Текст книги "Голод суккуба"
Автор книги: Мид Райчел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Мне нужно, чтобы ты позвонил каждому, кто сегодня не работает – за исключением больных. Узнай, смогут ли они прийти. Желательно на весь остаток дня. Затем спроси каждого, кто работает в первую смену, смогут ли они остаться. Скажи, что получат сверхурочные в полуторном размере.
Энди уставился на меня, как будто впервые увидел, но я не дала ему времени для вопросов. Я вернулась в кабинет и вызвала Марию, а пока ждала, позвонила Мэдди Сато. Когда Мэдди ответила, я объяснила, чего от нее хочу. Ее, похоже, удивила моя просьба, но она все же согласилась. Еще она пообещала позвонить туда, куда мне очень уж не хотелось звонить самой.
Как только я повесила трубку, появилась Мария. Мария работала на полставки и была тихой и застенчивой девушкой. Если была такая возможность, она не садилась за кассу, предпочитая скрываться среди полок. А еще она была изумительной художницей.
Я протянула ей лист ватмана из кладовки:
– Мне нужно, чтобы ты сделала постер для сегодняшнего вечера.
– Подписание книг? – уточнила она. – Э-э, подписания книг?
Сейчас уже все знали о накладке с двумя авторами.
– Это не просто подписание. Это буквально феерия. Это…
Я напряглась и сразу отбраковала несколько вариантов.
– Это Изумрудный литературный фестиваль.
Банально, зато без обиняков. Иногда это лучше всяких выкрутасов.
– Да. Первый ежегодный фестиваль. И напиши там, что будут следующие авторы. – Я протянула ей уже готовый список. – Упомяни, что они будут подписывать книги. И что будет лотерея с призами.
По ходу дела я еще кое-что придумывала. Я просто фонтанировала идеями.
– И десять процентов от всех продаж мы пожертвуем Пагет-саундской образовательной программе.
– Ух ты! – сказала она. – Я не знала, что все так круто.
– Да, – оживилась я. – Я тоже. Нарисуй это, напиши, вырежи и вклей, все, что угодно. Просто сделай. Мне он нужен через двадцать минут. И он должен быть привлекательным.
Она прищурилась и принялась за работу. Пока она делала плакат, я звонила по телефону. Напечатать рекламу было уже невозможно, но почти у всех есть страницы в Интернете. Я звонила в большие газеты и маленькие художественные издания. Я звонила в местные писательские объединения и убеждала их оповестить по электронной почте своих членов. Вдобавок я обзвонила радиостанции. Они меньше всего хотели сообщать о событии за столь короткий срок, но они были моей главной ставкой по части немедленной рекламы. Диджеи могли упоминать нас помимо формальной рекламы. Пришлось немного сжульничать, но у большинства мы и так были рекламодателями, что гарантировало оплату, да и трудно было противиться благотворительному уклону мероприятия. Ладно, трудно было противиться моему напору. Даже по телефону я слышала, с каким нечестивым мастерством обхаживаю и уговариваю собеседников. В один прекрасный момент Мария отложила работу и уставилась на меня почти завороженно. Покачав головой, она вернулась к работе.
Вошел Энди с исчерканным списком. Хотя и не удалось привлечь нужное количество народу, все-таки нас стало заметно больше. И нынешняя смена останется почти в полном составе.
Тут как раз Мария закончила плакат, и он оказался хорош. Я повезла его в типографию, которая обычно выполняла наши заказы.
– Нет, – категорически замотала головой управляющая, осадив меня на полном скаку. – За час этого сделать не смогу. Может быть, за три.
– А полтора? – упрашивала я. – Это благотворительность. Чрезвычайная ситуация.
– Чрезвычайная образовательная ситуация? – нахмурилась она.
– Образование всегда чрезвычайно. Знаете ли вы, сколько детей в районе Пагет-саунда не умеют читать из-за отсутствия ресурсов и надлежащих образовательных программ?
К счастью, вращаясь в книжном деле, я знала эту мрачную статистику. К тому времени, как я покончила с управляющей, эта бой-баба чуть ли не рыдала. Она приняла мой заказ и пообещала все сделать в течение часа.
