Текст книги "Зловещий брак"
Автор книги: Мэйдлин Брент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Помоги нам Бог, Дэниел! Что ты наделал!
Через рев ветра донесся до меня его голос:
– Я думал, он хочет убить вас, мисс Эмма.
– Он хотел.
У меня стучали зубы. Дэниел взял меня за руку и потянул по направлению к дому. Теперь я увидела, что пламени в конюшне не было: вероятно, его сбил дождь, но вскоре искры вместе с ветром опять превозмогут дождь. Дэниел кричал:
– Вы должны вернуться в дом, мисс Эмма! Теперь вам ничего не угрожает. Забудьте, что вы видели, и не беспокойтесь обо мне. Я выйду в море еще до рассвета. Я решил уплыть навсегда и уже отправил вам прощальное письмо.
Все мое существо сжалось в комок и погрузилось в кромешное смятение. Я остановилась, прижала ладонь ко рту и вплотную приблизилась к Дэниелу. Едва ли я знала, что хотела сказать, поскольку противоречивые мысли, ощущения и желания вспыхивали как молнии и пропадали – так же, как молнии во тьме.
– Да, уплывай поскорее! – кричала я и даже слегка подтолкнула его к воротам. – А мне нужно идти к Оливеру. Он… может быть, он не умер. Я должна помочь ему.
И я пошла к тому месту, где лежал Оливер. Дэниел бросился ко мне и поймал меня за руку:
– Нет, мисс Эмма!
Но я так и не узнала, что он хотел сказать мне, потому что следом за этим случилось нечто, что подействовало на мой мозг, как кислота на медь. Огромная стрела молнии пронзила землю прямо возле нас, так что земля покачнулась у нас под ногами. Мы упали, и Аполло бы ускакал, если бы я не вцепилась в поводья. Но я успела увидеть, что молния ударила как раз в стрелу, торчавшую из груди Оливера. Вокруг острия все еще вспыхивали голубые огоньки, а воздух наполнился странным запахом озона. Тело Оливера содрогнулось и приподнялось: конечности его дергались, будто в зловещем нелепом танце. Я не видела, как тело вновь упало наземь, потому что порыв ветра свалил меня самою, но я видела, как охваченное огнем тело корчилось и как на глазах таял и сжимался в бесформенную массу стальной клинок.
Помню, как какая-то сила потащила меня по траве: это обезумевший от страха Аполло поскакал прочь, унося меня на поводьях. Затем натяжение поводьев ослабло: Дэниел схватил одной рукой их, а другой поставил меня на ноги. Я взглянула в сторону дома, содрогаясь от только что увиденного. Как в тумане, я глядела на огонь, который разгорался с огромной скоростью, прорвавшись сквозь крышу конюшни. Черными силуэтами на фоне огня проскакали лошади. И вот появились другие огни: из дома бежали люди с фонарями в руках.
Какая-то часть моего мозга, все еще способная работать, пыталась осмыслить, что же увидят пришедшие на место преступления люди. Оливера Фойя, лежащего на земле с оплавленным рыболовным копьем, торчащим у него из груди. Выпущенных на волю лошадей и горящую конюшню. Мистрисс Фой, одетую для верховой езды – и это в грозу и бурю – с оседланной лошадью. Я вспомнила о письме-завещании, которое Оливер оставил своему адвокату, полное фальшифой любви и заботы, но также и грозных обвинений. И поняла, что я уже не могу повернуть назад, что у меня не могло быть будущего как у вдовы погибшего Фоя – даже если бы я желала стать владелицей поместья и состояния мужа. Но я не желала.
Сквозь дождь я пристально вгляделась в Дэниела и вцепилась в его руку, пошатываясь под порывами ветра:
– Возьми меня с собой, Дэниел, умоляю! – прокричала я. – Ты мой единственный друг. Ради Бога, возьми меня с собой на шхуну, увези меня из этого ужасного места. Здесь меня не ждет ничего, кроме несчастий. Лучше уж я умру в чистом, прекрасном море, чем буду ожидать ужасной участи здесь.
