Текст книги "Голод суккуба"
Автор книги: Мид Райчел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Он распростер объятия, и я уронила голову ему на грудь, сожалея лишь о том, что он опять меня покидает. Мы долго стояли так, а потом он отстранился, чтобы взглянуть на меня:
– Время признания: я спал с тобой не из альтруизма. Насчет этого ты была права. И не просто потому, что получил такую возможность. Я поступил так, потому что хотел тебя. Потому что хотел стать ближе к тебе.
Он тронул меня за щеку и подмигнул.
– Ты стоишь десяти Алессандр. За тебя не жаль отправиться на Гуам.
– А как насчет Омахи?
– Никто не стоит того, чтобы отправиться за него в Омаху.
Я рассмеялась:
– Ты опоздаешь на самолет.
– Да.
Он снова меня обнял и, чуть поколебавшись, сказал:
– Есть еще одна вещь, которую ты должна знать. На следующий день после моей, ну, идиотской пьяной выходки ко мне приходил Сет.
– Что?!
Я напрягла мозги. «То есть когда я готовилась к фестивалю».
– Зачем?
– Он хотел понять, что произошло. Между нами. Все детали.
– И что ты ему сказал?
– Правду.
Я отвернулась и смотрела куда-то, ничего не видя перед собой.
– Этот парень сходит с ума по тебе, помедлив, сказал Бастьен. – Любит, как… ну сам дьявол не сможет противостоять такой любви. Я не знаю, как это может получиться у суккуба со смертным, но если это возможно, то это случится именно с ним. Я думаю… нет, я уверен, что слегка приревновал, что… он добился твоей любви и у тебя есть тот, кто так тебя любит.
Он улыбнулся мне и горько, и сладко одновременно.
– Как бы то ни было. Счастья тебе. Я всегда буду рядом, если понадоблюсь.
– Спасибо, – сказала я, снова бросаясь к нему в объятия. – Не пропадай. Может, еще увидимся.
На его лице, серьезном на протяжении всего этого разговора, сверкнула плутоватая усмешка:
– Ох, каких мы дел натворим. Мир еще не готов к нашей следующей встрече.
Последний сладкий поцелуй в губы, и он ушел. Минутой позже я ощутила за спиной присутствие Картера.
– Сладка горечь расставания.
– Так и есть, – печально согласилась я. – Но это жизнь, смертная ли, бессмертная.
– Как твое шествие с Сетом по натянутой проволоке?
Я повернулась к нему, с трудом вспоминая, о чем это он:
– Плохо.
– Ты поняла, что это невозможно?
– Хуже. Я сама сделала это невозможным. Слетела и шмякнулась о самое дно.
Ангел пристально смотрел мне в глаза:
– Так может, вернуться на круги своя?
Я захлебнулась горьким смехом:
– А это возможно?
– Конечно, – сказал он. – Пока проволока не порвалась, ты всегда можешь влезть обратно.
Простившись с ним, я прошла несколько кварталов к остановке автобуса, идущего в Куин-Энн. С некоторым опозданием я поняла, что мимо прошла Джоди. Я с ней целую вечность не разговаривала. После скандала с Дейной Митч и Табита скрылись с лица Земли.
Я покинула остановку и, словно Супермен, скользнула в темный переулок. Мгновение спустя я догнала ее уже в образе Табиты.
– Джоди!
Она застыла и оглянулась. Узнав меня, она вытаращила глаза.
– Табита, – неуверенно сказала она в ожидании, когда я подойду ближе. – Рада видеть тебя.
– Я тоже. Как дела?
– Нормально. – Повисла неловкая пауза. – А как ты? В смысле, после всего…
Она покраснела.
– Все в порядке, – мягко проговорила я. – Я с этим смирилась. Это случилось. Что теперь поделаешь.
Она потупила глаза, смущенная:
– Я хотела тебе рассказать. Это было… ну, понимаешь, это было не только с тобой. – Она совсем смутилась. – Она вроде как, ну, знаешь, и меня соблазняла, и мы кое-что делали… такое, чего мне совсем не хотелось. Но я не могла отказать. Только не ей. Я так тогда переживала…
Вот как. Оказывается, я была не первым запретным плодом, вкушенным Дейной. Меня поразило известие о том, что до меня она насиловала Джоди, особенно учитывая, с каким пылом она выступала на митингах, отрицающих само право на существование ее склонностей. Вдруг я поняла, что больше совершенно ей не сочувствую.
