Текст книги "Небесный лабиринт. Искушение"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава восьмая

Бенни решила, что к четвергу должна стать стройной как тростинка. У нее будут впалые щеки и лебединая шея. Конечно, это означало, что ей придется ничего не есть. Но как это сделать в доме, где Патси каждое утро ставит на стол овсянку, молочник со сливками и серебряную сахарницу? За овсянкой следуют хлеб и джем, а с обеих сторон сидят родители, следящие за тем, чтобы она позавтракала как следует.

Бенни поняла, что человек, живущий в Лисбеге, Нокглен, может потерять хотя бы унцию веса только с помощью изобретательности. Поэтому для начала она сделала вид, что не ест овсянку. На самом деле она ее обожала, особенно со сливками и сахарным песком. Потом начала откладывать выход из дома до последнего и кричать: «Сколько времени? Я возьму с собой хлеб с маслом!» После чего незаметно подбрасывала хлеб в курятник доктора Джонсона или в урну, стоявшую у дверей Кэрроллов или Ши.

А потом наступал ленч. Глотать слюнки в кафе, где в одном углу пахло сосисками и чипсами, а в другом миндальными булочками, было выше человеческих сил.

Она говорила Еве и Нэн, что должна позаниматься, и решительно оставалась в библиотеке.

От духоты и голода во второй половине дня у нее начинала болеть голова. Еще одним искушением были кондитерские; Бенни знала, что пакетика «Роллос» хватило бы, чтобы доплестись до Набережной и сесть на автобус. А в Нокглене ей предстояло отбиться от чашки бульона.

– Я поела в городе, – уныло говорила она.

– Зачем это делать, когда дома тебя ждет такая вкусная еда? – удивлялась мать.

Иногда Бенни отказывалась от еды под предлогом того, что она слишком устала. Родителям это тоже не нравилось. Может быть, поговорить о ней с доктором Джонсоном? С какой стати нормальной здоровой девушке так уставать? Бенни знала, что говорить им правду бесполезно. Если родители узнают, что дочь хочет сбросить вес, то скажут, что она и так хороша. Будут волноваться и без конца обсуждать эту тему. Каждая трапеза превратится в настоящее сражение. Как будто ей ничего не стоит отказаться от сладкого пирога и ограничиться одним пирожком с картошкой, хотя она наслаждением съела бы полдюжины… Бенни знала, что красота требует жертв, но сомневалась, что другие испытывают при этом такие же мучения.

Может быть, легче последовать примеру миссис Хили и купить корсет? Вроде того, рекламу которого она недавно видела: «Корсет “Ню Бэк”… растягивается, когда вы сгибаетесь, нагибаетесь или поворачиваетесь… легко восстанавливает положение и не задирается, когда вы сидите». Он стоил девятнадцать шиллингов одиннадцать пенсов, почти целый фунт, и сулил все, о чем можно было мечтать. Конечно, кроме впалых щек и лебединой шеи.

Бенни тяжело вздыхала. Ах, как чудесно было бы пойти на ленч в какой-нибудь шикарный дублинский ресторан, если бы она была такой же маленькой и худенькой, как Ева. А еще лучше – такой же красивой, как Нэн. Если бы она выглядела так, что никто не мог бы отвести от нее взгляда, а Джек Фоли гордился бы тем, что пригласил ее.

Поскольку Бенни упорно отказывалась составлять им компанию, Нэн и Ева часто ходили на ленч в одно из кафе близ университета. Ева иронически следила за молодыми людьми, которые пытались к ним присоединиться.

«Нэн устраивает целое представление, – думала она. – Очаровывает всех подряд, не тратя на это никаких усилий. Никто лучше нее не сыграет эту роль. Но роль ли это? Она совершенно естественна и разговаривает со всеми тепло и любезно. Словно королева. Как будто знает, что все будут ею восхищаться, и привыкла к этому».

Ева всегда принимала участие в беседах. Однажды она сказала Кит Хегарти, что это самый лучший и самый простой способ познакомиться со всей мужской половиной университета.

– Конечно, они считают меня бледной тенью Нэн, – проницательно заметила она. – Луной, которая не имеет собственного света, а отражает солнце.

– Ерунда, – возразила Кит. – Не занимайся самоуничижением.

– Я просто реалистка, – ответила Ева. – Ничего не имею против. В каждом поколении есть только одна Нэн.