У меня остались лишь смутные воспоминания о том, что случилось в следующие несколько минут. Шум урагана был оглушающим. Думаю, что Дэниел спорил со мной, а я кричала на него. Помню себя верхом на Аполло – мы уходим на север по дороге, которая через Ферн Галли ведет к Очо Риос, все время вниз, и ветер остается за нашими спинами и хлещет нас дождем. Аполло шел стабильным тяжелым аллюром. По-зади меня ехал верхом на Фенг По Дэниел: тот шел быстрым шагом. Ужас, страх и шок, пережитые мною за последний час, парализовали меня. Но я была благодарна судьбе за это. Я даже не удивлялась, каким образом Дэниел оказался в Диаболо-Холле, да еще со своим рыболовным копьем, в такой час и в такую ночь. Я узнала об этом позже – но тогда это не имело уже никакого значения. Все события той ужасной ночи казались в конечном счете неизбежными: их будто сочинила и привела в действие сама Судьба.
Кто же был тот человек, который в моих воспоминаниях настойчиво ссылался на преследования злой Судьбы? Мужчина с дымчато-серыми глазами… давным-давно в том, ином мире, в котором я жила до замужества… Я не могла вспомнить его имени.
В памяти моей всплывали разные воспоминания. Оливер Фой стоит у постели, в глазах его блестит восторг и возбуждение; он смотрит на жену и приказывает ей раздеться… А вот он лежит на полу, прижав руку к голове, а жена рядом держит подсвечник, которым его ударила, и с неизбывным ужасом смотрит на тело мужа. Падающая лампа – и взрыв пламени на соломе. Жена Оливера Фоя ползет между копытами перепуганных лошадей. Чудовищная белая птица без лица, с распростертыми белыми крыльями летит по траве, чтобы схватить свою жертву…
Но казалось, что во всех этих картинах Эмма Фой, она же Эмма Делани, это не я, а совсем другая женщина. Я была рада и дождю, который хлестал по мне, пока мы ехали, и пронизывающему ветру. Без этого физического дискомфорта я бы полагала, что все случившееся – это долгий кошмар, от которого я вскоре должна очнуться.
Далеко за полночь мы достигли Ферн Галли, а через полтора часа – маленькой пристани Очо Риос. Буря не утихала, но для нас была уже менее страшна, поскольку высокогорные долины за нашей спиной стали нам защитой. Мы с Дэниелом не проронили ни слова, пока не доехали до его домика. Там я прокричала ему:
– Хочешь забрать вещи?
Он отрицательно покачал головой и прокричал, пригнувшись вперед:
– Все, что мне нужно, уже на борту.
Значит, он действительно собрался покинуть наш остров, еще до того, как он рискнул быть повешенным, спасая меня. Было невозможно поверить, что всегда тихий и мягкий Дэниел убил моего мужа, Оливера Фоя, всего четыре часа назад. Но это не отталкивало меня от него. Если бы у меня в ту жуткую ночь было копье, я бы сама метнула его в Оливера, когда он догонял меня с подсвечником в руке. В голове моей не было мысли об убийстве – только желание защититься, и я могла бы поклясться, что так же было с Дэниелом. Но летящее копье не ведало о наших желаниях.
«Мисс Эмма» стояла на двух якорях и была единственным судном в гавани. Все более мелкие суда были вытащены на берег и перевернуты, либо заведены наверх, либо затоплены в безопасных заливах. Ветер был слабее, чем наверху в горах. В домах горел свет, но все двери и ставни были плотно закрыты, поэтому вряд ли кто в ближайший час мог увидеть нас.
Я спешилась и сняла с Аполло упряжь, шлепнув его по крупу и приказав идти домой. Дэниел завел Фенг По в лодочный ангар. Когда буря утихнет и выяснится, что «Мисс Эмма» исчезла, Шеба отыщет мула и распорядится: продать ли его или оставить себе. Что касается Аполло, я надеялась, что он будет дома еще до рассвета; а если нет, то его опознают и приведут туда.
Я завязала косы сзади, и мы вместе с Дэниелом вытащили лодку из ангара и стащили к воде. Волны, поднятые штормом, в заливе становились чуть меньше; их глушили плавучие острова-пристани, так что доплыть до «Мисс Эммы» не представлялось особенно опасным. Сам по себе сильнейший дождь утихомирил волну, однако, когда мы поднимались на борт шхуны, он стал препятствием: мы ослепли от воды, стекающей по лицам и хлещущей в глаза.