– Выходит, она получила то, чего заслуживала, – с презрением заметила я.
– Может быть, – уныло сказала Джоди. – Но каким несчастьем это стало для ее семьи. Особенно для Риза. А еще КССЦ… с ними тоже все очень плохо.
– Может, оно и к лучшему, – равнодушно заметила я.
Она ответила мне печальной полуулыбкой:
– Я знаю, что ты им не веришь, но они действительно рады бы делать добро. На самом деле я сейчас как раз иду на собрание. Мы будем решать, что делать дальше. Вряд ли мы совсем разбежимся… но представить себе не могу, что теперь будет. Есть такие, кто думает в точности как Дейна. Их не большинство, зато они шумят больше всех. Куда громче, чем такие, как я.
Я вспомнила наш разговор в саду:
– Но ты по-прежнему хочешь того, о чем мне говорила? Помогать тем, кто нуждается в помощи?
– Да. Вот бы я могла прийти прямо сейчас и высказать все это. Если бы мне удалось привлечь достаточно внимания, мы бы и вправду могли двинуться в новом направлении. Так, чтобы действительно помогать людям, а не просто осуждать и клеймить «недостойных».
– Так почему бы тебе именно так не сделать?
– Я не могу. У меня не получится так разговаривать с людьми. Я не настолько храбрая.
– В тебе есть страсть.
– Да, но разве этого достаточно?
Тут я с трудом подавила легкомысленную улыбку.
– У меня есть для тебя кое-что, – сказала я, открывая сумочку. – Вот, возьми.
Я протянула ей последний пакетик амброзии. Наверное, опасно было давать ее смертному, но от одной дозы ничего страшного не случится, а больше ей нигде не достать. Кроме того, так я сама избегала искушения.
– Что это?
– Это, хм, травяная добавка. Типа энергетической смеси. Никогда не встречала?
Она нахмурилась:
– Что-то вроде женьшеня или кавы?
– Да. То есть это, конечно, не изменит твою жизнь, но меня всегда подстегивало. Просто разводишь в чем-нибудь и пьешь.
– Что ж, я как раз собиралась купить кофе…
– Вот и отлично. И от этого не будет никакого вреда.
Улыбнувшись, я взяла ее за плечо.
– Сделай это для меня, чтобы я почувствовала, будто дала тебе волшебное снадобье, дарующее удачу.
– Хорошо. Конечно. Выпью вместе с кофе. – Она взглянула на часы. – Мне нужно идти, не хочу опоздать. Я тебя оставлю, ладно?
– Конечно. Спасибо. Удачи тебе.
К удивлению, она порывисто обняла меня и скрылась в толпе пешеходов.
Возвращаясь домой на автобусе, я вдруг обнаружила, что чувствую себя лучше, чем во все эти дни. Конечно, неплохо было бы сохранить амброзию для следующего Изумрудного литературного фестиваля, но, похоже, она мне не понадобится, если на подготовку будет два дня, а не один.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Заседание КССЦ не собрало и малой части той прессы, что была посвящена лесбийской истории, но все же привлекло внимание репортеров из «Сиэтл тайме» и некоторых других изданий.
На собрании Джоди произнесла речь всей своей жизни. Она детально обрисовала свое представление о КССЦ, в том числе предложила исключить из программы постоянные нападки на гомосексуализм. Ее план поддерживал программы реальной помощи нуждающимся, тем же матерям подростков и беглянкам, о которых она говорила мне раньше. Поскольку КССЦ имела представительства по всей стране, она предложила местным отделениям направить усилия на решение локальных проблем, дабы повысить свое влияние и способствовать сплочению общества. Ее зажигательное выступление было блестяще продумано и исполнено. Собрание закончилось приветственными возгласами и овацией, а также голосованием, избравшим ее новым председателем. Я подозреваю, что, когда закончилось действие амброзии, она была слегка напугана тем, что натворила. Однако после всех интересных и творческих начинаний, предпринятых ею до сих пор, я не сомневалась, что она вполне может справиться. Вдобавок я чувствовала, что вместо унылого существования домохозяйки она будет счастлива отдаться содержательной деятельности.
