Текст книги "Непростой случай"

Автор книги: Мэри Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Мы желаем ему добра, – с улыбкой продолжила Элли, – и были бы рады, если бы Эдвин женился во второй раз. Он очень хороший человек.

Женился… Долорес не понимала, почему у нее перехватило дыхание и почему она испытывает такой страх. Женился… Она глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки.

– Вы знали его жену?

– Эмму? – Элли кивнула. – Мы были подругами. – Она пристально посмотрела на Долорес. – Извините. Кажется, я допустила бестактность. Мне не следовало упоминать о ней.

Долорес заставила себя улыбнуться.

– О, я давно знаю все об Эмме, так что ничего страшного. Я видела в доме у Эдвина сделанные ею фотографии. Фотографии детей. Она была очень талантлива.

Элли облегченно продолжила беседу.

– Да, это верно… – Она обвела глазами комнату, явно ища предлог, чтобы сменить тему разговора. – Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, попросите, – сказала она и пошла к двери.

– Спасибо. Все замечательно, – искренне ответила Долорес.

– Тогда размещайтесь, а потом приходите на террасу пропустить по глоточку на сон грядущий. Вход через гостиную.

Долорес кивнула.

– Спасибо, с удовольствием. – А что, хорошая мысль, подумала она. Вполне можно было позволить себе выпить один-другой коктейль. Она приехала сюда отдыхать, а не холодеть от страха при мысли о давно умершей Эмме.

Когда Элли ушла, Долорес обвела глазами комнату и осталась довольна плетеной мебелью, огромной удобной кроватью и видом из окна. Деревянные ставни были открыты, и по комнате блуждал ветерок, пропитанный запахом моря и тропических цветов.

Роскошная ванная была отделана белым и нежно-зеленым кафелем. Долорес умирала от желания сбросить с себя теплую одежду и облачиться во что-нибудь легкое и воздушное. Почему бы и нет? Она наскоро приняла душ и надела просторное и длинное зеленое платье без рукавов и воротника. Затем Долорес вставила в уши длинные позвякивающие серьги, надела босоножки на высоком каблуке и посмотрела на себя в зеркало. Вид у нее был свежий и цветущий. Несколько капель духов с цветочным запахом, и готово!

Едва она вышла на веранду, как из соседней комнаты появился Эдвин, одетый в белые летние брюки и голубую шелковую рубашку. Он выглядел спокойным и довольным. У Долорес сразу участился пульс. Ужасно хотелось обнять его, но нельзя было давать волю своим чувствам. Она всю дорогу боролась с этим желанием, отчаянно тоскуя по близости и чувствуя из-за этого угрызения совести.

– Здесь так красиво… – произнесла она, и Эдвин улыбнулся.

– А вы еще красивее, – ответил он и обнял Долорес. – В отличие от нее Эдвин ничуть не стеснялся своих желаний и говорил об этом легко и непринужденно. – Гмм, какой чудесный аромат!

От него тоже чудесно пахло – мылом и туалетной водой. Запах был очень мужественным и притягательным. Его волосы были еще влажными. Долорес чувствовала сквозь шелк рубашки его тепло и ощущала сладкое томление во всем теле.

Желание, подумала она. Простое и неприкрытое. Надо было радоваться, что она не умерла сексуально.

– Как вам понравилась комната? – спросил он.

– Очень! А вам?

– Очень одиноко… Я бы хотел, чтобы вы были там со мной.

У нее чуть не выскочило сердце. Долорес вздохнула, почувствовав, что Эдвин поглаживает ее волосы и спину и что у нее начинают твердеть соски, прижатые к его груди.

– Я хочу смотреть на вас, прикасаться к вам, целовать и ласкать вас, – тихо и хрипло сказал он. – Хочу засыпать, держа вас в объятиях, а наутро просыпаться и видеть, что вы рядом.

Долорес невольно представила себе эту картину, и ее пронзило страстное желание. Тепло ладоней, сжавших ее груди, ощущалось сквозь тонкую ткань платья и лифчика. От взгляда его темных глаз было трудно дышать. Она застыла, как завороженная. Эдвин провел ладонями по ее плечам, наклонился, жадно поцеловал в губы, и в каждой клеточке ее тела вспыхнул пожар.

