Текст книги "Солнце и сталь (СИ)"

Автор книги: Михаил Боровых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

–Солнце и сталь!

Он перевернулся на спину и на миг ему показалось, что от пережитого у него видение.

Но потом он понял, что Эсме в островерхом зихском шлеме, прекрасная, как летнее утро, в самом деле, здесь, стоит на коленях рядом с ним и протягивает ему флягу.

Он отхлебнул кисловатой жидкости, которая не сразу полилась в пересохшее, забитое пылью горло.

– Солнце и сталь. – повторила Эсме и поцеловала его в запекшиеся, растрескавшиеся губы.

Любовь в осажденном городе.

Отчаянный рейд Конрада не внес никакого вклада в победу над иаджудж, если не считать морального, но и это – немало. Горожане и имадийские воины приободрились и по возвращении героев встретили настоящим триумфом. Их засыпали цветами, женщины целовали всех воинов подряд, какая-то девушка с черными волосами и зелеными глазами хотела поцеловать и Даннайца, но Эсме замахнулась на нее плетью, и желание целоваться у горожанки пропало.

С музыкой и песнями Сыны Солнца и зихи проследовали до своих казарм, а ближе к вечеру, когда они успели освободиться от доспехов, перевязать раны и немного отдохнуть было устроено настоящее пиршество.

Конрад сидел под шитым золотом балдахином на шелковых подушках, напитки и блюда подавали на серебре и золоте. Но эта дворцовая роскошь уже не удивляла его. Он больше думал о тех восьми своих рыцарях и тринадцати пехотинцах, которые не вернулись.

Он даже не сможет подобающим образом похоронить их. Иаджудж – людоеды. Они не упустят случая отведать плоти своих врагов, особенно если те были сильны и отважны. По поверьям пустынников, как объясняла Конраду Эсме, тот, кто съест убитого врага, обретает его силу и удачу.

В кубках было не вино, а какой-то сладкий и терпкий напиток, но очень скоро все пирующие начали хмелеть и веселеть. Видимо, догадался Конрад, поднимаясь на нетвердые ноги, какой-то неверный из слуг подло и коварно капнул в напитки слугам божественного Хайдара немного узу.

Эта мысль вызвала у него кривую ухмылку.

Болело раненое бедро, болело плечо, но это были легкие раны.

Веселись! Празднуй победу! – говорил он сам себе, но радости не было.

На Конрада наткнулся совершенно пьяный зих, обнял Даннайца за плечи и радостно рассмеялся. Конрад ответил ему хорошим дружеским хлопком по плечу, и они расстались.

Сыны Солнца увидели, что их генерал куда-то уходит, но все были слишком пьяны и увлечены воспоминаниями о сегодняшнем рейде, что бы пытаться остановить его.

Конрад поднялся на вершину небольшой башни и взглянул в сторону низины.

Костров было море. Вся эта страшная сила, которую выплеснула Пустошь, бурлила внизу.

Эсме подошла сзади и обняла его за талию, прижимаясь щекой в мощной спине.

– Ты не слишком любишь веселье. – сказала она.

– Не сегодня.

С башни видны были не только костры лагеря иаджудж, но и вымощенные улицы Львиного Сердца, сверкающая гладь искусственных озер и оросительных каналов, островерхие крыши домов и крытые золоченой медью крыши храмов и дворцов. Редко когда можно воочию увидеть столь явную границу между Порядком и Хаосом, между варварством и цивилизацией, между грязью и чистотой.

– О чем думаешь, мой железный рыцарь? – Эсме игриво укусила его за ухо, но вопрос все равно прозвучал серьезно.

– Думаю, что за Ирам стоит сражаться. Не просто потому, что это мой долг как Сына Солнца. В Ираме есть то, за что можно погибнуть.

– Ты еще не видел нашей столицы. – рассмеялась Эсме. – Вот там действительно великолепный вид, а это – всего лишь пограничная крепость.

– Я говорю о тебе, моя принцесса.

– О! Еще комплимент!

Эсме прижалась к нему крепко-крепко.

