Текст книги "Не был, не состоял, не привлекался"

Автор книги: Михаил Бейлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Нищих в Лондоне не видел. Но видел художника, он цветными мелками что-то рисовал на асфальте тротуара. Рядом выразительно лежала видавшая виды кепка. Одного такого художника я видел на Пиккадили, другого перед Национальной галереей. Видел и музыканта с волынкой. Ему тоже подавали. А как-то днем я видел из окна автобуса плясуна, загримированного под Чарли Чаплина. Он весело отбивал чечетку под аккомпанемент аккордеона. Играла улыбающаяся женщина. Она одновременно приводила в движение ногой хитроумный агрегат – рычаги и барабан. Заливался аккордеон, гремел барабан, улыбался «Чарли Чаплин». Вечером, гуляя, пришел к тому же месту. Все так же радостно улыбался пляшущий «Чарли Чаплин».

В часы пик в центре тьма пешеходов. Приятно видеть, как они уступают дорогу друг другу. Водители машин тоже вежливы. Я как-то сказал об этом в Москве приятелю, посетовав на хамоватую манеру езды наших земляков. А он ответил: «Чего же ты хочешь? Как живем, та и ездим».

Франция

В конце 1960 года мне пришлось решать финансовый вопрос. Издательскому коллективу предложили путевку на круиз вокруг Европы. Стоило это удовольствие четырех моих основных месячных зарплат. Плаванье на корабле, заход в шесть стран… Заманчиво, но дорого. Дома идею поддерживали, а решающий аргумент я услышал от гроссмейстера Давида Бронштейна. Я сказал ему, что на Англию и Францию отведено по четыре дня, на Италию три, а на другие страны по одному. Он спросил, помню ли я первый день в Швейцарии, во время поездки семь лет тому назад? Я помнил хорошо. «А десятый?» И вот в январе я отправился в мое первое и единственное морское путешествие на симпатичном корабле «Советская Эстония». (Сделано в ГДР). Отправились из Риги вокруг европейских берегов в Одессу. И правильно поступил, потому что впечатлений от посещения шести стран плюс морское плаванье, да еще без исполнения каких либо служебных обязанностей, оказалось, пожалуй, побольше, чем от служебных командировок. Рейс был в известной мере экспериментальный. Зимой океан очень сердитый, туристов не жалует. Но речь идет не о плавании, а о днях во Франции.

Мы вышли на берег в Гавре. Неподалеку от нашего кораблика стоял на причале американский «Юнайтед Стейтс», водоизмещением в двадцать раз больше «Эстонии». Я, задрав голову, не без удивления смотрел вверх, желая увидеть крышу этого плавающего высотного дома. В Париж группа отправилась на автобусе. По дороге в Руане посмотрели знаменитый собор, витражи. Честно признаюсь, что меня это не волнует. Любопытно было узнать, что памятник Жанне д’Арк стоит не на том месте, где был костер, а по архитектурным соображениям неподалеку. Но то, что сожгли Жанну – это уж точно. Гид Володя, русский молодой человек французского розлива, называл героиню на французский лад Жандарка. По дороге произвел впечатление небольшой стадион, как бы врытый в землю, сработанный рабами древних римлян. Цел до сих пор. Строили на века. Проверено практически.

Дни в январе короткие, в Париж приехали затемно. Гид называл улицы и площади, по которым ехал наш автобус, и все наименования были знакомы по Бальзаку, Мопассану и другим писателям. Разместились в отеле «Бребан», в центре города. Однако обедать нас водили в соседнее кафе, благодаря чему позже приключилась маленькая комическая сценка. В этом кафе на стене на видном месте висел велосипед – реликвия. Память о том, что когда-то здесь решали вопрос об организации велосипедных гонок Тур де Франс.

