Текст книги "Россия и Англия в Средней Азии"

Автор книги: Михаил Терентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Надобно заметить, что средне-азиятские ханы хотя и не считают себя вассалами турецкого султана, но когда им приходится туго – всегда обращаются к нему за помощью и тогда величают его главой правоверных, держащим высоко знамя и меч ислама и т. и. Султан считается у них, собственно первым между равными, на что, конечно, и имеет право, в виду того, что охраняет кыбле – храм или бейт ульхерам – священный дом, т. е. Мекку, владеет страною, отнятою от кяфиров – Балканским полуостровом и крепко держит даже святыню всего христианского мира: бейт ул-мукаддес – святой дом т. е. Иерусалим.

Город этот священен и для мусульман, так как отсюда пророк возносился на небо. Горы: Мория и Хеврон усердно посещаются правоверными; здесь, на том самом камне, на котором Авраам намеревался принести в жертву Исаака, на том камне молился Магомет. До сих пор на камне сохранился отпечаток, сделанный головою пророка. Сохранились и следы рук архангела Гавриила (по арабски Джебраил), удержавшего камень, когда тот вздумал было полететь на небо вслед за конем Магомета!

Ужь за одно это Иерусалим должен оставаться в руках правоверных! Так рассуждают мусульмане и с ними совершенно согласны англичане.

Что за дело англичанам до разных отвлеченностей в роде вопроса о степени пригодности или вернее, о степени приличности средств?

Христианская держава, возбуждающая мусульман против другой христианской державы во имя Магомета, подрывает, конечно, всякое уважение к христианству вообще и к себе в особенности. Это и заметно теперь в Азии, когда заговоришь об инглизах.

Мусульмане полагают, что между фиренгами т. е. европейцами есть тоже свои шия и свои сунни и, что отсюда вытекает ненависть, ничем не насыщаемая. Нам не раз приходилось разъяснять любознательным азиятам, что англиканская церковь еще ближе других подходит к русской, а между тем англичане больше всех враждуют с нами. Тут дело не в религии, а в барышах. Если бы мы были даже одной с ними веры, то и тогда, конечно, англичане не задумались бы поднять против нас и мусульман, во имя поддержки мусульманства, и язычников во имя какого-нибудь Ламы, Брамы и т. п.

Если во время бунта кафров и гогентотов, против английских колонистов в южной Африке, погибло столько англичан, то это благодаря английским же купцам, которые беспрестанно подвозили мятежниками ружья и порох, находя в этом прекрасную спекуляцию!

Ужь когда со своими кровными не церемонится купеческая нация, то чего же ждать остальным народам?

Как бы то ни было, а в 1853 году в среднеазиятских ханствах громко заговорили о намерении России искоренить мусульманство, уничтожить мемлекети Рум (буквально: царство римское, так называют Турцию), отнять у мусульман могилу Хазрети-Исса, святого Иисуса и поработить все ханства. Громко говорилось и о том, что Аллах открыл теперь сердца инглизов, что они услышали голос пророка и не дадут мусульман в обиду, не дадут истребить Турцию и закрепят за нею Иерусалим… Но для этого нужно, чтобы и ханства позаботились сплотиться в один могучий союз и раздавили русских на Сыре.

Результатом этой махинации было действительно большое движение в конце 1853 г., но оно оборвалось сразу неудачею под фортом Перовский. 18 декабря, на рассвете, коканцы были разбиты на голову капитаном Шкупь.

После этой неудачи коканцев, возвысившей русских еще более в глазах среднеазиятцев – происки англичан уже не встречали сочувствия. Бухарский эмир не только не согласился принять участие в коалиции, или пропустить войска английские, но даже велел зарезать присланного к нему лазутчика.

Что касается коканцев, то они отказались от действий к стороне Перовска и двинулись к Верному.

Хивинцы, по издавна принятому ими обыкновению, не выказывали явного участия в предприятиях противу русских, но агенты хивинские сеяли смуту между киргизами, а хан всеми силами поддерживал беспорядки, начатые в оренбургских степях Исетом Кутебаровым, задавшим нам работу на несколько лет.

Таким образом, англичане не дремали и каждый раз откликались, как только заслышат шорох в стороне России. Нам нельзя было сделать и шагу – чтобы не разшевелить английских дипломатов, сыпавших запросами, и чтобы не растревожить Ост-Индскую империю, сыпавшую деньгами, обещаниями и агентами во все ханства.