– Останьтесь со мной сегодня ночью, – прошептал он, не отрывая губ, опаляя Долорес своим дыханием и жаром прижавшегося к ней тела.

– Да, – прошептала в ответ Долорес, разом утратившая здравый смысл и знавшая только одно: она хочет его и нуждается в нем.

Эдвин неохотно выпустил ее из рук и улыбнулся.

– Беда в том, что нас ждут на террасе с коктейлями, а потом начнется обед. Думаете, мы выдержим?

Они выдержали, хотя это было и нелегко.

Однако вечер получился интересный, с приятной беседой и чудесными блюдами, которых ей никогда не доводилось пробовать: жареной рыбой-попугаем, печеными плодами хлебного дерева и мороженым с кусочками свежего манго на десерт. Но Долорес делала все механически, ее мысли были далеко отсюда. Ее занимало только то, чему предстояло случиться позже: она останется наедине с Эдвином, сбросит с себя одежду, он тоже разденется… Ее преследовали тайные, грешные мысли, а надо было притворяться спокойной женщиной, вести разумные беседы и есть, есть, есть! Нет, к таким испытаниям она не привыкла.

И напрочь отвыкла от любви. Она не ложилась в постель с мужчиной несколько лет, а прошлый опыт ничуть не вдохновлял ее и не добавлял уверенности в себе. Сегодня ночью должно было случиться то, чего она жаждала и в то же время безумно боялась. Вдруг она действительно никуда не годится в постели и разочарует его?..

Вечер казался нескончаемым. Лишь в двенадцатом часу хозяева пожелали гостям спокойной ночи. Эдвин взял ее за руку, привел к себе в комнату и ногой захлопнул дверь. В этом движении было что-то решительное и настолько бесповоротное, что у Долорес по спине побежали мурашки.

Комнату освещал маленький ночник; должно быть, Эдвин оставил его включенным, когда шел обедать. Створчатая дверь на веранду оставалась открытой, и в комнате было прохладно. Сквозь колеблющиеся пальмовые листья пробивался серебристый лунный свет. В этой комнатке Эдвин казался большим, сильным и очень мужественным. Сердце Долорес готово было выпрыгнуть из груди.

Он потянулся к ней и нежно провел ладонью по волосам. Долорес застыла на месте едва дыша. Он гладил ее лицо и улыбался. Глаза Эдвина были полны темного огня, и это бросало ее в дрожь. Вот и настало то, чего она так хотела и так боялась.

8

– Ты дрожишь, – тихо сказал он.

Она проглотила комок, стоявший в горле.

– Я боюсь, хотя и знаю, что это глупо.

Эдвин негромко рассмеялся.

– Тебе нечего бояться. Только дай этому случиться.

Долорес закрыла глаза, чувствуя прикосновение к щекам его теплых ладоней.

– Да…

Она хотела, чтобы это случилось. Хотела наконец перестать волноваться из-за того, что Эдвин, подумает о ее теле. Хотела чувствовать себя свободно и непринужденно, хотела избавиться от страха и беспокойства. Хотела в конце концов дать волю томлению, желанию и страсти, которые долго держала под спудом.

Оливер убрал руки с ее щек, расстегнул на себе рубашку, снял ее и бросил на стул. Долорес не могла отвести глаз от его мускулистой груди, поросшей темными волосами. Сильной груди, на которую так и тянуло положить голову, чтобы почувствовать себя любимой и защищенной от любых невзгод.

Она не в первый раз видела его обнаженную грудь. Впервые это случилось в тот день, когда Оливер явился в гостиницу, грязный и грозный, и полез мыться. Теперь он выглядел не грозным, а… возбуждающим, полным жизни и мужественности. Эдвин не торопясь расстегнул молнию на ее платье, оно упало к ногам, и на Долорес не осталось ничего, кроме прелестных кружевных лифчика и трусиков – новеньких и очень дорогих. Покупая их, она испытывала одновременно удовольствие и неловкость. Долорес нравилось, как выглядели на ней эти вещи; в конце концов, она не была старухой и при желании могла бы носить сексуальное белье.

Когда Эдвин собрался снять с нее лифчик, у Долорес безумно заколотилось сердце. Она не хотела, чтобы Оливер видел ее полностью обнаженной; пусть сначала погасит этот проклятый свет!