Пока печатали плакаты, я отправилась в «Книги Фостера». Хотя этот магазин был не таким большим, как «Изумрудный город», но обладал не меньшей известностью. Формально мы были конкурентами.
Гаррет Фостер, владелец, увидев меня, спросил:
– Ищете работу?
– Есть работа для вас, – ласково отозвалась я, облокотившись на прилавок. – Мне нужно, чтобы вы связались с Абелем Варшавски.
Абель Варшавски был местным писателем-затворником, автором очень популярных романов о Тихоокеанском Северо-Западе. Они с Гарретом были старыми друзьями, так что Абель появлялся только у Фостера.
Гаррет изогнул седые брови:
– Абель выступает только здесь. Вы же знаете.
– Знаю. Именно поэтому я не прошу у вас номер его телефона.
И я набросилась на Гаррета, поведав ему, что половина сотрудников «Изумрудного города» находится чуть ли не при смерти. Я говорила о милосердии и образовательной статистике. Я доказывала, что никакие мы не формальные конкуренты, поскольку он находится в районе Капитолийского холма, а я в Куин-Энн. Кроме того, книжная отрасль вся как одна семья. У нас одна цель.
– Бог ты мой, ну и женщина, – восхитился он, когда я закончила. – Уверены, что не хотите сменить место работы?
– Я всего лишь хочу Абеля на этот вечер.
Он прикусил губу:
– Как думаете, сможем мы как-нибудь заполучить сюда Мортенсена?
– Хм, – задумалась я. – Как сказать. Вы, ребята, закрываетесь на пару часов раньше нас, верно? Как думаете, не могли бы ваши сотрудники помочь нам сегодня вечером? Все будет оплачено, разумеется.
– Вот ушлая баба, – пробормотал он и в задумчивости уставился на меня, но я уже понимала, что сделала его. – Ладно, но только если мы вовремя получим Мортенсена – сразу после его следующей публикации.
– Договорились.
Мне не хотелось делить с ним Сета, но многие крупные писатели выступают по всему Сиэтлу, когда у них выходят новые книги. Я надеялась, Сет не сочтет, что я торгую его телом. Ай, ладно. Это потом.
Прежде чем уйти, я купила все имевшиеся у Фостера экземпляры «Американских тайн» и «Женской речи». Он чуть заколебался, пробивая чек.
– Э-э… – Он внимательно оглядел меня. – Сомневаюсь, что вы читали тот рассказ Мортенсена…
– Как вам сказать, – беззаботно улыбнулась я, более не переживая по поводу своего двойника, Дженевьевы, – скажем, он не первый вдохновленный мной мужчина.
На прощание я вручила Гаррету наше объявление – пробный экземпляр, отпечатанный в типографии.
Он уставился на постер, не веря своим глазам:
– Вы уже вставили сюда Абеля! Не поговорив со мной!
Я оставила его возмущаться и отправилась за постерами. Потом вернулась в магазин и распределила их между тремя сотрудниками, снабдив каждого списком мест для развешивания. Отослав их, я закончила приготовления в магазине – перестановку мебели и распределение вечерних обязанностей среди сотрудников.
К шести часам все преобразилось. Обычно авторы подписывали книги в кафе на втором этаже. Это место осталось центром события, но я распорядилась освободить все пространство. Так что пришлось сдвинуть полки и стенды, пока здесь будут выступать авторы, но это не страшно. Народ в основном собирался слушать писателей, а не листать книги.
Итак, что мы имеем.
Е. Дж. Путнэм и Лорелея Бильян привлекли соответственно любителей научной фантастики и беллетристики. Таких набралось немало, но мое объявление собрало еще больше. Магазин был забит под завязку. Пригодился каждый дюйм, который высвободила перестановка мебели. Я не помню, чтобы в магазине собиралось столько народу.