Как только мы взобрались на палубу, Дэниел вытянул лодку на несколько саженей и закрепил ее, чтобы она не билась о борт. В рубке мы укрылись от непогоды и разговаривать могли без крика. Дэниел зажег фонарик для судового компаса, взял меня за плечи и заглянул мне в глаза. Дождь капал с его подбородка и носа, и темные раскосые глаза его были полны сожаления и горя.
– Вы можете вернуться, мисс Эмма, – проговорил он. – Еще не поздно. Шеба пустит вас в дом, а утром вы уедете. Теперь вам нечего опасаться мужа.
Я подняла руки и перехватила его запястья, почти крича от отчаяния:
– Нет, Дэниел, нет, нет! Я стала участницей всего этого кошмара. Я никогда не смогу сделать вид, что ничего не знаю. Полиция найдет то, что осталось от копья, в теле Оливера – и тотчас дознается, что оно твое. Больше такого ни у кого не было. Я не выдержу допросов. И я не выдержу здесь одна. Вы с Мэй были для меня вторыми родителями, и здесь не осталось никого, кого бы я действительно любила. Или кто любит меня. Пожалуйста, Дэниел…
– Тихо, девочка. Успокойся.
Я поняла, что у меня началась истерика, и я стала редко и глубоко дышать, чтобы обрести контроль над собой. Дэниел слегка встряхнул меня.
– Хорошо, мисс Эмма. Значит, теперь предстоит работа. На то, чтобы поднять пары, потребуется час. Значит, сейчас мы поднимем парус и пойдем с ветром в корму. – Он выглянул в оконце рубки. – Волна не такая большая, чтобы развернуть нас.
Внезапно, очень странно, я ощутила полное спокойствие.
– Скажи мне, что делать, Дэниел.
В темноте мы укрепили на мачте небольшой парус. Пока Дэниел зажигал бойлер, я крутила лебедку, чтобы поднять носовой якорь, и «Мисс Эмма» моментально развернулась кормой к ветру, на северо-запад. Откуда-то снизу поднялся Дэниел с веревкой в руках, и мы вместе привязали спасательные канаты к перекладинам, шпунтам и прочим надежным точкам, чтобы мы – могли безопасно передвигаться по палубе. Когда все было сделано, он взялся за штурвал и сделал мне знак поднять кормовой якорь.
В тот самый момент, как якорь был поднят, судно внезапно ожило: оно развернулось по ветру и двинулось по его воле. Как велел мне Дэниел, я оставила кормовой якорь в двух морских саженях от борта и немедленно начала складывать толстый кормовой канат. Натягивание этого толстенного каната помогает предотвратить поднятие кормы при рывке судна на волну. Стоя у руля, Дэниел вел шхуну. Ветер и волны несли ее в непроглядную тьму ночи.
Через некоторое время я вошла к Дэниелу в рубку и плотно закрыла за собой дверь. Теперь казалось, что Ямайки и вовсе не существовало. Все трое: Дэниел Чунг, «Мисс Эмма» и мистрисс Фой, которая была некогда Эммой Делани, – все трое существовали теперь в ином мире, и я была благодарна Богу за это.
От рубки в каюту вел узкий проход и трап. Дэниел стоял у штурвала; перед ним был освещенный компас, а сбоку – устройство с тремя уровнями для контроля двигателя, когда судно шло под паром.
– Может быть, мне пойти вниз и подбрасывать топливо для бойлера? – спросила я.
Он покачал головой.
– Ты еще не знакома с работой шхуны. Я скоро сам пойду взгляну на бойлер.
Я вытерла глаза тыльной стороной ладони, потому что руки мои были грязными, и сказала:
– Как хорошо идет шхуна, Дэниел.
– Да. – Он крепко держал штурвал. Казалось, он просто знает, как добиться от судна максимальной отдачи, а вовсе не командует им.
– Думаю, шторм через четыре-пять часов утихнет. Ураган не придет. Когда топка разгорится и ход станет плавным, мы пойдем без парусов. А когда стихнет шторм, возьмем курс на восток-северо-восток и пройдем через Наветренный пролив.
– А куда мы направляемся, Дэниел?
