Текст книги "Непростой случай"
Автор книги: Мэри Смит
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
3
Как всегда бывало в пору листопада и зимой, в большом камине, облицованном песчаником, пылал огонь. По обе стороны камина стояли удобные кресла. Эдвин сидел с бокалом виски, а Долорес потягивала ликер. Сладкое успокаивало, а она очень нуждалась в успокоении. Нервы были на пределе, и это вызывало у нее досаду.
Никого из постояльцев не тянуло погреться у камина, и Эдвин с Долорес остались наедине в уютной, мягко освещенной комнате с полками, набитыми книгами и изящными безделушками.
– Ну, спрашивайте, – сказал Эдвин. – О чем угодно.
С чего Оливер взял, что ей есть до него дело? Уверен, что все женщины от него без ума, раз он красивый, богатый и лихо водит это синее спортивное чудище?
– У меня к вам нет никаких вопросов, – спокойно ответила она. – Вы сами хотели поговорить со мной.
– Вопрос был. Вы хотели знать, почему я назвался старьевщиком.
– Мне все равно, кто вы есть, – продолжала стоять на своем Долорес. – Я только не люблю, когда меня обманывают.
– Я и не обманывал. Просто ради шутки немного драматизировал ситуацию. Не будьте такой серьезной, Долорес. Улыбнитесь.
Она бросила на него сердитый взгляд.
– Послушайте, я несколько часов провела на ногах, весь вечер работала, устала, и у меня не то настроение, чтобы сидеть с вами и перебрасываться шутками!
– Жаль. Судя по внешности, шутка пошла бы вам на пользу.
Кровь ударила ей в голову. Да что же это такое? Сначала Кора заявляет, что ей не мешает взбодриться, а теперь этот человек говорит, что у нее слишком кислая физиономия…
Она немолодая, усталая, скучная женщина без чувства юмора… О Боже, неужели это правда?
Долорес посмотрела на Эдвина, красивого, энергичного и вовсе не скучного, и холодно проронила:
– Благодарю вас, но я сама решаю, когда и с кем мне следует веселиться.
– Чем вы обычно занимаетесь в свободное от работы время? – спросил Эдвин с таким видом, будто это его действительно интересовало.
Она проводила досуг, читая приключенческие романы. О людях, пробирающихся сквозь джунгли, спускающихся на каноэ по Амазонке или пересекающих на верблюдах смертельно опасную Сахару. Эти экзотические места возбуждали, заставляли мечтать и будили фантазию. Очень приятно читать о том, как другие рискуют жизнью, в то время как сама сидишь в уютном и безопасном сельском домике. Но Долорес не собиралась говорить Эдвину, что тоскует по романтике. Сделав еще один глоток ликера, она напомнила:
– Вы хотели поговорить со мной десять минут. В чем-то признаться…
Он кивнул.
– Верно. Я хочу объяснить, почему два дня назад пришел к вам в таком виде.
– Это не мое дело.
Его улыбка была ленивой и лукавой.
– О нет… Тогда вы думали совсем по-другому. Вы боялись, что я не смогу заплатить по счету. Затем вы решили, что деньги у меня наверняка краденые. А потом – бац!
Она сжалась в кресле, и Оливер рассмеялся. У него был чудесный смех – теплый, искренний и мгновенно восстанавливавший душевное равновесие собеседника.
– Неужели это было так заметно? – невольно спросила Долорес.
– Боюсь, да. Вы были очень вежливы, но для того, кто разбирается в физиономистике, ваше лицо – открытая книга.
Это не утешало. Мало того, что ее лицо – открытая книга, этот человек настаивает, что умеет читать по нему!
– Так почему же вы ничего не сказали?
– Мне захотелось пошутить.
– Пошутить? – За последние три минуты он воспользовался этим словом трижды. Ясно, ему нравилось шутить. Богатый бездельник, белоручка, живущий для собственного удовольствия. О Господи, сегодня вторник, а он торчит здесь и бьет баклуши…
Оливер кивнул.
– Попытаться стать другим человеком. Играть чужую роль и видеть, что люди воспринимают тебя совершенно по-другому. Это так забавно. И поучительно.
Да, можно себе представить… Она сделала еще один глоток ликера.