Путнэм и Бильян немного поволновались – и поначалу расстроились, – обнаружив себя на Изумрудном литературном фестивале вместо обычной встречи с читателями. Я свалила все на путаницу в переговорах с их агентами и поблагодарила за содействие святому делу благотворительности. А еще напомнила им, что это прекрасная возможность предстать перед людьми, обычно предпочитающими другие жанры, и при этом не ущемит ни одного из авторов… слишком уж. Каждый должен был десять минут почитать что-нибудь свое, а затем пятнадцать минут отвечать на вопросы. Конечно, немного меньше обычной встречи, зато действенно и оставит время для вопросов и ответов всем авторам, то есть двум основным, а также Сету, Мэдди и Абелю. Кроме того, мы организовали лотерею, а я вела вечер, едва ли понимая, что говорю.
– Просто не верится, что Сет у тебя на вторых ролях после Путнэма и Бильян, – заметил Энди во время круглого стола. – Он же круче этих двоих, вместе взятых.
– А еще он в высшей степени добродушен, – шепнула я в ответ.
Получив короткую передышку, я не могла оторвать взгляд от Сета. Как будто я сто лет не видела его эксцентричную улыбку и карие глаза. В действительности я никогда не видела только его футболку с Кэптэном и Теннайл. Я хотела подойти к нему, но удержалась. Об участии в фестивале его от моего имени попросила Мэдди.
Когда выступления закончились, я велела сотрудникам более-менее вернуть все по местам. В кафе расставили столики, за которыми авторы подписывали книги. Даже у Мэдди, в общем-то никому не известной, нашлись покупатели. У «Женской речи» была своего рода культовая репутация, и мне показалось, что несколько поклонников Мэдди приобрела во время круглого стола. Проходя мимо Сета, разговаривающего с поклонником, я поймала его взгляд и замедлила шаг. Между нами повисла неловкость, которую не могла преодолеть даже вызванная амброзией маниакальная жажда деятельности. Слишком много у нас возникло нерешенных проблем.
– Спасибо, – просто сказала я. – Спасибо, что сделал это.
– Ладно, – чуть помедлив, сказал он. – Ты ж меня знаешь. Я не пропустил еще ни одного Изумрудного литературного фестиваля. И сейчас не собираюсь.
Ко времени закрытия магазин был полон, но мы не стали никого выпроваживать, тем более что торговля шла очень бойко. И тут появился Уоррен.
Он подошел ко мне, и мы вместе смотрели на окружающую толпу. Помолчав немного, он произнес:
– Почему я чувствую себя родителем, неожиданно вернувшимся домой в разгар детской вечеринки?
– Пейдж назначила на один день Бильян и Путнэма. Такой выход показался мне логичным.
– А когда вы обнаружили эту накладку?
– Сегодня утром.
– Сегодня утром, – повторил он. – Значит, вместо того чтобы, скажем, сдвинуть мебель на первом этаже и пусть себе подписывают оба конкурента, вы решили устроить широко разрекламированный званый вечер со звездами и собрать толпу, которую не в состоянии вместить этот магазин?
Я часто заморгала. Вот это да! Ведь так действительно было бы гораздо проще.
– На самом деле это фестиваль, а не званый вечер. И, не забывайте, благотворительный.
Уоррен вскинул голову:
– Мы жертвуем выручку на благотворительность?
– Всего десять процентов, – успокоила его я. – И потом, здесь женщина из Образовательного проекта, на нее все это произвело такое впечатление, что она хочет договориться с нами о куда более значительной акции по сбору денег. Но это, скорей всего, в следующем году – весной, разумеется. Мы же не хотим, чтобы это помешало следующему Изумрудному литературному фестивалю.
– Следующему?
– Ну да. Теперь это традиция.
Весь вечер я как на крыльях летала, воодушевленная успехом. На самом деле я, наверное, могла бы организовать и претворить в жизнь второй Изумрудный литературный фестиваль прямо завтра утром.
Вдруг меня посетила какая-то посторонняя мысль:
– Эй, у меня неприятности?
Он потер глаза.
– Джорджина, ты… – Он покачал головой. – Неописуемо. Речь не о неприятностях. Конечно нет. Мы не собираемся все это делать в Черную пятницу.
Он одарил меня одной из самых своих задушевных улыбок.
– Почему бы тебе не пойти сейчас домой? Тебе нужно отдохнуть. У тебя огромные зрачки.
– Вы меня выгоняете? Вы уверены, что у меня все в порядке?
