Текст книги "Россия и Англия в Средней Азии"

Автор книги: Михаил Терентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Михаил Африканович Терентьев

РОССИЯ И АНГЛИЯ В СРЕДНЕЙ АЗИИ

Два слова к читателю.

Последние успехи наши в Средней Азии породили в Западной Европе целую литературу. В Англии же каждая неожиданность, каждый шаг наш вперед, вызывают непременно целую бурю. Газеты и журналы, всевозможных оттенков, переполнены статьями, разбирающими средне-азиятский вопрос не только в его прошедшем и настоящем, но и в будущем. Это будущее представляется англичанам каким-то грозным призраком, кошмаром. Они прибегают ко всевозможным заклинаниям, чтобы от него отделаться.

Богатство западно-европейской литературы, по вопросу, так близко касающемуся России, делает еще более разительною нашу бедность в этом отношении. Главный пробел, сразу бросающийся в глаза каждому изследователю – это отсутствие сведений о наших дипломатических сношениях.

Некоторыя иностранныя правительства издают периодически официальные сборники дипломатических документов, (синия, красныя и т. п. книги), – эти то сборники и служат пока единственным для нас источником, так как в них помещаются и русския депеши.

Работая, с 1870 года, над составлением «Истории Завоеваний России в Средней Азии» (приготовляется к печати), я собрал много материала и по части дипломатических сношений наших с ханствами, в особенности за последнее время. Желание восполнить, указанный выше пробел, заставило меня обработать собранный материал.

Последняя наша война с Хивою и занятие устьев Амударьи вызвали в англичанах обычное настроение. На этот раз дело не ограничилось газетными и журнальными статьями – появились и крупныя сочинения. В ряду их, в особенности, заметны два капитальных труда, изданных в Лондоне в нынешнем году: «Central Asia: from the Aryan to the Cossack» Джемса Хуттона и «England and Russia to the East» генерал-майора сэра Генри Раулинсона. Оба эти сочинения взаимно дополняют друг друга: Хуттон разработал, в особенности, историю средне-азиатских ханств, Раулинсон же говорит преимущественно о политике.

Мой труд был уже передан в типографию, когда в Петербурге получены были книги Хуттона и Раулинсона. Я, конечно, тотчас же воспользовался теми данными, какия мне не были еще известны и пополнил ими свою работу.

Таким образом, читатель найдет у меня не только подробности о наших последних сношениях с ханствами и с Англией, но и все, что было говорено иностранцами по поводу нашего движения в Среднюю Азию и по поводу наших возможных целей.

В нашей средне-азиятской политике никаких секретов нет. Мы смело можем объявить во всеуслышание каждое слово, сказанное когда-нибудь, какому-нибудь из ханов. Кто ведет дело на чистоту, кто не прибегает к закулисным интригам, а с открытым челом вступает в бой – тому не придется краснеть за свои слова и за свои действия.

М. Терентьев.

С.-Петербург. 1875 года июль

Глава I.

Движение России на восток. – Взятие Сарая, Казани и Астрахани. – Строгоновы. – Ермак покоряет Сибирское царство. – Историческая необходимость занятия Средней Азии. – Башкиры, Киргизы и Калмыки. – Оренбургская и Сибирская линии. – Виды на Сыр-Дарью. – Летучие отряды. – Постоянные укрепления. – Занятие устьев Сыра ген. Обручевым. – Противоположность взглядов Оренбургских губернаторов. – План соединения Сибирской линии с Оренбургской. – Взятие Ак Мечети. – Славное дело капитана Шкупя 18 декабря 1853 г. – Движение со стороны Сибири – Взятие Пишпека – Дело подполковника Колпаковского при Узун-агаче. – Занятие Аулиета, Туркестана, Чимкента и Ташкента. – Отправление русского посольства в Бухару и вероломство Эмира. – Движение Черняева к Джизаку. – Новый губернатор. – Взятие Ходжента, Ура-Тюбе и Джизака. – Образование Туркестанского генерал-губернаторства. – Высочайшее полномочие генерал губернатору.

