Текст книги "HOMO FABER (СИ)"

Автор книги: Михаил Баковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Фрагмент 4

Глава 11

Наша троица отмахала десятки километров в обратную сторону, углубляясь в дремучие леса. Пока группа под командованием особиста брала с боем мост через реку, а команда партизан уходила в глухую чащу, я с Седовым и Паршиным старательно удалялся от обжитых мест, главных дорог, населенных пунктов. И самое главное – от линии фронта, не только той, что сейчас проходит, но и будущей на ближайший год.

Я был уверен, что советское командование не сглупит и воспользуется хотя бы малой частью документов немецкого генштаба. А это – снижение собственных потерь, увеличение вражеских, перехватывание инициативы на важных направлениях. Наконец, просто увеличение морального духа, что проиграть войну предстоит Германии, но не СССР. А то встречал я заметки в интернете не раз, будто Сталин впал в жуткую депрессию после сообщения о начавшейся войне. Потому и выступал в двенадцать часов дня не он с обращением к гражданам, а Молотов. Бесшабашно в это не верю и скорее дело не в депрессии, а в занятости или – чем чёрт не шутит – Сталин впервые повысил голос на свой генштаб и сорвал его. А что, вполне нормальная версия среди множества тех бредовых, которыми заполонён интернет. Ну, вот не верю я, что такой человек, как Иосиф Виссарионович способен забиться в тёмный уголок со словами «ах, оставьте меня!».

В общем, фронт не должен был дойти до Москвы, как в моём времени. И с Ленинградом должны теперь что-то решить: укрепить оборону, не допустить блокаду или сдать его. Правда, в последнем сомневаюсь что-то, уж очень сильно подобное ударит по духу армии и населения – как-никак город носит имя создателя Революции!

– Деревня впереди, тащлетнант, – чуть запыханно произнёс Седов, отвлекая меня от мыслей о своём будущем, СССР, начавшейся войне. – Домов три десятка, колхозные коровники. Народу мало, деды да бабы в основном, ну и ребетня, всякая мелочь пузатая.

– Немцы?

– Немцев нет, товарищ лейтенант, – отрицательно мотнул он головой.

– Давай сходим к ним, посмотрим, что да как. Узнаем слухи попутно, – сказал я. – Может, они знают больше, что в мире творится, чем мы. Да и местность меня интересует ближайшая.

Сначала к деревенским вышел Седов. Неторопливо, с СВТ на плече он дошёл до окраины, там постоял пару минут и медленно пошёл по улочке. Первый местный житель, вышедший к нему из огорода и завязавший разговор, появился только после пятого дома, мимо который шёл боец. Беседа была недолгой, буквально парой фраз перекинулись оба, и после этого Седов включил американскую радиостанцию и вызвал меня.

– Первый – Яузе!

– Первый на связи – ответил я.

– В деревне чисто, немцев и пособников нет.

– Понял тебя, Яуза. Оставайся на месте.

Снаряжение из будущего я оставил под кустиком, замаскировав то и поставив две гранаты без чеки и со спиленным замедлителем в капсюль-детонаторе. Стоит «эфке» стронуться с места, как почти в ту же секунду прогремит взрыв.

На мне была форма простого пехотного лейтенанта, хотя оба бойца старались убедить меня, что нужно носить капитанские знаки различия, как соответствующие моему гэбэшному званию. Пришлось указать им на факт обращения ко мне, то есть, то, что называли они меня лейтенантом. Я только-только смог добиться, чтобы прекратили вставлять «государственной безопасности». И что – опять переучивать? Малейшая же оговорка могла постороннего навести на не нужные мысли. Так что, к чёрту.

Да и молодо я выглядел для капитана. А уж ошибок делал столько, что и не сосчитать. Самая главная была в том, что моя «гэбэшная» форма, в которой предстал перед партизанами, могла запросто подвести под монастырь окажись там кадровый военный, а не члены партии с «гражданки». Был приказ, по которому все сотрудники НКВД носили обычную форму. Когда позже был поднят этот вопрос Морозовым, всё пытавшимся во мне что-то увидеть, унюхать и раскрыть, я отговорился той причиной, что никакой другой формы в момент эвакуации у меня не было. Старая истрепалась, пришлось воспользоваться запасным комплектом, оказавшимся формой сотрудника ГБ.

