Текст книги "Солнце и сталь (СИ)"

Автор книги: Михаил Боровых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Второй доставил письмо для Эсме. Что в нем было, принцесса не сказала никому, даже Конраду.

Гвидо де Лион дважды пытался послать известие с почтовыми голубями, но иаджудж били птиц ястребами.

Гвидо, на котором лежало повседневное руководство Сынами Солнца, тихо ненавидел своего командира и мечтал, когда о падении Конрада узнает великий магистр.

Один из немногих выживших в жестокой резне, которую в замке де Лион некогда учинил рыцарь Фальк, Гвидо в ужасе бежал из Лимье, и кажется, остановился только на Исола Темпеста.

Орден дал ему, сироте и изгнаннику дом, пищу и смысл жизни. Для Гвидо Сыны Солнца были в жизни всем.

Когда в ордене только появился новичок, огромный как скала северянин, Гвидо сразу невзлюбил его. Сейчас этот человек был его командиром.

Гвидо, рыцарь Хлод, лейтенант арбалетчиков рыжебородый Вулфер были самыми ветеранами, которым командиры ордена поручили присматривать за слишком задиристым и отчаянным молодым генералом. Душа генерала была вверена Маттео, но кажется, они все четверо упустили де Фера.

Конрад вытащил несколько человек из боя на себе, Конрад всегда шел в атаку первым, а отступал последним, Конрад был уважителен со старшими и снисходителен к младшим, но по сути его душа была не с ними.

– Ему просто не следовало становиться Сыном Солнца. Он похож на странствующего рыцаря из легенд, а не члена нашего братства. – пожал плечами Хлод, узколицый, с длинными белыми волосами рыцарь, который половину жизни провел, сражаясь с имадийцами на Алом Море.

– На зиха он похож, а не рыцаря из легенд! – огрызнулся Гвидо. – Она околдовала его, вот и все.

– А мне нравятся зихи. – неожиданно сказал священник. – Красивые люди. Гордые и чистые сердцем.

– Да что с вами всеми такое? При чем тут вообще зихи?! Конрад вот-вот пройдет сквозь Пламя, а вы тут занимаетесь благодушеством. За стенами орда людоедов, помощь не придет...

– Зихи, друг мой, играют во всем этом роль большую, чем тебе кажется. – сказал Хлод.

– Что именно? Что за загадки?

Разговор этот был прерван появлением королевского вестника. Теперь это были люди Ильдерима.

– Его высочество желает видеть у себя рыцаря Гвидо де Лиона. – с поклоном вымолвил вестник.

Не зная пределов изумлению, Гвидо надел плащ с солярным символом, препоясался мечом и отправился во дворец.

Ильдерим предложил ему стул. Принц вообще отличался некоторым презрением ко многим традициям имадийского двора. Видимо потому, что сам чувствовал себя отчасти чужестранцем.

– До меня дошли слухи, что вы не слишком любите мою сестру. – улыбаясь сказал принц, надкусывая нежнейший персик. Что ж, хотя бы до королевских садов нехватка воды пока не добралась. – зло подумал Гвидо. Самому Гвидо персик бы сейчас не помешал – у него пересохло во рту. И причиной тому была не жажда.

– И кто же распространяет эти слухи? – спросил он.

– Вы же не наивный человек, рыцарь и должны понимать, что у сильных мира сего всюду свои уши.

– Да, ваше высочество. Я не наивный.

– Не стесняйтесь меня. Моя сестра избалованная гордячка, которая считает что оттого, что она родилась в горах Зихии и умеет стрелять на скаку весь мир лежит у ее ног. На самом деле множество людей родились в Зихии и умеют стрелять на скаку.

– Я прибыл сюда по поручению моего великого магистра, сражаться с силами Хаоса, которые олицетворяют собой иаджудж и князь Пустоши Нэток. Принцесса Эсме не имеет к этому отношения.

– Не бойтесь сказать при мне что-то неприятное об этой зихской шлюхе.

Гвидо вздрогнул.

– Какой вы ранимый, рыцарь! Неужели не знаете слова шлюха? Эсме и есть шлюха. В свое время отец вытащил ее из-под какого-то пастушка, а было ей всего четырнадцать лет.