Эдвин, не отрывавшийся от ее губ, потянулся к застежке лифчика, и Долорес сжалась, стараясь избежать прикосновения его теплых пальцев.

– Пожалуйста, – прошептала она, – выключи свет…

– Я хочу видеть тебя.

– Пожалуйста…

Эдвин протянул руку и сделал так, как она просила.

– Почему?

Губы Эдвина прикоснулись к ее шее.

– Потому что он смущает меня. – Она проглотила слюну. – Как-никак, мне не двадцать лет.

Он засмеялся.

– Не морочь мне голову!

– Не смейся надо мной…

– Может, напомнить, что мне тоже не двадцать? – Горячие губы припали к ее груди над полоской лифчика.

– У мужчин все по-другому. С годами они становятся более… мужественными, интересными и притягательными.

– Ты что, против равноправия полов?

– Но это правда… По крайней мере, так все считают…

– Забудь о том, что считают другие… – Он поцеловал ее в щеку, в висок. – Лично я думаю, что ты прекрасна и желанна, и такой ты была для меня с первого взгляда. – Горячие губы подбирались к ее уху. – Ты достойна любви, преклонения… Долорес, я давно хочу тебя, и ничто в мире не может изменить это, тем более какой-то ночник.

Он был слишком добр, чтобы сказать правду… Долорес вздохнула.

– Ты преувеличиваешь, Эд… Ох, не знаю… Наверно, тебе следовало бы…

Эдвин зажал ей рот поцелуем, расстегнул лифчик, отбросил его в сторону и легонько сжал выпущенные на свободу груди.

– Какая у тебя чудесная кожа… нежная, теплая… – прошептал он.

С лихорадочно бьющимся сердцем Долорес застыла, ощущая, как мужские руки скользнули по ее талии и бедрам и сняли с нее трусики. Эдвин поднял ее, опустил на кровать, а потом сбросил с себя остатки одежды.

Она с волнением следила за его худощавым, сильным телом, которое освещали врывавшиеся в комнату лунные лучи.

Он не прикасался к Долорес, только смотрел на нее сверху вниз и улыбался, и от этого она чувствовала себя так, словно стоит голая на виду у всего света.

Она всей кожей ощущала излучаемое Эдвином тепло, чувствовала, как ее окутывает его сексуальная мощь, и постепенно раскрывалась ему навстречу.

– Расслабься… – прошептал Эдвин и начал ласкать ее одними руками. Он гладил ее живот и изгиб бедра. – Мне так нравится прикасаться к тебе. Ты такая нежная, такая женственная… – Его голос звучал еле слышно, слова радовали слух. Упиваясь этими звуками, Долорес чувствовала, как в ней пышным цветом расцветает желание. А затем к рукам присоединился даривший наслаждение рот: губы Эдвина целовали ее груди, язык дразнил соски… У Долорес начало покалывать все тело, и она затаила дыхание; это было чудесно, ни с чем не сравнимое чувство.

Его руки и губы вершили чудо… Она тихонько вздохнула, забыв обо всем, кроме отчаянного желания прикоснуться к Эдвину, почувствовать тепло его тела.

Это желание было таким безумным и таким нестерпимым, что от него кружилась голова. А затем в мозгу молнией вспыхнуло: это наконец случилось, ее тело содрогается от сладострастия, потому что она хочет этого мужчину всем своим существом. Она потянулась к Эдвину, крепко прижалась к нему и ощутила прикосновение его пламенной кожи. С тихим стоном Долорес нашла его рот и жадно припала к нему.

Этот поцелуй был похож на взрыв. Сознание, время, пространство исчезли. Остались только огонь и жар.

Мысли дико плясали, кровь кипела, тело двигалось в древнейшем на свете ритме, перед глазами плыли цветные круги. Какая нежная пытка, какая сладкая мука…

– Долорес… – хрипло прошептал Эдвин, слегка отстранился и, тяжело и часто дыша, пытливо посмотрел в ее глаза. Его тело напряглось.

Она видела в этом взгляде голод, страсть… и нежность. Он ласково убрал с ее лба влажную прядь волос, и этого Долорес уже не выдержала.

