Текст книги "Полуночная Лили (ЛП)"

Автор книги: Миа Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Садись, – она указала на ягодно-розовый, мягкий антикварный диван у стены напротив нее. Я села, откинувшись на спинку и громко вздохнув.

– О-о-о. Что случилось? – спросила Ньяла.

– Райан. Я столкнулась с Райаном на вечеринке, а потом он… нашел меня. – Руки Ньялы замерли лишь на мгновение, прежде чем она снова начала работать, но ее глаза оставались прикованными ко мне.

– Он нашел тебя?

– Ты не кажешься удивленной.

– Я и не удивлена.

Я наклонила голову.

– Почему?

– Потому что это судьба.

Я застонала.

– Это второй раз за сегодняшний день, когда я слышу это слово.

Ньяла взглянула на меня.

– Судьба – это язык, на котором Бог говорит с нами, детка. Однако наше дело – слушать. Что случилось?

Я наклонила голову, вникнув в ее слова. И была удивлена, что Ньяла верила в Бога, что любой человек с любой болезнью может верить в любящего Бога. Почему тогда он не мог исцелить нас? Разве мы не были достойны этого? Но я отложила эти мысли в сторону и рассказала ей о том, как столкнулась с Райаном на благотворительном мероприятии, а затем о том, как он появился в океанариуме этим утром.

– Черт, – сказала она, слово было наполнено удивлением. Трудно было удивить Ньялу, когда она была в одном из своих творческих настроений.

– Да, – сказала я. – Я знаю.

Ньяла на мгновение замолчала, сосредоточившись на том, что делала с глиной, лежавшей перед ней.

– Ты никогда не переставала любить его, – сказала она.

Я глубоко вздохнула.

– Да. Я все еще люблю его. Но это все равно не имеет значения. – И горевать по нему так, как я горевала месяцами… Я не могла этого больше делать. Только не снова.

– О, это имеет значение. Я бы сказала, что это очень важно.

Я покачала головой.

– Я не сделаю этого с ним, Най.

– Чего? Не взвалишь на него такое бремя, как ты?

Я издаю слабый смешок, лишенный юмора.

– В целом, да. – Я сделала паузу. – Он так хорошо выглядит, Ньяла. – Я не смогла сдержать легкой улыбки, которая тронула мои губы. – Он выглядит здоровым и… счастливым.

– А ты нет? Здоровье, я имею в виду?

Я покачала головой.

– Нет. И я, вероятно, никогда такой не буду, по крайней мере, полностью. Ты знаешь мое прошлое, Най. Что я могу предложить ему, кроме обещания беспорядочной жизни? И того, что заставлю задаваться вопросом, не собираюсь ли я просто… перейти к одному из моих эпизодов в любой момент?

Она приподняла бровь, но не отрывала глаз от своей работы.

– Эпизоды? Это так специалисты называют их в наши дни?

Нет, так их называла моя бабушка, и я переняла этот термин.

– Ты поняла, что я имею в виду. Най. После всего, через что Райан прошел, заслуживает ли он того, чтобы иметь дело с этим? Иметь дело со мной? Заслуживает ли он такой участи? – я прикусила губу, обдумывая вопрос, когда меня охватило отчаяние.

Ньяла пожала плечами.

– Заслуживает? Разве кто-то из нас заслуживает того, что получает в этой жизни? Разве это так работает? – она пожала плечами, ответив на свой собственный вопрос. – Иногда, я полагаю. Но, по большей части, нет.

Я вздохнула.

– Я просто… почему я такая? Я хочу быть свободной от всего этого. Боже, я просто хочу отбросить все это.

Ньяла смотрела на меня с сочувствием.