Следующие недели были странными, страшными, безумными, но для Конрада де Фера и Эсме они запомнились как дни любви и счастья. Счастья, которого этим людям, для каждого из которых была написана в Пламени великая судьба, Небеса отмерили столь мало.

После вылазки Сынов Солнца иаджудж на некоторое время будто затаились. Потом начали каждодневные вылазки с их стороны. Стервятники пробирались под покровом ночи, вырезали дозоры, начали разорять предместья. В ответ посылали отряды бозугов и королевской пехоты, которые раз за разом скидывали стервятников в низину, иногда живыми, иногда – только обезглавленные тела.

С обрыва имадийцы и Сыны Солнца вынуждены были наблюдать, как иаджудж истязают пленных. Вопли несчастных неслись вдоль плато, отражаясь эхом от скал, и так улетали дальше и дальше, пока не умирали где-то в скалистых ущельях.

Теперь видно было, что иаджудж строили, в самом деле, осадные машины и камнеметы, но не ясно было, как они собираются их использовать.

Конрад и его люди еще несколько раз предпринимали опасные рейды против иаджудж, но ни разу им не удалось устроить такой же масштабной резни, как в первую вылазку. Принять большой бой не получалось просто потому, что иаджудж ничего не делали, что бы ввязаться в него, а спустить в низину большую армию значило оставить ее там в западне, не говоря уже о том, как трудно было такое сделать.

Войска томились от безделья, только бозуги чувствовали себя хорошо, это была их война – короткие стычки, стремительные набеги небольшими отрядами.

И все же в крепости воцарилось одушевление. Стало казаться, что война будет выиграна одним фактом противостояния орде, что, не решившись на штурм, иаджудж очень скоро начнут страдать от голода, жажды и болезней и прекратят осаду, а их орда развеется.

Видимо Нэток оказался не Всадником в Желтом, а просто вождем наглее и амбициознее прочих.

Конрад днем принимал участие в вылазках и наоборот, отражал набеги иаджудж на предместья Львиного Сердца, а потом возвращался во дворец, где его ждали ванна, изысканные кушанья и ласки Эсме. Это странная, почти приятная война, лишенная тягот бивуачного быта.

Конрад сильно отдалился от своих товарищей, много времени проводя в обществе Эсме и ее людей. Он начал учить язык зихов и Сыны Солнца поговаривали, что недолго и того дня, когда де Фер захочет пройти сквозь Пламя.

Что еще ждать от варвара с Востока – говорил Гвидо де Лион, и сам уроженец Лимье, но упорно считавший Даннайца варваром.

Но отвагу, воинское мастерство и умение командовать, которые были у Конрада никто не смел оспаривать.

С севера приходили странные известия о Батахире, принц не то потерпел неудачу при сборе еще одного воинства, не то будучи собранным, это войско взбунтовалось.

Зихи между собой перешептывались, что Батахир пользуясь тем, что отец и брат его воюют со стервятниками, замыслил мятеж и хочет оторвать себе северные провинции, провозгласив себя независимым королем. В это его поддерживает старая имадийская знать и многие ваджи.

Конрад начинал кое-что понимать в имадийской политике, но Ирам для него сосредоточился в Эсме. А Эсме он любил, любил по-настоящему. Он понял это не сразу, просто потому, что раньше романтические приключения миновали его, и он не слишком верил в песни и легенды. Так вот ты какая, настоящая любовь – думал Даннаец, когда сердце его сжималось лишь потому, что ему не удавалось встретиться с принцессой, когда он этого хотел.

Людям свойственно преувеличивать достоинства предмета своей любви, но Конрад, в упоении страстью сохранявший какую-то долю здравомыслия видел, что Эсме в самом деле удивительная. Не любовь Конрада делала ее такой в его глазах. Его любовницей была одна из самых ярких женщин всей огромной имадийской империи.

