Текст книги "Хрустальный грот. Полые холмы"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Ладно, я не хотел рисковать, не зная, как обстоят дела нашей семьи. Я отправился в обитель Святого Петра – обождав, пока сгустятся сумерки, – а затем пришел осмотреться здесь. Выходит, в доме теперь никто не живет?

– Я здесь все еще живу. А где же еще?

Пустое высокомерие напомнило мне о безлюдной колоннаде; на мгновение я испытал искушение попросить его о гостеприимстве и посмотреть, что он скажет в ответ на это. Ему, похоже, пришла на ум та же мысль, и он поспешно спросил:

– Корнуолл? Как там дела? Говорят, что гонцы Амброзия снуют через Малое море все равно что водомерки.

Я рассмеялся:

– Откуда мне знать? Я старался жить тихо.

– Ты выбрал удачное место. – В его голосе снова слышалось так хорошо знакомое мне презрение. – Говорят, старый Горлойс провалялся всю зиму в постели с девкой, которой едва исполнилось двадцать лет, бросив остальных королей по снегу играть в свои игры. Говорят, что рядом с новой герцогиней Елена Троянская выглядела как базарная торговка. Правда ли это?

– Я ее никогда не видел. У нее очень ревнивый муж.

– Он ревнует к тебе? – Диниас засмеялся и отпустил шуточку, от которой стоявший у меня за спиной Кадал едва не задохнулся от гнева. Однако эта тема привела моего кузена в доброе расположение духа, и он утратил бдительность. Я оставался все тем же младшим родичем-бастардом, и со мной можно было не считаться.

– Что ж, тебе это пошло бы впрок, – добавил он. – У вас была мирная зима, у тебя и у этого старого козла герцога, в то время как мы топали по стране вслед за саксами.

Выходит, он сражался вместе с Камлахом и Вортимером. Именно это я и хотел узнать.

– Вряд ли меня можно винить за поведение герцога, – мягко произнес я.

– Ха! Тем лучше для тебя. Ты разве не знаешь, что он ушел на север за Вортигерном?

– Мне известно, что он отправился, чтобы присоединиться к верховному королю… у Каэр-ар-Вона, кажется, так? Может, и ты туда направляешься? – как можно более мягко осведомился я, а потом кротко добавил: – По правде сказать, мое положение не позволяло мне узнавать важные новости.

Между колоннами гулял холодный сырой сквозняк. Откуда-то сверху, из разбитой водосточной трубы, вылилась вода, брызгами рассыпавшись по плитам между нами. Я увидел, как Диниас подобрал плащ, кутаясь поплотнее.

– Так чего мы здесь стоим? – произнес он с грубоватой сердечностью, такой же фальшивой, как и высокомерие. – Может, пойдем обменяемся новостями за флягой вина?

Я заколебался, но лишь на мгновение. Казалось очевидным, что у Диниаса есть свои причины держать нас подальше от глаз верховного короля; к тому же если бы ему удалось утаить свой союз с Камлахом, то, уж конечно, он был бы теперь в армии Вортигерна, а не слонялся бы по пустому дворцу в обносках с чужого плеча. К тому же теперь, когда он знал о моем присутствии в Маридунуме, я предпочитал держать его под присмотром: рискованно было дать ему возможность уйти и разболтать о моем возвращении первому встречному.

Поэтому я принял его приглашение, сделав вид, что польщен и доволен, и настояв лишь на том, чтобы он присоединился ко мне за ужином, если он подскажет, где можно вкусно поесть и обсушиться в тепле…

Едва я успел договорить, как он схватил меня за руку и повел через атриум к выходу на улицу.

– Хорошо-хорошо. Есть одно местечко в западном квартале, за мостом. Кормят там сносно, а посетители не суют нос в чужие дела. – Он гадко подмигнул. – Впрочем, какое тебе дело до девок, так ведь? Хотя по твоему виду и не скажешь, что из тебя все-таки сделали клирика… Ну да ладно, хватит на время. И не строй из себя тихоню. Ни за что не поверю, что тебе не о чем порассказать… Да и о многом ли сейчас поговоришь? Ты или с валлийцами не в ладах, или с Вортигерном, а ведь город кишит его соглядатаями. Не знаю, кого они так ищут, но ходят слухи… Нет, вали отсюда со своим тряпьем.