– Ты не можешь. Некоторые вещи нужно носить с собой. Это не наше дело – знать «почему». Послушай, детка, жизнь – это череда вещей, которые мы выбираем, и вещей, которые мы носим с собой. – Она встала, взяла тряпку со стола перед собой и вытерла руки, прежде чем сесть рядом со мной на диван. – То, что мы выбираем, что ж, это наше. Но у нас нет права голоса по поводу вещей, которые мы носим с собой. Некоторые из них тяжелее других, с некоторыми мы в конце концов можем расстаться, а некоторые мы должны сохранить. У нас нет выбора в том бремени, которое нам поручено нести, но у нас есть выбор в том, как мы его несем. Мы можем повесить их на спину и идти по миру, сгорбившись под их тяжестью, как человек, который должен провести свои дни на колокольне. Или мы можем стоять прямо, как одна из тех африканских королев, несущих на голове плетеную корзину. – Она выпрямила спину и высоко подняла голову, демонстрируя свои слова, а затем мягко улыбнулась. – Нет, детка, мы не можем выбирать, что мы носим, но можем выбирать изящество, с которым мы это делаем.

Я тихонько всхлипнула, и по моей щеке скатилась слеза. Я улыбнулась и провела по ней пальцем.

– Итак, ты Квазимодо или королева? – спросила она.

Я тихо рассмеялась, вытерев очередную слезу.

– Я хочу быть королевой.

Ньяла одарила меня ослепительной улыбкой.

– Хорошо. Встань прямо. Сделай ставку на свои права, дорогая моя. Райану – или любому другому мужчине, если уж на то пошло, – повезло бы заполучить тебя: храбрую, красивую девушку. – Она встала и вернулась к своей скульптуре.

– Даже если я королева, меня все равно трудно любить, – настаивала я.

– Я не нахожу, что тебя трудно любить. На самом деле я нахожу это довольно простым.

Я улыбнулась.

– Это потому, что ты просто… принимаешь меня.

– Может быть, он тоже хочет принять тебя.

– Я не должна позволять ему это.

Но я хочу позволить ему. Я так много хочу ему позволить.

– Возможно, это не твой выбор. И, малышка, те, кто видит, что мы несем, и все равно хотят нас – это те, за кого нужно держаться.

– Как это может когда-нибудь закончиться хорошо, Най? – спросила я.

– О, Лили. «Долго и счастливо» – не означает «жизнь в совершенстве». Я не думаю, что кто-то верит, что «Долго и счастливо» означает, что не будет несчастливых дней, даже несчастливых лет. Это значит любить вечно, несмотря на все многочисленные причины, по которым легче этого не делать.

Я снова громко вздохнула, подумав, что Райан не понимал, с чем он может столкнуться, что навсегда может означать для нас двоих.

– О, эта тоска, – сказала Ньяла и рассмеялась. – Я должна написать об этом в одном из своих романов.

Я бросила на нее притворно строгий взгляд, а затем улыбнулась.

– Я должна написать свой собственный роман. У меня, очевидно, есть для этого воображение.

Ньяла кивнула.

– У тебя сердце художника. Вот почему так много из нас теряют рассудок.

Я рассмеялась.

– Что?

– Правда. Зайди в любое учреждение в мире и проведи опрос. У меня нет никаких научных данных, подтверждающих это, но, по моим личным наблюдениям, большинство сумасшедших людей – художники. Это более чувствительные души – они должны быть такими, чтобы создавать произведения искусства, на которые откликаются другие. Но это означает, что их легче сломать.

Я покачала головой и улыбнулась.

– Я не художник.

– Может быть, ты просто еще не нашла свое искусство. – Она откинула голову назад и окинула свою глину оценивающим взглядом, а затем вернулась к работе. – Подумай, например, о том, что значит быть писателем – ты должна создать целый мир в своей голове, а затем создать персонажей настолько правдоподобными, что ты бы знала каждую их мысль, каждую их мечту, каждое намерение, каждый потенциал, каждую мотивацию. Ты должна жить в их голове достаточно долго, чтобы понять их, рассказать их историю. Ты должна сделать их настолько правдоподобными, чтобы здравомыслящие люди действительно влюбились в этого персонажа. Или оплакивали их потери, или испытывали гнев от их имени, испытывали к ним подлинные эмоции. Думаю, что писатель должен быть хотя бы частично сумасшедшим, чтобы сделать что-то подобное.

ДА. Да, именно так это могло бы быть для меня в моем собственном сознании.