С пулемётом и вовсе история ещё нелепее вышла. Мой восторг «пилой Гитлера» оказался восторгом «диванного» воина. Да, темп у пулемёта был очень высок, своими очередями МГ-34 буквально мог выпилить просеку в подлеске. Но имелась огромная ложка дёгтя в этом мёде, а именно – быстро перегревался ствол. Чтобы в бою подобного не произошло (а замена ствола в момент, когда на тебя прёт волна атакующих и счёт идёт на секунды, может стать катастрофой), пулемётчику приходилось поддерживать умеренный темп. Да, МГ выигрывает у ДП на стационарной отлично подготовленной позиции, когда можно подставить короб с лентой на пару сотен патронов и смена ствола проходит в спокойной ситуации. Но во время обычного боя, в наступлении или обороне на неподготовленной позиции, преследовании и так далее оба пулемёта оказывались в равном положении. Разве что, смена ствола у «немца» чуть-чуть проще, чем на ДП. Оказалось, что такая же функция была и у пехотного «дегтяря» и Седов с Паршиным справлялись с ней буквально за полминуты. Плюс, ДП легче на пару килограмм, значит, можно взять лишний запас патронов, которые тот же МГ проворно сжирает, несмотря на весь опыт пулемётчика.

Мою ошибку в выборе оружия окружающие списали на знания «кабинетного» работника. Ну, откуда знать гэбисту-куратору, занимающемуся секретными проектами нюансы между вражеским и отечественным пулемётом? Правда, Мареичев пару раз обмолвился, что Морозов попытался подкопаться с этой стороны, мол, с чего бы это особист и комиссар (каким я считался в отряде) партизанской группы ратует за немецкое оружие, неужели советское хуже?

В общем, сейчас на плече Паршина лежал снаряжённый и готовый к бою пехотный ДП, два диска с патронами в вещмешке. Ещё два диска нёс Седов, и три я.

Дополнительно каждый из нас был вооружён пистолетами. За основную модель короткоствола в своём «войске» я взял американский кольт 1911. Тут были две причины – боеприпас и безопасность. Мощный патрон должен был неплохо «играть» в лесах, не так реагируя на ветви, как тэтэтшная лёгкая пуля, которая, правда, переплёвывала кольт по настильности и пробиваемости. С другой стороны, стрелять предстояло метров на тридцать, а то и меньше и тут оба пистолета не очень отличались друг от друга. Вес… так не автоматы или винтовки же, разница не критична. Зато не нужно было носить несколько номенклатур боеприпасов – к пулемёту, автомату, пистолету. А ведь я всё ещё рассекал со своим «томи-ганом», правда, стопатронный «бубен» выбросил – неудобно. Вместо него были коробчатые по тридцать патронов.

И безопасность была у штатовского пистолета куда выше, чем у «тульского Токарева».

– День добрый, – поздоровался я с дедком, который стоял рядом с моим бойцом. – Не подскажете, что за деревня, и какие крупные города окрест имеются?

– Добрый, – ответил тот на чистом русском. – Барсуки енто. А с городами сложнее. Вам куда нужно? На восток, небось?

– Да нам всюду нужно, дедушка, – улыбнулся я.

Тот посмотрел на меня колючим взглядом, то ли в чём-то подозревая, то ли со скрытой нелюбовью.

– У меня карта есть, укажете? А мы вам подарков дадим. Как такой расклад? – сказал я.

– Шо за подарки? Винтарь али пистолетик? – прищурился тот. – Одёжку военную?

– А что хотите? – тут же ответил я вопросом на вопрос.

– Керосина да соли со спичками и табаком, – ещё сильнее прищурился тот, став лицом походить на китайского пчеловода. – Или нетучки?

– А вот и есть. Керосина не обещаю, не держим, а вот соль со спичками дадим. А табачок… хм… папиросы только, несколько пачек.

Глаза собеседника тут же мигом распахнулись. Я чуть ли не услышал щелчок при этом.

– Это… как так-то… это, – смешался он.