Меня и моего тезку художника разместили в одном номере. Он сказал, что после ужина мы должны пойти посмотреть знаменитое Чрево Парижа, тогда еще не ликвидированное. Мы просто обязаны не спать, а смотреть, не только ради себя, но и ради друзей, тех, что не в Париже, а в Москве и мечтают о Париже. Кварталы Чрева действительно впечатляли. В одном переулке пахло яблоками, в другом грибами… Машины подвозили продукты, и шла разгрузка. Позже эти разнообразные продукты развезут по магазинам, ресторанам, кафе. Миша делал наброски в блокноте. К нам подошли и, насколько я понял, хотели вступить в коммерческий контакт, полагая, что Миша интересуется ценами.

Особенное впечатление на меня произвела сцена разгрузки фуры, доставившей выпотрошенные коровьи туши. Ловко маневрируя на узкой улице, шофер поставил машину так, что задний бампер почти соприкасался со стеной дома. Поднялись металлические жалюзи, и хромированная штанга внутри складского помещения была соединена со штангой внутри фуры. На последней, на крючьях висело много туш. И один единственный человек, цепляя этакой металлической тростью крюк, на котором висела туша, без усилия увозил тушу по штанге вглубь склада. Разгрузка фуры продолжалась минуты. В тишине, без тяжкого труда и мата.

Времени на сон осталось немного. И когда первым для нас с соседом ранним парижским утром в дверь постучали, никто не хотел вставать открыть дверь. Снова стук, затем щелчок замка, официант открывает дверь и входит с подносиками и ставит их прямо на тумбочки при кроватях. Кофе, булочки… На следующее раннее утро снова стук в дверь. Сознательный полуголый Михаил вскакивает, дверь открывает официантка, не обращая внимания на мужской стриптиз, ставит кофе и удаляется, не аплодируя.

О специалитете Чрева Парижа – луковом супе – классики рассказали все. И об Эйфелевой башне, Триумфальной арке, Лувре, Елисейских полях и многом другом – тоже. Могу лишь добавить, что в музее Родена мне было очень холодно, а в Нотрдам де Пари священник протягивал туристам для поцелуя руку в лиловой нитяной перчатке. Мы с ним обменялись взглядами, и он мне руку протягивать не стал. То ли сообразил, что я атеист, то ли догадался, что я несу ответственность за ужасную юридическую ошибку далеких предков.

Еще нас сводили в кино, посмотреть фильм будто бы описывающий французские нравы. Моим соседом оказался средних лет мужчина, не то алжирец, не то марокканец. Он пытался вступить со мной в диалог и жестами показывал как он не одобряет французов. Языковый барьер надежно предохранял меня от проявлений солидарности с борцом против французских империалистов.

В программу входило также посещение Версаля. Чудесный парк, но, увы, январь. И кое-где на стенках с огорчением увидел столь знакомые и на Родине автографы. Правда, не кириллицей, а латиницей.

Еще посетили город Сен-Сир, известный своей военной школой, а в нем детский садик. Там, как и положено, ребятишки играют, рисуют и им даже доверяют не только лепить, но и обжигать какие-то керамические штучки. Французские дошколята были веселы и довольны жизнью. Они с интересом изучали туристов. Я высоко поднял одного малыша, и сейчас же ко мне выстроилась очередь. Потом группу приняла директриса школы и мэр – коммунист. Директриса не блистала красотой, но имела французский шарм. А мэр сказал, что если бы во Франции руководящей была бы коммунистическая партия, то они сделали бы все лучше, чем у нас. Нас угостили вином, а на вопрос о том, как бы французы реагировали на полный запрет употребления вина за рулем, он ответил, что была бы грандиозная забастовка, а может быть, революция.

Позже я еще дважды бывал во Франции на шахматных соревнованиях. В 1986 году в Гренобле и в 1988 году в Бельфоре. Там проходил международный турнир, пригласили в качестве гостей М. Ботвинника и, заодно, меня. Небольшой город имеет славную военную историю. На открытие приехал министр внутренних дел Шевенеман, Он немного поговорил со мной по-немецки и, на всякий случай, спросил, где я изучал немецкий язык. Мне показалось, что это вопрос профессиональный, по линии внутренних дел. Я отчитался о своем прошлом, не имеющем отношения к подобным делам. Свободного времени было немного, и я мало смотрел по сторонам. В Гренобле я обратил внимание на то, что среди группы школьников, которые под руководством учительницы парами шли по тротуару, не меньше половины не европейского происхождения. А названия магазинов какие-то милитаристские – Редут, Полигон и т. д. Отблески военной славы прошлых лет. Снова побывал в Париже. И действительно первые дни в Париже запомнились крепче, чем остальные.