– Все у тебя в порядке. Но я слышал, как много тебе пришлось работать сверхурочно, да и… об остальном. На следующей неделе должна выйти Пейдж, и мы сядем и обо всем поговорим.
Вдруг он оторопело уставился куда-то.
– Это не Гаррет Фостер работает у нас на кассе?
Я неохотно покинула магазин. Нелегко оставлять свое детище. Я все еще ощущала душевный подъем и головокружение, словно по венам струился чистый адреналин. Я не могла сразу отправиться домой. Мне необходимо было что-то еще. Что-нибудь затеять. Как-нибудь действовать. Идущие навстречу парни пялились на меня, и я им вызывающе улыбнулась, отчего один чуть не впилился в мусорный ящик. Может, есть и другие варианты проявить активность сегодня вечером?
Зазвонил телефон, и я, не задумываясь, ответила. Это был Бастьен.
– Черт подери! Я забыла, что собиралась фильтровать звонки. Я с тобой не разговариваю.
– Не вешай трубку. Мне нужно с тобой поговорить.
– Нет, я же сказала…
– Цветочек, я уезжаю.
Я услышала, какой у него изнуренный и напряженный голос. Он говорил не о том, что намерен проветриться. Мой пыл чуть поутих.
– Ты уезжаешь из Сиэтла?
– Да.
– Почему?
– Потому что с Дейной ничего не получится. Мы оба это понимаем.
Я стояла перед собственным домом и тупо глядела на него в ожидании, что под действием амброзии все-таки смогу помочь Бастьену наконец добиться Дейны. Ничего не произошло, и я сделала единственное, что могла.
– Я сейчас буду.
Приехав, я обнаружила, что дверь открыта, и вошла в дом. «Митч» стоял на кухне спиной ко мне, и вся поза его выражала полную опустошенность. Я подошла к нему и обняла за талию, прижавшись к спине.
– Извини, – прошептала я.
– И ты меня.
– Не выгорело со стряпней?
Я чуть не засмеялась. О, эта амброзия!
– Нет. Впрочем, я теперь могу приготовить отличное крем-брюле. У меня есть немного в холодильнике; если хочешь, можешь попробовать.
Он вздохнул.
– Но нет, это не работает. И ты ведь это знала, правда?
Он повернулся, и теперь мы стояли лицом к лицу. Я отвела взгляд:
– Да. Но я не хотела… не знаю. Надеялась, наверное. Надеялась, вдруг сработает.
Какое-то время мы стояли молча. Как бы я на него ни злилась, ужасно было видеть его в таком состоянии. Угнетающе. Обреченно.
– Цветочек, я хочу извиниться за тот вечер…
– Нет, это не только твоя…
– Просто выслушай меня, – настаивал он. – Мне нужно кое-что рассказать тебе. Кое-что о Сете.
И тут, как, впрочем, почти каждый раз, когда я сюда приходила, в дверь позвонили. Инкуб раздраженно махнул рукой:
– Ну их.
– Может, это она.
– Неважно. Я не хочу ее видеть.
Может, он и отчаялся, но я то отведала пищи богов. Я чувствовала, что смогу что-то сделать. Я знала, что смогу. Мои уверенность и сноровка не знали границ. Я за несколько часов создала традицию в «Изумрудном городе». Конечно, я еще смогу раздуть для Бастьена последнюю искру надежды, если удастся с глазу на глаз поговорить с Дейной.
– Может, не все еще потеряно, – сказала я, направляясь к двери. – Сделайся невидимым, если угодно. Я хочу с ней поговорить.
– Если это она, – бросил он вслед.
Но это была она.
– Табита, – улыбнулась она. – Я видела, как вы вошли.
Я тоже ей улыбнулась. Ослепительно. Я больше не собиралась разыгрывать с ней застенчивую идиотку. Я бы и в нормальном состоянии не стала, а тем более сейчас, когда состояние мое было блестящим.
– Я так рада, что вы забежали, – проворковала я, каждой порой источая сердечное тепло.
Я поманила ее, будто сама здесь жила. Раз она меня заметила и зашла, то почему бы мне ее не пригласить?
– Прошу вас, проходите. Позвольте предложить вам что-нибудь выпить.