Он покачал головой и серьезно, как всегда, улыбнулся:
– В никуда, мисс Эмма. Никуда и повсюду. Я когда-то сказал, что на этой шхуне хотел бы проплыть всю Вест-Индию. Именно это нам и придется сделать. Но у нас нет порта назначения. «Мисс Эмма» – наш единственный дом.
– Я довольна этим, – сказала я. – Что ты прикажешь делать мне теперь?
– Возьмите-ка штурвал.
Я слегка заволновалась, но Дэниел крепко держал свои руки на моих, пока я не начала чувствовать ход шхуны, а затем вынул складной нож.
– Не нервничайте, мисс Эмма. Вы очень способный рулевой.
С этими словами он вышел из рубки. Где-то над нами разорвалась пелена штормовых облаков, и проглянул лунный луч. Волны перекатывались под шхуной, белая пена, фосфорисцирующая в лунном свете, билась о ее борта.
Я увидела, как Дэниел как раз перед рубкой травит канат. По-видимому, он вытаскивал на борт лодку, в которой мы приплыли. Но при такой качке он не мог втащить ее. Потом я увидела, как он взмахнул ножом, срезав канат. Спустя секунду лодка должна была оказаться в море.
Он двинулся к рубке и появился спустя минуту с чем-то вроде толстой длинной палки. Она сверкнула в лунном свете, и я поняла, что это железный лом. Зацепившись рукой за один из спасательных канатов, он перегнулся за борт и принялся отрывать и толкать что-то на борту.
Я вспомнила, что имя шхуны, «Мисс Эмма», не было написано на борту краской, а было начертано на доске, которая крепилась к шпангоутам. Значит, именно эту доску Дэниел оторвал при помощи лома.
Через две минуты он вернулся в рубку. С него стекала вода. Я думала, что он возьмет у меня штурвал, но он встал сбоку от меня.
– Я пустил лодку по волнам и сбил доску с именем судна, – сообщил он, – через несколько дней их принесет приливной волной к северному побережью, где-нибудь между заливом Монтего и берегом Святой Анны.
Я слегка повернула штурвал, внимательно наблюдая за кливером, и сказала:
– Я не понимаю, Дэниел.
– По очень простой причине, мисс Эмма. Если лодку и доску с именем вынесет на берег, есть надежда, что власти поверят, будто «Мисс Эмма» пошла ко дну – и я вместе с ней. – Он покачал головой. – Бог ведает, что они сочтут судьбой мистрисс Эммы Фой. Никому в голову не придет, что вы бежали со мной. С чего бы?
– Они вполне могут так решить, Дэниел, – сказала я. – Некоторое время тому назад Оливер заверил у своего адвоката письмо, по сути обвиняющее меня в случае его непредвиденной смерти. – И я пересказала содержание письма. – Возможно, полиция решит, что Оливер погиб от моей руки – и я бежала с тобой.
Дэниел с сомнением покачал головой:
– Это нелогично. Если вы желали стать наследницей, вы бы не сбежали. Более вероятно, что прислуга подумает, будто вы выехали в бурю, чтобы собрать разбежавшихся лошадей. Это типично для вас. Вас могла сбросить лошадь, вы могли потерять дорогу, в конце концов, провалиться в карстовую яму. В здешних местах тело пропавшего не ищут: это бесполезно. – И он посмотрел через плечо в темноту. – Что бы там они не решили, мы оставили им много загадок.
И это правда, подумала я. В отсутствие хозяина и хозяйки полную власть над поместьем и прислугой получит Рамирес. Огонь, раздуваемый ветром, должен был уничтожить конюшню. Отвязанные и разбежавшиеся лошади, наверняка бродившие неподалеку, явятся доказательством тому, что пожар – дело рук человеческих, невольно или по злому умыслу. В свете дня у ворот будет найдено тело Оливера Фоя, пронзенное стальным копьем, которое вскоре же будет признано принадлежащим полукитайцу, полуангличанину, лодочному мастеру и ныряльщику. Жену Оливера Фоя сочтут пропавшей без вести. Вместе с нею пропал и ее костюм для верховой езды. Одна из лошадей, Аполло, будет найдена без всадницы между Очо Риос и Диаболо-Холлом. Подумают, что полукитаец сбежал с острова, рискнув выйти в море в штормовую погоду. Лишь немногие поверят, что он мог выжить, да и то до той поры, пока на берег не вынесет разбитую лодку и доску с именем судна. Они получат все доказательства, что он утонул.
