Текст книги "Хрустальный грот. Полые холмы"

Автор книги: Мэри Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– По словам Беррика, ты сказал именно это.

– Беррик – поэт, он все приукрасил.

– Возможно. Но сейчас каменщики и землекопы работают в подземелье, и насосы уже много часов во всю мочь качают воду. Король тоже там и ждет тебя.

Я промолчал. Он бросил на меня полный сомнения взгляд, затем унес поднос и вернулся с полотенцами и серебряным тазиком с горячей водой. Пока я мылся, он занялся сундуком, что стоял в дальнем углу комнаты: доставал из него одежду, встряхивал и разглаживал складки, не переставая бубнить через плечо:

– Не похоже, чтобы ты сильно переживал. Если они осушат озеро и ничего не обнаружат на дне…

– Что-нибудь да обнаружат. Не спрашивай меня что, я не знаю, но если я говорю… Ты знаешь, это так и будет. То, что является ко мне в видении, всегда истина. У меня есть дар Провидения.

Его брови сошлись на переносице.

– Неужели ты думаешь, что сообщил мне нечто новое? Не ты ли десятки раз пугал меня до дрожи в коленках своими странными словами или когда видел то, что не доступно никому другому?

– А ты ведь раньше боялся меня, признайся, Кадал?

– Отчасти. Но теперь я не боюсь и дальше не намерен бояться. Кто-то ведь должен присматривать и за самим дьяволом, раз уж он носит одежду, ест и пьет. А теперь, молодой хозяин, если ты помылся, давай посмотрим, какие из присланных королем вещей тебе впору.

– Король прислал мне одежду?

– Да. С виду странные одеяния, какие, по их разумению, положено носить волшебникам.

Я подошел к сундуку.

– Только не этот длинный белый балахон, расшитый звездами и полумесяцами, и обвитый змеями посох? Ну в самом деле, Кадал…

– Что поделаешь, твоя собственная одежда вся изорвана, а тебе все равно надо во что-то одеться. Перестань, в таких одеждах ты будешь смотреться истинным чародеем, и, на мой взгляд, тебе стоит поразить их умы, раз ты уж оказался на положении колдуна.

Я рассмеялся:

– Возможно, ты и прав. Давай-ка посмотрим. Гм, нет, только не белое, я собираюсь состязаться с Моганом и его прислужниками. Полагаю, что-нибудь темное и черный плащ. Да, это подойдет. А заколю я его застежкой с драконом.

– Надеюсь, ты не без основания так уверен в себе. – Он запнулся. – Послушай, я знаю, Фортуна нам сейчас улыбается, но не лучше ли нам поскорее улизнуть, не дожидаясь, как выпадут кости? Я мог бы украсть пару лошадей…

– Сбежать? Значит, я все еще пленник?

– Здесь повсюду стражники. Ты не под стражей, а под охраной, но, клянусь псом, в конечном счете это одно и то же. – Он выглянул в окно. – Скоро стемнеет. Послушай, я мог бы нарассказывать им каких-нибудь баек, чтобы их успокоить, а ты бы притворился, что снова заснул, а там наступит ночь и…

– Нет. Я должен остаться. Если я смогу заставить Вортигерна выслушать меня… Дай мне подумать, Кадал. Ты видел Маррика в ту ночь, когда нас схватили. Это означает, что сейчас он на пути к моему отцу и скоро сообщит ему новости. Насколько я могу судить, отец выступит немедля. Пока удача на нашей стороне: чем скорее выступит Амброзий, тем лучше. Если он успеет перехватить Вортигерна здесь, в западных землях, пока Волк не успел объединиться с Хенгистом… – На мгновение я задумался. – Корабль должен отплыть три, нет, четыре дня назад…

– Он вышел в море еще до того, как ты покинул Маридунум, – прервал меня Кадал.

– Что?!

Он улыбнулся, увидев выражение моего лица.

– Ну а что же ты думал? Единственный сын графа Британского схвачен, и его госпожа тоже. Никто не знает, зачем их повезли к верховному королю, но слухов в избытке, и даже Маррик счел разумным немедленно вернуться к Амброзию и сообщить ему об этом. Корабль вышел с отливом на рассвете того же дня. Он, наверно, вышел в море еще до того, как вы отправились в путь.