– А почему вы выглядели так, словно только что выбрались из болота?
– Потому что так оно и было, – усмехнулся Эдвин. – Я помог двум парням вытащить грузовичок, задние колеса которого съехали в пруд. Эти люди ловили рыбу. Во всяком случае, так они сказали. Типы были слегка подозрительные, но я все равно протянул им руку помощи. Один из этих парней был бородатый, темноволосый…
– Вы хотите сказать, – перебила она, – что это и был тот мужчина, которого разыскивала полиция?
– Правильно. Он ограбил бензоколонку.
Треснуло полено, и в воздухе заплясали искры.
– К сожалению, словесный портрет, который сообщила мне полиция, очень совпадал с вашим, – сказала она, отнюдь не собираясь извиняться.
– Когда вчера днем в мой офис нагрянули полицейские, я сильно удивился. Моя секретарша была вне себя. – В его голосе звучал смех. – Самое забавное, что неопрятного вида полиции оказалось достаточно, чтобы заподозрить человека в ограблении автозаправочной станции!
– Не только это, – принялась защищаться она. – Вы носили деньги в сумке для сандвичей! У вас были ужасные волосы, не брились вы неизвестно сколько дней. Можно было подумать, что вы беглый каторжник!
Он кивнул и сделал глоток виски.
– Это верно. Мои документы хранились в пластиковой сумке, потому что во время героического сражения за вызволение грузовичка я поскользнулся, упал в пруд и промочил бумажник.
Оставалось непонятным, что заставило его ехать через глушь в разбитом фургончике, нагруженном туристскими принадлежностями, и почему у него были волосы почти до плеч. Но ей это безразлично. Это не ее дело. Она смотрела на его гладко выбритый подбородок, смеющиеся глаза и знала, что морочит себе голову. Ей вовсе не безразлично. Он разжигал в ней любопытство. Она хотела знать об Оливере как можно больше. В этом мужчине было нечто такое, чему бесполезно сопротивляться. Нечто не дававшее ей покоя.
– Я возвращался из отпуска, проведенного в горах с шестнадцатилетним сыном. Нам редко удается побыть вместе, поэтому когда выдается такая возможность, я стараюсь придумать для мальчика что-нибудь необычное.
Долорес пришлось признаться, что этот рассказ произвел на нее сильное впечатление и что она с нетерпением ждет его продолжения.
Эдвин поведал, что на это время он забрал сына из школы, потому что учеба – далеко не всегда самое главное. Успеваемость у мальчика хорошая, так что недельный перерыв в занятиях не мог повредить ему. Эдвин отправил сына домой самолетом, а сам решил вернуться домой в автофургончике ради собственного удовольствия.
– Так вот почему вы были небриты, а волосы были такими длинными, что через неделю упали бы вам на плечи?
– Вам не нравятся мои волосы?
Она пожала плечами.
– Это бросилось мне в глаза, вот и все. Мужчины могут делать со своими волосами все, что им нравится. Женщины делают то же самое.
– Но тем не менее вы решили, что такой внешний вид отражает мои преступные наклонности, и натравили на меня копов.
– Извиняться я не собираюсь, так что оставим этот разговор.
Оливер учтиво поклонился, но его глаза заискрились от смеха.
– Длинными волосами и недельной щетиной я обзавелся на пари, поспорив с дочкой. Она сказала, что я «чересчур прилизанный» и что мне надо «слегка расслабиться». На ее языке это означает отрастить волосы и бороду. Ей четырнадцать лет.
Долорес вспомнила, что Кора сказала ей самой примерно то же самое, но промолчала. Не следовало привлекать внимание этого человека к тому, что ей не хватает «трепета», сексуальности и всего остального, что делает женщину женщиной…
– Значит, вы сделали это на спор? – поинтересовалась она. – Как это вышло?
– Она стала дразниться и заявила, что я слишком консервативен и никогда не решусь на то, чтобы изменить свой внешний вид. – Оливер добродушно усмехнулся. – Что мне оставалось делать? Позволить ей думать, что я струсил?
Долорес засмеялась. Она тоже ничего не могла с собой поделать.
– И что же она подумала, когда вы вернулись из похода бородатым и длинноволосым? Ей понравилось?