Внезапно я почувствовала вину перед тетей Мод и дядей Генри, ведь они сочтут меня погибшей. Я содрогнулась: для дяди с тетей узнать об этом будет лучше, нежели знать правду – что отныне я стану жить на шхуне, вместе с китайцем, будто морской бродяга.
Стоявший у моего плеча Дэниел помогал мне осваивать управление шхуной, не говоря ни слова. Я никогда ранее не держала руля, но моя уверенность с каждой минутой росла.
– Очень хорошо, – сказал Дэниел. – Теперь я должен оставить вас на десять минут. – И он растворился во тьме, уйдя по трапу. Я выкинула из головы все случайные мысли и сконцентрировалась на том, чтобы слиться с судном в одно целое. Вся моя одежда промокла до нитки, и я стояла в луже воды, но ветер был теплым, поэтому холода я не ощущала, если не вспоминала события этой ночи.
Через десять минут Дэниел взял у меня штурвал. Он переоделся в сухое.
– Идите в каюту и обсушитесь, мисс Эмма. Я достал брюки и свою рубашку для вас. Нам придется носить общую одежду и как-то перебиваться, пока мы не купим что-нибудь для вас, а это будет не раньше Гваделупы. Когда переоденетесь и высохнете, лягте и поспите, пока я не позову вас. Я повесил гамак, в такую качку он удобнее, чем койка. Там есть одеяла, если вам понадобятся.
– Нет, Дэниел, – сказала я. – Я приду, как только переоденусь. Я смогу быть полезной: буду топить бойлер, или приготовлю еду, или возьму штурвал, пока ты…
– Мисс Эмма, прошу вас. – И произнес уже строго: – На корабле должен быть лишь один капитан – даже на таком маленьком, как наш.
На мгновение я опешила. Как бы сильно я ни любила Мэй и Дэниела, я всегда принимала как само собой разумеющееся, что они подчиняются мне – ведь они слуги. Но теперь у меня не было слуг. Вместо этого был друг, старший, а не равный мне человек, поскольку я во всем зависела от него. Я стала это осознавать, однако причин для сожалений не нашла.
– Хорошо, Дэниел: я сделаю, как ты хочешь.
– Спасибо, мисс Эмма.
– Думаю, нам предстоит подумать о том, чтобы сменить имена, и не только свои, но и имя судна, и… и все такое.
– Да. – Он снял руку с руля и положил мне на плечо. – Поменять все. Но для этого будет много времени. А теперь иди отдыхай. Я позову тебя, когда нужна будет помощь.
– Обещаешь?
– Да. Взгляни: вот тут переговорная труба, а свисток находится за переборкой на правом борте.
Я взяла его за руку и прижалась щекой к его плечу в немой благодарности: он спас меня от смерти в эту ночь. Затем я спустилась по трапу в каюту и оставила его одного бороться со штормом. Когда я переоделась, закатала рукава рубашки и штанины брюк, которые были слишком длинны для меня, и залезла в гамак, зная, что воспоминания о событиях этой ночи вновь нахлынут на меня и что надежды заснуть нет. Несмотря на эту уверенность и несмотря на качку, как только моя голова коснулась маленькой подушки, я погрузилась в такой крепкий сон, будто проглотила снотворное – сон, милостиво избавленный от кошмаров.
Не всегда судьба бывала так милосердна. В последующие недели и даже месяцы были моменты, когда я во сне переносилась в Диаболо-Холл, вновь и вновь переживала бегство и преследование; видела ужасного Оливера, усмехающегося, со стрелой, пронзившей его грудь.
Но в ту ночь, первую ночь странной и удивительно счастливой для меня новой жизни, я спала без сновидений.
6
Мне исполнился двадцать один год. Это было в день моего рождения. Я медленно плыла вдоль прибрежной полоски песка и камней на глубине шести морских саженей, всматриваясь сквозь подводные очки: я мечтала отыскать лобстера. На мне была темно-синяя хлопковая рубашка и миткалевые брюки, обрезанные выше колена для того, чтобы не стесняли движений. Когда-то я не могла оставаться под водой дольше двадцати сердцебиений, но теперь я могла соперничать с Дэниелом по длительности пребывания под водой, и три минуты были для меня обычными.