Я стоял не шевелясь. Помню, Кадал хлопотал вокруг меня, расправляя черный плащ, стараясь тайком от меня прикрыть складкой застежку с драконом, которой этот плащ был заколот.

Наконец я глубоко вздохнул.

– Это все, что мне надо было знать. Теперь я знаю, что мне делать. «Королевский прорицатель», говоришь? Они даже не подозревают, насколько правы. Теперь королевскому прорицателю следует нагнать страху на этот сброд, так любящий саксов, и заставить Вортигерна покинуть этот укромный уголок Уэльса и отправиться туда, откуда Амброзий без труда сможет его выкурить.

– Ты думаешь, у тебя получится?

– Я уверен.

– Тогда мне остается только надеяться, что ты знаешь и то, как нам выбраться отсюда до того, как они поймут, на чьей ты стороне?

– Разумеется. Как только мы узнаем, куда направляется Вортигерн, мы сами доставим эту новость моему отцу. – Я повел плечами, поправляя плащ, и улыбнулся ему. – И вот что, Кадал, укради пару лошадей и жди меня с ними у подножия утеса, там, где течет ручей. Встретимся возле упавшего в воду дерева, ты без труда его отыщешь; будешь ждать меня в укрытии. Я приду. Но сначала я должен пойти помочь Вортигерну явить драконов.

Я направился к двери, но Кадал опередил меня и положил руку на засов. В глазах его стоял страх.

– Ты в самом деле хочешь, чтобы я оставил тебя одного в этом волчьем логове?

– Я не один, и я не принадлежу себе, Кадал. Запомни это. И если ты не доверяешь мне, доверься тому, что во мне. Я этому научился. Я познал, что мой бог приходит, когда и как того пожелает, разрывая плоть, чтобы войти в меня, а когда свершит должное, вырывается с той же внезапностью, как и появился. После этого – вот как сейчас – я чувствую себя легким и опустошенным, будто парящий ангел… Нет, они ничего не смогут мне сделать, Кадал. Не бойся. Моя сила со мной.

– Они убили Галапаса.

– Настанет день, когда они убьют и меня, – сказал я. – Но не сегодня. Открывай дверь.

12

Двор верховного короля собрался у подножия утеса, там, где протоптанная рабочими тропа упиралась в заболоченное дно лощины. Меня по-прежнему сопровождала стража, но на сей раз – по крайней мере с виду – это был почетный караул.

Четыре воина с мечами, мирно покоившимися в ножнах, проводили меня к королю.

Поверх болотной жижи и кочек был сооружен дощатый настил, на нем установили помост с креслом для короля. Челядь позаботилась и об укрытии от ветра: каркас из тонких жердей, переплетенных лозой, занавесили циновками и крашеными шкурами, так же настелили крышу. Вортигерн сидел на своем походном троне, опершись подбородком на кулак, в полном безмолвии. Королевы не было, как, впрочем, и других женщин. Колдуны держались поближе к королю, у задней стены помоста и не разговаривали. По обеим сторонам кресла стояли командующие войсками.

Позади временного павильона в багрово-алом зареве садилось солнце. Наверное, весь день шел дождь: земля хлюпала под ногами, каждая травинка клонилась книзу под тяжелыми каплями влаги. Знакомые уже свинцовые тучи медленно клубились на фоне заката, то скрывая, то вновь являя глазу закатное солнце. Пока я приближался к королю, зажгли факелы. В закатном свете они казались маленькими и тусклыми и, терзаемые порывами ветра, давали больше дыма, чем пламени.

Я остановился у ведущих на помост ступеней. Король смерил меня взглядом, но ничего не сказал. Он не спешил выносить решение. Он прав, подумалось мне. Похоже, представления из разряда тех, какое устроил вчера я, ему не в диковину. Теперь он хотел получить доказательства того, что хотя бы часть моих прорицаний правдива. И если таких доказательств не будет, еще не поздно и самое место пролить мою кровь. Меня же интересовало, какие ветры дуют в паруса кораблей из Малой Британии. В трехстах шагах бежал ручей, и под сенью ив и дубов было темно.