План соединения линий Оренбургской и Сибирской, висевших на воздухе – казался англичанам, да и многим из русских, простым картографическим вопросом: странно-же в самом деле видеть на карте перерыв традиционной зеленой краски, окаймляющей границы Российской Империи!

Казалось все равно: что провести соединительную черту на карте, что на самом деле – по необитаемой степи, гладкой как бумага.

Это все так, но ни русские, ни англичане никак не ожидали, что из этого выйдет. Ни Россия, ни Англия еще не знала, что за человек, полковник генерального штаба, Черняев, которому выпала доля провести границу на самом деле.

Теперь не только Россия и Англия, но и Средняя Азия хорошо запомнили имя Михаила Григорьевича: все это сделали только два года – 1864 и 1865.

Приступив к выполнению задачи, Черняев нашел ее неудоборазрешимою в тех рамках, которыми она была стеснена: трудно было охранять новую границу, оставив впереди нее незанятыми Туркестан и Чемкент. Пока ходили взад и вперед разные донесения, представления и разрешения, оба эти города уже были взяты. Скоро затем пал и Ташкент. Граница наша сразу подвинулась к Индии, чуть не на 500 верст.

Ряд этих, нежданных-негаданных, успехов переполошил Англию не на шутку: заскрипели перья сент-джемского кабинета, посыпались ноты и запросы – началась дипломатическая кампания.

Но что значила эта кампания для нашего славного канцлера, для нашего князя Горчакова, когда он только что выиграл у кабинетов всей Европы польскую кампанию? Что значили запросы одной Англии, когда наш министр не задумался раздать щелчки целой коалиции?

Понятно, что англичане должны были смолкнуть перед самыми азбучными доводами: мы идем, потому что на нас нападают, мы оставляем за собой то, что мы взяли, потому что без этого нам придется брать то же самое по два раза – пример: Пишпек, граница немыслима без владения тем-то и тем-то и прочее. Это всегда останется формулой наших будущих ответов и, конечно, англичане поступят гораздо остроумнее если перестанут вовсе спрашивать. Пусть довольствуются признанием совершившегося факта, это будет спокойнее и достойнее.

Заменивший Черняева, генерал Романовский продержался и сам только несколько месяцев и хотя приобрел для России Ходжент, Ура-тюбе и Джизак, но все это, сравнительно с Ташкентом, были уже мелкие птахи, да сверх того, при войсках находился и сам Крыжановский. Разделенная слава – пол-славы и в этом можно отчасти искать причину того явления, что за Черняевым не видать ни Романовского, ни Крыжановского… Не только у туземцев, но и в среде русских участников завоевания имя Черняева совершенно заслонило остальная имена. Только последния победы над бухарцами и знаменитая хивинская экспедиция выдвинули на первый план также и генерала фон-Кауфмана. Обширные полномочия, ему данные, и тот исключительный почет, который, так сказать, сговорились придать ему подчиненные, укрепили за ним титул ярым-падша – полуцарь, титул, придаваемый генерал-губернатору не только простыми туземцами, но и ханами.

Возвратимся к англичанам. – Известно, что после штурма Джизака произошло страшное избиение: замкнутые в коридоре, между двумя наружными стенами, защитники давили друг друга, протискиваясь к маленькой калитке, выходившей в поле, к стороне, диаметрально противоположной месту штурма, и в эту толпу, в эту сплошную массу людей, лошадей и оружия – прехладнокровно постреливали, ворвавшиеся в крепость солдаты… Когда потом убирали тела, то между убитыми оказалось несколько европейцев, резко отличавшихся и наружностью и голландским бельем. Никто тогда не сомневался, что это были англичане, но никто этим не интересовался, никто не старался раскрыть истину. Так эти безвестные чужеземцы и унесли с собой свою тайну…

Со стороны Ост-Индии к нам, и впоследствии, не раз проникали разные подозригельные личности, оказавшиеся впоследствии английскими агентами, – ничего нет мудреного, что и джизакские принадлежали к той же категории. Во всяком случае о них ничего неизвестно.

Глава XI.

