Текст книги "Приключения Джима Пуговицы"

Автор книги: Михаэль Андреас Гельмут Энде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Пятая глава, в которой заканчивается плавание

Плавание проходило без особых приключений. Хорошая погода сопутствовала им. Легкий бриз днем и ночью наполнял паруса и подгонял Эмму вперед.

– Интересно, куда мы плывем? – задумывался временами Джим.

– Понятия не имею! – уверенно отвечал Лукас. – Пусть это будет для нас сюрпризом.

Несколько дней их сопровождала целая стая летучих рыб. Это очень веселый народец. Они носились вокруг Джима и играли с ним в салки. Он ни одну не догнал, такие они верткие. Зато сам несколько раз падал в воду, но, к счастью, плавать он умел. Когда Лукас доставал его из воды и втаскивал на крышу кабины, летучие рыбы высовывались из воды и разевали пасти, будто смеялись. Конечно, смеха не было слышно, ведь рыбы немые.

Проголодавшись, путешественники срывали с подводных деревьев несколько морских груш или огурцов. Подводные фрукты питательны и прекрасно утоляют жажду. Ведь вы же знаете, что морскую воду не пьют, она слишком соленая.

Дни напролет друзья рассказывали всякие истории или насвистывали песенки или играли в фишки. Ночью они открывали крышку тендера и пробирались в кабину. Лукас закрывал крышку изнутри, они укутывались в теплые одеяла, и им было хоть и тесновато, но уютно, особенно в качку, когда Эмма убаюкивала их.

Однажды утром – на четвертой неделе их плавания – Джим проснулся от сильного толчка.

– Что это? – подумал он. – И почему Эмма больше не качается, а стоит как вкопанная?

Лукас еще спал, и Джим осторожно, чтобы не разбудить его, встал, приподнялся на цыпочки и выглянул в окошко.

В лучах розовой зари он увидел живописную местность, какой и на картинках не встречал.

– Нет, – решил он. – Это я, наверное, сплю, и мне снится сон.

И он скорее лег и закрыл глаза, чтобы досмотреть сон, но больше ничего не увидел. Тогда он снова выглянул в окно – картина была на месте.

Деревья и растения были прозрачны, как из цветного стекла. Поблизости стояло могучее фиолетовое дерево, и сквозь него, как сквозь аквариум, было видно в фиолетовом свете все, что росло позади. На ветвях висели колокольчики и звенели, когда дул ветерок.

Душистый туман клубился над лугом, тут и там струились ручейки, через них были перекинуты фарфоровые мостики.

Большие бабочки со сверкающими крыльями порхали над цветами.

А вдали, на горизонте, высились горы, уходя вершинами в облака.

Джим от удивления забыл закрыть рот.

– Ну, старина, и выражение у тебя, – послышался голос Лукаса. – Не очень-то осмысленное. Впрочем, доброе утро! – И он от души зевнул.

– О, Лукас! – начал заикаться Джим, не сводя глаз с окна.

– Там… там… все прозрачное… и…

– Что значит прозрачное? – Лукас зевнул еще раз. – Вода, она всегда прозрачная. Правду сказать, эта вода мне уже надоела. Когда уж мы наконец приплывем куда-нибудь?

– Какая там вода! Деревья! – отозвался Джим.

– Деревья? – Лукас потянулся. – Ты еще спишь, Джим. Деревья не бывают прозрачными и не растут в воде.

– Да не в воде! – Джим начал терять терпение. – Там, снаружи – деревья, цветы, мосты, горы…

Он потянул Лукаса за руку, чтобы скорее поднять его.

– Ну-ну-ну, – бормотал Лукас, поднимаясь. Он выглянул в окно, увидел сказочный пейзаж и долго молчал. Потом вымолвил:

– Черт побери!

И снова надолго замолк. Открывшийся вид поразил его.

– Что бы это могла быть за страна? – прервал Джим молчание.

– Эти удивительные деревья?.. – задумчиво пробормотал Лукас. – Эти колокольчики повсюду, эти фарфоровые мостики?.. – И вдруг воскликнул: – Да не будь я Лукас-машинист, если это не страна Ландай! Пошли, Джим, вытащим Эмму на берег!

И когда они сделали это, то сперва сели и спокойно позавтракали. Они доели морские огурцы, и Лукас закурил трубку.