Ильдерим мерзко хихикнул.

– Вернее сказать, отец пастушка из-под нее вытащил.

Гвидо усиленно рассматривал пряжку своего ремня.

– Моя шлюха-сестра и ее горские головорезы... – сказал Ильдерим после долгого молчания.

Гвидо начал понимать, что историями о бурной юности Эсме общение не ограничится.

– Так же я слышал, что вас и ваших друзей не устраивает то влияние, которое Эсме и ее люди обрели на вашего отважного генерала?

Гвидо попытался найти как можно более уклончивый ответ.

– Кажется, наш генерал, в самом деле, проводит много времени в обществе принцессы Эсме. Но мы не монахи.

– Рыцарь, бросайте вашу вежливость. Слушайте, вы не имеете ничего против Эсме, я не имею ничего против Конрада. Но, по-моему, наш общий интерес в том, что бы они как можно меньше времени проводили вдвоем?

Вот и подбираемся к сути разговора – догадался Гвидо.

– Послушайте, рыцарь. Город задыхается. Слишком много людей сбилось на одном пятачке. В резервуарах мало воды. В квартале, где живут беженцы, начинается чума.

При упоминании чумы Гвидо вздрогнул.

– Среди воинов-рабов были случаи дезертирства и перехода на сторону врага. Они вдруг стали вспоминать, кем они были до того, как их купили для королевских казарм. Бозуги неуправляемы. Степные вожди вот-вот взбунтуются. Мои люди ловили шпионов и перебежчиков.

Ильдерим помолчал.

– Ну и воинство людоедов, которыми верховодит злой колдун, тоже нельзя назвать маленькой проблемой.

– Вы хотите предложить какое-то решение, ваше высочество?

– Да. Я хочу спасти город, и себя в том числе.

– И что вы предлагаете?

– Я хочу нанести ответный удар. Стервятники не ждут, что мы выйдем за ворота.

– Кажется, я начинаю понимать, при чем здесь наш отважный генерал!.

– Вы умный человек, рыцарь. – улыбнулся Ильдерим, запуская зубы в новый персик. – Когда вернетесь к себе, пришлите ко мне вашего священника. У ваджи Хассана есть, что ему сказать.

Гвидо посмотрел на принца, не скрывая изумления.

– Дела духовные. – засмеялся Ильдерим.

И все-таки, какой у него отвратительный смех – подумал Гвидо, прощаясь.

Гвидо вкратце изложил Конраду мысль принца. О том, что Ильдеримом руководят какие-то непонятные, но, несомненно, низменные соображения, рыцарь предпочел умолчать.

Конрад внимательно выслушал своего капитана.

– И так, идея принца в том, что бы сколотив отборную армию из имеющихся в городе воинов, нанести ответный удар, прорвать кольцо осады и самим ударить в Пустошь, заставив иаджудж пуститься в погоню?

– В общих чертах именно так. Есть еще кое-что.

– Что же это?

– Об этом лучше поговорить с Маттео.

Молодой священник вошел. У него был вид человека, который узнал слишком много, и теперь тайна гнетет его.

– Генерал. – тихо сказал он. – Конрад. У нас есть возможность выиграть эту войну. Не битву, а всю войну разом.

Глаза Конрада вспыхнули.

На следующий день Даннаец встретился со всеми командирами крепости. Оправившийся от ранений одноглазый Эрдоган, совершенно зверообразный старик Зогу, начальник бозугов, еще более отчаянный разбойник, чем мученически погибший Исмет. Командир дворцовой стражи Энвер, похожий скорее на слава, чем на имадийца, горбоносые, длинноусые вожди степняков. Были здесь и Этхем, и Эсме, и Сарош, что некогда сопровождал Сынов Солнца в их пути на юг.

Теперь совещание не имело ничего общего с шумными советами, что происходили в начале осады. Внимательно выслушав принца, полководцы некоторое время спорили о деталях. Но решение было принято почти единогласно. Воздержалась только Эсме.

Ильдерим как и подобает правителю, смотрел на всю эту возню свысока, оставляя за собой решающее слово.