К каждой полоске-завязке, на которых крепились мои очки, был приделан резиновый пузырь с тонкой резиновой трубкой, как у спрея от духов. Чем глубже было погружение, тем более воздуха выжималось из пузырей в очки, и это не позволяло очкам вдавливаться в мое лицо, когда я плавала на большой глубине. То было простое, но очень полезное изобретение – Дэниел позаимствовал его у японских ама, рыбачек-подводниц, ныряющих на большие глубины за рыбой, моллюсками и съедобными водорослями.
Вода была идеально-чистой, солнечный свет легко проникал на большую глубину. Чуть сбоку мне была видна на дне большая тень – тень Дэниела, который плыл в сажени выше меня и оберегал от возможной опасности. В руке он держал бамбуковую стрелу со стальным наконечником. Нам лишь дважды доводилось видеть близко акул – может быть, потому что мы были достаточно осторожны и всегда несколько минут оглядывали поверхность воды перед тем, как нырнуть. Несмотря на это Дэниел всегда настаивал на том, чтобы предпринимать все возможные меры предосторожности, находясь в воде.
Глаз мой уловил легкое движение – и в углублении скалы справа действительно оказался двухкилограммовый лобстер, бледно-красный с желтым, расцвеченный черно-голубыми пятнами. Я поддела его ножом с длинным лезвием, который всегда брала с собой, загнала его в обернутую вокруг руки сетку, сунула нож обратно в ножны, привязанные к бедру, а затем обернула длинную веревку сетки вокруг пояса так, чтобы камни, которые были насыпаны туда, высыпались. Без этого груза камней погрузиться на такую глубину и оставаться там было бы труднее.
Теперь я «встала» вертикально и начала подниматься: не быстро, просто мягко скользя, постепенно выдыхая воздух, как учил меня Дэниел: сам он научился этому много лет тому назад у сингапурских ловцов жемчуга. Дэниел поднимался вместе со мной, и мы вынырнули, лицом к лицу, в сотне метров от шхуны и в полукилометре от песчаного острова. До ближайшего острова Сент-Китс было полдня хода.
Мы сдвинули очки на лоб и не торопясь поплыли к шхуне, которая вот уже скоро три года, как была нашим домом. Теперь она называлась Кейси; такое же имя носила и я. Дэниел окрестил ее, он же вырезал и прикрепил к борту новую доску с именем за два дня до того, как мы вошли в пролив Басс-терр французского острова Гваделупы: то был первый оплот цивилизации пвсле нашего бегства с Ямайки, позади осталась добрая тысяча миль пути.
Мы уходили на юг между Виргинскими островами и Анкиллой, северо-восточным торговым портом этой части океана. В тот день море было спокойным, в небе ни облачка. На палубе, с длинной доской и банкой краски расположился Дэниел. Я стояла у руля. Дэниел так соорудил рубку, что штурвал чуть выдвигался вперед из-под ее крыши. Мы им пользовались в хорошую погоду, а в плохую – находились под крышей.
Он растер краску, осмотрел свою кисть и спросил:
– Как вам имя Кейси, мисс Эмма?
– В качестве имени шхуны?
– Да.
– Ну… имя вполне красивое. Для него есть какая-то особая причина?
Он улыбнулся.
– Вы были крещены как Эмма Кэтрин. У имени Кэтрин имеется множество кратких форм. Одна из них – Кейси. Я читал об этом в одной газетной статье давным-давно, в Гонконге.
– Я не знала об этом.
– Я бы хотел назвать шхуну в вашу честь, но так, что бы это было понятно лишь нам двоим.
– Ты так добр ко мне, Дэниел.
Он покачал головой.
– Вы – это все, что у меня есть, мисс Эмма.
Он положил кисть, склонился над доской и начал очень тщательно вырисовывать буквы толстым черным карандашом.