Я никогда, никогда не должна пробовать свои силы в писательстве, потому что у меня не было никаких проблем с погружением в другой мир. Моя проблема заключалась в том, что я хотела остаться там. И я не знала бы, был ли мир, в котором я внезапно оказалась, реальным или нет. Вот на что это было похоже – сойти с ума – словно прыгнуть прямо в роман. В любом случае…

– Думаю, большинство авторов сказали бы, что у них просто живое воображение, – поправила я.

Она щелкнула пальцами, и маленький кусочек глины отлетел от ее руки.

– Да! А у нас с тобой самое яркое воображение из всех. В следующий раз, когда одна из нас увидит человека, которого нет, или узнает все мысли и чувства своего видения, о нас скажут: «Не правда ли, у нее особенно яркое воображение? Какое чудо! Оно не просто яркое, оно поразительно яркое. Самое яркое из всех!».

Я рассмеялась, и на душе у меня стало легче. Ньяле каким-то образом это удалось. Всегда удавалось. Думаю, некоторые люди могли бы назвать ее сумасшедшей – и были времена, когда она погружалась в темную бездну, куда попадала только она, – но я называла ее своим чудом. Она каким-то образом смогла изменить мой взгляд на всю ситуацию, обеспечить тот крошечный сдвиг в восприятии, который дал мне надежду подняться над проблемой. И это всегда казалось правильным, потому что она могла озвучить то, что уже было в моем сердце. Как она это делала, я не была уверена, но если это не говорило о чудесах, то тогда я не знаю, что это было.

– Эти шарлатаны и продавцы таблеток могут попытаться поставить нам какой-нибудь другой диагноз, но Лили, девочка, наш настоящий диагноз – это особенно живое воображение. И мы обе это знаем. – Она одарила меня широкой улыбкой.

О, если бы только это было правдой.

И все же иногда приходилось смеяться. И это именно то, что я сделала, рухнув спиной на диван.

***

Я почувствовала себя немного лучше, когда оставила Ньялу по уши в ее глине, хотя встреча с Райаном в океанариуме все еще давила мне на сердце тяжелым грузом. На ходу я достала телефон, чтобы позвонить бабушке. Она ответила после второго гудка.

– Привет, дорогая.

– Привет, бабушка. Я просто хотела сообщить тебе, что направляюсь домой.

– Хорошо. Мне нужно ненадолго сбегать в магазин, так что, возможно, меня не будет дома, когда ты приедешь. У меня на плите стоит кастрюля с подливкой. Ты хорошо провела время в океанариуме?

Я колебалась.

– Да. Бабушка, ты вызвала кого-то, чтобы за мной следили там?

Последовала пауза.

– Нет. Зачем мне это делать?

– Потому что ты мне не доверяешь.

И могу ли я действительно винить ее?

Она вздохнула.

– Я действительно доверяю тебе, Лили. И я хочу, чтобы ты выходила из дома. Это полезно для тебя. Я просто не хочу…

– Я знаю. Ты не хочешь, чтобы я виделась с Райаном. Мы говорили об этом. Я согласилась.

– Правильно. Кстати говоря, я вызвала грузчиков. Мы вылетаем обратно в Колорадо через две недели.

Я сглотнула.

– Все в порядке?

– Все в порядке. Я скоро тебя увижу?

– Да, скоро увидимся.

Мне потребовалось чуть больше сорока пяти минут на общественном транспорте, чтобы добраться из центра Сан-Франциско в Марин. Оттуда я направилась к съемному дому моей бабушки и открыла дверь.

– Эй?

Ответа не последовало. Я пошла на запах бабушкиной «подливки» – сочных помидоров, базилика и чеснока – и увидела, как она тушится на плите. Схватив деревянную ложку, которую она положила на подставку сбоку от плиты, я подняла крышку кастрюли, наклонилась и вдохнула приятный запах. Я помешала соус, закрыла крышку и подошла к раковине, чтобы вымыть руки, а затем приготовить салат.

– Лили, – раздался глубокий голос позади меня.

Вздрогнув и резко обернувшись, я обнаружила Джеффри, стоящего в дверях. Мое сердце заколотилось в груди.

– П-Привет, – сказала я. – Я как раз собиралась приготовить салат. Ты присоединишься к нам за ужином?

Он покачал головой.

– Нет. У меня назначена встреча сегодня вечером.