– Так что, она университетская королева красоты?

– Пожалуй. Хотя Нэн держится естественно. В отличие от этой ужасной Розмари, которая вечно ведет себя так, словно находится на вечеринке. Раскрашенная кукла с ресницами в десять дюймов. Постоянно моргает, чтобы все обратили на них внимание. Не понимаю, как у нее не кружится голова. Я бы на ее месте давно ослепла, – злобно заявила Ева.

– А разве Нэн не такая же? – Кит Хегарти пыталась разобраться, кого в университете считают эталоном красоты.

– Нет. Она одинаково относится и к симпатичным, и к уродам. Может часами разговаривать с прыщавыми юнцами, которые двух слов связать не могут. Красавчики сходят с ума от злости.

– А она интересуется кем-нибудь, кроме себя самой? – спросила Кит, считавшая, что Ева слишком увлеклась ослепительной Нэн и забыла о своей старой подруге Бенни Хоган.

– Кажется, нет, – с удивлением ответила Ева. – Нэн могла бы завоевать кого угодно, даже Джека Фоли, но они ей не нужны. Складывается впечатление, что она ждет человека, о котором мы и понятия не имеем.

– Марсианина?

– Я бы не удивилась.

– Кстати, как поживает Бенни? – деланно небрежно спросила Кит.

– Странно, что вы спросили об этом. Я всю неделю видела ее только на лекциях, да и то издалека.

Кит Хегарти знала, что задавать вопросы не следует, но ее душа тянулась к этой большой нескладной девушке с широкой улыбкой, девушке, которая много лет была ближайшей подругой Евы, а теперь, похоже, получила отставку. Когда на сцене появляется такая роскошная бабочка, как Нэн, простым мотылькам приходится потесниться.

– Ева, ты пойдешь в «Аннекс»? – спросил вездесущий Эйдан Линч. На нем была желто-коричневая суконная куртка, знававшая лучшие дни. Длинные кудри падали на глаза, прикрытые темными очками в роговой оправе. Эйдан не скрывал, что стекла там простые, но считал, что очки придают ему более интеллектуальный вид.

– Вряд ли.

– Может быть, мысль о моей компании по дороге туда и обратно и о том, что я угощу тебя кофе с «летучим кладбищем», заставит тебя передумать?

– «Летучее кладбище» я люблю, – сказала Ева, вспомнив о пирожном с темной фруктовой начинкой. – Сегодня я готовила завтрак для нескольких очень голодных мужчин и не успела поесть сама.

– Нескольких очень голодных мужчин? – заинтересовался Эйдан. – Ты живешь в мужском гареме?

– Нет, в пансионе. И плачу за жилье тем, что помогаю по хозяйству. – Она не бравировала этим, но и не жалела себя. Шутник Эйдан впервые в жизни лишился дара речи. Однако не надолго.

– Тогда накормить тебя – это не удовольствие, а мой долг, – сказал он.

– Нэн там не будет. У нее лекция.

На его лице мелькнула досада.

– Я звал не Нэн, а тебя.

– С выздоровлением, мистер Линч! – улыбнулась Ева.

– Самое ужасное на свете – это когда тебя не понимают и неправильно истолковывают твои намерения. Ты согласна?

– Не знаю. Может быть. – Еве нравился этот высокий худощавый студент из ближайшего окружения Джека Фоли. Конечно, трепач и немного пижон, но в целом парнишка симпатичный.

Они двинулись по коридору к лестнице, которая вела в университетский кафетерий «Аннекс». Проходя мимо Дамской Читальни, Ева увидела в открытую дверь Бенни, которая сидела в одиночестве.

– Эйдан, подожди минутку. Может быть, Бенни составит нам компанию.

– Нет! Я приглашал только тебя! – взвился он.

– Боже всемогущий, «Аннекс» открыт для всех и каждого. Это ведь не романтический обед при свечах! – вспыхнула Ева.

– Я бы пригласил тебя на романтический обед, но сейчас утро.

– Не дури. Я сейчас.

Бенни витала в облаках. Ева тронула ее за плечо.

– Ох, привет, – сказала Бенни, подняв взгляд.

– Спасибо, что узнали. Позвольте представиться. Меня зовут Ева Мэлоун. Мы познакомились несколько лет назад в этом… как его… ах, да, в Нокглене!

– Не надо, Ева.

