Текст книги "В боях за Ельню. Первые шаги к победе"

Автор книги: Михаил Лубягов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМОЙ.
Воскресенье, 24 августа

И все же Гудериан на совещании у Гитлера 24 августа нарушил запрет Браухича. Докладывая о состоянии своей танковой группы, ресурсах моторов, снабжении, потерях и сопротивлении русских, он нашел удобный момент, чтобы заявить о своей готовности к походу на Москву. Вышло так, что сам Гитлер подтолкнул его к этой теме. Гудериан, воспряв духом, подошел к карте и положил руку на ельнинскую дугу.

– До сегодняшнего дня я удерживал этот плацдарм против Москвы, – сказал он. – План развертывания и боевые директивы готовы. В группе армий «Центр» везде все готово для марша на Москву… Разрешите нам наступать на Москву, мы ее возьмем.

Гитлер встал, быстрыми шагами подошел к той же карте и положил ладонь на Украину:

– Нам необходим хлеб Украины. Донецкая индустриальная область должна работать для нас. Должен быть перерезан подвоз нефти русским с Кавказа, тогда их военные силы умрут с голоду. Мы должны прежде всего захватить Крым, чтобы устранить этот опаснейший авианосец против румынских нефтяных источников!

Гудериан не осмелился возразить (там же. С. 262, 263).

А на лелеемой им ельнинской дуге жизнь уже шла установившимся чередом. Дальнобойная немецкая артиллерия активизировала свою деятельность на участках 107-й стрелковой и 102-й танковой дивизий. Все части 24-й армии продолжали выполнять задачи, поставленные в директиве штаба: вели артиллерийский огонь по выявленным и предполагаемым целям, засылали к оккупантам своих разведчиков, принимали пополнение.

В ночь на 24-е из подразделений 103-й дивизии к противнику отправилось несколько разведывательно-поисковых партий. Одна из них к утру не возвратилась по непонятным причинам. Возвратившиеся же явились без «языка»: в Ушакове и на подступах к нему немцы не дремали, а если дремали, то по очереди.

Автоколонна, выделенная в распоряжение командира 19-й дивизии, в течение ночи справилась с поставленной задачей. Состояние дорог, по оценке штарма, в эти дни было удовлетворительное, пригодное для передвижения всех родов войск. К тому же и фронтовые водители уже научились ездить в любое время суток. Благодаря им два маршевых батальона, а это две тысячи человек, прибыли в ближайший тыл дивизии, организованно проходило их распределение по стрелковым полкам, а там – по батальонам, ротам, взводам. Все это был народ молодой, энергичный, подававший надежды на то, что в наступлении он проявит хорошие боевые качества. Видно было, что в запасной части их неплохо подготовили и подтянули в строевом отношении.

Части 107-й дивизии с 7 часов 30 минут начали наступление. Весь день они вели упорный бой за те же населенные пункты. 765-му полку Батракова удалось отнять у противника еще несколько подворий в Садках, некрасовский полк занял небольшую высотку у Гурьева, 630-й сражался за Митино. Бой на участке дивизии продолжался и в вечернее время.

Почувствовали себя именинниками санитары и носильщики. Их порадовал сам товарищ Сталин. Его приказ от 23 августа «О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу» с неподдельным интересом слушали на коротких собраниях в медсанбатах и других санитарных подразделениях. Документ четко устанавливал, за какие подвиги полагается та или иная награда представителям скромной, но незаменимой в бою профессии – санитарам и носильщикам. Если ты вынес с поля боя 15 раненых с их винтовками или ручными пулеметами – тебя представят к награждению медалью «За боевые заслуги» или «За отвагу», если двадцать пять – к ордену Красной Звезды, сорок – Красного Знамени, восемьдесят – к ордену Ленина.

На собраниях личного состава медицинских рот, полевых госпиталей командиры, разъясняя приказ, приводили примеры решительных и смелых действий санитаров в боевой обстановке.

– Вот взять санитара Суслова, – говорил командир роты Михайлов, – я видел, как под сильным вражеским огнем он вынес раненого лейтенанта и четырех бойцов. А когда из одного обстрелянного врагом окопа донеслись стоны, отважный санитар по-пластунски подполз туда и оказал медицинскую помощь товарищу. Как только огонь стих, он вынес красноармейца на сборный пункт.