– Хорошо, – сказала я, взглянув на бейдж с именем, приколотый к лацкану его костюма. С чего бы ему носить бейджик с именем? Я нахмурилась и моргнула, глядя на него, не в состоянии прочитать его с другого конца кухни. Внезапно он начал наступать на меня, и я втянула воздух, мои глаза метнулись к его лицу. Я прижалась задницей к раковине, не в силах отступить больше, чем уже отступила. Джеффри остановился в шаге от меня. Он поднял руку и провел костяшками пальцев по моей щеке. Я вздрогнула.

– Ты кажешься такой нервной рядом со мной. Почему? Я здесь, чтобы помочь тебе. Я только хочу…

– Лили, – позвала моя бабушка из фойе. Джеффри отступил назад.

– Я здесь, – громко позвала я. Джеффри бросил на меня последний оценивающий взгляд, а затем повернулся и вышел из кухни. Я услышала, как он коротко переговорил с бабушкой, а затем входная дверь закрылась. Через несколько секунд на кухню вошла бабушка с пакетом продуктов в руках. Я взяла у нее сумку, и она наклонилась ко мне, когда я поцеловала ее в щеку.

– Ты в порядке? Выглядишь осунувшейся.

– Я в порядке, – тихо сказала я. – Собиралась приготовить салат. – Я повернулась к холодильнику.

– Было бы здорово.

– Бабушка, насчет Джеффри… – звон дверного звонка прервал меня. – Я открою, – пробормотала я.

Я прошла через гостиную в большое фойе, заглянув сквозь занавеску рядом с дверью. Это была женщина, наполовину отвернувшаяся, но я сразу узнала ее. Женщина с благотворительного вечера. Женщина, которая была с Райаном.

– Боже мой, – прошептала я. Она обернулась и увидела, что я украдкой смотрела на нее. Сделав глубокий вдох, я открыла дверь. – Да? – спросила я, притворившись, что не знала, кто она такая.

– Не притворяйся, что не узнаешь меня, – сказала она. – Могу сказать по твоему выражению лица, что ты узнала. Меня зовут Дженна. Могу я войти?

Я уставилась на нее. Она была почему-то еще красивее, когда небрежно одета в джинсы и свитер. Ее каштановые волосы были распущены и вились вокруг красивого лица, а глубокие карие глаза составляли потрясающий контраст с ее кремовым цветом лица.

– Как ты узнала, где я живу?

– Я хорошо дружу с клиентом, который помог организовать благотворительную акцию, – сказала она, не вдаваясь в подробности. Я предположила, что у нее был доступ к списку гостей и всей информации, относящейся к этому. Я вздохнула и отступила, придержав перед ней дверь.

Какой замечательный способ завершить «чудесный» день.

– Кто там, Лили? – позвала моя бабушка.

– Кое-кто ко мне, – крикнула я в ответ, жестом пригласив Дженну следовать за мной в официальную гостиную справа от фойе. Несомненно, бабушка подслушивала бы под дверью, но я не могла заставить себя беспокоиться. Не сегодня. Я расположилась на диване, а Дженна села на кушетку лицом ко мне.

– Думаю, я просто перейду прямо к делу, – сказала она. – Я знаю, кто ты. Знаю о тебе и пришла сказать, чтобы ты держалась подальше от Райана.

Что за черт?

Я издала небольшой смешок.

– Ты знаешь обо мне? Что именно ты знаешь?

– Я слушала, когда вы разговаривали с ним в вестибюле. И слышала, что твоя бабушка сказала о том, что ты больна. О том, что ты проходишь лечение в больнице – психиатрической клинике, я полагаю. Целый год? Ты, должно быть, очень, очень встревожена. Все еще проходишь лечение? Встревожена? – она склонила голову набок и прищурила глаза, как будто могла бы больше рассказать о моем психическом состоянии, если бы посмотрела достаточно пристально.

Я почувствовала, что побледнела, поэтому сцепила руки на коленях. Не была уверена, что когда-либо раньше испытывала к кому-то такое глубокое отвращение.

Змея.

– Не уверена, что моя ситуация – это твое дело, Дженни, не так ли?