– Я хотел, чтобы это тянулось долго, – все еще слегка задыхаясь, сказал Оливер. Уголок его рта предательски пополз вверх. – Но… ничего не могу с собой поделать…

– Я тоже… – пробормотала Долорес, чувствуя, как ее тело изнывает и содрогается от желания, и прикоснулась ладонью к его влажному, теплому лицу. – Хочу тебя до боли, – страстно прошептала она. – Я не знала, что могу так хотеть, что способна на такое…

Эдвин негромко ахнул, прижался к ее губам и ритмично задвигался. Она чувствовала себя наполненной. Наполненной им, любовью и неистовым, яростным желанием.

– О, – стонала она. – О, о-о… – И это наконец случилось. Любовников подхватил ураган, унес в небеса… А потом они вцепились друг в друга и кувырком полетели в бездонную пропасть…

Измученные, переполненные наслаждением, они лежали в объятиях друг друга на смятых простынях. Долорес никогда не чувствовала себя более счастливой.

Несколько дней, проведенных на Андросе, были волшебными. Долорес и Эдвин ходили в лес и занимались любовью у водопада. Они спали на пляже и занимались любовью под звездами. Их окружала роскошная тропическая зелень, и это буйство зелени заставляло и Долорес ощущать себя такой же цветущей и полной жизни. Этот остров оказывал на нее гипнотическое действие; казалось, она попала в какое-то волшебное измерение. А ночи, проведенные в объятиях Эдвина, возможность засыпать и просыпаться рядом с ним только усиливали это ощущение. Он заставлял ее тело петь, чувствовать красоту и радость жизни.

Утром в пятницу Долорес проснулась грустная. Надо было улетать, а ей этого не хотелось. Она бы с удовольствием осталась еще на неделю… нет, на месяц. Пусть Эндрю и дальше продолжает заниматься делами гостиницы.

Эдвин лежал на животе, подпирая ладонью подбородок, и смотрел на нее с нежной улыбкой.

– Если бы мы были женаты, то могли бы заниматься этим каждый день, – непринужденно сказал он.

Женаты… Долорес на мгновение застыла. А потом на смену оцепенению пришел ужас. Женаты! Она не хотела выходить замуж. Это бы заставило ее потерять свободу и независимость. На Долорес нахлынула старая боль и новые страхи.

Эдвин следил за ней, дожидаясь ответа. Нужно было что-то сказать. Все равно что. Попытаться взять себя в руки и притвориться беспечной.

– Тогда это быстро вошло бы у нас в привычку, – промолвила Долорес, деланно улыбаясь и отчаянно пытаясь казаться беспечной. Прежде чем Эдвин успел остановить ее, она выскользнула из кровати, накинула халат и вышла на веранду. Сердце безудержно колотилось, во рту пересохло. Горы плыли в рассеивавшемся на глазах серебряном утреннем тумане. Мир казался светлым и многообещающим. Птицы звонкими трелями встречали новый день.

Она ощущала спазмы в желудке. Тело стало липким от пота, как во время приступа болезни. Да что же это такое, с ума она сошла, что ли? Долорес втягивала в себя ароматный воздух, чувствуя, как прохладный ветер освежает ее лицо.

Вскоре рядом с ней на веранде остановился Эдвин.

– Что случилось? – хладнокровно спросил он. – Ты вылетела из комнаты как ракета.

Она еще раз судорожно втянула в себя воздух.

– Похоже, у меня аллергия на слово «женаты»… Кажется, я уже говорила тебе… Я не хочу снова выходить замуж.

Эдвин вздохнул.

– Я забыл. Увлекся и на мгновение позволил себе помечтать. Но я действительно мечтаю обедать с тобой каждый вечер. Спать с тобой каждую ночь. Заниматься любовью в любой момент, когда захочется. – У него дрогнули губы – Глупые фантазии…

– Лучше оставим все как есть, – поспешно сказала она. – Если бы мы были женаты, ты бы очень быстро устал от меня. Я не гожусь в жены. Во всяком случае, такому мужчине, который сталкивается со множеством соблазнов…

Эдвин нахмурился, хотел что-то ответить, но внезапно с террасы донеслись голоса: Элли разговаривала с садовником. Эдвин взял Долорес за руку и увел в комнату.

– Ты не слишком высокого мнения о себе, не правда ли? В твоем сознании все еще живут упреки этого ничтожества, твоего бывшего мужа… – В его голосе звучало раздражение.

