Текст книги "Непростой случай"

Автор книги: Мэри Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Разве связь с таким мужчиной, как Эдвин Оливер, могла кончиться чем-то другим? Он был слишком красив. Слишком богат. Слишком обаятелен.

При нем она трепетала от волнения. Он заставил ее испытать давно забытое желание любить и быть любимой. Это просто кошмар!..

Она уронила голову на руки и застонала.

4

Поздно вечером Долорес сидела в ванне, раздумывая, как ей быть. Вода благоухала можжевеловым маслом; считалось, что такая ванна успокаивает. А ей это было необходимо. Стоявший рядом бокал вина призван был тоже принести спокойствие.

Накрыть стол на двадцать человек… Обыкновенное деловое предложение, твердила она себе. То, что обед должен был состояться в доме Эдвина Оливера, ничего не меняло. Оливеру нравилась ее кухня, и он решил сделать приятное своим гостям. Ничего личного… Она состроила гримасу. Хорошо бы, если ей удалось поверить в это. А еще лучше было бы, если бы она не нуждалась в деньгах.

Ничто не происходит без причины, говорила Кора. Случайных совпадений не бывает. Что было причиной на сей раз? Возможно, желание выяснить, сумеет ли она устоять перед соблазном. А такой мужчина, как темноглазый и насмешливый Эдвин Оливер, действительно был очень соблазнительным.

Долорес вздохнула и выпила глоток вина.

Она не ответила на приглашение Эдвина. Должно быть, он подыскал себе кого-нибудь поуступчивее, чем Долорес. Такому человеку, как Эдвин Оливер, найти подругу для посещения ресторана раз плюнуть. Молодую и красивую. Зачем ему возиться с давно отцветшей Долорес Стрит, которая строит из себя недотрогу?

На следующее утро Долорес, поборов страх, позвонила секретарше Эдвина Оливера и договорилась о визите, который предусматривал осмотр кухни и наличие необходимой посуды. Секретарша ответила, что к ее услугам экономка, миссис Шеффер, которая не только все покажет, но и поможет накрыть на стол.

В тех случаях, когда Долорес приходилось готовить званые обеды вне гостиницы, она нанимала в помощь пару подруг. Когда обед кончался, она предпочитала переночевать у той или другой, вместо того чтобы на ночь глядя возвращаться в свою гостиницу…

Однако на сей раз возникли непредвиденные сложности. Ей следовало бы догадаться об этом. То, что касалось Эдвина Оливера, всегда вызывало сложности. Обе ее подруги в тот вечер оказались заняты. Она позвонила Коре. Дочь ответила, что с удовольствием поможет. Ее соседка по комнате устраивала вечеринку, но это случалось так часто, что Кора спокойно могла ее пропустить. Беда заключалась в том, что такие сборища имели обыкновение затягиваться до утра. Сие означало, что Долорес не сможет переночевать в студенческом общежитии.

Поняв это, она пришла в отчаяние. Придется остановиться в отеле и включить в счет расходы на проживание, однако сначала надо будет обговорить это с Эдвином; типовой договор на подготовку званого обеда расходов на отель не предусматривал. Долорес позвонила секретарше, которая попросила ее немного подождать, а затем соединила с мистером Оливером.

– Хелло, Долорес… – У нее сладко екнуло сердце. Она надеялась избежать этого разговора, чтобы сберечь нервы, но у нервов было собственное мнение. Они мгновенно среагировали на его низкий хрипловатый голос.

– Хелло, Эдвин, – ответила она, пытаясь казаться деловитой. – Боюсь, у нас возникла маленькая проблема.

– Да, секретарша уже сказала. Нет никакой проблемы. – Его голос звучал насмешливо. – В моем доме есть прекрасная комната для гостей с отдельной ванной. – Ему и в голову не приходило, что миссис Стрит может остановится где-нибудь еще.

У Долорес от волнения вспотела ладонь. Остановиться у него в доме? Он что, сошел с ума? Или это она сошла с ума? Кажется, в психиатрии такое поведение называется «неадекватной реакцией»?

Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. Да, так оно и есть. В предложении Оливера был прямой смысл. Делать нечего, остается лишь смириться. Долорес, скрепя сердце, согласилась и попыталась вежливо закончить разговор.

