Текст книги "Непростой случай"

Автор книги: Мэри Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Итак, – выпрямившись, спросил Эдвин, – в чем дело?

Такой высокий, такой притягательный… Что он в ней нашел? Как Эдвин мог желать ее после своей божественной Эммы? Долорес знала, что он быстро разочаруется в ней. Она ему надоест. На глаза набежали дурацкие слезы.

– Должно быть, я сошла с ума, когда связалась с тобой, – сказала она то, чего вовсе не собиралась говорить. – Я не хочу соперничать с твоей святой женой.

9

Эдвин напрягся.

– С кем?

– С твоей женой. Они называли ее святой Эммой.

Лицо Оливера стало каменным, глаза – непроницаемыми. На какое-то мгновение в комнате воцарилось тревожное молчание.

– Кто «они»? – ледяным тоном спросил Эдвин.

– Люди. Женщины. Они говорили, что она была чудесная, необыкновенная, талантливая и что заполнить то место, которое она занимала в твоей жизни, невозможно. – Долорес глубоко вздохнула. – А одна вообще сказала, что не стоит и пытаться… – Причем эта женщина моложе меня, едва не добавила она, но удержалась, стиснула руки и надменно вздернула подбородок. – И я тоже не стану! – Прямо как в театре. О Господи, зачем она говорит это? Что ей стукнуло в голову?

Шампанское, вот что. Четыре бокала за два часа.

Лицо Эдвина потемнело.

– Кажется, я не просил тебя занять ее место в моей жизни. И не говорил, что хочу этого.

Голос Оливера звучал непривычно холодно. Долорес никогда не видела его таким сердитым и ужасно испугалась. Он резко отвернулся, взял пальто и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.

Она почувствовала, что дрожит всем телом, а по щекам струятся слезы. О Боже, что она наделала? Рассердила его. Эдвин возненавидит ее за то, что она вообще посмела произнести имя его любимой жены, даже в мыслях поставить себя на ее место.

Она не слышала шума отъезжавшей машины, должно быть, Оливер пошел пешком. Ночь стояла холодная, и ей представилось, как он бродит по пустым, одиноким улицам, тоскуя о своей драгоценной Эмме.

Конечно, Эдвин никогда не говорил ничего подобного. Он вообще очень мало говорил о жене, за исключением самых простых, обычных вещей, относившихся к детям и его прошлому. Он был джентльменом, этого у него не отнимешь.

Хорошо бы выпить еще шампанского… О нет, только не это! А если выпить кофе, она не сможет уснуть. Кофе не утешает. Лишь бодрит немного.

Она грустно сидела у камина, не зная, чем заняться, и с нетерпением дожидаясь его возвращения. Если он вообще вернется. А вдруг он сядет на скамейку в парке, просидит всю ночь и замерзнет насмерть. Сделает это нарочно, чтобы воссоединиться в вечности со своей ненаглядной Эммой. Святой Эдвин и святая Эмма наконец-то окажутся вместе на небесах, а она останется здесь, одинокая и нелюбимая. Долорес застонала, и слезы полились из ее глаз еще сильнее.

А потом слезы кончились. Измученная женщина откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. К ней понемногу начинал возвращаться здравый смысл. Глупо было сидеть здесь и жалеть себя. Как не стыдно! Она взрослая женщина. Независимая, сильная, уверенная в себе. Что заставило ее столь безрассудно отдаться эмоциям?

Она тяжело вздохнула. Надо собраться с силами и попросить прощения. Господи, как глупо было стоять и подслушивать чужой разговор! Не стоило расстраиваться и болтать вздор о соперничестве с мертвой. Зачем вообще ей понадобилось обращать внимание на слова каких-то незнакомок с обесцвеченными волосами и лифчиками, подпирающими грудь?!

Следовало выпить чашку чая с ромашкой, успокоиться, подбросить угля в камин и ждать.

Долго ждать не пришлось. Хлопнула входная дверь, и спустя мгновение в гостиную вошел Эдвин.

– Извини, что я ушел, но мне требовалось время, чтобы подумать и успокоиться.

Успокоиться… Похоже, с этой частью задачи он справился на удивление удачно.