Невидимый Бастьен стоял на кухне, демонстративно скрестив на груди руки. Я подмигнула ему и снова повернулась к Дейне:
– Если вы хотели повидаться с Митчем, то он вышел ненадолго.
– О! Замечательно. Я могу, э-э, немного подождать… наверное.
Ее как будто нервировало, что я здесь хозяйничаю. Я налила нам чаю со льдом, и мы сели за стол. Я рассказала о потрясающем благотворительном мероприятии, затеянном в книжном магазине. К Дейне вернулись выдержка и самообладание. Забыв на время о своем фанатизме, она поддерживала вполне мирную беседу, так что мы поладили. Плохо только, что она не способна направить свой интеллект в более пригодное русло.
Пока мы говорили о том о сем, мне вдруг пришло в голову объяснение всей ситуации с Дейной – это было так очевидно. В амброзии тут дело или нет, но сейчас я не могла поверить, что мы были так слепы. Как никто из нас не понял, что с ней? Что же мы за специалисты в обольщении после этого? Бастьен был прав. Дейна – безнадежный случай.
Для него.
– Дейна, – прервала я ее совершенно не в манере Табиты, – я вправду очень рада, что вы зашли, потому что мне нужно кое о чем вас спросить.
Она поперхнулась чаем:
– Да?
Поставив локти на стол, я уперлась подбородком в ладони, чтобы не сводить с нее взгляда:
– Вы недавно говорили, что у вас с Биллом не сохранилось романтических отношений, но это вас совершенно не беспокоит. Но знаете что? Я этому не верю. Мне кажется, вам их не хватает. Я думаю, вы жаждете их. Но не с ним.
Дейна, вытаращив глаза, побледнела. Бастьен, стоящий рядом, тоже. Но меня это не заботило. Терять-то все равно нечего.
– Я права? Чего-то не хватает, разве не так? И вы лгали, говоря, что ничего не знаете о сексуальности. Вы знаете. Вы знаете, что вас возбуждает, и хотите этого. Вы все бы отдали за это.
Наступила такая тишина, что слышно было, как муха пролетит. Дейна изо всех сил пыталась успокоить дыхание, уставившись на меня так, словно стоит ей моргнуть, и я исчезну.
– Да, – наконец прохрипела она. – Во многом ты права. В том, например, что мы не вольны выбирать наши желания. И да… Я думаю, мы обе понимаем, о чем я говорю, Табита.
К ней частично начала возвращаться самоуверенность.
– Во-первых, я не была уверена. Так трудно было тебя разгадать. Но потом, когда я узнала, какие сложные отношения связывают тебя с твоим другом – с какой неохотой ты говорила о нем и как сказала, что тебя к нему не тянет, – тут я сомневаться перестала. Это только подтвердило твое маленькое представление с нижним бельем, разыгранное для меня. Ты была изумительна. Я все время думала об этом. Я уже видела тебя обнаженной в бассейне, и что это было за мучение! А потом я снова увидела тебя обнаженной. А поговорив с тобой побольше, я поняла, что ты еще и умна. Так же, как и сегодня.
Она глубоко и прерывисто вздохнула и, потянувшись, накрыла мою ладонь трепещущими пальцами.
– Ты права. Я очень чего-то хочу. Больше всего на свете. Я знаю, что это дурно, знаю, что безнравственно, но ничего не могу с собой поделать. Ничего не могу поделать со своим желанием. Не могу не хотеть тебя.
Неудивительно, что Бастьен потерпел фиаско. Дейна хотела меня. Возможно, с момента, как я вышла из бассейна в том скудном купальнике. Глядя на нее, я думала обо всех гадостях, что творила ее группа. Еще я думала о терзаемом неким демоном Бастьене. Быть бессмертным не всегда благо. Теперь я могла избавить его от жалкой участи и слегка расплатиться с КССЦ.
Я улыбнулась Дейне, позволив говорить языку тела, в то время как напряжение нарастало. Признаюсь, меня слегка удивило, что все мои прежние стычки с ней были истолкованы как заигрывания, ну ладно. Невидимый инкуб выбежал из комнаты где-то на словах «я снова увидела тебя обнаженной». Теперь он вернулся с видеокамерой. Заметив мое рассчитанное молчание, он, ликуя, неистово замахал на меня камерой.