Еще мне пришло в голову, что хотя после разоблачения Дейны мы и прославились на всю преисподнюю, однако ни я, ни Бастьен в конечном итоге нисколько не помогли великому дьявольскому делу. На самом-то деле именно Дейна сеяла зло и нетерпимость. То, что ее место заняла Джоди, принесло в мир больше добра, чем было прежде. Я надеялась, что Джером никогда не свяжет эти события. Пока он был вполне мною доволен.
Статья о КССЦ вышла несколько дней назад, но до сих пор лежала на моем письменном столе, радуя меня всю эту тревожную неделю. Сет вообще ни разу не появился в магазине.
– Видела об этом в Интернете? – спросил Даг, заметив газету.
Я озадаченно взглянула на него:
– С чего бы мне смотреть там то же самое?
– Потому что это круто. Ты все пропустила.
Он присел на край стола и принялся подбрасывать ручку. Никто из нас не занимался работой. В точности как в старые времена.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
– Все вроде нормально.
Он знал, что я знаю об амброзии, но понятия не имел о моей роли в произошедшем. Алек пропал, вот и все, что было ему известно.
– В группе царит застой. Наверное, так и должно быть после всего. Да и отсутствие ударника не способствует успеху.
– Ну, это поправимо.
– Да. Просто заколебало. Нужно устроить прослушивание.
Он перестал играть с ручкой и вздохнул.
– Мы были так близко, Кинкейд. Еще чуть-чуть, и мы бы всего добились.
– Вы и так добьетесь. Только не сразу. Все, что вы сделали, – все ваше.
– Да, – неуверенно согласился он.
– Кроме того, я по-прежнему твоя фанатка. Это ведь чего-то стоит, правда?
На губах у него снова заиграла снисходительная улыбка:
– Будь уверена. Мне кажется, Мэдди тоже могла бы влиться в ваши ряды. Она не собирается выметаться из моей квартиры.
Я рассмеялась:
– Разве ей не нужно возвращаться на работу?
– «Женская речь» пишет не только о Беркли. Мэдди и так работала дома, так что для нее ничего не изменится. Она говорит, что должна за мной присматривать.
– Как мило с ее стороны.
– Ага, круто, – скорчил рожу Даг. – Я пытаюсь стать рок-звездой, а со мной живет сестра. Что ж тут милого?
– Вижу, как всегда, работаете не покладая рук, – послышался вкрадчивый голос.
– Пейдж! – оглянувшись, радостно воскликнула я.
Я бы ее обняла, но между нами не было таких панибратских отношений.
В дверях стояла наша долгожданная заведующая. Она выглядела почти обыденно: свободные черные слаксы и розовая блуза для беременных. За последний месяц у нее еще больше увеличился живот, и при виде его у меня сладостно екнуло в груди. Сама я не смогла выносить ребенка, будучи смертной, и не могу теперь, став бессмертной. Понимание этого все еще терзает меня, но я никогда не переносила свою боль на знакомых. Я люблю беременных женщин и малышей. Я была рада за Пейдж и еще более рада оттого, что снова вижу ее в добром здравии.
– Джорджина, – улыбнулась она, – ты не могла бы зайти в кабинет Уоррена? Нам надо с тобой поговорить. Это не займет много времени.
– Конечно, – сказала я, вставая из-за стола.
Даг мычал тему из фильма «Челюсти».
Пейдж, Уоррен и я, закрыв двери, сидели в его кабинете. Не то чтобы я ждала каких-то неприятностей, но подобные встречи с начальством несколько угнетают. Особенно учитывая, что оба уставились на меня выжидающе.
– Итак, – начала Пейдж, – мы просмотрели все счета, накопившиеся за время нашего отсутствия. Мы также кое с кем поговорили.
Она выдержала паузу.
– Ты проявила активность.
Я с облегчением улыбнулась:
– Здесь всегда кутерьма. Если б я хотела спокойный магазин, пошла бы к Фостеру.
– Я слышал, он предлагал тебе работу, – рассмеялся Уоррен.
– Да, но не беспокойтесь. Я все равно никуда не собираюсь.