По новому плану Конрад должен был возглавить удар возмездия в самое сердце иаджудж. Для этого ему дали право отобрать самых лучших воинов.

Начались приготовления к прорыву осады.

Имадийцы освободили малые городские ворота от дополнительных укреплений, в городе засвистели пилы и застучали молотки – под руководством ваджи Малика, старого человека, слывшего великим мудрецом, собирали мощные камнеметы.

Тем временем на ристалище для колесничных гонок и соревнований по стрельбе из лука, которые так любили смотреть в мирное время имадийцы, Конрад, срывая голос, учил своих людей действовать сообща, ориентируясь на его знамя.

Удар возмездия.

Прорыв был назначен на раннее утро, когда сон крепче всего.

В ту ночь Конраду не спалось. И ему было не до Эсме. Он пытался привести свои мысли в порядок. Маттео устроил ему настоящую выволочку за тот образ жизни, что он вел во время осады. Конрад скрепя сердце вынужден был признать, что священник прав. Когда Эсме узнала, что Конрад не желает, провести с ней эту, возможно последнюю в их жизни, ночь, она устроила страшный скандал, который произвел бы на любого другого мужчину впечатление. Но Конрад, будто бы мыслями был уже далеко.

Даннаец помолился на закате и бодрствовал всю ночь, что бы встретить рассвет уже в седле. Усталости он не боялся, сил в нем было за троих, он мог не спать несколько дней.

Его томили тяжелые думы, в которых смешалось все, и раскаяние за то, что он пренебрегал товарищами по Ордену, и надвигающаяся тоска из-за разлуки со своей огненной принцессой, и попытки осмыслить тяжесть того поручения, которое ему дали Маттео, Ильдерим и ваджи Хассан.

В небольшом храме Солнца, в присутствии своих братьев по Ордену Гвидо де Лиона, рыцаря Хлода, священника Маттео и принца Сияющего Ирама Ильдерима Конрад поклялся найти в Пустоши источник сверхъестественной силы Нэтока, который одним своим голосом обратил зверообразных иаджудж в дисциплинированную армию, действующую по всем законам военного искусства.

Ильдерим по каким-то своим соображениям вырвал у Даннайца еще одну клятву – никому никогда не рассказывать о том, что он найдет в Пустоши, но и Конрад уперся, добавив, что если ему и станут ведомы тайны Пустоши, он откроет их только в присутствии короля. Ведь присягал он Хайдару, а не Ильдериму.

После этой странной церемонии Конрад все никак не мог успокоиться, он чувствовал, что где-то допустил ошибку, но не мог понять, где.

Потом мысли вернулись к Эсме. К его огненной принцессе. Как теперь жить без нее?

Конрад любил ее, в самом деле, любил, но догадывался, что в его чувствах к ней есть и что-то эгоистическое. Эсме словно согревала его своим огнем, в ней была яркость и радость жизни, которых всегда недоставало ему, вечно погруженному в меланхолию прирожденному убийце.

Конрад задремал, но сон его не продлился и часа.

В предрассветной быстро тающей мгле, Даннаец вскочил в седло и возглавил выстроившуюся на главной улице колонну всадников.

Он выводил с собой, в попытке совершить невозможное, почти семь тысяч человек. Пришлось оставить всю пехоту. Пришлось оставить отчаянных бозугов. Ни одного пешего воина, зато за всадниками последних шеренг на поводу шли кони, навьюченные провизией и нехитрым походным скарбом. Они брали с собой в дорогу очень мало. Если боги будут к ним милостивы, то их путь не завершится тут же, у крепостных стен. Ворота с душераздирающим скрипом стали отворятся. И на недоумевающих иаджудж с двинулась, на ходу выстраиваясь в ударный клин, первая полутысяча. В ней шли в основном тяжело вооруженные всадники, во главе с Конрадом. Сорок человек Сынов Солнца, а остальные – имадийские рыцари, набранные в центральных провинциях империи.

Чешуйчатые латы сверкали в лучах восходящего Солнца, небольшие флажки, закрепленные на копьях колыхались на ветру.

Иаджудж не ждали столь мощного удара. Они готовились ходить на штурм сами, но появление в чистом поле конницы врага застало их врасплох.

