Текст книги "Хрустальный грот. Полые холмы"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Он рухнул ниц у ног Амброзия, и из окровавленной тряпицы вывалились его руки.

– Тогда мы спалим это осиное гнездо вместе с королевой и всеми прочими, – коротко бросил Амброзий. – Позаботьтесь о нем.

Той же ночью, к вящему удовлетворению осажденных, с Римской дороги и из пробоин во внешнем валу исчезли осадные машины. Вместо этого проломы заложили огромными ворохами валежника и спиленных сучьев, и Амброзиево войско теснее сжало кольцо на подступах к вершине горы: цепи лучников стали в немом ожиданье, а позади них – ратники, готовые зарубить любого, кому удастся бежать. В тихий предрассветный час был отдан приказ. Со всех сторон через стены крепости обрушился ливень стрел с наконечниками из подожженной промасленной пакли. Долго ждать не пришлось. Постройки были большей частью деревянные, а внутри скопилось множество повозок, запасов, животных и корма для них. Огонь жадно набросился на крепость. А когда рассвело, подожгли валежник у внешних стен, так что любого, спрыгнувшего с них, снаружи тоже встречала стена огня, а еще дальше – железное кольцо британской армии.

Говорят, что на протяжении всего этого беспощадного штурма Амброзий сидел на громадном белом коне и смотрел, пока от отблесков пламени его жеребец не стал таким же красным, как и Красный Дракон над его головой. А высоко на крепостной башне Белый Дракон, ясно видимый на фоне черных клубов дыма, окрасился кровью под цвет языков пламени, а затем почернел и упал.

2

Пока Амброзий осаждал, а затем предал огню Генореу, я все еще был в Маридунуме; с Горлойсом я расстался по пути на юг, пожелав ему скорой встречи с моим отцом.

Случилось это так. Всю первую ночь напролет мы неслись во весь опор, но погони не было и следа, так что с рассветом мы съехали с дороги, чтобы передохнуть и подождать, пока нас нагонят люди Горлойса. Они прибыли утром: в охватившей Динас Бренин панике им удалось ускользнуть незамеченными. Они подтвердили предположение, которое Горлойс уже высказывал мне: Вортигерн направится не в свою крепость Каэр-Гуэнт, а в Генореу, цитадель в горах на берегу реки Вайэ, на самой окраине Уэльса. Люди Горлойса сообщили, что король движется по восточной дороге через Каэр-Гай на Бравониум. За Томен-и-Мур нам уже не грозит опасность погони или нападенья.

Итак, мы продолжили путь. Теперь наш отряд насчитывал около двух десятков человек, и мы ехали без спешки и не таясь. Моя мать, под охраной вооруженного эскорта, опережала нас менее чем на день, и ее кортеж с носилками двигался намного медленнее нас. Мы не хотели догонять их и, быть может, навязывать схватку, в которой могли пострадать женщины. Нет сомнения, сказал мне дорогой Горлойс, что женщин в сохранности доставят в Маридунум, «но, – добавил он в своей резкой, грубоватой манере, – мы встретим эскорт на обратном пути. Будь уверен, они повернут назад: откуда им знать, что король отправился на восток? А человеком меньше у Вортигерна – человеком больше у твоего отца. Мы узнаем новости в Бремии, там же за селеньем и разобьем лагерь, чтобы дождаться верховых короля».

Бремия была всего лишь кучкой каменных хижин, пропитанных запахом торфяного дыма и навоза, с дверными проемами, завешенными от ветра и дождя шкурами или мешковиной. И из-за этих пологов на нас смотрели испуганные глаза женщин и детей. Ни один мужчина не вышел нам навстречу, даже когда мы натянули поводья посреди селенья и дворняги забегали вокруг копыт наших лошадей, заливаясь яростным лаем. Это озадачило нас, пока я (на местном наречье) не окликнул людей, прятавшихся за ближайшим пологом, дабы успокоить их и узнать новости.

После этого они вышли наружу – женщины, дети и один или два старика – и живо обступили нас, поскольку были явно не прочь поговорить.

