Текст книги "HOMO FABER (СИ)"

Автор книги: Михаил Баковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Темп радистка смогла поддерживать около часа, после чего резко стала сдавать. Даже то, что забрал у неё вещи и оружие, помогло мало и пришлось делать остановку.

«Вот же свалилась на мою голову, – с тоской подумал я о девушке. – С мужиком в сто раз проще было бы, его бы оставил в безопасном месте с чистой совестью. А эту…эх-ма, ещё просить станет, чтобы помочь выполнить проваленное её группой задание».

Как предполагал, так и вышло. Немного придя в себя, она насела на меня с предложением помочь ей уничтожить мост примерно в полсотни километров от нас. Сначала просила, потом стала давить на совесть, на честь командира, потом попыталась использовать слёзы и «тогда я сама пойду туда, и если погибну, то сделаю это как настоящая комсомолка, и за трусость дочери стыдиться моим родителям не придётся!». Мои слова, что мне поручено другое задание и оно важнее какого-то полусгнившего моста, как-то проскочили мимо её сознания. А уж когда я предложил её затеряться среди жителей одного из оккупированных городов, пообещав дать ей отличные документы и деньги для жизни, она чуть не выцарапала мне глаза. По крайней мере, именно это желание я прочитал в её взгляде.

Немного успокоилась, когда дело дошло до ужина. С полным желудком девушка стала добрее и уже не такой бескомпромиссной. Предложила свою помощь в моём деле в обмен на то, чтобы после него я разобрался с мостом. Или с любым другим важным объектом, например, спустить поезд с рельс, заминировать дорогу, по которой двигаются вражеские колонны, напасть на склад топлива или боеприпасов. И в ответ на веский довод про отсутствие взрывчатки она пожимала плечами со словами «на месте всё видно будет, можно же что-то придумать».

После горячей пищи меня стало сильно клонить в сон. До этого обходился сухим, быстрым перекусом, буквально: остановился, спрятался за дерево, снял шлем, достал колбасу с хлебом и термос с чаем, после чего через пять минут опять продолжил движение. С девушкой же решил побаловать себя рисовой кашей с мясом и крепким чаем со сгущённым молоком, которое ели прямо из банки ложками.

Девушка, к слову, вырубилась раньше меня. Я только-только стал бороться с подступающей сонливостью, а она уже спала, свернувшись калачиком на горе лапника. А вскоре отключился и я.

* * *

Пробуждение напомнило мне похмельное утро после проставления перед своими коллегами в райотделе. Голова раскалывалась на части, крутило желудок, во рту поселился мерзостный привкус, про который как-то сказал один из участковых «во рту восемь кошек нагадили и все по разному».

Но это были ещё цветочки. Куда хуже оказалось, что я проснулся (очнулся?) без своего бронекостюма (вообще без ничего) и в тесной комнате прямо на полу. Поблагодарить стоит неизвестных хозяев лишь за то, что в помещении было тепло, и лежал на гладких досках, а не на бетоне или кирпичах. Примерно три на пять метров с трёхметровым потолком, на котором висела электрическая тусклая лампочка. Окон не было, зато имелась дверь. Всей обстановки – осветительный прибор. Комната была не просто пуста, а стерильна, если так можно сказать о помещении, где взгляд не обнаружил даже пыли.

«Ах ты ж, кошка драная! – разозлился я, в одно мгновение догадавшись, кто стал виновником ситуации, в которой я оказался. – Медалька нужна была или на голом энтузиазме меня сдала?».

Встать на ноги удалось не сразу – так мне было гадко. Кое-как утвердившись на них, я добрёл до двери и опёрся об неё плечом, переводя дух. Пять шагов, что пришлось сделать, оказались для меня сродни одному из двенадцати подвигов Геракла.

Дверь точно так же, как и стены с полом была обита плотно пригнанными друг к другу отфугованными досками. На высоте чуть более полутора метров, имелся небольшой «глазок», размером с шарик для пинг-понга и закрытый с другой стороной стальной пластинкой. Ткнув в неё пальцем, я понял, что она зафиксирована стопором.