Девушка одарила меня улыбкой, но она превратилась в нечто, граничащее с насмешкой.

– Дженна, – поправила она, ее голос источал фальшивую сладость. – Послушай, Лили, Райан подробно рассказал мне о своей собственной борьбе, фактически излил свое сердце. Он наконец-то оправился от своей потери. Ты действительно думаешь, что ему нужно привнести в свою жизнь больше непредсказуемости? Еще больше хаоса и неопределенности? Если он тебе небезразличен, а я подозреваю, что это так, судя по тому, как ты смотрела на него на том мероприятии, ты, конечно, видишь, что я права.

Я сделала паузу, посмотрела на нее, изо всех сил стараясь не дать ей увидеть, как сильно ее слова повлияли на меня. На самом деле, это было причиной моей боли из-за Райана. Как эта ужасная женщина узнала об этом? Словно она смогла заглянуть прямо в мое сердце, и это было невыносимо. И тот факт, что он поделился с ней своими самыми сокровенными секретами, просто… причиняло боль. И это была та женщина, к которой сейчас испытывал чувства Райан? Я предположила, что должна быть лично оскорблена его плохим вкусом в отношении женщин. Он целовал ее. Его рот был на губах женщины, сидевшей сейчас передо мной, способной извергать такие уродливые, отвратительные вещи. И я сказала ему, что он должен быть с ней? И практически потребовала, чтобы он выбрал ее. Потому что я думала, что это правильно, лучше.

Я не ответила на ее вопрос.

– Мы с ним только начинаем нечто совершенно особенное. Я полагаю, он чувствует некоторую привязанность к тебе, потому что ты была рядом в очень трудное время в его жизни, и я полагаю, он чувствует, что не может отказать тебе сейчас. Он, должно быть, очень жалеет тебя. – Она покачала головой, как будто эта мысль огорчила ее. – Итак, поступи правильно – окажи ему услугу, не заставляй его делать выбор, который вызовет у него чувство вины. Ему не нужно, чтобы у него на уме была еще одна вещь.

– Я бы хотела, чтобы ты сейчас же покинула мой дом.

– Хорошо. Я закончила. – Она встала. – Подумай над тем, что я сказала. Уверена, ты поймешь, что я права.

– До свидания, Джемма.

Она снова прищурилась и посмотрела на меня.

– До свидания, Лили. Будь здорова. – Но выражение ее лица опровергало эти слова. Если бы человека можно было убить одним последним взглядом, я бы лежала на полу в луже крови.

Я не стала вставать. Мои руки тряслись от гнева, но также и от унижения. Это было почти так, как если бы Дженна являлась воплощением всей моей глубочайшей неуверенности. Она вышла из комнаты, и мгновение спустя я услышала, как за ней тихо закрылась входная дверь. Услышала тихий звук бабушкиных туфель, удаляющихся в сторону кухни, и глубоко выдохнула. Мгновение спустя я услышала грохот из кухни, и бабушка сказала:

– О, Боже, какой беспорядок.

Глава 24

Райан

Мои ноги не хотели переступать порог, но в глубине души я знал, что пора. Дом Холдена. Вздохнув, я вошел внутрь.

Я здесь, приятель. Наконец-то я готов.

Все выглядело точно так же, и все же пространство заполняла неподвижная пустота, чувство одиночества, которого здесь никогда раньше не было.

Боже, как я скучал по тебе.

Обслуживающий персонал Холдена остался на месте, поэтому все было аккуратно и чисто – ни пылинки, а на ковре в гостиной были видны свежие линии от пылесоса. Я хотел сбежать из этого места, убежать от чувств, которые оно пробуждало во мне, убежать от отчаяния, клокочущего в моем горле, но не сделал этого. С тяжелым сердцем я поднялся по большой двойной лестнице в фойе в то, что раньше было спальней Холдена. Я немного поработаю сегодня, а остальное отложу на другой день, так как не обязательно должно произойти все сразу. За этот дом было заплачено, и даже если бы это было не так, у меня было достаточно денег, чтобы продолжать вносить любые платежи, необходимые для его содержания. Я направился прямо к огромному встроенному шкафу Холдена и снял с полок пару чемоданов. Дженна была права – люди, вероятно, из кожи вон лезли бы, чтобы купить нижнее белье Холдена, но это было неправильно. Я тихонько сдам это барахло в приют для бездомных – или в одну из тех благотворительных организаций, которые помогали предоставлять одежду для интервью неимущим людям – включая чемоданы, и я бы ни слова не сказал о том, кому это все принадлежало. Это то, чего хотел бы Холден, и никто не знал этого лучше, чем я. Он был щедр до безобразия, но не показушник. Все, что он делал для благотворительности, делал анонимно.