Последние слова относились к нищему, протягивавшему к нам лоток с грубо обточенными камнями и кожаными шнурками. Без единого слова человек отступил на шаг. Я заметил, что он слеп на один глаз: щеку его пересекал отвратительный шрам, расплющивший переносицу сломанного носа. Судя по всему, это был страшный след от удара мечом.

Проходя мимо него, я бросил на поднос монету, и Диниас одарил меня далеко не дружелюбным взглядом.

– Времена переменились, а? Ты, должно быть, разбогател в Корнуолле. Скажи мне, что произошло той ночью? Неужели это ты поджег весь этот проклятый дворец?

– Я расскажу тебе об этом за ужином, – ответил я и отказывался отвечать на его расспросы до тех пор, пока мы не укрылись в таверне, где нам отвели скамью в углу так, чтобы у нас за спинами была стена.

5

Я не ошибся – Диниас действительно впал в нищету. Даже в полумраке, царившем в этой задымленной таверне, я видел, насколько изношена его одежда, а заказывая ужин и кувшин их лучшего вина, чувствовал, как он неотрывно следит со мной со смесью негодования, обиды и голодного вожделенья. Оставив Диниаса дожидаться, когда принесут еду и питье, я, извинившись, отошел переброситься парой слов с Кадалом.

– Возможно, из него удастся выудить кое-какие необходимые нам сведения. В любом случае мне показалось, что пока лучше держаться его – сейчас с него нельзя спускать глаз. Готов поспорить, что к восходу луны он так напьется, что будет совершенно безопасен: я или уложу его в постель к какой-нибудь девице, или по пути в монастырь мы благополучно препроводим его домой. А если все будет идти к тому, что мне не удастся выбраться отсюда до восхода луны, ты сам отправляйся к воротам на вьючной тропе, чтобы встретить мою мать. Что говорить, ты знаешь. Скажи ей, что я собирался прийти сам, но случайно столкнулся с моим кузеном Диниасом и сперва мне надо отделаться от него. Она поймет. А теперь иди поешь.

– Только будь настороже, Мерлин, а я сделаю все как надо. Так ты говоришь, что это твой кузен? Не ошибусь, если скажу, что он не слишком-то тебя жалует.

– Думаешь, ты сказал что-то новое? Это взаимно, – рассмеялся я.

– Ох, ладно, если ты будешь осторожен.

– Обязательно.

Диниасу достало хороших манер, чтобы он заставил себя дождаться, пока я не отпущу Кадала и не сяду налить вина. Насчет пищи мой дорогой кузен был совершенно прав: принесенный нам пирог не только был высоким и пышным, но в нем еще дымилась обильная начинка из говяжьего фарша с кусочками устриц, а хлеб, хоть и с добавкой ячменя, был свежим. Сыр же, наоборот, был выдержанным и отменного качества. Другой товар в таверне, похоже, не уступал подаваемым блюдам: из-за занавески в дальнем конце зала то и дело выглядывало смазливое девичье личико, и кто-нибудь из посетителей, отставив кружку, спешил на призывный смех. По тому, как даже во время еды Диниас не сводил глаз с этой занавески, я заключил, что мне не составит труда избавиться от него, как только я получу все интересующие меня сведения.

Прежде чем я начал задавать ему вопросы, я подождал, пока он прикончит половину пирога. Мне не хотелось ждать дольше, поскольку, несмотря на голод, после каждого куска он прикладывался к кувшину с вином, и я опасался, что, если я протяну с расспросами еще немного, голова его настолько затуманится, что он вообще не сможет связно что-либо мне рассказать.

Не будучи вполне уверен, на чьей стороне Диниас и каковы вообще настроения в здешних местах, я не вел прямые расспросы, которые могли оказаться опасными, но, учитывая положение, какое занимала моя семья, большую часть нужных Амброзию сведений я мог получить, просто интересуясь судьбой своих родственников. На эти вопросы Диниас отвечал довольно охотно.