– В чем дело? Почему ты больше не хочешь со мной играть?

– Не могу сказать.

– Ты можешь сказать мне всё. – Ева опустилась на корточки.

Стоявший в коридоре Эйдан Линч громко откашлялся.

– Иди, тебя ждут.

– Говори.

– Я на диете, – прошептала Бенни.

Ева закинула голову и рассмеялась. Все присутствовавшие в комнате уставились на них. Бенни покраснела.

– Смотри, что ты наделала! – злобно прошипела она.

Ева посмотрела ей в глаза.

– Дуреха, я смеюсь от облегчения. Только и всего? По-моему, это бессмысленно. По мне ты и так хороша. Но если хочешь худеть, валяй, только не бегай от всех. Я думала, что чем-то тебя обидела.

– Конечно, нет.

– Раз так, вставай и пойдем пить кофе со мной и Эйданом.

– Нет, я не выношу запаха еды, – жалобно сказала Бенни. – И продержусь только в том случае, если буду обходить харчевни стороной.

– Может быть, тогда после ленча погуляем в парке? Там еды нет, – предложила Ева.

– Мы можем встретить человека, который кормит уток. Тогда я вырву у него кусок хлеба, убегу и набью себе рот, – слабо улыбнулась Бенни.

– Так-то лучше. Ладно, встретимся в вестибюле в час.

– Не рассказывай никому.

– Ох, Бенни, кому ты это говоришь?

– Что тебе там понадобилось? – спросил Эйдан, обрадовавшись, что Ева вернулась одна.

– Я сказала Бенни, куда иду, и предупредила, что, если не вернусь к назначенному сроку, она должна позвонить в полицию, – ответила Ева.

– Тебе все шуточки.

– Ну, ты тоже не из тех, кто принимает жизнь слишком всерьез! – с жаром ответила она.

– Я сразу понял, что мы подойдем друг другу. Как только увидел тебя в постели.

Ева молча подняла глаза к небу, не желая поощрять его. Но Эйдан не унимался.

– Приятно будет рассказать об этом нашим внукам…

– О чем именно?

Эйдан заговорил детским голосом:

– «Дедушка, расскажи, как ты познакомился с бабушкой». А я отвечу: «Хо-хо-хо, малыш, меня представили ей, когда она лежала в постели. В пятидесятых годах времени даром не теряли. На ходу подметки резали. Веселые были годы, хо-хо-хо!»

– Балбес! – засмеялась Ева.

– Знаю. Я же сказал, что мы два сапога пара. – Эйдан взял ее за руку, и они заняли очередь в кафетерий.

Бенни вынула из сумочки маленькое зеркало, положила его в том «Тюдоровской Англии» и тщательно изучила свое отражение. Пять дней без стоящей еды, а лицо по-прежнему круглое, подбородок тугой, а на лебединую шею нет и намека. Этак недолго и веру в Бога потерять.

– Кто-нибудь в университете по тебе сохнет? – спросил Ангус у Джека Фоли.

– Не замечал, – рассеянно ответил Джек.

– Если бы сохли, ты бы это заметил. Тогда они начинают тяжело дышать, – объяснил Ангус.

Джек оторвался от конспекта.

– Серьезно?

– Так я слышал.

– И от кого ты это слышал?

– Ну, главным образом, от Ронана. Он очень смешно передразнивает людей в машинах. Показывает, как они сопят и пыхтят. Говорит, что так делают страстные девушки.

– И где он это видел? – тревожно спросил Джек.

Ангус невинно пожал плечами.

– Не знаю. Ты же знаешь Ронана.

Джек действительно хорошо знал своего брата Ронана и подозревал, что кто-то был поблизости, когда вчера вечером он прощался с Ширли. Ширли сильно отличалась от большинства студенток университета. Она год прожила в Америке и накопила большой опыт. В субботу вечером они были в кафе «Помощник поверенного» у Дворца правосудия, и она предложила Джеку подбросить его до дома. У Ширли была собственная машина и собственные представления о том, что можно, а чего нельзя. Она припарковалась рядом с его домом, у уличного фонаря.

Когда Джек пробормотал, что можно было бы найти место потемнее, Ширли сказала:

– Мне нравится видеть парня, которого я целую.

Получалось, что брат тоже видел его и знал, к чему приводят поцелуи.