Женщина напряглась, готовая к обороне и в то же время удивленная его словами. Они нечасто говорили об Энди, а сейчас, во время бурного романа с другим, вспоминать о ее неудачном браке было вдвойне неуместно.

– Оставь Энди в покое! – бросила она.

– Ладно… – сердито буркнул Эдвин. – Долорес, ты должна избавиться от этих воспоминаний. Перестань судить о себе по его дурацким стандартам. Ты красивая, сексуальная, желанная женщина, к тому же наделенная умом и талантом. Любой нормальный мужчина был бы счастлив назвать тебя своей женой.

Этот комплимент заставил Долорес потерять дар речи.

– Ну что ж, спасибо, – наконец промолвила она. – И все же я предпочитаю остаться свободной. Это куда безопаснее…

– А кто говорит, что брак мешает свободе? Пора забыть прошлое и начать новую жизнь. Долорес, будь смелой. Наберись мужества.

Она стиснула кулаки.

– Я никогда больше не выйду замуж! Да и вообще, разве мы не можем радоваться тому, что есть? Почему нужно непременно говорить о женитьбе? Для этого мы слишком мало знаем друг друга.

– Может быть, я действительно поторопился и напугал тебя, – задумчиво ответил Эдвин. – Я всегда быстро понимал, чего хочу, и действовал соответственно. У меня нет привычки медлить.

– Прежде чем принимать жизненно важные решения, иногда стоит остановиться и как следует подумать, – поучительно промолвила она.

Эдвин кивнул.

– Я так и делаю. Останавливаюсь, думаю, а затем принимаю решение. Но когда решение принято, меня не остановит никто и ничто.

– Это угроза?

– Угроза? Боже мой, конечно, нет! – Эдвин крепко обнял ее. – Всего лишь констатация факта.

А затем он поцеловал Долорес, и этот поцелуй не оставлял ни малейшего сомнения, какое решение Эдвин принял на этот раз и что сейчас произойдет в белой прохладной комнате, наполненной ароматом врывавшегося в открытые окна и двери бриза.

И она, безнадежная дура, тут же забыла обо всем и позволила себе поверить обещанию, которым был наполнен этот волшебный поцелуй…

Потом они, усталые и умиротворенные, лежали в постели и молчали. Прошло немало времени, прежде чем Долорес пришла в себя.

Она села и заглянула в лицо Эдвину. Глаза его были закрыты.

– Я хотела задать тебе один вопрос…

– Угу… – не шевелясь ответил он.

– Сколько времени ты был знаком с Эммой до того, как женился на ней?

Он открыл глаза, ошеломленно посмотрел на нее и вдруг улыбнулся.

– Три месяца. Но предложение сделал через месяц. Два месяца пришлось доказывать ей, что это хорошая мысль… И я оказался прав. Мысль действительно оказалась хорошая…

– Если это такая хорошая мысль, почему ты до сих пор не женился вторично? Ведь прошло уже семь лет… – Для такого мужчины, как Эдвин Оливер, это было слишком много…

– Не попалось женщины, которой бы мне хотелось предложить руку и сердце. – Он уныло улыбнулся, взял руку Долорес и прижал ее к груди.

Одно из двух: либо кто-то из его предков был французом, либо тут была виновата магия острова… На короткий головокружительный момент Долорес захотелось избавиться от сомнений и призраков прошлого. Поверить в будущее и обеими руками ухватиться за то, что ей предлагали.

Но страх крепко держал ее в своей власти. Никаких мечтаний. Никаких несбыточных надежд.

Ни он, ни она больше не упоминали о браке. Они вернулись домой. Пора было подумать о Рождестве. Эдвин пригласил ее на несколько приемов, что представляло собой немалую проблему, поскольку почти все они приходились на уик-энды – самое горячее время для гостиницы. Однако Эндрю заявил, что он будет счастлив подменить хозяйку при условии, если ему позволят призвать на помощь жену, Нэнси. Он обожал готовить и командовать на кухне.

Долорес наняла Нэнси на те вечера, когда ей нужно было уезжать. Господа, какое счастье, что у нее есть такие преданные служащие! Ее дело было в надежных руках.

