Текст книги "Шекспир и история"
Автор книги: Михаил Барг
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Ведь для тебя, мой Нед, отец и дяди
В броне зимою проводили ночи;
Пешком шагали в летний зной палящий —
Чтоб ты владел своей короной в мире…
Ричард тихо произносит: «Когда умрешь, я жатву уничтожу». Далее следует ряд молниеносных превращений Ричарда: он то изображает из себя нежнейшего и любящего дядю, то шипит, как змея, готовая смертельно ужалить. В ответ на призыв короля: «Кларенс и Глостер… поцелуйте принца», Глостер с омерзительной слащавостью говорит:
Свою любовь к родившему вас древу
Я докажу, целуя плод его.
Там же
А в сторону с дьявольской усмешкой: «Так целовал учителя Иуда».
Ричард Шекспира воплощает в себе как бы рафинированное зло, пороки власти в период войны Роз, некий сгусток пороков всей системы феодальной монархии в целом.
Суждения о Ричарде современной западной историографии далеки от единодушия. На ее полюсах находятся, с одной стороны, сторонники унаследованной (тюдоровской) традиции, продолжающие считать шекспировский образ Ричарда едва ли не «документальным» и сохраняющим силу «доказательства» 2, с другой стороны,– историки, желающие как бы вывернуть тюдоровскую традицию наизнанку, т. е. представить Ричарда невинным «белым ангелом», а победителя при Босворте, будущего короля Генриха VII, наделить именно теми чертами, которые традицией приписывались Ричарду 3. Попытки «реабилитировать» Ричарда III стали предприниматься тотчас же после смерти последней представительницы династии Тюдоров – королевы Елизаветы – и продолжаются по сей день. Были найдены некоторые важные источники, неизвестные тюдоровским историографам, либо ими сознательно игнорировавшиеся. Свет, пролитый этими документами, позволил в некоторых случаях полностью отказаться от одних суждений и в значительной мере усомниться в других.
Ричард III исторический
К сожалению, наука знает о Ричарде III гораздо меньше, чем знает каждый. И это легко объяснить: уж слишком скоротечным оказалось его правление, чтобы оставить сколько-нибудь зримый след в источниках. К тому же Тюдоры и их приспешники немало потрудились над «пересозданием» памяти об этом монархе: им нужно было запечатлеть в ней монстра, это оправдало бы узурпацию ими королевского титула. В итоге достоверных свидетельств о Ричарде III осталось крайне мало. Но был ли все-таки исторический Ричард III тем «черным дьяволом», каким он вот уже четыре столетия предстает на театральных подмостках? Следует ли в интересах исторической правды различать Ричарда сценического и Ричарда исторического? А если следует, то в чем между ними различие?
Ричард Плантагенет, младший отпрыск герцога Йоркского, родился в 1452 г. В 14 лет он появился при дворе Эдуарда IV. Каким же его увидели современники? Ни сохранившийся портрет, ни воспоминания не содержат и намека на те физические уродства, какими его наделил тюдоровский миф: он не горбат, не хром, хотя правое плечо действительно несколько выше левого, лицо его не лишено привлекательности. Ричард был невысокого роста, худощав (особенно в сравнении с богатырски сложенным братом-королем), но отличался физической силой. При дворе графа Уорика он серьезно упражнялся в военном деле. Впоследствии Ричард себя показал не только мужественным воином, но и незаурядным полководцем.
Однако ярче всего его способности раскрылись в сфере управления. Хотя слишком краткий срок пребывания Ричарда на престоле не позволяет вынести окончательное суждение об этом, однако и при жизни Эдуарда IV и в качестве короля Ричард проявил себя администратором столь способным, что мало кого из его предшественников на английском троне можно поставить рядом с ним. Во всяком случае, тактика противопоставления горожан строптивой знати, искусство сделаться популярным среди третьего сословия и лавирования монархии в бурном море противоречивых интересов были ему хорошо известны.