Собираясь в круиз, я решил взять с собой фотоаппарат, хотя никогда ранее этим делом не занимался. Фотоаппарат-лейку взял у тестя, опытного любителя. Он объяснил мне, как наводить и на что нажимать и я прилежно щелкал.

Из Парижа в Гавр мы возвращались поездом. Выехали поздно вечером. Спать хотелось безумно. Вагон отапливался оригинально – пол был теплым. Повесить мою лейку на крючок не вышло, и я положил ее на верхнюю багажную полочку. А в Гавре туристов торопили, призывали к сознательности – задержка отплытия корабля стоит очень дорого. И я, конечно, фотоаппарат забыл. Спохватился в каюте, когда корабль начал отчаливать. Более опытный спутник, услышав об этом от меня, сказал, что это дело нешуточное, дома могут обвинить в том, что я продал фотоаппарат! А это тяжкий грех. И мы быстро поднялись на палубу. К счастью доброго соседа провожал его друг. Я крикнул ему, что аппарат лежит на багажной полке в первом вагоне в первом купе. Повезло, что такой удачный случился адрес. Отплыли. Предстояло обогнуть Пиренейский полуостров и идти в Неаполь. Вскоре прикрепленный к нашей группе переводчик сказал мне, что пришла радиограмма, аппарат найден, его перешлют в Неаполь, и я должен буду оплатить пересылку. Поскольку туристу выдавали на всю поездку 19 долларов минус два на цветы на могилу Маркса в Лондоне и коммунаров на кладбище, Пер ля Шез в Париже, такая оперативность меня не обрадовала. Однако ронять достоинства перед тестем я не собирался. Но аппаратик отправили в Москву, и доллары остались при мне. В Москве меня пригласили в контору Интуриста. В большом кабинете солидный мужчина вручил мне письмо, где по-французски была написана одна фраза, что посылаем аппарат туриста имя рек. Моего убого полученного в институте знания французского хватило, чтобы перевести ее вслух. Но начальник вызвал интеллигентную переводчицу, выслушал ее, а потом вручил мне аппарат, доброжелательно пожелав не быть забывчивым. Обрадовавшись, выйдя на улицу, я вынул пленку, и она на глазах немедля почернела, засветилась. Это было для меня неожиданно. Я был уверен, что ее засветили бдительные пограничники.

Пропали мои кадры Русалочки в Копенгагене и парка в Версале. Фотографировать я больше не пытался.

Италия

Один мудрый английский писатель саркастически сформулировал, что все скоты скотского хутора равны, но некоторые равнее. Не имеющая к нему отношения женщина как-то сказала: «Польски женщины гаронц, (горячие, стало быть), особливо жидувки». Мне, твердо стоящему на позициях интернационализма, (не в афганском, а в нормальном варианте), симпатичны все нации, однако итальянцы вызывают особую симпатию. Прославлены итальянские художники, скульпторы, архитекторы, строители, композиторы, музыканты, певцы, артисты, поэты. Между прочим, один итальянец был награжден природой множеством талантов сразу. Леонардо да Винчи, конечно. Да, еще и футболисты. Итальянцы мне симпатичны, хотя в древности их предки очень не любили моих древних предков и нанесли им крупные геополитические неприятности.