Впечатление, произведенное нашими успехами на ост-индские войска. – Смена сэра Джона Лауренса. – Зависимость английской политики от общественного мнения и личных взглядов министерства. – Взгляд на дела нового вице-короля Л. Майо. – Можно ли было ожидать какой-нибудь резкой перемены в действиях русских? – Англичане входят в дружбу с эмиром Шир-али. – Мнения лондонских и калькутских газет по поводу умбальского свидания. – Страховая контора Шир-али. – Тонкая политика вице-короля. – Шир-али, защитник и покровитель Англии, является просителем. – Чем отличается нынешняя дань, платимая англичанами авганцам, от прежней? Цели англичан – по Гельвальду. – Основательны ли опасения англичан? Что думает шестая великая держава – газета Times? – Вопрос о Герате. – Пути в Индию. – Договор с Дост-Магометом в 1857 году. – Предостережение русским – не ходить в Индию и советы заняться дикими народами. – Весь мир и даже Англия в выигрыше от завоеваний России в Средней Азии.

Нечего и говорить, что быстрые успехи наши в Средней Азии взволновали также и общественное мнение Ост-Индии. Военный элемент ост-индского общества, осужденный на бездействие, благодаря продолжительному миру, нетерпеливо и ревниво смотрит на боевые успехи наших войск. Простая, безкорыстная политика никогда не будет во вкусе английской нации – справедливость этого замечания чувствуется в особенности осязательно в рядах ост-индской армии. Славное прошлое первых легионов английских на индийском полуострове, действительно геройские подвиги отдельных частей, исторические предания и честолюбие поддерживают в ост-индской армии жажду боевой деятельности. Наши русские легионы, поставленные лицом к лицу с еще более воинственным противником – сделали в самый короткий срок несколько блестящих компаний. Свежие лавры русских войск расшевелили в ост-индских чувства зависти и вражды. Даже в Англии общественное мнение начинает освоиваться с идеей, что иногда бывает полезнее дать армии движение и занятие, чем оставлять ее в бездействии и недовольною. Абиссинская экспедиция, по своей кратковременности, ничтожности трофеев и бесплодности результатов, не вполне удовлетворила инстинктам Индийской армии. К тому же известно, например, что из числа пленных, освобождение которых стоило таких огромных издержек – многие опять возвратились в Абиссинию, а сокровища короля Феодора, не представляя никакой ценности, едва привлекают любопытство посетителей Кенсингстонского музея.. Словом, Англия пришла к сознанию, что взятие Магдалы не стоит потраченных на нее пяти миллионов фунтов стерлингов!

Английская пресса, под влиянием корреспонденций из Индии, преувеличивала наши силы, доводя их до 100.000; приписывала нам несбыточные планы; упрекала вице-короля сэра Джона Лауренса за бездействие, в виду наших успехов и требовала от королевы принятия более определенного и твердого положения относительно России.

«Руководясь такими идеями, писал барон Бруннов (депеша от 20 октября 1867 г.), нам навязывают заднюю мысль, будто мы заранее подготовляем успех нашего движения к границам Индустана, чтобы иметь возможность сделать с этой стороны диверсию, когда открытый восточный вопрос вызовет столкновение между Россией и Англией».

Что касается до Английского правительства, то по мнению барона Бруннова, оно, правда, не обнаруживает своего беспокойства суетливыми манифестациями, как во времена Пальмерстона, но, прислушиваясь к общественному мнению, оно зорко следит за событиями и молча готовится к могущим последовать случайностям.

Взгляд сэра Лауренса заключался в том, что Индия не может ничего опасаться извне и что ей могут предстоять опасности только внутренния. Герат вовсе не ключ к Индии – потому что Астрабат, Хива, Мешед и Балх, такие же ключи. Настоящей ключ это хребет Гинду-ку. Но если русская армия добредет как-нибудь до этого хребта, то при выходе из проходов и ущелий – она будет истреблена, по частям, до последнего человека. Поэтому на все завоевания России по ту сторону хребта – можно не обращать никакого внимания.

Однако же ряд быстрых успехов России всполошил англичан и печать зашумела…

Уступая общественному мнению, правительство решилось отозвать сэра Лауренса.