– Она сказала, что я выгляжу весьма импозантно.
– Достаточно импозантно, чтобы послать за вами полицию, – сухо напомнила Долорес.
– Она и про полицию сказала, что это круто.
Долорес не то застонала, не то засмеялась.
– О Боже! Ну и детки!
– Сегодня днем я получил большое удовольствие от разговора с вашей дочерью. Очень симпатичная и толковая девочка.
Лукавый огонек, горевший в его глазах, заставил Долорес насторожиться. Она вспомнила, что совсем недавно Эдвин назвал Кору прямой и открытой, и встревожилась. Что ему наговорила эта болтушка?
– Подозреваю, что моя симпатичная и разговорчивая дочь описала вам все мое печальное прошлое, – покоряясь судьбе, вздохнула она.
– Далеко не все. Остальное я домыслил.
– И что же она вам сказала?
– Только самое главное. Что вы шесть лет как в разводе и что вы самая замечательная мать в мире.
– Что ж, приятно слышать. А она – самая замечательная дочь в мире. – Ее переполнила материнская гордость.
Эдвин коварно улыбнулся.
– А еще она сказала, что вам сорок два года, а ведете вы себя так, словно вам восемьдесят и ваша жизнь кончена.
Теплое чувство моментально улетучилось.
– Я убью ее! – прошептала Долорес.
Эдвин рассмеялся и поспешил ее успокоить, заметив:
– Ну и зря. Кора желает вам добра. Вы что, действительно думаете, что жизнь кончена?
– Нет! – огрызнулась Долорес.
– Тогда почему ваша дочь говорит, что вы ведете себя как старуха?
Потому что я не занимаюсь ежедневным сексом, подумала она и небрежно пожала плечами.
– Коре девятнадцать. Она учится в колледже, ходит на вечеринки и рок-концерты, ездит на раскопки и занимается еще многими вещами. Я вдвое старше ее, занимаюсь тем, что зарабатываю нам на жизнь, а в Сан-Франциско, хотя до него всего сорок миль, я бываю крайне редко. Конечно, она считает меня чем-то вроде мумии.
Оливер кивнул.
– Моя дочь тоже считает меня занудным старикашкой. Обвиняет в том, что я веду слишком скучную жизнь, и говорит, что мне надо чаще бывать на людях.
Да неужели, хотелось спросить Долорес, но она опять отмолчалась, поскольку беседа начинала принимать слишком интимный характер. И все же она была уверена, что этот человек кто угодно, только не занудный старикашка. Конечно, подростку могло так показаться, но перед ней сидел энергичный, сексуальный мужчина, который без труда нашел бы себе любовницу, если бы стремился к этому.
Оливер, внимательно смотревший на нее поверх бокала, неожиданно улыбнулся.
– Я так и не рассказал, в чем заключаются мои обязанности старьевщика… Вам интересно?
– Вы говорили, что слегка драматизировали ситуацию.
– Да. На самом деле мы занимаемся не старой одеждой и мебелью, а подержанной медицинской техникой вроде рентгеновских аппаратов. Для компании эта деятельность является побочной. Она не дает прибыли, но зато служит на благо людей. Мы ремонтируем все это, а потом продаем по дешевой цене больницам развивающихся стран…
– Почему эти вещи выкидывают, если ими еще можно пользоваться?
– Потому что нашим офисам и больницам подавай только «самое-самое»… Так зачем же отправлять на помойку вполне годные, но морально устаревшие приборы и оборудование, если ими согласны пользоваться те, кто не так богат?
– Но если вы не извлекаете прибыли, то зачем вам это?
Он пожал плечами.
– Причин много. Во-первых, это говорит о том, что компания может позволить себе заниматься благотворительностью. Во-вторых, это хорошая реклама. Мы делаем общественно полезное дело… – Тут Оливер хитро усмехнулся. – А кроме того, мне до смерти надоела рутина. Пришлось встать на уши, чтобы правление позволило мне реализовать этот проект. Я хотел бросить им вызов и показать, что можно сделать, если шире смотреть на вещи.
– Особенно на старые вещи, – непринужденно вставила Долорес, пытаясь не показать виду, что услышанное поразило ее.
Эдвин рассмеялся.