«Не ради ли меня тут эко-помещение сделали? – пронеслась в голове мысль, когда я заметил свежесть и новизну стройматериала, бросающуюся в глаза. – Заботливая какая кровавая гебня».

Отдышавшись, я несколько раз ударил в дверь кулаком, отметив, что под досками отзывается металлическая поверхность:

– Эй, я пришёл в себя! Дайте одежду и воды!

Подождал с минуту, прислушался, но реакции на стук не услышал.

– Уроды! – я ещё раз ударил по доскам кулаком, на этот раз вложив все доступные сейчас мне силы, и поковылял на прежнее место, к стене напротив выхода из камеры. Там с облегчением растянулся на полу, свернувшись в позе эмбриона, в которой мне было как-то легче. Кажется, я даже немного задремал или впал в полузабытьё. Очнулся от стука в дверь – это сдвинули заслонку на «глазке».

«Наконец-то».

Вставать не хотелось, но надо. Едва сдерживая стон, я сел, согнул колени и обнял их руками, положив сверху подбородок. Без штанов… да что там – без трусов я испытывал сильный дискомфорт. Усугубляло это и общее недомогание организма. Хотя, или мне кажется, или в самом деле стало чуть-чуть легче.

Наблюдали за мной долго, либо так долго тянулось ожидание. Непроизвольно меня стала бить дрожь, несмотря на то, что температура была в камере комфортная.

Я боялся.

Страх липкими пальцами залез мне в голову и оттуда расходился по всему ослабленному организму.

«Вот она – первая встреча с теми, кого ты так боялся до этого. И судя по номеру отеля и сервису в нём – тут со мной цацкаться не желают и сразу расставили все точки над 'и», – подумал я, едва не клацая зубами. Хорошо, что сидел, в противном случае мог позорно свалиться на пол от трясучки в ногах.

Наконец, заслонка на «глазке» вновь щёлкнула, закрывшись. Следом залязгал замок и засов на двери, и через несколько секунд она распахнулась, впустив в камеру двух мужчин в обычной гражданской одежде. Один был в тёмных брюках и светлой рубашке с закатанными до локтей рукавами, второй был одет в тёмно-серую «двойку». Кто в паре старший было понятно с первого взгляда – «двоечник». Он и старше спутника, взгляд умнее, костюм сидит отлично. Второй гость всего лишь играет роль подстраховки, телохранителя. Об этом говорят его габариты, которыми он ничуть не уступает мне, а ещё перебитый нос, тяжёлый настороженный взгляд и поза, из которой он готов буквально взорваться серией ударов.

– Здравствуйте, герр Макаров, – на чистом русском языке обратился ко мне мужчина в костюме. – Прошу простить за окружающую обстановку, но это вынужденная и временная мера, уже сегодня вас переведут в достойные вас апартаменты. Позвольте представиться – Карл Штайн. Герр Макаров?

Я испытал сильнейший шок.

«Герр, мать его, герр… герр… долбаные фашисты… я в немецком плену…бля!», – билась в голове только одна эта мысль.

– Герр Макаров, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? – вновь задал вопрос мужчина. И я краем сознания уловил в его голосе неподдельную обеспокоенность.

– На букву Хэ и это слово не – хорошо, – произнёс я, придя в себя.

– Шутите? – широко улыбнулся тот. – Это хорошо, это очень хорошо. Значит, идёте на поправку.

– Что со мной и где я?

– Вы в Австрии, в загородном имении фона Лохоузена. Что же до самочувствия, то это последствия приёма, э-э, некоторых лекарственных препаратов. За это я искренне прошу прощения у вас от лица всей нашей службы.

– Какой службы?

Мужчина моргнул, на мгновение на его лице отобразилось сильнейшее удивление, словно, я знал или должен был догадаться сам.

«Выходит, этот Лох… Лохмузен, блин, известная личность», – подумал я и предположил. – Гестапо?

В мою больную голову ничего другого в этот момент не пришло. А про гестапо я наслышан, это те парни в чёрных плащах, которые ловят, пытают партизан, засылают агентов в ячейки сопротивления и так далее.