Побывав несколько раз в Италии, я укрепился в своих симпатиях. Немудрено, что Италию любили такие непохожие друг на друга писатели как Гоголь, Горький, Хемингуэй. И поэт Бродский, завещавший, чтобы его похоронили в Венеции. Так что утром 25 января 1961 года, когда корабль «Эстония» вошел в бухту Неаполя, я испытал некоторый подъем. Я посмотрел на Неаполь с палубы корабля снизу вверх, а позднее со смотровой площадки сверху вниз. Город спускается амфитеатром к Неаполитанскому заливу. Красиво, но, несмотря на рекомендацию «Взгляни на Неаполь и умри», я остался жив. И правильно сделал, потому что позже видел Рио-де-Жанейро с подножья гигантской статуи Христа, возвышающейся над городом. Я не могу согласиться с бакинцами, когда они говорят, что Баку похож на Неаполь, хотя Баку красивый город. Понимаю, что я не вправе претендовать на объективность оценок красоты разных городов. Это просто так, к слову пришлось.

Неаполь по-русски – Новый город. Такой вот – итальянский Новгород постарше наших. Ему более двух тысяч лет. Город-миллионник с высокоразвитой промышленностью, переполненный шедеврами архитектуры. Кстати, глядя на город со смотровой площадки, я обратил внимание на один большой завод. Вся его территория была застроена производственными сооружениями. Между цехами пролегали узкие проезды с рельсами для внутризаводского транспорта. Земля дорогая. Умеют экономить, однако.

Поздним вечером я в группе спутников вышел погулять по набережной. Один знающий товарищ пояснил, что мы находимся на мысе Санта-Лючия. Мыс знаменит благодаря известной неаполитанской песенке того же названия. Мысок украшало небольшое здание полицейского участка и, неподалеку, прозрачная плексиглассовая будка чистильщика обуви, светящаяся, как фонарь. Молодой парень-чистильщик танцевал в своей тесной будке, и видно было, но не слышно, что он пел. Желающих чистить ботинки я не заметил.

Запомнилась занятная сценка в Историческом музее. Вход в один из залов охранял пожилой дяденька с красным носом. У входа в этот зал роилась стайка школьниц. Стройненькие, улыбающиеся, в модных туфельках на каблуках-шпильках. Они явно хотели посмотреть на статуэтки из раскопок Помпей, но это выходило за пределы плана школьной экскурсии. Эти статуэтки были не то эротического, не то порнографического толка. Мужчины, козы… Девочек не пустили, а наш экскурсовод предъявил натуральный пропуск – бутылку столичной водки. Этот пропуск сгодился в стране винограда и отличных вин.

Несколько часов в Помпеях запомнились на долгие годы. В 79 году нашей эры город был засыпан вулканическим пеплом во время извержения Везувия. Все живое погибло моментально. Через полторы тысячи лет город обнаружили при земляных работах. В середине восемнадцатого века археологи начали раскопки, длящиеся веками. Чего только не сохранилось под тяжелым покровом вулканического пепла. Небольшие каменные дома, очень вместительный стадион. Трибуны могли поместить всех жителей города, граждан и рабов. Были, конечно, водопровод и отличные бани. На мостовой улицы я увидел колею, выбитую колесницами две тысячи лет тому назад. У меня мелькнула фантастическая мысль: вдруг из-за угла выедет настоящая древнеримская колесница? Было в городе питейное заведение и публичный дом. На его фасаде каменная доска, на ней высечены имена жриц любви. Неподалеку от этого заведения за углом красуется указатель, выполненный, мягко говоря, в натуралистической манере. В домах сохранились краски фресок, украшавших стены. По всему видно, что граждане Помпей жили со многими удобствами. Без электричества, радио и телефона, но с рабами.

Жил в своей небедной вилле в Помпеях некий Менандра. В его доме сохранилась загадочная фреска. На ней среди прочего изображен домик с типично китайской крышей, ее углы загнуты вверх. Между тем, нет данных о сообщениях в ту эпоху европейских стран с Китаем. Но, как сказал Гамлет, «Есть многое на свете, друг Гораций / О чем не снилось нашим мудрецам». Маленькое, пусть косвенное, но вещественное доказательство было налицо. При желании можно легко уговорить многих, что этого доказательства вполне достаточно.