Наконец, каков моральный облик Ричарда?
Этот наиболее деликатный вопрос не может быть решен без соблюдения принципа историзма. Создателям легенды о Ричарде, как и их высокородным патронам, разумеется, и в голову не приходило, что, рассказывая о средствах одно чудовищнее другого, при помощи которых «волевые натуры» завладевали короной, они отображали по сути дела весьма заурядные явления политической жизни тех дней, раскрывали изнанку феодальной монархии, как таковой. Заурядность пути, каким Ричард пришел к английскому престолу, раскрывается даже при сравнении с такими малоизвестными широкой публике событиями, как низложение и убийство Эдуарда II, низложение и последующее убийство Ричарда II и т. д. Вся вина Ричарда III заключалась – в свете этой заурядной практики – в том, что он слишком недолго пребывал на троне, для того чтобы успеть с помощью придворных историков или хронистов облагодетельствованных монастырей «ввести память» потомков в надлежащее русло. Скоротечность власти Ричарда III дала возможность его врагам Тюдорам сделать это в направлении прямо противоположном. Другими словами, по воле судьбы королевский титул не стал для Ричарда тем щитом, за которым обычно скрывалась личность короля, сколь бы омерзительной она ни была. Два вопроса имеют принципиальную важность для выявления хотя бы некоторых черт характера Ричарда III исторического: во-первых, как вел себя Ричард Глостер при жизни Эдуарда IV и в первые дни после получения известия о смерти последнего (т. е. когда созрело решение Ричарда стать королем) и, во-вторых, о чем свидетельствует деятельность Ричарда III?
При жизни Эдуарда IV Ричард вел себя как верноподданный короля, его ближайший друг и помощник. Наиболее трудному испытанию верность Ричарда подверглась в 1470 г., когда граф Уорик, вступивший в сговор с Ланкастерами, поднял мятеж против Эдуарда IV. Известно, что брат Ричарда и короля, герцог Кларенс, в этот момент перешел на сторону мятежников, Ричард же остался до конца верен королю. Вместе с Эдуардом IV он был вынужден бежать на континент и дожидаться там, пока с помощью герцога Бургундского будет снаряжена военная экспедиция с целью отвоевания престола. Вместе с Эдуардом Ричард высадился на английский берег, вместе с ним проделал шестинедельный поход на Лондон. В решающих битвах при Барнете и Тьюксбери, в которых были разгромлены силы Ланкастеров, Ричард сражался с большим мужеством. С этого момента Ричард заслужил безграничное доверие Эдуарда IV, а его девиз «Верность меня связывает» был вполне оправдан. В указанных битвах, как утверждает традиция, нашел свою смерть наследный принц Ланкастеров – Эдуард. Его отец убит в Тауэре. Однако нет доказательств личной причастности Ричарда к смерти первого (вероятнее всего, тот погиб в сражении). Что же касается убийства Генриха VI в Тауэре, Ричард в нем повинен не больше короля.
В последнее десятилетие правления Эдуарда IV Ричард оставался наиболее доверенным лицом короля и вторым – в смысле могущества – человеком в государства. Ему был передан политический контроль над Северной Англией, очень беспокойной из-за засилья там скрытых сторонников Ланкастеров и беспрерывных вторжений шотландцев. Административный талант помог Ричарду установить порядок, которого давно уже не помнили в этой части страны. Ричард-администратор приобрел здесь столь большую популярность, что из опоры Ланкастеров Север Англии превратился в оплот Йорков. В это время Ричард женился на младшей дочери графа Уорика – леди Анне (на старшей дочери Уорика был женат брат Ричарда – Кларенс), которая незадолго до того овдовела (после гибели принца Эдуарда Ланкастера), для этого ему пришлось преодолеть упорное сопротивление Кларенса, не хотевшего расставаться с половиной владений Уорика, не посчитавшись с недовольством Эдуарда IV. С этих пор Ричард прочно обосновался на Севере и очень редко появлялся при дворе, от которого бесконечные интриги соперничающих клик отталкивали его, поскольку он не желал становиться объектом ненависти со стороны королевы и ее многочисленных родичей.