Начать с того, что с самой ночи пожара все считали меня умершим. Тело Сердика сгинуло в огне, а с ним – и все то крыло дома. Когда же мой пони под пустым седлом под утро сам нашел дорогу на конный двор, а меня так нигде и не было, вполне разумно было предположить, что меня постигла участь останков Сердика и что мое тело дотла сгорело во время пожара. Моя мать и Камлах разослали людей обыскать окрестности, но, естественно, они не обнаружили моих следов. По-видимому, никому и в голову не пришло, что я мог улизнуть морем. Из-за непогоды ни один купеческий корабль не заходил в Маридунум, а рыбачью лодку Маррика и Анно никто не видел.

Мое исчезновение – и в этом нет ничего удивительного – не произвело большого шума. Что думала по этому поводу моя мать, никто не знал, к тому же вскоре после этого она удалилась в монастырь Святого Петра. Камлах, не теряя времени, провозгласил себя королем. Разумеется, приличия ради он предложил Олвене свои защиту и покровительство, но, поскольку его собственная жена уже имела одного сына и была беременна вторым ребенком, ни для кого не было тайной, что королеву Олвену поскорее выдадут замуж за какого-нибудь безобидного и по возможности правящего далеко от этих мест воеводу… И так далее, и так далее…

Слишком много разговоров о прошлом, в которых не было ничего нового ни для меня, ни для Амброзия. Когда Диниас покончил с едой и прислонился к стене, распустив пояс и расслабившись после обильной пищи и вина в тепле таверны, я подумал, что пришло время перевести разговор на события недавних дней. Таверна уже была набита до отказа, и за царившим шумом никто не мог бы услышать нашу беседу. Из внутренних комнат вышло несколько девушек; зал заполнился раскатами громового хохота, посыпались грубые шутки.

Снаружи совершенно стемнело и, похоже, снова принялся моросить дождь. Входя с улицы, мужчины отряхивались, словно собаки, и громко требовали подогретого вина с пряностями. Воздух в помещении был тяжелым от торфяного и угольного дыма, поднимавшегося от жаровен, запахов готовящейся пищи и копоти дешевых масляных ламп. Я не опасался, что меня узнают: для того чтобы рассмотреть мое лицо, пришлось бы наклониться через стол и взглянуть на меня в упор.

– Заказать еще еды? – спросил я.

Диниас мотнул головой, икнул и осклабился:

– Нет, благодарю. Все было отлично. Я твой должник. А теперь расскажи о себе. Ты уже довольно меня послушал. Где тебя носило все эти годы? – Он снова потянулся к кувшину и перевернул его над своей кружкой. – В этом проклятом черепке ничего не осталось. Закажешь еще?

Я заколебался. Он не был похож на человека, стойкого к крепким напиткам, а мне не хотелось, чтобы он напился преждевременно.

Он неправильно понял мою нерешительность.

– Ну же, ну, неужели тебе жалко для меня еще одного кувшинчика вина? Не каждый день богатый молодой родственник приезжает из Корнуолла. Что тебя привело сюда, а? И что ты делал все это время? Давай рассказывай, маленький Мирддин. Послушаем твою историю, да? Но сперва – еще вина.

– Да, конечно, – сказал я и приказал прислуживавшему в таверне мальчишке принести еще вина. – Но прошу тебя, не называй здесь моего имени, ладно? Я теперь зову себя Эмрисом, пока не узнаю, откуда ветер дует.

Он с такой готовностью согласился на мою просьбу, что я понял: дела в Маридунуме обстоят даже хуже, чем я предполагал. Похоже, теперь опасно было вообще открыто объявлять о том, кто ты и на чьей ты стороне. Большинство мужчин в таверне были валлийцами с виду; я никого не узнал, что было неудивительно, учитывая то, какую компанию я водил пять лет назад. Но у дверей сидела ватага пришлых, рыжебородых и светловолосых, которые вполне могли быть саксами. Я предположил, что это люди Вортигерна. Мы не произнесли ни слова, пока мальчишка не стукнул перед нами по столу полным кувшином. Диниас налил вина, отодвинул свою тарелку, облокотился на стену и выжидательно уставился на меня:

– Что ж, давай выкладывай о себе. Что произошло в ту ночь, когда ты удрал? С кем ты ушел? Тебе тогда было лет двенадцать-тринадцать, не больше, так?