– Ну и куда поедем теперь? – спросил Джим.

– Лучше всего в Пинг. Так называется, сколько я помню, столица Ландая. Поглядим, не удастся ли нам побеседовать с императором.

– Зачем он тебе? – удивился Джим.

– Хочу спросить, не нужен ли ему паровоз и два машиниста. Если мы вдруг понадобимся, то останемся здесь жить, понял?

Они приступили к делу и вернули Эмме сухопутный вид. Сняли паруса, расконопатили двери, наполнили котел водой, а тендер – древесиной, повсюду валявшейся на песке.

Потом развели под котлом огонь. Оказалось, прозрачная древесина горит не хуже любой другой и даже лучше, почти как уголь. Когда котел как следует разогрелся, они смогли ехать. На суше Эмма чувствовала себя гораздо увереннее, чем на воде.

Они выбрались на дорогу и покатили вперед, избегая, впрочем, въезжать на фарфоровые мостики, потому что фарфор – материал хрупкий, это каждый знает, и неизвестно, выдержит ли он, если по нему проедет паровоз.

И хорошо, что они не свернули ни влево, ни вправо, потому что прямая дорога вела как раз в Пинг, столицу Ландая.

Вначале они ехали просто в сторону гор, но через несколько часов Джим, взобравшись на крышу кабины, чтоб осмотреться, заметил вдали поблескивающие на солнце шатры – тысячи и тысячи больших шатров. Лукас объяснил ему:

– Это золотые крыши Пинга. Значит, мы на правильном пути.

И через полчаса они достигли города.

Шестая глава, в которой желтое официальное лицо чинит препятствия

В Пинге неимоверная толчея. Джим никогда не видел столько народу и вначале даже испугался.

У всех ландайцев были раскосые глаза, косички и круглые шляпы на голове. Каждый ландаец вел за руку другого ландайца, поменьше. А тот держал за руку еще меньшего. И так до самого маленького, который был не больше горошины. Может, и тот держал за руку еще меньшего, но увидеть его без увеличительного стекла Джим не мог.

У ландайцев очень помногу детей.

В городе были тысячи и тысячи домов, все многоэтажные, и У каждого этажа своя крыша, похожая на зонтик, а из окон свисали флаги и фонарики.

Над переулками были натянуты бельевые веревки, на них сушилось белье. Ландайцы очень чистоплотны, и даже самые крохотные, размером с горошину, каждый день сами стирают свои пеленки и вывешивают их сушиться.

Эмме приходилось очень осторожно пробираться сквозь толпу, чтобы никого не переехать. Это было очень утомительно, и дышала она с трудом. Ей приходилось беспрерывно гудеть, чтобы прогнать детей с дороги.

Наконец они добрались до дворцовой площади. Лукас потянул за рычаг, Эмма остановилась и с облегчением выпустила пар. Ландайцы от страха посыпались врассыпную. Они никогда не видели паровоза и решили, что Эмма – чудовище, которое обдает их своим горячим дыханием, чтобы съесть их на завтрак.

Лукас раскурил новую трубку и сказал Джиму:

– Ну, пошли, мой мальчик! Поглядим, дома ли император.

Они поднялись по девяносто девяти серебряным ступеням к дворцовой двери, на ней красовалась табличка из слоновой кости с золотыми буквами:

«Император Ландая».

Лукас нажал бриллиантовую кнопку, и в черной двери открылось смотровое окошечко. Выглянуло официальное желтое лицо и любезно улыбнулось. Лицо было большое. У такого лица и тело должно быть большое, но оно было скрыто дверью. Лицо спросило тоненьким голоском:

– Что будет угодно господам?

– Мы оба иноземные машинисты паровоза, – ответил Лукас. – И хотели бы видеть императора, если он великодушно позволит.

– На какой предмет вы хотели побеседовать с великим императором? – спросило лицо, любезно улыбаясь.

– Мы ему сами скажем, – заявил Лукас.

– К сожалению, высокочтимые машинисты обворожительного паровоза, – вкрадчиво пропело лицо, улыбаясь все любезнее, – совершенно невозможно повидать нашего великого императора. Или, может, вы приглашены к нему?

– Зачем это? Нет, – сказал Лукас озадаченно.