Взмахом руки Вортигерн приказал мне занять место на помосте подле себя; поднявшись по ступеням, я стал по правую руку от него, против колдунов. Несколько войсковых командиров отодвинулись от меня подальше; лица их одеревенели, и они избегали смотреть на меня. Я заметил, как они скрестили пальцы, защищая себя от дурных чар, и подумал: дракон не дракон, а с этими я справлюсь. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я оглянулся и встретился глазами с седобородым. Потом взгляд его скользнул к моему плечу: порыв ветра разметал складки плаща, открыв фибулу с драконом. Внезапно глаза его расширились, а рука потянулась к бедру – не для того, чтобы тайком сложить знак от сглаза, а чтобы ослабить меч в ножнах. Я отвернулся. Никто не произнес ни слова.

Бдение вышло тревожное и напряженное. Солнце опускалось все ниже, холодный весенний ветер, крепчая, трепал занавеси павильона. Лужи меж кочками покрылись рябью, в их грязной воде плескался ветер. Холодные сквозняки гуляли по доскам настила. В темнеющем небе насвистывал нехитрую песню кроншнеп, но вот она стихла, журча, словно ручей на перекате, и умолкла совсем. Над нами бился и хлопал в порывах ветра королевский штандарт. Тень павильона, удлиняясь, накрывала раскисшее поле.

Единственным свидетельством того, что в штольне шли работы, было движение под деревьями. Последние лучи заходящего солнца окрасили красным западный склон Королевской Твердыни, высветив вершину утеса, увенчанную рухнувшей стеной. Наверху не было ни души; должно быть, всех каменщиков и их подручных согнали на работы в подземелье и штольне. Мальчишки-посыльные по цепочке передавали последние сообщения о ходе работ и опрометью неслись назад. Насосы работают успешно и откачивают воду… За последние полчаса уровень снизился на две пяди… Не соизволит ли король запастись терпением: помпы остановились, но механики скоро их починят, а работники тем временем уже установили ворот и передают по цепочке ведра… Снова все хорошо, помпы заработали, уровень воды быстро пошел на убыль… Полагают, что скоро покажется дно…

Еще два часа оцепенелого ожидания; тишину нарушали лишь хлопанье ткани штандарта и свист пронизывающего ветра. Почти совсем стемнело, когда на сбегавшей с холма тропе появились огни – к нам направлялась толпа работников из пещеры. Они шли быстро, но без излишней поспешности, свойственной людям, подстегиваемым страхом, и еще до того, как они подошли достаточно близко, чтобы ясно разглядеть принесенное ими, я уже знал, что они обнаружили на дне озера. В ярде от помоста старший над ними поднял руку, призывая их остановиться, и работники столпились у него за спиной. Я заметил, что стражи придвинулись ближе ко мне.

Среди работников было немало солдат. Их капитан вышел вперед, подняв руку в почтительном приветствии.

– Озеро оказалось пустым? – спросил Вортигерн.

– Да, господин.

– Что же вы обнаружили на дне?

Капитан помедлил с ответом. Ему следовало быть бардом. Не было нужды мешкать, чтобы привлечь всеобщее внимание: все взоры и так были прикованы к нему.

Внезапный порыв ветра, еще более резкий, чем предыдущие, рванул его плащ в сторону со звуком, подобным щелканью хлыста, и заставил покачнуться столбы павильона. Пронеслась в вышине подхваченная злым ветром птица. Не сокол-мерлин: сегодня – не его день. Всего лишь грач, спешащий к гнездовью.

– Под водой ничего нет, господин. – Голос был бесстрастным, заученно церемонным, но я услышал, как по толпе, словно еще один порыв ветра, прокатилось бормотание. Моган подался вперед, вытянув шею, глаза его заблестели, как у стервятника, но я видел, что он не осмеливается заговорить, пока не узнает, куда склонится чаша весов, и главное – не выяснит мнение короля. Вортигерн крепче сжал подлокотники походного трона.