Пришлось мобилизовать Айви и походить с ней по магазинам. У Долорес не было вечернего платья, а хотелось выглядеть прилично. В последнее время ей все больше и больше хотелось выглядеть эффектно, если не вызывающе.

Чего-чего, а вызывающих нарядов в магазинах хватало. Примерив маленькое черное платье в обтяжку, она покосилась на себя в зеркало и охнула от отчаяния.

– Ты только посмотри, какое брюхо…

– Никакого брюха у тебя нет, – энергично возразила Айви. – Брюхо бывает только у борцов сумо! А у тебя симпатичный кругленький животик.

– Ладно, пусть будет животик… Все равно торчит.

Айви закатила глаза.

– Знаешь, подруга, сказать по правде, ты становишься изрядной занудой.

Долорес смерила ее уничтожающим взглядом.

– Хочешь сказать, что я тебе надоела?

– Но все это цветочки. Погоди, вот нагрянет климакс, тогда не так запоешь. Мало проблем с телом, так еще и проблемы с психикой начнутся. Моя старшая сестра временами становится просто ненормальной и начинает почем зря гонять своих домашних.

Долорес посмотрела на отражение Айви в зеркале.

– Ну спасибо, утешила! Слава Богу, что здесь нет Эдвина. Вот бы он обрадовался, узнав, что ждет его возлюбленную в ближайшем будущем!

– К счастью, у тебя есть в запасе несколько лет.

– Несколько лет до полного маразма… Веселенькое будущее!

– Тьфу, зануда!

– Знаю, – вздохнула Долорес. – Но боюсь, что тут уж ничего не поделаешь.

– Запомни, детка, занудство – самый надежный способ потерять интерес у мужчины. Улыбайся, будь веселой, солнечной, веди умные разговоры. Пользуйся своими мозгами, пока они тебе еще не совсем отказали.

– Помолчи, Айви! – простонала Долорес, стаскивая с себя узкое платье.

– Тебе нужно найти что-нибудь с длинной широкой юбкой, свободное, собирающееся в складки у лодыжек. У тебя красивые лодыжки.

Красивые лодыжки. Спасибо и на этом…

– Надень босоножки на высоких каблуках и накрась ногти на ногах. Ступни у тебя тоже ничего. Далеко не каждая женщина может похвастаться красивыми ступнями.

– Спасибо, Айви. Грудь у меня отвисшая, живот торчит, климакс не за горами, но зато у меня красивые ступни. Мне сильно полегчало. Может, лучше сразу пристрелить меня, чтобы не мучилась?

– Слишком хлопотно. Кроме того, твой Эдвин будет рвать на себе волосы от отчаяния. Он сходит по тебе с ума, сгорает от страсти и все прочее. Нельзя быть такой эгоисткой. Подумай о нем.

– Я и думаю о нем! Ему бы следовало завести роман с какой-нибудь молодой пышной красоткой.

Айви взяла платье и повесила его на плечики.

– Может, позволишь ему самому решать? Он уже большой мальчик и вполне способен сделать выбор самостоятельно. Поскольку нет никаких сомнений, что он выбрал тебя со всеми твоими недостатками, ясно, что его прельщает не только твое тело… А теперь я нуждаюсь в чашке двойного «экспрессо», иначе ты меня доведешь до белого каления!

Долорес пришлось признаться, что ей следует благодарить Бога за откровенную и честную подругу, всегда готовую сказать ей правду. Она оделась, и женщины отправились в кафетерий.

В конце концов нужное платье все-таки нашлось, и опасения Долорес пошли на убыль. Она почувствовала себя счастливой. В одежде подходящего фасона она выглядела не только неплохо, но даже сексуально.

Эдвин, увидевший ее в пятницу вечером в голубовато-зеленом шелковом платье, казалось, был того же мнения. Долорес догадывалась об этом по его глазам, по выражению лица и таяла от удовольствия. Днем она заехала к нему домой, чтобы переодеться для вечера. Платье обтягивало ее талию и свободно ниспадало от бедер к лодыжкам. Переливающиеся цвета напоминали ей о Багамах – кристально чистом море со множеством оттенков аквамаринового и бирюзового, лазурном небе… Эти цвета подчеркивали голубизну ее глаз и заставляли их сиять. Она встала на цыпочки, закружилась, и шелк, сладострастно шурша, завился вокруг ее лодыжек.