Движение России на восток началось еще во время татарского ига.

Великий собиратель земли русской – Иван III (1462 – 1505), положив краеугольный камень нынешнему величию России, сделал и первый почин движению на восток: при нем в 1472 завоевана была Пермь (не Биармия ли это? {1}), а за тем Вятка и земля Югорская (Сев. Зап. Сибирь).

Распавшись еще при Василии Темном (1425 – 1462), Золотая Орда все еще претендовала на дань и на власть, но соперничество с нею отпавших царств Казанского и Крымского давало нам возможность, союзом с ними, парализовать предприимчивость орды.

Задумав уничтожить и самую тень постыдного ига, Иван III заключил союз с Менгли Гиреем крымским, разорвал грамоту сарайского хана Ахмата и прогнал его послов. Ахмат также обеспечил себя союзом с Казимиром IV Литовским, но крымцы напали на Литву и тем отвлекли ее от содействия Золотой Орде, а русские дружины, с другими партиями крымцев, напали на Сарай и до тла разметали его. Главные же силы России и Орды, простояв друг перед другом на берегах р. Угры до поздней осени и не рискнув первыми перейти реку в виду неприятеля – мирно разошлись 7-го ноября 1480 года. Этот день и считается последним днем ига.

Окончательный же удар Кипчакскому царству нанесен был, 22 года спустя, верным нашим союзником Менгли Гиреем – в 1502 году.

С устранением старого врага отношения наши к Казани и Крыму изменились: не стесняясь более заботами о собственной безопасности – эти соседи производили беспрерывные разбойничьи набеги на пограничные наши области.

Хотя воеводы Ивана III и привели Казань в зависимость от Москвы, но казанцы при каждом удобном случае от нее отказывались.

Примером может служить хоть следующее: в 1518 году казанский престол сделался вакантным и Василий назначил царем одного из «служебных» царевичей {2} Шиг Алея, но партия крымская снеслась с Махмет Гиреем, который в 1521 году напал на Россию, распустившую свои ополчения и дошел до самой Москвы. – Казань, раздираемая борьбою партий, снова подчинилась России только через 30 лет, но когда ей опять навязали того же Шиг Алея, то она снова отложилась и призвала на престол Крымского Царевича Эдигера.

Тогда Иван IV решился покончить с Казанью. Да и пора было: Русь уже собралась в могучее целое присоединением к Москве: Великого Новгорода в 1478 году, Твери в 1485, Смоленска в 1514 и Рязани в 1517. Терпеть долее набеги и своеволие татар было не для чего.

В 1552 году сам Грозный со 150.000 русских (в том числе были и стрельцы – только что учрежденное постоянное войско) осадил Казань и взял ее 2-го октября приступом, через брешь, образованную взрывом сильной мины (48 бочек пороху).

Через 4 года т. е. в 1556 присоединено, и без труда, слабое Астраханское царство, возникшее было на развалинах Золотой Орды.

Крымские ханы однакоже предъявили притязания на Казань и Астрахань – отсюда ряд кровавых набегов и войн, продолжавшихся 230 лет до 1783 года, когда Таврический полуостров был присоединен наконец к России.

К концу царствования Ивана Грозного Россия шагнула за Каменный пояс, как тогда называли Уральский хребет.

В пустынном и диком Пермском краю только что зародились тогда русские поселения. Одному богатому купцу Строганову, посчастливилось получить от царя владенную запись на пустые земли между реками Камой и Чусовой, что составляет сочти половину нынешней Пермской губернии. Строгоновы обязались заселить эти земли, завели здесь соляные варницы и получили право, для защиты края от соседей – строить крепости, иметь пушки и держать собственные войска.

Таким образом купцы Строгоновы сделались как бы ленными владетелями довольно обширной страны.

Наемные войска их состояли из всякого сброда: тут были и русские, и татары, и пленные немцы и литовцы, но их едва хватало для одной только пассивной обороны от набегов зауральских татар, основавших по Иртышу независимое владение, с главным городом Искером или Сибирью.