– То, что для одного старый хлам, для другого может оказаться сокровищем… – Он поставил бокал и поднялся. – Мои десять минут давно истекли. Вы были очень щедры.
Долорес посмотрела на часы и изумилась. Неужели прошло так много времени? И все же жаль, что он уходит… Она тоже встала и посмотрела в его темные смеющиеся глаза.
– Беседа с вами доставила мне истинное наслаждение, – добавил Эдвин.
Долорес кивнула.
– Надеюсь, теперь, покаявшись в своих многочисленных грехах, вы будете спать спокойно.
– Только если получу прощение за то, что напугал вас. – Оливер придвинулся чуть ближе; в его глазах по-прежнему искрились смешинки. – Мне бы очень хотелось подружиться с вами.
У Долорес тревожно забилось сердце.
– Извинения приняты, – сказала она. – Особенно учитывая, что вы прислали мне цветы и, остановившись в моей гостинице, сделали ей рекламу. – Она попыталась улыбнуться. – Расскажите друзьям о «Долине грез», и будем считать, что мы в расчете. Кстати, мы устраиваем обеды и на дому у заказчика…
Он сделал протестующий жест.
– Нет, не давайте мне так легко отделаться! Я настаиваю на чем-нибудь более существенном. Я бы хотел пригласить вас провести со мной вечер в Сан-Франциско – сходить в театр и пообедать. Как вам моя идея?
Захочет ли она сходить в театр и пообедать с привлекательным мужчиной? Она, которая привыкла кормить обедами и принимать у себя других? Она, которая забыла, когда в последний раз была в театре?
– Нет, спасибо, – вежливо отказалась она. – Пожалуй, это лишнее. А теперь… мне действительно пора.
Ей хотелось бежать от этого человека с неотразимыми темными глазами, от пробуждаемых им чувств. Даже если она и мечтала о мужчине, Эдвин для этого не годился. Он ей не ровня. Он мог бы иметь сколько угодно юных красавиц. Зачем ему разведенная женщина сорока двух лет, находящаяся на пороге климакса?
– Подумайте об этом, – мягко сказал он. – До завтра. Спокойной ночи, Долорес.
– Спокойной ночи, – ответила она, глядя вслед Эдвину и удивляясь его деликатности. Он не был похож на человека, который легко мирится с отказом. Наверно, испытал облегчение. Скорее всего, этот мужчина пригласил ее из чистой вежливости, заранее зная, что она отвергнет предложение…
Долорес смотрела на огонь, пытаясь не обращать внимания на разливавшееся внутри предательское томление.
Она долго не могла уснуть. Полночи ворочалась, думая об Эдвине и бывшем муже. Вспоминала слова Коры: «Я бы хотела, чтобы у тебя кто-то был. Какой-нибудь хороший человек, который сходил бы по тебе с ума».
Нет, никакой мужчина ей не нужен. Она счастлива и довольна своей жизнью, разве не так? Ей нравится быть самой себе хозяйкой и не чувствовать постоянного оценивающего ее поступки взгляда со стороны. Энди всегда критиковал ее и был вечно недоволен ею. И почему они не развелись раньше?..
Сейчас она наслаждалась покоем. Люди чаще хвалили, чем ругали ее. У нее было свое дело, и, хотя сводить концы с концами удавалось не всегда, Долорес была счастлива. Она свободна, независима и чувствует себя в безопасности.
И все же ей чего-то не хватало. Подъема, сказала бы Кора. Возбуждения. Приключений.
Увы, следовало признаться, что появление Эдвина создавало ту самую атмосферу, которой она страстно жаждала и в то же время боялась.
Слишком много времени ушло на то, чтобы вновь обрести внутренний мир, восстановить уверенность в себе и понять, что она не так бездарна и глупа, как пытался внушить ей Энди.
Она долго обретала веру в свои силы, и гостиница оказалась для этого самым удачным местом. Именно гостиница дала Долорес возможность реализовать свои творческие способности в области кулинарии, интерьера и овладеть искусством управления.
Однако искусством налаживать взаимоотношения с мужчинами Долорес так и не овладела. Потому что не хотела. Она желала лишь одного: как можно дальше держаться от мужчин, от романтических отношений и всего, что касалось интимной жизни. Ни за что на свете ей не хотелось снова испытать то, что она вынесла во время семейной жизни с Энди.