– Ты уверен в этом? Озеро осушили до дна?

– Разумеется, господин. – Он подал знак стоящим подле него работникам; трое или четверо подошли на шаг ближе, чтобы вывалить перед помостом груду покрытого илом хлама. Сломанная мотыга, изъеденная ржавчиной, несколько кремневых топоров, явно древнее римских, пряжка пояса, нож с почти полностью съеденным ржавчиной клинком, короткий обрывок цепи, металлический утяжелитель для кнута, несколько черепков и еще какие-то предметы, которые уже нельзя было узнать.

Капитан протянул мне руку ладонью вверх.

– Когда я говорю «ничего», милорд, я имею в виду лишь то, что ты, вероятно, ожидал. Вот это. Мы добрались до самого дна, под тонким слоем воды уже виднелась скала, но чтобы до конца убедиться, мы вычерпали и ил. Десятник подтвердит мои слова.

Десятник шагнул вперед, и я увидел, что в руке он держал полное ведро; вода переплескивалась через край.

– Милорд, это правда, там нет ничего. Ты сам в этом можешь убедиться, коли сходишь. Но лучше тебе не ходить, вход залит грязью, и там не пройти. Но последнее ведро я принес с собой, чтобы ты мог увидеть все своими глазами.

С этими словами он опрокинул ведро на и без того раскисшую от влаги землю. Вода плеснула в траву и лужицей стекла к древку королевского штандарта. Вместе с илом, что собрался на дне ведра, выплеснулись несколько обломков камня и серебряная монета.

Король обернулся, чтобы посмотреть на меня. Наверное, отзвуком и мерой вчерашних пророчеств в подземелье было то, что жрецы все еще хранили молчание, а король явно ждал – и не оправданья, а объясненья.

Мой бог тому свидетель, у меня было довольно времени для раздумий – многие часы долгого, холодного молчаливого бдения, но я понимал, что раздумья мне не помогут. Если мой бог со мной, он явит себя теперь. Я поглядел на лужи, где лежало как кровь последнее закатное зарево. Я поднял глаза вверх, туда, где над утесом пронзительно вспыхивали в прозрачном небе звезды. Приближался новый шквал ветра; я слышал, как он рвет верхушки дубов, под которыми ждет меня в укрытии Кадал.

– Ну? – потребовал Вортигерн.

Я шагнул к краю помоста. Я все еще чувствовал себя опустошенным, но так или иначе, мне придется говорить. Стоило мне пошевелиться, на павильон налетел шквал. Послышался треск, чавканье, шорох и вой, словно свора гончих терзала оленя, потом – короткий оборванный крик. Королевский штандарт над нами развернулся, хлестнув воздух, натянул фалы и, приняв в себя всю мощь ветра, выгнулся будто парус. Древко его заходило из стороны в сторону в раскисшей глине, подмытой водой из ведра, внезапно вырвалось из удерживавших его рук знаменосца… и рухнуло. Штандарт лег плашмя под ноги королю.

Шквал унесся вдаль, наступило временное затишье. Полотнище знамени распласталось по земле и медленно набухало грязью. Белый дракон на зеленом поле. Мы смотрели, как дракон медленно погружался в лужу и зеленое поле захлестывала вода. Последние слабые лучи заката окрасили воду кровью.

– Знамение! – испуганно пробормотал голос у меня за спиной. Другой же громко выкрикнул:

– Тор великий, Дракон пал!

Послышались и другие крики. Знаменосец с посеревшим лицом уже наклонился, но я спрыгнул с помоста, повернулся к собравшимся лицом и воздел руки к небу.

– Кто теперь усомнится в том, что бог явил свою волю? Взгляните на небо, и вы увидите, что он говорит опять!

Потемневший восток прочерчивала, оставляя за собой след, как комета, горящая белым падучая звезда, какую в народе зовут огненным или огнедышащим драконом.