Чтобы дать добрую острастку этой Сибири – нашим следовало самим перейдти за хребет и поразить разбойника соседа в самое сердце. Строгоновы так и решили. Они пригласили к себе на службу одну из разбойничьих шаек, спасавшуюся на р. Каме от царских войск. Это была шайка Ермака, состоявшая из донской вольницы, грабившей по Волге и своих и чужих.

Нападение на персидских и бухарских послов, плывших по Волге в Москву, вынудило Царя принять против разбойников крутые меры: казаков ловили, вешали, топили – и стали казаки разбегаться как волки…

Понятно с какою радостью приняли, осужденные на казнь люди, предложение Строгоновых и как усердно служили они своим кормильцам: они не только обороняли городки от набегов вогуличей, вотяков и пелыцмев, но и сами делали набеги на этих «желтокожих».

Летом 1581 Строгоновы предложили Ермаку перевалить за Каменный пояс и наказать хана Кучума.

Предприятие это, задуманное без ведома и позволения Москвы, было чрезвычайно смело: преувеличенное понятие о силе и значении инородцев, господствовавшее тогда в Москве, которая даже остяцких и вогульских мурз считала князьями, а Кучума самим сибирским царем – грозило Строгоновым, в случае неудачи, большою бедою.

Как нарочно в тот самый день, 1-го сентября 1581 года, когда Ермак с партией в 840 человек (в том числе до 300 пленных литовцев, немцев и татар) двинулся на Сибирь – в тот же день толпы дикарей вогуличей, собранных пелымским князем, напала на Чердынь и на строгоновские земли.

Иван Грозный отнесся к предприятию, как и следовало ожидать, весьма строго: «это случилось по вашей измене», писал царь Строгоновым, «вы вогуличей, вотяков и пелымцев от нашего жалования отвели {3} их задирали… потом призвали к себе волжских атаманов и воров, наняли их в свои остроги без нашего указа…» Осудив всякое движение вперед, всякий набег и предписав настрого ограничиваться одною обороною «Пермских мест» царь оканчивает: «а не вышлете из острогов своих в Пермь волжских казаков – атамана Ермака Тимофеева с товарищами и станете держать их у себя, а Пермские места не будете оберегать и если такою вашею изменою что впредь случится… то мы за то на вас опалу свою наложим большую, атаманов же и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешать» .

Грозный шутить не любил и потому не трудно сообразить, чем рисковали Строгоновы; подозрение в государственной измене – грозило им плахой!

Дело однакоже было сделано: Ермак перешел Каменный пояс и, плывя на стругах из реки в реку (Чусовая, Серебрянная, Жаровля, Тура), углубился в недра Сибирского царства.

Огнестрельное оружие, неизвестное дотоле сибирским татарам, навело на них панический ужас. Хан Кучум, побитый в нескольких схватках, бежал в степи. 26 октября казаки вступили в пустой город Сибирь, а весною докончили завоевание. Атаман Кольцо, посланный в Москву «ударить челом» {4} т. е. поклониться царю Сибирским царством, – был торжественно принят Грозным. Разбойники, приговоренные к смерти и бежавшие чуть не из под виселицы, эти разбойники осмелились явиться перед строгим царем, после того как прибавили ко всем прежним винам еще новую: самовольное завоевание соседнего царства!

Можно было ожидать всего, что угодно, только не того, как поступил Грозный: он не только простил казакам прошлые вины, но и одарил их. Правда, что депутатам предшествовала молва о небывалом подвиге горсти удальцов, о баснословных богатствах Сибири, полной злата и сребра. Правда и то, что казакам простил уже сам народ, встречавший депутацию с горячим приветом, но разве это значило что-нибудь перед царем, который больше всего хлопотал о дисциплине? Не это повлияло на решение царя: государственный смысл, подсказавший впоследствии Екатерине II знаменитое «победителя не судят», предохранил и Грозного от излишнего увлечения дисциплиной.