– Вы и в самом деле плохо себя чувствуете, раз сравнили Абвер с этими сумасшедшими костоломами, – покачал головой собеседник, потом повернулся к двери и громко произнёс. – Воды и одежду!

Через полминуты в камеру вошёл ещё один человек в гражданском, который держал в одной руке вешалку с чем-то похожим на пижаму или робу заключённого, только не полосатую и без номерка, а в другой графин с водой, на горлышко которого был надет обычный стакан.

Сам я одеться не смог и здоровяку пришлось в этом деле помогать мне. Утолил жажду самостоятельно, хотя тремор был такой, что треть воды из стакана я пролил. После этого меня на инвалидной каталке доставили до новой комнаты, в которой имелась и кровать, и стул, и маленький санузел в каморке за дверью, оборудованный ванной на витых ножках и с высокой спинкой, унитазом и умывальником на стене. Горячая вода в кране стала приятным бонусом.

«Чёрт, как же я по всему этому соскучился, – блаженно подумал я, набирая в пригоршню воду и умывая лицо. Самочувствие и настроение улучшались семимильными шагами. Даже то, что попал в плен к немцам, перестало так сильно беспокоить. – Дайте мне несколько дней, чтобы вернуть силы, и я тут такового вам нарисую – одними испачканными штанами не отделаетесь!», – злорадно подумал я.

На два дня про меня, словно бы, забыли. Двое мужчин приносили мне подносы с едой, забирали грязную посуду, но не пытались разговорить. Вообще вели себя, как немые.

На третий день ко мне пришёл опять Карл Штайн.

– Добрый день, герр Макаров, – улыбнулся он. – Вижу, что вам стало лучше по здоровому цвету вашего лица.

– Здравствуйте, – буркнул я. – Что вам от меня надо?

– Вас! – сказал, как припечатал он. – Ваши знания, навыки, ваши вещи!

– Да ну? – криво ухмыльнулся я.

– Не смейтесь, Виктор… я же могу так вас называть?

– Называйте, – махнул я рукой.

– Отлично! – обрадовался он, будто выиграл лотерею. – Давайте поговорим?

– Угу.

Тот несколько секунд смотрел мне в глаза, потом заговорил:

– Думаю, сотрудник с вашей должностью должен понимать, что его игра проиграна. Ммм… хотя… а она точно ваша? Я про должность и звание. Например в Москве даже не знали ни о каком лейтенанте энквэдэ с фамилией Макаров, пока не получили от него крайне ценные сведения. Выходит, порученец Берии – это ложь?

– Кто знает, – пожал я плечами. – Может, ложь, может, игра.

В голове роились тысячи мыслей, идей, попыток нащупать то русло разговора, которое «и нашим, и вашим», что даст мне время для действия. Больше всего меня беспокоил тот факт, что мои вещи попали в руки врага. И то, что Карл свободно рассказал о документах, которые я передал, о моём «липовом» статусе. Не могло командование СССР не засекретить всё обо мне, после того, что я для них сделал. Выходит, немецкий «крот» сидит очень высоко. Хотя, могло так быть, что во время суматошной шумихи, когда пытались узнать хоть что-то про «лейтенанта НКВД Макарова, личного порученца наркома внутренних дел Берии», шпионы ею заинтересовались и сумели разнюхать суть, с чем она связана, пока компетентные органы не прикрыли крышечку, распахнутую из-за спешки.

– Хм, даже так, – покачал тот головой. – Ну, пусть будет по-вашему. Кстати, а зачем вы стремились покинуть свою страну? Вас она чем-то не устраивает? – вдруг сказал он и впился взглядом, который стал острым, как штык, мне в лицо.

Я вздрогнул от неожиданности. Попытался сохранить прежнее выражение, но судя по довольной ухмылке немца, сидящего в кресле напротив, мне это не удалось.

– Ну же, смелее, Виктор. Так что вам не понравилось в большевиках, раз вы отказались сотрудничать с ними, бросили отряд военнопленных, которых освободили, и тихо убежали прочь, к западным границам СССР?