Первой новостью было то, что кортеж моей матери провел здесь предыдущие день и ночь, отбыв лишь этим утром по настоянию принцессы. Она занемогла, с готовностью поведали мне жители селенья, и остановилась в доме старосты, где за ней хорошо ходили. Монахини уговаривали принцессу свернуть с дороги ради монастырской обители, расположенной среди холмов неподалеку, где они могли бы отдохнуть, но она отказалась. Утром ей, по-видимому, стало лучше, и потому кортеж продолжил путь. По словам жены старосты, у нее была простуда; ее бил озноб, и она немного кашляла, но утром ее состояние явно улучшилось, а до Маридунума оставалось не более дня пути, поэтому решили, что лучше позволить ей делать то, что она пожелает…

Я обвел взглядом убогий домишко, из которого мне навстречу вышла говорливая женщина, и подумал, что опасность, какой чреваты еще несколько часов, проведенные больной в носилках, гораздо меньше той, что грозила ей в столь жалком обиталище в Бремии, и потому поблагодарил женщину за ее доброту и поинтересовался, куда подевался ее муж. На это она с радостью ответила, что все мужчины селенья ушли к Амброзию…

Она неправильно истолковала мой удивленный взгляд.

– Разве вы не знаете? В Динас Бренине объявился пророк, сказавший, что придет Красный Дракон. Принцесса сама сказала мне об этом, и видно было, что солдаты боялись. А теперь он высадился. Он уже здесь.

– Откуда ты знаешь? – спросил я женщину. – Дорогой мы не встретили ни одного гонца.

Она поглядела на меня, как на безумца или глупца. Разве я не видел огнедышащего дракона? Все в селенье сразу поняли, что значит это предзнаменование, и пророк так сказал. Мужчины вооружились и в тот же день ушли. Если солдаты вернутся, женщины с детьми укроются среди холмов, но всем известно, что Амброзий способен передвигаться быстрее ветра, и им совсем не страшно…

Я не стал прерывать ее болтовню, а перевел сказанное для Горлойса. Наши взгляды встретились, и в них читалась одна и та же мысль. Мы еще раз поблагодарили женщину, воздали ей по заслугам за заботу о моей матери и отправились следом за мужчинами Бремии.

Южнее селенья дорога разветвляется: основной тракт сворачивает к юго-востоку мимо золотых копей и дальше ведет через холмы и низменности в широкую долину реки Уай, откуда лежит прямой путь до переправы через Сеферн и дальше на юго-запад. Другая, не столь наезженная дорога уходит прямиком на юг, до Маридунума отсюда не более дня пути. Я решил, что в любом случае последую за моей матерью на юг и переговорю с ней прежде, чем присоединюсь к Амброзию; теперь, после известия о ее болезни, такой разговор стал настоятельно необходим. Горлойс же поскачет к Амброзию и предупредит его о передвижениях Вортигерна.

На развилке, там, где расходились наши дороги, мы нагнали поселян. Наше приближение они услышали загодя и потому попрятались – местность была каменистой и поросла густым кустарником, – но недостаточно быстро; порывистый ветер, должно быть, заглушал топот наших коней, пока мы не оказались совсем рядом. Мужчин не было видно, но они не успели укрыть одного из своих жалких вьючных ослов, а по осыпи все еще скатывались мелкие камешки.

Снова повторилась Бремия. Остановившись, я обратился к ветреной тишине. На этот раз я назвал себя – и через мгновение дорога, казалось, кишела людьми. Они окружили наших лошадей, весело ухмыляясь и потрясая самым причудливым оружием – от погнутого римского меча до каменного наконечника копья, примотанного к ручке граблей. Поселяне рассказали нам то же, что и их женщины: они слышали пророчество и видели знамение; теперь вот шли к Амброзию, и скоро к ним присоединятся все мужчины Запада. Их боевой дух был высок, но в остальном они являли собой жалкое зрелище. К счастью, у нас была возможность им помочь.

– Поговори с ними, – обратился ко мне Горлойс. – Скажи им, что если они подождут здесь с нами еще один день, то получат оружие и лошадей. Они выбрали удачное место для засады. Да и кто знает местность лучше, чем они?

Итак, я сообщил поселянам, что перед ними герцог Корнуэльский, великий вождь, и что если они подождут с нами один день, то мы позаботимся о том, чтобы им достались лошади и оружие.

– Люди Вортигерна будут возвращаться этим путем, – объяснил я. – Они не знают, что верховный король уже бежал на Восток; они будут ехать назад по этой дороге, так что мы обождем их здесь. Вы поступите мудро, если подождете вместе с нами.

Все остались ждать. Должно быть, эскорт задержался в Маридунуме дольше положенного, но кто стал бы винить их за это после такой холодной и сырой поездки? Они показались на дороге незадолго до сумерек второго дня; ехали не таясь и помышляли, наверное, о ночлеге в Бремии.