– Извини, что рассердила тебя, – сказала она, чувствуя, что к глазам снова подступают слезы. – Я не должна была так говорить. Не знаю, что на меня нашло после четырех бокалов шампанского.

Эдвин подошел к камину и, стоя к ней спиной, начал растирать замерзшие руки.

– Нам надо поговорить.

– Ладно…

Оливер повернулся и провел рукой по волосам. В его глазах застыла боль.

– Мы с Эммой прожили четырнадцать лет, – начал он. – Да, она была чудесной, необыкновенной женщиной. Да, я любил ее. И когда она умерла, я тосковал так, что это невозможно передать словами… – Эдвин зажмурился, словно произнести эти слова вслух ему было нелегко. – Но я не жду, что кто-нибудь займет ее место. Это место принадлежит только Эмме. – Он немного помолчал, а потом с мольбой посмотрел ей в глаза. – Долорес, мне нужна женщина, которую бы я любил, лелеял и с которой прожил бы до конца дней. Нет, я не искал другую Эмму. Другой такой нет. Я любил ее, потому что она была неповторима, но это вовсе не значит, что я не могу полюбить другую, непохожую на нее женщину.

После его слов настала оглушительная тишина, и Долорес услышала стук собственного сердца. Казалось, у нее отнялся язык. Эдвин сел рядом, не сводя с нее глаз.

– Я люблю тебя, Долорес, и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Знаю, ты еще не готова и боишься этого, но у нас есть время.

– Я виновата перед тобой, – прошептала она.

– В чем?

– В том, что я не хочу выходить замуж, а ты хочешь жениться на мне…

Оливер лукаво усмехнулся и обнял ее.

– Да, милая, я еще не отказался от этого намерения… А теперь дай я тебя поцелую.

Долорес и Кора встречали Рождество вместе с семейством Оливеров. Это был чудесный день, полный смеха и радости. Кора быстро подружилась с Линой, которая спрашивала у нее совета, как одеваться, причесываться и, конечно, как вести себя с мальчиками, которые, по мнению Лины, были «полными дураками» и «абсолютными тупицами».

Лина была славной девочкой, прямой и открытой. Долорес с облегчением убедилась, что ни она, ни Джон ничего не имеют против нее. Разговоры о том, что дети обычно принимают такие ситуации в штыки, в данном случае не оправдались.

Долорес наслаждалась вниманием Эдвина и гнала от себя дурные мысли. Конечно, окончательно избавиться от них ей не удалось: в дальних закоулках души по-прежнему жил страх, готовый при первой возможности вырваться наружу.

– Вот было бы здорово, если бы вы с папой поженились! – однажды вечером сказала Лина. Девочка собиралась на школьную вечеринку, и Долорес заплетала ее темные волосы в замысловатую «французскую» косу. Руки женщины на мгновение замерли, а пульс участился.

– В самом деле? – деланно небрежно спросила она.

– Ага. Тогда Кора была бы мне сводной сестрой, а вы – приемной мамой. Думаю, это было бы неплохо. Хотя моя подруга Беатрис говорит, что я чокнутая. Ее отец в прошлом году женился во второй раз, и она терпеть не может свою мачеху, потому что та все время ее шпыняет, заставляет убирать комнату, класть одежду на место, и они все время ссорятся.

– Это нехорошо… – Руки Долорес продолжали механически заплетать косу.

– Но мы бы не ссорились, правда? Вы бы не заставляли меня убирать свою комнату?

Долорес невольно улыбнулась.

– Нет. Ты достаточно большая, чтобы самостоятельно следить за порядком в своей комнате. Именно так я вела себя с Корой. Иногда в ее комнате был такой беспорядок!.. Кончалось тем, что она всегда наводила чистоту без напоминаний с моей стороны.

– Как и я! – Лина улыбнулась, глядя в зеркало, и Долорес ответила ей улыбкой.

– У тебя прекрасные густые волосы…

– Спасибо. Я рада, что вы здесь и помогаете мне. – Лина слегка поерзала на табуретке. – Думаю, вам с папой надо пожениться, – уверенно заявила она. – Я знаю, он мечтает о браке с вами. Он безумно любит вас и, кажется, ужасно счастлив. Вы хотите за него замуж?

У Долорес больно сжалось сердце.

– Брак – дело серьезное, Лина, – ответила она.