Ничего, как-нибудь справится. В конце концов, это бизнес. Всего лишь бизнес.

Конечно, так оно и есть… Долорес положила трубку, ощущая непонятный страх. Этот мужчина явно заманивал ее в свои сети. В ближайшую среду она окажется в его доме, причем будет не только возиться на кухне и в столовой, но и ночевать под его крышей.

К великому облегчению Долорес, когда она приехала в дом Эдвина Оливера, его не было дома. Это был чудесный старый особняк, окруженный лужайками и раскидистыми деревьями, уже сбросившими ярко раскрашенные листья. Дом был большой и произвел на Долорес сильное впечатление. Возможно, где-нибудь на чердаке здесь водились привидения.

Впечатление от интерьера было не менее сильным. Полы устилали роскошные персидские ковры, на них стояла со вкусом подобранная мебель – по большей части антикварная, впрочем, были и комнаты, обставленные очень современно. Несмотря на роскошь, дом был уютным, удобным и обжитым. Что ж, подумала она, у этого человека двое детей-подростков. Ничего странного, что они передали обстановке частичку своего вкуса, своего представления о красоте и уюте.

Экономка миссис Шеффер, добродушная и дружелюбная женщина лет шестидесяти, показала ей просторную, хорошо оборудованную кухню. Приготовить еду на двадцать человек здесь было легко. Затем миссис Шеффер провела Долорес в столовую, показала фарфор, хрусталь, серебро и сказала, что если Долорес хочет, она с удовольствием поможет ей накрыть на стол.

Они пили чай с яблочным пирогом и обсуждали детали предстоящего обеда, когда на кухню, удивив обеих женщин, неожиданно нагрянул Эдвин. При виде его у Долорес замерло сердце. Одетый в элегантный деловой костюм с галстуком, он лучился энергией и уверенностью в себе. Она неожиданно разозлилась на себя. Не следовало показывать, что Эдвин производит на нее такое сильное впечатление, но это было выше ее сил.

– А мы вас не ждали, – заявила миссис Шеффер.

– Я и сам не ожидал, что вернусь так рано, – ответил он, – но совещание оказалось коротким. Мне пришла в голову мысль улизнуть и проверить, как у вас идут дела. – Он красноречиво посмотрел на чай и пирог, свидетельствовавшие, что женщины нашли общий язык, и перевел взгляд на Долорес.

– Как дела? – Темные глаза его, казалось, заглядывали ей прямо в душу. Или это ей только показалось?..

– Спасибо, все в порядке, – неуверенно ответила Долорес. Сердце колотилось как бешеное. Это было несправедливо. За что ей такие мучения? Она их не заслужила.

– Я видел присланное вами меню. Все отлично. Я подписал договор и отправил вам.

– Спасибо…

– Хотите чаю, мистер Оливер? – спросила миссис Шеффер.

– С удовольствием. – Эдвин придвинул кресло, уселся за стол и расстегнул пиджак. – Вы не убирали фотографии, которые я оставил вечером на журнальном столике? – спросил он экономку. – Мне нужно отнести их в офис.

Миссис Шеффер налила в чашку чай и ответила:

– Я положила их на письменный стол. Сейчас принесу.

Долорес следила за тем, как Эдвин подносит ко рту чашку. Рука была сильная и казалась особенно смуглой по контрасту с ослепительно белым манжетом.

– Я забыла спросить, хотите ли вы, чтобы я сама разносила блюда, – сказала она, глядя на Эдвина снизу вверх.

– Да, конечно. Так же, как у себя в гостинице. А что?

– Нет, ничего. Тогда об одежде. Я надену то же, что ношу в гостинице. Или вы предпочитаете что-нибудь более торжественное, чем брюки и блузка?

Он слегка нахмурился.

– Знаете, я думал, что вы наденете мини-юбку и маленький передничек с оборками… – Увидев возмущение на ее лице, Оливер громко расхохотался. – Успокойтесь, я шучу!

Долорес почувствовала себя набитой дурой.

– Извините. Мой муж… – пробормотала она и тут же умолкла.

– Что ваш муж?

– Обычно он говорил мне, что надо надеть. Ему никогда не нравилось, как я одета.

– В самом деле? Наверно, он был слепой, – улыбнулся Эдвин. – Потому что мне очень нравится, как вы выглядите.