Джек Фоли решил, что с Ширли он больше связываться не станет. В следующий раз это будет Розмари или даже холодная как лед Нэн Махон. Все, спасибо, эксцентричными дамами он сыт по горло.

Во время прогулки в парке Святого Стивена Бенни съела яблоко, и ей слегка полегчало. Ева не сказала о диете ни слова. Бенни понимала, что можно не просить ее ничего не рассказывать Нэн. Нет, Нэн не стала бы ей мешать. Наоборот, помогла бы. Просто Нэн не требовалось садиться на диету. Она была совершенством и обитала в другом мире.

Вместо этого они говорили об Эйдане Линче, который хотел вечером приехать в Дунлаогхейр и повести Еву в кино. Он понял, что Еве придется принять душ после ужина, и сказал, что приедет на поезде.

– Ева, я по тебе очень скучала, – внезапно сказала Бенни.

– Я тоже. Может быть, как-нибудь переночуешь у меня?

– Не могу.

Ева ее понимала. Вечера длинные, ночи темные… Поэтому они решили дождаться момента, когда у Бенни будет настоящее свидание. Было бы расточительством использовать ночевку в городе только для того, чтобы остаться вдвоем, как в прежние дни.

– Мне бы хотелось, чтобы ты приехала в Нокглен, – сказала Бенни. – Нет, я не заставляю. Просто думаю, что мать Фрэнсис тоже хотела бы этого.

– Как-нибудь выберусь, – пообещала Ева. – Просто у меня есть обязанности. По уик-эндам у Кит больше всего работы. В субботу я выпиваю чай так быстро, что у тебя бы голова закружилась. Твержу ребятам, что они должны успеть на поезд шесть тридцать, иначе пропустят самое интересное. Они понятия не имеют, что я имею в виду, но это заставляет их пошевеливаться. Иначе они копались бы весь вечер.

Бенни хихикнула.

– Ты у нас тиран.

– Ерунда. Просто в монастыре Святой Марии меня воспитывал настоящий армейский генерал, вот и все. Мать Фрэнсис всегда настоит на своем. А по воскресеньям я завела одно правило. Они съедают обильный ленч, а на вечер им оставляют под полотенцем по тарелке салата, так что накрывать на стол не надо.

– Я уверена, что Кит довольна тобой, – сказала Бенни.

– Да, мы с ней заодно.

– Она когда-нибудь говорит о сыне?

– Редко. Но по ночам плачет о нем. Я знаю.

– По-моему, в этом нет ничего необычного. Некоторые родители так любят своих детей, что живут только для них.

– Например, твои собственные. В этом есть свои минусы. И все же приятно знать, что о тебе заботятся.

– Твои родители тоже заботились бы о тебе, если бы были живы.

– И если бы были в своем уме, – саркастически добавила Ева.

* * *

Перед лекцией по истории Бенни села рядом с Розмари. Раньше она этого не делала. Ей хотелось рассмотреть косметику Розмари и научиться ее накладывать.

Они ждали лектора и болтали от нечего делать.

– Нокглен? – сказала Розмари. – Я слышу о нем уже второй раз за день. Где это?

Бенни объяснила и мрачно добавила, что этот городок расположен слишком далеко и одновременно слишком близко от Дублина, чтобы человек мог позволить себе жить в столице.

– А кто тебе говорил о нем?

Розмари поджала губы, пытаясь вспомнить. Она часто мазала ресницы вазелином, якобы способствовавшим их росту, и не стеснялась делать это при Бенни, которую не считала соперницей, а потому не боялась делиться с ней секретами красоты.

Бенни следила за ней с любопытством. И тут Розмари осенило.

– Вспомнила! Это был Джек Фоли. Он говорил, что его приятель влюбился в какую-то девушку из Нокглена. Случайно не в тебя?

– Не думаю. – У Бенни сжалось сердце. Значит, у Розмари такие близкие отношения с Джеком, что он рассказывает ей о Нокглене?

– Его приятеля зовут Эйдан Линч. Ты его знаешь. Парень глуповатый, но веселый. Для других сойдет.

У Бенни вспыхнули щеки. Так вот о чем говорят такие люди, как Джек, Розмари и Нэн? Выходит, у красивых свои правила игры?

– И что, Джек одобряет чувство Эйдана? – Бенни хотелось говорить о Джеке, хотя это причиняло ей боль.

– О да. Джек говорил, что это замечательное место. Он там был.