– Да. Люди обещают любить друг друга и держат свое слово. А когда становится по-настоящему тяжело, они справляются с любыми трудностями, потому что крепко дружат и никогда не расстаются… Это слова папы, а он всегда говорит правду. Знаете, он очень любил маму.

К горлу Долорес вновь подступил комок.

– Да, знаю. – Она бросила взгляд на фотографию, висевшую над кроватью Лины. Улыбающаяся Эмма, снятая в профиль, запрокинула голову и смотрела куда-то вверх. У нее был изящный маленький носик и длинная гибкая шея. Пышные темные волосы водопадом струились по плечам. Эмма была красавицей.

Долорес снова взглянула в зеркало и встретилась с серьезным взглядом Лины.

– А теперь он очень любит вас… Я спрашивала его, и он сказал «да».

Долорес растерялась. Она не хотела говорить на эту тему. Надо было что-то придумать и отвлечь девочку, но Лина уже давно не была малышкой, которой достаточно стаканчика мороженого, чтобы забыть обо всем на свете. Она закусила губу. Ладно, попытка не пытка…

– Я уже заканчиваю, – сказала Долорес, заплетая последние пряди. – У тебя есть резинка или заколка?

– Вы любите моего папу? – спросила Лина, как будто не слышала ее слов, и Долорес едва сдержалась, чтобы не убежать из комнаты.

– Конечно, люблю, – непринужденно ответила она.

– Честно, по-настоящему любите?

Во рту у Долорес пересохло; сердце стучало с перебоями. Просто смешно, что детские вопросы заставляют ее так нервничать. Естественно, отвечать не следовало. Можно было солгать, уклониться от прямого ответа. Но разве можно лгать этой девочке, которая доверяла ей и была согласна стать ее падчерицей! Долорес произнесла тихо:

– Да…

На лице Лины появилась ликующая улыбка.

– Я знала! Но тогда почему же вы не женитесь?

– Это не так просто, Лина.

– А что тут сложного? Если вы по-настоящему любите друг друга, неужели трудно пообещать, что вы всегда будете вместе?

– Иногда этого бывает недостаточно, Лина… Ну, вот я и заплела твою косу и мне нужна резинка. Поищи, пожалуйста… – У нее тряслись руки.

Девочка выдвинула ящик стола и стала рыться в нем. Тем временем Долорес держала кончик косы и, ничего не видя, смотрела в зеркало. Наконец ее внимание привлекло какое-то движение. В дверях появился Эдвин.

– Знаете что? – Лина наконец нашла розовую резинку и протянула ее Долорес. – Я думаю, вы просто боитесь. Кора говорила, что ее отец обманул вас. Но папа никогда не сделает этого. Никогда!

– Привет, милые дамы, – сказал Эдвин, входя в комнату. Долорес сама не знала, радоваться ли ей его приходу или нет. Интересно, слышал ли он их разговор?

– Па! Ведь правда, ты бы никогда не обманул Долорес, если бы вы поженились?

Долорес едва не вскрикнула. О Господи! Из огня да в полымя…

Эдвин слегка улыбнулся.

– Я бы никогда не обманул ее, Лина. Никогда… – Он погладил дочь по щеке тыльной стороной ладони. – Ты у меня просто красавица!

– Спасибо… – Лина подняла голову и с вызовом посмотрела на отца. – А я думаю, что если бы вы поженились, это было бы очень здорово!

– Я ценю твой энтузиазм, – сухо сказал Эдвин, – но тебе следует поторопиться. Машина уже пришла.

Лина тут же вскочила и устремилась к двери.

– Счастливо! До свидания!

Долорес вытерла влажные руки о розовое полотенце, которым девочка сушила волосы.

Эдвин забрал у нее полотенце и небрежно спросил:

– Итак, ты думаешь, что я способен обмануть тебя?

Желудок сводило судорогой. Долорес стиснула кулаки.

– Кора сказала Лине, что бывший муж обманул меня. Твоя дочь решила уверить меня, что ты никогда бы так не сделал.

У Эдвина удивленно приподнялись уголки губ.

– Дочерняя любовь – великая вещь. Лина хочет, чтобы мы поженились. Разве это не трогательно? – спросил он, обнимая Долорес за талию.