В нашей группе путешествовал писатель с женой. Уважаемый в правлении Союза писателей человек с бородой. В Помпеях его супруга как-то спросила: «Эта дощечка тоже того времени?» Гид честно отрицал. Дощечка, окрашенная масляной краской, явно была нашей современницей.

В Сорренто, в предместье, жил когда-то Максим Горький. Отдавая дань Буревестнику революции, нас подвезли поближе к дому, чтобы мы могли посмотреть. Внутрь дома не пускали. Хозяин не желал. Зато в Сорренто я видел на каком-то бульварчике россыпь валяющихся на земле апельсинов. Попадали. В январе!

Осенью 1967 года мне посчастливилось две недели прожить в Венеции, знаменитом и единственном в своем роде городе. Правда, из-за бесконечных заседаний Конгресса Международной шахматной федерации свободного времени у меня было немного. Заседали в здании казино. В этом здании когда-то будто бы проживал Рихард Вагнер. В одном из залов участникам конгресса показали достопримечательность – большое бурое пятно на стене. Для этого надо было поднять угол гобелена. Специально не закрепленного. След самоубийства азартного игрока неудачника. Застрелился бедняга.

В Венецию чемпион мира Т. Петросян, председатель Шахматной федерации СССР Б. Родионов и я добирались по воздуху. Мне очень понравились названия аэропортов. В Риме «Леонардо да Винчи», в Венеции «Марко Поло». Книгу о великом путешественнике – венецианце я читал в детстве и крепко запомнил. В Венеции Марко Поло за его рассказы о далеких странах считали лжецом, а в Китае канонизировали, как исключительно правдивого человека. Общеизвестно, что Венеция расположена на сотне с лишним островов. Острова разделены каналами. По каналам движутся для услады туристов гондолы. Речные трамвайчики, катера, моторки везут пассажиров и грузы. На меня произвела впечатление моторка – катафалк, причалившая к церкви.

По городу можно передвигаться и пешком. В Венеции около четырехсот мостов.

По утрам я шел на работу, на заседания. Слушал, записывал, общался, глотал табачный дым. Тогда еще не в ходу было понятие – пассивное курение и курильщики не отказывали себе во вредном для окружающих удовольствии.

Всего было две экскурсии. Одна на остров, где стоит монастырь святого Франциска. Келья святого, чье имя носит орден, удивила размером – всего-то метра три квадратных. Близ монастыря монах в коричневой рясе из грубой материи, подпоясанный веревкой, усердно окапывал дерево, не обращая никакого внимания на проходящих людей. Даже не поднял глаз. А земля была сухая, бурая, с виду твердая. Монах был полной противоположностью одной монахине в белом чепце, которую я увидел в речном трамвайчике, когда возвращался. Доброе лицо этой довольно полной женщины привлекало внимание какой-то прямо-таки материнской теплотой. И она не прятала глаза.

На острове Мурано я увидел старинное производство. Знаменитое венецианское стекло ловко выдували современные длинноволосые парни, владеющие на высшем уровне техникой, позаимствованной венецианцами века тому назад у Византии.

В Венеции особенно запомнилась площадь святого Марка. Солнечная погода, множество туристов, непрестанное щелканье фотоаппаратов и голуби, голуби… Вскоре я покинул Венецию, а Тигран Петросян остался играть в международном турнире. Вернувшись домой, он рассказал, что погода резко изменилась и площадь залило водой.

Венецианский шахматный клуб принимал также любителей карточных игр. Это давало известный доход. Я полюбопытствовал, как устроена бухгалтерия клуба. Оказалась, что документации по организации и проведению международного турнира всего-то тоненькая папочка. Нет нашей фирменной проблемы – безналичный расчет. Все просто. К примеру, всем иностранным участникам траты на проезд компенсируются равной суммой. Далеко ли, близко, пешком или спецрейсом – это твоя забота. А у меня на работе я сталкивался с прорвой запретов и в полной мере ощущал справедливость слов Ленина, что социализм есть учет.