– Бойцы, побудьте здесь с товарищем, а я за вещами нашими и подарками для…

– Пантелей Митрофанович мы.

– … Пантелея Митрофановича. Только отойдите куда-нибудь на окраину, чтобы здесь не светиться перед глазами.

– Так давайте в дом пройдём, – засуетился дедок.

– Не стоит, – отрицательно мотнул я головой в ответ на такое предложение. – Мне бы хотелось при возвращении видеть своих бойцов, Пантелей Митрофанович. Ну, мало ли что случится. Немцы там нагрянут неожиданно или ещё что-то.

– Тогда вот туда пройдёмте, товарищ командир, – он кивнул в сторону околицы, откуда мы зашли в поселение. Там есть, где присесть.

Дед провёл нас к крайнему дому и завёл за него. Там на просторной лужайке высилась большая поленница, и лежали напиленные чурбаки и брёвна. Деревенская улочка худо-бедно просматривалась с этого места. Небольшой кусочек, но всё равно тяжело будет подкрасться незамеченными. А вот из недалёкого леса обзор был куда лучше.

– Вот здесь и ждите, я за час управлюсь, – пообещал я и быстрым шагом пошёл прочь.

В особой папке в мешке, который остался с основным снаряжением, у меня были отложены рисунки, так сказать, бытового направления: изображения консервов, хлеба с сухарями, крупы, соль, спички и так далее. Вот некоторыми из них я и воспользовался, реализовав несколько килограмм соли, несколько десятков пачек папирос, сахар и тушёнку. Решил, что часть передам по договору Пантелею, а остальное, в основном сладости, раздам детям. Попутно расспрошу про обстановку в деревне и окрестностях. Думаю, такая незамысловатая взятка расположит детвору ко мне и те сообщат то, о чём умолчат старшие.

Когда закинул два вещмешка с подарками, то невольно прокряхтел – тяжело. В каждом оказалось не меньше пятнадцати килограмм. Я хоть и окреп после инъекций, но сейчас нёс на себе пуда три снаряжения. И идти мне предстоит по траве, среди кустиков да по буеракам на поле – муравейникам да кротовьим норам.

– Уф, упарился, – произнёс я спустя двадцать минут, скидывая мешки с плеч. – Пантелей Митрофанович, решил я передать вам излишки наши, чтобы быстрее идти. Вот вам ваша соль да табачок.

Я выложил несколько холщовых мешочков с солью, добавил два десятка пачек с папиросами, потом столько же коробков спичек, следом положил небольшой мешочек с пятью крупными кусками сахара, примерно на килограмм общим весом.

– Годится? – я подмигнул ему, завязывая вещмешок. – Остальное вашим соседям передадим. Седов, Паршин, берите мешки и вон к тем детишкам шагом марш, угостите и разделите по справедливости.

– Есть!

Парни оставили меня и деда наедине. Надеюсь, они поймут, зачем их отослал от себя к детскому контингенту. Должны понять, неглупые вроде бы, других бы я не взял с собой.

– Показывай, товарищ командир, свою карту, – сказал Пантелей, когда бойцы ушли, получив ту в руки, он некоторое время водил по ней пальцем, сокрушаясь, что крупновата она масштабом, потом сказал. – Вот где-то туточки мы и сидим, значица. Ближе всего к нам Невель, часа за четыре доберётесь до него. Да только нельзя вам туда – немцы. Там наших тьма сколько побитых, слыхал, окружение там было, до сей поры вокруг солдатики наши бродят, дорогу ищут да поесть чего, а немчура их ловит или стреляет на месте.

Палец старика указал на точку немного юго-западнее от Невеля. Выше расположились Великие луки, про которые в этот момент в памяти кое-что вылезло. Да и немудрено – в моём времени этот населенный пункт сравнивали ни много ни мало со Сталинградом. И ещё он был одним из первых освобожденных городов. Так что, любой, кто даже мимоходом наталкивался на историю Великой Отечественной Войны, тот обязательно получал информацию и про Великие Луки. И что-то там ещё с концлагерями и партизанами было, но вспоминать лень и времени мало, лучше на вечернем биваке попробую сосредоточиться. Там сравнительно недалеко и Ржев расположен, земля вокруг которого должна стать болотом от рек крови, которая пролилась в неё. Про Ржев читал записки участника, и там было нечто в духе «я не был у Сталинграда, но у Ржева, где также как и в первом городе, немцы достигли Волги, сражения были такими же по своему накалу».