Она промолчала. Ничего не могла с собой поделать, так же как и скрыть свои чувства от Эдвина.

– Ради Бога, Долорес, – нахмурился он. – В слове «пожениться» нет ничего зазорного.

Она не могла смотреть ему в глаза.

– Извини…

Оливер долго глядел на нее, а потом за руку повел из комнаты.

– Обед готов, – спокойно сказал он.

После Нового года Эдвин уехал в долгую деловую поездку в Японию. Долорес решила, что не будет грустить. Она много лет обходилась без мужчины и, разумеется, сможет и сейчас пережить недолгое одиночество. Будет читать книги, журналы. Она ведь не привыкла к Эдвину как к наркотику, правда?

Но уже через несколько дней Долорес скучала по его ласкам и насмешливому блеску глаз. Скучала по его жизнерадостности и чувству юмора.

В один прекрасный день она начала составлять список достоинств Эдвина, по каждому из которых особенно тосковала. Он был чудесный человек, чудесный любовник и, кажется, искренне считал ее совершенством. Невозможно себе представить, как ей повезло…

Эту идиллию нарушил телефонный звонок. Она неохотно сняла трубку, услышала замогильный голос Агаты и почувствовала, что хорошее настроение бесследно исчезло. Долорес тяжело вздохнула. Она уже привыкла к слезным жалобам сестры на окончательно вышедшего из повиновения племянника.

– Мы приняли решение, – дрожащим голосом сказала Агата. – Либо он попадет в колонию для малолетних преступников, либо мы всей семьей отправимся в сумасшедший дом. Мы собираемся отдать его в частную лесную школу для трудных подростков. Уже нашли такую, и я надеюсь, что там ему помогут.

– Ох, Агата… – прошептала потрясенная Долорес.

– Все остальное бесполезно! – рыдала сестра. – Мы не знаем, что с ним делать! В школе тоже не знают! И врач не знает! Мы просто обязаны что-то предпринять!

– Конечно, конечно! Но можете ли вы это себе позволить?

– При наших доходах – нет… – Затем наступила пауза, и Долорес услышала, что Агата тяжело вздохнула. – Я не знаю, как обратиться к тебе с такой просьбой, но…

– Что «но»? – Выглянув в окно, Долорес заметила, что над горизонтом нависла грозовая туча. Такая же грозовая туча сгущалась над ее головой.

– Ты не смогла бы выкупить мою половину «Долины грез»?

– Выкупить? – тупо повторила Долорес.

– Да.

– Я… я не знаю. Два года назад я взяла ссуду в банке под залог гостиницы на ремонт крыши и верхнего этажа. Я… еще не знаю, Агата. Мне нужно сесть и все как следует обдумать, подсчитать свои доходы…

– Подсчитай, а? Это единственное ценное имущество, которое у меня есть. За первый год мы заплатим из своего пенсионного фонда, но ума не приложу, где взять остальное. А я догадываюсь, что в этой школе ему придется пробыть довольно долго…

Несколько минут спустя окаменевшая Долорес положила телефонную трубку. Никаких сложных подсчетов не требовалось. Она знала, что не сможет выкупить долю Агаты. Ссуду надо выплачивать еще несколько лет, так что новую ей не дадут, а никаких сбережений у нее нет…

За окнами стемнело. Ум заходил за разум от безуспешных попыток найти выход из этого затруднительного положения. Она была обязана помочь сестре. Долорес не сомневалась, что племяннику действительно необходимо учиться в специальной школе. А раз сестре нужна помощь, она должна сделать для этого все, что в ее силах.

Прошло несколько мучительных дней, но в конце концов Долорес пришлось самой себе признаться, что есть только одно решение, которое может помочь ей достать необходимые деньги.

Придется продать гостиницу.

На уик-энд приехала Кора, и за чашкой чая Долорес поведала ей о двоюродном брате и о том, какое решение приняла.

Кора пришла в ужас.

– Mа, и что ты будешь делать?

– Буду искать работу, – храбро ответила она. Об этом было страшно подумать. Где она, женщина средних лет, найдет работу? Всем известно, как это трудно, а у нее даже диплома колледжа нет…

Немедленно прекрати распускать нюни, приказала она себе. Главное сохранять присутствие духа, а остальное приложится…

Кора предложила решить вопрос с деньгами по-другому.