– Он идет! – закричал я. – Он идет! Красный Дракон Запада! Говорю тебе, король Вортигерн, не теряй времени, слушая невежественных глупцов, что твердят тебе о кровавых жертвах и строят тебе стену из камня – по две пяди в день. Какая стена защитит тебя от Дракона? Я, Мерлин, говорю тебе: отошли от себя жрецов, собери командиров и воевод и беги из уэльсских гор в свою родную страну. Королевская Твердыня не для тебя. Ты видел, как взошел огненный Красный Дракон, а Белый Дракон был повержен. И клянусь любыми богами, здесь тебе открылась истина! Внемли предостережению! Сними шатры и уходи домой, охраняй пределы своей земли, иначе Дракон последует за тобой и сожжет тебя! Ты привел меня сюда, чтобы я говорил, и вот я сказал. Говорю тебе, Дракон уже здесь!

Король вскочил на ноги, люди закричали. Я запахнулся в черный плащ и не торопясь отвернулся от толпы мастеровых и солдат, столпившихся вокруг помоста. Они не пытались остановить меня. Скорее они решились бы коснуться ядовитой змеи. В гуле голосов за спиной я услышал голос Могана и на мгновение подумал, что они будут преследовать меня, но королевская свита, спустившись с помоста, стала проталкиваться через толпу тесно стоявших работников и мастеровых, спеша назад в лагерь. Факелы загасили. Кто-то поднял намокшее знамя, и я видел, как оно раскачивалось на своем древке из стороны в сторону, разбрызгивая воду, – это капитаны, верно, расчищали дорогу королю. Я поплотнее завернулся в темный плащ, скользнул в тень и наконец, никем не замеченный, смог обойти павильон.

До дубравы было сотни три шагов по темному полю. В ее сени по гладким камням громко журчал широкий ручей.

Низкий голос Кадала, поторапливая меня, произнес:

– Сюда. – Копыто высекло искру из камня. – Я раздобыл тебе лошадь поспокойней, – сказал Кадал и забросил меня в седло.

Я коротко рассмеялся.

– Этим вечером я мог бы проехаться и на огнедышащем драконе. Ты видел ее?

– Да, милорд. И я видел и слышал все.

– Кадал, ты же обещал, что не будешь меня бояться. Это была всего лишь падающая звезда.

– Но она появилась именно в то мгновение.

– Да. А теперь нам нужно ехать, пока это еще возможно. Главное – правильно выбрать время, только и всего, Кадал.

– Тебе не стоит над этим смеяться, мастер Мерлин.

– Богом клянусь, я и не думал смеяться.

Кони вырвались из-под мокрых деревьев и быстрым аллюром понеслись по гребню. Проход на запад по правую руку от нас закрывал покрытый мелколесьем холм. Впереди лежала узкая горловина лощины, зажатой между холмом и рекой.

– Они пошлют погоню?

– Сомневаюсь.

Но как только мы перевели лошадей в галоп, между гребнем и рекой замаячил всадник, и лошади сбили шаг, Кадалов конь даже дал свечу.

Кадал вонзил шпоры ему в бока, и скакун, присмирев, рванулся вперед. Заскрежетало железо. Смутно знакомый голос внятно произнес:

– Успокойтесь. Друг.

Лошади били копытами и фыркали. Я заметил руку Кадала на поводе незнакомца. Тот сидел в седле неподвижно.

– Чей друг?

– Амброзия.

– Погоди, Кадал, это седобородый. Твое имя, милорд? И какое у тебя ко мне дело?

Он хрипло откашлялся.

– Меня зовут Горлойс. Горлойс Тинтагельский из Корнуолла.

Кадал удивленно вскинулся, и я услышал, как звякнули уздечки. Он все еще держал повод второй лошади, а в его другой руке тускло блестел кинжал. Старый воин не шевельнулся. Не было слышно и топота копыт едущих следом лошадей.

– Тогда, господин, мне скорее следовало спросить, какое дело привело тебя к Вортигерну, – медленно произнес я.

– То же, что и тебя, Мерлин Амброзий. – Я увидел, как под седыми усами заблестели белые зубы. – Я отправился на Север, чтобы все увидеть самому и сообщить ему. Запад ждал слишком долго и с приходом весны созреет окончательно. Но ты прибыл раньше меня. Похоже, я мог бы не тратить трудов на дорогу.