В 1473 г. у Ричарда родился сын, который еще больше привязал его к северному краю. Когда в 1478 г. Кларенса заточили в Тауэр (через месяц его утопили в бочке с вином), Ричард не только по-прежнему находился вдали от двора, но и пытался, хотя и безуспешно, спасти Кларенса. Ричард обвинял в его смерти родичей королевы Вудвиллов и будто бы даже поклялся им отомстить. Как это ни парадоксально, Ричард вовсе не был мастером интриги. Ему не хватало подозрительности, чтобы стать прозорливым, и беспощадности, чтобы стать неуязвимым. Однажды уверовав в человека, он продолжал ему верить до конца, вопреки открывшимся фактам. Он вел жизнь провинциального аристократа, разнообразившего свои дни то делами, то охотой, то музыкой (покровительствуя музыкантам, Ричард снискал славу патрона искусств). Но вот в 4483 г. Эдуард IV умер. Последней своей волей он назначил Ричарда лордом-протектором Англии и опекуном наследного принца Эдуарда V, которому едва исполнилось 12 лет (младшему его брату было 9).
Королева и ее родичи Вудвиллы, естественно, были против протекторства Ричарда. Не подчиниться последней воле короля они могли, лишь срочно доставив Эдуарда V в Лондон и короновав его: тогда королева-мать осталась бы регентшей при малолетнем короле, а Вудвиллы – фактическими хозяевами страны.
Ко двору юного короля, находившегося в Ледлоу, тот час было послано известие о смерти Эдуарда IV. Ричард узнал о случившемся на пять дней позже Эдуарда V, причем не от королевы и ее окружения, а от придворного, лорда Гастингса. Ричард ответил двумя письмами. В одном, на имя королевы, он выразил соболезнование в другом, на имя Совета, подтвердил готовность стать протектором. В сопровождении вооруженного эскорта Ричард двинулся на юг, в Лондон. При этом важна одна деталь: он принес присягу юному наследнику Эдуарда IV – Эдуарду V.
Между тем в Лондоне Вудвиллы развили бурную деятельность. Сын королевы от первого брака маркиз Дорсет, комендант Тауэра, захватил монетный двор и немалые сокровища, накопленные покойным королем. Коронация Эдуарда V была назначена на 4 мая. В официальных документах тех дней не упоминалось имя протектора, зато фигурировала мать-королева.
Ричард продвигался на юг не слишком поспешно до тех пор, пока до него не дошли известия о событиях в Лондоне. С этого момента Ричард начал действовать: перехватив по дороге обоз короля, он арестовал дядю короля (с материнской стороны) Ричарда Грея, двух придворных, лорда Риверса и всех отправил под стражу в один из своих северных замков. Известие о случившемся достигло Лондона, и в столице началась паника. После неудачной попытки организовать военное сопротивление Ричарду королева нашла прибежище за стенами Вестминстерского аббатства вместе с дочерьми и младшим сыном, герцогом Йорком. 4 мая Эдуард V въехал в Лондон в сопровождении Ричарда и поселился во дворце Лондонского епископа.
Вскоре восстановился обычный порядок вещей. Совет утвердил должность Ричарда, и начались приготовления к коронации юного короля. Так продолжалось шесть недель. Коронацию наметили на 22 июня, и в ожидании ее, по традиции, короля перевели в Тауэр, который ему уже не суждено было покинуть.