– Верно. – Бенни помнила все подробности дня, который провел с ней Джек. Могла бы под присягой пересказать их разговоры слово в слово.

– Он не похож на остальных, – призналась Розмари. – Знаешь, Джек не только звезда регби. Он еще красивый и очень умный. Был в школе лучшим учеником по шести предметам.

Значит, Розмари сумела выпытать у Джека, как он учился в школе. Бенни думала, что это знала только она одна.

– Ты куда-нибудь ходишь с ним? – спросила Бенни.

– Еще нет, но такие планы у меня есть, – ответила Розмари.

Во время лекции об Ирландии времен Тюдоров[10]10
  Тюдоры – королевская династия в Англии в 1485–1603 гг., представителями которой были Генрих VII, Генрих VIII, Эдуард IV, Мария I и Елизавета I. Ирландия, завоеванная английскими феодалами в конце XII в., стала независимой республикой только в 1949 г.


[Закрыть] Бенни то и дело косилась на свою соседку. Чудовищная несправедливость. Розмари таскает в сумочке плитку «Кит-Кэта», а у нее нет ни прыщей, ни двойного подбородка.

Интересно, когда она успевает говорить с Джеком? Наверное, по вечерам. Точнее, в начале вечера, когда бедная Бенни Хоган трясется, как колода, в нокгленском автобусе.

Бенни жалела, что съела яблоко. Может быть, ее организму требуется сильный удар. Полное голодание после восемнадцати лет слишком обильной еды. А вдруг яблоко этому помешает?

Она смотрела на соседку и от души надеялась, что планы Розмари не сбудутся.

– Нэн, как идет учеба? – Билл Данн очень гордился своим умением находить общий язык с женщинами. Он считал, что Эйдан Линч получил свою репутацию сердцееда незаслуженно. В школе – дело другое, там все шутили. Но в университет поступали только умные девушки. Или те, кто считал себя умными. Студенткам университета не заморочишь голову школьными шуточками. Нужно притворяться, что ты принимаешь их занятия всерьез.

Нэн Махон ослепительно улыбнулась ему.

– Думаю, как у всех, – сказала она. – Если тебе нравится предмет или тема лекции, это интересно. Если нет, тогда учеба превращается в ад и остается им до конца.

Сами слова значения не имели, но Биллу Данну нравился тон. Он был теплым, если не сказать больше.

– Может быть, как-нибудь пообедаем вместе? – спросил он.

Билл долго думал об этом. Такую девушку, как Нэн, можно было пригласить на танцы, в пивную, на вечеринку или в кино. Он решил перепрыгнуть сразу несколько ступенек.

– Спасибо, Билл. – Улыбка Нэн продолжала оставаться теплой. – Я редко куда-то выхожу. К сожалению, я непроходимая тупица и вынуждена всю неделю заниматься. Чтобы не ударить лицом в грязь.

Билл был удивлен и разочарован. Он думал, что от обеда Нэн не откажется.

– Раз так, давай пообедаем в уик-энд. Когда ты не будешь так занята.

– По субботам я обычно хожу на диспут, а потом в одно из кафе у Дворца правосудия. Это вошло у нас в привычку. – Она огорченно улыбнулась.

Билл Данн упрашивать не собирался. Он знал, что это бесполезно.

– Раз так, встретимся в одном из этих мест, – надменно сказал он, не желая выдавать свою досаду.

Спальня Нэн стала ее крепостью. Там стояли электрический чайник и две кружки. Она пила чай с лимоном, так что молока и сахара не требовалось.

Иногда к Нэн приходила мать и сидела вместе с ней.

– Тут так спокойно, – говорила Эмили.

– Именно этого я и хотела.

– Он все еще обижается, – умоляющим тоном говорила мать.

– Эм, ему не на что обижаться. Я всегда безукоризненно вежлива. Это он использует непечатные выражения и теряет контроль над собой.

– Ах, если бы ты могла его понять…

– Я его понимаю. Понимаю, что в нем два разных человека. Но я не хочу зависеть от его настроения. Не хочу сидеть там и гадать, в каком состоянии он придет домой.

Наступала пауза.

– И тебе не советую, – в конце концов говорила Нэн.

– Тебе легко говорить. Ты молодая и красивая. У тебя вся жизнь впереди.

– Эм, тебе всего сорок два. У тебя тоже вся жизнь впереди.

– Только не в качестве беглой жены.