– Ты… потрясающе хороша. – Голос Эдвина был таким же нежным, как и его ласки. Ее затопило радостное тепло и ликование.

Улыбка Долорес застыла, когда Эдвин со свистом втянул в себя воздух и в его глазах вспыхнуло темное пламя. Их взгляды скрестились, и в воздухе запахло озоном: непреодолимая сила влекла этих людей друг к другу. Когда Эдвин встал с кресла и пошел ей навстречу, у Долорес перехватило дыхание. Высокий, представительный, безупречно одетый, он двигался легко и стремительно, но с трудом владел собой. Эдвин встал перед ней; его руки медленно прошлись по ее волосам, шее, обнаженным плечам, спустились ниже и остановились на груди. Реакция ее тела была мгновенной.

– Мы ведь должны идти на прием, – прошептала она.

– К чертям прием, – хрипло ответил он, привлек Долорес к себе и пробормотал ей прямо в губы: – Я хочу тебя. Хочу немедленно… – Эдвин жадно целовал ее, смазал помаду, растрепал прическу, но Долорес это ничуть не волновало. Ее не волновало ничего, кроме неистового желания, сжигавшего ее тело как лесной пожар. Она прижималась к нему, отвечала на его поцелуи и чувствовала себя развратницей…

Они занимались любовью прямо на ковре… яростно и жадно. Быстро и неистово. Пока не рухнули друг на друга, совершенно обессиленные.

Прошло немало времени, прежде чем ее сердце успокоилось, а сознание стало снова воспринимать окружающее. Эдвин гладил ее волосы. Этот жест казался странно успокаивающим после неистового вихря любви.

– Я узнал о тебе кое-что новое, – тихо сказал он.

– Я, наверное, животное, – пробормотала Долорес, смущенная собственным бесстыдством. Она никогда не испытывала ничего столь стихийного… столь первобытного.

Эдвин хмыкнул и поцеловал ее в закрытые глаза.

– Восхитительное сексуальное животное… Но я думал о другом.

– Угу… О чем это?

Эдвин продолжал гладить ее спутанные волосы.

– Ты затратила столько сил, чтобы подготовиться к вечеру, и не моргнула глазом, когда я все испортил.

Долорес тихонько засмеялась.

– Поверь, я знаю, что для меня главное. – В конце концов, у меня осталось не так уж много времени, подумала она, вспомнив слова Айви.

– Мне нравится твое главное… – Он сел и улыбнулся. – Ты выглядишь так, словно тебя зверски изнасиловали.

Долорес лениво потянулась.

– Так оно и есть…

– Но в таком виде ты не можешь показаться на приеме. Впрочем, я тоже. Придется долго приводить себя в порядок, если мы не хотим, чтобы люди обо всем догадались.

– Я приму душ и начну все сначала.

– Я присоединюсь к тебе. – Он по очереди поцеловал ее груди. – Через минуту.

А потом они мылись, одевались и заново причесывались.

К счастью, ее платье ничуть не пострадало от возни на полу. К тому времени, когда Эдвин и Долорес вышли из дому, они снова стали цивилизованными людьми, умеющими сдерживать свои инстинкты.

Однако вскоре Долорес пожалела, что вообще поехала на этот вечер. Стоило ей с Эдвином войти в гостиную, как женщины уставились на них во все глаза. Они препарировали ее взглядом как лягушку, рассекали на кусочки, рассматривали их под микроскопом, оценивали, судили и рядили. Об этом говорили их лица; Долорес не была дурой, чтобы ничего не понять.

Что ж, такого приема следовало ожидать – она вторглась на чужую территорию. Несомненно, Эдвин притягивал к себе бесчисленное множество женщин. Утешало лишь то, что он выбрал ее. Чтобы собраться с духом, она выпила глоток шампанского, потом еще один… Когда бокал опустел, Долорес поставила его на поднос и отправилась искать дамскую комнату.

Не успев завернуть за угол, она услышала разговор об Эдвине. Спорили три-четыре женские голоса. Долорес застыла на месте, затаив дыхание. Женщины говорили о том, что Эдвин Оливер очень красив. Ужасно богат. Великолепен в постели. И что они много лет не видели его с женщиной.