– Спасибо. – Она не могла найти других слов, вспоминая, что Эдвин видел ее в убогом халате и шлепанцах.

– Честно говоря, – непринужденно продолжил Оливер, – я все время думаю о вас. Вы так привлекательны…

Долорес смерила его испепеляющим взглядом, отчего он захохотал. Но тут на кухню вернулась миссис Шеффер с фотографиями, и ей пришлось промолчать.

Эдвин вынул фотографии из конверта и разложил их на столе.

– Что скажете, Долорес? Нравится? – спросил он как ни в чем не бывало.

Это были сделанные весной фотографии великолепного сельского особняка в колониальном стиле, окруженного цветущими азалиями. Дом был каменный, с большой верандой и окнами со ставнями, но носил на себе явную печать заброшенности.

– Чудесно… Чей это дом?

– Его купила компания. Он находится примерно в получасе езды от города. Когда усадьбу восстановят и перестроят, она станет местом отдыха для наших служащих, зарубежных клиентов, а также для друзей и родственников.

– Благое дело…

Эдвин нахмурился.

– Потребуется много работы. И главной заботой станут меблировка и внутреннее убранство.

– Да… Труд немалый.

Оливер поднял глаза.

– А кто меблировал и декорировал вашу гостиницу?

– О, мы с мамой все сделали сами, не прибегая к помощи профессионалов… – Воспоминания заставили ее улыбнуться. – Это было здорово! Мы ходили по аукционам, «блошиным рынкам» и антикварным лавкам, отбирая то, что казалось нам подходящим. И каждая комната была убрана по-своему.

– А все вместе смотрится великолепно, – сказал Оливер. – Должно быть, у вас врожденный талант. – Взгляд Долорес заставил его приподнять уголки рта. – Я ничуть не удивляюсь этому, отведав блюда вашего приготовления.

Долорес обдало жаром. Она слышала похвалу от многих, но только комплименты Эдвина заставляли ее терять голову. Она будет последней дурой, если поверит хоть единому его слову…

– Я делала это с любовью, – пробормотала женщина и уставилась на одну из фотографий, стремясь избежать его взгляда.

– Хотите еще чаю? – спросила миссис Шеффер.

Долорес покачала головой.

– Спасибо, я уже и так выпила две чашки. Пожалуй, пора домой. – Она отодвинула кресло и улыбнулась экономке. – Я рада, что вы будете здесь и поможете мне с обедом. Не сердитесь, что я захватила вашу кухню?

– О Господи, конечно, нет! – воскликнула миссис Шеффер. – Не переживайте из-за таких пустяков. Было бы смешно, если бы я сердилась!

Эдвин проводил Долорес до двери и помог надеть пальто. Стену просторного холла украшало несколько больших черно-белых фотографий, оправленных в рамки. Долорес заметила их, как только вошла в дом. На них были запечатлены мальчик и девочка в момент игры. Фотографии отражали малейшие оттенки чувств и были сделаны настоящим профессионалом.

– Поразительно, – промолвила Долорес. – Это ваши дети, когда они были маленькими?

– Да, – улыбнулся Эдвин. – А фотографировала их моя жена…

Застегивая пальто, Долорес обдумывала услышанное.

– Похоже, он была очень талантлива. Фотографии замечательные.

– Да. Прошло столько лет, а я все еще любуюсь ими. – Он подал ей шарф. – Долорес, я очень ценю вашу работу. Моими гостями будут друзья и проверенные деловые партнеры, и я рад возможности отплатить за радушие, с которым они встречали меня долгие годы.

– Сделаю все, что в моих силах, – пообещала она.

– Не сомневаюсь.

Долорес глубоко вздохнула и задумалась: почему этому человеку достаточно одного взгляда, чтобы лишить ее душевного равновесия?

– Ну, до следующей среды, – сказала она.

– Я буду ждать. – Он не притронулся к ней, не сделал попытки поцеловать. Просто открыл дверь. Долорес сама не знала, рада она или разочарована тем, что прощание было таким сдержанным.

Она ехала домой со странным ощущением, будто ее жизнью отныне руководит некая тайная сила.