Она могла быть и заносчивой и жестокой, и вздорной, и ласковой, нежной, доброй. Но на такую метаморфозу способны многие женщины. Гордыня Эсме имела под собой все основания. Она умела командовать людьми и почтение, которое к ней испытывали зихи, основывалось не только на ее знатном происхождении. Эсме могла провести три дня в седле, не жалуясь на трудности пути. Она отлично стреляла из лука, и если бы дело дошло до рукопашной, то и мечом управилась не хуже многих воинов-мужчин. Во время ночной стычки она, стреляя с обрыва, убила и ранила не меньше дюжины иаджуджей.

Эсме могла говорить на полудюжине языков и писать на трех. Разбиралась в запутанной истории своего клана и казалось, помнила наизусть родословную на полтысячи лет назад.

Она умела ориентироваться по небесным светилам и составлять гороскопы. Это ее умение даже пугало – ей дважды удалось предсказать скорую гибель воинам. Ни одна из этих смертей как будто не была закономерной, один зих погиб, упав с лошади во время отступления после удачного набега, второй умер от воспалившейся пустяковой раны.

Все эти таланты уживались в принцессе с редким жизнелюбием и удивительной страстью к удовольствиям. Умея есть в седле, и спать, положив под голову камень, Эсме ценила тонкие вина, изящно приготовленные кушанья, изысканные напитки.

Рядом с ней Конрад порой чувствовал себя грубым мужланом, неотесанным деревенщиной.

С изумлением он узнал, что у Эсме, несмотря на ее поджарый как гончей живот и упругую грудь, которая так легко откликалась на ласки, уже есть двое детей, которые сейчас воспитываются в старинных традициях в горных селах Зихии, далеко от имадийских ваджи и королевской семьи. Дети, несомненно, были незаконными, но Конрада это не трогало.

Была блестящая Эсме-принцесса, но и была другая Эсме, его Эсме, его женщина, вздрагивающая и стонущая под его руками, обхватывающая его бедра своими ногами, страстная и изощренная любовница, с которой легко было забыть все те неуклюжие ласки, что перепадали Конраду от его прежних подруг.

Днем Конрад убивал иаджудж, пронзал их копьем, сминал копытами коня, крошил кости треххвостым железным бичом. Кровь и смерть он смывал в бассейне с надушенной водой, а потом забывался в объятиях своей принцессы. Он никогда не любил прежде, и думал, что любовь придумали трубадуры. Но просто раньше ему не встречались женщины, подобные огненной принцессе из сказочного Ирама.

Война и любовь причудливо сплелись для него, и он был чуть ли не благодарен Нэтоку за то, что тот привел свою орду к Львиному Сердцу. Если бы не Нэток, появилась бы в его жизни зихская принцесса?

Когда под гортанные крики своих верных горцев Эсме плясала с мечом в центре круга и длинные волосы чернее ночи кружились вокруг ее головы, она двигалась так быстро, что Эсме, меч в ее руке и распущенная грива ее волос будто сливались в неуловимый для глаза силуэт.

Конрад таял от страсти. Ему нравилось смотреть на нее, но больше всего он мечтал схватить принцессу и унести в ее покои, зарыться лицом в ее пышную грудь, чувствуя аромат жаркого тела, подмять ее под себя...

Конрад был молод, влюблен и ему казалось, что он может все.

Он настолько отдалился от Сынов Солнца, что виделся с ними едва ли не только во время вылазок. Его давно не видели ни на одной совместной молитве, а ведь раньше не было в Ордене рыцаря благочестивее Конрада де Фера.

Маттео пробовал увещевать своего генерала, и тот как будто прислушался к его словам, но в глазах Конрада пастырь увидел, что сейчас у Даннайца другое божество – Эсме из Зихии.

А потом ранним утром земля содрогнулась от страшного грохота.

Штурм.

И люди простого звания, и знать, и воины, и женщины, и старики выскакивали из-под крыши домов. В Ираме землетрясения были не редкостью, на памяти живущих стариков сохранились страшные разрушения, которые уносили десятки тысяч жизней. Но это было не землетрясение.

Иаджудж изрыли скалу под краем плато многочисленными тоннелями, но они вовсе не собирались рыть подкоп под город, еще милю камня им было не одолеть и за год работы.