– А ты… тебе не приходило в голову попросить у Эдвина взаймы?

Долорес напряглась.

– Нет, – решительно заявила она. – Ни под каким видом.

– Думаешь, он не захочет помочь тебе?

– Не в этом дело. Я не желаю быть у него в долгу. – Скорее пойду мыть полы, добавила она про себя.

– Ну, может быть, он купит долю тети Агаты. Тогда ты не будешь у него в долгу.

– Зато он станет моим партнером. – Боже, какой кошмар! Он получит право приезжать в любой момент и заявлять, что ему не нравятся розовые скатерти – лучше зеленые. Станет спорить с ней о выборе вин и цене номеров… Конечно, едва ли Эдвин будет вести себя подобным образом, но и такую возможность следует учитывать. Она всегда будет чувствовать себя уязвимой. – В таком случае я перестану чувствовать себя независимой, – добавила она.

Лицо Коры смягчилось.

– Ма, неужели это так страшно?

Долорес во все глаза глядела на дочь и с ужасом вспоминала Энди, которому не нравилось ее желтое платье, не нравилось, как она готовит цыплят, не нравились книги, которые она читает, не нравилось то, как она воспитывает Кору… Она кивнула:

– Да, страшно. Я бы этого не вынесла.

В тот вечер Эдвин позвонил из Токио, сказал, что устроился в гостинице, сидит в номере и мечтает, чтобы она оказалась рядом с ним.

– Расскажи мне, как выглядит номер, – попросила она. – А я закрою глаза и представлю себе, что я рядом с тобой.

Эдвин описал ей роскошную комнату, большую кровать, облицованную мрамором ванную.

– Ванна здесь огромная, с пузырящейся водой, – рассказывал он, – и мне так и чудится, что мы с тобой сидим в ней вместе, покрытые воздушными пузырьками, пьем шампанское и кормим друг друга клубникой.

– Какой разврат! – засмеялась она.

– Угу… Прилетай, и я покажу тебе, что такое настоящий разврат.

– Хотелось бы… – И тут Долорес представилось, что через несколько месяцев она перестанет быть хозяйкой гостиницы, обретет свободу и в самом деле сможет позволить себе любое безумство – даже полететь в Токио, чтобы посидеть с Эдвином в ванне с пузырящейся водой.

На мгновение Долорес захотелось рассказать Эдвину о том, что ей необходимо продать гостиницу, но она не позволила себе этого. Нельзя было поддаваться искушению.

– Как тебе живется без меня? – спросил он.

– Одиноко, – честно ответила она. – Я скучаю по тебе. – И это тоже было правдой.

– И я, – ответил он. – Все время думаю о тебе.

Они поговорили еще немного, Долорес промолчала о гостинице. Закончив беседу, она углубилась в газеты и стала просматривать объявления о найме на работе.

Эдвин звонил каждый день, и молчать становилось все труднее. Она лгала ему, говоря, что все хорошо. Лгала, когда он спрашивал, что нового. Обманывала, когда он интересовался, все ли в порядке. Она тосковала по Эдвину и ждала его возвращения. Когда он вернется, она бросится к нему в объятия и попросит спасти ее.

– Я обо всем подумала, – сказала Кора через неделю. – Ма, ничего страшного в этой ситуации нет, если посмотреть на нее с другой стороны. Это вовсе не проблема.

Долорес бросила на дочь вопросительный взгляд.

– Да? А как же тогда это называется?

– Возможность. Проблем вообще не существует, – рассудительно сказала Кора. – Есть только упущенные или реализованные возможности.

Долорес грустно улыбнулась.

– Большое спасибо! Могу представить себе свои возможности… Жалкая бедность, жизнь на пособие, однообразная еда и комната, кишащая тараканами!

– Зато ты будешь уважать себя и сохранишь достоинство, – ехидно сказала Кора.

Долорес застонала, а потом засмеялась.

– Ладно, ладно! Я устроюсь шеф-поваром в роскошный курортный отель на Багамских островах. Стоимость жилья будет включена в жалованье. Солнце круглый год. Вот это жизнь.