Загалдев на своем звероподобном языке, иаджудж кинулись к хлипким укреплениям, на ходу поднимая копья, натягивая тетивы луков.

Навстречу бросился иаджудж в разноцветном халате, с коротким копьем в руке.

Конрад взмахнул треххвостым боевым бичом, и во все стороны от него брызнули кровь и мозги.

– Солнце и сталь! – выкрикнул Даннаец, врезаясь в толпу врагов.

Следом за передовым отрядом пошли остальные, разделенные так же на полутысячи.

Для тех, кто смотрел на развернувшееся сражение с крепостных стен, это было похоже на то, как поток воды пробивает себе дорогу сквозь пески.

Войско Конрада шло узкой колонной, где по десять, а где и меньше человек в ряд, отчаянно рубя с высоты своих коней.

Главной их задачей было вырваться из окружения, прорвать живое кольцо, сжимавшее Львиное Сердце. Они шли к провалу, через который на плато подняли свою армию пустынники. Внизу будет проще, там у врага остались только немногочисленные разъезды, да пастбища.

Когда последний из воинов армии Конрада покинул стены, имадийцы с надсадными криками потащили наружу свои орудия. Следом за ними хлынула толпа размахивающих оружием пехотинцев, в первых рядах бежали бозуги, оглашая воздух визгами, не менее пронзительными, чем боевые кличи иаджудж.

На укреплениях пустынников разгорелась жаркая схватка, в которой имадийским солдатам удалось опрокинуть иаджудж и захватить их твердыни.

Камнеметы или ломали, или поворачивали в сторону лагеря пустынников, выкатывали свои орудия, которые начинали сметать иаджудж с ног дюжинами.

Все это не давало пустынникам возможности сосредоточить свои силы на чем-то одном.

Их лагерь был невероятно огромным, их было все еще в разы больше, но сейчас численность стала их слабостью, у дальних становищ даже не знали, что под стенами кипит бой.

Нэток с воплем нечеловеческой ярости на устах вскочил на колесницу, запряженную хищными зверями, и бросился наперерез прорывающейся на простор конной колонне. Его голос подстегнул к обычной вспышке самоубийственной отваги несколько тысяч иаджудж, но как понял Конрад, топтавший конем пеших пустынников, силы голоса колдуна были все-таки конечным.

Взбесился не весь лагерь, а только те, кто были близко.

Нэток, нахлестывая своих исполинских гиен, несся навстречу, по воздуху трепетало его покрывало. У ног князя пустоши корчился мерзкого вида старик с косматой бородой, одетый в нечто из человеческой кожи и костей.

Копье скакавшего рядом с Конрадом рыцаря Гарена пронзило шею одной из гиен Нэтока, тварь с лающим криком опрокинулась, потянув за собой остальных, но Нэток в последний миг (его скорость движений превышала человеческую минимум втрое), сумел перерезать упряжь своим серповидным мечом, и колесница продолжила движение вперед.

Он скакал вдоль колонны Конрада, лезвия, торчавшие из бортов колесницы рубили ноги коням, Нэток мечом-серпом снес самое меньшее полдюжины голов.

Все это время не затихал его зловещий вой.

Старик у ног Нэтока смеялся смехом безумца.

Конрад покинул строй.

– Нэток!!! – закричал он, пускаясь в погоню.

Князь Пустоши резко обернулся.

Конрад стегнул его своим бичом по лицу, вложит в этот удар всю силу и ярость, на какие был способен.

Гирьки и цепи словно стекли с головы колдуна, даже не оцарапав его, хотя покрывало пророка Пустоши разлетелось от удара в клочья. Конрад ударил с такой силой, что инерция бросила его вперед и, чудесным образом обойдя колдуна, бич обрушился на голову визгливо смеющегося старика. Кровь, мозги, осколки черепа разлетелись в воздухе.

Меч-серп Нэтока взмыл, готовый пасть на шею Конрада, который не успевал выпрямиться в седле, что бы защититься от удара, но тут имадийский рыцарь поразил копьем еще одну гиену, и последний ее собрат, зайдясь кашляющим лаем, рванулся в сторону, переворачивая колесницу.