«Как бы ни была рациональна политика, – писал тот же дипломат в депеше от 20 июня 1868 г., – в стране управляемой общественным мнением, как Англия, – эта политика не может долго держаться, раз что она сделалась непопулярною. Такова участь управления сэра Джона Лауренса. Его упрекали, что своим мастерским бездействием «masterly inactivity» он облегчил наши успехи в Средней Азии. Обвинение это хотя и несправедливо, но оно находило сторонников и в Индии. Под влиянием этого мнения преемники вице-короля удостоверятся, конечно, в необходимости выказать более энергии и деятельности, чтобы восстановить обаяние Англии среди населения, соседственного Английским владениям, в Индии».

Нам кажется, что на сэра Лауренса нападали не вполне справедливо: он все таки принимал кое-какие меры: достаточно припомнить погибших при защите Джизака, европейцев. К сожалению это обстоятельство не было тогда расследовано с достаточною ясностью и мы ничего не знаем о безвестных бойцах против России, положивших живот свой за бухарское отечество…

Какие же другие меры мог предпринять с. Лауренс из своего прекрасного далека?

Если бы он двинулся нам на встречу, то есть опять чрез Авганистан, то конечно не причинил бы нам никакого вреда этим движением, ибо до нас бы не дошел.

Оставались ноты и агенты – в этом, кажется, недостатка не было.

Новым вице-королем назначен был Лорд Майо.

Так-как направление английской политики весьма много зависит от общественного мнения и так как оно высказалось уже не в пользу системы невмешательства, то можно было ожидать крутой перемены в действиях ост-индского управления.

Все личные мнения членов английского правительства держатся и влияют на политику кабинета только вместе с лицами и потому никогда нельзя ручаться, что мнение, – авторитетное сегодня, – сохранит свое значение и завтра. Если лорд Станлей – сторонник мира, если он предпочитает даже и беспокойного соседа – опасности приобретения непокорной и непреданной области, а вследствие этого, не может допустить и мысли о расширении границ Ост-Индии на счет Авганистана, то это имеет для нас значение только до тех пор, пока лорд Станлей находится в министерстве – преемники же его могут поддерживать и совершенно другие виды.

Таким же образом на политику Англии могли влиять и личные взгляды нового вице-короля. По отзывам лорда Станлея, лорд Майо не принадлежал к руссофобам по убеждению, но ему приходилось действовать в среде англо-индийской, калькутской бюрократии, сроднившейся с инстинктами недоверия и зависти, относительно России.

В виду этого, личные взгляды л. Майо должны были, естественным образом, интересовать нашу администрацию. Барон Бруннов познакомил с этими взглядами наше министерство иностранных дел депешею от 17-го ноября 1868 года. По словам нашего посла л. Майо не приписывал нам предвзятой мысли посягнуть на безопасность британских владений в Ост-Индии, столь далеко отстоящих от наших границ. С другой стороны лучшим средством для обезопасения Ост-Индии, он считал железные дороги, которые бы давали Англии возможность быстро сосредоточить на всяком данном пункте 40.000 войска в шестинедельный срок, тогда как неприятель, не смотря на хорошую организацию, прибудет на театр войны уже истомленный долгим походом чрез пустынные страны. Кроме того, неприятельская армия, отделившись от своих складов, будет конечно испытывать недостаток в продовольствии и боевых запасах, чего не может случиться с английскою армиею, обладающею сетью железных путей.

Л. Майо обратил поэтому особенное внимание на пополнение сети железных дорог ветвями от центра Индустана к северо-западной границе, что, по его мнению, составит самую прочную систему обороны вверенной ему страны.

Почти одновременная смена Черняева и Лауренса, должна была, казалось, повести за собою: со стороны русских – ослабление энергии и предприимчивости, а со стороны англичан – напротив, возбуждение и той, и другой.

При этом мы, конечно, проигрывали в квадрате. Но в войсках наших свирепствовала лихорадка завоеваний; болезнь эта не уступала лечению, так как в перемежку с лекарствами, давались весьма сносные крепительные: чины и ордена.

Не только генералы, но и простые поручики бредили завоеваниями. Капитаны же, которым вверялась какая-нибудь команда, тотчас осуществляли свои мечты: так был взят, например, Абрамовым, Яны-Курган, соблазнивший своею близостью к лагерю под Джизаком, где за старшего оставался Абрамов.

Как было устоять перед подобными соблазнами когда, благодаря им, можно было шагнуть в 4 года из поручиков артиллерии в генералы! {72}

Это обстоятельство, как видно, хорошо было известно англичанам: так в одном официальном документе прямо заявлялось, что английский кабинет совершенно уверен в искренности русского правительства, нежелающего никаких приобретений в Средней Азии, но что он боится предприимчивости второстепенных начальников, которые, в погоне за славой и наградами легко увлекаются за пределы, указываемые свыше.