Санитары не только перевязывали и выносили раненых, они нередко защищали их с оружием в руках. В сложной ситуации, например, оказался носильщик Гульмирзаев, когда тащил с поля боя сразу двух раненых командиров – политрука Кокина и старшего сержанта Неженко. На него бросились два немецких солдата и попытались взять всех троих в плен. Выстрелом из винтовки Гульмирзаев застрелил одного фашиста, а второй уже был рядом, с ним пришлось драться врукопашную. Несколькими ударами прикладом по голове он свалил и этого. Передохнув, носильщик Гульмирзаев доставил обоих раненых командиров в свою медицинскую роту.

Совершенно в невероятной ситуации однажды оказалась санитарка Зина Пискунова. Она выносила с поля боя красноармейца, получившего тяжелое ранение осколком мины. Половина деревни еще была занята врагом, там шел рукопашный бой. А по освобожденной ее окраине ударила немецкая артиллерия. Чтобы укрыться от разрывов вражеских снарядов, Зина затащила бойца в первый попавшийся полуразрушенный сарай. Не успела она положить раненого, как в другом конце сарая увидела трех немцев. Через щели и пролом в стене они наблюдали за полем боя. Зина не растерялась. Она выхватила из кобуры наган и несколькими выстрелами убила двух немцев. Третий дал очередь из автомата в ее сторону – не попал, а ее последний выстрел оказался удачным: фашист замертво рухнул на соломенную подстилку. Санитарка, переждав несколько времени, потащила бойца на сборный пункт для раненых.

После приказа Жукова, обратившего внимание на непорядки в обустройстве медицинско-санитарных подразделений, многое в них изменилось к лучшему. Вот как, например, по описанию фронтового корреспондента, выглядел стационар одной медицинской роты: «Просторная поляна среди кудрявого леса. Густой кустарник укрывает палатки от фашистской авиации. Внутри их – уютно убранные койки, снаружи дорожки посыпаны желтым песком, на тропинках – соответствующие указатели. Раненые бойцы и командиры окружены здесь вниманием и теплой заботой».

Вся медико-санитарная служба армии, организованная по жесткой вертикали, к августу обрела четкий фронтовой ритм. В подразделениях, находившихся в непрерывном бою, проводились медосмотры, все делалось, чтобы бойцы умывались, брились, стриглись. Для подразделений полка майора Шитова военфельдшер Маша Киселева в заброшенной избе организовала баню. По два-три человека бойцы и командиры с передовой ходили туда мыться.

В госпиталях начальники не оставляли без внимания ни один смертельный случай. Если выяснялось, что раненого можно было спасти, а он умер, в ход шли выговоры и другие взыскания. Строго требовалось, чтобы всегда были медикаменты, чистые бинты. Тяжелораненых отправляли в тыл на санитарных самолетах, для них готовили специальные посадочные площадки.

Сталинский приказ пришелся по душе всем работникам медико-санитарной службы. Санитары, сестры и врачи обещали «работать еще лучше, проявлять о раненых большевистскую заботу, чтобы быстрее восстановить их здоровье, вернуть их в боевые ряды защитников Родины» (За честь Родины, № 49, 26 августа 1941 г.).

Обещания давались не ради красного словца, они выполнялись. Хирурги сутками не выходили из операционных, медсестры день и ночь ухаживали за пациентами… Раненые с благодарностью отзывались о них.

Этот день на всю жизнь запомнился комбату некрасовского полка капитану Козину: он был назначен командиром 85-го стрелкового полка, командовать которым в последнее время не смогли ни майор, ни полковник.

Свой прославленный третий стрелковый батальон Козин передал старшему лейтенанту И.М. Огневу. Комдив Миронов вручил ему в подарок на память карманные часы с гравировкой: «За Сталина – за Родину! Богатырю Великой Отечественной войны от коллектива крайлегпрома гор. Красноярска, 1941 год». Козин был очень взволнован и теплотой проводов, и новым назначением, ведь командование в бою полком – это важнейшая ступень в овладении военным искусством.

На командный пункт 100-й ордена Ленина стрелковой дивизии, находившийся в березовой роще юго-восточнее деревни Шебяки, капитан Козин прибыл во второй половине дня. Встретил его генерал-майор Руссиянов, которого он знал по довоенной службе.