Нэток рухнул в пыль, и хотя он уже через миг был на ногах, размахивая серпом, конная колонна неслась мимо.

Конрад замешкался на мгновение.

Нэток неуязвим, заговорен, это объясняет его неудержимую отвагу, это объясняет, почему его почитают как полубога.

Как убить бессмертного?

Конрад развернул коня.

Затем он и идет в Пустошь – найти и сокрушить источник силы пустынного пророка.

Нэток что-то крикнул ему в след.

Когда впереди вместо нагромождения палаток, телег, кострищ, ям, оград и свалок нечистот, которые на многие мили вокруг представлял лагерь стервятников, предстало открытый простор, крик радости и вырвался из тысяч глоток.

Вскоре лагерь остался далеко за спиной, сначала миля, потом две, потом и пять миль высушенной, вытоптанной, загаженной степи ушли из-под копыт.

Погони как будто не было видно, лошади хрипели и спотыкались и Конрад приказал переходить на шаг.

Если стервятники отправятся в погоню – тем больше войск будет уведено от Львиного Сердца.

Если они на погоню не решатся, то тем проще будет вторжение в Пустошь.

Конрад поднял лицо к небу и возблагодарил Солнце Непобедимое на ниспосланную победу.

Но прорываясь из окружения, он потерял больше полутора тысяч человек. Задние ряды были окружены и хорошо, если хоть кому-то из них удалось вернуться в город.

Бойня под стенами Львиного Сердца не утихала.

Эсме, словно рассвирепевшая львица кидалась на врага, раз за разом пытаясь отбить у иаджудж провал, ведущий в долину. Она остановилась, только когда под ней убили второго коня, и когда вражеское копье вонзилось ей в руку, пробив предплечье насквозь.

Раненую, плачущую от злобы и бессилия принцессу верные зихи принесли во дворец.

Ильдерим, осведомившись, насколько тяжело она ранена, сказал что-то так тихо, что никто не услышал.

В тот день имадийцы будто бы одержали победу, но потеряли очень и очень многих.

Теперь на Север скакали многочисленные вестники, неся сообщения о том, как тяжело осажденному городу.

Теперь на юг, в Пустошь двигалась армия Конрада, несущая пустынникам отмщение за разоренные имадийские земли.

Это был повод для радости, но слишком многие не увидели в тот день закат.

Среди них были прославленные полководцы, как старый Эрдоган, и были любимые народом герои, как рыцарь Серк, что слыл лучшим среди имадийцев бойцов на копьях, и были сотни и тысячи тех, чьи имена вспоминали теперь только боевые товарищи, которым повезло больше.

Сыны Солнца, оставшиеся в крепости, сгрудившись в своем небольшом храме, дружно молились за успех похода в Пустошь.

Произнося слова молитвы Гвидо чувствовал, что произносит их искренне.

Днем он видел Эсме в бою у провала.

Гвидо начала мучить совесть, он проклинал себя за свой сговор с Ильдеримом.

Когда Сыны Солнца покинули храм, Маттео еще долго оставался там один.

Сначала он молился, а потом, когда слова молитв иссякли, принялся размышлять о происходящем, о жестокости бога, что обрекает своих верных последователей на такие испытания и шлет такие напасти простым людям, которые хотят просто жить.

Он был воспитан в Церкви, Церковь вскормила его, он не сомневался ни в одном слове священных книг, но он был начитан и молод, а значит, вопросы не могли не мучить его.

Стараясь заглушить эти вопросы, молодой священник рухнул на колени, усердием в молитве думая изгнать сомнения.

Чьи-то мягкие шаги испугали его.

Повернувшись к дверям, он сквозь затуманившие взор слезы увидел босоногого ваджи Хассана.

– Прости меня, солнцепоклонник, если я прервал твою молитву. – сказал ваджи, которого его единоверцы считали святым.

– Строго говоря, это была уже не совсем молитва. – признался Маттео.

– Что ж, понимаю тебя. Мне знакомо то отчаяние, когда кажется, что бог меня не слышит.

– Вам? – изумился Маттео.