Я не знал, что ответить. Напротив сидел не малограмотный солдат или командир, попавший в контрразведку по комсомольскому призыву. Этот человек не просто профи, а обучает профи.

– Хотел отдохнуть там, где меня никто не стал бы искать, – буркнул я, про себя досадуя за свою слабость.

– Вы лжёте, Виктор. На вас так расслабляюще действует окружающая обстановка и наше хорошее отношение? Но ведь мы можем вернуть вас в камеру и изменить отношение. Вы этого хотите?

«Что б ты сдох, урод, вот чего я хочу».

– Молчите? – он вопросительно приподнял одну бровь. – Кстати, нам не обязательно пытать вас лично. Вместо этого вы будете смотреть, как испытывают муки другие по вашей вине. Например, те пленные, которых мы вернули опять в лагерь, разумеется, не всех, так как кто-то погиб в бою, другие были наказаны в назидание прочим. А ещё у нас есть русские женщины… и дети. Вы сможете смотреть, как ломают кости мальчику или девочке?

– Вы, уроды, только и можете всех пытать, пряча свою слабость и страх за жесткостью.

– Слабость? Страх? Вы о чём, Виктор? – вроде бы искренне удивился собеседник. – Великая Германия захватила большую часть Европы и сделала это с величайшей лёгкостью. Сильные армии раскатывались гусеницами и сапогами наших воинов. Это нас все боятся, Виктор. Вы знаете, что буквально недавно из Москвы пришло предложение о перемирии? Ваши командиры просят мира в обмен на большую часть территорий, которую мы захватили. Это ли не показатель того, что боятся НАС, а не мы?

– Ничего, скоро начнёте уже сами боятся. Думаю, ты первый начнёшь пачкать штаны.

– Сомневаюсь, – улыбнулся тот.

Меня эта улыбочка уже стала бесить, так и хотелось стереть её, лучше всего кулаком, но можно и словами.

– Да? Так подождите немного и скоро узнаете на своей шкуре, что такое русская зима и русские солдаты. Трещать зады у вас будут и от холода, и от нашего оружия.

– Пустое бахвальство человека, у которого кроме слов нет ничего. Есть примеры, Виктор? Ну же, докажите мне, заставьте пусть не поверить, но хотя бы усомниться.

– Да… – открыл я рот и тут же захлопнул его. – «Вот же гад, так развести!».

Вроде бы простая речь, простые слова, но немец чуть не заставил меня ляпнуть и про Сталинград, и про обещание получить сильнейшую оплеуху в ходе Зимнего наступления. Умному человеку хватило бы и этого. И главное – ни слова про мои вещи, при виде которых Карл и всё его окружение должны ссать кипятком в экстазе и желании разобраться в них.

– Что замолчали?

– Голова разболелась. А что же до доказательств, то спросите своего шефа Канариса, почему он отговорил Гитлера высадить десант на английском берегу, который защищали буквально пять дивизий всего, после Дюнкерка других боеспособных частей не было, на дорогах стояли старики с охотничьими ружьями. Не потому ли, что он относится к крылу англофилов и вообще… – тут я сделал паузу и потом быстро произнёс, – не куплен англичанами? Ведь именно он поставлял разведсводки по состоянию армии Англии и СССР, увеличивая потенциал одних и уменьшая его у других. Вот потому вы скоро будете кровью харкать, узнав про ошибку, которую совершили, напав на СССР. С вас спросят за убийства мирных граждан, за газовые камеры, крематории и братские могилы с тысячами расстрелянных, – зло произнёс я. – Никто не спрячется в Аргентине и Мексике, не удерёт в Америку. И чем выше занимаемое положение, тем тщательнее будут вестись поиски.

Карл выслушал меня очень внимательно. Не знаю, какие последствия будут после моих слов, но как минимум задуматься они заставят многих. Думаю, какое-то время у меня теперь будет на подготовку побега, даже если мой собеседник является доверенным лицом Канариса. А если нет, то времени я получу ещё больше. Ведь это бомба – шанс раскрыть «крота», засевшего столь высоко. Даже секретное оружие могут задвинуть в сторону. Ведь оно есть-пить не просит, а вот предатель может навредить напоследок и удрать, избежав возмездия за свои поступки.