Желтое лицо в окошке пропело:

– Простите меня, ничтожную мошку, но в таком случае у императора нет времени.

– Но, может быть, в течение дня он выкроит для нас несколько минут?

– Я крайне сожалею! – отвечало лицо, прямо-таки источая сладость. – У нашего императора нет времени никогда. Прошу прощения!

И окошечко захлопнулось.

Спускаясь по девяносто девяти ступеням вниз, Джим предположил:

– Мне кажется, у императора нашлось бы для нас время. Но только эта желтая башка не хочет нас пропустить. Что будем делать?

– Вначале осмотрим город, – примирительно сказал Лукас, он не умел долго сердиться.

На площади собралась толпа, почтительно глазея на паровоз. Эмма стояла, смущенно потупив глаза-фары. И лишь когда Лукас подошел и похлопал ее по боку, она с облегчением вздохнула.

– Слышишь, Эмма, – сказал он, – мы с Джимом немного прогуляемся, а ты оставайся здесь и веди себя тихо!

Эмма преданно и послушно вздохнула.

– Мы скоро! – утешил ее Джим.

Но они бродили по нарядным улицам несколько часов и не могли надивиться. Чего они тут только не увидели!

Тут были, например, чистильщики ушей – наподобие наших чистильщиков обуви. Перед каждым стоит серебряный столик, и на нем множество инструментов: щеточки, кисточки, палочки, тампончики, баночки и скляночки.

А еще у них там есть счетчики волос на голове. В Ландае это очень важно, сколько у тебя волос. Счетчики орудуют маленькими золотыми пинцетами. Они отсчитывают сотню волосинок и связывают их бантиком, а подмастерье потом складывает и перемножает бантики.

Но это еще не все.

Там у них не редкость увидеть на улице волшебника. Один может на голой ладони вырастить из семечка дерево, на котором даже чирикают живые птички, а на ветках висят плоды размером с жемчужину, очень сладкие, можно сорвать и съесть.

Были там акробаты, которые жонглировали своими маленькими, с горошину, детьми. А те при этом играли на трубе, кувыркаясь в воздухе.

А сколько всякой всячины продавалось в лавках! Перечислить – не хватит самой толстой книги.

И еще там было много резчиков по слоновой кости. Иным из них уже сто лет, а они всю жизнь вырезали одну-единственную вещицу. Она была так бесценна, что никто во всем мире не мог ее купить. И приходилось ее кому-нибудь дарить просто так.

Некоторые, например, вырезали шар величиной с футбольный мяч. Весь покрытый кружевными резными узорами, он содержал внутри себя другой шар, тоже резной, а внутри того – следующий, и так до бесконечности внутрь. Самое замечательное, что эти шары не вынимались друг из фуга, а были вырезаны из одного цельного куска; вся работа велась крохотными ножичками сквозь тонкие отверстия кружевной резьбы. Начав такую работу в детстве, ее заканчивали в глубокой старости.

Седьмая глава, в которой Эмма изображает карусель и друзья знакомятся с младенцем

Целый день Лукас и Джим прогуляли по городу. Солнце уже склонилось к горизонту, и золотые крыши заблестели.

В переулках, где уже стемнело, ландайцы зажгли разноцветные фонарики. Они носили их на длинных прутьях. Большие ландайцы – большие фонари, маленькие ландайцы – маленькие. А у самых крохотных – фонарики были, как светлячки.

За всеми этими чудесами друзья совсем забыли, что после утренних морских огурцов они за весь день ничего не съели.

– Ничего себе! – спохватился Лукас. – Сейчас же идем в харчевню!

– А у тебя есть ландайские деньги? – спросил Джим.

– Проклятье! – ответил Лукас и поскреб за ухом. – Я и не подумал. Что ж, если денег нет, так человеку и вовсе не есть? Надо что-нибудь придумать!

Он думал, а Джим терпеливо ждал.

Наконец Лукас вскричал:

– Придумал! Если денег нет, их надо заработать!

– Здорово! – восхитился Джим. – Но давай скорее!

– Запросто! – ответил Лукас. – Идем сейчас же к Эмме и объявим, что за десять ли катаем по площади всех желающих.

Они вернулись на площадь, где толпа все еще глазела на паровоз, держась на почтительном расстоянии. Теперь все были с фонариками.