Мы захватили их врасплох. Бой был коротким, кровавым и очень неприятным. Стычки на дорогах похожи одна на другую. Эта отличалась тем, что была лучшей по части командования и много более причудливой по части вооружения, но на нашей стороне было преимущество как в неожиданности, так и в численности: мы добились желаемого результата – лишили Вортигерна двадцати воинов, потеряв лишь троих наших и отделавшись несколькими легкими ранами. Я вышел из схватки с большей честью, чем считал вообще возможным, убив человека, которого выбрал, до того как бой пронесся надо мной и дальше; другой ратник Вортигерна выбил меня из седла и, наверное, прикончил бы, если бы Кадал не отразил удар и сам не заколол нападавшего. Все кончилось очень быстро. Мы похоронили наших павших, а вражеских оставили на поживу стервятникам, предварительно лишив их оружия и кожаных панцирей. В этой стычке мы по мере сил щадили лошадей, так что, когда мы прощались на следующее утро, Горлойс увел за собой на юго-запад новый отряд, в котором у каждого был конь и приличное оружие. Мы с Кадалом повернули на юг к Маридунуму и прибыли в город перед наступлением вечера.

Первым, кого я встретил, когда мы ехали по улице к обители Святого Петра, был мой кузен Диниас. Мы неожиданно столкнулись с ним, когда он сворачивал из-за угла; он отпрыгнул как ошпаренный и побелел как мел. Наверное, после того как вооруженный эскорт привез мою мать, но без меня, слухи распространились по городу подобно лесному пожару.

– Мерлин. Я думал… я думал…

– Рад нашей встрече, кузен. А я собирался тебя искать.

– Послушай, клянусь, я не догадывался о том, кто эти люди… – поспешно заговорил он.

– Знаю. Это произошло не по твоей вине. Я не затем искал встречи с тобой.

– …и я был пьян, ты же знаешь. Но даже если бы я догадывался, кто они такие, разве мог я знать, что они заберут тебя? До меня доходили слухи о том, что они ищут, сознаюсь, но поверь, мне и в голову не приходило…

– Я уже сказал, что тебя не виню. К тому же я благополучно вернулся, так ведь? Все хорошо, что хорошо кончается. Перестань, Диниас. Я хотел поговорить с тобой не об этом.

– Я взял деньги, помнишь? Ты сам видел, – не унимался он.

– Ну и что с того? Ты же не продал сведения за деньги, ты получил их уже после. По-моему, это не одно и то же. Если Вортигерну нравится бросаться деньгами, то следует всеми способами помогать ему в этом. Забудем все, прошу тебя. У тебя есть новости о моей матери?

– Я только что от нее. Тебе известно, что она больна?

– Я узнал об этом по дороге сюда. Что с ней? Она плоха?

– Мне сказали, что она простудилась, но уже поправляется. Мне показалось, что она плохо выглядит, но, должно быть, сказались тяжелая дорога и тревога за тебя. Чего ради ты понадобился Вортигерну?

– Чтобы убить меня, – коротко ответил я.

Он выпучил глаза и стал заикаться:

– Во… имя бога, Мерлин, я знаю, мы с тобой никогда не были… то есть бывали времена… – Он замолк, и я услышал, как Диниас с трудом сглотнул. – Ты же знаешь, что я родичей не продаю.

– Я же сказал, что верю тебе. Забудь. Это вовсе не связано с тобой, просто его колдуны наговорили всякого вздора. Но я уже сказал тебе, что остался жив и здоров.

– Твоя мать ничего об этом не говорила.

– Она не знала. Неужели ты полагаешь, что она покорно позволила бы ему отослать себя домой, знай она об их намерениях? Вот те, кто привез ее сюда, об этом наверняка знали. Но они же не проболтались ей?

– Кажется, нет, – ответил Диниас. – Но…

– Я рад это слышать. Надеюсь вскоре ее увидеть, и на сей раз при свете дня.

– Значит, теперь тебе больше нечего бояться Вортигерна?

– Возможно, мне следовало бы бояться, если бы здесь все еще было полно его людей, но у ворот сказали, что они все убрались, побежали к нему?

– Именно так. Одни уехали на север, другие – на восток, в Каэр-Гуэнт. Выходит, ты слышал новость?

– Какую новость?

Хотя на улице никого, кроме нас, не было, он по старой привычке воровато оглянулся через плечо. Я соскользнул с седла и бросил повод Кадалу.

– Какую новость? – повторил я.

– Амброзий, – тихо произнес он. – Говорят, что он высадился на юго-западе и продвигается на север. Это известие пришло вчера с кораблем, и люди Вортигерна сразу стали собираться. Но… если ты только что приехал с севера, как же ты мог их не встретить?

– Мы видели этим утром два отряда, но вовремя заметили их и ушли с дороги. И накануне мы встретили у развилки эскорт моей матери.