– Вот и хорошо, – решительно сказала Пейдж, – потому что, я так понимаю, ты включила нам в план некое ежегодное мероприятие. Лорелея Бильян прислала мне электронное письмо, где просит не забыть пригласить ее на следующий Изумрудный литературный праздник.
– Фестиваль, – поправила я. – Это фестиваль.
– Как бы то ни было. Ты все сделала замечательно, хоть и слегка неортодоксально. Так быстро все устроить и сделать такой внушительный оборот. – Она покачала головой. – Это просто сверхъестественно.
Услышав такое наречие, я смущенно поежилась.
– Это надо было сделать.
– И ты это сделала. Так же, как делаешь здесь и массу других замечательных вещей. Вещей, которые нас очень впечатляют.
– Да ладно, – сказала я, вдруг почувствовав себя неловко под их взглядами. – Не думайте, что это был обычный день. В общем, это скорее исключение. Я не могу устраивать такое постоянно. Просто удачный выдался день, вот и все.
– У тебя было много удачных дней, Джорджина, – проговорил Уоррен. – Недели напролет ты работала с неполным штатом. Ты руководила работой в одиночестве, когда некому было тебя поддержать. Ты управлялась с одним кризисом за другим – и речь не только о фестивале. Я говорю и обо всей этой истории с Дагом.
Я выпрямилась на стуле:
– Что вы собираетесь делать? Вы же не хотите его уволить? Потому что он не совсем… Я хочу сказать, были смягчающие вину обстоятельства. Сейчас ему лучше. Он самый хороший сотрудник, из тех, что у вас были.
– Мы с ним поговорили, – невозмутимо ответила Пейдж. – И он пока остается, хотя сам прекрасно понимает, что у него сейчас что-то вроде испытательного срока.
– Правильно, – с облегчением вздохнула я. – Это действительно правильно.
– Я рада, что ты так считаешь, потому что именно тебе предстоит им руководить.
– Мне… что?
Я совершенно запуталась и только переводила взгляд с одного на другую в ожидании развязки.
– Как ты, наверное, догадываешься, беременность оказалась куда сложнее, чем ожидалось. Ребенок здоров, и роды должны пройти нормально, но приходится исключить определенные факторы риска. И один из них, к сожалению, работа.
Я смотрела в недоумении. Пейдж взяла меня на работу. Она не может уйти.
– Что ты такое говоришь?
– Я говорю, что не могу здесь больше работать.
– Но… когда ребенок… ты сможешь вернуться, так?
– Я не знаю, но не собираюсь держать за собой место. Я увольняюсь, и мы хотим, чтобы ты заняла мое место.
– В качестве управляющего, – добавил Уоррен, как будто это и так не было ясно.
– Я… прямо не знаю, что сказать.
– Ты, естественно, получишь прибавку к жалованью, – продолжила Пейдж. – А на твое место мы наймем кого-нибудь еще. Ты примешь на себя мои обязанности.
Я кивнула. Я знала все ее обязанности – особенно с тех пор, как начала исполнять их несколько недель назад. В них входило больше писанины, чем общения, но Пейдж много работала в залах и общалась с остальными. Ее работа тоже была связана с людьми, но по-другому. Теперь у меня не будет равных и никого надо мной, за исключением Уоррена. Это может отразиться на отношениях с сотрудниками после работы, а в особенности на моих дуракаваляниях с Дагом. Новое положение может повлечь за собой целую кучу препятствий и сложностей.
С другой стороны, у меня будет гораздо больше свободы действия и власти. Пейдж планировала все встречи с писателями и рекламные мероприятия, почти как я свой фестиваль. Это интересно. Теперь я могу все время этим заниматься. Я могу придумывать что-то новое. Это заманчиво, даже очень. И на самом деле в трудностях тоже есть своя привлекательность. Мне это внове и совсем по-другому, чем прежде. Я прожила столетия и знаю опасность неменяющегося образа жизни. У меня достаточно опыта и образования, чтобы занимать очень влиятельные должности – и я занимала их в прошлом. На этот раз я выбрала работу поспокойнее; готова ли я идти дальше?