В год смерти Грозного погиб и Ермак. Бурная ночь и беспечность казаков дали Кучуму возможность пробраться в самый лагерь русских. Захваченные врасплох, казаки все-таки отбились, но потеряли при этом Ермака, который, как искуссный пловец, хотел было переплыть Иртыш, но тяжеловесный подарок Грозного – кольчуга – увлекла его на дно.

После этой катастрофы все покоренные племена восстали и казаки вынуждены были уйти назад в Россию, где соединились с царскими воеводами и тогда снова взяли Искер.

Впоследствии русское правительство обеспечило за собою новопокоренную страну возведением крепостей: Тобольска, Томска, Нерчинска и Иркутска.

Чрез пятьдесят лет после появления русских за хребтом – вся Северная Азия уже принадлежала России по самую Камчатку. Эта же последняя присоединена только в 1697 году.

Не то мы видим в Средней Азии: Сибирь мы заняли, так сказать, с налета, от степей же Средней Азии – открещивались сколько могли. Судьба толкала нас к Аральскому морю, а мы упирались, не шли. Надобны были целые столетия смут, набегов, погромов со стороны диких орд, чтобы вывести нас из терпения, заставить нас двинуться вперед, отказаться от страдательной роли, в которую ставила нас пассивная оборона. Первые шаги наши были не смелы, мы подвигались ощупью, мы жалели насиженного места и только в крайности рисковали перенести оседлость на передовой пункт нашей границы. Но кочевники о будущем не думали, уроки же прошедшего указывали нам, что единственный путь к обеспечению нашей восточной окраины – лежит впереди. История посылала нас вперед, кочевники нас звали своими набегами – мы же сделаем шаг и остановимся. В этой борьбе с исторической необходимостью и заключается весь интерес нашего движения в Среднюю Азию. Очертим же его в кратких словах.

Вскоре по завоевании Казани – башкиры или бесерги {5}, бывшие до того ее данниками, приняли подданство России, но ни чуть не стеснялись делать на нее набеги. Русские вынуждены были наконец возводить укрепления вокруг пограничных сел и даже непрерывные валы от села к селу. Таким образом, одолев одного врага, Россия тотчас же должна была справляться с другим: за Золотой Ордой – с Казанью, за Казанью – с башкирами и т. д. В этом как будто и состоит ее дальнейшее призвание: орда за ордою, являются к ее пределам, стучатся, так сказать, в дверь Европы, но суровый страж безцеремонно выпроваживает непрошенного гостя!

С этих пор даже и до слуха Европы не доходит зловещий гул «великих переселений вооруженных народов, но до нее не доходят также и стоны наших пограничных сел, к которым прислушивается, с которыми страдает только одна Россия…

Кипчаки, башкиры, калмыки и киргизы, по очереди, разбились о незыблемую мощь русского народа, избавившего себя, а с тем вместе и Европу от ужасов нашествия диких орд, способных напомнить и Аттилу и Батыя.

Отбиваясь от дикарей, Россия или – еще точнее – какой-нибудь Новошемшинск заботился, конечно, только о самом себе, а об Европе и не помышлял, но этот Новошемшинск и не ищет «ни благодарности, ни славы» как не ищут этого наши соплеменники – чехи и моравы, побившие монголов, в 1241 г. под Оломуцем и тем спасшие и себя и Европу от погрома!

История дальнейшего движения нашего на восток характеризуется в общих чертах таким образом: соседство с дикими, не признающими ни международных и никаких прав, кроме права силы – вынуждало нас укреплять границу линиею крепостей; под защиту этих крепостей являлись по временам, с просьбою о правах гражданства, то есть о защите – дикие племена, теснимые более сильными; эти новые подданные чрез несколько времени оказывались хуже врагов; нам приходилось или задавить их окончательно, или прогнать, но и в том, и в другом случае необходимо было оцепить занятую ими территорию рядом новых укреплений – являлась, значить, новая линия.