– Немцы были у вас?

– И были, и бывают иногда. Раз-два в неделю заезжают. Грозились, нам из Невеля прислать солдат на постой, да пока всё нет их. Вот всю скотину забрали, харчи вымели, что не спрятали. Да и председателя с семьёй повесили на дереве, как в деревню вошли. Сдали их свои же, Федька да поляк один али латыш тут жил уже два года. И вешать сами помогали, сучьи выкормоши, – со злостью произнёс дед. – А ведь председатель этого Ютаса накормил, избу выделил, работу дал. Тот же с голодухи мог сдохнуть две зимы назад.

– Понятно. А наши бывают?

– Уже давно не заходят, видать, кто смог уже вышел или побили их немчики, – развёл руками собеседник. – Да и бывали некоторые, что не лучше немца оказались. Сами же последнее из дома забирали – обувку, одёжку да харчи. Вы первые, кто поделились сами. Да и выглядите нечета предыдущим. Я ужо в первый момент подумал, что немцы это переодетые, окруженцев хитростью выманивают.

– Так хорошо выглядим? – хмыкнул я.

– А то ж.

– Стараемся просто держать себя согласно устава.

– А ещё и гору продуктов таскаете с собой, – усмехнулся Пантелей. – Что ж не позвал всех своих, али боишься?

«Дед совершил ту же ошибку, что все, кто со мной знакомился – решил, что со мной ещё десяток человек бродит», – догадался я о мыслях, что бродят в голове собеседника. – Значит, так нужно. Да и самые чистые мы, почти красноармейцы с плакатов. Не стоит сверх необходимого порочить образ Красной Армии.

– А что ж оружие у тебя не красноармейское, товарищ командир? – продолжал усмехаться в ответ на какие-то свои мысли дедок.

– А где бы я взял к нему патронов вдосталь?– удивился я. – Приходится трофеями пользоваться. Уж с ними перебоев не бывает. Да и продуктами немцы «делятся», – я подчеркнул тоном последнее слово. – Много они наших складов разграбили и по деревням наотбирали, а мы потом назад возвращаем свои же, считай, продукты.

После моей речи старик нахмурился и серьёзным тоном произнёс:

– Товарищ командир, тут этова… немцы недавно листовки приносили с законами и наказаниями, и переводчик ихний балакал, что за убитого солдата станут десять прочтых людей казнить, а за охфицера так и всю сотню. Вы уж не трогайте этих гадин рядом с нами, да и у прочих деревень русских, а? Ведь порешат всех, нехристи.

– Листовки сохранились?

– Нет, на самокрутки извели, товарищ командир, – развёл он руками. – Одна только висит у сельсовета на стенде приколоченная. Нельзя её снимать, накажут нас.

– Да и ладно, хрен с ней, – скривился я и махнул рукой. – И не бойтесь – не будем мы подводить вас с немцами.

– Я не то чтобы за них радею, – торопливо произнёс Пантелей, – пусть всем своим кагалом в геену огненную провалятся. Так ведь от злобы своей изведут и детишек малых, и девок, да матерей с крохами.

– Сказал же – мой отряд никого не тронет из оккупантов рядом с жильём, – повысил я голос, тут увидел возвращающихся своих бойцов. – Ладно, поговорили, теперь пора нам. Всего хорошего, Пантелей Митрофанович. Годов долгих и счастье в семью. А немцев мы скоро погоним, недолго им у нас хозяйничать. И ответят они по всей строгости за свои преступления, – под конец я не сдержался и заскрипел зубами от злости.

– Я не защищаю их, сам бы взял винтовку в руки и пошёл супостата громить…

– Пантелей Митрофанович, прекратите, – оборвал я его. – Я ни в чём не обвиняю. Даже понимаю вас и ваши страхи за близких. И сам против, чтобы любой ценой бить врага. Мы должны вас защищать, свой народ, а не убивать чужими руками. Но немцы своё всё равно получат, это я гарантирую.