Решение было принято, но когда я увидела, в какое беспокойство привело их мое молчание, то не смогла удержаться, чтобы слегка их не поддразнить:
– Получу я собственный кабинет?
Оба напряженно кивнули, решив, что именно это удерживало меня.
– Ох. Ладно. Принято.
Вечером я возвращалась домой, размышляя о новой работе. Мне будет не хватать Пейдж, но чем больше я об этом думала, тем больше меня вдохновляла перспектива стать управляющей магазином. Естественно было отметить это событие, так что я позвонила Хью и вампирам и мы встретились в городе. С ними было весело, но если честно, я предпочла бы отпраздновать с кем-то другим. Из-за поздних возлияний я проспала все утро. Проснулась оттого, что Обри разлеглась на моей шее, чуть не придушив меня, в позе, удобной только кошке. Часы показывали полдень, и я лежала под теплым одеялом, размышляя, чем бы заняться. Магазин был закрыт. Это был День благодарения.
Зазвонил телефон. Я потянулась за трубкой, едва избежав когтей Обри.
Я уставилась на высветившееся на дисплее имя Сета, словно оно там появилось по волшебству. Глубоко вдохнув, я ответила.
– Счастливого тебе дня рождения, – сказала я, пытаясь казаться бодрой и не слишком оцепеневшей.
Последовала пауза, а за ней удивленный смешок. Я не знала, чего ожидать от нашего первого разговора после драматических событий последней недели, и его смех ничего не объяснял. Разве что это был горький смех, и сердце мое истекало кровью и молило о прощении.
– Спасибо, – сказал он, и голос его чуть отрезвил меня. – Но я, хм, тебе не верю.
– Чему не веришь?
– Что ты желаешь мне счастливого дня рождения.
– Я просто сказала, что думаю.
Последовала долгая тишина. Моя тревога росла с каждой секундой.
– Желай ты мне счастливого дня рождения, пришла бы праздновать.
– Праздновать, – тупо повторила я.
– Да, не помнишь? Андреа тебя приглашала.
Я помнила. Всю неделю я думала об этом не переставая.
– Я не думала, что все еще приглашена. – У меня защемило сердце. – Я не думала, что ты хочешь меня видеть.
– Ну я хочу. Так поспеши. Ты опаздываешь.
Мы разъединились, и только теперь я села. Сет, наконец, позвонил. И он хочет меня видеть. Сейчас. Что же будет? Что мне делать?
Я взглянула на Обри и вздохнула:
– Думаешь, надо было оставить последний пакетик амброзии?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Сет упрекнул меня за опоздание, но Мортенсены со своими пятью дочерьми никогда не начинали вовремя. Так что никто, кроме Сета, не обратил внимания на мою задержку.
В таком хаосе никто не заметил и того, что мы с Сетом почти не разговариваем. Девочки болтали за всех сразу, и рядом с ними я чувствовала себя вполне сносно. Они, как всегда, не оставляли меня в покое, облепив со всех сторон, и тянули за рукава, чтобы привлечь к себе внимание. Общаясь с ними, я испытывала горькую радость. Уверенная, что мы с Сетом на грани разрыва, я в основном думала о том, что в последний раз провожу время с этой чудесной семьей.
Андреа наготовила и на день рождения, и на День благодарения. Как оказалось, Терри и Сет помогали ей, но я все же изумилась, как они управились со всем, одновременно опекая малышей. Я выразила Андреа свое восхищение.
– Родительский долг заставляет делать сразу десять дел, – объяснила она. – Сама увидишь, когда обзаведешься детьми.
Я вежливо улыбнулась, предпочтя не говорить, что никакие дети мне не светят.
– Кроме того, – усмехнулся Терри, – мы понимаем, что ты уже своего рода суперженщина. Сет рассказал о некой шумной вечеринке, которую ты устроила в магазине.
– Дядя Сет сказал, что это было круто, – добавила Бренди.
– Это был фестиваль, – поправила я, удивленно взглянув на Сета.
Я совершенно не могла понять его чувств ко мне. Он пел мне дифирамбы, он меня пригласил на день рождения. Все это никак не соответствовало ни моим ожиданиям после случая с Бастьеном, ни первоначальному потрясению Сета.
После обеда Сет развернул подарки, основная масса которых оказалась книгами, а также новыми экземплярами в его дурацкую коллекцию футболок.