Нет, они закатили в тоннели бочки со странным черным песком, который самудийцы хранили с величайшей предосторожностью, одинаково оберегая от огня и от воды.

Эти бочки осторожно открыли только в глубине тоннелей и воткнули в черный песок тщательно отмеренные фитили. Там, где в тоннелях были помещены бочки, потолок тоннелей укрепили драгоценным деревом, подперли целыми стволами деревьев и крупными камнями.

Потом избранные по жребию пустынники помолись своим темным богам, приволокли захваченных прошлой ночью в плен троих бозугов, и, напившись до звериного состояния дурмана из котла Нэтока тут же стали срезать с пленным куски плоти, жарить их на огне и поедать.

Потом им привели женщин, которых они зверски насиловали и убивали.

Потом они забылись мертвым сном.

Утром им поднесли еще зелья, и обреченные полезли в тоннели, прижимая к себе трут и огниво.

Там, в черноте подземных нор они стали ждать, когда прилетевшая откуда-то издалека мысль не ударила их в мозг, подчиняя себе, завладевая ими.

Первыми зажгли фитили и погибли, погребенные тысячами стоунов камня и земли те, кто забрался в верхние тоннели.

Но укрепленные потолки нижних этажей выдержали, и один за другим с жутким грохотом взрывались еще три яруса, каждый из которых грузно оседал вниз.

Когда ближе к полудню поднятые взрывами облака из пыли, каменного крошева и песка стали оседать, то имадийцы увидели поражающее воображение зрелище.

Вместо почти отвесного склона, нависавшего над низиной, теперь обнаружился провал из каменных глыб, песка и каменного крошева. Путь наверх теперь был не труднее подъема на невысокий холм.

Раздался вой, не имевший названия, страшный пронзительный вой, от которого даже смелые люди порой падали, содрогаясь от тошноты и внезапно накатившей слабости.

Это выл Пес Хаоса, Нэток, черный колдун, что умер и вернулся в далеких руинах Хастуршада, а сейчас он стоял на своей колеснице, запряженной хищными зверями, и, отбросив с лица покрывало, издавал ужасающий вой, который разом внушил тысячам и тысячам иаджудж испепеляющую ярость и невыносимую жажду крови.

Еще несколько мгновений пустынники провели в оцепенении, а потом, истошно визжа иаджудж, размахивая мечами, топорами, копьями, кинжалами и каким-то странным, уродливым оружием ни на что не похожего вида, полезли лавиной наверх.

К стенам крепости бежали все, кого атака иаджудж застала снаружи, но ворота никто не открывал. Самые отчаянно смелые полезли по стенам, другие искали спасения, убегая в сторону гор.

Иаджудж, похожие если смотреть сверху на наводнение, столь быстро они прибывали и столь много их было, настигали беглецов и рубили в куски.

Отчаянные мольбы о пощаде захлебывались в крови, когда людям перерезали горло и пронзали грудь.

Но иаджудж хоть и бежали с яростными криками, несли с собой лестницы, веревки с крючьями, тюки с песком и трупы убитых, которыми они тут же стали заваливать сухой ров.

Конрада наступление пустынников застигло, когда он, размышляя о непостижимости воли Солнца, которое послало ему Эсме в награду за вступление в Орден, шел по просыпающемуся городу. Он тотчас помчался к казармам и сейчас ругаясь последними словами, требовал от оруженосца помочь ему влезть в кольчугу.

Его место теперь было на стене.

Имадийцы оказались не готовы к столь быстрому и столь мощному вторжению. Тянувшаяся недели осада ослабила их бдительность. Сейчас во все концы города мчались вестники, офицеры пинками и проклятиями ставили солдат в строй.

Караульные на стене, которым предстояло первыми принять удар, тащили жерди – отталкивать лестницы, разжигали костры под чанами с земляным маслом, лучники уже делали первые залпы в огромную, обуянную яростью толпу под стенами.