– Я прибился к двум купцам, следовавшим на юг, – начал я свой рассказ. – Я заплатил за дорогу одной из брошей, которые подарил мне мой д… старый король. Они взяли меня с собой до Гластонбери. Потом мне снова посчастливилось – я встретил торговца, везшего груз стеклянных изделий с Острова домой в Корнуолл, и он взял меня с собой. – Я опустил взгляд, словно избегая смотреть ему в глаза, и повертел кружку в руках. – Он хотел завести дом, как у вельможи, и счел, что ему будет полезно иметь при себе мальчика, умеющего петь и играть на арфе, а также читать и писать.

– Гм, похоже на правду. – Я знал, что он мог подумать о моей истории; и в самом деле, в его тоне сквозило удовлетворение, словно его презрение ко мне внезапно получило оправдание. Что ж, тем лучше. Меня мало интересовало его мнение. – А потом? – спросил он.

– Ну, я провел у него несколько месяцев. Он благоволил ко мне, он и его друзья тоже. Я даже скопил немалую сумму.

– Игрой на арфе? – ощерился он.

– Да, игрой на арфе, – мягко отозвался я. – А еще тем, что читал и писал: я вел для него счета. Когда он снова собрался на Север, то позвал меня с собой, но мне не хотелось ехать назад. Я не отважился, – добавил я с обезоруживающей искренностью. – Мне было нетрудно получить приют в святой обители. О нет, я был слишком молод и стал только послушником. По правде, мне там понравилось; я вел очень мирную жизнь. Занимался я тем, что помогал переписывать книги об истории падения Трои. – Я едва не расхохотался, увидев гримасу, исказившую в тот момент его лицо, и, лишь чудом сдержавшись, поспешил опустить глаза на кружку. Она была хорошей работы, скорее всего самианской, с блестящей глазурью и хорошо видным клеймом гончара: А. С. «Амброзий сделал меня», – внезапно пришло мне в голову, и, мягко погладив большим пальцем буквы, я закончил свой рассказ о пяти безмятежных годах, проведенных мной вдали от родного дома. – Я работал там, пока до меня не стали доходить слухи из дому. Сперва я не особенно к ним прислушивался: всякие слухи всегда ходят. Но когда стало ясно, что слухи о гибели Камлаха правдивы, а после этого мы узнали и о смерти Вортимера, я стал беспокоиться о том, что произошло в Маридунуме. Я понял, что мне нужно вновь повидаться с матерью.

– Ты собираешься здесь задержаться?

– Сомневаюсь. Мне нравится Корнуолл, у меня там есть свой дом.

– Значит, ты станешь священником?

Я пожал плечами:

– Об этом я еще не думал. В конце концов, меня всегда готовили к этому. Каким бы ни было мое будущее там, здесь я уже потерял свое место – если оно у меня когда-нибудь было. И воина из меня наверняка уже не выйдет.

При этих словах Диниас усмехнулся:

– Это уж точно. Но здесь-то война еще не закончена, должен тебе сказать. Она только-только начинается. – Он доверительно наклонился ко мне через стол, толкнув при этом кружку так, что из нее выплеснулось вино. Диниас подхватил кружку, не давая ей опрокинуться. – Чуть не разлил, а вино опять почти кончилось. Неплохое, а? Как насчет еще одного кувшина?

– Если хочешь. Но ты говорил о?..

– Ах да, о Корнуолле. Я всегда хотел там побывать. Что там говорят об Амброзии?

Вино уже развязало ему язык. Он позабыл о том, что собирался говорить доверительным шепотом; его голос звучал громко, и я заметил, как две или три головы обернулись в нашу сторону.

Он не обратил на это внимания.

– Да, надо думать, тебе известны все до единой тамошние новости. Если они вообще есть, эти новости. Говорят, он высадится там, а?

– Вот ты о чем, – небрежно бросил я. – Люди все время что-то болтают. Сам знаешь, слухи о вторжении ходят уже много лет. Пока что он не высадился, и ты можешь гадать об этом не хуже меня.

– Хочешь поспорим? – Я увидел, как он полез в кошель, висевший у него на поясе, достал пару игральных костей и принялся лениво перебрасывать их из руки в руку. – Давай сыграем.