– А где твой подарок? – спросила меня Кендалл.
– Я оставила его дома.
Потом мы болтали и валяли дурака, и чем больше я думала, куда приведет меня этот вечер, тем тревожнее становилось на душе. Когда праздник подошел к концу, Сет спросил, не хочу ли я куда-нибудь сходить.
Я перевела дыхание. Сейчас или никогда.
– Давай пойдем ко мне.
Вернувшись, мы расположились у меня на диване – соблюдая дистанцию – и говорили обо всем на свете, кроме наших взаимоотношений. Я рассказала ему о своей новой должности и приняла его поздравления. Он рассказал мне о некоторых интересных замечаниях фанатов, выслушанных, пока он подписывал книги. Минут через тридцать такого времяпрепровождения я не выдержала.
– Сет, что происходит? – потребовала я ответа. – С нами.
Он откинулся на спинку дивана:
– Я все гадал, когда мы перейдем к делу. Дальше уклоняться никак невозможно, а?
– Ну да. Это важно. Это не дискуссия о том, куда пойти пообедать… это о нас. О нашем будущем. Я хочу сказать, я… ты понимаешь. Ты знаешь, что я сделала.
– Знаю.
Какое-то время он изучал потолок и наконец обратил ко мне янтарно-карие глаза. В это мгновение я почти поняла, почему всегда кажется, будто он смотрит куда-то еще. Нелегко было выдержать его взгляд, направленный прямо на тебя. Его глаза словно излучали электричество.
– Разве у меня есть право прощать тебя?
– Э-э… нет. Ну, я не знаю.
Разговор повторял тот, что был у меня с Бастьеном. Он говорил мне то же самое, и, все взвесив, я решила, что не стоит на него сердиться. Так ли легко прощать тех, кого любишь?
– Врать не буду, Фетида, меня это задело. И до сих пор задевает. Но в некотором смысле… ну, это лишь один шаг от того, что ты делаешь обычно.
– Большой шаг.
Он засмеялся:
– Ты на чьей стороне? Пытаешься настроить меня против себя?
– Я просто пытаюсь убедиться, что ты на своей стороне.
– Ты всегда об этом переживаешь. Не беспокойся. Не совсем уж я тряпка.
– Я имела в виду не это. Я просто… Не знаю. Я не слишком гожусь для этих отношений.
– Я знаю. Я тоже. В моих былых связях я натворил кучу глупостей. Я заслуживаю нескольких кармических перевоплощений. Конечно, это не значит, будто я хочу, чтобы все так и продолжалось, но одна ошибка… одну ошибку я простить могу. Какой бы ни был у меня любовный опыт, твой все равно больше после не знаю уж скольких лет случайных, хм, гулянок.
– Многих лет, – неопределенно отозвалась я.
По некоторым соображениям мне не слишком хотелось сообщать Сету свой возраст. Услышав это, он насторожился и печально сощурился:
– Вот-вот. Еще и это. И чуть ли не хуже, чем то, что случилось. Ты продолжаешь в том же духе.
– В каком это?
– Ты ничего мне не рассказываешь. О себе. Словно боишься предстать передо мной такой, какая ты есть. Как я уже говорил, это и есть любовь. Открыться целиком. Я хочу узнать тебя. Я хочу знать о тебе все. Иногда мне кажется, что, каковы бы ни были мои чувства к тебе, я по-прежнему совершенно тебя не знаю.
– Я и для этого не слишком гожусь, – тихо сказала я.
Сет обнял меня и крепко прижал к себе. В этом порыве была какая-то свирепость, непоколебимая жажда обладания, взволновавшая мою кровь.
– В эту минуту ты весь мой мир… но я не могу так продолжать… если нет между нами искренности.
Он говорил нежно и любяще, но в его тоне я расслышала и предостережение. Я могла все испортить. В следующий раз не видать мне прощения.
Это меня слегка напугало, но я почувствовала гордость за него и сообразила, что мне и самой нужно многое в нем понять. Он был прав, говоря столь безапелляционно. Он не был тряпкой. Я сожалела о своих ошибках и, довольная, что прощена, не хотела, чтобы Сет тратил на меня свою жизнь, раз я даже не могу удовлетворить его надлежащим образом.