Так перекатными линиями и подвигается Русь на восток, в тщетной погоне за спокойствием. И не найдет она этого спокойствия, пока не дойдет до народа, уважающего договоры, народа на столько цивилизованного, чтобы не жить грабежем и разбоем, и на столько сильного, чтоб не допускать нарушения наших границ разбойничьими набегами своих шаек.

Такая программа, созданная степями и дикими ордами, т. е. географическими и историческими условиями, была принята нами путем роковой необходимости и применена впервые к башкирам: когда ни укрепления сел наших, ни даже непрерывные валы не в состоянии были удержать их от набегов и разбоев – решено было оцепить их укреплениями. При Анне Ивановне возникла на р. Яике и его притокам – Оренбургская линия. Башкиры были отрезаны от степей и замкнуты в настоящее подданство.

Что теперь слышно о башкирах? – Это самый смирный народ.

Пойдем далее. За Яиком сновали казаки или по нашему киргизы, а по официальному – киргиз-кайсаки. Теснимые дзюн-горами (иначе: джюнгары, калмыки), киргизы еще в 1718 году искали защиты у России и просили принять их в подданство. Помочь им мы были не в силах и вот началось переселение народов: дзюнгары заняли Туркестан и долину Сыр-дарьи. – Малая орда потянулась на северо-запад к рекам Эмбе и Яику. Передовые разведчики проникли и за Яик, сообщая своим соплеменникам самые утешительные вести о плодородии приволжских степей и обилии пастбищ.

Часть киргизов, под предводительством самого хана Абул-Хаира, доходила уже до Новошемшинска (Казанской губернии). Киргизы разорили этот город и хотя были прогнаны, однако захватили с собою много русских пленных. России грозило, таким образом, новое нашествие… Но времена уже переменились: границы наши не были уже так беззащитны, как прежде, и на этот раз яицкая цепь сдержала напор миллионной орды. Мстя за набеги набегами, удалые яицкие казаки, отстояли свои луга от потравы, свои села от разорения, свои семьи от неволи, а вместе с тем отстояли и Россию от многих бед.

Одно из племен дзюнгорских – торгоуты отделилось от остальных еще в 1621 г. и после разных мытарств поселилось в степях юго-восточной России, между реками Уралом, Волгою и Доном. Правительство наше охотно приняло пришельцев, рассчитывая, что они послужат оплотом России против вторжения непрошенных орд. Калмыкам однакоже пришлось дать несколько уроков, пока они научились наконец смотреть с уважением на государство их приютившее.

Эти-то калмыки и пригодились нам во время нашествия киргизов: отстаивая свои земли от насильственного дележа с новыми пришельцами – они, вместе с тем, оказали и нам немалую услугу.

В таком-же положении очутились и башкиры. Над киргизами собралась гроза: яицкие казаки, волжские калмыки и башкиры отбивали их от своих пастбищ и кочевок, а дзюнгары неотступно гнали их с одной кочевки на другую. – Киргизы бегали ото всех, «как зайцы от борзых собак». Это их собственное сравнение.

Мало по малу все успокоилось и киргизы остались притиснутыми к нашим границам: – Малая Орда примкнула к самому Яику, а средняя к р.р. Ори и Ую, что касается Большой Орды, то она вынуждена была подчиниться дзюнгарам.

И так, Оренбургская линия свое дело сделала. Не то было с Сибирскою линиею. Всякому известно, что при выборе места под укрепление приходится подумать о весьма многих условиях, которым необходимо удовлетворить. Разные стратегические и политические соображения при этом должны уступать географическим условиям страны, а в числе этих условий, первое место занимает вода. – Все реки Сибири принадлежат к бассейну Ледовитого моря и текут, так сказать, по направлению географических долгот от Юга к Северу, уклоняясь от этого общего направления, только в частностях. Это обусловило и положение наших укреплений со стороны Средней Азии: врезываясь по рекам в глубь степей, цепи укреплений образовали таким образом целую систему корридоров, ничем не перегороженных. Будучи связаны с центральными административными пунктами, сибирские цепи были крепки по долготе и слабы по широте, ибо укрепления соседних линий не имели поперечной связи, за безводием разделявших их степей.