– Нет, спасибо. В любом случае не здесь. Послушай, знаешь что, Диниас? Давай купим еще флягу вина или даже две, если хочешь, и мы пойдем домой и выпьем их там?

– Домой? – скорчил он презрительную гримасу. – А где это? В пустом дворце?

Он по-прежнему говорил громко; я заметил, что из другого угла комнаты за нами кто-то наблюдает. Этих людей я не знал. Двое мужчин в темной одежде, лицо одного окаймляла короткая черная бородка, другой был узколицый, рыжеволосый и с длинным, похожим на лисий, носом. Выглядели они как жители Уэльса. На столе перед ними стояла фляга, а в руках они держали кружки, но уже добрых полчаса уровень вина во фляге не уменьшался.

Я поглядел на Диниаса. Судя по всему, он достиг той степени опьянения, которая располагала в равной мере как к откровенности, так и к шумной ссоре. Если я стану настаивать на том, чтобы уйти немедленно, то, возможно, вызову эту самую ссору, а если за нами действительно следят и ватага у дверей и в самом деле люди Вортигерна, то нам лучше остаться здесь за тихой беседой; нет нужды рисковать, уводя моего родича на улицу, – мы вполне могли повести за собой соглядатаев. Да и что с того, что вслух помянули Амброзия? Это имя у всех вертелось на языке; и страна более чем когда-либо гудела от слухов, их обсуждали все – и друзья, и враги Вортигерна.

Диниас бросил кости на стол и перекатывал их из стороны в сторону, пальцы его и не думали дрожать. Возможно, кости послужат оправданием нашему перешептыванию в углу. Кроме того, кости могут отвлечь его от кувшина с вином.

Я достал горсть мелких монет.

– Ладно, если ты действительно хочешь играть. Что ты можешь поставить на кон?

Пока мы играли, я затылком чувствовал, что чернобородый и его собутыльник с лисьим лицом внимательно прислушиваются. Саксы у дверей выглядели довольно безобидными; большинство из них были уже мертвецки пьяны, а остальные галдели между собой, и ни до кого другого им не было дела. Но чернобородый, по-видимому, заинтересовался.

Я бросил кости: пять и четыре. Слишком хорошо; нужно, чтобы Диниас немного выиграл. Я не мог ни с того ни с сего предложить ему деньги и отправить за занавес к девкам. А тем временем, чтобы сбить со следа чернобородого…

Я произнес негромко, но отчетливо:

– Так тебя интересует Амброзий? Сам знаешь, что такое слухи. Я ничего определенного не слышал, обычная болтовня, которая не смолкает уже десять лет. О да, говорят, что он вторгнется в Корнуолл или Маридунум, захватит Лондон или высадится в устье Эйвона, – бери кости, твой бросок. – Чернобородый отвернулся. Я наклонился, чтобы лучше видеть, как Диниас бросит кости, и понизил голос: – А если бы он объявился здесь сейчас, что тогда? Тебе это известно лучше меня. Поднимутся ему на подмогу западные королевства или останутся верными Вортигерну?

– Запад запылает, что солома. Видит бог, такое уже случалось. Удваиваешь или рассчитаемся? Запылает, как в ту ночь, когда ты сбежал. Боже, как я смеялся! Маленький ублюдок поджег дом и унес ноги. Зачем ты устроил пожар? Я выиграл, две пятерки. Тебе бросать.

– Идет. Ты спрашиваешь, почему я сбежал? Я же говорил тебе, что боялся Камлаха.

– Я не это имел в виду. Я спросил, почему ты поджег дворец? Только не говори, что это был несчастный случай, я все равно не поверю.

– Это был погребальный костер. Я зажег его потому, что Камлах приказал убить моего слугу.

Он вытаращил глаза, кости у него в ладони на мгновение замерли.

– Ты поджег королевский дворец из-за раба?

– И что с того? Я любил своего слугу больше, чем Камлаха.

Диниас снова было пьяно вытаращился на меня, потом все же бросил кости. Два и четыре. Я вернул себе две монетки.

– Да будь ты проклят, – выругался Диниас, – ты не имеешь права выигрывать, у тебя и так много денег. Ладно, давай еще. Ну надо же, из-за слуги! Тоже мне, благородного из себя корчишь, а сам-то ты кто? Бастард, выдающий себя за писца в монастырской келье.