Обувь была бесцеремонно свалена в чемоданы, затем джинсы и футболки. В следующий раз я принесу сюда мешок для мусора и выброшу его личные вещи. Или, возможно, я действительно выставлю их на аукцион на eBay, потому что все еще чертовски зол. Просто не был уверен, на кого именно я был так зол – на него, на себя, может быть, на обоих. Я вздохнул.

– Извини, чувак, но это так. Я так чертовски зол. Я, бл*дь, так зол. Ты должен быть здесь. – Я сел на маленькую скамейку в центре комнаты и просто огляделся вокруг, позволив нескольким слезинкам упасть. Это было нормально. Так горевали нормальные люди. И зачем я пришел сюда сегодня, когда планировал приехать несколько недель назад, но решил, что не готов? Зато был здесь сейчас – на следующий день после того, как Лили отвергла меня? Почему? Чтобы доказать, что я достаточно силен, чтобы справиться с этим? Чтобы доказать, что я не испорченный товар, каким меня заставили себя чувствовать? Чтобы доказать, что могу нормально горевать?

– Господи, – пробормотал я.

Я отнес чемоданы в холл и в последний раз оглядел его комнату. В конце концов, мне придется что-то сделать с мебелью. Либо так, либо я мог бы продать дом с мебелью. Я спустился вниз, волоча за собой набитые чемоданы, и поставил их у входной двери. Оглянулся на огромную лестницу. Кабинет. Это было еще одно место, которое мне необходимо очистить лично, место, где у него могли быть личные вещи, личная переписка и так далее.

Внутри комнаты располагалась пара книжных полок, но единственными книгами на ней были те, которые, как я мог сказать, были размещены там декоратором для вида. Холден никогда в жизни не читал и не интересовался «Войной и миром». Невольно я усмехнулся над этим. Холден был кем угодно, но не книжным червем.

Мы так редко бывали в его кабинете, что я не узнавал большинство предметов, но коробка на нижней полке показалась мне смутно знакомой. Взяв в руки, я положил ее на стол. От того, что я увидел, когда открыл ее, у меня перехватило дыхание.

Вот черт.

Фотографии нас в детстве. Пока я листал их, в моей голове проносились воспоминания: как мы стреляли из пневматических пистолетов по консервным банкам на заднем дворе Холдена в течение нескольких часов после школы, когда мы должны были делать домашнее задание. Как Холден получал наборы моделей автомобилей на свой день рождения и Рождество, а его отец собирал их вместе с нами. Однажды один школьник подставил мне подножку в коридоре и смеялся, пока я вытирался, а позже Холден потратил свои карманные деньги на пену для бритья и выплеснул на него около пятнадцати банок через вентиляционные отверстия его шкафчика. Он смотрел фильмы ужасов с рейтингом R, когда я ночевал у него дома, хотя нам и не разрешали, а потом был слишком напуган, чтобы заснуть. Слезы текли по моим щекам, даже после того, как я закрыл коробку. Каким-то странным образом, теперь, когда Холден ушел, мне казалось, что я делал все это в одиночку. Мне казалось, что я продолжаю терять Холдена по кусочкам: сначала из-за его физического присутствия, затем из-за того, что я больше не мог вспомнить – звука его голоса, уникальных фраз, которые он любил использовать. Как только его дом будет вычищен, я потеряю доказательства его присутствия в вещах, которыми он владел. И тогда я был бы по-настоящему одинок. Без семьи. Без лучшего друга. Никого.

«Ты никогда по-настоящему не терял его. Он всегда будет частью тебя. Всегда», – сказала Лили.

Лили.