– Как добрались? – после рапорта и крепкого рукопожатия спросил комдив Сотой.

– Как видите, товарищ генерал: жив-здоров.

– Обстановка, капитан, трудная. Из одного блиндажа в другой не всегда удается добраться. Вы сами понимаете… О ваших делах я кое-что читал в армейской газете, – признался Руссиянов и стал рассказывать о боевом пути 85-го стрелкового полка, его первом боевом командире М.В. Якимовиче, о том, как полк отважно сражался в боях на белорусской земле. В заключение комдив с грустью сообщил:

– Сегодня полк в трудном положении. Нет комиссара. Из командиров батальонов только один, да и тот молодой. Не все командиры рот и взводов. Авиация и артогонь противника нанесли большой урон транспорту. А ты, капитан, должен в любую минуту быть готовым к наступательным действиям по разгрому ельнинской группировки гитлеровцев. Сейчас обязанности командира полка временно исполняет майор Карташов, начальник штаба – майор Иван Пантелеймонович Шуляк. Полк кое-что дополучит, а мой комиссар Кирилл Иванович Филяшкин поможет вам подобрать комиссара.

Козин грустно слушал боевого комдива, вспомнил свой третий батальон. Уже месяц он участвовал в боях, отбивал атаки противника, сам переходил в контратаки и крепко бил гитлеровцев, и все-таки оставался боеспособным. Руссиянов, прочитав мысли бывшего комбата, подбодрил его:

– Ничего, товарищ Козин! Основа есть, а остальное зависит от нас, командиров.

С наступлением темноты Козин в сопровождении офицера связи отправился в штаб полка. Размещался он в роще севернее деревни Митино, знакомой капитану по предыдущим боям его батальона. Командирский состав полка был в сборе: ждали Козина, о котором тоже кое-что знали из газет и от вездесущих политруков.

Познакомившись с каждым присутствующим, новый командир повел речь о том, что надо сделать, чтобы подготовить полк к наступлению.

– Командир дивизии обещает помочь полку личным составом, оружием, боеприпасами и боевой техникой, – сказал Козин. – Нам надо особое внимание обратить на новичков: выяснить, все ли в достаточной степени владеют оружием, научить их, что делать при налете авиации, действиям в ночных условиях, бороться с танками противника. О неподготовленных докладывать мне, в бой не посылать.

Дальше пошел более конкретный разговор о батальонах, артиллеристах, связистах, о том, кто за что отвечает.

А козинский батальон продолжал сражаться. Как раз в это вечернее время в 107-й дивизии подводились итоги двух боевых дней. Результат, можно сказать, был неутешительный. Свои потери за 23 и 24 августа составили 30 человек убитыми, 90 – ранеными, 26 – пропавшими без вести. Потери противника: уничтожены два взвода пехоты, два блиндажа, один НП, семь огневых точек.

ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ.
Понедельник, 25 августа

Ночью бой за деревню Садки возобновился. Его развязали фашисты. Открыв бешеную стрельбу из автоматов и пулеметов, они, прикрываясь темнотой, прячась за развалины на пепелищах крестьянских подворий, приближались к окопам полка Батракова. Красноармейцы, подпустив немцев на тридцать—сорок метров, открыли встречный огонь. Атакующие залегли, продолжая стрелять. Перестрелка длилась около часа, с обеих сторон открыла огонь артиллерия. От грохота разрывов, автоматно-пулеметной стрекотни стало невыносимо жутко, но Батраков приказал своим подразделениям приготовиться к контратаке. Когда наша артиллерия заставила неприятельскую замолчать, красноармейцы пошли вперед.

Неспокойно было и на других участках. Где-то проявляли активность захватчики, где-то наши приучали к боевой обстановке свое новое пополнение.

Подготовить новичков к смелым действиям в бою, вселить в них веру в то, что фашистов можно бить и побеждать, – такая задача стояла перед командирами всех рангов – от сержантов до генералов. Жуков требовал от бойцов и командиров высокого наступательного духа при умелом пользовании оружием, хладнокровных профессиональных действий в бою. Утром он подписал приказ Военного совета Резервного фронта о работе с политбойцами.