– Ты приехал один?

Он коротко и жестко, словно пролаяв, рассмеялся:

– К Вортигерну? Едва ли. Мои люди нас вскоре нагонят. Но мне нужно было перехватить тебя. Я хочу знать новости. – И хрипло добавил: – О боже, юноша, ты сомневаешься во мне? Я приехал к тебе один.

– Нет, мой господин. Кадал, отпусти повод. Милорд, если ты желаешь говорить со мной, то тебе придется делать это в дороге. Нам нужно ехать, и быстро.

– Охотно. – Мы тронули лошадей. Когда они перешли на галоп, я спросил через плечо:

– Ты догадался, увидев мою застежку?

– Еще раньше. Ты похож на него, Мерлин Амброзий. – Я снова услышал его глубокий горловой смех. – И, клянусь богом, временами ты бываешь похож и на своего легендарного отца из преисподней. Здесь придержи коня, мы почти у брода. Вода сегодня стоит высокая. Говорят, что чародеи не могут пересечь проточную воду?

Я рассмеялся.

– Мне всегда плохо в море, но с этим я справлюсь. – Лошади, не сбивая шага, вошли в воду на переправе и галопом вынесли нас на другой склон. Мы выехали на мощеную дорогу, ясно видную в переменчивом свете звезд и ведущую по гребню возвышенности прямо на юг.

Мы скакали всю ночь, и погони за нами не было. Спустя три дня ранним утром Амброзий высадился в Британии.

Книга IV
Красный дракон

1

Ежели верить хроникам, Амброзию понадобилось всего два месяца, чтобы короноваться верховным королем Британии и установить в стране мир и порядок. На самом деле это заняло более двух лет.

Первый этап был завершен достаточно быстро. Не впустую потратил он все эти годы в Малой Британии, когда они с Утером создавали и оттачивали свою ударную силу, подобной которой Европа не видела вот уже более ста лет, – с тех пор, как была распущена армия под началом маркграфа Саксонского берега. На деле Амброзий взял эту армию за образец, создав замечательно подвижное боевое соединение, способное снабжать себя на местности и делать все со скоростью вдвое большей, чем обычная рать. Цезарева скорость, еще называли это в дни моей молодости.

Амброзий высадился у Тотнеса в Девоне, при свежем ветре и благоприятном море; и не успел он поднять свой штандарт, не успел взвиться в небо Красный Дракон, как весь Запад поднялся на его поддержку. Он стал королем Корнуолла и Девона, не успев еще уйти с побережья, и повсюду, на всем его пути на запад воеводы и короли спешили стать под его знамя, пополняя ряды его войска. Элдол Глочестерский, неукротимый старик, сражавшийся вместе с Константином против Вортигерна, с Вортигерном – против Хенгиста и с Вортимером – против них обоих, готовый драться где угодно из любви к доброй схватке, встретил Амброзия в Гластонбери и принес ему присягу на верность. С ним пришло множество мелких вождей, и не в последнюю очередь – его родной брат Элдад, христианский епископ, чье ярое благочестие заставляло языческих волков казаться агнцами, а меня призывало задуматься, где и как проводил он долгие темные ночи зимнего солнцестояния. Однако епископ обладал немалой властью; я не раз слышал, как моя мать отзывалась о нем с почтением, и как только он открыто взял сторону Амброзия, с ним поднялись все христиане Британии, влекомые жаждой изгнать языческие орды, неуклонно продвигавшиеся в глубь страны с Саксонского берега и из тех мест, где причаливали их корабли. Последним прибыл Горлойс Тинтагельский, прискакавший прямиком из лагеря Вортигерна с известием, что верховный король поспешно покинул горы Уэльса. Властитель Корнуолла немедля был готов подтвердить клятву вассальной верности, которая, выйди Амброзий победителем, впервые присоединит все королевство Корнуэльское к Верховному Королевству Британия.