Все круто переменилось 9 июня. В тот день Совет собрался в Вестминстере, однако, что там обсуждалось, осталось неизвестным. Известно только, что 10 июня Ричард обратился к городу Йорку с письмом, в котором содержалось требование срочно прислать ему военное подкрепление против королевы, ее родственников и приближенных, которые намеревались убить его самого и герцога Бекингема. О том, что речь шла о заговоре со стороны клана королевы, свидетельствует другое письмо Ричарда, на имя лорда Невилла, с просьбой о помощи и привлечении арестованных родственников королевы к суду за измену.
Тремя днями позже, 13 июня, состоялось заседание Совета в Тауэре, на котором Ричард обвинил своего старого друга, лорда Гастингса вместе с другими в заговоре в пользу королевы. По требованию Ричарда Гастингса казнили немедленно. Это был критический момент. Ричард взял курс на коронацию самого себя. То ли он убедился в том, что коронация Эдуарда V ознаменует конец его власти, то ли стало очевидным, что слишком влиятельные силы (в том числе и Лондон) не желают иметь малолетнего короля, так как это предвещает неизбежную борьбу клик за власть и, следовательно, возобновление кровавых усобиц, – неизвестно. Ясно только, что все случившееся позднее было лишь реализацией принятого решения.
По настоянию Ричарда, архиепископ Кентерберийский убедил королеву выдать младшего сына герцога Йорка, находившегося вместе с ней в монастырском убежище, чтобы перевести его в Тауэр. 22 июня некий доктор Шоу выступил с публичной проповедью, в которой объявил детей королевы от Эдуарда IV незаконнорожденными на том основании, что до этого брака Эдуард состоял в нерасторгнутом браке с Элеанорой Батлер, дочерью графа Шрюсбери (по некоторым сообщениям, Шоу зашел столь далеко, что признал незаконнорожденным и покойного короля, бросив тем самым тень на репутацию еще здравствовавшей матери Ричарда).
Откровения Шоу основывались на свидетельских показаниях Джона Стилингтона, епископа Батского, который заявил, что совершал церемонию бракосочетания Эдуарда с леди Элеанорой. Так или иначе, покойный Эдуард IV был объявлен двоеженцем, а его дети – лишенными прав на престол. Трудно сказать, знал ли Ричард до этого указанную историю, во всяком случае, он вел себя вплоть до 9 июня так, будто ничего не ведал. Теперь эта история понадобилась, и ее предали гласности.
25 июня в Лондоне собралось подобие парламента, где решающий голос принадлежал представителям Лондона. Главным ходатаем по «делу Ричарда» выступил его кузен герцог Бекингем. От имени парламента было составлено обращение к Ричарду с просьбой принять английскую корону. На следующий день депутация во главе все с тем же Бекингемом явилась в дом Ричарда для передачи петиции. Ричард с библией в руках изобразил удивление, затем – раздумье, колебания и, только услышав угрозу, что в случае его отказа парламент «поищет короля в другом месте», ответил, наконец, согласием.
6 июля Ричард и его жена Анна были коронованы. За неделю до этого в Лондон пришли «люди Йоркшира»– на «защиту» своего герцога. По пути на юг они успели «помочь» казнить заключенных Ричардом родственников королевы: ее брата лорда Риверса и сына (от первого брака) лорда Грея.
Но летопись деяний короля Ричарда III весьма кратка. Вступив на трон, он сделал строгое внушение судьям и призвал их «беспристрастно отправлять правосудие по отношению ко всем подданным». Ричард проявил внимание к нуждам третьего сословия.
В подобной политике нет ничего демонического, как и прирожденной «испорченности». Ричард III был скорее слабым, нерешительным, нежели сильным, напористым тираном, он чаще закрывал глаза на опасности, нежели предупреждал их возникновение. Он был бесстрашен в открытой битве, но совершенно беспомощен перед скрытыми интригами и происками врагов.