Жили мы в удобной и чистой гостинице «Принчипе». Позже, на родине я прочитал заметки какого-то авторитетного, а нынче забытого, одного из членов правления Союза писателей СССР, что в отеле «Принчипе» плохо, он там даже видел крысу. Может быть, идейному товарищу повезло. Поймал шанс для критики капитализма.

Итальянские коллеги проявляли дружелюбие. Когда выяснили, что я знаю несколько латинских слов, обрадовались и стали немедля угощать вином. Так что хоть раз в жизни уроки латыни в юридическом институте имели практические последствия.

Между прочим, я столкнулся с любопытной комбинацией. Мы трое занимали одинаковые номера, но один из них был заметно дешевле. Итальянские коллеги объяснили мне, что городские власти установили для отелей вилку – в отеле обязательно должны быть номера не дороже определенной суммы. Вот администрация и держит такой номер подешевле.

На приеме, данном американцами, Тигран Петросян представил меня известной в шахматном мире Женни Пятигорской, супруге знаменитого виолончелиста Григория Пятигорского. Они спонсировали и проводили международные турниры в Лос-Анджелесе. Позже я сказал Тиграну, что мадам Пятигорская одета скромно, не по-миллионерски. Обыкновенное темно-синее платье из шерстяной ткани. Тигран согласился и спросил: «А ты заметил три золотые пуговицы у воротника? Антикварные, между прочим. Каждая старинная золотая пуговка подороже двух хороших автомобилей». У Тиграна вообще был глаз – алмаз.

Едва ли Венецию смог бы вообразить писатель-фантаст, а вот итальянцы построили. Правда, строили века. Много лет позже я прочитал «За рекой, в тени деревьев» Хемингуэя, где действие происходит в Венеции. И так ярко вспомнился сказочный город, будто еще раз его повидал.

В свободный от заседаний день мы с Борисом Евгеньевичем Родионовым съездили поглядеть Милан. Город мне показался каким-то серьезным, европейским, не совсем итальянским. Днем осмотрели всемирно известный оперный театр «Ла Скала». В эти часы продавали билеты для осмотра зала театра и театрального музея, где портреты оперных знаменитостей и бюст Шаляпина. Осмотрев зал и сцену, удивился их размерами. Потом, правда, мне сказали, что зал Большого театра в Москве еще больше. Еще неподалеку полюбовались Миланским собором и Галереей.

Когда в Милане я вошел в капеллу и увидел «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи, мне показалось, что Иисус Христос глядит на меня. Я испытал прямо шоковое воздействие. Именно Иисус приковывал к себе взгляд. Но апостолов я не видел некоторое время. Во время мировой войны бомба разрушила стены капеллы, но не ту, на которой «Тайная вечеря». Случай или промысел? Чудес, конечно, не бывает. Но, говорят, каждое правило имеет исключения.

На обратном пути в Венецию мы чуть не опоздали к отправке поезда и не успели купить билеты. В последнюю минуту вошли в переполненный вагон и сначала не могли даже сесть, стояли в переполненном коридоре у окна и ждали штрафа. Появился проводник и без всякого штрафа продал билеты.

Из окна вагона были видны поля, а по ним ползали маленькие трактора. Борис Евгеньевич сказал, что вот эти тракторишки и есть враги социализма. Действительно, чтобы пользоваться маленьким трактором, единоличнику не обязательно вступать в колхоз.

Первый раз я увидел Рим непосредственно после Лондона и Парижа и, хотя Рим – вечный город, но мне он показался уютным. Он не подавлял размерами. Глубочайшее впечатление в Риме на меня произвела в Соборе «Сан-Пьетро ин винколи» статуя Моисея великого Микеланджело. Казалось, что пророк излучает непреодолимую силу. Велика сила изобразительного искусства. Что-то недоработали отцы иудейской и мусульманской конфессий.

В огромном Колизее почему-то бегали бездомные кошки, а гид уверял, что пыток и смертоубийства первых христиан на арене Колизея не было. Не хотел нести ответственность за зверства далеких предков.