Со стороны иаджудж на крепостные стены обрушился ливень стрел. Пусть большинство из них никого не задели, но защитники вынуждены были попрятаться за зубцами. Стрелы гудели в воздухе и этот гул во внезапно воцарившейся тишине звучал особенно жутко.

На помощь страже на стены по подмостьям бежали сотни солдат. Как только показалось, что обстрел прекратился, воздух вновь наполнился зловещим гулом.

Укрытий на всех не хватало, люди прижимались к стене, прятались за щиты, но стрелы лились смертоносным дождем.

– Солнце и сталь! – выдохнул Конрад, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пустынные шакалы бьют залпами!!!

Пока защитники крепости оттаскивали раненых и убитых, пока под прикрытием щитов занимали новые позиции, иаджудж выпустили еще несколько залпов. Но они не собирались до бесконечности поливать камень стрелами, главное было выиграть время, которое позволило им подойти поближе и начать прилаживать первые лестницы и метать крючья.

К полудню бешеный натиск иаджудж захлебнулся в крови. Стены стали алыми от пролитой на них крови. Трупы грудами лежали у подножия крепости. Понеся огромные потери, пустынники откатились назад, зализывать раны.

Но стоило защитникам чуть расслабиться, начать поздравлять друг друга с победой и обессиленно усаживаться на камни, как со стороны провала наверх хлынула следующая человеческая волна.

Их было еще две днем, и одна ночью. Каждой атаке предшествовал жуткий зов Нэтока.

Львиное Сердце выстояло, но следующий день иаджудж начали с того, что сколотили настилы и, дружно выкрикивая какие-то команды, потащили наверх свои осадные башни и камнеметы.

До провала не долетали даже стрелы из самых мощных васканских арбалетов, а попытка Сынов Солнца и имадийских рыцарей сделать вылазку захлебнулась во встречном бою с конными иаджудж, которых приходилось по пятеро на одного. Пришлось возвращаться, отчаянно отбиваясь от попыток иаджудж въехать в город "на плечах" отступающих. Конрад потерял своего оруженосца, еще четырех рыцарей и сам был ранен в лицо. Истекающего кровью, теряющего сознание, его отнесли во дворец, где личный лекарь Хайдара принялся колдовать над ним.

Гвидо де Лион, Этхем и Эсме повели своих людей на следующую вылазку, но хотя они убили много иаджудж, помешать поднять машины не получилось.

Эрдоган повел в бой королевскую пехоту и бозугов. Началась резня, в которой имадийские пехотинцы и иаджудж кромсали друг друга кривыми клинками, пронзали копьями, разбивали головы топорами. Но и пехота не смогла пробиться к провалу, над которым вырастали грозные осадные орудия стервятников. Ничего подобного мир не видел тысячу лет, со времен краха последних эребийских твердынь.

Потеряв почти восемьсот человек, имадийская пехота отступила. Потери иаджудж несомненно были еще выше, но место павших занимали новые и новые. Иаджудж сражались с иступленной яростью, которой нельзя было ожидать даже от них, они чуть ли не зубами рвали врага. В этом было что–то сверхъестественное, иаджудж и раньше накачивались перед боем зельем, которое придавало им храбрость и усиливало ярость, но сейчас на обитые бронзой щиты имадийцев кидались сущие демоны.

Каждый раз перед атакой звучал вой Нэтока, который носился между сражающимся на огромном белом верблюде. Его несколько раз пытались поразить стрелами и копьями, но ни одно из них как будто даже не задело князя Пустоши.

Но Нэток не просто внушал своим воинам ярость. Он гнал их вперед волнами, что бы свежие сменяли уставших, он выучил их стрелять залпами. Кем бы он ни был, этот пустынный пророк, он и только он сделал такие успехи иаджудж возможными.

Эрдогану разбили голову, отсекли ухо, выкололи глаз.

Верные люди принесли раненого ко дворцу, точно так же как Конрада де Фера и снова королевский лекарь прилагал все усилия, что бы спасти жизнь воина.

Когда и эта атака захлебнулась, божественный король Хайдар ибн Аббас приказал всем отступить в город и завалить большую часть городских ворот камнями.