Я встал с пенька и отряхнул галифе, машинально подумал, что стоит отыскать швейную машинку, подходящую ткань и пошить нормальную форму, к которой привык в своём мире. А то эти «парашюты» на бёдрах совсем не в тему. Да и гимнастёрка не очень удобна.

– Товарищ командир, так может, вы с собой возьмёте наших раненых? – вдруг произнёс Пантелей, распрямившийся следом за мной.

– Раненых? Это каких?

– Да тут, – он слегка смутился, и показалось, с опаской пояснил, – в лесу землянку отрыли и красноармейцев раненых укрыли от германцев. Семеро их там, двое ходячих. Только сражаться не могут.

– Тяжёлые?

– Нет. Тяжёлые ещё неделю назад помёрли, – вздохнул он.

Как оказалось, там прятались бойцы РККА, которые сумели вырваться из Невельского котла и уйти от преследования вглубь захваченной территории. Все раненые. Один заполучил перелом ключицы, весьма сложный. Это его так лягнул пулемёт, который он неумело приставил к плечу. Даже не приложил, а выдал очередь прямо на весу. Второму ходячему досталось по голове осколками авиабомбы, и контузило. Пятеро остальных были ранены в ноги и тело, но без повреждений внутренних органов. Такие несчастливчики уже были похоронены в лесу деревенскими. Без операции и правильного присмотра они были обречены.

– Я не могу их взять, у меня другие задачи. Раненые свяжут весь отряд по рукам и ногам,– вздохнул я и отрицательно мотнул головой. – Мы вот что сделаем, Пантелей Митрофанович. Сейчас я с бойцами вернусь к основному отряду, там мы выложим часть припасов, в основном продукты и бинты. А вы заберёте их, как стемнеет. Только именно тогда, ясно? Сейчас за нами идти не стоит, и особенно это объясните мальчишками. Нам нужно время, чтобы определиться, что мы можем оставить не снизив боевую мощь отряда. Поняли? Вечером идите по нашим следам в лес и забирайте продукты.

– Понял, – закивал тот, – как не понять-то, товарищ командир.

– Вот и хорошо.

На месте, где нас дожидались вещи, нашей троице пришлось задержаться на пару часов, чтобы я смог набрать достаточное количество продуктов для раненых. В основном упор сделал на крупы, которые дольше и лучше хранились и на выходе давали больше продукта. Соль, сахар, немного муки, много сухарей, пятьдесят банок с тушёнкой и сгущёнкой. Так же оставил два туго набитых бинтами и ватой вещмешка. Уходили след в след, причём последним двигался я, чтобы крупными отпечатками обуви нанокостюма перекрывать следы своих товарищей. Плюс, на мне было столько всего нагружено, что в мягкой лесной почве оставались очень глубокие отпечатки, мешающие определить точное количество прошедших.

Глава(?)

– Я водяной, я водяной, никто не водится со мной, – мурлыкал я под нос песенку, одновременно с этим вколачивая в доску гвоздь. – Эх, жизнь моя – жестянка! Да ну её в болото!

– Это уж точно – в болото, – хмыкнул Седов, занимающийся тем же, что и я по соседству, потом хлопнул звонко по лбу ладонью. – Замучили комары.

Вокруг нас на километры и километры тянулись болота, а конкретно рядом – бездонная топь. Собственно прямо над ней мы сейчас и занимались строительством.

Несколько дней назад, совершив рекордный по скорости и пройденному расстоянию марш-бросок, мы вышли в район Великих Лук. Количество немецких войск тут просто зашкаливало за все предполагаемые рамки. Совсем не такого я ожидал, когда сюда шёл. Пришлось уходить от города далеко на северо-запад, в малолюдную местность, полную непроходимых болот и лесов.

Великие Луки, Опочка, Остров, Порхов, Холм. Эти населённые пункты были главами многоугольника, в центре которого, примерно, ближе к реке Великой, что вытекала из Чудского озера, я решил построить первую базу своего крохотного отряда.