– Ты все равно никуда не убежишь, – говорила Нэн.

– Я хочу, чтобы это сделала ты.

– Сделаю, Эм.

– Но ты ни с кем не встречаешься. Не ходишь на свидания.

– Я жду.

– Чего?

– Принца. Рыцаря на белом коне. Ангела. В общем, того, кто должен прийти.

Эмили с тревогой смотрела на дочь.

– Ты знаешь, о чем я говорю. О том, что намного выше Мейпл-Гарденс. Среди твоих друзей, всех этих мальчиков с юридического и инженерного, наверняка есть такие, отцы которых занимают высокое положение.

– Пока что мне встречаются только мальчики с Мейпл-Гарденс. Разве что сады у них побольше и гардеробные попросторнее.

– Что ты имеешь в виду?

– Эм, я не для того цеплялась за свою мечту, чтобы в конце концов очутиться на Мейпл-Гарденс с симпатичным мальчиком, который позже станет таким же пьяницей, как мой отец.

– Тише. Не говори так.

– Ты спросила, я ответила.

– Да, знаю. Но на что ты надеешься?

– На то, о чем ты говорила. На то, чего хочу я сама.

Нэн, сидевшая за письменным столом с кружкой в руке, выглядела гордой и уверенной в себе. Светлые волосы дочери были зачесаны назад, лицо оставалось безмятежным, как будто тема беседы ничуть ее не волновала.

– Да, ты на это способна. – Вера, которую Эмили хранила в своей душе, воскресла вновь.

– Поэтому нет смысла встречаться с людьми, с которыми мне не хотелось бы жить. Это только пустая трата времени.

Эмили вздрогнула.

– Среди них есть очень много хороших людей.

– Да, возможно, но это не то, чего мы хотели.

Взгляд Эмили упал на письменный стол. Среди учебников и конспектов Нэн лежали светские журналы «Общественное и личное», «Сплетник», «Арфисты и королева». И даже книги по этикету, взятые в библиотеке. Похоже, Нэн Махон изучала далеко не только изящные искусства.

Миссис Хили смотрела сквозь толстые тюлевые шторы и видела, как из машины вышел Саймон Уэстуорд. С ним была упитанная младшая сестра. Наверное, он привез ее в гостиницу, чтобы угостить лимонадом. Миссис Хили давно восхищалась этим молодым человеком, которого про себя называла Эсквайром. И даже имела на него кое-какие виды. Саймону было около тридцати – немногим меньше, чем ей самой.

Она занимала видное положение в городе. Была обеспеченной вдовой с безукоризненной репутацией. Конечно, они принадлежали к разным классам и разным конфессиям. Но миссис Хили была женщиной практичной. Она знала, что когда старые дворянские роды приходят в упадок (как, по слухам, произошло с Уэстуордами), то перестают быть снобами.

На прошлое Рождество Саймон Уэстуорд снял пивную Ши для банкета в честь начала охотничьего сезона и того, что в Англии называют «Днем подарков»[11]11
  Второй день Рождества, когда получают подарки слуги, посыльные и т. п.


[Закрыть]. Многие приехавшие издалека остановились в гостинице Хили, выпивали и говорили без стеснения, так как считали, что надменной и высокомерной хозяйке нет дела до их болтовни.

В принципе они были правы, но миссис Хили всегда интересовало то, что имело отношение к Уэстуордам. Она выросла в Англии, где Большой Дом всегда был не просто частью города, и не переставала удивляться тому, что в Нокглене, в отличие от ее родных мест, до Уэстлендса никому не было дела.

К ее глубокому разочарованию, Уэстуорды пошли в магазин мужской верхней одежды Хогана, находившийся напротив.

Что им там понадобилось? Конечно, Уэстуордам следовало покупать одежду в дублинских «Каллагане» или «Элвери». Но, возможно, там их кредит исчерпан. Возможно, им пришлось опуститься до местного магазина, где такой славный человек, как Эдди Хоган, никогда не потребует у человека показать наличные перед тем, как снять с полки рулон ткани и записать в книгу мерки покупателя.

Выглянув в маленькое окошко, наполовину прикрытое ставнями, Эдди Хоган увидел, что к магазину идут Саймон Уэстуорд с сестрой, и очень обрадовался. Жаль, что у него не было времени прибрать помещение.

– Догадайся, кто к нам идет… – прошептал он Шону.