Я озвучил одну из версий, что кочевала на просторах интернета. Только-только вспомнил её и тут же выдал экспромтом. Правда или нет – совершенно не трогает. С другой стороны, дыма без огня не бывает, недаром потом Канарис участвовал в покушении на Гитлера и был казнён, перед этим ещё и побывав в руках самого жестокого немецкого палача.

«Мне бы только ночь простоять да день продержаться», – подумал я, сплагиатив чужую фразу.

– Это очень интересно, Виктор. Хотя и маловероятно. Вильгельм Канарис настоящий патриот и сын Германии, какие-бы чувства он не испытывал к братскому народу Великобритании, свою страну предать он не может. Никогда.

– Да мне всё равно, – пожал я плечами. – Я рассказал – вы услышали.

– И что за глупость вы говорили про казни? Германия пришла освободить русский народ от палаческого режима евреев и большевиков. Если кто и пострадал из нонкомбатантов, то случайно. Увы, сейчас идёт война, а она крайне неразборчивая и невнимательная фрау.

Я только скривился от такого обмана. Мог бы рассказать о почерневших костях на пепелищах деревень, о повешенных на столбах женщинах и мужчинах, причём, почти все они были в гражданской одежде, об издевательствах над пленными в лагерях, чему сам был свидетель. А зондеркоманды, которые следуют за регулярными частями и проводят чистки (те самые повешенные и сожжённые заживо – это дело их рук), отряды, официально поддерживаемые самой верхушкой Германии и имеющие МАКСИМАЛЬНО возможные права и привилегии? Неужели он не знает о них? Три раза ха-ха на такой наивной попыткой навешать мне лапшу. Так зачем мне это ему рассказывать? Собеседник и сам про всё знает лучше меня.

– Кстати, а давайте вы поговорите со своим земляком, точнее, землячкой, которая хочет спасти свою страну и ради этого пришла к нам на службу?

– Не хочу. С проститутками брезгую общаться. А никем другим человек, который служил одним, а потом перешёл к другим, не может быть.

– Но всё же попробуйте. Я её пришлю к вам ближе к вечеру, а сейчас позвольте мне откланяться, – немец встал, наклонил голову. – Желаю вам приятного отдыха, герр Макаров. И подумать над моим предложением о сотрудничестве с нами. Всего хорошего.

Глава 19

Когда я увидел Радистку Кэт, переступившей порог в моей комнате, то даже не удивился ничуть.

Фрагмент 8

Глава 19

Когда я увидел Радистку Кэт, переступившей порог в моей комнате, то даже не удивился ничуть.

– Интересно, как ты меня отравила? – вместо приветствия спросил я.

– Влила в банку со сгущённым молоком снотворное, когда ела её ложкой по очереди с тобой, – спокойно ответила она.

– А если бы сама загнулась, ведь у меня вес больше, нужно и снотворного больше?

Та отвечать не стала, просто пожала плечами.

– Надо же какая готовность пожертвовать собой ради помощи врагам, которые разоряют родную землю, – ядовито произнёс я, наблюдая за реакцией гостьи.

– Я не ради них, а будущего своей страны, которую уничтожают большевики! – вспыхнула она в одно мгновение. Лицо её покраснело, а кулачки сжались так, что кожа побелела на костяшках.

– Уничтожают? – я приподнял одну бровь в вопросительно-удивлённой гримасе. – Это те самые большевики, которые превратили аграрную необразованную страну в государство технологическое, где почти каждый имеет хотя бы начальное образование, а учёные создают свои собственные разработки, не идя на поклон за патентами к другим правителям?

– И где эти учёные сидят? В лагерях за колючей проволокой под охраной собак и пулемётных вышек! – в тон мне ответила девушка. – А рядом с ними в лагере сидит половина страны.

