело. А то я уже начал беспокоиться. Нет и нет. А так хочется обо всем поговорить.
Разговор их затянулся допоздна. А потом Сергей написал первое письмо Кате.
За окном уже была ночь, густая, темная. Только где-то далеко внизу мерцали огни, наверное на пирсе плавсредств. И огненно-красно отсвечивали створные знаки, бросая багровые полосы на спокойную поверхность бухты.
Писалось туго. Сказать хотелось так много, что не хватало слов. И письмо получилось коротеньким.
«Милый мой Котенок!
Вот я и на месте. Нет слов, чтобы передать тебе, как я несказанно рад этому. Во-первых, отныне командую торпедным катером, а мой непосредственный командир не кто-нибудь, а Герой Советского Союза Быков Василий Иванович. Если б ты знала, что это за человек! Чудо! Ну, я думаю, что ты скоро в этом убедишься и сама. Бухта наша уютная, зеленая.
С жильем здесь неважно, как и везде. Но мы что-нибудь найдем. А пока я живу в офицерском общежитии. Только что вселился. Нас в комнате шестеро, все молодые лейтенанты, трое – по второму году.
Здесь много знакомых. Борис Иванов. Гришин Гена. Ты их знаешь пока только заочно из моих рассказов. Кстати, Генку ты однажды даже видела, когда, помнишь, была у нас на спартакиаде. Борец он. Я только не успел вас тогда познакомить, надо было уходить в бассейн.
Я уже побывал в море и был проверен самим Быковым. Вроде бы первый экзамен выдержал.
Здесь все хорошо, вот только нет тебя, мое ясное солнышко. Ты уж постарайся быстрее решить все свои дела и ко мне. Если достанешь билет на самолет, то лучше лети, потому что ехать сейчас на поезде очень долго и сложно. Денег не жалей – вышлю сколько потребуется. Я теперь Монте-Кристо. Мне они здесь все равно ни к чему.
Может быть, я неисправимый фантазер, но жду тебя каждый день, вот уже вторые сутки. Обними нашу славную тетю Машу.
Обнимаю и целую тебя несчетное число раз.
Твой Сережка».
Сергей вздохнул и, сложив листок пополам, сунул его в конверт, но запечатывать не стал. «Утром еще добавлю что-нибудь». Но потом, подумав, вновь вытащил письмо из конверта, прочел и, решив, что сказано так мало и что откладывать до утра не стоит, потому как утром будет совсем некогда, пододвинул к себе стопку бумаги и торопливо, боясь пропустить даже малейшую подробность из событий последних двух дней, накатал еще четыре листа мелким убористым почерком. Впрочем, среди дополненного добрая половина не имела никакого отношения к сегодняшним делам и планам. Там каждая строка и слово были о Кате, о любви, о встрече.