Она не желала думать об Энди. Все было кончено, и слава Богу. Она хорошо усвоила этот урок. Больше никаких мужчин. Это относилось и к Эдвину Оливеру.
Не станет она думать об Эдвине! Долорес с досадой откинула стеганое одеяло и вылезла из постели. Лежать без сна было слишком опасно. Она надела удобный махровый халат, шлепанцы, прошла в крохотную кухню и сварила себе чашку шоколада.
Прихватив чашку с собой, Долорес вышла на террасу. Стояла холодная осенняя ночь. Небо было ясным и звездным. В воздухе разливался чистый лесной запах. Она прихлебывала из чашки шоколад, наслаждаясь тишиной и спокойствием.
Краешком глаза она уловила в гуще деревьев какое-то движение и увидела на скамье одинокую фигуру. Долорес всмотрелась в темноту, в глубине души уверенная, что там сидит Эдвин Оливер и глядит на луну. Так же, как и она сама.
Конечно, он тоже видел ее. Силуэт Долорес был хорошо заметен на фоне освещенного окна.
Эдвин с колотящимся от волнения сердцем любовался стоявшей на террасе маленькой фигуркой. Долорес… Удивительно милая женщина с большими голубыми глазами. Весь вечер он следил за ней, лавирующей между столиками и разносящей гостям еду. Она двигалась с врожденной грацией, естественной, не заученной. А еще он заметил, что у Долорес самый красивый рот, который он когда-либо видел: нежные полные губы, ждавшие поцелуя и молившие о нем.
Он смотрел на нее издали и чувствовал себя последним кретином. Скорее влюбленным подростком, чем взрослым мужчиной. Но он уже не мог не думать о ней, не мог спать, потому что перед глазами стояло лицо Долорес, а в ушах звенел ее певучий голос. Достаточно было переступить порог гостиницы, увидеть в этих голубых глазах страх и подозрение, и он пропал.
Старый дурак. Старый, одинокий дурак.
Долорес видела, как он встал и по узкой тропинке пошел к террасе. У нее сжалось сердце. Нужно было уйти в комнату, запереть дверь и выключить свет. Ничего этого она не сделала. Просто стояла едва дыша и следила за тем, как он спокойно и неторопливо движется по тропинке, освещенной лунным светом.
Эдвин остановился на почтительном расстоянии от террасы.
– Вам тоже не спится? – спросил он.
– Да…
– Прекрасная ночь.
– Да. – Она зябко вздрогнула и сделала глоток дымящегося шоколада. – Вам не холодно? – спросила Долорес, заметив, что на нем нет куртки.
– Есть немножко, – признался Оливер.
Она показала ему чашку.
– Хотите горячего шоколада? – О Господи, что это на нее нашло?
– С удовольствием, – радостно ответил он. – Не помню, когда я в последний раз пил горячий шоколад!
– Если хотите чего-нибудь более изысканного, могу добавить туда немного рома или ликера, – предложила она.
Он поднялся на террасу и подошел к ней вплотную.
– Достаточно и простого шоколада.
Долорес направилась к дверям гостиной.
– Я вернусь через пару минут… Можете войти, если хотите, – обернувшись, добавила она.
Наверно, она сошла с ума, если решилась пригласить в дом мужчину посреди ночи. Мужчину, которого она едва знала. Внезапно Долорес смутилась, поняв, что встречает его в стареньком купальном халате и ночных шлепанцах, без макияжа. У нее был вид неряшливой, опустившейся домашней хозяйки. Она варила шоколад и отсутствующим взглядом смотрела на свои дрожащие руки. Теперь слишком поздно переодеваться. Что сделано, то сделано.
Долорес рассеянно помешивала шоколад, не замечая, что жидкость льется через край. Кому какое дело до ее внешнего вида? В конце концов, она предложила Эдвину Оливеру всего лишь чашку шоколада, а не ночь любви…
Вернувшись в гостиную, она заметила, что Эдвин листает журнал путешествий.
– Спасибо, – сказал он, когда Долорес поставила перед ним чашку.
Она открыла дверцу камина, взяла кочергу и поворошила угли.