Пустые герметичные бочки стали основой для понтонного островка среди топи. Они же, только притопленные, служили и гатью к базе.

В нанокостюме и на резиновой лодке, я почти два дня обследовал болото, выбирая самое неприступное место. Нашлось такое почти в двух километрах от суши. Пробраться сюда, не имея точных данных о тропе и средства для преодоления непроходимых участков, было невозможно. Как и подогнать тяжёлую боевую технику к самой ближней точке на суше, чтобы попытаться накрыть наше убежище. Разве что, авиация может испортить жизнь. Но от неё у нас есть чем отбиться.

Больше суток, не отдыхая, мы втроём мостили гать из бочек и досок. Тропинка не доходила до берега на пятьдесят метров и начиналась среди топи. Её вывели на крохотный островок, на котором росла одна кривая берёзка, с наполовину отгнившими сучьями. Рядом с ним я решил построить свой островок, искусственный. А на твёрдом грунте сделать настил из бревён и установить спаренную немецкую двадцатимиллиметровую зенитку. Не столько для реального использования, сколько на случай «чтобы было». Против самолётов же себя хорошо зарекомендовали гаусски.

Пустые бочки отлично держали дощатый настил с тем грузом, который я собирался поместить. Сверху всё это будет прикрыто масксетью на шестах.

Когда закончим здесь, то вторую базу оборудуем километрах в двадцати от болота в самой дремучей чащи.

Единственное, что доставало – это комары. Да и то не меня, а моих товарищей. Почему-то моя кровушка не нравилась болотным кровососам.

– Эх, а вот бы вас, товарищ лейтенант, на секретный завод, чтобы вы танки да пушки делали, – вздохнул Паршин. – Какая польза была бы. Уж всяко лучше, чем бочки с досками клепать.

– Я там не скоро ещё покажусь. Да и нет смысла в этом для меня. Пушками и танками пусть обычные заводы занимаются, – ответил я.

– А чем тогда? – заинтересовался парень.

– Чем-то редким, дефицитным.

– Так танки и есть дефицитные! Вон что наши танкисты про них рассказывали…

– Горючего им не хватало, – перебил его Седов, включившийся в беседу. – Оно дефицит. Да, товарищ лейтенант? А самолётное топливо ещё дефицитнее.

– И топливо не для меня. Его производят заводы в огромных количествах.

– А что же тогда вы можете делать?

– Хм. Золото, например. Или редкие металлы, которые нужны для танковой брони и стволов пушек, для самолётов, для двигателей. Всего горсть такого вещества будет стоить, как несколько танков или пушек, – ответил я.

– Так почему… – вскинулся Паршин.

– Да потому, что пока товарищ Сталин и его соратники не вычистят от шпионов Москву, мне нельзя там показываться, – произнёс я. – Вот почему. Пока про меня знают немногие, и все они надёжные люди. Но вот покажись я в Москве или ещё где-то за линией фронта среди разных людей, то информация дойдёт до шпионов наших врагов. И меня убьют, как бы ни охраняли. Обязательно убьют, так как этот приборчик, – я постучал себя по груди, – важнее нескольких танковых дивизий.

– И вы здесь прячетесь?

– Я здесь воюю один, – поправил я бойца. – С вами, то есть. Что для войны важно?

– Э-э, – оба красноармейца переглянулись. – Солдаты и оружие?

– Тыл, – усмехнулся я. – Вот тыл мы сейчас и строим. Пусть немцы попробуют нас отыскать среди этих болот и лесов… замучаются пыль глотать. И вообще, работайте-ка быстрее, нам сегодня нужно настил доделать, чтобы отдохнуть успеть перед завтрашней дорогой.

– А куда? – мигом сделал стойку Седов.

– Немцев пойдём бить, – подмигнул я ему. – Поможем нашим войскам сражаться.

* * *

Подобравшись поближе к Великим Лукам, моя группа села в засаду на крупную автомобильную колонну немцев. Место выбрали в небольшом леске, вдоль которого протекала речка. За речкой раскинулся заливной луг, а за ним шла дорожная насыпь, по которой днём и ночью передвигались немцы.