Главной заботой Амброзия было не отсутствие поддержки, а ее природа. Урожденные бритты, уставшие от Вортигерна, очертя голову рвались в битву, дабы изгнать из страны ненавистных саксов и вернуть себе дома и древние обычаи, но огромное их большинство знало лишь тактику партизанской войны или тактику внезапных набегов, пригодную для того, чтобы измотать противника, грозящую сокрушительным пораженьем там, где враг решит ударить всей своей силой. Более того, каждый отряд прибывал со своим военачальником, и ни один из них не рискнул подорвать свое положенье, предлагая перегруппировать войска, чтобы затем обучать их под присмотром чужаков. С тех пор как почти столетие назад из Британии ушел последний римский легион, мы сражались (как делали то наши предки до прихода римлян) отдельными племенами. Бесполезно было предлагать, к примеру, жителям Диведа сражаться бок о бок с выходцами из Южного Уэльса, пусть даже под командованием своих вождей, – и с той, и с другой стороны окажется немало перерезанных глоток еще до первого зова боевой трубы.

И в этом, как и во всем остальном, Амброзий явил себя мудрецом. Как это было в его обычае, он использовал каждого в меру его сил и умений. Своих командиров он рассеял по всем британским отрядам – лишь для согласования действий, как говорил он – и через них подспудно приспособил тактику каждого отряда с тем, чтобы она соответствовала его планам и целям, а основной вражеский удар пришелся бы по его собственным отборным войскам.

Обо всем этом я услышал позднее, хотя мог бы догадаться исходя из того, что знал о нем. Мог я догадаться и о том, что неизбежно случилось, как только собралось все его воинство и провозгласило его королем. Его британские союзники бурно требовали, чтобы он немедленно выступил против Хенгиста и изгнал саксов с их земли. Вортигерн не слишком их заботил. В самом деле, какой бы властью ни обладал Вортигерн, он почти совсем утратил ее, и Амброзию не составило бы труда пренебречь им и сосредоточиться на саксах.

Но он отказался уступать давлению. Сперва надо выкурить старого волка, говорил он, и это развяжет нам руки для главной битвы. Кроме того, указывал он, Хенгист и его саксы – люди Севера и потому особенно подвержены влиянию слухов и суеверному страху; дайте мне объединить Британию против Вортигерна, говорил он, и саксы начнут нас бояться, начнут бояться британской рати как силы, с которой нельзя не считаться. Если дать саксам время, они соберут против нас одно большое войско, с которым можно будет покончить одним ударом.

Вожди собрали совет. Это было в крепости возле Глочестера, там, где первый мост переброшен через реку Сеферн. Воображение рисует его так ясно, будто я сам присутствовал там. Амброзий слушал, взвешивал и выносил свой суд, отвечая с присущей ему непринужденной серьезностью, давая высказаться каждому и не умаляя ничьей гордыни; и под конец принял решение, какое с самого начала намеревался принять, но уступая в делах малых, так что каждый из вождей полагал, что добился если не всего, чего хотел, то почти всего, а в обмен лишь уступил командование войсками своему королю.

Так, плодом этого совета стала первая победа Амброзия – не прошло и недели, как объединенное воинство британцев выступило на Север и настигло Вортигерна в Генореу.

Генореу лежит в долине реки Гуой, название которой саксы произносят как Уэй или Вайэ. Вайэ – большая река, что катит глубокие и безмятежные на вид воды по узкому ущелью, над которым нависли покрытые лесом склоны. Тут и там ущелье расступается, давая место зеленым пастбищам, но прилив поднимается на много миль вверх по реке, и пойменные луга нередко захлестывает ревущими бурыми потоками; великая Вайэ не так спокойна, как кажется, и даже летом в ней есть глубокие омуты, в которых отлеживаются огромные рыбины, а сильное течение способно перевернуть рыбачью лодку и утянуть человека на дно.