– Я всего лишь человек. – ответил Хассан. – Тебе не стоит сейчас быть одному, пойдем со мной.

– С вами?

– Ты так и будешь повторять все мои слова?

Маттео не запирая храм, отправился за ваджи.

И ваджи привел его к храму Пламени, где сейчас поминали павших его собратья.

Увидев неверного на пороге храма, огнепоклонники хотели было вышвырнуть священника прочь, но одного слова Хассана было достаточно, что бы они оставили Маттео в покое.

Маттео слушал протяжные чтения священных текстов на языке, которого не понимал, но в душе его поселился странный покой. Смятение будто ушло.

Однако покой этот был недолог.

Под стенами выли иаджудж, призывая гнев Великих Древних, Неназываемых на головы укрепившихся в каменном городе врагов веры и избранного народа.

Сегодня в руки к ним попало много людей, и живых, и мертвых.

Мертвым повезло, их просто съели, зажарив на углях, или сварив в котлах. Мясо шло по кругу, каждый воин дюжины должен был отведать кусок плоти врага.

Участь живых была поистине ужасна и крики гибнущих в руках стервятников пленных раздирали ночь до самого утра, до самого рассвета.

Били барабаны и визжали свирели, сделанные из костей врага. Иаджудж вторили этой резкой, рвущей уши музыке своими звериными голосами, срываясь то на лай, то на вой, то на рев, будто шакалы, гиены и крылатые стервятники выучились музыке.

Они пили дурман из котлов, которые сегодня выкатили жрецы Несущего Хаос, они плясали, под светом обоих лун, обвешавшись отрубленными частями тела врагов, они молились своим жутким богам, что бы те послали им силы победить.

Нэток молчал сейчас, Голос пригодится ему с утра, но, лежа на своем жестком походном ложе, князь Пустоши каждый миг слал каждому из своих подданных видения и слова полные ненависти, жажды крови и убийства, доводя их до состояния священного безумия.

Тот, кого он так долго слушал, бывший слуга Порога Счастья, полководец Азар – мертв, пал, убитый рукой огромного северянина.

До сего дня он воевал так, как советовал ему Азар.

С завтрашнего утра он начнет вести войну так, как ему нашептывали голоса, летящие на сильном ветре, голоса из самого сердца Пустоши, голоса, которые втекали в его уши, сладкие как мед, острые как лезвие серповидного меча.

Последний выживший.

Иаджудж наседали сотнями и тысячами. На смену убитым вставали новые. Раненые возвращались в строй, прирастив себе звериные лапы вместо отрубленных рук. Мертвые возвращались, с пустыми глазами и оскаленными зубами они слепо шли на копья и мечи, которые больше не могли навредить им. Конрад рубил и колол, резал и топтал. Но иаджудж становилось все больше, а васканцев и имадийецв оставалось все меньше.

Конрад пятился назад, сопровождая каждый шаг отчаянным ударом топора.

Внезапно ряды иаджудж расступились, и вперед шагнул великан с головой вепря на несоразмерно могучих плечах. Конрад замахнулся на него топором.

И проснулся.

Но пробуждение не принесло никакого облегчения. Несколько мгновений он приходил в себя, душа Конрада заблудилась в царстве Морфея, и он тряс головой, не понимая где он, и что происходит.

Потом пришло осознание.

В ноздри ударило удушливое зловоние разлагающейся плоти. Рот был полон спекшейся крови, которая обратилась в липкую смолу. Конрад попробовал прочистить горло, но тело его было столь обезвожено, что не нашлось влаги даже на плевок.

Солнце стояло в зените. Сколько же он проспал? Конрад с трудом поднялся на ноги. Его доспехи были пробиты в дюжине мест и полдюжины раз клинки и наконечники достали до тела. Но ни одна из ран не была серьезной. Его убьет не потеря крови. Его убьет жажда.

Конрад брел по ущелью, перешагивая через трупы. Трупов было много. Насколько хватало глаз – одни только мертвые. Несколько дней назад это были храбрые и сильные люди, у которых были мечты, а теперь – всего лишь корм для стервятников и шакалов. Тощие твари, втрое крупнее и уродливее тех шакалов, что Конрад знал по Аль-Имаду, жадно рвали изобильную добычу.