– Сам вижу, – прошипел в ответ Шон Уолш.

– Очень темно, – пожаловалась Хитер, щуря глаза после яркого зимнего солнца.

– Тс-с… – Ее старший брат не хотел показаться невежливым.

– Это для нас большая честь, – сказал Эдди Хоган.

– Доброе утро, мистер… Хоган, если не ошибаюсь?

– Конечно, не ошибаешься, – сказала Хитер. – Так написано на вывеске.

Лицо Саймона выразило досаду, и Хитер тут же раскаялась.

– Извините, – пробормотала она, глядя в пол.

– Да, я, Эдуард Хоган, к вашим услугам. А это мой помощник, Шон Уолш.

– Как поживаете, мистер Уолш?

– Мистер Уэстуорд… – Шон слегка поклонился.

– Боюсь, прибыли я вам принесу немного. Хитер хочет купить подарок дедушке на день рождения. Чисто символический.

– О да. Могу я предложить вам льняные носовые платки? – Эдди Хоган начал доставать коробки с наборами и выдвинул ящик, в котором лежали отдельные платки.

– У него их столько, что девать некуда, – объяснила Хитер. – Да и сморкаться он не мастер.

– Тогда, может быть, шарф? – Эдди Хоган не знал, как им угодить.

– Понимаете, он не выходит на улицу. Он очень-очень старый.

– Да, это тяжелый случай. – Эдди почесал в затылке.

– Я подумал, что у вас можно будет найти какие-нибудь безделушки, – сказал Саймон, улыбаясь каждому по очереди. – На самом деле это неважно. Дедушка не в том состоянии, чтобы оценить что-нибудь по достоинству… но… вы меня понимаете. – Он кивком головы указал на Хитер, которая серьезно обходила магазин.

Теперь Эдди Хоган понял, в чем состоит проблема.

– Мисс Уэстуорд, рискну предположить, что если вы хотите доставить дедушке удовольствие и отметить день его рождения, то вам следует подумать не об одежде, а о сладостях.

– Да, – неуверенно ответила Хитер.

– Может быть, это не совсем по нашей части, но мы стараемся думать о благе для всех. На вашем месте я подарил бы ему коробочку мармелада. Берди Мак завернет ее в красивую бумагу, а вы сможете вложить туда поздравительную открытку.

Саймон посмотрел на него с любопытством.

– Да, пожалуй, это самое разумное. Как же мы сами не догадались? Спасибо. – Должно быть, он увидел на лице Эдди Хогана жестокое разочарование. – Прошу прощения за беспокойство, мистер Хоган, и за даром потраченное на нас время.

Эдди с тоской посмотрел на очень уверенного в себе смуглого молодого человека.

– Мистер Уэстуорд, я уже сказал, что это для нас большая честь, – неуклюже повторил он. – Может быть, теперь, после этого визита, вы придете к нам еще раз.

– О, несомненно. – Саймон открыл дверь, пропустил сестру и был таков.

– Это было очень умно с вашей стороны, мистер Хоган, – одобрительно сказал Шон Уолш. – Теперь он будет перед нами в долгу.

– Я всего лишь пытался придумать подарок, который маленькая девочка могла бы сделать своему дедушке, – ответил Эдди Хоган.

Наступил четверг. Бенни смотрела на себя в зеркало ванной. Смотрела долго и упорно. Возможно, у нее слегка похудели плечи. Только возможно, но даже если это и правда, то она похудела в совершенно бесполезном месте.

Накануне вечером она вымыла голову, и ее волосы были красивыми и блестящими. Юбка, про которую Пегги Пайн сказала, что она может мяться, действительно помялась и выглядела ужасно. Но она была красивого голубого цвета, в отличие от практичных темно-синих и коричневых, которые Бенни носила в школе. Тех самых цветов, которые не привлекают внимания. Блузка тоже выглядела мятой, не в пример блузкам из плотных тканей, которые она обычно надевала. Но она была намного более женственной. Если она будет сидеть за столом напротив такого роскошного молодого человека, как Джек Фоли, то он сможет смотреть только на ее блузку. Она просто обязана надеть что-то красивое, иначе будет выглядеть как гувернантка или старшеклассница, поставленная следить за порядком в школе.