– Вы много путешествовали? – спросил Эдвин.
– Будучи взрослой – нет, но в детстве я жила в нескольких заморских странах. Мой отец был дипломатом. – Она подкинула в огонь полено и посмотрела на собеседника. – А вы?
– Объездил весь мир. Деловые поездки, – ответил он, опуская глаза на обложку журнала с фотографией великолепных пагод. – Похоже, вас все еще манят путешествия.
Долорес оставила дверцу камина открытой и прикрыла ее экраном.
– Да, но пока я не могу себе этого позволить. По вполне понятным причинам… – Он села в кресло и взяла свою чашку.
– Потому что гостиница связала вас по рукам и ногам?
– Да. Буду путешествовать, когда выйду на пенсию.
– На пенсию? – У него взлетели брови. – Вы серьезно?
– А почему бы и нет? – удивилась она.
– До пенсии вам еще двадцать лет. Это целая жизнь. И что вы собираетесь с ней делать?
– Заниматься гостиницей. Разве это плохо?
– Ничуть, – спокойно ответил он. – Если вам нравится. У вас это очень хорошо получается.
– И моя работа приносит мне радость. Я независима, сама себе хозяйка, а это дорогого стоит. Даже если у меня не хватает времени ни на что другое. Нельзя же иметь все сразу.
Он усмехнулся.
– В самом деле? Не разочаровывайте меня.
– У вас-то, конечно, есть все, что душе угодно, – небрежно бросила она.
Оливер возвел глаза к небу.
– Я отец-одиночка с двумя детьми. Жизнь прекрасна и удивительна!
Она невольно рассмеялась.
– Расскажите мне о ваших детях. Они послушные?
– Послушные? Да, пожалуй… Слава Богу, более послушные, чем я в их возрасте. Они неплохо учатся, и мне грех на них жаловаться, если не принимать во внимание их манеру одеваться и музыкальные вкусы. Конечно, было бы еще приятней общение с ними, если бы они хоть раз всерьез отнеслись к моим словам и моему мнению.
– Вы слишком многого хотите от подростков. Подождите чуть-чуть. Вскоре они поймут, что абсолютно ничего не знают в жизни. Вот тогда они и начнут дорожить вашим мнением.
– Слышу речь опытного человека, – засмеялся Оливер. – Вы ведь хорошо ладите с дочерью, верно?
– Да. – Она допила шоколад и поставила чашку.
Эдвин немного помолчал, а потом, не сводя с нее глаз, спросил:
– Вы никогда не думали о том, чтобы снова выйти замуж?
– Нет, – решительно ответила она.
– Почему?
– Я люблю независимость. Хочу приходить к себе и чувствовать мир и покой, – добавила она. – Не хочу, чтобы меня ругали за все, что я делаю.
Оливер продолжал внимательно разглядывать ее лицо.
– Значит, замужество заставляло вас чувствовать себя зависимой?
– Да… – У нее не было особого желания говорить на эту тему. Долорес смотрела на разгорающийся огонь. – А вы сами? – быстро спросила она. – Вы бы хотели жениться еще раз?
Эдвин грустно улыбнулся.
– Я часто убеждал себя, что надо выкинуть это из головы, но… – он пожал плечами, – кажется, не слишком преуспел. Честно говоря, хотел бы.
– Почему? То есть, я…
– Мне нравилось быть женатым.
Странно… Неужели нравилось?
– А разве вам не мешали семейные узы?
– Мешали? Чему?
Долорес пожала плечами.
– Делать то, что хочется. Встречаться с другими женщинами и тому подобное…
– «И тому подобное»? – Оливер засмеялся и покачал головой. – Нет. – Смех давно отзвучал, а он все еще непривычно мягко смотрел ей в глаза. – Я не хотел спать с другими женщинами, – наконец тихо сказал он.
Она проглотила комок в горле, слушая его слова и чувствуя прилив странной зависти. Повезло его жене…
– Должно быть, вы с женой сильно любили друг друга.
– Да.
Долорес опустила глаза, продолжая чувствовать на себе его взгляд.
– Поскольку вы в разводе, – наконец сказал Оливер, – можно предположить, что ваш брак был не слишком счастливым.