В эти корридоры беспрепятственно проникали шайки грабителей, опустошавших наши поселения.

Сибирская линия не могла примкнуть и к Оренбургской: от оконечности линии по р. Ую, впадающему в Тобол до оконечности Оренбургской линии по р. Ори, впадающей в Урал, оставался также большой промежуток. Запереть эти ворота было нечем, отряды, ежегодно высылавшиеся в степь – не помогали и вот в тридцатых годах XIX века, по мысли Оренбургского генерал-губернатора Перовского, – предпринята была работа, достойная Рима и Китая: – начат непрерывный вал. В 1836 году он уже вытянут был на 18 верст. Строили его башкиры по наряду. Правда, это не то, что знаменитая китайская стена, это не то, что Траянов вал, но против киргиз считалось достаточным и 6 футов высоты. Тем не менее предприятие почему-то было оставлено.

Очевидно было, что пока не примкнем к естественной границе, до тех пор на спокойствие рассчитывать нечего.

Гор впереди Сибирской и Оренбургской линий не было; подходящими реками, были только – Сыр-дарья и Чу.

Давно уже сами киргизы звали нас на р. Сыр. Им хотелось иметь среди своих кочевок опорный пункт против набегов соседей, хотелось иметь рынок, где бы они могли приобретать мануфактурные изделия и сбывать свое сырье. Первый-же хан, принявший наше подданство – известный Абул-Хаир – настойчиво просил устроить при устье Сыра русскую крепость и непременно с пушками, которыми он надеялся кстати и поддержать свою власть. В 1740 году послана была к нему партия, под начальством драгунского поручика Гладышева, для осмотра и выбора места под укрепление. Этим осмотром дело и кончилось: выносить укрепление за 1000 верст вперед, можно было не иначе, как привязав его нитью укреплений к линии, нить-же эта легко могла быть порвана при тогдашней слабости русского элемента в Оренбургской окраине.

Наши оренбургские губернаторы, назначавшиеся нередко из людей мало подготовленных, смотрели на дело вкривь и вкось и лучшею методою управления считали самую простую: поступать как раз наоборот предположениям предшественника…

Оно и правда: нет ничего легче, как бранить огулом все, что до нас было делано и что предполагалось.

Я не буду перечислять всех ошибок, наделанных тем или другим из неудачных губернаторов и остановлюсь только на вопросе об укреплениях.

За малыми исключениями почти все губернаторы держались того мнения, что с ордынцами можно справиться их же способом: набегами. Представим себе такую картину: чумекеевцы расчебарили наших башкир и потянулись с барантой во свояси, но мы вступаемся и высылаем в степь отряд … Обыкновенно в таких случаях виноватые успеют откочевать подалее, в пределы Хивы или Бухары, а под руку попадаются, только невинные, какие-нибудь чеклинцы, которые считают себя не подлежащими возмездию и потому остаются на своих местах. Но так как решить вопрос виноваты они, или нет – предоставлено начальнику отряда, какому-нибудь казачьему офицеру – то отряд почти всегда возвращается с барантой и с отличием, т. е. со славою. Расчебаренные чеклинцы являются на линию мстить, в погоню за ними посылается другой отряд, который настигает положим бейбулатовцев и громит их… Счеты запутываются.

Ни одна из потерпевших сторон в долгу не остается, но возмещает свои убытки на первом попавшемся. Спасаясь затем от преследования, партия конечно спешит, захваченные стада изнуряются и скот начинает падать.

В конце концов – все остаются в убытке.

Если дело не ограничивается барантой, а развертывается в открытое восстание, то наши летучие отряды лишаются и таких громких лавров, каковы победы над мирными аулами: тогда уже мирных нет – все на сторожи, все ждут, и то нападают врасплох, то улепетывают в беспредельные степи.