Случилось то, чего боялись сторонники большого сражения.

Иаджудж поднялись на плато, и теперь Львиное Сердце было со всех сторон окружено ордой. Тысячи воинов и простых имадийцев, король и часть королевской семьи, придворные сановники и даже посол Пелерума оказались заперты в каменном мешке. Лишь на север можно было еще уйти горными тропами, но вскоре и там появятся разъезды иаджудж.

Пустынники заполонили нагорье, расползлись по нему, бросились поить полумертвых от жажды скакунов из ручьев, оросительных каналов и рукотворных озер, мигом опустошая их так, что на дне в жидкой грязи билась рыба. Они вырубали сады и виноградники, что бы накормить своих тощих коз и овец, гигантские стада которых они перегнали из низины наверх. Они занимали брошенные дома и виллы в предместьях Львиного Сердца, подвергая их ужасному разорению и поруганию.

Это заняло у них три дня, в течение которых осажденные что было сил готовились к новым штурмам.

Бозуг Исмет.

С севера, через горы, одолев множество опасностей, пробрался вестник от Батахира.

Сатрапы Севера не смели отказать своему божественному правителю, но всевозможно затягивали и заволокичивали отправку войска на юг.

Батахир писал в резких выражениях, лишенных всякого придворного обхождения.

На следующий день на вершине северного горного кряжа, через который не так уж давно перевалил Конрад во главе Сынов Солнца, появился всадник-иаджудж на тощем верблюде. Он угрожал городу копьем и делал неприличные жесты.

Королевские полководцы вновь собрались на большой совет. В этот раз король присутствовал лично, а сами военачальники вели себя тихо. Не было многих, ни Эрдогана, что боролся сейчас за жизнь, ни Баскурта, погибшего во время вылазки.

Хайдар был мрачен и молчалив, и в пиале его был кофе, вопреки обычному ничем не разбавленный.

Но мрачность настроений в совете не отменила споров. Дольше всего решали, стоит ли спасать жизнь его божественного величества, постаравшись вывезти его из города, или же жизнь короля теперь едина с судьбой Львиного Сердца.

Хайдар дал уговорить себя спастись бегством.

Придя в свои покои, владыка Ирама плеснул в кофе столько узу, что вкус кофе почти перестал ощущаться и приказал привести к нему Исмета Бессмертного.

Бессмертным Исмета прозвали потому, что его дважды хотели повесить за разбой, но один раз веревка порвалась под грузным телом разбойника, а другой раз аккурат в день казни у Хайдара родился сын и великий король помиловал всех, кто ждал виселицы.

Решив, что это был знак и ему написано в Пламени отныне служить королю, Исмет отгуляв по беззаконным притонам три дня, явился к начальнику бозугов, принеся с собой кривой меч, с которым многие годы наводил ужас на перевалы в горах Мави, и завербовался в войско.

Воинская служба пришлась ему по нраву. С бозугов не требовали дисциплины, а зверства их даже приветствовались.

Исмет побывал и на севере, где снег лежит по полгода, и за Узким Морем в унгрийских степях, и на границе Арреалата во всех храмах проклинали чернобородого бозуга Исмета.

Исмет получил на королевской службе тринадцать ран, нажил грабежом состояние и купил дом в том самом городе, где его некогда собирались повесить. Он завел трех жен, набрал пуд лишнего веса и собирался встретить старость в неге и довольстве, но тут с юга хлынули иаджудж и у ворот дома старого головореза вновь появился вестник, зовущий на войну.

Исмет уже успел истомиться по войне, ему надоели жалобы и склоки жен. Потому он заткнул за пояс кривой широкий меч, перекинул через плечо мешок с зерном и маслом, что бы хватило на три дня пути, и явился.

К удивлению ветерана, ему доверили командовать полусотней.

Большую часть пути до Львиного Сердца новоиспеченный командир безобразно пьяный проспал на телеге, только свешивалась в пыль его знаменитая черная борода, и без того уже наполовину седая.