Мой юный французский возлюбленный, Этьен, никогда уже не смог оправиться. Годы спустя я узнала, что он разорвал помолвку и навсегда остался холостяком. Он целиком погрузился в свою живопись и завоевал каких-то ценителей. Несколько моих портретов – в образе белокурой Жозефины – до сих пор находятся в частных европейских коллекциях.
Этьен не смог выбросить меня из своего сердца, и это погубило его. Я не хотела, чтобы жизнь сыграла с Сетом такую же злую шутку. Я хотела, чтобы мы были вместе и были счастливы так долго, как у нас получится. Но если это невозможно, я не хотела, чтобы он, подобно молодому художнику, растратил на меня свою жизнь.
– Я люблю тебя, – прошептала я ему в плечо, сама изумившись, когда эти слова просто выскользнули из меня.
И только тогда поняла, какое придаю им значение.
Он глубоко вдохнул и прижал меня к себе еще крепче, так, что я ощутила, как из него, без всяких объяснений, изливается любовь.
– Я уверена, что совсем тебя не заслуживаю.
– О, моя Фетида, ты заслуживаешь очень многого. – Взяв за плечи, он внимательно смотрел на меня. – И честно говоря… как бы мне ни было больно… я, знаешь, где-то рад, что ты имела такую возможность с Бастьеном.
Я нахмурилась:
– Возможность быть с твоей копией?
– Ну нет. Хотя это странно. Я говорю о возможности плотской любви и, ну да, наслаждения ею. Каждый раз, когда я думаю о том, что ты делаешь, хм, регулярно… Я просто представляю себе, что тебя насилуют снова и снова. И мне это ненавистно. Я просто схожу с ума. Я рад, что ты была с кем-то, тебе небезразличным… пусть даже это был не я. Для разнообразия ты заслуживаешь нормального секса.
– Ты тоже, – сказала я, потрясенная его безудержной самоотверженностью. – И знаешь… если ты когда-то захочешь найти кого-нибудь и просто, ну, переспать с ней ради удовольствия… что ж, почему бы нет. Понимаешь, просто чтобы удовлетворить свою плоть. Я бы не стала возражать.
По крайней мере, мне так казалось. Невольно я вспомнила, как слегка приревновала его, узнав о переписке с Мэдди.
Он серьезно посмотрел на меня:
– Я не занимаюсь сексом, просто чтобы удовлетворить свою плоть. Тут уж ничего не поделаешь. Секс может не быть обязательной частью любви, но он является выражением любви. Или хотя бы с тем, кто тебе небезразличен.
Этот ответ меня не удивил. Зато кое о чем напомнил:
– Эй, у меня же есть кое-что для тебя.
Несмотря на все наши трудности, я все же выбрала из сделанных Бастьеном фотографий двадцать лучших и на этой неделе отдала Хью их напечатать. До настоящей минуты я не знала, получу ли возможность вручить их Сету. Они лежали в спальне, перевязанные розовой ленточкой.
– Твой подарок на день рождения.
И я протянула ему фотографии.
– Подожди, – сказал он, открыл сумку, в которой носил свой ноутбук, и вытащил несколько листов бумаги.
Я отдала ему фотографии. Не говоря ни слова, мы сели и стали разглядывать каждый свое. На мгновение мне почудилось, что он все-таки решил показать мне свою рукопись. Но, прочитав несколько строк, я поняла, что это адресовано мне. Это было письмо, которое он недавно обещал написать. Детальное изложение всего того, что он желал для нас.
Читая письмо, я забыла обо всем на свете. Написанное было самим совершенством. Местами просто поэзия. Изумительная ода моей красоте, моему телу и моей душе. Следующие страницы были беззастенчиво откровенны. Возбуждающи и предельно эротичны. По сравнению с ними лифт О'Нейла и Дженевьевы выглядел спальней в детском саду. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам.
Закончив, я взглянула на него, затаив дыхание. Он наблюдал за мной, уже посмотрев фотографии.
– Беру свои слова обратно, – сказал он, поднимая один снимок.