Образцом такого образа действий служит восстание Кенисары Касимова, в конце тридцатых и в начале сороковых годов нынешнего столетия. Отряд за отрядом высылались в степь со стороны Оренбурга и Сибири, а Кенисара вертелся и юлил в виду этих отрядов, ускользая от преследования. Зимняя экспедиция Перовского против Хивы в 1839 г. доказала, как нельзя лучше, что без надежных укреплений, длинных походов предпринимать нельзя. Опыт прежнего времени и неудачи настоящего – убедили наконец, Обручева, что ни султаны правители ни летучие отряды, ни кротость, ни жестокость, ни дипломат – ни сила, ничто не в состоянии подчинить нам киргизов, пока их летовки и зимовки не будут в наших руках. Другими словами: Обручев додумался до старого способа, испытанного уже над башкирами – оцепить киргиз укреплениями.

В 1845 г. построены: Оренбургское укр. на р. Тургае и Уральское на р. Иргиз; в 1847 г., близь устья р. Сыр-Дарьи основано укр. Раим, переименованное впоследствии в Аральское, а потом в 1855 г., переименованное Перовским – и прибавим: совершенно напрасно – на урочище Казалу. В 1848 г. построены укр. Карабутак, для связи Уральского укр. с линиею и Кос-Арал на Аральском море, для поддержки учрежденной тогда частной компании рыболовства, которая завела было свои суда, но скоро лопнула, а затем и форт Кос-Арал был упразднен.

С устройством фортов, на пути отступления барантовщиков – набеги на линию действительно прекратились.

Обручев заказал в Швеции два парохода, которые и привезены в разобранном виде в Раим. Первым был спущен пароход Перовский в 1853 году.

Дальнейшие предположения Обручева заключались в занятии Ак-Мечети и Хивы. С занятием устьев Сыра, мы очутились в соседстве с Хивою, Бухарою и Коканом. Из них только Бухара сидела спокойно, остальные двое соседей беспрестанно тревожили наших киргизов и делали набеги. В особенности надоедали коканцы, державшие из Ак-Мечети в страхи все население. Записку о своих предположениях Обручев подал в марте 1851 г. и тотчас был заменен Перовским, который подвергнул записку строгой критике и совершенно осудил всю систему действий Обручева. – Даже возведение укреплений оказалось мерою невыгодною сравнительно с летучими отрядами. Но что всего любопытнее, так это то, что любимая мечта Перовского – новый поход в Хиву – была признана им, на этот раз, неосуществимою, тогда как с занятием устьев Сыр-Дарьи, – мы стояли уже вчетверо ближе чем в 1839 г. Можно, кажется быть уверенным, что не предложи этого Обручев – первым делом Перовского было бы именно занятие Хивы…

Почти одновременно с запискою Обручева, императору Николаю представлено было генерал-адъютантом Анненковым «обозрение киргисской степи», в котором предлагалось возобновить линию Аягузо-акмолинскую, снятую в 1838 г. по случаю разбоев Кенисары. При этом левый фланг линии Анненков считал полезным передвинуть к р. Чу, а правый к р. Сыр-Дарье. – Промежуток, оставшийся между этими естественными границами охранять было, конечно, легче, чем все пространство от Акмоллы до Орска.

Николай Павлович одобрил эту мысль, но когда спрошены были Оренбургский и Западно-Сибирский генерал губернаторы (Перовский и Гасфорд) и когда первый высказался против проекта и всеобще против укреплений, то и государь приказал Гасфорду отложить сделанные, было им распоряжения о занятии р. Или.

Однакоже, рекогносцировка р. Сыра была решена, и в 1852 полковник Бларамберг с 469 человеками, при 2-х орудиях, подступил к Ак-Мечети, штурмовал эту крепостцу и был отбит, с уроном в 72 человека.

В следующем году двинулся сам Перовский с 2168 человеками при 12 орудиях и 5-ти мортирах и после правильной осады, продолжавшейся 22 дня, взял это коканское гнездо, где сидело всего 250 человек гарнизона.