Мост через Тибр носит имя Константина, первого римского императора, принявшего христианство. Мост фундаментальный, широкий. По нему мчались автомобили, автобусы. Я спросил у гида, что сохранилось со времен Константина и что восстановлено. Он ответил, что ремонтировали только крайние пролеты, те, что у берегов. Строили римляне даже не на века, а на тысячелетия.

Мне запомнился один рекламный плакат в Риме. На нем был изображен семисвечник. И дан совет: «Посетили Рим, посетите Иерусалим».

Увы, не посетил. Долгой жизни оказалось недостаточно.

Греция

В детстве мне попала в руки интересная книжка о мифах, богах и героях Древней Греции. Потом уроки истории в школе и имена Зевса, Афины Паллады, Геркулеса, Одиссея, Александра Македонского легли в первые пласты памяти. Гомер, Сократ, Аристотель, первая в истории демократия – все это «нормальное детство человечества», как сказал классик «науки наук», изучать которую было обязательно взрослым и детям. Нормально, что мне с той далекой поры хотелось увидеть своими глазами Элладу. Иногда детские мечты сбываются. Мне посчастливилось побывать в Греции два раза.

От Неаполя до Пирея 666 миль – звериное число. Однако, несмотря на зимнюю пору, гладь Средиземного и Ионического морей была спокойна и корабль «Эстония», совершая круиз, ранним утром причалил в порту Пирея, небольшого городка, пригорода Афин, которому, однако, две с половиной тысячи лет. На коротенькой дороге к автобусу туристы посмотрели на танцы цыган. По-видимому, не случайно они оказались на пути. Еще я увидел незапланированного пожилого и грустного мужчину, который скоблил внутренность огромной бочки, вероятно винной. Глядя на его монотонные и непроизводительные действия, на фоне унылых построек и бродячих цыган, я подумал о минусах капитализма.

Когда поздно вечером вернулись из Афин и прогуливались по слабо освещенной пирейской улице, в окнах кафе я увидел также унылую картину – сидят за столиками мужчины и меланхолично играют в нарды. Женщин вокруг ни одной. Восток…

В Афинах туристов водили по плану. Посетили Университет. Группу завели в кабинет ректора. Полы в Университете мраморные. Мрамора в Греции хватает. Его все пилят и пилят с незапамятных времен. А в кабинете ректора и приемной – полы деревянные. Это вроде бы роскошь. С лесами дело хуже, чем с мрамором. В больнице посмотрели на девочку-спортсменку. Юная, светловолосая, голубоглазая с доброй улыбкой. Мотоциклистка. Спортивная травма. Палата отдельная, чистенькая. А перед королевским дворцом несут караул солдаты. Одеты как воины времен Александра Македонского. Яркие краски, замысловатая обувь, юбки, но винтовки. Однако это все гарнир, а главное – Акрополь. И вот я поднимаюсь на холм. Тепло, хотя на дворе январь. Группа останавливается перевести дух и гид рассказывает, что однажды турист сообщил, что он из Мурманска и поэтому дальше не пойдет. Здесь слишком жарко. Гид отлично говорит по-русски. У него красный нос. Почему в странах, где все постоянно пьют виноградное вино, довольно редко встречаются красные носы?

И вот я на небольшой площади, названной древними греками Пникс, что в вольном переводе – толкучка. Историки говорят, что здесь теснились, демократически решая свои проблемы, вольные афинские граждане. Было их пятьдесят тысяч. А рабов в шесть раз больше.

И я вижу своими глазами Парфенон и Эрехтейон, траченные временем, но гармоничные и величественные.

Раздается свисток. Это пожилая, грузная и большеносая учительница дает команду юным потомкам древних эллинов собраться. Они разбрелись. Изучают тут историю наглядно. А свисток висит у учительницы на шее, на цепочке. Придумано неплохо.

Прошло почти четверть века, и в 1984 году две недели я провел в Салониках, где греки отлично провели Шахматную олимпиаду.