Днем позвонила Агата, и Долорес села в кресло, приготовясь услышать очередную сагу о ее сыне. В последнее время Агате приходилось нелегко.

Сестра сказала, что сын взял ее машину и пропал на три часа. Этот тринадцатилетний оболтус совсем от рук отбился. Он отказывается делать уроки, потому что вдрызг разругался с учительницей, которая выгнала его из класса за сквернословие.

– Я не знаю, что с ним творится! – причитала Агата. – Он несколько месяцев ходил к психоаналитику, но это помогло как мертвому припарки! Он окончательно спятил! Курит, превратил свою комнату в хлев, разбил окно и вообще… Господи, что будет дальше!

Долорес потеряла дар речи. Да, дети в переходном возрасте – отнюдь не сахар, но она не понимала, каким образом ее любимый племянник мог превратиться чуть ли не в малолетнего преступника.

До сих пор Долорес считала, что сестра, которая была для своих четырех нежно любимых чад непререкаемым авторитетом, слегка преувеличивает и чересчур серьезно относится к поступкам сына, вполне, на ее взгляд, нормальным для подростка. Но то, о чем рассказывала Агата, выходило далеко за пределы нормального.

Стряслась беда. А она не могла придумать, как помочь сестре.

Наступила среда. Долорес приехала в город, заехала в общежитие за Корой, и они вместе двинулись к особняку Эдвина Оливера.

– Я говорила тебе, что он сказочно богат, – прошептала Кора, когда они очутились на круглой подъездной аллее. – Ты только посмотри на этот дом! Свихнуться можно! – Она на мгновение замешкалась, с почтительным восхищением глядя на резиденцию Эдвина, а затем улыбнулась. – Но, конечно, самое главное, что он порядочный человек. – Кора с иронией повторила слова матери, которые та твердила по любому поводу, пытаясь научить дочь, что именно следует считать в человеке главным.

Долорес припарковала машину и сердито посмотрела на дочь. Кора ответила ей деланно невинным взглядом.

– Ма, мистер Оливер действительно порядочный человек. И очень, очень милый.

– Ты сделала такой вывод после одной-единственной беседы под деревом? – Долорес выключила двигатель и вынула ключ зажигания.

Кора вздернула подбородок.

– У меня хорошая интуиция… Должно быть, я немного «с приветом». Я просто знаю. Чувствую. Мистер Оливер удивительно обаятельный мужчина. Была бы я чуть постарше…

Долорес попросила:

– Ох, Кора, прекрати!

– Кроме того, я чувствую, что ты ему нравишься, – нараспев произнесла Кора.

– Ему нравится, как я готовлю, – решительно ответила Долорес.

– И ноги. У тебя потрясающие ноги.

– Он ни разу не видел моих ног! Когда ты наконец замолчишь? – Долорес выбралась из машины и хлопнула дверцей чуть сильнее, чем требовалось. Кора осталась при своем мнении, но промолчала, как подобало примерной дочери.

Следующие несколько часов Долорес занималась приготовлением обеда, по мере надобности привлекая на помощь миссис Шеффер и Кору. Она видела Эдвина только мельком: тот вернулся с работы и заглянул, чтобы поздороваться.

Они готовились подавать первое блюдо, когда на кухню зашла девочка-подросток с плоской коробкой, в которой лежали остатки пиццы. У нее были длинные темные волосы и большие карие глаза. Дочь Эдвина, Лина, волнуясь, подумала Долорес. Девочка была облачена в обычную подростковую униформу – джинсы и майку на несколько размеров больше, чем нужно, так что очертания ее тела надежно скрывались в складках материи. Не найдя места в буфете, она положила коробку на стул, но не встретила должного понимания у миссис Шеффер.

– Выкинь эту штуку прямо в мусорное ведро, радость моя, – посоветовала экономка.

– Тут остался еще один кусок. Я заверну его в бумагу. Джон сказал, что съест его на завтрак.

– О Боже, куда катится этот мир? – запричитала миссис Шеффер. – Пиццу на завтрак!

Кора засмеялась и бросила на девочку понимающий взгляд.

– Я и сама люблю пиццу на завтрак. – Она взяла поднос с бокалами, наполненными минеральной водой, и понесла его в столовую. Лина же завернула треугольный кусок пиццы и положила его в холодильник, не сводя с Долорес любопытных глаз.