Один факт безоговорочно убеждает в этом. Осенью 1483 г. был раскрыт заговор, преследовавший цель посадить на английский престол графа Ричмонда, внебрачного отпрыска Ланкастеров, которого тайно поддерживала часть старой знати. Единственным козырем его было клятвенное обещание жениться на дочери покойного Эдуарда IV, с тем чтобы, соединив обе Розы в своем гербе, положить конец кровавой междоусобице. Заговор, к всеобщему изумлению, возглавил герцог Бекингем, столь самоотверженно прокладывавший Ричарду дорогу к тропу. В заговоре участвовали мать Ричмонда – леди Стенли, епископ Джон Мортон (будущий канцлер Генриха VII) и ряд других лиц.
Как же повел себя Ричард? Он ограничился казнью лишь одного действительно вероломного Бекингема. Джону Мортону, маркизу Дорсету и другим мятежникам удалось бежать во Францию, а леди Стенли, не прекращавшая плести интриги в пользу сына, была передана «под ответственность» собственного мужа, лорда Стенли, оказавшегося вскоре столь же вероломным, как и его жена. Таков исторический Ричард!
В феврале 1484 г., примирившись с Ричардом, из своего убежища вышла (с дочерьми) королева вдова Эдуарда IV. Но куда же делись ее сыновья, наслёдники Эдуарда, племянники Ричарда? С момента заключения в Тауэр их никто больше не видел. Что с ними произошло? Молва гласила, что они были умерщвлены коронованным дядей. Но такой акт был бы с его стороны самоубийственным. Более того, он был бы и бессмысленным: ведь детей этих парламентский акт признал «внебрачными», и потому на «законном основании» они лишились прав на престол. Наоборот, для Ричарда было жизненно чтобы принцы оставались в живых, тем самым опровергая молву, о которой он не мог не знать. С другой стороны, как могла бы королева, их мать, примириться так скоро с Ричардом, если бы знала, что он – убийца ее сыновей. Не таков был характер этой женщины – безгранично честолюбивой, неутомимой в своих интригах, чтобы ожидать от нее подобного шага. Судьба малолетних принцев официально ни ее, ни Ричарда больше «не интересовала», она осталась одной из исторических загадок и исключительно благодарной темой для драматизации событий этого времени 4.
В апреле 1484 г. неожиданно умер сын Ричарда III, наследный принц Эдуард; вместе с ним сошла в могилу надежда на создание собственной династии. Вопрос о том, кто будет преемником Ричарда, вновь встал на повестку дня, вновь замаячила угроза кровавых усобиц, от которых Англия безгранично устала. Это не могло не повлиять на стабильность режима. Шансы притаившегося в Бретани графа Ричмонда неожиданно возросли, его скрытые сторонники в самой Англии пришли в движение. В марте 1485 г. умерла жена Ричарда, королева Анна, и хотя все знавшие ее были прекрасно осведомлены, что она давно и тяжело больна туберкулезом, враги Ричарда не преминули воспользоваться ее кончиной. Они посеяли слухи, будто ее сгубил Ричард, отравив, чтобы освободиться и жениться на своей племяннице Елизавете, которую заговорщики прочили в жены Ричмонду. Дело дошло до того, что Ричарду пришлось публично отрицать подобное намерение. Между тем в Англии зрел новый заговор, направленный против Ричарда. Среди его инициаторов были лорд Стенли (второй муж матери Ричмонда, один из придворных Ричарда), его брат сэр Уильям Стенли, граф Нортемберленд и, конечно же, отпущенная под ответственность мужа леди Стенли. Враждебная паутина плелась буквально на глазах Ричарда, однако он один ничего не видел, скорее – не желал видеть. Он шел к гибели. В августе Генрих Ричмонд, будущий Генрих VII, высадился на английский берег с кораблей, снаряженных на французские деньги, в сопровождении не очень многочисленных французских наемников. Здесь под его знамя собрались остатки клики Ланкастеров. Решающая битва между Ричмондом и Ричардом состоялась 22 августа при Босворте. Как и следовало ожидать, она длилась недолго, всего два часа. Все решила измена. Силы Ричарда, находившиеся под командованием обоих Стенли, сразу же и открыто перешли на сторону Ричмонда. Что же касается Нортемберленда, то, имея под своим началом резерв Ричарда, он просто остался свидетелем событий: эти силы так и не были введены в действие. Оказавшись один с горсткой верных воинов, Ричард с криком «Измена!», «Измена!» врубился в самый центр вражеского войска и вскоре нашел свою смерть. Его труп был выставлен на поругание толпы в Лейстере. Через два дня какие-то монахи решились, наконец, предать его земле.