Лукас и Джим протиснулись сквозь толпу и взобрались на крышу паровоза. Выжидательный шепот прошел по рядам.

– Внимание! Внимание! – громко крикнул Лукас. – Уважаемые дамы и господа! Мы привезли сюда этот паровоз издалека и скоро опять уедем. Воспользуйтесь редкой возможностью, покатайтесь с нами! Это стоит сегодня, в виде Исключения, всего десять ли.

Шепот и бормотанье пронеслись по толпе, но никто не сдвинулся с места.

Лукас начал снова:

– Подходите ближе, господа! Паровоз совсем не опасен! Не бойтесь! Занимайте места в кабине!

Публика опасливо поглядывала снизу, но не приближалась.

– Чтоб их всех прошило! – прошептал Лукас Джиму. – Боятся. Попробуй ты.

Джим набрал в грудь воздуха и громко крикнул:

– Дорогие дети и ребятишки! Поехали кататься! Лучше всякой карусели! Через несколько минут отправляемся! Занимайте места! Всего десять ли!

Никто не пошевелился.

– Ни одного! – огорченно шепнул Джим.

– Может, сами проедем разок, – предложил Лукас. – Тогда и им захочется.

И они спустились с крыши в кабину и поехали. Но результат оказался совсем не тот, что они ожидали. Люди в страхе разбежались, и площадь опустела.

– Ничего не вышло! – прошептал Джим, когда они остановились.

– Надо придумать что-нибудь другое, – пробормотал Лукас.

Они стали думать, но урчание в животе нарушало ход мыслей. Наконец Джим пожаловался:

– Боюсь, нам ничего не придумать. Разве что познакомиться с кем-нибудь из местных. Может, он нам что-нибудь подскажет.

– Я бы с удовольствием! – пропищал чей-то голосок. – Чем могу быть полезен?

Лукас и Джим удивленно оглянулись и увидели где-то у себя в ногах крохотного мальчика, ростом с ладонь, голова с теннисный шарик. Он снял круглую шляпу и вежливо поклонился, так, что его косичка задралась вверх.

– Меня зовут Пинг-Понг, досточтимые иноземцы, – сказал он. – К вашим услугам.

Лукас вынул трубку изо рта и тоже поклонился.

– Я – Лукас-машинист.

– А я – Джим Пуговица, – поклонился и Джим.

Теперь снова настала очередь кланяться маленькому Пинг-Понгу:

– Я услышал жалобы ваших высокочтимых желудков. Окажите мне честь, позвольте вас угостить! Только подождите минутку!

И он помчался к дворцу, да так быстро, будто на велосипедике.

Когда он скрылся в темноте, друзья озадаченно переглянулись.

Вскоре Пинг-Понг вернулся, покачиваясь под тяжестью груза, который он нес на голове. Это был маленький столик, величиной с тарелку. Он поставил его около паровоза. Потом положил вокруг столика несколько подушек размером с почтовую марку.

– Прошу вас, садитесь! – пригласил он.

Друзья уселись, как могли, чтобы не показаться невежливыми. Пинг-Понг сбегал еще раз, принес крошечный фонарик и пристроил его между паровозных колес. Получился уютный освещенный уголок – ведь к этому времени совсем стемнело, а луна еще не взошла.

– Вот! – сказал Пинг-Понг, довольно оглядывая свою работу. – Что же мне принести досточтимым чужеземцам поесть?

– Да, – кивнул Лукас. – Хорошо бы чего-нибудь.

Маленький хозяин начал перечислять:

– Может, столетние яйца с салатом из ушей молодого единорога? Или лучше засахаренных дождевых червей в сметане? Очень рекомендую пюре из древесной коры, посыпанное растолченным лошадиным копытом. А может, вы хотели бы отведать пареные осиные гнезда со змеиной кожей в уксусе и масле? А как насчет муравьиных клецек с деликатесной улиточной слизью? Очень вкусны жареные стрекозиные яйца в меду или молодые шелковичные черви с ежовыми иглами всмятку. А может, вы предпочли бы поджаристые ножки саранчи с салатом из пикантных усиков майского жука?