– А я буду прилетать к тебе в гости, – кивнула Кора. – Разумеется, если у меня будет возможность раздобыть деньги на билет. А Эдвин будет летать к тебе на реактивном самолете, когда захочет. О нем ты, конечно, забыла?

Нет, не забыла. Часть ее души – слабая, испуганная – отчаянно хотела попросить его помочь найти выход из затруднительного положения. Долорес была уверена, что Эдвин поможет с радостью. Даст взаймы, обеспечит ссуду, в общем, сделает все, что потребуется. Но другая часть ее – сильная, независимая – решила, что она попробует найти выход без его помощи.

Так и будет. Она действительно сильная. Действительно независимая. И может позаботиться о себе.

Две недели спустя все решилось само собой. Новыми владельцами предстояло стать Эндрю и его жене Нэнси. Те были без ума от радости. Мечта становится явью! Чудо!

Было приятно видеть, что они так довольны. И хоть расставаться с гостиницей было безумно жалко, Долорес становилось легче на душе оттого, что она знала – ее дело попадет в хорошие руки.

Она заранее решила, что не будет впадать в депрессию, которую уже однажды пережила после развода. Ничего хорошего в этом не было. Главное – не терять уверенности в себе. Она храбрая, мужественная и справится с любыми трудностями. В конце концов, она все время стремилась к свободе. И наконец получила ее.

Такую свободу, что от одной мысли о ней душа уходила в пятки. Свободу жить на пособие, покупать подержанную одежду, снимать дешевое жилье…

Долорес посмотрелась в зеркало. Почему она плачет? До сих пор она не плакала. Для этого не было причины.

Она выглянула наружу. Мирный, безмятежный день. Повинуясь импульсу, Долорес оделась и вышла на улицу. Нужно было успокоиться, восстановить равновесие. Она миновала пруд и бродила по тропинкам, дыша свежим вечерним воздухом. Наконец села на старую деревянную скамью и обхватила себя руками.

Она почувствовала страшное одиночество, и к глазам снова подступили слезы. Ничего, пусть текут. Это не страшно. Все равно ее никто не видит и не слышит. Лучше выплакаться, чем копить слезы в себе.

Долорес не знала, как долго она просидела в парке, горько плача и жалея себя… Вдруг кто-то окликнул ее по имени.

– Долорес!

Сердце чуть не выскочило из груди.

– Я здесь… – услышала она собственный хриплый шепот. Эдвин вернулся. Она только успела подумать об этом, а он уже был рядом.

– Ради Бога, что ты здесь делаешь в такой час?

– Ты вернулся, – пробормотала она. На мгновение Долорес показалось, что это ей только чудится, но когда Эдвин заключил ее в объятия и прижал к себе, она поняла, что это правда.

– Одиннадцатый час! Почему ты сидишь здесь одна?

– Я гуляла. Здесь так красиво… – Голос Долорес дрожал, и она знала, что ей не удастся скрыть от Эдвина свое состояние.

– Ты плакала? – спросил он. – Что случилось, милая?

– Все в порядке, – солгала она. – Я не ждала тебя. Ты вернулся раньше, чем обещал.

– Я хотел сделать тебе сюрприз. – Эдвин поцеловал ее в холодные губы. – О Боже! Скорее пойдем домой, пока ты не замерзла до смерти!

Они молча вернулись во флигель, и Долорес сидела перед камином, пока Эдвин на кухне варил ее любимый шоколад. Надо было рассказывать все без утайки, а это ее ничуть не радовало.

– Явно что-то случилось, – сказал он, вручая ей кружку. – Выкладывай.

Она тяжело вздохнула. Нет, больше никаких слез! Надо сказать ему правду.

– Я продаю гостиницу.

Он застыл на месте.

– Продаешь? Почему?

Она все деловито объяснила, уложившись в несколько фраз. Эдвин сидел и молча таращил на нее глаза.

– Дело устроилось наилучшим образом. Эндрю и его жена Нэнси продают свой дом, приводят в порядок финансовые дела и в марте переезжают сюда. За это время я найду себе работу и жилье. Конечно, свое будущее я планировала немного по-другому, но зато теперь у меня появляется возможность заняться чем-то иным и иметь больше свободного времени. Может быть, я даже смогу путешествовать. – Она храбро улыбнулась. – И переживать захватывающие приключения…

– И ты так этому обрадовалась, что отправилась прогуляться, села на скамейку, заплакала и едва не замерзла, – спокойно продолжил он. – Прекрасно…

– Просто сентиментальность взяла свое. Эту гостиницу основали мои родители, я им помогала, а потом хозяйкой стала я… Ничего нет странного в том, что я слегка расчувствовалась. – Ей казалось, что ее слова звучат весьма разумно.