Там я, обнаженная, сидела на стуле, поджав ноги. Мои ступни лениво свешивались, так что был виден каждый покрытый розовым лаком ноготок. На коленях у меня лежала книга Сета в жестком переплете.
– Возможно, секс – все-таки необходимая часть любви.
Я опустила глаза на его манифест:
– Да. Вполне возможно.
Мы замерли на мгновение, а потом одновременно расхохотались. Он потер глаза.
– Фетида, – устало произнес он, – что же нам с нами делать?
– Не знаю. Все только хуже от этих фотографий?
– Нет. Они чудесны. Спасибо. Отличный способ обладать тобой… даже если невозможно получить оригинал.
У меня в голове медленно созревала идея. На картинки просто смотрят. Смотреть безопасно. Так необязательно же смотреть на двухмерное изображение.
– Может… может, ты получишь и оригинал. Он недоуменно посмотрел на меня, и я торопливо уточнила:
– Бесконтактным способом. Пойдем-ка.
– Рискованное предприятие, – сказал он, когда я проводила его в спальню.
Закат наполнил комнату меланхолическим светом.
– Садись сюда.
Я направилась в противоположный угол, надеясь, что расстояние будет достаточным.
– Что ты… ох, – проглотил он окончание фразы. – Ох.
Мои ладони медленно скользили от бедер к грудям и верхней пуговице блузки. Не торопясь, я расстегнула ее. Затем точно так же перешла к следующей. И следующей. Потом я распустила волосы, и они беспорядочно упали на плечи.
Главное в стриптизе – отбросить всякую застенчивость. И еще, как мне казалось, при раздевании важна неспешность. Надо признаться, что представление перед Сетом, которого я любила, привело меня в область, совершенно неизвестную. Во мне бурлило волнение, но я и виду не подавала. Я была на сцене и делала шаг за шагом со сладострастной уверенностью, то наблюдая за своими руками, то ловя его взгляд. Это было частью моего подарка. Ему, несомненно, нравилось рассматривать мое тело, пусть даже пока он казался оцепеневшим, с широко раскрытыми глазами и непроницаемым лицом.
Наконец блузка упала на пол, а следом за ней и юбка. Хотя до этого я была с голыми ногами, но пока мы шли в спальню, украдкой воплотила себе чулки, доходящие до середины бедер. Оставшись только в них и атласных лифчике и трусиках вишневого цвета, я томно поглаживала свое тело, обольстительно поигрывая бретельками.
Настала очередь чулок. Я скатывала их изящными движениями, скользя ладонями по коже. Оставшись почти ни в чем, я подушечками пальцев смаковала блестящий атлас лифчика и трусиков. Наконец я скинула и их, оставшись полностью обнаженной и ощущая неожиданный для себя жар в чреслах. Я возбудилась сама не меньше, чем возбудила Сета.
Чуть задержавшись, словно внимая аплодисментам публики, я направилась на другую сторону спальни.
– Нет, – прохрипел он заплетающимся языком.
Его побелевшие пальцы вцепились в ручки кресла.
– Тебе лучше слишком не приближаться.
Я остановилась, посмеиваясь:
– Ты не казался мне агрессивной натурой, Мортенсен.
– Да, это впервые.
– Так тебе понравилось?
– Очень. – Он жадно пожирал меня глазами. – Это лучшее, что я когда-либо видел.
Довольная, я потянулась, подняв руки над головой и тут же их уронив. И принялась беззаботно поглаживать груди и бедра, даже не задумываясь о том, что делаю. И тут же заметила, как чуть напряглась его поза и вспыхнул огонь в глазах.
На моем лице появилась неспешная угрожающая улыбка.
– Что? – спросил он.
– Мне кажется, представление еще не закончилось.
Я села на кровать, а затем скользнула вглубь и, ничего не скрывая, откинулась на подушки. Наблюдая за ним, я подняла руки к грудям, осязая их. Но это не были прикосновения, вызванные чувственной раскрепощенностью. Это были ласки другого рода. Более настойчивого.
«Я хочу видеть тебя в судорогах оргазма, – писал Сет в своем послании. – Я хочу видеть, как ты извиваешься всем телом, твои приоткрытые губы, словно упивающиеся собственным наслаждением. Только своим и ничьим другим. Только ты, целиком отдавшаяся исступлению».