– Вы та самая леди, которая натравила на моего папу полицию? – спросила она, взяв под мышку пустую коробку.

Долорес улыбнулась.

– Да, это я. А ты, должно быть, Лина.

У девочки загорелись глаза.

– Круто! – фыркнула она. – Вы действительно решили, что он разбойник?

– Лина! – Миссис Шеффер испуганно закатила глаза.

Лина засмеялась.

– Прошу прощения, я не хотела сказать ничего плохого!

Долорес не могла не улыбнуться.

– Все верно. Меня зовут Долорес.

– Мне придется обращаться к вам «миссис такая-то». Папа не разрешает называть взрослых по имени. Он не одобряет подобной фамильярности. – Она закатила глаза с таким видом, словно считала отцовские принципы ярчайшим воплощением отсталости.

– Понимаю. Ну что ж, тогда можешь называть меня миссис Стрит. – Интересно, как бы реагировала Лина, если бы узнала, что ее папочка пригласил Долорес составить ему компанию в то время, когда он сидел в ванне голый и жевал сандвич? Возможно, тогда она перестала бы величать отца старым занудой.

Тем временем на кухню вернулась Кора, и Долорес начала раскладывать по тарелкам второе блюдо.

– Мне нравится ваша прическа, – сказала Лина Коре, длинные светлые волосы которой были заплетены во «французскую» косу. – Вы делаете ее сами? – Кора кивнула, и Лина вздохнула: – Я пробовала, но у меня ничего не выходит….

– Да, возни с ней много, – призналась Кора и посмотрела на Долорес с лукавой искрой в голубых глазах. – Моя мама знает, как заплетается такая косичка. Она будет здесь утром и, если ты хорошенько попросишь, держу пари, она заплетет тебе косу до ухода в школу.

Лина посмотрела на Долорес удивленными глазами:

– Правда?

Долорес было ясно, что Кора продолжает плести свою интригу: ее предложение было отнюдь не таким невинным, каким казалось со стороны. Но отказаться было невозможно, и Долорес улыбнулась девочке.

– Конечно…

– Отлично!

Миссис Шеффер взяла девочку за плечи и подтолкнула к черному ходу.

– Выкинь эту коробку, радость моя, и дуй отсюда. У нас полно работы.

Что верно, то верно…

Кора помогала Долорес разносить блюда. Красивый и потрясающе элегантный Эдвин в вечернем костюме сидел во главе стола. Слева от него сидела женщина лет тридцати пяти в ярком платье с глубоким декольте. Судя по тому, что она часто смеялась и напропалую кокетничала с Эдвином, особа была веселая. Впрочем, Эдвин тоже не скучал. Долорес неожиданно почувствовала укол ревности. Пламенные волосы, журчащий, словно ручеек, смех и пышный бюст были явно рассчитаны на то, чтобы привлечь к себе внимание.

Вернувшись на кухню за очередным блюдом, Кора понимающе улыбнулась матери, наклонилась поближе и тихонько шепнула:

– Держу пари, грудь у нее ненатуральная!

Долорес невольно фыркнула. Эта женщина раздражала ее своим крикливым великолепием. А Эдвин – тем, что этим великолепием наслаждался. Хотя стоило Долорес войти в гостиную, как он начинал насмешливо следить за каждым ее движением.

Обед прошел гладко, и гости засыпали Долорес похвалами. Она и в самом деле превзошла себя, но устала ужасно.

Когда все обязанности были выполнены, Долорес укрылась в комнате, которую еще днем показала ей миссис Шеффер, и приняла долгую расслабляющую ванну, щедрой рукой плеснув в воду ароматического масла. Она вытерлась, облачилась в ночную рубашку и принялась расчесывать волосы. Кора зашла к ней попрощаться.

– Замечательно, ма! – воскликнула сияющая девушка. – По-моему, ты потрясла всех.

– Я очень рада. Спасибо за помощь.

– Честно, все были высший класс. Мне очень понравилось. – Кора обняла мать. – Ладно, я поеду. Мистер Оливер вызвал мне такси. Сейчас миссис Шеффер принесет тебе чашку горячего шоколада. Я сказала ей, что ты его очень любишь.

– Спасибо. Ты умница. – Она поцеловала Кору в теплую щеку.