Судьба исторического Ричарда свидетельствовала о том, как мало значит личное мужество для короля, от которого требуется прежде всего политическая изворотливость, насколько безгранично важнее для последнего владеть искусством интриги, нежели искусством рубки мечом, насколько безопаснее сталкивать между собой врагов, нежели самому сталкиваться с ними, в особенности если неизвестно, где они скрываются. В отличие от своего брата, Эдуарда IV, который, опираясь на купечество, стал сам преуспевающим купцом, Ричард, следуя той же политике, оставался по своим повадкам, образу мыслей, вкусам вельможей, он снисходил к простолюдинам, какими богатыми они ни были бы, но не мог даже на короткое время смешаться с ними. С другой стороны, многих вельмож он отталкивал, настораживал, пугал своими жестами в сторону «мелкого люда». Отсюда неизбежная политическая изоляция Ричарда III 5.
Как возникла легенда о Ричарде III
Хотя отдельные элементы легенды о Ричарде стали зарождаться еще при его жизни, несомненно, полного завершения она достигла много лет спустя после его смерти. Напрасно мы стали бы рассматривать процесс ее складывания как стихийный результат слияния творений безличной фантазии. Фольклор имеет авторов, хотя и остающихся скрытыми. В данном же случае вдохновители и режиссеры этого процесса были слишком на виду, чтобы остаться неизвестными. Первые Тюдоры и их окружение – вот та среда, откуда исходили импульсы, направление и основное содержание легенды о Ричарде. Генрих VII, новый узурпатор короны, был во всех отношениях удачливее Ричарда. Он обладал как раз теми качествами, которых так недоставало последнему: изворотливым умом, мастерством скрытой интриги, дальновидностью. Если же при этом он был трусоват, непомерно скуп, предпочитал военным доспехам мирный кафтан, то это отнюдь не помешало ему стать родоначальником могущественной династии.
В плане человеческом он, конечно же, был гораздо мельче Ричарда, а жестокостью намного его превосходил: к своим жертвам он подкрадывался исподтишка и хватал их мертвой хваткой. Целые роды были вырублены под корень, конфискации владений достигли невиданных масштабов, неимоверно возросли налоги. Но «историческая память» все это обошла: ведь Генриху были обязаны своим величием и династия, и Англия.
Генрих VII короновался в Вестминстере в октябре 1485 г. Первым делом он объявил недействительным парламентский акт, которым в свое время обосновывался королевский титул Ричарда III и приказал уничтожить все существующие копии, с тем чтобы сказанное в упомянутом билле было навсегда забыто. Созванный Генрихом парламент по его требованию принял акт, обвинявший Ричарда в измене. «Таково было желание короля»,– отмечает Бэкон в свой «Истории Генриха VII» 6.