– Мне тоже нужно новое имя, и Кейси мне подходит, – сказала я. – Я обрезала волосы коротко, как у мальчика, и моя судьба теперь – ходить в мужской одежде. Так что очень удачным будет имя, которое может принадлежать и женщине и мужчине. Я имею в виду, когда мы будем с тобой на берегу и ты обратишься ко мне, люди не поймут, какого я пола.
Он взглянул на меня – и впервые за много дней я увидела в его темных глазах насмешливый огонек.
– Если только люди не смотрят издалека, они всегда увидят, что вы – девушка, мисс Эмма. Но, пожалуй, я действительно начну называть вас Кейси, а теперь нам нужно придумать новое имя и для меня.
Я прикусила губу.
– За тобой может быть слежка, Дэниел?
Он пожал плечами.
– Я уверен, что ямайские власти подумали, что я утонул, но они по правилам должны были послать описание моей внешности во все британские владения, за исключением, может быть, необитаемых побережий и островов. Везде, кроме Ямайки, за год это забудется… а на Ямайку мы никогда не вернемся.
Я накинула на штурвал петлю и пошла уравновесить парус. Затем подошла к Дэниелу. Ветер раздувал мою одежду, которая была мне велика.
– Не думаю, что нам придется много общаться с людьми, – сказала я, – кроме случаев, когда мы захотим немного подзаработать перевозкой грузов с одного острова на другой. Но и тогда мне лучше не раскрывать рта в присутствии людей. Мой акцент может вызвать их любопытство.
– Если только вы не начнете говорить на ямайско-креольском наречии, мисс… Кейси. А вы умеете это делать великолепно. Я слышал, как Мэй смеялась от души, когда вы подражали.
Это была правда. Я вновь подошла к рулю. Мне пришло в голову, что и руки мои, и лицо уже достаточно загорели и обветрились, чего не могла бы позволить себе ни одна английская леди. Даже теперь уже я могу сойти за девушку испанского или португальского происхождения, с примесью северо-европейской или американской крови: это как-то объяснит не черный цвет моих волос. В Вест-Индии встречались всякого рода смешанные браки, поэтому моя внешность не привлекла бы внимания, пока я не заговорила бы как воспитанная англичанка. Однако выдавать себя за родственницу Дэниела я никак не могла: во мне не было китайской крови.
– Дэниел, если нам когда-либо придется объяснять степень нашего родства, я думаю, лучше всего подойдет легенда о том, что на одном из островов ты купил креольскую девушку у отца-пьяницы за несколько мешков копры. Что-нибудь в этом роде.
Нескольких минут он молчал, сконцентрировавшись на работе, а затем неохотно ответил:
– Да. Если люди подумают, что вы – моя женщина, они не обратят на вас много внимания.
– Именно этого я и хочу, Дэниел. Чтобы на меня не обращали внимания мужчины. – Внезапно я ощутила, что дрожу от внутреннего отвращения. – Я стану говорить по-креольски, но только, когда ты ко мне обратишься. И я буду называть тебя… постой-ка. Я стану называть тебя Габнор – Господин.
Это слово, переводящееся с пиджин-инглиш как «господин», напомнило мне один фрагмент былой жизни. Я еду по дороге через Ферн Галли с Чедом Локхартом, человеком со странным опущенным веком, и цитирую ему местную пословицу: «Раб может видеть господина, когда захочет». Когда-нибудь, я спрошу у Дэниела об этом англичанине, подумала я, и о свитке в бамбуковой трости, и о золотой монете или медальоне. Теперь весь мой мир изменился – и это уже не так важно. Мир в ближайшем будущем будет состоять для нас из неба и моря; из ветра, дождя и солнца; из луны и звезд; из недолгого ощущения тверди под ногами на островах-пристанях; из случайных торговых контактов с людьми в деревеньках и в крошечных портах; и из нашего постоянного жилища – маленькой шхуны по имени «Кейси».
Вот наш мир в будущем, и он никогда не соприкоснется с миром незнакомца из Англии с дымчато-серыми глазами. Так я думала. Но я забыла о том, что Чед Локхарт называл себя излюбленной жертвой иногда злобной, иногда причудливой Судьбы.