Едва дочь ушла, как в дверь снова постучали.

– Войдите, – сказала она, опуская щетку.

Однако в комнату вошла не миссис Шеффер, а Эдвин с чашкой шоколада в руке. У Долорес сердце сильно забилось, и она потянулась за халатом. Можно было подумать, что она стоит голая; между тем на Долорес была белая хлопчатобумажная ночная рубашка, причем совершенно закрытая.

– Я перехватил шоколад у миссис Шеффер, – сказал Оливер. – Решил воспользоваться тем, что вы еще не легли, и сказать, что сегодня вечером вы были выше всяких похвал. Гости в восторге. Вы очень талантливы, Долорес.

– Спасибо.

Долорес натянула халат и завязала пояс. Смеющиеся глаза Эдвина лишали ее присутствия духа. Она приняла у него чашку и снова сказала «спасибо». Нервы разгулялись вовсю. Вечерний костюм делал высокого, широкоплечего Эдвина особенно внушительным; рядом с ним она чувствовала себя беззащитной маленькой девочкой. Ох, этот халат поверх ночной рубашки… Вот если бы на ней было открытое вечернее платье, туфли на высоком каблуке и бриллианты в ушах! Руки дрожали так, что пришлось поставить чашку на туалетный столик.

Эдвин не отрываясь смотрел ей в лицо.

– Успокойтесь, – наконец тихо сказал он, подошел вплотную, протянул руку и ласково погладил по волосам.

– Не надо, – глухо сказала она и сделала шаг назад. – Вам не следовало приходить сюда, Эдвин.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Вы прикрыты с головы до ног, так что все абсолютно пристойно. – Эдвин сделал паузу. – И в то же время вас очень хочется поцеловать.

Она сделала еще один шаг назад.

– Признайтесь, зачем вы дали мне этот заказ? Чтобы заманить к себе в дом и соблазнить?

Эдвин неожиданно засмеялся – добродушно и ничуть не обидно. Однако этот смех напугал и разозлил ее.

Она не могла в это поверить. Он смеялся!

Неожиданно он обнял ее и привлек к себе.

– Долорес, успокойтесь! Спальня моей дочери – за стеной. Напротив – комната моего сына. Достаточно одного крика, и они мигом прибегут сюда. – Он пытливо заглянул ей в глаза. – Вы Действительно думаете, что я пришел, чтобы соблазнить вас?

Долорес почувствовала себя форменной идиоткой.

– Вы заставили меня нервничать! – выпалила она. – Весь вечер не сводили с меня глаз! Откуда я знаю, что у вас на уме?

– Мне было приятно на вас смотреть, – нежно сказал Оливер и сжал ее лицо в ладонях. – А на уме у меня только одно – поцеловать вас… – Так он и сделал.

Конечно, она пыталась сопротивляться, но можно ли было бороться с долго дремавшим плотским желанием, которое наконец проснулось и властно требовало удовлетворения?

Жар его поцелуя заставлял забыть и здравый смысл, и благие намерения. Ее так долго изнывавшее по мужской ласке тело льнуло к Эдвину, как будто уже принадлежало ему. Его губы творили чудеса. И ей это нравилось. Это было чудесно. И страшно. О Господи, как он умел целовать! Долорес внезапно очнулась, сердясь на себя за эту вспышку слабости, и выпрямилась.

– Пустите меня, Эдвин… – Ее голос был странно хриплым. Оливер выполнил ее просьбу, и трепещущая женщина отпрянула. – Я не буду спать с вами, – задыхаясь, сказала Долорес на случай, если ее злосчастная пылкость подарила ему надежду.

– Я и не рассчитывал на это, – сухо ответил он.

– Вот и хорошо. Вы были бы разочарованы.

– В самом деле? Почему?

– Потому что это не доставило бы вам удовольствия.

Его брови поползли вверх.

– Вы серьезно?

– Я так давно не занималась любовью, что наверняка забыла, как это делается. Кроме того, я не слишком опытна… в сексе.

– Кто это сказал?

– Мой муж. А он знал, что говорит. У него был богатый опыт отношений с женщинами, – с деланным безразличием сказала Долорес. Она сама слышала, что фальшивит.