Пока Бенни одевалась, ее душа то воспаряла к небесам, то уходила в пятки. Когда Джек приезжал сюда, в Нокглен, он был непринужденным и естественным. Но университет – дело другое. Там о нем всегда говорили как о греческом боге. О нем знали даже бесполые девы Марии с ее курса, очкастые девицы с прямыми волосами, в потертых кардиганах, которые занимались истовее, чем монахини, и, казалось, не имели времени ни на парней, ни на светскую жизнь.

А она должна была сегодня пойти с ним в кафе. Ах, с каким наслаждением Бенни сказала бы об этом Розмари и посмотрела на ее лицо! И на лица всех остальных тоже. Пошла бы в магазин Кэрроллов, открыла дверь пинком и сказала этой отвратительной Майре Кэрролл, которая обзывала ее в школе, как обернулось дело. Майре, которую не приняли в педагогический, как она надеялась, и теперь она сидит как сыч в бакалее своих родителей, в то время как Бенни идет на ленч в «Дельфин» с Джеком Фоли.

Бенни тщательно сложила блузку и положила ее в большую наплечную сумку. Там же очутились маленький тюбик зубной пасты, зубная щетка и принадлежавшая матери пудра «Блю Грасс»; если пропажу заметят, можно будет сказать, что она взяла ее по ошибке. Часы показывали семь тридцать пять. Через шесть часов она будет сидеть напротив Джека. Господи, пожалуйста, не дай ей сказать какую-нибудь глупость или то, о чем она позже будет жалеть. А если она все же скажет глупость, не дай ей громко расхохотаться после этого.

Бенни ощутила укол вины за то, что не рассказала о предстоящем выходе в свет Еве. Она впервые что-то скрывала от подруги. Но, во-первых, у нее не было на это времени; во-вторых, она боялась, что Ева все расскажет Нэн; в конце концов, почему подруга должна об этом молчать? Тем более что Нэн могла дать Бенни взаймы красивую сумочку или пару сережек в тон юбке. Но Бенни не хотела что-то планировать и организовывать заранее. Она хотела быть самой по себе и самой собой. Хотя бы частично. Бенни криво улыбнулась своему отражению. Через шесть часов в «Дельфин» войдет не она, а худая красивая девушка, которая за последние десять дней не уделила учебникам ни одной минуты.

– Скажи, чем плоха моя овсянка? – спросила Патси, когда Бенни спустилась на кухню.

– Ничем. Честное слово.

– Просто если я когда-нибудь выйду замуж, то должна знать, что могу поставить на стол мужу и свекрови вполне съедобное блюдо.

– Свекрови?

– Ну, если бы я вышла за кого-то замуж, то у него была бы мать, верно? Вот только выходить мне не за кого.

– Патси, ты кого-то любишь?

– Еще чего? Нам с тобой это не светит. У меня нет за душой ни пенни, а ты вряд ли найдешь здоровенного бугая, который будет тебе под пару, – весело ответила Патси.

Утро кое-как удалось одолеть. Двенадцатичасовую лекцию Бенни пропустила. Ей не улыбалось сломя голову бежать через парк Святого Стивена, спускаться по Графтон-стрит и огибать здание Ирландского банка, чтобы успеть в «Дельфин» к часу пятнадцати. Нет, конечно, она могла бы успеть, но не хочет прибыть туда потной и запыхавшейся. Она пойдет туда небрежно и не торопясь. В последний момент переоденется в дамской комнате пивной или кафе, попудрит носик и почистит зубы. Будет выглядеть спокойной и невозмутимой.

Бенни шла по дублинским улицам и жалела людей, шедших навстречу. Они выглядели бледными и замотанными. Пригибали головы от ветра, вместо того чтобы идти ему навстречу с широко расправленными плечами. Им предстоял самый обычный скучный ленч. Либо они поедут на автобусе домой, где будут вопить дети и кричать радио, либо займут очередь в какую-нибудь городскую харчевню, вонючую и переполненную.

Бенни еще раз посмотрела в зеркало и осталась довольна собой. Конечно, на диету ей следовало сесть намного раньше. Года три назад. Но расстраиваться из-за этого не имело смысла.

Когда Джек приезжал в Нокглен две недели назад, она была такой же большой и толстой. Но это не помешало Джеку пригласить ее в такое шикарное место. Она подняла глаза и недоверчиво посмотрела на вывеску «Дельфина». Джек не сказал, где именно будет ее ждать; она помнила его письмо наизусть. Наверное, он имел в виду холл.