– Интересно, кто же тогда поднимает целину, работает на тысячах заводах, кормит не только свой народ, но и население других стран, поставляя туда зерно? Наверное, из лагеря на поля и за станки выгоняли зеков утром, а вечером вертухаи штыками и собаками сгоняли в бараки их обратно…

В общем, первая беседа наша совсем не задалась, зато потом…

* * *

– Вот оружие, – шёпотом произнесла девушка, с этими словами она задрала длинную юбку и достала затвор с магазин от пистолета. Оба предмета были привязаны к внутренней стороне бедра под чулками. – Отвернись!

– Будто я что-то там не видел, – буркнул я, но просьбу выполнил.

Через полминуты раздалось разрешение повернуться. За это время Катя успела привести свою одежду в порядок и спрятать детали пистолета под маленькую подушечку на кресле.

Шёл десятый день моего пребывания в плену. Казалось, обо мне все забыли. За всё время я четырежды общался с Карлом. Да и то наши беседы в эти встречи были ни о чём. Больше не было угроз, предложений, въедливых расспросов. Абверовец вёл себя так, будто я перестал его интересовать совсем. И я терялся в предположениях: это какая-то игра, заставляющая меня расслабиться перед сокрушительным ударом по моим убеждениям и желаниям; или же моими вещами они сумели распорядиться настолько эффективно, что на волне эйфории строят планы с ними дальше, отложив мою разработку на потом. В последнем случае невнимание к моей персоне ничуть не удивительно, ведь вряд ли много народа знает про меня и имеет доступ к артефактам из будущего. Поэтому, времени заниматься сразу двумя направлениями – мной и костюмом с винтовкой, у них нет.

Зато с Радисткой Кэт я стал видеться дважды в день. Она приходила, садилась в кресло, и мы начинали… ругаться. Ну, ничем другим наши разговоры я обозвать не могу. Поочерёдно приводили свои примеры и разбивали чужие. Ей-богу, в один из таких моментов я даже засомневался, что нахожусь в реальном мире, а не лежу в больничной палате и не вижу реалистичные красочные галлюцинации. Уж очень споры с Кэт были похожи на множество шоу, которыми оболванивают народ в моём времени.

Потом я просто отмахнулся от этих мыслей, решив, что пусть всё идёт своим чередом, даже если я сейчас в коме нахожусь. Заодно вспомнилась история вербовки из «Трёх мушкетёров», где миледи охмурила своего тюремщика – фанатика Фельтона. В моём случае всё происходит практически так же. Попробовать перетащить на свою сторону девушку?

«А что я в итоге теряю?», – пожал я плечами про себя, когда мне в голову пришла эта мысль.

На шестой день у девушки случилась истерика. Пришлось успокаивать и отпаивать коньяком, который мне несколько дней назад любезно оставил абверовец. Причём, это был русский, точнее грузинский коньяк. Во время этих танцев с бубном (точнее со стаканом и бутылкой) я сам не заметил, как вдруг оказался вместе с ней в постели, откуда она утром вылетела пулей, едва осознав, что произошло. В тот день я её не видел больше.

На следующий день вместо обычных наших споров я услышал типичные женские фразы «как ты мог так поступить… ты воспользовался состоянием и использовал меня… тебе от меня только одно и нужно… а что ты ко мне испытываешь?..». Ещё через сутки она согласилась помочь мне бежать. И вот сегодня принесла несколько деталей от пистолета, который я у неё попросил. Вместе с бумагой, карандашами и акварелью.

Всё так быстро произошло да ещё притом факте, что в первую (то есть, во вторую – здесь, в плену) встречу в глазах помощницы я видел только ненависть и презрение, что я сильно сомневался в её правдивости и искреннем желании мне помочь. Больше шансов, что это какая-то замысловатая игра немецких разведчиков, а не мои успехи на ниве вербовки. В самом деле, ну, какой я вербовщик со своими талантами, которых почти и нет? Да ещё агент – не какая-то домохозяйка или студентка, а подготовленный в разведшколах специалист.

Впрочем, а не всё ли равно по чьему-то плану я получу свободу или по собственному? Оружие у меня уже есть. Хорошо бы вернуть своё барахло, но вряд ли такое возможно.