И так, закваска, положенная Черняевым, обещала еще на долго продержать нашу энергию в возбужденном состоянии. Что касается Ост-Индии, то и тут нельзя было ожидать через чур крутой перемены.

Если политика невмешательства, которой так последовательно держался сэр Джон Лауренс, заслужила со стороны общественного мнения только одне нарекания и если настроение нынешнего великобританского кабинета далеко от вооруженного вмешательства, то можно было ожидать принятия какой-либо средней меры, удовлетворяющей, по возможности обе стороны. Такою мерою оказалась подержка Шир-Али-хана, как наиболее склонного к интересам Англии.

По поводу знаменитого умбальского свидания между покойным вице-королем – лордом Майо – и авганским эмиром Шир-Али, в 1869 году, «Times» проповедывала следующее: «на каждом шагу эмир видел внушительные доказательства нашего могущества в Индии. Он проезжал по нашим железным дорогам, по которым, в случае необходимости, войска и военные материалы могут быть быстро доставлены на границу Пешавера; в разных местах ему приходилось видеть, по крайней мере, вчетверо больше войск, чем сколько находится русских в целом Туркестане. У него не могло остаться никаких сомнений относительно неизмеримого превосходства в Азии британского могущества перед русским… ему не возможно заблуждаться на счет того, с какой стороны Авганистану грозит большая опасность…» И так как Россия далеко, так как ее неудовольствие незаметно из такой дали, Англия же наоборот – у дверей и может, в каждую данную минуту, дать себя почувствовать, то и ясно, кому Шир-Али должен подчиниться. Это до такой, степени ясно, что кажется англичане могли бы обойтись и без 800,000 руб. ежегодной дани, которую они обязались платить Авганистану!

Так рассуждают в самой Англии. Островитяне не боятся и хвастают. Не то в Индии: там очень хорошо понимают, что если бы англичан было и не вчетверо, а вдесятеро более противу русских, то и тогда даже положение их весьма шатко, в виду двух сот миллионов подавленного и ненавидящего их населения! Там сознают, что ведь Шир-Али не такой же простофиля, чтобы не понять и не оценить их положения… Конечно, Авганистану Ост-Индия не по плечу, но если английским купцам придется расплачиваться за все свои проделки, варварские казни и грабительства, да еще по счетам самих индостанцев, поддержанным таким адвокатом как Россия, то еще вопрос в чью пользу решит судьба эту старинную тяжбу?

В то время как в Англии «общество испытало некоторое разочарование, узнав, что с авганским эмиром не заключено никакого договора и, что за щедрую субсидию в 120,000 фунтов стерлингов Англия не получила по видимому ничего», – в Индии смотрели на это дело совершенно другими глазами: «субсидия эта, бесспорно, довольно тягостное бремя для финансов Индии, но нам можно помириться с этой жертвой, как с премией, уплачиваемой нами за безопасность северных границ Индии».

Совершенно, как видите, купеческий взгляд на политику! Англичане не видят в этом унижения, они охотно платят дань и не одним Авганцам, покупая золотом свое спокойствие – это простая коммерческая сделка: Англия, так сказать, застраховала свое ост-индское имение в конторе Шир-Али и платит ежегодную страховую премию!

Втайне она даже радуется, что провела бедного авганца, ведь действительно тот продешевил: как таки взяться гарантировать Ост-Индию с севера только за 800,000 р.? Он или надует в свою очередь, или придерется к какому-нибудь движению русских вперед – хоть бы к занятию устьев Аму-Дарьи – и потребует прибавки!

Чтобы заставить Шир-Али согласиться на свидание, которое все-таки несколько унижало бы эмира в его собственных глазах, потому что имело бы вид заискивания слабого у сильного, – англичане прибегли в такой уловке: сначала пообещали ему денег, оружия, пушек, а потом отказались послать для переговоров своего уполномоченного… Шир-Али, соблазненный обещанными благами, согласился отлучиться на расстояние пятисот миль от своих границ и в глазах азиятского мира явился монархом, просящим поддержки Великобритании… Надобно отдать справедливость английской политике – она сумела соблюсти в глазах недальновидного народа все свое достоинство: решившись платить ежегодную дань, она заставила своего союзника явиться на поклон, как бы с просьбой о помощи!