Теперь в моей власти было все изменить. Добиться того, за что боролся Бастьен. Спасти его и опозорить КССЦ. Если только я смогу справиться с этим. Амброзия доказала сегодня, что наибольшие мои таланты лежат в области импровизации и планирования, способности работать в многозадачном режиме и решать проблемы. Это было круто. Она очень повысила мою самооценку. Наверное, именно она помогла мне узнать правду о Дейне. Но как же прежние размышления по поводу амброзии? Относительно секса? Остается ли моей основной чертой мастерство в постели? Усилила ли амброзия и его? Способна ли я поразить мужчину – или женщину – в постели? Глядя на Дейну и ее очевидное теперь вожделение, я не сомневалась в ответе. Я сладострастно улыбнулась и небрежно откинула волосы с лица. Я могла перевернуть ее мир, и я переверну его. В конце концов, я командный игрок. За обе команды.
Стиснув ее руку, я подалась к ней:
– Я чувствую в точности то же.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Официант принес мне следующий «гимлет», как только я расправилась с предыдущим. Хороший человек, подумала я. Заслужил богатые чаевые.
Через четыре дня после Изумрудного литературного фестиваля я сидела в «Подвальчике» с Джеромом, Картером, Хью, Питером и Бастьеном. Все та же компания. Я впервые за эти дни встретилась с ними. Я отмалчивалась, выходя из дому только на работу и сразу обратно.
И Сета я все это время тоже не видела и не слышала.
Мы не разговаривали, просто сидели в полумраке, потягивая напитки. Другие посетители кабака ходили вокруг, смеялись, но в нашем углу царило безмолвие. Я всеми порами ощущала неловкость между нами. Наконец, не в силах терпеть, я вздохнула.
– Ладно, – выпалила я, – хватит прикидываться. Я же знаю, что вы все посмотрели видео.
Это было как выпустить из шарика воздух. Или отворить шлюзы.
Первым заговорил Хью, глаза которого лучились восторгом:
– Ничего лучшего я в жизни не видел.
– Я пересмотрел раз десять, наверное, – добавил Питер. – И ничуть не надоело.
Восхищенный взгляд Коди говорил сам за себя. Одним глотком я ополовинила бокал.
– Подчас я смотрю по сторонам и не могу поверить, что это моя жизнь.
Бастьен совершил работу, достойную «Оскара», запечатлев на видео мою эскападу с Дейной. Она так и не заметила плавающую вокруг камеру, хотя невидимым был только сам инкуб. Естественно, ведь Дейна была слишком захвачена происходящим, чтобы обращать внимание на что-то еще. Я радовалась силе моих способностей к обольщению, но мне все же было не по душе, что эти умения проявляются еще больше, чем в том рассказе Сета. По крайней мере, никто не знает, кто эта Табита Хантер.
– Цветочек, могу поклясться, ты вытворяла такое, о чем я и понятия не имел, – ухмыльнулся Бастьен.
– Ой, помолчи, – сказала я, зная, что он лжет. – Все это в целом достаточно неловко. Не могу поверить, что выложить это в Интернет оказалось для тебя делом нескольких часов.
Он пожал плечами:
– Трудно удержать в себе хорошие новости. В глазах Джерома сияло сдерживаемое удовлетворение:
– Ни о какой неловкости не может быть и речи. Ты заслужила лавры, Джорджи. Быть тебе теперь Суккубом Года.
– Вот здорово, – отозвалась я. – Может, на этот раз мне достанутся непросроченные купоны.
– Остроумничай сколько угодно, – продолжил демон, – но ты вызвала хаос в могущественной религиозной группировке. Уж это определенно достойно торжества.
Настолько, что Бастьен, похоже, слез с крючка. Правда, в центре внимания находился не он, но я убедилась, что Джером всячески приукрасил его роль в официальном письменном отчете. Думаю, демон понимал, что я слегка преувеличила помощь Бастьена в этом дельце, но предпочел особо в детали не вникать. Независимо от того, что было на бумаге, дьявольское сообщество знало, что на сверхпопулярном видео запечатлен именно Джеромов суккуб. Репутация моего шефа подскочила выше крыши.