Затем, поскольку Йорки все еще оставались популярными в особенности на Севере страны, против них в лице Ричарда была развернута кампания очернения. Все, кто умел писать и стремился заслужить милости короля, стали ее соучастниками. Как это делалось, можно судить по сочинениям некоего Руза. Еще в правление Ричарда он составил фамильную историю графа Уорика (младшая дочь которого Анна была женой Ричарда) в двух списках – на латинском и английском языках. В английском списке, который автор, по-видимому, вскоре передал в другие руки, о Ричарде говорилось: «могущественный принц и очень добрый лорд», «наказывающий нарушителей закона, в особенности притеснителей общин, и поощряющий тех, кто показал себя добродетельным, заслуживший большую благодарность и любовь всех своих подданных, богатых и бедных, и добрую славу среди всех других народов». По-иному сложилась «судьба» Ричарда в латинском списке той же истории; который, видимо, находился в руках составителя в момент смены династии: автор на всякий случай тут же исправил текст в духе, угодном Ланкастерам. Пассаж, содержавший похвалу в адрес Ричарда, был выскоблен, вместо него появилось: «несчастный муж Анны». Руз первым упоминает о физическом уродстве Ричарда. Фабиан 7, лондонский хронист, который должен был не раз видеть Ричарда собственными глазами, ничего об этом не знает. Молчит и француз де Коммин 8, как и составитель так называемой Кройлендской хроники. Но Руз знал, что делал. В «Истории английских королей», посвященной Генриху VII, он дал волю фантазии. Здесь впервые появились легенды о том, что Ричард родился только после двухлетнего пребывания в лоне матери, горбатым, со всеми зубами и длинными, до плеч, волосами словом, выродком, от которого следовало ожидать любого преступления.
Достаточно сопоставить два описания Ричарда, сделанные одним и тем же человеком (до и после битвы при Босворте), чтобы механизм создания тюдоровской легенды о Ричарде стал абсолютно ясным. Естественно, что плодами фантазии Руза воспользовались те, кто касался этого сюжета при самом Генрихе VII и при его преемниках. Разумеется, было нелегко вытравить из памяти образ подлинного Ричарда, славившегося лояльностью, отходчивостью и т. д. Требовались время и терпение. Один за другим сходили в могилу все, кто лично был знаком с Глостером. Появилось новое поколение, знавшее его только по преданиям, а предания, как мы видели, создавались искусно и неустанно. Наряду с протюдоровскими «историями» появились и соответствующего характера баллады. В одной из них («Песня леди Бесси») излагается история Ричарда. В ней его обвиняют в смерти племянников и жены Анны. Леди Бесси – конечно, Елизавета Вудвилл. Повторяя предшественников, каждый новый рассказчик этой истории считал необходимым внести в нее свою «лепту», дополнить новой деталью, т. е. разработать и обогатить тюдоровскую версию легенды. Уже упоминавшийся лондонский хронист Фабиан, допустивший массу ошибок в описании правления Эдуарда IV и Генриха VII (ошибки в датах, именах, в последовательности событий), знает зато нечто «новое»: оказывается сын Генриха VI Эдуард Ланкастер, был убит не в ходе сражения при Тьюксбери, а только после него (хронист, правда, не связывает данный факт с чьим-либо именем). Фабиан первым возлагает на Ричарда ответственность за расправу с Генрихом VI, ссылаясь на «общую молву». Он утверждает, что сыновей Эдуарда IV заключили в Тауэр и содержали там под строгим надзором и что они никогда уже цитадель не покидали. Опираясь опять-таки на «общую молву», он заключает, что дядя, т. е. Ричард, «тайно умертвил их».
В 1506 г. Генрих VII пригласил к себе находившегося в Англии итальянца Полидора Вергилия и, щедро одарив, предложил ему написать историю Англии («История» вышла в свет в 1536 г.). Итальянцу открыли доступ к официальным документам, которые он мог бесконтрольно подбирать и упорядочивать. Вергилий был первым, кто прямо обвинил Ричарда в убийстве Эдуарда Ланкастера. Вслед за Фабианом Вергилий утверждает, что Ричард собственноручно заколол Генриха VI, и также ссылается на «общую молву». Таким образом читателя подготавливали к тому, чтобы он уже не удивлялся кровавым деяниям Ричарда. Причем лицемерие Ричарда легко объясняло все его шаги, противоречившие «изначальному характеру»: он выражает соболезнование овдовевшей королеве – это лицемерие; он приносит присягу юному Эдуарду V – тоже лицемерие; он готовит его коронацию – опять лицемерие!