– Но сегодня он кого-то привел – сказал один голос. – Вы ее видели?

– Ей по крайней мере сорок. Вы можете в это поверить?

– Ты говоришь так, как будто ей сто. Радость моя, тебе самой скоро сорок.

– Я хочу сказать, что этого никто не ожидал. Все думали, что он приведет сюда двадцатилетнюю секс-бомбу. Я ничуть не удивилась бы, если бы на него записывались в очередь.

– Включая тебя с твоим чудо-лифчиком и прооперированным носом!

Вот так! Долорес осторожно перевела дух. Она хотела уйти, но, казалось, приросла к полу.

– Ну что ж, я думаю, в тридцать восемь лет у меня еще есть надежда. Если он влюбился в нее, то чем я хуже? Я бы выскочила за него при первой возможности.

– А я нет. Мне жаль эту женщину.

Они ее жалеют? Долорес напряглась, предчувствуя недоброе.

– Почему это? – недоверчиво спросила собеседница.

– Ты только представь себе: ей ведь придется соперничать с его покойной супругой. Я бы никогда на это не решилась. На мой взгляд, конкурировать с его святой Эммой – безнадежное дело.

– Со святой Эммой?

– Разве ты не слышала? Он буквально молился на жену. Люди до сих пор говорят, какая она была чудесная, добрая и талантливая. После ее смерти прошло немало лет, прежде чем он появился на людях с другой. Должно быть, в его жене действительно было что-то необыкновенное… – Эти слова сопровождались унылым, завистливым вздохом.

– Да, ты права. Ведь влюбиться в Эмму с первого взгляда было трудно, потому что… ее лицо…

Тут мимо Долорес прошло еще несколько женщин. Они смеялись, болтали, и этот шум заглушил конец фразы.

Было трудно влюбиться?.. Почему трудно? Долорес порывисто вздохнула. Сердце стучало, в ушах звенело. Святая Эмма. Жена Эдвина. Идеал. Совершенство. Только этого недоставало! Мало ей увивающихся за Эдвином роскошных женщин, так теперь изволь соперничать с его покойной женой…

Разве обыкновенная женщина в здравом уме решится на такое? Конечно, нет. Надо бежать, пока не поздно. Эдвин не про ее честь.

Хотелось бы надеяться, но… Она была влюблена, безумно влюблена, а это не имеет ничего общего со здравым умом.

Но вместо того, чтобы пуститься в бегство, она свернула за угол. Разговор тут же прекратился, и три женщины молча уставились на нее. Одна из них была ярко-рыжей – той самой, которую Долорес видела на сервированном ею обеде; другая – платиновой блондинкой, а третья – полубрюнеткой, полушатенкой.

Долорес любезно улыбнулась.

– Дамская комната в той стороне? – спросила она, указав рукой в конец мраморного коридора.

– Да, – хором ответили ей.

– Спасибо, – поблагодарила она и гордо прошествовала мимо, спиной чувствуя их взгляды.

Вернувшись в гостиную, она увидела, что Эдвин в волнении не находит себе места.

– Я искал тебя, – сказал он, обнимая ее за плечи.

– Я гуляла, – оживленно ответила она.

– И как, понравилось?

– О да, замечательно.

– Что-нибудь не так?

Долорес небрежно помахала рукой.

– Ничего особенного… Я бы с удовольствием выпила еще шампанского.

– Что ж, хорошо, сейчас принесу.

Конечно, ей не удалось обмануть его. Просто Эдвин решил не накалять обстановку. Но что она могла ему сказать? Я выжила из ума, когда влюбилась в тебя? Я злюсь и хандрю, потому что не хочу соперничать с твоей святой женой?

Она быстро опорожнила бокал и взяла еще один…

После окончания вечера они молча вернулись к Эдвину. Джон и Лина уехали на уик-энд в Лос-Анджелес к двоюродным братьям и сестрам, в доме было пусто и тихо.

Она прошла в гостиную и села на диван. Кружилась голова. Эдвин взял кочергу и начал разгребать угли. Он был так красив и в то же время так далек от нее, что хотелось плакать. Она любила его и не сомневалась в своем чувстве. Но соперничать с его покойной женой бесполезно. Шампанское делало ее чувствительной и слезливой. Долорес прекрасно знала это и тем не менее позволила себе напиться.