То тут, то там какой-нибудь отяжелевший от пищи стервятник пытался подняться в воздух и не мог этого сделать. Надо было бы возблагодарить Солнце за то, что он уцелел, и за то, что падальщики не решили попробовать его на вкус, пока он спал, но благочестие Конрада было несколько подточено лицезрением страшной бойни, в которой он выжил только чудом.

Сейчас и васканцы, и имадийцы, и иаджудж лежали вповалку. Некоторые враги столь яростно дрались, что их предсмертные объятия так и не разжались. В вечность они уходили вместе. Конрад нашел флягу с водой, на бедре у светлобородого васканского рыцаря. Вода была теплой и тухлой, но это была вода. Он сделал несколько аккуратных глотков, потом прополоскал рот. Конрад поднял руку к лицу. Нос свернут на бок, несколько царапин, но зубы и челюсть как будто целы. А они важнее носа.

Жара была столь сильной, что Конраду казалось, что он физически ощущает силу бьющих с неба солнечных лучей.

Почему же иаджудж ушли?

Почему не ограбили убитых?

Вокруг лежало целое состояние. Одни только доспехи имадийского латника стоили как две дюжины рабов. Пустошью правили голод и постоянная нужда. Все, что могло быть съедено – съедалось. Все, что могло быть использовано, использовалось. Но не в этот раз. Иаджудж не только не выточат себе рукояти для ножей из костей павших, они даже не подберут в изобилии валяющихся под ногами мечей, копий и луков.

Что случилось? Почему по полю боя не рыщут в поисках наживы сотни и сотни двуногих шакалов? Неужели все иаджудж тоже погибли в бою?

Но это было невозможно. Соотношение сил к началу сражения было десять к одному минимум, и хотя союзники дрались как демоны, заставляя стервятников Пустоши каждый шаг оплатить своей кровью, все равно иаджуджей должно было уцелеть несколько тысяч.

Конрад вгляделся в трупы павших.

Вот совсем юный смуглолицый эром. У него отсечены обе ноги и он явно истек кровь. Над ним навис пронзенный копьем васканский рыцарь. В ночном бою возможно потерять своих в темноте ударить товарища. Но такое не может случаться слишком часто, а тут едва ли не половина союзников были убиты рукой своих.

А эти богохульные подобия алтарей из трупов и отсеченных голов, на которых сейчас разлагались останки последних жертв? Кто и когда воздвиг их?

И почему иаджудж тоже там и здесь лежат, вцепившись друг другу в глотки?

Почему полуобнаженные тела имадийцев и иаджудж лежат рядом друг с другом, и почему они столь изобретательно истерзаны?

Как будто бы эти люди сами срезали с себя куски плоти и сами вынимали свои внутренности.

На лицах мертвых застыло выражение глумливой насмешки и экстаза...

В глазах многих уже пировали личинки мух, неправдоподобно огромные, странные, иные, как и все в Пустоши.

Что же тут произошло?!

Он помнил первые три дня сражения за белую скалу, на вершине которой небольшая армия союзников держала оборону. К вечеру третьего дня она была алой от крови. В небе уже тогда парили тысячи стервятников.

А потом?

Что было потом?

Память медленно возвращалась.

Потом было ночное бегство. Бегство через это ущелье, с отвесными стенами и чахлым ручьем на дне.

Конрад перешагнул ручеек.

О том, что бы пить из него не могло быть и речи. Вода была смешана с кровью и пахла мертвечиной.

С белой скалы живыми, сохранившими строй и решимость драться уходили не меньше тысячи человек.

А потом на ущелье опустился туман.

Картина кошмара, который воцарился потом, встала перед глазами Конрада.

Неужели и он тоже был охвачен всеобщим безумием?

Люди позабыли, кто они есть. Нечленораздельно завывая, верные боевые товарищи набросились друг на друга. В ход шли мечи, копья, топоры, ножи, голые руки и зубы. То, что безумцы вытворяли с трупами убитых и друг с другом невозможно было даже описать. Это была ночь Двух Лун и эти нечестивые солнца мертвых смеялись на небе, глядя, как васканские рыцари сажают на импровизированные колья своих же соплеменников, а имадийские гвардейцы сдирают с себя кожу и с воем пляшут в лунном свете, обвешавшись черепами убитых товарищей.