Между азиятскими властителями путешествия, для личного свидания, не в обычае. Кто из них вздумает отправиться в чужую землю, для личного свидания с ее властителем – тот как бы признает себя его подданным… Вот почему, не смотря на довольно ясные намеки, не смотря даже на письменные приглашения со стороны туркестанского генерал-губернатора – ни коканский хан, ни бухарский эмир не думают воспользоваться высокою честью личного свидания… Еще сыновей своих они иногда посылают, но и то считают это за величайшую уступку, и за особенную честь, которую делают русским! А между тем эти ханы считаются не только английскою прессою, но даже и нами самими – за подвластных русской державе. Таково наше самообольщение…

Как бы то ни было, а цель англичан была достигнута. Занятие русскими Самарканда в 1868 г. произвело такой эфект в Средней Азии и такую панику в англо-индийцах, что надобно было ожидать какого-нибудь шага со стороны англичан, чтобы умалить, по возможности, приобретенное русскими значение и восстановить обаяние английского могущества.

Этим шагом и было умбальское свидание.

Англичане развернулись: они приготовились к смотру, который сами же вызвали, с целью похвастаться своими силами – ведь глазами эмира Шир-Али смотрела вся Средняя Азия!

Этот смотр имел значение предостережения: «имеющий глаза – да видит, имеющий уши – да слышит!» Удался ли смотр… то ли увидели глаза, то ли услышали уши, что хотелось англичанам – это другой вопрос.

Подарки, сделанные англичанами эмиру, оценивают в 700,000 р. сер. {73}. – Лорд Майо подарил ему и свою собственную шпагу, как бы в знак того, что против Авганистана она никогда не обнажится; так по крайней мере следует понимать слова, сказанная при этом вице-королем: «мы англичане всегда будем вашими друзьями».

По поводу умбальского свидания «Times» заявлял и то, что «сам по себе Авганистан не имеет для Англии никакого значения и важен только как оплот против дальнейших наступательных планов со стороны России. Никакие трактаты немыслимы в стране, где закон не имеет никакой силы, где рядом с эмиром существует столько независимых вождей, которые спускаются с недоступных гор только для грабежа и разбоя и где смерть каждого эмира служит сигналом к междоусобиям». – Это мнение разделяем и мы, да не только по отношению к Авганистану, но и ко всем азиятским ханствам. – Мы прибавим от себя еще и то наблюдение, что ни один хан никогда не считал для себя обязательными договоры, заключенные его предшественниками, да и свои собственные договоры исполнял только по принуждению и на столько, на сколько ему это выгодно.

Было время (период преобладания вигов), что ост-индские генерал-губернаторы имели обычай выдавать авганцам денежные субсидии, покупая себе таким способом мир у воинственного соседа. Теперь этот обычай снова выступил на сцену, но уже с намерением купить союзника. Разница вся в том, что прежде англичане платили деньги, но при этом запрещали провоз в Авганистан оружия и провод слонов, незаменимых для перевозки в горах артиллерии. Теперь же англичане платят деньги и не только пропускают боевые принадлежности, но еще сами дарят авганцам множество ружей и пушек, обязавшись, сверх того, содержать на свой счет часть авганской армии, обучать и снабжать ее оружейниками, литейщиками, а также всякого рода боевыми запасами.

Если припомнить, что все это делалось для народа, истребившего, тридцать лет назад, самым вероломным образом, почти 48-тысячную английскую армию; для народа, который, в массе, и до сих нор ненавидит англичан, то подобный поворот в политике делается еще важнее. Очевидно, что нужны были какие-нибудь исключительные обстоятельства, чтобы заставить англичан действовать подобным образом.

Эти исключительные обстоятельства действительно существуют… в воображении ост-индской бюрократии. Тревожные думы о завтрашнем дне подтачивают мозг ост-индского чиновника, расстраивают его нервы… и вот калькутская пресса вопит о необходимости принять меры против вторжения России.

Если это вторжение и есть только плод возбужденной фантазии известного кружка, то серьезность мер, принимаемых Англией, не теряет от того своего значения и доказывает во-первых, что вторжение это возможно и во-вторых, что оно будет для англичан не совсем безвредно.