Салоники – большой город и порт, динамичный, нарядный. Витрины магазинов сверкают, подтверждая известную формулу, что «в Греции все есть». И там я обратил внимание на стайку школьников. На этот раз они высыпали из школы на переменку. Подъехала автолавка, и веселая ребятня покупала булочки, конфеты, жевательную резинку и прочие радости. Выглядели ребята отлично, и школа прекрасно выглядела на набережной. В этот раз я не думал о минусах капитализма.

Греческий алфавит породил кириллицу, и приятно, прочитав «музейон», не сомневаться, что тут именно музей. Хотя мой номер в гостинице «Македония» обозначался понятно: «окто, триа, триа», то есть 833, однако язык непонятен, хоть буквы схожи.

Мне вспомнился эпизод из совсем другого путешествия. В Цюрихе мы с товарищем зашли в магазин, где продавали радиоприемники и другую технику. Продавец, молодой человек, услышав нашу речь, сказал, что он может говорить по-русски. Я вежливо похвалил его произношение и заметил, что наверно трудно было овладеть русским. «Нет, я грек» – возразил молодой человек.

В Салониках я спросил своего друга и попутчика Файка, сильно ли похож азербайджанский язык на турецкий? «Еще как», – ответил он. Мы зашли в маленький магазинчик, где старый грек продавал чай и кофе. Я сказал Файку: «Попробуй по-азербайджански, ведь турки тут долго владычествовали». Успех превзошел все ожидания. Старик обрадовался возникшему взаимопониманию, быть может, он был турок. Обслужил нас по высшему классу.

В моей бригаде судей на Олимпиаде были итальянец, серб и грек Александр. Он отлично владел русским языком, что немудрено, так как родился в СССР, где прошла большая часть его жизни. Он репатриировался, как говорится, на историческую родину.

Александр рассказал мне, что когда греки-репатрианты родом с Кавказа увидели, стоя на борту парохода, горы на греческом берегу, без леса, голые, то ахнули. Контраст после Кавказа разительный. Александр в Греции не разбогател, но, можно сказать, адаптировался. Он имел небольшой овощной магазин. Трудился в нем, не покладая рук. Его сын в Греции стал профессором математики.

У Александра была машина – пикап. Мне показалось заслуживающим внимание то, что машину он, как мелкий предприниматель, купил с большой скидкой, однако продавать ее по полной цене не имеет права. Дешевле купил машину – должна работать. Таков закон.

Александр был удивлен, что я не знаю слова «пиндос». Оказывается, там, где он жил, у нас так кое-кто порой обзывает греков.

На пути из Салоник домой я два дня провел в Афинах. Конечно, вновь посетил Акрополь. Неожиданно оказалось, что поймать такси в Афинах не совсем просто, хотя таксисты подсаживают попутных пассажиров. Рабочий день кончался, все куда-то торопились, жизнь в миллионном городе била ключом.

На закрытии Олимпиады был дан большой концерт. Слушая зажигательную народную греческую музыку, по темпераменту не уступающую африканской, я подумал, что вот оно, наследие далеких предков, мелодии и ритмы нормального детства человечества.

Я снова увидел Акрополь, наша команда опять победила. Душа радовалась.

Стамбул

Корабль «Эстония» пришвартовался в бухте Золотой Рог в Стамбуле, между Азией и Европой. Ранним утром туристы высыпали на палубу и увидели знаменитый Стамбул, в прошлом Константинополь, и Византию. Огромный город, в наши дни его население значительно превысило десяток миллионов, но первое, что овладело нашим вниманием, это какая-то небывалая рыбная ловля. В бухте стояли корабли, сновали катера, но особое внимание привлекли бесчисленные лодки рыболовов. Оказалось, что на свою беду в бухту зашел большой косяк пеламиды. В лодках, рассеянных на большом пространстве, сидело по два-три человека. Они бойко забрасывали в воду нехитрые рыболовные снасти – блесну на длинной леске, намотанной на дощечку. Жадная крупная пеламида немедленно набрасывалась на блесну – металлическую рыбку с крючком.