– Не слишком, – согласилась она, стараясь говорить непринужденно.
– Вам было тяжело? Или лучше не спрашивать?
– На самом деле большинство людей считало наш брак верхом совершенства. Понимаете, красивый и обаятельный муж, прекрасный дом, очаровательная дочурка…
– И что же портило эту идиллическую картинку?
– То, что обаятельный муж вовсе не считал свою жену достаточно совершенной, – сухо сказала она. – И, наверно, был прав. – Брови Эдвина поползли вверх, но прежде чем он успел задать другой вопрос, Долорес встала с кресла и снова начала ворошить угли. – Вам тепло?
– Да, в самый раз…
Он долго молчал.
– Значит, муж хотел от вас совершенства…
– Я делала все, что могла… Почти двадцать лет выбивалась из сил, а потом сдалась и решила, что совершенство мне не по зубам. – Она выразительно вздохнула. – О Боже, с каким облегчением я призналась вам в этом! И сейчас, когда я больше не замужем, меня ничуть не заботят собственные недостатки.
Эдвин засмеялся.
– Да, это большая радость! Расскажите мне о своих недостатках.
– Ни за что на свете!
– Тогда расскажите о своем «очаровательном» муже. Каким он был?
– О, недостатков у него было хоть отбавляй! – Она любезно улыбнулась. – Как вам понравился горячий шоколад?
Улыбающийся Эдвин долго смотрел ей в глаза.
– Самый лучший шоколад, который я когда-нибудь пробовал… Однако мне пора. Нам обоим нужно попытаться уснуть.
– Да. – Мысль о том, что его не придется выставлять, Долорес восприняла с облегчением.
Эдвин встал, и Долорес оказалась с ним лицом к лицу. Слишком близко, чтобы оставаться спокойной. Гипнотический взгляд темных глаз будоражил ей кровь.
– В чем дело? – спросила она. Он усмехнулся.
– Борюсь с искушением.
– С каким искушением? – спросила Долорес и тут же опомнилась. О Господи, что за дурацкий вопрос? Неужели она никогда не поумнеет?
– Поцеловать вас.
У нее дрогнуло сердце.
– Держитесь, – промолвила Долорес и заставила себя улыбнуться. – У вас внешность победителя. – Она подошла к двери и открыла ее.
Оливер, не сводивший с нее глаз, остановился на пороге. В комнату врывался прохладный ночной воздух.
– Извините… – пробормотал Эдвин, наклонился и поцеловал ее. Просто коснулся теплыми губами ее губ, а потом выпрямился.
– Иногда, – тихо сказал он, – мне не хватает силы воли. Это один из моих многочисленных недостатков… Спокойной ночи, Долорес.
Она продолжала стоять в дверях. Сердце ее колотилось, как у девочки-подростка, ноги дрожали. Ужасно трогательно… Идиотка!
Вкусные и обильные завтраки, подававшиеся в гостинице, славились не меньше обедов. Но за завтраки отвечал Эндрю. Ему помогала Грета, накрывавшая на стол и мывшая посуду. Это давало Долорес время для пробежки и легкого завтрака. А сегодня она получила возможность не показываться утром на глаза Эдвину Оливеру. Мужчине, который поцеловал ее. Мужчине, который любил своих детей и занимался ремонтом старого рентгеновского оборудования ради того, чтобы облагодетельствовать человечество.
К несчастью, ее надеждам не суждено было сбыться. Не успела Долорес и десяти минут пробыть в своем крохотном кабинете, как в дверях вырос Эдвин Оливер. На нем были рыжевато-коричневые брюки, рубашка и галстук, а на широких плечах прекрасно сидел темно-синий блейзер. Он выглядел довольным, отдохнувшим и готовым к завоеванию мира.
– Доброе утро, – поздоровался Эдвин. – Завтрак был чудесный.
– Спасибо. Я думала, вы уже уехали.
– Сегодня я никуда не спешу, – непринужденно улыбнулся он. – Вы подумали над моим предложением?
– Я ценю его, но вынуждена отказаться, – вежливо ответила Долорес.
– Чего вы боитесь? – тихо спросил он.
– Боюсь? – борясь с раздражением, повторила вслед за ним Долорес. – Ничего я не боюсь. Просто не вижу для этого причины.