От нас до дороги было метров девятьсот. И в этой точке она делала несколько изгибов из-за оврагов. По этой самой причине здесь вечно вся техника прижималась чуть ли не бампер в бамперу друг к другу. Просматривалась дорога на полкилометра, в одном месте участок пути скрывался за высоким подъёмом на очередном повороте, с другой за лесом, возле которого заканчивался луг.

Мы тишком ночью вырыли себе несколько окопов, замаскировали и сели в ожидании вкусной добычи. Так прошли около полутора суток.

– Товарищ лейтенант, – шёпотом окликнул меня Паршин, – кажись, дождались.

Я и Седов в этот момент отдыхали, оставив Паршина наблюдать за дорогой.

– Буди Седова, – приказал я, – и по местам.

– Есть!

Сам взял СВТ, закинул за спину гаусску и ужом пополз в сторону подготовленной позиции тридцатью метрами правее. Соскользнув в яму, я осмотрел винтовку, смахнул сухие травинки и несколько мелких жёлтых листочков, после чего передёрнул затвор и приник к прицелу.

Самозарядка была снайперским вариантом, снабжённым ПУ, а в магазине ждали своего часа бронебойно-зажигательные патроны. Девятьсот метров – дистанция немалая и дело даже не в расстоянии, а в убойной силе пуль, которые могли и не справиться с толстыми стальными стенками цистерн, растеряв мощь в пути. Но ничего другого не оставалось, так как гаусски были способны только сверлить дырки.

Сквозь прицел я наблюдал за колонной немецких машин с цистернами, приближающейся к изгибам дорожного полотна. Каждый такой трёхосный грузовик вёз примерно три с лишним тысячи литров топлива. По тому, что катили они в сторону фронта и сильно проседали на рессорах, я мог судить, что они были залиты «под пробку».

– Яуза и Кашира! Первому! Без приказа не стрелять! – я выпустил оружие из рук и взял в одну из них американскую радиостанцию.

– Яуза – принял!

– Кашира – принял!

Мои спутники были вооружены гауссками. Им в обязанность вменялось расстреливать двигатели грузовиков, превратив те в неподвижные мишени. Для маленького снаряда, влетающего в цель с сумасшедшей скоростью, не составит труда превратить сложный агрегат в кучку испорченных механизмов. Может быть, даже удастся поджечь, если будет повреждён топливный провод и бензин попадёт на раскаленный металл.

Среди десятков бензовозов виднелись несколько полугусеничных тягачей с брезентовыми крышами, простые тентованые грузовики и две легковушки.

– Яуза, Кашира! Огонь! – скомандовал я, после чего отложил рацию и взял СВТ.

Звуки выстрелов из оружия будущего даже я разбирал в своём костюме с трудом. С дороги же их было невозможно услышать. Зато было видно действие: сразу несколько головных машин задёргались, резко сбросили скорость и очень быстро остановились. Следующие за ними сбросили скорость и стали выбираться на встречную полосу, собираясь объехать преграду, и тоже попали под удар.

Всё, пробка на дороге создана.

Вряд ли немцы вообще что-то поняли: выстрелов не слышно, максимум что прозвучало – это стуки в двигателях, когда там пролетал шарик из высокопрочного сплава, круша всё на своём пути.

Едва возник затор впереди, как Седов и Паршин перенесли стрельбу на машины, спускающиеся с бугра. Три бензовоза повторили участь своих коллег в голове колонны. Едущие за ними сунулись вперёд и тут же резко дали задний ход, уходя под прикрытие дорожного подъёма.

«Дошло до некоторых, что не всё так просто», – хмыкнул я про себя, наводя острие вертикальной риски прицела на борта цистерны одного из грузовиков.

Выстрел! Выстрел! Выстрел!

После третьего попадания по машине забегали ярко-оранжевые языки пламени и к небу потянулись чёрные клубы дыма.

– Есть один, – прошептал я себе под нос и перевёл оружие на соседнюю машину.

Выстрел! Выстрел!

И там тоже вспыхнуло пламя.

И только сейчас немцы всполошились. Из тентованных грузовиков посыпалась пехота, которая покинула дорогу и залегла в сточной канаве на лугу, проходящей вдоль дорожного полотна. Часть солдат перебежала на другую сторону, исчезнув с моих глаз.