– Не забывай, что ты тоже бастард, любезный мой родич.

– Возможно, но я хотя бы знаю, кто мой отец.

– Говори тише, люди кругом. Ладно, твой бросок.

Кости катились. Я молчал, с волнением всматриваясь в них. До сих пор они по большей части падали так, что я выигрывал. Сколь было бы полезно, подумалось мне, если бы можно было навлечь волшебную силу на такие мелочи, как игральные кости; особых усилий это бы не потребовало, но намного облегчило бы мне дело. Но я уже начал понимать, что на самом деле моя сила ничего не упрощает; когда она приходила, словно волк вцеплялся мне в горло. Иногда я чувствовал себя, как тот мальчик из древнего мифа, который запряг в колесницу лошадей солнца и пронесся над миром как бог, пока сила не испепелила его. Я не мог не спрашивать себя, вспыхнет ли когда-нибудь еще во мне это пламя.

Кости выпали из моей обыкновенной, человеческой руки. Два и один. К чему сила, если на моей стороне удача? Диниас удовлетворенно крякнул и сгреб кости, а я пододвинул к нему несколько монет. Игра продолжалась. Я проиграл еще три броска, и горка монет возле него заметно выросла. Он расслабился. Никто не обращал на нас никакого внимания; наверное, у меня просто разыгралось воображение. Пора попытаться выудить еще несколько фактов.

– А где сейчас верховный король? – поинтересовался я.

– Что? Ах да, король! Он уехал отсюда с месяц назад. Двинулся на Север, как только установилась ясная погода и открылись дороги.

– В Каэр-ар-Вон, ты говорил… В Сегонтиуме?

– Я говорил? О, полагаю, это раньше он называл его своей базой, но какой дурак сам загонит себя в ловушку в этом медвежьем углу между Снежной горой и морем? Нет, говорят, он строит себе новую крепость. Ты, кажется, заказал еще вина?

– Его уже несут. Угощайся. С меня уже хватит. Так значит, крепость? Где?

– Что? Ах да. Недурное, однако, вино. Я точно не знаю, где он строит, это где-то в Сноудоне. Я же тебе говорил. Это место называется Динас Бренин… Он бы и построил, если б только смог.

– Что же ему мешает? Там что, какие-то волнения? Прежние сторонники Вортимера или что-то новое? В Корнуолле болтают, что у него за спиной тридцать тысяч саксов.

– За спиной, по бокам… у нашего короля везде саксы. Но за ним они не пойдут. Они пойдут за Хенгистом, а Хенгист и король не слишком-то ладят. Да говорю тебе, Вортигерна обложили со всех сторон! – По счастью, он говорил тихо и его слова потонули в стуке костей и царившем в таверне гаме. Думаю, он уже почти забыл обо мне. Диниас нахмурился и бросил кости. – Ты только посмотри. Эти треклятые кости, верно, кто-то сглазил, как и королевскую цитадель.

Что-то в его словах затронуло струну памяти, отозвавшуюся ускользающим слабым звоном, бесследным, как гудение пчелы в ветвях цветущей липы. Я бросил кости и как бы невзначай спросил:

– Сглазил? Как это?

– Ха, вот это уже лучше. Такой паршивый бросок я, пожалуй, перекрою. Сам знаешь, каковы эти северяне: стоит однажды утром подуть холодному ветру, и они тут же начинают твердить, что это мертвый дух пролетает мимо. Они не посылают отрядов в разведку, куда там, у них ведь есть прорицатели да шептуны. Я слышал, стены возводили на высоту человеческого роста четырежды и всякий раз на следующее утро они шли трещинами… Что скажешь?

– Неплохо. Боюсь, этого мне не побить. Он выставлял охрану?

– Конечно. Охрана ничего не видела.

– А почему, собственно, она должна была что-то видеть? – Казалось, удача отвернулась от нас обоих: кости словно так же сговорились против Диниаса, как стены против Вортигерна. Сам того не желая, я выбросил два дубля подряд. Нахмурившись, Диниас пододвинул половину своих монет ко мне. – Похоже, он выбрал место, где почва была мягкой, – заметил я. – Почему ему не поискать другое?