К северу, далеко за чертой, которой достигает прилив, там, где немного отступают скалистые утесы и долина делает широкий изгиб, высятся две горы, известные как Генореу. Большая – это северная гора, поросшая лесом и изрытая норами, в которых, как говорят, прячутся дикие звери и беззаконные, шалые люди. Гора, которую называют Малой Генореу, тоже покрыта лесом, но не столь густым, и поскольку склоны ее скалисты, высящаяся над кронами деревьев крутая вершина образует естественную цитадель, настолько могучую, что ее укрепили еще в незапамятные времена. Задолго до прихода римлян британский король построил на этой вершине форт, который благодаря своему господству над местностью и таким самой природой созданным укреплениям, как река и утес, стал грозной и неприступной твердыней. Вершина горы плоская, а склоны – крутые и изрезанные, и хотя в одном месте осадные машины можно было втянуть наверх, проход с этой стороны упирался в утесы, среди которых машины бесполезны. Повсюду, кроме этого прохода, был насыпан двойной крепостной вал, позади него шел ров, который требовалось преодолеть тем, кто желал пробиться к внешней стене крепости. Даже римляне лишь однажды подошли к ее внешнему валу, но захватить крепость смогли лишь благодаря предательству. Это случилось во времена Карактака. Генореу была из тех крепостей, что, как легендарную Трою, берут изнутри.

И в этот раз взяли ее изнутри. Но не предательством, а огнем.

Всем известно, что там произошло.

Войско Вортигерна еще не успело оправиться после стремительного бегства из Сноудона, когда армия Амброзия вошла в долину Вайэ и стала лагерем к западу от горы Большая Генореу, в местечке под названием Ганарью. Мне не доводилось слышать, сколько припасов было у Вортигерна, но крепость держали в полной готовности как раз на такой случай. К тому же всем было известно, что в стенах крепости, которую на памяти людской еще никто не смог взять, бьют два источника; поэтому Амброзий мог потерять немало времени прежде, чем взял бы измором запершегося там Волка. Но как раз осады Амброзий и не мог себе позволить: под боком у него стягивал силы Хенгист, и апрельские шторма готовы были бы замереть, открывая морские пути меж Британией и побережьями Саксонии. К тому же британским союзникам Амброзия не терпелось схватиться с Хенгистом, и потому они ни за что не согласились бы на затяжную осаду. Генореу требовалось захватить молниеносно.

Штурм крепости был скоротечный и беспощадный. С тех пор немало говаривали, что взятие крепости было местью Амброзия за своего давно умершего брата. Не думаю, что это правда. Такая злопамятность была не в его характере; к тому же он прежде всего был полководец и прекрасный стратег и тактик, а уже потом обыкновенный человек. Им руководила только необходимость, а к беспощадному штурму его вынудила жестокость самого Вортигерна.

Три дня Амброзий осаждал крепость в обычной римской манере. Там, где это представлялось возможным, он велел подтянуть осадные машины и пытался пробить оборону. Ему и в самом деле удалось разрушить внешний крепостной вал в двух местах у так называемой Римской дороги, но тут его войска оказались на открытом пространстве перед внутренним валом, из-за которого посыпался град стрел, и он приказал отступить. Увидев, сколь долгой обещает стать эта осада, а также и то, что и в эти три дня часть британских отрядов потихоньку оставила его лагерь, словно гончие, почуявшие сакского зайца, Амброзий решил приблизить развязку. Он послал к Вортигерну парламентера с предложением условий, на которых крепость будет сдана. Вортигерн, который, должно быть, видел уход части британских войск и не мог не понимать, в каком положении оказался его противник, рассмеялся посланнику Амброзия в лицо и отослал его назад без ответа, но с отрубленными руками, которые, завернув в окровавленную тряпицу, привязали бедняге к поясу.

Спотыкаясь, парламентер вошел в шатер Амброзия сразу после захода солнца третьего дня и смог удержаться на ногах, пока произносил слова, которые ему было велено передать.

– Они говорят, что ты можешь оставаться здесь, мой господин, пока твоя армия не растает, а ты сам не станешь таким же безруким, как я. У них достаточно припасов, милорд, я это видел, и вода…

– Он сам приказал сделать это? – только и спросил Амброзий.

– Королева, – ответил искалеченный воин. – Это была королева.