И внезапно покой прорвался сквозь одну из трещин в моем разбитом сердце, точно так же, как те маленькие цветы, которые каким-то невероятным образом выросли из трещин в скалах на краю лесного ручья. Холден изменил меня; он спас меня, во многих отношениях, изменив мою жизнь, был ли он здесь сейчас или нет, смогу ли я оставить его навсегда или нет. Я зажмурился, сдержав очередной поток слез. Несмотря на покой, царивший в моем сердце, щемящая печаль тоже поселилась внутри. Я узнал этот момент: я прощался. Наконец-то я был достаточно сильным, чтобы отпустить его. Я откинул голову назад и сложил пальцы в форме буквы V.

– Спасибо, – выдавил я. – Большое тебе спасибо, приятель.

Выйдя из его дома, я заглянул в ванную на первом этаже. Вымыв руки, я открыл аптечку. Внутри были два пузырька с рецептом – обезболивающие таблетки, прописанные Холдену. Я колебался совсем недолго, прежде чем закрыть шкаф и выйти из ванной. Я даже не потрудился спустить их в унитаз – у меня не было никакого желания их брать. Когда я закрыл за собой дверь, несмотря на затянувшуюся печаль, мое сердце наполнилось всем тем, что Холден дал мне в этой жизни: миром, любовью и силой. И я буду всегда носить эти исцеляющие дары с собой.

***

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда я в одиночестве поужинал жареным сыром и томатным супом. Вытерев руки, я встал, чтобы ответить, и обнаружил, что Дженна стояла там, нервно покусывая губу. Мои плечи поникли.

– Привет, Дженна, – сказал я, почувствовав вину за то, что увидел ее обиженное лицо прямо передо мной. Я придержал дверь открытой, чтобы она могла войти, и подвел ее к моему дивану. – Как дела? Хочешь чего-нибудь выпить?

Она нерешительно улыбнулась мне.

– Я бы с удовольствием выпила немного вина, если оно у тебя есть.

– Мне очень жаль, но я не держу никакого алкоголя в своей квартире. У меня есть содовая…

– Содовая – это хорошо. Спасибо.

Я пошел на кухню, наполнил стакан и принес его ей. Она сделала глоток. Я сел рядом с ней.

Она поставила стакан на кофейный столик и повернулась ко мне.

– Я сожалею, что заскочила, не позвонив…

– Все в порядке. – Я покачал головой. – Я не перезвонил тебе, а ты заслуживаешь объяснений. – Я провел рукой по волосам. – Мне очень жаль, Дженна. Я так сожалею о том, что произошло на благотворительном вечере. Могу только представить, что ты чувствовала. Если бы я имел хоть малейшее представление…

Она протянула руку и положила ее мне на ногу, нежно сжав ее.

– Все в порядке, это просто застало тебя врасплох. Столкнуться с кем-то из своего прошлого – это такое сбивающее с толку чувство.

Я вспомнил первый вечер, когда встретил ее в баре – она сказала, что ее бывший парень появился со своей невестой. И все же она не думала, что ее бывший был призраком…

– Да, это был шок.

Она посмотрела вниз.

– Ты говорил с ней? Лили, верно?

Я сделал паузу.

– Да. Она не хочет иметь со мной ничего общего.

Казалось, плечи Дженны слегка расслабились.

– А ты?

Я вздохнул.

– На этот вопрос труднее ответить, Дженна. И я сожалею об этом. Мне действительно жаль. – Она переместилась, скрестив ноги и убрав руку с моего бедра.

– Ты все еще любишь ее?

Я наклонил голову вперед, массируя заднюю часть шеи, оттягивая время, потому что чувствовал себя ужасно из-за всей этой ситуации. Через мгновение я снова посмотрел на Дженну.

– Да, я все еще люблю ее.

Ее лицо слегка сморщилось.

– И все же, она не хочет тебя.

– Нет, она не хочет меня.

Дженна глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Послушай, Райан, мы только начали встречаться. Я понимаю, что у тебя сохранились чувства к кому-то другому. И это отстойно для меня. Но почему бы не посмотреть, к чему это может привести между нами? Я готова остаться и посмотреть, что произойдет. И действительно чувствую, что, если у нас будет время, мы сможем построить что-то особенное вместе.