– Он выбрал вершину скалы. Лучшего места для обороны не найти во всем Уэльсе. Она главенствует над севером и югом долины и стоит над дорогой в самом узком месте долины, там, где утесы сжимают ее с обеих сторон. Да будь я проклят, там даже раньше высилась башня. Местные жители с незапамятных времен зовут ее Королевской Твердыней.

Королевская Твердыня… Динас Бренин… Гудение усиливалось, пробуждая память. Белые скелеты берез на фоне молочно-голубого неба. Крик сокола. Два короля, прогуливающихся бок о бок, и голос Сердика: «Слушай, почему бы нам не спуститься вниз и не сразиться в кости».

Еще не осознав того, что делаю, я, почти как Сердик, неуловимым стремительным движением подтолкнул катящийся кубик. Диниас, в этот момент опрокидывавший пустой кувшин над своей кружкой, ничего не заметил. Кости остановились. Два и один.

– Тебе не составит труда перебить мой бросок, – с горечью обронил я.

Диниас и в самом деле выбросил больше – но лишь на одно очко. Торжествующе хмыкнув, он подгреб к себе все деньги, после чего почти рухнул на стол, опершись о локоть, который поставил прямо в разлитое вино. Я подумал, что если даже мне удастся проиграть этому пьяному идиоту достаточно денег, мне еще посчастливится, если я смогу дотащить его хотя бы до занавески, закрывавшей проход во внутренние комнаты с гулящими девками.

Снова мой бросок. Еще встряхивая стакан, я заметил возле входа Кадала, ожидавшего, пока я обращу на него внимание. Пора уходить. Я кивнул, и он удалился. Пока Диниас оборачивался посмотреть, кому это я подавал знак, я бросил опять и рукавом незаметно перевернул остановившуюся шестеркой вверх кость. Один и три. Диниас удовлетворенно фыркнул и потянулся за стаканом.

– Послушай, – обратился я к нему. – Еще один кон, и мы уходим. Выиграешь ли ты или проиграешь, я все равно куплю еще флягу вина, и мы выпьем ее у меня на квартире. Там нам будет гораздо удобнее, чем здесь.

Как только я выведу этого пьяницу из таверны, мы с Кадалом найдем способ совладать с моим непутевым родичем.

– Квартира? Я сам могу предоставить тебе квартиру. Во дворце полно места, и тебе не следовало посылать своего человека на поиски ночлега. Знаешь, ныне следует быть осторожным. Вот. Две пятерки. Перебей мой ход, если сможешь, бастард Мерлин! – Он вылил остатки вина себе в глотку и, откинувшись назад, расплылся в улыбке.

– Сдаюсь. – При этом я придвинул к нему монеты и собрался вставать. Оглянувшись в поисках мальчишки с обещанной флягой, я услышал, как Диниас хлопнул ладонью по столу. Подпрыгнув, кости задребезжали по столу, а кружка опрокинулась и, скатившись с края стола, упала и разбилась вдребезги. Разговоры стихли, и все уставились на нас.

– О нет, ты не уйдешь! Мы доиграем до конца! Ты уходишь именно тогда, когда счастье опять мне улыбнулось? Я ни от кого такого не потерплю – ни от тебя, ни от кого другого! Садись и доиграй, мой незаконнорожденный кузен!

– О, бога ради, Диниас…

– Ну ладно, я тоже бастард! Я только хотел сказать, лучше быть незаконнорожденным сыном короля, чем неизвестно чьим ребенком, у которого вообще никогда не было отца!

При этих словах он икнул, и кто-то рассмеялся. Я тоже засмеялся и взял кости.

– Ладно, мы возьмем их с собой. Я же тебе сказал, выиграешь ты или проиграешь, мы все равно унесем отсюда флягу. Можем доиграть и дома. Пора выпить на сон грядущий.

На мое плечо упала тяжелая рука. Я попытался обернуться, чтобы посмотреть, кто это, но тут другой человек подошел сбоку и взял меня за руку. Я увидел, что Диниас смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полуоткрыв рот. Выпивохи вокруг нас внезапно примолкли.

Чернобородый сильнее сжал мою руку.

– Тише, молодой господин. К чему нам ссора, не так ли? Мы не могли бы переброситься с тобой парой слов на улице?