Что же касается КССЦ… ну да, более чем очевидно, что он погрузился в хаос. Дейна вышла в отставку, как только скандал получил огласку. Неожиданно лишившись своего несгибаемого вождя, группировка впала в замешательство, не представляя, что делать дальше. Бедный Билл. В придачу к неверной жене, ему нужно было удержаться на плаву и ради своей политической карьеры по-прежнему выступать за неколебимость семейных ценностей. Перевыборы должны состояться в следующем году, и кто знает, как-то ему придется.
Я пребывала в смятении. Конечно, я испытывала отвращение к ужасным акциям КССЦ и была рада падению этой организации. Но Дейна, несмотря на все пороки, была небезразлична к Табите. Возможно, это не любовь, но чувства были подлинные. Она мне открылась, а я в ответ выставила ее на посмешище. Даже выбравшись из всего этого дерьма, она, возможно, уже больше никогда не отдастся своим истинным чувствам. Она похоронит их, продолжив кампанию нетерпимости к гомосексуализму. Это меня угнетало, как в смысле ее личной жизни, так и политической деятельности.
– А в свободное от разоблачения консервативных сук время она уничтожает богов, – заметил Хью. – Ты действительно еще и этого паренька изувечила? Просто гигант.
– Не забудь об Изумрудном литературном фестивале, – каверзно ухмыльнулся Коди. – Эх, как же я пропустил.
– Да есть ли что-то, чего ты не можешь, Джорджина? – изумился Питер. – Ты ведь не научилась готовить суфле у меня за спиной?
Я закатила глаза и, не обращая внимания на чрезмерные восхваления друзей, задала вопрос высшим бессмертным:
– Вы собираетесь наконец рассказать об этом Соле, или кто он там был? Вы, ребята, со своим ужасным невмешательством, оставили меня убивать бога.
– Ты знаешь почти все, – сказал Картер.
– И с формальной точки зрения ты его не убила, – добавил Джером.
Я в изумлении уставилась на них:
– Я не… Но… он взорвался. Там кровь повсюду была. Это выглядело как, в некотором роде… не знаю, финал.
– Ты разрушила его человеческое проявление, – как-то скучно объяснил ангел. – Тело, которое он использовал в мире смертных. Сол – или, если точнее, Сома – по-прежнему очень даже существует.
– Сома – это другое название амброзии… – задумчиво проговорила я.
– Да, – подтвердил Картер. – В индуистском пантеоне бог Сома – это божественное воплощение наркотика. Он струится в его венах, а затем раздается смертным.
Я вспомнила его кровоточащее запястье и то, как высыхала его кровь:
– Его кровь превратилась в кристаллы. Вот что все пили. И я пила!
Я содрогнулась.
– Ты пила ее и в чистом виде, – заметил Джером, наблюдая за моей реакцией, – прямо из источника.
– О господи, – сообразила я. – Кубок. Я думала, это какой-то расслабляющий наркотик.
– В каком-то смысле так оно и есть, – ласково произнес Картер. – Его кровь в кристаллической форме служит ему для самоусиления и, будучи разбавленной, переносима для смертных – и бессмертных. В концентрированном виде она слишком насыщенна. Она сбивает с толку. Она выходит за рамки усиления присущих тебе способностей. Она погружает в эйфорию и особую восприимчивость к физическому контакту и сильным переживаниям.
Вот откуда моя реакция на его заигрывания – и последующее нападение на Алека. Конечно, я до сих пор была так обозлена на бывшего ударника, что вряд ли в моих действиях виновата исключительно амброзия.
– Какая мерзость, – пробормотала я. – Я пила кровь. Ужас.
Коди и Питер переглянулись. Им было смешно.
– А что за история с этим дротиком? – спросил Хью. – Той штукой, которой она его пронзила.
– Омела. Она охраняет проход между мирами. Норвежцы всегда говорили, что она растет на древе жизни – дереве, на котором стоит мир.
Я нахмурилась:
– Так раз он просто утратил свое физическое тело, значит, в действительности не умер?