Эдвин долго молчал, и это беспокоило Долорес.

– Ты ничего мне не говорила, – наконец бесстрастно сказал он. – Я звонил тебе каждый день, но ты так ничего и не сказала.

– Это моя личная проблема, и я знала, что мне делать, – ответила она и внезапно задрожала, увидев темную тень в его глазах.

Настала еще одна пауза. Страшная пауза, которую не выдерживали нервы. Она увидела его плотно сжатые губы, горящий гневом взгляд, и это повергло ее в трепет.

Их глаза встретились.

– В продаже гостиницы нет ни капли здравого смысла, – промолвил он тихим, спокойным голосом. – Почему ты мне ничего не сказала?

У Долорес засосало под ложечкой, но она продолжала стоять на своем.

– В этом не было необходимости, – сказала она дрогнувшим голосом.

– Я бы сумел помочь тебе.

Именно этого она и боялась.

– Я знала, что мне делать…

– Продать гостиницу? – сурово и гневно спросил Оливер. – О Боже, Долорес! Есть и другие способы!

– Знаю, – ответила она. – Но я выбрала этот.

– Ты что-нибудь подписывала? Еще не поздно передумать!

Она чувствовала, что того и гляди снова заплачет.

– Эдвин, я не хочу передумывать!

Оливер сунул руки в карманы.

– Черт побери, Долорес! Почему? Ты же так любишь свою гостиницу. Нет никакой нужды продавать ее! Существует множество иных выходов из создавшегося положения!

Она почувствовала, как сильно забилось сердце.

– Мне самой решать, какой из них самый подходящий!

– Почему ты не посоветовалась со мной? Почему не попросила помощи у меня?

– Потому что не хотела!

Эти слова эхом отдались в тишине. Эдвин бросил на нее мрачный взгляд.

– Понимаю… – с горечью сказал он. – Ты не доверяешь мне. Все еще не доверяешь…

– Эдвин, я не…

Он повернулся и шагнул к двери.

– Мне лучше уйти. – Голос Эдвина был убийственно спокойным.

– Эдвин, пожалуйста!

Он не остановился. Просто открыл дверь и вышел…

Долорес не могла сдвинуться с места. Хотелось побежать за ним, уговорить не сердиться, сказать, что он нужен ей…

Нет, не нужен. Это ее проблема, и она справится с ней сама. Она может позаботиться о себе. А если он не хочет этого понять, тем хуже для него.

Она услышала шум мотора и шорох гравия. Горло болело, по лицу текли слезы. Почему все так сложно?!

Она обидела его, хотя и не хотела этого. Ты мне не доверяешь, сказал он. Все еще не доверяешь.

Вцепившись в руль, Эдвин гнал машину по шоссе. Мышцы сводило от жгучей обиды. Что случилось с этой женщиной? Почему она не захотела поделиться с ним своими трудностями? За каким дьяволом ей понадобилось, ни с кем не посоветовавшись, продавать гостиницу чужим людям?!

Она отказалась от того, что любила больше всего на свете! Оливер ударил кулаком по баранке. Он бы этого не позволил. Он бы сделал для нее все. Мог бы сам купить гостиницу или долю ее сестры. Или еще проще – заплатил бы за содержание мальчишки в лесной школе, только и всего!

Я не хочу передумывать, сказала она. Долорес не хотела, чтобы он ей помог. Эдвин чертыхнулся. Неужели он так и остался для нее совсем чужим человеком?

Болела голова. Меньше всего на свете он рассчитывал возвращаться домой в поздний час. Ему так хотелось быть рядом с Долорес, держать ее в объятиях, целовать… Последние три недели казались вечностью. Эдвин тосковал по ней так сильно, что это даже пугало его. Они не должны были расставаться.

Но она не любила его. Недостаточно любила, чтобы выйти за него замуж. Долорес всегда держалась на расстоянии, в ее глазах словно застыл необъяснимый страх. А когда заходила речь о браке, она словно не слышала его слов.