– Дорогой Пинг-Понг, – сказал Лукас, переглянувшись с потрясенным Джимом, – все это, конечно, изысканные лакомства. Но мы совсем недавно в Ландае и должны сперва привыкнуть к здешней пище. А для начала нет ли чего-нибудь попроще?

– О, конечно! – горячо закивал Пинг-Понг. – Например, панированные конские глаза в слоновьем молоке.

– Ах, не то, – сказал Джим, – мы не это имели в виду. Нет ли чего-нибудь более разумного?

– Более разумного? – озадачился Пинг-Понг. И тут лицо его просияло: – Я понял! Например, мышиные хвостики и пудинг из лягушачьей икры. Это самое разумное, что я знаю.

Джим содрогнулся от отвращения.

– Нет, – сказал он, – и не это. А вот, нет ли просто большого бутерброда?

– Большого чего? – не понял Пинг-Понг.

– Бутерброда, – повторил Джим.

– Такого я не знаю, – огорчился Пинг-Понг.

– Или жареной картошки с яичницей, – предложил Лукас.

– Нет, – ответил Пинг-Понг. – Про такое я никогда не слыхал.

– Или кусок швейцарского сыра! – вспомнил Лукас, и у него потекли слюнки.

Теперь содрогнулся Пинг-Понг, с ужасом глядя на своих гостей.

– Извините меня, господа иноземцы, за то, что я вздрогнул, – пропищал он. – Но ведь сыр делают из заплесневевшего кислого молока! Неужели вы можете это есть?

– Да, да! Можем! – вскричали оба в один голос и закивали.

На какое-то время все озадаченно замолкли, потом Лукас вдруг припомнил:

– Братцы, а ведь это же Ландай, здесь должен быть рис!

– Рис? – спросил Пинг-Понг. – Обыкновенный рис?

– Да! – обрадовался Лукас.

– О, конечно, сейчас вы получите императорскую рисовую закуску. Сейчас, сию минуту, я бегу!

Но Лукас удержал его за рукав:

– Но только ради бога, Пинг-Понг, – сказал он, – никаких жуков или жареных шнурков к этой закуске, ладно?

Пинг-Понг пообещал ему это и исчез в темноте. Вернувшись, он принес два горшочка величиной с наперсток и поставил их на стол.

Друзья переглянулись и подумали, не маловато ли этого будет для двух голодных машинистов. Но они, понятно, ничего не сказали, ведь они были гости.

Но Пинг-Понг снова исчез, принес еще два горшочка и убежал за следующими. Наконец он уставил ими весь стол, запахло очень аппетитно. Перед гостями он положил по две палочки, похожие на тонкие карандаши.

– Хотел бы я знать, – шепнул Лукас, – что делать с этими палочками?

Пинг-Понг расслышал и объяснил:

– Эти палочки, высокочтимые чужеземцы, чтобы ими есть.

– Ага! – озабоченно пробормотал Джим.

– Ну хорошо, попробуем, – сказал Лукас. – Приятного аппетита!

И они попытались есть. Но всякий раз, подцепив палочками рисовое зернышко, они роняли его, не донеся до рта. Это было тем более неприятно, что голод разыгрался у них не на шутку.

Пинг-Понг был хорошо воспитан и не смеялся над неловкостью гостей, пока они сами не принялись над собой смеяться.

– Извини, Пинг-Понг, – сказал Лукас, – а можно, мы будем есть без палочек? А то мы умрем от голода.

И они стали просто опрокидывать себе в рот горшочки, тем более, что в них помещалось не больше чайной ложки риса. Правда, в каждом горшочке рис был приготовлен по-другому: в одном – красный рис, в другом – зеленый, в третьем – сладкий, острый рис, соленый рис, рисовая каша, рис воздушный, рассыпной и порошковый, голубой, золоченый и сухой. Они, знай себе, ели.

– А скажи-ка, Пинг-Понг, – спросил наконец Лукас, – почему ты сам не ешь с нами?

– О, – отвечал Пинг-Понг с важной миной, – для детей в моем возрасте эта пища пока не годится.

– А сколько тебе лет? – спросил Джим с полным ртом.

– Мне 368 дней! – гордо ответил Пинг-Понг. – Но у меня уже есть четыре зуба!