Я моргнул, посмотрев на нее.

– Дженна… – я выдохнул и медленно покачал головой из стороны в сторону. – Лили не хочет быть со мной, но это не меняет того, что я чувствую к ней. Это не изменит моих чувств к ней – по крайней мере, на какое-то время. И, Дженна, было бы несправедливо с моей стороны не порвать с тобой, когда мое сердце все еще занято кем-то другим. Это было бы неправильно.

– Но я тебе нравлюсь, – сказала она с очевидной болью в голосе.

Я на мгновение закрыл глаза.

– Ты мне действительно нравишься. Ты мне очень нравишься. Вот почему это так тяжело.

– Но ты бросаешь меня ради девушки, которая тебя не хочет? Ты даже не дашь нам шанса? – на ее лице была смесь разочарования и замешательства.

– Я… нет. Мне очень жаль. – Я покачал головой. – Я думал, что достаточно продвинулся вперед, но это не так. – Боже, это чертовски отстойно. Но я был обязан быть честным перед нами обоими. Я никак не мог продолжать встречаться с Дженной, никак не мог пробудить в себе интерес к тому, чтобы целовать ее, прикасаться к ней, когда я знал, что Лили на другом конце города. Просто… ни за что. И я знал, что это делает меня дураком. Я знал, что это делало меня жалким и, вероятно, глупым. Нет, нет – это определенно сделало меня глупым. Но я не собирался втягивать Дженну в свой идиотизм. Тогда я был бы глуп и аморален.

Дженна глубоко вздохнула.

– Ну, тогда, я думаю, на этом все, – грустно сказала она.

Я чуть не извинился снова, но было не так много раз, когда я мог извиниться, прежде чем это начало бы становиться просто раздражающим и, возможно, тщеславным. Дженна была милой, красивой, умной девушкой. У нее не возникло бы никаких проблем с поиском кого-то другого, кого-то, кто мог бы предложить гораздо больше. Я сжал губы и посмотрел на нее взглядом, который, как я надеялся, выражал степень моего сожаления по поводу всей этой ситуации. Она встала, и я тоже встал. Ее глаза затуманились. Я шагнул вперед, чтобы обнять ее, но она подняла руку и покачала головой, и я отступил назад. Я чуть не сказал кое-что еще, кое-что о надежде, что она найдет кого-то, кто не будет идиотом, зацикленным на ком-то другом, о том, что она заслуживает большего, о том, как ужасно я чувствовал себя тогда, но все это казалось неправильным. Все, что мелькало у меня в голове, звучало как банальность. В конце концов, я решил, что лучше ничего не говорить.

– До свидания, Райан. Желаю тебе всего наилучшего. – Выражение ее лица было печальным, но голос звучал отрывисто. Она не собиралась затягивать это. Я чувствовал себя виноватым, но в то же время испытывал облегчение.

Я кивнул.

– Спасибо тебе, Дженна. Желаю тебе того же.

Она повернулась и вышла, тихо закрыв за собой дверь. Я откинулся на спинку дивана и застонал от разочарования.

Боже, Лили, что ты со мной делаешь?

Глава 25

Лили

Я сделала глубокий вдох и постучала в дверь передо мной. Дверь Райана. Его не должно было быть дома. Сегодня будний день, и он должен был быть на работе, но я решила, что все равно попробую, прежде чем положить в его почтовый ящик записку со своим номером телефона и с просьбой позвонить мне. Поэтому, когда дверь распахнулась, я испуганно втянула воздух и отступила назад. Там стоял Райан, одетый в джинсы и черную футболку, с выражением удивления на лице.

– Лили, – сказал он, уставившись на меня.

Я открыла рот, чтобы заговорить, а затем закрыла его, неподготовленная, поскольку не знала точно, что сказать.

– Не ожидала, что ты будешь дома, – наконец выдавила я.

Он прислонился бедром к дверному проему и скрестил руки на груди, выражение его лица было слегка настороженным, как будто он ждал, что я причиню ему боль. Снова. То, что я сделала на благотворительном вечере, а затем в океанариуме.

– Так зачем ты пришла сюда, если не думала, что я буду дома?