В нем отмечалось: «Прибывающие в армии политбойцы в многих случаях военному делу не обучены. Значительная их часть не умеет стрелять из винтовки, бросать гранаты, вести борьбу с танками, слабо владеет приемами маскировки и разведчика. Военные советы и политотделы не уделяют внимания военной подготовке политбойцов, по прибытии их сразу бросают в бой неподготовленными, без особой нужды в этом» (ЦАМО РФ. Ф. 219. Оп. 684. Д. 4. Л. 38).

Не любой ценой хотел взять Ельню генерал армии Жуков. Заканчивая работу над планом новой наступательной операции, он вникал во все вопросы организации боя, считая, что, когда идет речь о жизни и смерти, мелочей не бывает. Вот и о политбойцах… Народ этот горячий, решительный, смелый, готовый пожертвовать своей жизнью ради победы, но нельзя отдавать людские жизни за бесценок. Жуков приказал «прекратить вредную практику – посылку в бой политбойцов, не имеющих военной подготовки. Вооружить политбойцов самозарядной винтовкой. С неподготовленными в военном отношении организовать при дивизиях занятия по изучению материальной части оружия и его применения» (там же).

Командиры дивизий, приобревшие боевой опыт, сами, конечно, понимали важность подготовки как политбойцов, так и всех прибывших красноармейцев к действиям в самых суровых условиях современного боя. Во всех ротах и взводах шла усиленная учеба. Тактика, огневая подготовка, рукопашный бой чередовались с беседами о боевом опыте, с рассказами о самых невероятных случаях во время обороны и наступления, в рукопашных схватках.

В 19-й дивизии занятия с пополнением шли по расписанию, как в учебных частях, но в условиях фронтовой обстановки. Политруки после горячих тренировок действиям в рукопашном бою, после ползаний по-пластунски вели беседы о характере войны, об имперских замашках Гитлера, о боевых традициях частей. Так уж получилось, что в этот день газета напечатала большой очерк о майоре Утвенко с фотографией героя. Многие политруки читали его личному составу рот, рассказывали о своем комдиве.

Имя Александра Ивановича Утвенко на втором месяце боев за Ельню стало известным во всей армии. Член Военного совета Иванов, начальник политотдела Абрамов, да и сам Ракутин все чаще отзывались о майоре Утвенко как о талантливом военачальнике. По их подсказке был подготовлен и этот очерк. Автор воссоздал довольно полный портрет молодого комдива.

«Энергичный, веселый человек, – писал Серебрянский, – он разговаривает со всеми спокойным тоном. И сколько тонкого народного юмора в его коротких, лаконичных, предельно точных фразах! Даже самый стиль речи майора Утвенко, живой и сочный язык, в котором перемешаны русские и украинские слова, со всем присущим им юмористическим оттенком, действуют весьма ободряюще на бойцов и командиров.

– Немець иде? Де вин там иде? Бейте его, скаженного гада!»

И далее:

«Утвенко вместе с бойцами не раз ходил в атаку, однажды с маленькой группой красноармейцев он разбил целый взвод немцев. Одной из значительных операций воинов Утвенко был разгром двух пехотных батальонов противника.

Подготовка кадров – насущная забота Утвенко, талантливого командира и воспитателя…»

Читая газету, политрук дополнял очерк своими наблюдениями, вспоминая и курьезные случаи, и жестокие моменты боев. Светлели лица у резервистов и новобранцев, которым в ближайшие дни предстояло первый раз пойти в бой. «Де нимець. Вин там!» – повторяли остряки. Обучение трудному ратному делу продолжалось.

В полночь вновь сформированные в 32-м полку роты заняли оборону на передовой линии. Когда на сопредельной стороне начали раздаваться автоматные очереди, майор Шитов отдал приказ: «Прицельным шквальным огнем заставить замолчать противника. Дистанция триста метров». По окопам от бойца к бойцу передавался этот приказ. И вот последовала команда «Огонь!». Загрохотали винтовочные выстрелы, застрочили пулеметы. Командиры проверяли, правильно ли красноармейцы поставили прицел, следили, кто как держит приклад, быстро ли они работают затвором, помогали, подсказывали. В итоге противник действительно замолчал.

В 120-й дивизии, в 474-м полку капитана Каркишко, командиром восстановленного батальона назначили лейтенанта Сокарева. Политруки представляли его новичкам как отважного командира, рассказывали, что в самых сложных боевых ситуациях он проявил выдержку и самообладание, смог перехитрить и одолеть противника. Сам Сокарев побеседовал с бойцами всех подчиненных ему стрелковых рот. О себе – ни слова, он анализировал месячный боевой опыт, не замалчивая неудач.