* * *
Мы с Дэниелом долго не говорили о той ужасной ночи в Диаболо-Холле. К тому времени, когда мы впервые заговорили об этом, мы прошли Подветренные и Наветренные острова и продолжили свой путь на запад, держа в поле зрения на юге очертания Венесуэльского берега. И вот мы подошли к Арубе. Это был голландский доминион, хотя большинство населения составляли местные этнические группы индейцев. Здесь мы продали небольшой груз кокосовых орехов, которые мы два дня подряд собирали на необитаемом острове из группы Лос-Рок. В деревне, где мы продавали орехи, Дэниел нашел себе работу по ремонту лодок-каноэ, за которую, как и за орехи, нам заплатили золотом, но не монетами, а двумя маленькими самородками: на этом скалистом острове добывалось золото.
Из деревни мы двинулись в песчаную бухточку, встали на якорь и приплыли на берег на маленькой лодочке, которую Дэниел купил в Гваделупе, чтобы восполнить потерю. Ее нужно было заново конопатить, и этим делом удобнее было заняться на берегу, чем на палубе «Кейси». Он чесал коноплю, пока я разводила огонь для плавления смолы. Рыболовная стрела лежала рядом, потому что мы собирались поймать рыбу на обед, прежде чем вернуться на борт «Кейси». Эта стрела была сделана из бамбукового черенка, расплющенного стального болта, заостренного в листообразный наконечник. Все время, пока мы плыли по Карибскому морю, Дэниел ни разу ни пытался изготовить такой стрелы. Возможно, чтобы не вызывать неприятных воспоминаний.
Я сидела на корточках возле костра, подбрасывая в него просмоленные охапки кокосового очеса, и неожиданно для самой себя спросила:
– Каким образом ты попал тогда в Диаболо-Холл, Габнор? – Я теперь обращалась к нему только так, даже когда мы были одни.
Не отвлекаясь от своей работы, он ответил:
– Я поехал поездом в Кингстон, чтобы забрать свое копье из ремонтных мастерских Подразделения морской артиллерии. Они обещали мне отточить его на токарном станке в обмен на работу ныряльщика, которую я для них сделал. Буря началась еще до прибытия поезда в Эвартон. Мы приехали поздно. Я забрал Шенг По из платной конюшни, где его оставлял. Буря была страшная. После мили пути я решил заехать в Диаболо-Холл – к прислуге – и спросить разрешения дворецкого остановиться в конюшне или в одном из домиков, переждать грозу. Я думал, что он не откажет мне, зная, что я много лет служил хозяйке. Но, только войдя в ворота, я увидел вас… и его… Оливера Фоя. Он шел на вас с дубинкой.
Он замолчал.
– Смола скоро будет готова, Габнор. Если у тебя есть еще один инструмент, я могу помочь конопатить, – я решила переменить тему.
Мы больше не говорили в тот вечер о прошлом. К тому времени, как мы завершили свое первое путешествие через всю Вест-Индию к Арубе, мы начали привыкать к этому образу жизни. Но в третье лето случилось несчастье.
Я узнала, что с того момента, как Дэниел решил покинуть Ямайку, он втихомолку распродавал все, что не хотел брать с собой. Поэтому в деньгах мы не особенно нуждались.
В Гваделупе, пока я оставалась на борту, он сошел на берег и купил лодку. Он также купил мне одежду, рубашки и брюки, носки и ботинки, джерси и непромокаемый плащ – все мальчикового размера. Отныне моим нижним бельем стали короткие хлопковые подштанники, такие же, как он носил сам – но также мальчишечьего размера.
Когда мы покидали Ямайку, «Кейси» была снаряжена с величайшей продуманностью, все необходимое было уложено с удивительной аккуратностью. Пищу, воду, топливо добыть было нетрудно. Море было полно рыбой и моллюсками, на островах можно было добыть и купить кокосы и разнообразные фрукты, и в любой деревне предлагался обмен на все нам необходимое: овощи, фрукты, кокосы, земляные орехи, зерно для четырех кур, которых мы содержали в закутке на передней палубе.
Мы редко использовали паровой двигатель, поскольку нам было безразлично, за три ли или за четыре дня мы придем к очередному острову, который назначили себе в качестве следующего порта. Мы часто выбирали место назначения в зависимости от благоприятного ветра, поскольку не имели конкретной цели, а просто плыли по воле волн, как морские цыгане.