Это было поистине удивительно! Оказывается, Пинг-Понгу был всего один год и три дня! Чтобы понять это, надо знать вот что: ландайцы очень, очень умный народ. Может самый умный на свете. И это очень древний народ. Они были уже тогда, когда другие народы еще не появились. У них было время поумнеть. Поэтому, у них даже крошечные дети сами стирают себе белье. В год они проворно бегают и разговаривают, как взрослые. В два года они читают и пишут, в три решают трудные математические задачи, которые у нас осилит разве что какой-нибудь профессор. Но в Ландае этим никого не удивишь, там все дети такие.

Этим и объясняется, что Пинг-Понг так умел изъясняться и вел себя, как взрослый. Ну, а в остальном он был обыкновенный грудной ребенок, как другие младенцы в его возрасте во всем мире. Например, вместо штанишек на нем была пока еще пеленка, завязанная бантиком.

Только понимал он все, как взрослый.

Восьмая глава, в которой Джим и Лукас обнаруживают таинственную надпись

Взошла полная луна, и ее голубой свет заполнил улицы и площади города Пинга. С дворцовой башни донесся колокольный звон.

– Это лу, час сверчка, – спохватился Пинг-Понг. – В это время все грудные дети Ландая получают свою бутылочку на ночь. Разрешите мне сбегать за моей?

– Конечно! – отпустил Лукас.

Пинг-Понг убежал и вскоре вернулся. В руках у него была бутылочка с соской, совсем крошечная. Он улегся, вытянувшись на своей подушке и сказал:

– Молоко ящерицы. Для детей в моем возрасте оно необходимо. Правда, не очень вкусно, зато питательно.

И с этими словами принялся с причмокиванием сосать.

– Скажи-ка, Пинг-Понг, – спросил Лукас, – а где, собственно, ты взял для нас еду?

Пинг-Понг прервал свой ужин.

– На кухне императорского дворца, – пояснил он. – Вон, видите, вход рядом с серебряной лестницей.

Джим очень удивился:

– И что, ты запросто можешь туда войти?

– А почему нет? – пожал плечами Пинг-Понг. – Я, все-таки двадцать третий ребенок господина Шу Фу Лу Пи Плю, шеф-повара.

– Но разве там можно запросто брать еду? – встревожился Лукас. – Я думаю, она была кому-то предназначена?

– Это был ужин великого императора, – ответил Пинг-Понг, небрежно махнув рукой.

– Что? – вскричали разом Джим и Лукас и испуганно переглянулись.

– Ну да, – сказал Пинг-Понг, – великий император опять не стал есть.

– Но почему? – удивился Джим. – Так вкусно!

– А вы разве не знаете, высокочтимые чужеземцы, что произошло с нашим императором? Весь мир про это знает.

– Нет, – ответил Лукас. – А что с ним произошло?

– Сейчас я вам покажу, вот только поужинаю, – пообещал он и снова приложился к соске.

Лукас и Джим обменялись многозначительными взглядами. Не покажет ли им Пинг-Понг дорогу к императору?

В ожидании Лукас задумчиво вертел в руках палочки для еды, потом внимательно присмотрелся и прочитал на них надпись. По-ландайски пишут буквы не в строчку, а в столбик. На одной палочке было написано: «Я смотрю на луну. Глаза мои, верно, ослепнут от слез». А на другой палочке продолжение: «Сквозь слезы луна мне кажется похожей на моего ребенка».

– Как это печально звучит, – сказал Джим и вспомнил госпожу Каак.

– Да, это кто-то тоскует по своему ребенку, – отозвался Лукас. – Может, он умер или заболел. Или его похитили.

Пинг-Понг между тем управился с ужином и сказал:

– Это стихотворение, высокочтимые чужеземцы, сочинил сам великий император. Он велел написать его на всех палочках для еды в Ландае, чтобы мы все постоянно помнили об этом.

– О чем? – в один голос спросили Джим и Лукас.

– Сейчас! – Пинг-Понг бегом отнес на кухню посуду и взял в руки лампу:

– Идемте, высокочтимые чужеземцы! – Но уже через несколько шагов остановился и обернулся к ним: – У меня есть одна просьба: нельзя ли прокатиться на паровозе?

– Почему же нет! – ответил Лукас. – Ты только покажи, куда ехать!

Джим взял маленького Пинг-Понга на руки, они влезли в кабину и поехали.