Эдвин на мгновение умолк. Она поспешила отвернуться, чувствуя страх и смущение. О Господи, зачем она признается в таких вещах?

Наконец Эдвин положил руки ей на плечи и тихонько повернул лицом к себе.

– Извините, – мягко сказал он. – Я не хотел смущать вас.

– Ничего. Все в порядке.

– Наверно, я слишком тороплю события и все делаю не так. Беда в том, что я не могу справиться…

– С чем справиться?

– Со своим чувством к вам. Вы запали мне в душу. Я думаю только о вас.

И она думала только о нем, но боялась признаться себе в этом.

– Попробуйте заняться чем-нибудь другим, и все пройдет, – отрывисто произнесла Долорес.

– Чем, например?

Она пожала плечами.

– Работой. Благотворительностью. Другими женщинами.

– Другими женщинами?

– Угу… Кем-нибудь моложе, легкомысленнее и с кучей свободного времени. С рыжими волосами и пышным бюстом…

– Я не хочу никого моложе, легкомысленнее и с кучей свободного времени. Я хочу вас.

От этих слов сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди, и Долорес стоило немалых трудов взять себя в руки.

– Но вы не можете меня иметь. И никто не может. Я не вещь.

У него слегка сузились глаза.

– Разве я говорил, что вы вещь, Долорес? – негромко спросил он.

– Вот и хорошо. Я думаю, вам пора спуститься и позаботиться о гостях… – Она сделала красноречивую паузу. – Или я закричу.

Он усмехнулся.

– Я ухожу. Спокойной ночи, Долорес. Еще раз спасибо.

Следующие десять дней были заполнены работой, и Долорес радовалась этому. Чувство, которое она испытывала к Эдвину, приводило ее в смятение, поэтому она хваталась за любое дело, лишь бы забыться. Она не хотела влюбляться. Все это было слишком сложно и грозило серьезными проблемами. А легкая интрижка с таким мужчиной, как Эдвин Оливер, была невозможна.

Эдвин снова присылал ей цветы, звонил по телефону и говорил, что хочет увидеться. Долорес отвечала, что занята. Она избегала снимать трубку и не звонила сама. И все же каждую ночь видела его смеющиеся глаза, ощущала прикосновение его губ и слышала эхом отдававшиеся в ушах слова: «Я хочу вас. Я хочу вас. Я хочу вас…»

В субботу у нее не осталось ни одного свободного номера. Приготовив и подав постояльцам обед, Долорес принялась мыть посуду, потому что одна из посудомоек свалилась с гриппом. Потом направилась к себе во флигель, выжатая, как лимон. Дорожки засыпала похрустывавшая под ногами листва. Ноябрьский воздух был холодным, колким и остро пах осенью. Она глубоко дышала, наслаждаясь легким ароматом палых листьев. Небо было ясное, и ничто не предвещало приближения бури, о которой предупреждал прогноз погоды.

Где-то вдалеке блеснул свет. Она инстинктивно остановилась и вгляделась в темноту. Там, на краю леса, неподалеку от пруда, не могло быть никакого света. Но он был. Мерцающий свет открытого пламени. Костер!

Она нахмурилась. Неужели кто-то из ее постояльцев без разрешения развел костер? Для собственного удовольствия? Ну ладно, допустим, сидеть у костра и любоваться звездами очень романтично, но костер в лесу – вещь достаточно опасная.

Запахнув на себе куртку, она поспешно зашагала к костру и лишь на полдороге спохватилась, что делает глупость. Это могли быть совсем не ее постояльцы, а бродяги, охотники или еще кто-нибудь с оружием в руках. Границы ее участка обозначены достаточно четко, так что это не мог быть добропорядочный гражданин, ненароком нарушивший права собственности.

Она продолжала идти вперед и вдруг с удивлением увидела у пруда очертания палатки средних размеров. Долорес застыла на месте. Палатка! Она сделала еще несколько шагов и услышала музыку. Это был Вивальди. Вивальди!

Кто-то вышел из палатки, и она остановилась. Свет костра четко обрисовывал мужской силуэт, и она мгновенно узнала этого человека.

Эдвин разбил палатку на ее участке. О Боже… Она сама не знала, что чувствует – гнев, облегчение, возбуждение или то, другое и третье вместе взятое.