– Он никогда не умрет, – сказал Картер. – Пища богов никуда не денется – или, по крайней мере, понятие о ней. Смертные всегда будут верить и молить о некой магической панацее, способной изменить их жизнь. Вот почему он по-прежнему столь могущественен, несмотря на то, что большинство не знают, кто он такой. Люди не всегда обязательно должны знать, чему конкретно они поклоняются и во что верят, чтобы поддерживать могущество своего идола.
– Но когда он в следующий раз выскочит на этот уровень, то сможет спрятаться где-нибудь еще, – более приземленно сказал Джером. – Если бы я или Картер что-нибудь предприняли, это стало бы открытым объявлением войны. Отчаянное сопротивление простодушной Джорджи явилось прелестным посланием идти куда подальше, которое не доставит нам неприятностей. Потребуется лишь небольшой отчет.
Он скорчил рожу: демон ненавидел писанину.
Я вздохнула:
– Тогда ладно. Один последний вопрос. Почему секс? Зачем ему идти на все это, чтобы Алек доставлял ему жертвы?
– Кто же не хочет секса? – поинтересовался Хью.
– Предания действительно прославляют его распутство, – сказал Картер. – В одном мифе даже говорится, как он похитил жену некоего бога просто потому, что ужасно ее возжелал. Пребывание в эйфории и предельном физическом совершенстве неизбежно, как мне кажется, приводит к сексу. Так я, во всяком случае, слышал.
Я нахмурила брови:
– А он был слишком ленив, чтобы добывать жертвы самому. Вот же мразь.
– Он бог, – заметил Картер, как будто этим все сказано.
– Ты сегодня прямо кладезь всяческих знаний, – сказала я Картеру. – Но разве никого не волнует, что мы здесь откровенно обсуждаем и признаем три различные религиозные системы? Индуистскую, норвежскую – и нашу. Которую я, между прочим, всегда считала истинной.
Джером неподдельно наслаждался:
– Да ладно, с самого начала твоего суккубовского существования ты общалась с бессмертными самых разных «религиозных систем».
– Да, я знаю… но никогда слишком об этом не задумывалась. Я думала, что мы все несоизмеримы – помнишь? Они заняты своими делами, мы своими. А теперь ты перемешал все, как… как… будто мы все делаем одно и то же.
– Да, – кивнул Коди. – И кто прав?
Ангел и демон самодовольно усмехнулись.
– «Пилат сказал Ему: что есть истина?» – не смог удержаться от своих цитат Картер.
Он едва сдерживал смех.
Я снова вздохнула, понимая, что лучшего ответа мы от них не добьемся.
Когда вечерние посиделки подошли к концу, Бастьен с сожалением объявил, что отправляется в Детройт. Он распрощался с остальными, и я ушла вместе с ним.
Мы остановились у паба, погруженные в свои мысли, а мимо нас по площади Пионеров сновали местные и туристы. Наконец мы одновременно заговорили:
– Цветочек…
– Бастьен…
– Нет, дай я сначала, – упрямо сказал он.
Я кивнула, чтобы он продолжал.
– Там, в гостинице, я был не прав. Я не должен был втягивать тебя – особенно когда ты попросила прекратить. А то, что я сказал Сету у тебя дома… это непростительно. Да, я был изрядно пьян, но это не оправдание. Никоим образом.
Я покачала головой:
– Бог знает сколько глупостей я совершила по пьяни! В том числе и с людьми. Но не надо слишком уж себя мучить – по крайней мере, по поводу того, что случилось… хм, между нами. Ты был прав. Я не жертва, я соучастница. Я сделала свой выбор, выбор, с которым должна разобраться.
– Неважно. Я прошу меня простить. Особенно после того, как ты выручила меня с Дейной. Я оказался слеп, а ты все поняла. Нет, конечно нет мне прощения.
– Может быть. Но я все-таки склонна тебя простить. – Я шутя его стукнула. – И тут ты меня не остановишь.
– Только последний дурак встанет у тебя на пути, – галантно подтвердил он. – Но я все же не думаю, что этого заслуживаю.
– Бас, больше тысячи лет я вижу, как приходят и уходят люди. Черт, я видела, как приходят и уходят цивилизации. В моей жизни мало что постоянно. Да и у всех нас. Я не собираюсь списывать со счетов лучшее, что у меня есть.