Кажется, Пинг-Понгу стало немного не по себе от страха, хоть он и продолжал храбро и воспитанно улыбаться.

– Немного потише! – пискнул он. – Следующая улица, пожалуйста, налево. По-моему… – начал он, тревожно ощупывая свой животик, но тут же перебил сам себя: – Теперь, прошу вас, направо. По-моему, я… Теперь прямо. По-моему, я слишком быстро выпил мое молоко. Теперь по мосту, пожалуйста. Это для детей в моем возрасте вредно. Еще раз, пожалуйста, направо. Очень вредно. О, потише, прошу вас!

Через несколько минут они очутились на другой площади. Она была круглая, посередине стоял громадный, как тумба, фонарь темно-красного цвета. В лунном свете он выглядел очень грозно.

– Стоп! – вполголоса сказал Пинг-Понг. – Приехали. Это центр Ландая. И там, где стоит фонарь, самый центр мира. Пуп земли. Это вычислили наши мудрецы. Поэтому площадь называется просто: Пуп.

Они остановили Эмму и сошли на землю. Подойдя поближе к фонарю, они увидели на его освещенной боковой поверхности надпись – ландайскими буквами, написанными в столбик. Это выглядело так:

Лукас изумленно присвистнул.

– Что там написано? – нетерпеливо теребил его Джим. Лукас прочитал вслух.

Маленький Пинг-Понг, между тем, беспокоился все сильнее:

– Нет, я действительно слишком быстро выпил мое молоко, – лопотал он. И вдруг воскликнул: – Ах, боже мой!

– Что такое? – участливо спросил Джим.

– Ах, высокочтимые чужеземцы, – горестно ответил Пинг-Понг, – вы же знаете, как это бывает с младенцами в моем возрасте! Ах, сколько хлопот в такой поздний час! К сожалению, мне надо поменять мои пеленки!

И они скорее поехали назад к дворцу, и Пинг-Понг спешно распрощался с ними.

– Грудным младенцам, как я, давно пора спать, – сказал он.

– Итак, до завтра! Спокойной ночи, высокочтимые чужеземцы! Я очень рад был познакомиться с вами!

Он поклонился и исчез в тени дворца. Было видно, как открылась и снова закрылась дверь императорской кухни. И снова стало тихо и темно. Оба друга с улыбкой глядели вслед младенцу.

– По-моему, – сказал Джим, – это не от молока, а от страха. Из-за поездки на нашей старой Эмме.

– Вполне вероятно, – признал Лукас. – Он же еще такой маленький и ехал впервые. Идем, Джим, спать. Столько событий за один день!

Они поднялись в кабину и уютно устроились.

– Как ты думаешь, – тихо спросил Джим, заворачиваясь в одеяло, – не попробовать ли нам освободить принцессу?

– Я тоже об этом подумал, – ответил Лукас, выбивая свою трубку. – И если нам это удастся, Джим, то император наверняка разрешит нам проложить по Ландаю железную дорогу. И тогда наша старушка Эмма наконец снова будет ездить по настоящим рельсам. И мы сможем остаться тут.

Джим подумал, что ему не так уж и хочется тут оставаться. Конечно, в Ландае хорошо. Но лучше было бы поехать туда, где поменьше народа. И где люди, по крайней мере, не на одно лицо. Ласкания, к примеру, такая славная страна! Но Джим не стал говорить это вслух, а то еще Лукас подумает, что у него началась тоска по родине. Он только спросил:

– А ты умеешь обращаться с драконами? Я боюсь, что это не так просто.

Лукас радостно сообщил:

– Я их ни разу не видел, драконов, даже в зоопарке. Но думаю, наша Эмма найдет на них управу.

– С одним-то, может, она и управится, но с целым городом драконов! – голос Джима прозвучал не очень храбро.

– Ну, поглядим, старина, – ответил Лукас. – А пока давай поспим. И не волнуйся, все обойдется. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Лукас, – пролепетал Джим.

И еще немножко подумал про госпожу Каак. Что она там теперь делает? И помолился, чтобы господь утешил ее, если ей грустно. И чтобы все объяснил ей.

После этого он еще прислушался к ровному глубокому дыханию Эммы, которая давно спала.

И только потом задремал сам.