На следующий день я получил от Радистки пистолетную рамку (в обеденный визит) и массивную трубку глушителя (вечером). С учётом имеющихся деталей теперь у меня есть бесшумный пистолет.

– А что ты рисуешь? – с сильным любопытством в голосе спросила меня девушка, когда привела себя в порядок после короткого и бурного секса, случившегося сразу же, как только я спрятал детали в тайник.

– Вот, – я взял из ящика стола десять листов бумаги со своими рисунками и протянул их ей.

– Это я⁈

На каждом рисунке была изображена Катя. И везде разная.

– Зачем ты нарисовал меня в большевистской форме? – нахмурилась она, взял лист, где я изобразил её в красноармейской гимнастёрке и юбке с майорскими погонами. – И с погонами? Они же у них запрещены.

– Потому что это не настоящая русская форма, из-за погон. А ещё ты в ней отлично выглядишь, Кэт, – улыбнулся я ей.

– И не называй меня так.

– Не могу, – развёл я руками и подмигнул. – Это твой позывной для меня.

Рисовал я девушку не просто так, а ради оружия – ППШ, МП, пистолетов и гранат, патронов. Каждый рисунок общего плана потом дополнялся увеличенной частью (на том же листе), где был сделан акцент именно на оружие или боеприпасах. Катя на моих рисунках красовалась в платье, в форме Красной Армии и Вермахта, в эсэсовской форме. Немцы не знают моего Секрета (именно так – с большой буквы)

– И очень неприлично выгляжу, – поджала она губы.

Ну да, я нарисовал её так, чтобы подчеркнуть сексуальность. Пусть именно эти моменты цепляют взгляд, а не оружие. Поэтому юбки были чуть выше колен, верхние пуговицы на мундирах и рубашках расстёгнуты, у платья присутствовал значительный вырез в зоне декольте.

– А по мне – так очень даже мило, – не согласился я с ней. – Ты очень красивая девушка, Катя, и твоя красота должна подчёркиваться, а не прятаться за тряпками. Но если не нравится, то я нарисую другие, и ты сравнишь, на каких лучше. Только не рви эти, оставь их мне.

– Хорошо, – девушка с недовольной миной протянула мне бумаги назад, добавив. – Странная манера рисования. Мне Карл показывал твои другие рисунки, которые как иллюстрация к книге сделаны.

– Эта такая манера рисования. У американцев такие зарисовки называются комиксами, они созданы для малограмотных читателей, так как все действия нарисованы, а слов совсем мало.

– А ты бывал там? – словно мимоходом поинтересовалась собеседница.

– В Америке, в Штатах? – уточнил я. – не-а, не бывал. Да и делать мне там нечего. Куда интереснее попасть в Мексику, Аргентину или Австралию. Там войны нет, зато есть куча возможностей хорошо устроиться.

– Австралия воюет за Англию.

– И что? Уверен, что австралийские войска не столько воюют, сколько числятся противниками немцев.

– Почему? – заинтересовалась та.

– А ты представь сколько стоит доставка войск из Австралии на европейский военный театр, – хмыкнул я. – Наглы же разорятся и пойдут по миру с протянутой рукой от трёх-четырёх дивизий оззи.

– Вообще-то, как раз три дивизии австралийцев воевало в Африке, – уела она меня. – Не знал?

– Хм.

– Правда, сейчас они сдали все свои позиции и готовятся вернуться к себе.

– Вот! – я поднял палец к потолку. – Не по карману им содержать свои войска на таком огромном расстоянии. А наглам и своих проблем хватает.

– Почему ты их так называешь? – вдруг просила она и, прищурившись, посмотрела мне в глаза.