– Могу подсказать целых две.
– Спасибо, но я не нуждаюсь в подсказках, – холодно ответила она.
Эдвин смерил ее оценивающим взглядом.
– Гмм… – протянул он. – Пожалуй, ваша дочь права. Похоже, вы и впрямь считаете, что жизнь кончена.
Глаза Долорес засверкали от негодования. Он издевается над ней! Она заставила себя засмеяться.
– Вы считаете так, потому что я отказалась пообедать с вами?
Он непринужденно пожал плечами.
– А разве вы в последнее время обедали с кем-нибудь другим?
Долорес поджала губы. Нет, не обедала. Она была слишком занята.
– Моя личная жизнь вас не касается, – резко ответила она. – Но даже если я не обедаю с мужчинами, это еще не значит, что я считаю, будто моя жизнь кончена!
– Нет, не значит, – согласился он, подходя ближе. – Но я не могу поверить, что вам не хочется бывать на людях и что у вас ледяное сердце.
Ничего себе ледяное, подумала Долорес. Оно давно растаяло… Женщина отодвинула кресло и встала. Эдвин Оливер был слишком высок, слишком мощен, и ей не нравилось, что он возвышается над ней.
– Просто я не хочу ничего такого… – сказала она, пытаясь говорить сухим тоном. – Предпочитаю спокойную жизнь.
Он кивнул.
– Вижу, вы собрались стать монашкой…
Она задохнулась от негодования.
– Что?
– Прошу прощения. Кажется, я чересчур резко выразился. – Он очаровательно улыбнулся. – И все же я не думаю, что вам место в монастыре. – Эдвин подошел к ней вплотную, заглянул в лицо и тихо сказал: – Вы мне нравитесь, Долорес. Меня влечет к вам. Что в этом плохого?
Прежде чем она успела ответить, Эдвин привлек ее к себе и поцеловал. На сей раз это было не простое прикосновение губ, а откровенный, очень сексуальный мужской поцелуй, который буквально ошеломил ее. Заставил застыть на месте. Отнял все силы. Лишил способности сопротивляться. Она прижалась к Эдвину всем телом, а он вдруг резко отстранился, и женщине пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. У нее подгибались колени.
– Это кусочек той жизни, от которой вы отказались, Долорес, – улыбнулся Эдвин. – Не отвергайте ее. А теперь мне пора. Если вы все же передумаете и согласитесь пообедать со мной, дайте знать. У вас есть номер моего телефона.
Он вышел и упруго зашагал по освещенной осенним солнцем аллее к своей кобальтово-синей спортивной машине.
Она судорожно втягивала в себя воздух, все еще чувствуя прикосновение его губ и ощущая свежий, чуть горьковатый запах его одеколона. Никогда ее так не целовали. Даже тот мужчина, с которым она прожила двадцать лет…
Долорес привалилась к столу и закрыла глаза. Эдвин доказал ей по крайней мере одно: сексуально она отнюдь не труп. В этом не было никаких сомнений.
Казалось, следовало радоваться такому открытию. Однако эта новость привела ее в ужас.
Насчет обеда она не передумала. И звонить ему тоже не стала. Прошло две недели, а об Эдвине Оливере не было никаких вестей. Она вздохнула с облегчением. Его образ потихоньку выветривался из ее памяти. По крайней мере, так она убеждала себя.
А потом настал день, когда она обнаружила на своем письменном столе телефонограмму. Звонила секретарша Эдвина Оливера и хотела узнать, не сможет ли она организовать деловой обед на дому у ее босса. Причем не какой-нибудь а-ля фуршет, а солидный званый обед на двадцать персон. Не будет ли добра миссис Стрит перезвонить в удобное для нее время?
Долорес со страхом смотрела на телефонограмму, чувствуя, как внутри растет беспокойство.
Званый обед на двадцать персон. Это была ее работа. Заказ, от которого нельзя отказаться. Она была бы сумасшедшей, если бы отвергла его только из-за того, что не желала еще раз видеть Эдвина.
О Боже, она до судорог боялась снова увидеться с ним! Она не хотела еще одной любовной катастрофы. Не хотела страдать. Стремилась любым способом защититься от потери иллюзий и отчаяния.