– Вначале некоторые бойцы, – говорил Сокарев, – мало уделяли внимания таким «мелочам», как маскировка, окапывание. Попадая под огонь противника, они часто залегали на открытом месте, переставали стрелять, чтобы не быть обнаруженными. Таким образом, теряя силу собственного огня, они предоставляли поле боя врагу и в результате сами же несли напрасные потери. Такой был первоначальный горький опыт. Теперь совсем другое. На беспощадный, рассчитанный на устрашение огонь врага наши бойцы отвечают сосредоточенным, прицельным и потому убийственным огнем. На хитрость врага они отвечают хитростью. Тщательно маскируясь, подходят вплотную к противнику и наносят ему серьезные удары. При этом сами несут незначительные потери.

Говорил лейтенант Сокарев спокойно, уверенно, и необстрелянные бойцы верили ему. А он решил потренировать их перед позициями противника. Ночью две роты по его приказу подошли к вражескому рубежу на 40—50 метров и стали окапываться. Третья рота оставалась в резерве на прежних позициях. Окопавшись, две роты целый день находились под обстрелом противника, отвечали ему прицельным огнем и даже заставили его уйти в укрытие. Двое красноармейцев получили легкие ранения.

– Не так страшен черт, как его малюют, – говорил Сокарев при подведении итогов дня. – Били фашистов и будем бить.

Учили в 120-й дивизии новое пополнение и борьбе с танками. Тоже в максимально приближенной к боевой обстановке. На одной из просторных лесных полян сами новички оборудовали учебную линию обороны. Комдив Петров выделил один танк Т-34. Квалифицированные инструкторы рассказывали и показывали, как надо бросать связки гранат, как бить по танкам зажигательными бутылками. Затем все это проделывали бойцы. После начиналась «утюжка»: танк по несколько раз переползал через окопы, в которых находились красноармейцы. Было, конечно, страшно, но страх проходил, когда бойцы, невредимые, вставали из окопа, стряхивая с себя землю.

Занятия с пополнением шли во всех дивизиях, в том числе и 107-й, хотя на ее участке весь день продолжался начатый утром ожесточенный бой. Сибирякам пришлось отбивать атаки, терпеть бомбежку и артобстрел, но с занятых позиций они не ушли. Потери, правда, были ощутимые: около шестидесяти человек убитыми и более трехсот ранеными. Тяжело контузило полковника Некрасова, он ничего не слышал, звенело в ушах, однако от командования полком не устранился, переносил недуг на ногах.

Активно повел себя днем ушаковский гарнизон противника. Немцы решили потеснить близко подошедший к их обороне разведывательный батальон 103-й дивизии, обрушили на него артиллерийско-минометный огонь, их самолеты два раза бомбили позиции красноармейцев. В бою получил тяжелое ранение командир батальона капитан Висаитов. Это была большая потеря.

Тридцатипятилетний чеченец из села Шатои, участник похода за освобождение народов Западной Украины и Белоруссии, награжденный орденом «Знак Почета», почти месяц смело сражался на ельнинской земле. Он одиннадцать раз ходил со своими воинами в атаку на врага, два раза выбивал противника из окопов, разрушил проволочные заграждения. Однажды его батальон занял деревню Ушаково. Ни минометный огонь, ни огонь автоматчиков противника не остановили тогда героя-командира, увлекающего своих бойцов личным примером на разгром врага. И вот Сакка Висаитович Висаитов вышел из строя.

Так проходила подготовка войск Ракутина к новому наступлению. Командиры и политработники, готовя к боям новое пополнение, редко вспоминали приказ № 270. А товарищ Сталин о нем помнил, даже обнаружил в нем некоторый недостаток: отсутствовал порядок информирования о сдавшихся в плен. А недостатки надо исправлять – лучше позже, чем никогда. И вот 25 августа Сталин подписал приказ народного комиссара обороны СССР «О представлении в Генштаб списков военнослужащих, сдавшихся в плен врагу». К 8 сентября все полки и дивизии, различные отдельные части должны были представить по назначению упомянутые списки. Впредь следовало делать это регулярно, к 1 и 15 числу месяца.