То, что оплаченный Генрихом VII историк выступил в роли «обвинителя по делу Ричарда», понятно. Естественно и то, что Генрих VII предстает в его истории юным, галантным героем, которому предназначено провидением спасти Англию от кровавого тирана.
Итак, лишь к началу ХVI в. все компоненты легенды о Ричарде были налицо. Не хватало только талантливого пера, чтобы сплавить их в единое целое. И такое перо нашлось. Великий Томас Мор создал непревзойденный образец ренессансной историографии в Англии – «Историю короля Ричарда III». Написанная около 1513 г., эта «История» не только полностью выдержана в духе тюдоровской легенды о Ричарде – она завершила эту легенду, литературно оформила, вдохнула в нее жизнь. «Историю» Мора опубликовал через восемь лет после его смерти Ричард Графтон как продолжение хроники Гардинга (1543) и вторично – как часть хроники Холла (1548) . Наконец, она была включена племянником Мора, Уильямом Рэтелем, в издание «Английские сочинения» Мора (1557). Хотя это двуязычное произведение Мора («История» писалась параллельно на английском и латинском языках) осталось незавершенным – изложение обрывается на беседе Бекингема с отданным Ричардом III под его надзор заговорщиком епископом Джоном Мортоном, оно не только в значительной степени определило, вплоть до наших дней, позицию научной историографии, но также – через хронику Холла – питало фантазию Шекспира, когда он создавал своего «Ричарда III». Причем речь идет и о канве событий, и о деталях портрета героя.
Литературный талант Мора подготовил драматизацию истории Ричарда: без малого треть сочинения занимают диалоги. Достоверность характеров, тонкая ирония, которая высвечивает слова и поведение действующих лиц, метафоричность речи, к которой прибегал большой мастер слова, создавший крупное прозаическое произведение, объясняют, почему именно Мор сыграл решающую роль в закреплении тюдоровской легенды о Ричарде.
В чем же убедила современников и потомков «История» Мора? Прежде всего в том, что Ричард еще при жизни своего царствующего брата, Эдуарда IV, задумал любой ценой завладеть короной, что он был человеком невероятно скрытным, способным двигаться к цели окольными путями, мастером тонкой интриги и сразу же после получения известия о смерти Эдуарда IV решил короноваться.
Конечно, представить исторического Ричарда ангелом невозможно, но в то же время настала пора сделать демонический характер, которым наделил Ричарда III Шекспир, достоянием легенды, оставив истории образ человека импульсивного, политически недальновидного, мужественного, честолюбивого и беспощадного узурпатора, истинного сына своего жестокого века.
*
Когда эта книга уже находилась в печати, автор получил возможность познакомиться с исследованием английского ученого А. Генхема «Ричард III и его ранние историки», опубликованным в 1975 г. Подробно проанализировав все сохранившиеся свидетельства как современников Ричарда III, так и последующих историков (в том числе сравнительно недавно введенные в научный оборот), Генхем пришел к выводу: «Максимум, что может быть с определенностью почерпнуто из свидетельств современников; относительно личности (Ричарда III), сводится к тому, что ни духовные, ни физические его особенности не заключали ничего сверх обычного, чтобы быть отмеченными серьезными историками… Это не значит, что он не был способным администратором, обладавшим многими качествами, необходимыми для успешного королевского правления… Его способности были широко известны, и, возможно, имея больше времени и счастья, он добился бы забвения его изначального вероломства» (с. 175). Поразительно, но наши выводы полностью, даже словесно, совпали. Совпали они и в оценке роли «Истории Ричарда III» Томаса Мора в создании драматизированной истории политического восхождения и падения порочной личности. Единственное, в чем мы резко разошлись, заключается в оценке роли Тюдоров и их приближенных в целенаправленном утверждении легенды о «макьявеле» Ричарде. Генхем эту роль полностью отрицает.