– Встретили? – Казалось, его поразили мои слова. – Но если они знали, что Вортигерн собирался убить тебя…

– То они знали и то, что мне нечего делать на Юге, и должны были убить меня? Ты прав. Поэтому мы их порубили. О, да не смотри ты на меня так – дело тут не в колдовстве, а в солдатах. Мы повстречали валлийцев, которые шли к Амброзию, устроили засаду на людей Вортигерна и посекли их.

– В Уэльсе уже знают? Было пророчество, не так ли? – В сгустившихся сумерках ярко блеснули белки его глаз. – Я слышал о нем… Все вокруг гудит слухами. Нам рассказали солдаты. Говорили, что ты показал большое озеро под утесом – это там, где мы останавливались когда-то, и, клянусь, тогда никакого озера там не было, – и в этом озере, под основанием башни лежали драконы. Это правда?

– То, что я показал озеро, да.

– А драконы. Что это было?

– Драконы, – медленно произнес я. – Нечто, сотворенное из ничего, что-то, что они могли бы увидеть воочию, поскольку, не увидев своими глазами, они не только не поверили бы мне, не стали бы даже слушать.

Повисло недолгое молчание. Затем он заговорил со страхом в голосе:

– Так это волшебство показало тебе приход Амброзия?

– И да, и нет, – улыбнулся я. – Я знал, что он придет, но не знал когда. Волшебство известило меня, что он уже в пути.

– Ты знал, что он идет? – снова уставился он на меня. – Значит, ты узнал что-то в Корнуолле? Мог бы и мне сказать.

– Зачем?

– Я бы присоединился к нему.

Какое-то время я испытующе всматривался в него.

– Ты и сейчас можешь присоединиться к нему. Ты и твои друзья, сражавшиеся за Вортимера. Как насчет Пасцентия, брата Вортимера? Ты знаешь, где он? Он по-прежнему горит желанием биться с Вортигерном?

– Да, но говорят, что он отправился мириться с Хенгистом. Он никогда не станет под знамя Амброзия, потому что хочет сам заполучить Британию.

– А ты? – спросил я. – Чего ты хочешь?

Он ответил просто, без громких слов и бахвальства:

– Мне нужно всего лишь место, которое я смогу назвать своим. Вот это, если удастся. В конце концов, оно и так мое. Он убил детей, разве ты не знаешь?

– Я не знал этого, но ты меня не удивил. В конечном счете это в его духе. – Я помолчал. – Послушай, Диниас, разговор будет долгим, мне есть что рассказать тебе. Но сперва я хотел бы попросить тебя об одолжении.

– Каком?

– О гостеприимстве. Нет такого места, куда бы мне хотелось отправиться, пока мне подготовят жилье, а снова пожить в доме моего деда было бы любопытно.

– Он уже совсем не тот, что был раньше, – ответил Диниас без уверток и притворства.

– Но что-то же осталось, – рассмеялся я. – Там ведь есть крыша над головой, чтобы укрыться от этого поганого дождя, и огонь, чтобы обсушить нашу одежду, да еще что-нибудь для желудка, даже не важно что. Что ты скажешь, если я пошлю Кадала купить еды и мы пообедаем дома? Я тебе расскажу обо всем за пирогом и флягой вина. Но предупреждаю, если ты еще раз хотя бы покажешь мне кости, то я сам кликну людей Вортигерна.

– На этот счет можешь быть спокоен, – улыбнулся он, внезапно расслабившись. – Что ж, пойдем. Еще осталась пара комнат, пригодных для жилья, и мы найдем для тебя кровать.

Мне досталась комната Камлаха. В ней гуляли сквозняки и было полно пыли, и Кадал наотрез запретил мне ложиться в постель, пока та целый час не простояла рядом с ревущим огнем. У Диниаса не было слуги, за исключением одной неряшливой девчонки, которая приглядывала за ним, очевидно, в обмен на привилегию делить с ним постель. Кадал поручил ей наносить дров для растопки и разогреть воды, а сам тем временем отправился в монастырь с весточкой моей матери, а потом в таверну, чтобы раздобыть вино и ужин.

Мы ели, сидя перед огнем, а Кадал нам прислуживал. Мы проговорили допоздна, но здесь достаточно лишь заметить, что я рассказал Диниасу свою историю – или ту ее часть, которая была доступна его пониманию. Возможно, я получил бы некоторое удовлетворение, сообщив ему правду о моем рождении, но предпочел за лучшее подождать, пока не буду уверен в нем и в округе не останется людей Вортигерна. Поэтому я рассказал ему лишь о том, как попал в Британию и как стал одним из приближенных графа Британского. Диниас уже достаточно был наслышан о моем «пророчестве» в подземелье под Королевской Твердыней и слепо поверил в грядущую победу Амброзия, поэтому наша беседа закончилась его обещанием отправиться утром на Запад с вестями и собрать с окраин Уэльса помощь для Амброзия, какую только удастся. Я понимал, что он побоится не сдержать свое обещание: что бы ни говорили солдаты о случившемся в Королевской Твердыне, этого оказалось достаточно, чтобы внушить моему простоватому Диниасу благоговейный страх перед моим могуществом. Но и без того я знал, что могу положиться на него.