Цели, которые старалась достичь Англия, прекрасно очерчены в брошюре: die Russen in Central Asien (Fr. fon Gelvald).

Коснувшись умбальского свидания, г. фон Гельвальд приводит следующее мнение, очевидно английского происхождения:

«Шир-Али согласился отлучиться на расстояние пятисот миль от своих границ и в глазах азиятского мира явился монархом, просящим поддержки Великобритании; но он был принят так великолепно, что даже своим подданным показался возвеличенным и усиленным, не смотря на роль просителя. – Шир-Али, как следует думать, возвратился в Кабул другом Англии, а если он нам друг, то подумайте сколько мы выигрываем! Мы приобретаем ни более, ни менее, как всегдашнюю уверенность, что за нами обеспечен год сроку прежде, нежели европейские войска успеют подвинуться к нашим границам. Для Шир-Али достаточно трех дней, чтобы известить пешаверского коммисара об угрожающей ему опасности. От Пешавера телеграф проведен во все концы и в течении трех недель полдюжины инженеров, пять горных батарей, двадцать офицеров, подобных тем, которые защищали (против русских) Карс и, сверх того, субсидия за пять лет вперед {74} все это будет находиться в Кабуле. При таком подкреплении авганцы могут собственными силами удержать русских и крайне затруднить движение их внутрь страны, а между тем за этим передовым постом, на нашей собственной территории, по нашим железным дорогам, будет сосредоточиваться грозная боевая сила, четвертой в свете, военной державы и мощные средства казначейства, единственного в Азии, по своей неистощимости».

И так, вот в чем состоят умбальские условия и вот чем надеются остановить нас англичане. Не фальшивая-ли это тревога?

Последнее движение наше в Среднюю Азию имело сначала единственною целью сомкнуть сибирскую и сыр-дарьинскую линии.

Преследование этой цели втянуло нас в ряд войн с Коканом и Бухарою, окончившихся полным торжеством нашего оружия и приобретением обширной территории, что прежде никогда и не входило в планы нашего правительства. Если это приобретение значительно приблизило нас к границам Ост-Индии, то мы все-таки далеки от мысли довести дело до конца и потому опасения англичан, по меньшей мере, преждевременны; степень возможности вторжения через Авганистан ближе известна самим англичанам и потому тревогу, поднятую ими по поводу воображаемого нашествия русских, мы должны принять как за указание на тот неожиданный результат, какого мы достигли, вовсе о нем не мечтая: – оказывается, что с наших теперешних позиций мы уже опасны для Ост-Индии. Это ясно сознается не только англичанами, но и всеми политиками, сколько-нибудь знакомыми с географическими, этнографическими и политическими условиями нашей арены действий. Ген.-адъютант Игнатьев, наш чрезвычайный посол при отоманской порте, выразился по этому вопросу следующим образом (депеша от 28 июня 1868 г ): «дружба Америки и выгодное положение, завоеванное нами в Средней Азии необходимо повлияют на решение Англии в случае европейского кризиса, который может быть вызван Францией. Если только мы не будем прямо угрожать интересам Англии, то теперь она прежде два раза подумает, чем бросится в войну с нами».

Здесь кстати привести и следующий совет барона Бруннова (депеша от 26 сент. 1868 г ): «благоразумие указывает нам никогда не полагаться слишком на устойчивость решений, принятых Англией; не делая ей бесполезных вызовов, хорошо быть относительно ее постоянно на стороже».

Чтобы успокоить общественное мнение в Англии, наш военный министр послал л. Станлею подробное сведение о числе наших войск в Азии, весьма далекое от 100,000, а следовательно, и от дальнейшего наступления.

Мы уже сказали, какое важное значение имеет в Англии общественное мнение. Та или другая газета забьет тревогу и мы уже знаем, какой кружок общества, какая партия зашевелились. Число подписчиков служит обыкновенно термометром, указывающим на сколько горячо сочувствует масса идеям, проводимым газетою. В этом отношении «Times» играет первенствующую роль и не даром ее называют «шестою великою державою». Понятно, что игнорировать мнения английских газет мы не должны, если хотим знать взгляды правительства. Что делать: королева царствует, но не управляет – таков ужь порядок в Англии – управляет же народ через своих представителей, а представители, конечно, обязаны прислушиваться к голосу своих избирателей.