В доме было тихо. Дети уже спали. Он прошел в кабинет, налил себе виски и задумался. Несколько месяцев назад Долорес сказала, что очень дорожит своей независимостью и никогда от нее не откажется. Так вот почему она ничего не сказала о своих проблемах! Вот почему захотела все решить сама. Потому что когда-то она была замужем за человеком, который приказывал ей, что делать, что носить и что думать, который искалечил ее душу. С тех пор пи один мужчина не имел права что-то решать за нее, включая его, Эдвина…

Оливер допил остатки виски и заставил себя подавить обиду. Самое худшее, что можно было сделать в такой ситуации, это силой навязывать Долорес свою помощь. Пусть сама улаживает свои дела. Пусть ищет работу и начинает новую жизнь. Она умна, талантлива и наверняка найдет что-нибудь. Лишь бы эта работа приносила ей радость.

Он лег в постель, однако даже во сне продолжал искать выход. И выход нашелся. Эдвин проснулся, посмотрел в темное окно и улыбнулся.

Долорес любила поспать, но сегодняшняя ночь выдалась просто кошмарной. Когда рано утром позвонил Эдвин, она облегченно вздохнула.

– Ох, Эдвин… Я не хотела обижать тебя. Я… Прости меня.

– Все в порядке, Долорес. Я просто хотел сказать, что не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Я был бы рад тебе помочь, но если ты твердо решила продать гостиницу, будь по-твоему.

– Спасибо… – Из глаз Долорес брызнули слезы. – Извини, что огорчила тебя вчера вечером.

– Ничего, переживу. Не беспокойся об этом.

– Я плохо спала…

– Я тоже, – засмеялся он. – Нам следовало спать в одной постели. Тогда все было бы в порядке.

– Да…

– Какие у тебя планы на сегодня? – Была среда, ее выходной.

– Собираюсь разбирать кладовку.

– Помощь не нужна?

– Очень нужна.

Эдвин приехал в начале четвертого, в кедах, джинсах и толстом свитере. Долорес бросило в дрожь от желания: что бы ни надел этот человек, он всегда выглядел сильным, мужественным и красивым.

Он молча вошел в комнату, захлопнул дверь и поцеловал Долорес так жадно, что у нее закружилась голова.

– Извини за вчерашнее. Самолюбие взбунтовалось. Не вынесло, что ты отказалась от моей помощи.

– Я не хотела обижать тебя…

– Знаю. Все, с этим покончено. – Он снова поцеловал ее. – Я соскучился. Хочу тебя.

Они прошли в спальню, раздели друг друга и упали на кровать.

– Я люблю тебя, – почти не отрываясь от ее губ, хрипло проговорил Эдвин.

– А я тебя… – И не было на свете слов слаще этих.

Его горячие губы и руки жадно ласкали ее тело. Долорес страстно отвечала ему, и вскоре любовники сгорали от дикого, первобытного желания.

Она любила его тело, гладкую кожу, обтягивавшую тугие мускулы, ее вкус и запах. Кровь пела, движения становились все быстрее и быстрее. Наконец страсть была утолена, и они вытянулись на кровати, не размыкая объятий.

Долорес слушала, как бьется его сердце. Она поцеловала его чуть влажную от пота грудь, улыбнулась и закрыла глаза.

Когда в измученное тело влились новые силы, она посмотрела на часы. Было начало пятого.

– Пора пить чай, – сказала она.

Эдвин поцеловал ее в макушку и засмеялся.

– Священное время! Ничто на свете не может отвлечь тебя от файф-о-клока!

– Ничего не поделаешь, это гены.

– Гены? Ах да, твоя английская бабушка!

– Чай придает бодрость. А после того, как ты меня «изнасиловал», мне надо восстановить силы.

– Ну что ж, если чай может помочь этому, тогда я – за! – засмеялся Эдвин.

Она встала с кровати, накинула на себя кимоно, заварила свой любимый «Липтон» и поставила на стол чашки и тарелку с испеченными Эндрю лимонными пирожными. Они сидели в гостиной и чаевничали, окруженные старыми вещами, которые Долорес незадолго до того выгребла из чуланов и ящиков.