Заметив, как упали несколько вражеских солдат, словно, сбитых с ног невидимым кулаком великана, я схватил радиостанцию и со злостью произнёс:

– Кто там такой умный тратит боеприпас на солдат⁈ Приказ был портить технику, мать вашу!

– Яуза, первый. Виноват, – раздался голос Седова, через пару секунд после моей отповеди в эфире.

Какие-то машины стали съезжать с дороги. Несколько оказались на краю луга и стали спускаться к речке, видимо, чтобы дорожная насыпь прикрыла транспорт от обстрела с другой стороны. Судя по всему, водители просто не разобрались, откуда по ним ведут огонь.

– Машины на лугу не трогать! – приказал я. – Бить в первую очередь те, что хотят уйти на ту сторону и на дороге стоят.

И вновь вернулся к расстрелу бензовозов.

Опасения, что из-за дистанции особые патроны к винтовке окажутся малоэффективны, не оправдались. Может и не каждая попавшая в бензовоз пуля поджигала топливо, но их было несколько, и какая-то обязательно срабатывала.

Через пять минут боя, или скорее бойни, на дороге пылали десять бензовозов, ещё столько же стояли неподвижно, закупорив дорогу. Шесть машин съехали на луг и среди них оказались две легковушки, замеченные мной ранее.

С дороги так же раздавалась частая стрельба, но рядом не пролетела ни одна пуля. Думаю, что немцы до сих пор так и не догадались, откуда по ним ведётся такой смертоубийственный огонь, и стреляли, куда бог на душу положит.

Заметив на лугу у легковушек несколько человек в фуражках, я активировал снайперский вариант нанокостюма, который многократно увеличил картинку.

'Какие жирные клиенты, – с удовольствием подумал я, рассмотрев витые погоны, крестики на воротниках, немолодые лица и орденскую внушительную колодку на левой стороне кителя, где висел ещё один крест. Понравились мне и ярко-красные петлицы с витым шитьём.

– Яуза и Кашира! Всё внимание на луг! Уничтожить офицеров у машины! – приказал я.

Оптические прицелы на гаусс-винтовках были куда мощнее и лучше, чем ПУ, но всё равно на таком расстоянии – а там было больше семисот метров – не давали точной гарантии попадания. Всё же, человек поменьше, чем машина. Но вроде бы высшего немецкого офицера кто-то из моих бойцов свалил, судя по тому, как тело того ударилось о борт машины.

Сам стрелять не стал, чтобы дать шанс парням завалить немца и тем самым поднять личный моральный дух. Думаю, что записав на свой счёт «генерала», они перестанут кукситься и тосковать. Да и мой авторитет возрастёт, ведь только благодаря мне и получили, грубо говоря, такую серьёзную чёрточку на приклад.

– Молодцы! Уходим на вторую позицию! – скомандовал я, отстреляв два магазина по бензовозам на лугу.

Выскочив из окопа, я бегом помчался по краю леса в сторону, откуда откроется вид на часть дороги, что сейчас скрыта подъёмом.

Благодаря функции своего костюма, полкилометра я покрыл за минуту. Здесь меня ждал точно такой же окоп, как и на предыдущей позиции. А впереди, куда ближе, чем раньше, на дороге и обочинах скопилось не менее полусотни единиц автотранспорта – бензовозы из топливной колонны, грузовики с пехотой, несколько «ганомагов» и даже пять танков, «тройки» с пятьюдесятью миллиметровыми пушками и одна «четверка» с кургузым стволом калибром семьдесят пять миллиметров.

Солдаты из машин уже давно разбежались по полю и засели в кюветах, танки встали рядом с ними и из их люков в башнях торчали танкисты чёрных комбинезонах с биноклями в руках.

«Вот что вы там хотите увидеть-то?», – хмыкнул я, наводя угольник прицельной марки на голову танкиста машины с самой большой пушкой.

Щёлк!

И тут же следом пристрелил ещё двоих, пока остальные не заметили гибель своих товарищей и не спрятались в башнях, которые закрутились в поисках снайпера.