Мы проговорили почти до зари, после чего я дал ему денег и пожелал доброй ночи.

(Он уехал еще до того, как я проснулся на следующее утро. Диниас сдержал свое слово и присоединился к Амброзию в Йорке, приведя с собой несколько сотен человек. Его приняли с почестями; он хорошо проявил себя, но вскоре в каком-то второстепенном сражении получил раны, от которых позже скончался. Что до меня, то я никогда его больше не видел.)

Кадал запер за ним дверь.

– Наконец у нас есть хороший замок и надежный засов.

– Ты опасаешься Диниаса? – спросил я.

– Я опасаюсь любого в этом проклятом городе. Мне не будет покоя, пока мы не уберемся отсюда и не окажемся рядом с Амброзием.

– Едва ли тебе стоит сейчас волноваться. Люди Вортигерна бежали. Ты же слышал, что сказал Диниас.

– Да, но и твои слова я тоже слышал. – Он наклонился, чтобы убрать одеяла от огня, и замер, глядя на меня поверх вороха постели. – Что ты имел в виду, говоря, что будешь здесь, пока не подготовят твое жилье? Ты же не думаешь построить себе здесь дом?

– Нет, не дом.

– Ту пещеру?

Я улыбнулся, увидев выражение его лица.

– Когда Амброзий перестанет нуждаться во мне, а в стране воцарятся мир и покой, туда-то я и намерен удалиться. Я же предупреждал тебя, что если ты захочешь остаться со мной, то будешь жить вдали от дома?

– Насколько мне помнится, мы говорили о смерти. Ты имеешь в виду, что будешь там жить?

– Не знаю, – ответил я. – Возможно, и нет. Но думаю, мне необходимо место, где я могу побыть один. Вдали от происходящих событий. Размышлять и строить планы – это одна сторона жизни, а деяния – другая. Человек не может все время что-нибудь делать.

– Скажи об этом Утеру.

– Я не Утер.

– Что ж, как говорят, годятся оба. – Он бросил одеяла на кровать. – Чему ты улыбаешься?

– Я улыбаюсь? Не обращай внимания. Давай спать, завтра нам нужно пораньше быть в монастыре. Тебе снова пришлось подкупать старуху?

– Нет там никакой старухи, – выпрямился он. – На этот раз была девушка. И довольно миловидная, насколько я мог судить о ней в этой мешковатой рясе и опущенном на лицо капюшоне. Тот, кто запирает таких девушек в монастырь, заслуживает… – Кадал принялся объяснять, что они заслуживают, но я оборвал его:

– Ты узнал, как себя чувствует моя мать?

– Они сказали, что ей лучше. Жар спал, но она не успокоится, пока не увидит тебя. Теперь ты ей обо всем расскажешь?

– Да.

– А потом?

– Мы поедем к Амброзию.

– Ага, – произнес он и потащил свой тюфяк, так чтобы он лежал поперек дверей, по пути задув светильник, после чего без единого слова улегся спать.

Кровать у меня была достаточно удобной, а комната, хоть и обветшалая, казалась после долгого путешествия верхом роскоши. Но спал я плохо. В мыслях я был рядом с Амброзием на дороге к Генореу. Все, что я знал о Генореу, подсказывало, что взять его будет делом нелегким. Я начал беспокоиться, не оказал ли медвежью услугу своему отцу, заставив верховного короля покинуть его крепость в Сноудоне. Быть может, думалось мне, стоило оставить его там в этой заговоренной, обваливающейся башне, Амброзий гнал бы его из Уэльса до самого моря.

С огромным усилием, удивившим меня самого, припомнил я собственное пророчество. То, что я сделал в Динас Бренине, произошло не по моей воле. Не я решил заставить Вортигерна удирать из Уэльса. Из тьмы и пустоты, из водоворота звезд явились мне эти слова. Красный Дракон восторжествует, а Белый падет. Голос, произнесший эти слова тогда и повторивший их теперь в затхлой темноте комнаты Камлаха, принадлежал не мне: это был голос моего бога. А человек… он не бодрствует и не доискивается причин… Человек повиновался и заснул.