На юге Исмет привычно окунулся кровавую круговерть стычек, вылазок, разведывательных рейдов. Он похудел, помолодел, завел себе в Львином Сердце любовницу.

Когда за ним явились королевские вестники Исмет, развалившись на протертом и выцветшем ковре, наслаждался своей дородной подругой. Согнав женщину с бозуга, вестники велели ему одеться, что бы предстать перед очами божественного правителя.

Исмет не боявшийся ничего и никого, впал в панику и попытался сбежать в окно, но его втащили за ноги и велели не шутить больше так.

Босой, в халате больше похожем на рубище бродячего ваджи, в чужой шапке, плохо сидевшей на лысеющей голове, Исмет на коленях прополз через комнату, что бы запечатлеть верноподданнический поцелуй на сафьяновой туфле владыки Сияющего Ирама.

– Садись, Исмет.

Исмет сел, но не смел поднять глаз.

– Посмотри на меня, Исмет. – приказал король.

Исмет с трудом поднял лицо и увидел перед собой осанистого, крепкого мужчину с рыжей бородой. Божественного в нем как будто ничего не было, но чувствовалась властность и мудрость.

– Ты многие годы служил мне верой и правдой, Исмет ибн Ахмед.

– Ваше величество знает мое имя... – пролепетал старый бозуг.

– И твои деяния тоже. Наши судьбы связаны, Исмет ибн Ахмед. Твоя вторая жизнь началась, когда в моей семье родился сын.

– Да, повелитель. – не зная, что сказать, ткнулся лбов в пол Исмет.

– Значит твоя жизнь принадлежит мне.

– Да, повелитель. – снова простерся ниц Исмет.

Хайдар протянул бозугу пиалу.

– Пей, Исмет.

Бозуг отхлебнул самого отменного узу, которое пробовал в жизни.

– Теперь слушай меня.

Исмет весь обратился в слух.

На следующую ночь во главе своих верных людей Исмет выбрался из крепости и отправился на север. Там он встретился с иаджудж, прочесывавшими местность. Первый отряд пустынников бозуги вырезали быстро и бесшумно. Со вторым разъездом началось настоящее сражение.

Когда, наконец, все его люди пали, Исмет отчаянно отбивался мечом и кинжалом, но и его одолели, оглушили ударом палицы и живым приволокли в лагерь. У Исмета нашли в мешке письма, запечатанные королевской печатью, но их князь Пустоши, человек с закутанным лицом, быстро просмотрел и бросил в огонь.

– Ловушка. Пустышка. В чем на самом деле заключалась твоя миссия, Исмет ибн Ахмед?

За день уже великий властелин обратился к старому бозугу полным именем.

– Король поведал мне это лично. Эту тайну я сохраню любой ценой!

Иаджудж истязали его сутки и наконец, из окровавленного куска мяса, что еще недавно был сильным и бесстрашным бозугом, вырвали его донесение.

В безлунную ночь следующего месяца король Хайдар хочет бежать из Львиного Сердца через северный горный кряж. Исмет отправлялся разведать путь и заложить в горах тайники и убежища для его величества.

Когда самудийцы бросили его умирать, Исмет вырвал скользкую от крови руку из сыромятного ремня, дотянулся до пыточных орудий и чем-то похожим на пилу перерезал себе горло.

Так умер Исмет.

Иаджудж перекрыли северные кряжи так, что и пустынная мышь не могла бы проскочить мимо.

А Хайдар вместе с тремя верными зихами выбрался из города через подземный ход, выводящий на край плато, и там его ждали всадники со свежими сильными лошадьми.

Когда без малого сотня миль безумной скачки осталась позади и иаджудж больше не могли настигнуть беглецов, король приказал остановиться, развести огонь и долго-долго молился о душе чернобородого Исмета, что бы разбойнику было даровано прощение, и он прошел неопаленным сквозь Пламя.

Близящийся крах.

Несколько дней Эсме и Ильдериму удавалось скрывать бегство короля, но потом оно стало известным всему городу и Львиное Сердце погрузилось в отчаяние. Раз король бежал, значит, он не верит в победу!