Коканцев осталось в живых только 74 человека, да и то из них 35 было раненых. Мы потеряли 106 человек убитыми и ранеными.

Таким образом, шаг к соединению Оренбургской линии с Сибирскою был сделан, но самому соединению Перовский противился всеми мерами, хотя уже не мог приводить против него довода о бесполезности укреплений, так как сам, в год взятия Ак-Мечети, построил на Сыр-Дарье сразу 4 форта! Упрямство Перовского, а затем интриги англичан во время восточной войны – отдалили дело соединения границ до 1864 года.

Кроме Перовского и англичан делу этому весьма усердно противодействовали и коканцы. Это, впрочем, было с их стороны вполне законно: свою границу мы намеревались проводить по их территории.

Коканцы начали с того, что в год взятия у них Ак-Мечети попытались отнять ее обратно. 14 декабря скопище в 13000 человек при 17 медных орудиях подступило к форту, где тогда находилось 1055 человек гарнизона при 14 орудиях и 5 мортирах. Укрепление наше еще не было окончено и выдержать осады не могло. Поэтому комендант форта подполковник Огарев решился произвести вылазку. 18 числа на рассвете 550 человек, при 4 орудиях и 2-х ракетных станках, выступили из форта под командою капитана Шкупя. Коканцы, заметив малочисленность отряда, вздумали воспользоваться численным превосходством своим и начали обхватывать фланги и заходить в тыл, чтобы совершенно отрезать отряд от форта. Охотников действовать в тылу русских оказалось так много, что в центре, т. е. при орудиях и в лагере, толпы значительно поредели. Шкупь немедленно этим воспользовался: оставив на позиции только 3 взвода пехоты (т. е. 110 чел.) и одну сотню казаков, с остальными 6-ю взводами (до 230 чел.) и одною сотнею он бросился вперед, опрокинул неприятельских стрелков и захватил все 17 орудий и весь лагерь. В то же время, на помощь к оставшимся на позиции взводам, подоспели две небольших вылазки каждая в 80 чел. при 1 орудии, которые и ударили в тыл обходившим коканцам.

Неприятель потерял до 2000 убитыми и ранеными, 7 знамен, 17 орудий и 130 пудов пороху. Наша потеря ограничилась 18 убитыми и 49 ранеными.

Героем дня, по всей справедливости, был капитан Шкупь, распоряжавшийся делом вполне самостоятельно. За это он и был произведен в майоры, а подполковник Огарев, за удачный выбор исполнителя, произведен был прямо в генералы и получил георгиевский крест…

Это было первое громкое дело наше, показавшее как надобно драться с коканцами. Целых семь лет коканцы сидели смирно и только в 1860 году рискнули еще раз попытать счастия, но уже к стороне Сибири. Нерешительное нападение их на Кастек окончилось неудачею и если они не понесли больших потерь, то единственно благодаря поспешности, с какою они покидали свои позиции.

Вслед за тем зачуйский отряд, под начальством полковника Цимермана, взял укр. Токмак и Пишпек, которые и были срыты. Но когда отряд возвратился на линию, следом за ним явилось и скопище коканцев – тысяч в 20, с 10 орудиями. Начальник Алатавского округа, подполковник Колпаковский, собрав наскоро 3 роты и 4 сотни при 6 орудиях и 2 ракетных станках, совершенно разгромил коканцев на уроч. Узун-агач. Наша потеря ограничилась 1 убитым и 26 ранеными. Неприятель потерял до 1.500 чел. – Артиллерия коканская не могла участвовать в деле и потому не досталась в наши руки.

Это было второе замечательное дело. Тон был задан, и во всех последующих столкновениях коканцы относились к нам с видимым почтением. В 1863 году оренбургские войска произвели рекогносцировку к Туркестану, а сибирские – к Аулие-ата. На основании добытых сведений решено было вести границу по северному склону хребта Каратау, выше городов Ташкента и Туркестана.