– Англичан? А как их ещё называть за их наглое и хамское стремление совать нос в чужие дела? Они втравили Россию в первую войну, хотя тогда Германия как таковой противницей для неё не являлась. Но наглам требовалось пушечное мясо и второй фронт, иначе всё их могущество закончилось бы в пятнадцатом-шестнадцатом годах. Об их тайных желаниях предупреждал один из русских министров в своём докладе, всё разложил по полочкам и предупредил, к чему приведёт вступление России в войну. Увы, император не послушался, хотя возможности отказать союзникам, англичанам то есть, у него имелись. А всё потому, что вокруг него хватало англофилов, тех, кому нравилась чужая культура и жизнь, и вызывал ненависть с презрением быт страны, в которой родился. Вместо того чтобы поднимать и развивать своё государство, кое-кто стремился помогать чужакам.

– Это кто? – спросила она, не заметив или не обратив внимания на мою шпильку-намёк в свой адрес.

– Кто-то из великих князей, – ответил я уклончиво, так как точных данных уже сам не помнил, да и то, что сейчас в запале рассказал, было прочитано в интернете на сайте, не отличающемся правдивостью. – Впрочем, там и кузен английский подсуетился, Георг. Вроде бы они между собой хорошо дружили, фотографий хватает, где они вместе на прогулках. Кстати, они были так сильно похожи друг на друга, что собственная свита путала, если те одевались одинаково. И ведь пошёл на поводу брата и кузена, а не жены, которая была немкой и вроде как считалась куда ближе прочих родственников.

– Откуда ты всё это знаешь? – в глазах собеседницы плескалось сильнейшее изумление и заинтересованность.

– Да так, читал кое-какие архивы.

– Архивы про королевские семьи и доклады министров?

– Угу. У меня были кое-какие возможности в плане получения информации, которая малодоступна для многих, – и тут мне пришла идея, как подтолкнуть немцев на ложный путь, дать им версию, зачем я ухожу из СССР. – Там и про людей были написаны, о событиях, к которым они были причастны, про наследников и наследство, о вкладах – тайных и открытых. Даже о золоте Колчака читал.

– Что?

– Не слышала? – хмыкнул я, досадуя про себя, что девушка не в курсе легенды, которая будоражит умы даже людей двадцать первого века. – Десятки тонн золота в монетах и слитках, которые, якобы, адмирал спрятал где-то в Сибири.

– Якобы? – зацепилась девушка за слово.

– Угу. На самом деле драгоценный груз уже давно покинул страну и лежал в укромном месте, дожидаясь владельцев.

– Его уже давно нашли. Не ты один в архивах мог прочитать про него, – заметила Катя. А я заметил, как в её глазах загорелся алчный огонёк.

– Может быть, – широко улыбнулся я. – А может и нет, ведь тогда бы эти документы должны были уничтожить или подменить… как сделал я.

– И где это золото сейчас? – почему-то шёпотом произнесла она.

Я помедлил с ответом, сверля её взглядом. Потом очень тихо, хоть и не так, как она, ответил:

– Узнаешь, если будешь со мной рядом, и я не усомнюсь в твоей честности. Про золото Колчака и не только. Ценности уже давно не прячут в землю, для этого есть банки Швейцарии, Америки, Англии. А ведь наглам тот же адмирал ой как симпатизировал, если верить тем же архивам.

– А ты не думал предложить эти знания тому же Карлу? – произнесла Катя. – С его возможностями получить золото намного проще, чем самостоятельно, да ещё при этом рискуя жизнью.

– Я ему не верю – раз. И два – кое-что для того чтобы получить клады, нужно сделать именно мне. И меня терзают сомненья, что твой начальник меня отпустит.

– Он мне не начальник! – Вспыхнула девушка и следом добавила. – Уже не начальник, ведь я с тобой.

– Вот и отлично, – улыбнулся я ей и притянул к себе. – Подождём ещё немножко и начнём всё тут громить. Патронов только принеси ещё к пистолету, ага?

– Хорошо, – прошептала она и сильно покраснела, когда моя рука поползла по её бедру вверх, задирая юбку. Вскоре показался край чулок, подвязки на них, чуть погодя мои пальцы прикоснулись к интимному треугольнику между девичьих бёдер. – Витя, может, не…

Договорить ей не дали мои губы, закрывшие рот девушки.

Глава 20

Сутки спустя глубокой ночью я прикоснулся к плечу Кати, спящей в одной со мной кровати. Та проснулась мгновенно.