Иаджудж все усиливали и усиливали натиск. Они подтащили свои орудия поближе и принялись бомбардировать город. Стены Львиного Сердца были слишком прочны, разрушить их камнеметам было не под силу, но иаджудж швыряли один за другим горшки с зажигательной смесью, от которой вспыхивали пожары. Пожары тушили, погибли в огне совсем немногие, но это действовало на защитников удручающе. Глумясь над ними, иаджудж кидали через стены раздувшиеся от разложения трупы, надеясь, что город поразит чума.

Сами они проявляли невероятную дисциплину и хладнокровие, уничтожая все мертвые тела, что не шли им в котлы, и поддерживали в своих рядах порядок. Это было удивительно, но что было обычным в этой войне?

Перед боем Нэток все так же накачивал своих воинов звериной яростью, но в остальном иаджудж показали себя как дисциплинированные солдаты. Что-то в их выучке показалось знакомым. Эта загадка открылась скоро. В скверного вида старике, что повсюду сопровождал Нэтока и давал ему множество советов, узнали Азара, бывшего полководца Сияющего Ирама.

Огнепоклонники прежде считали Азара святым воином и весть о его предательстве повергла их в печаль и ужас. Город охватывали то приступы религиозного исступления, когда ваджи днями напролет проповедовали на площадях, перед собравшимися горожанами и солдатами, то суетное веселье, когда осажденные старались устроить себе праздник и забыть об ужасе, творящемся снаружи.

Иаджудж теперь не слишком часто устраивали приступы. Они возвели вокруг Львиного Сердца свои собственные укрепления, за которыми были защищены от вылазок, обстреливали город, время от времени предпринимали попытки подкопов, но Этхем не ошибся – на каждый подкоп устраивался встречный подкоп, и потом воины Эрдогана вылезали из-под земли в крови, грязи и с безумными глазами. Ни одна попытка стервятников взорвать крепостные стены пока не увенчалась успехом.

Зато к Львиному Сердцу стали подкрадываться голод и жажда. Голод был пока лишь в отдаленной перспективе, а вот жажда угрожала прямо сейчас. Городские хранилища воды были огромны, в их холодной глубине водились рыбы и считалось, что даже самый ловкий ныряльщик не достигнет дна, но армия, люди и лошади пили слишком много.

Один за другим замолчали фонтаны на площадях Львиного Сердца. Рукотворная река, что некогда текла через пиршественный сад королевского дворца, высохла. Впереди были дни, когда воду начнут выдавать не ведрами, а кружками.

Конрад быстро пришел в себя после ранения. Уже на третий день он был на ногах, а через еще два дня взошел на стену, что бы отбить очередную атаку пустынников. Пока он был болен, как раз бежал Хайдар. Конрада это опечалило. Он понимал, что оставшись на свободе, король больше может помочь своей стране выиграть войну, но бегство в ночи всегда выглядит трусливым.

Война перестала быть приятной.

Даже их с Эсме любовь окрасилась нервическим напряжением.

Оба понимали, что у них невелики шансы увидеть следующую весну.

Если Хайдар не приведет новую армию, зимой Львиное Сердце падет!

Иаджудж кажется, стали готовиться к новому приступу. Видимо они решили перезимовать в Львином Сердце. Пустынники были закаленными, живучими созданиями, но зима на плоскогорье – слишком даже для них.

Командовал крепостью теперь Ильдерим.

Конрад вынужден был отдать должное принцу. Он не допустил анархии и сумел взять в свои руки военачальников. Но все равно, он испытывал подспудное отвращение к младшему сыну Хайдара. Причин тому, как будто не было.

Ильдерим же повзрослел, посуровел, и даже стал казаться выше ростом.

Защитники Львиного Сердца были практически отрезаны от всего мира. Лишь дважды через заставы иаджудж, подземными ходами и тайными горными тропами пробрались вестники. Один из них принес принцу письмо, в котором говорилось, что король отправился на север и там столкнулся с бунтом сатрапов.