Однако темные боги Пустоши не пощадили и своих верных приспешников. Иаджудж, преследовавшие союзников, точно так же обезумели, попав в туман. Видимо и без того искаженная, изуродованная эманациями Хаоса натура откликнулась на зов Тьмы.

Зверства, которые творили одержимые люди были велики. Но то, что делали пораженные безумием иаджудж невозможно было даже описать.

Конрад был одним из немногих, кого безумие миновало. Почему так вышло он не знал, да и не мог знать. Он до последнего пытался сплотить вокруг себя сохранивших здравый рассудок, но натиск безумцев был слишком силен.

Соратники Конрада погибали один за другим. Они старались прорваться через воющую, ревущую, скулящую по-звериному толпу одержимых, но гибли один за другим.

По счастью безумцы с одинаковой яростью бросались и друг на друга, а когда вокруг не было врагов принимались терзать сами себя, и Конрад, выбиваясь из сил, все же сумел продержаться до утра, нагромоздив вокруг себя сущую гору трупов.

Когда утреннее солнце рассеяло туман, безумие стало покидать одержимых и люди и иаджудж снопами валились на землю, изнуренные ранами и превышавшим человеческие силы исступлением. Большинство из них умерли уже к полудню.

Выходит я проспал больше суток, догадался Конрад. Наверное, туман все же оказал на меня влияние. Иначе откуда этот провал в памяти и столь долгий сон?

Даннаец понимал, что искать на поле брани живых и сохранивших рассудок бесполезно. Если кто-то и пережил ночь безумия, на следующий день его прикончили раны и жажда.

Конрад и сам был изнурен донельзя. Каждый шаг давался ему тяжело.

Проклятое ущелье нужно было покидать как можно быстрее. Это сейчас было главным. Конрад даже не сразу задумался о том, куда ему стоит направиться потом. До вечера он брел по дну ущелья, время от времени присаживаясь отдохнуть. Каждый раз подняться было все труднее. Солнце убивало его. Конрад освободился уже и от панциря, и от остальных доспехов, шлем сменил наскоро свернутым бурнусом из белого плаща. Теперь он шел в простой тунике, штанах, башмаках, которые снял с убитого пехотинца. За ним волочился длинный кавалерийский плащ Сына Солнца, который он собирался использовать теперь как одеяло в холодные пустынные ночи.

Кое-какие свои раны Даннаец перевязал, используя разорванную на узкие полоски богатую шелковую тунику, которую снял с имадийского офицера. Прочим уделять внимания не стал. Эти раны не убили его, а если в них уже попала лихорадка, что ж – так написано в Пламени.

Эта поговорка имадийцев всплыла в памяти и Конрад мрачно усмехнулся.

Боевые товарищи часто упрекали его, что он слишком уж сошелся с союзниками, что он сам стал отчасти имадийцем. Возможно они и преувеличивали, но какая-то доля правды в их словах была. Конрад коснулся солярного медальона на груди.

Он все еще Сын Солнца. Не огнепоклонник. Не правоверный. Он все еще свиноед!

Горечь потери еще не настигла его в полной мере. Он только начинал понимать, что никогда не увидит ни одного из своих людей, не обменяется с ними грубыми панибратскими шутками, не услышит их смеха, не одернет зарвавшегося, не похвалит отличившегося, не ободрит упавшего духом. Он видел так много трупов своих соратников, что был уверен – не выжил ни один Сын Солнца.

Он оказался плохим генералом. Плохим командиром. Если он выживет, то как его встретят те, кто остался в Львином Сердце? И как его встретят на Исола Темпеста?

Самый молодой генерал за всю историю Ордена. Самый прославленный боец. Конрад, Железный Рыцарь... железный болван, который завел своих людей в проклятую всеми светлыми богами Пустошь и погубил их там!!!

Так будут говорить о нем.

Пусть убивали Сынов Солнца иаджуджи и безумие Пустоши. Он должен был вывести их обратно. Вывести любой ценой.