Текст книги "Непростой случай"
Автор книги: Мэри Смит
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
5
Видимо, заслышав шаги Долорес, Оливер обернулся и остался стоять на месте, дожидаясь, когда она приблизится.
– Я уж думал, что вы вообще не придете, – спокойно сказал он, когда женщина оказалась рядом.
– Как это называется? – строго спросила она, не веря своим глазам. Крупный бизнесмен в элегантном костюме неожиданно превратился в сидящего у костра туриста в поношенных джинсах.
– Думаю, это называется разбить палатку на свежем воздухе под прохладным осенним небом.
Небо было не прохладным, а попросту холодным, но Долорес не стала заострять на этом внимание. Она стиснула кулаки.
– Вы вторглись на чужой участок! Вы нарушитель!
Он сунул руки в карманы.
– Неужели?
– Да! И если вы не уйдете, я вызову полицию!
Эдвин протяжно вздохнул.
– Как, опять?
– Это не смешно! – Она втянула в себя воздух и попыталась успокоиться. Снова «неадекватная реакция»? – Вы не имеете права разбивать здесь палатку. Это место не предназначено для стоянки.
– Знаю, – кивнул Оливер. – Но мне сказали, что в гостинице нет мест. А я очень хотел увидеться с вами.
– Я польщена, – ледяным тоном отрезала Долорес. – Но я этого не хотела.
Ее слова повисли в воздухе. Эдвин смерил ее долгим испытующим взглядом.
– Гостиница служит вам прекрасным убежищем, правда? – наконец спросил он.
Долорес смотрела на него удивленно, не понимая смысла его слов.
– Мне? – Гостиница была романтическим убежищем для ее постояльцев. Для нее самой это была работа. – Не понимаю…
– Здесь останавливаются только парами. Поэтому вы застрахованы от мужчин. От их внимания и приставаний.
Долорес озадаченно смотрела на него, не зная что ответить. Подобная мысль никогда не приходила ей в голову.
Глаза Эдвина стали темными и мрачными.
– Это все ваш муж… Что он делал с вами? – тихо спросил он.
Долорес окаменела.
– Обижал, да?
– Вы имеете в виду, не набрасывался ли он на меня с бейсбольной битой? К счастью, нет.
Лицо Эдвина оставалось непроницаемым.
– Просто подумал, что вам с ним жилось не сладко, вот и все.
– Вы не имеете права задавать мне такие вопросы, – с трудом вымолвила она, чувствуя непонятный страх и желая, чтобы этот разговор поскорее закончился.
– Верно, – кивнул он.
– И ставить палатку на моей земле вы тоже не имеете права.
Он вздохнул и насмешливо развел руками.
– Но я хочу видеть вас, хочу быть с вами. Вы не подходите к телефону, не отвечаете на мои звонки. Что же мне делать?
– Уехать отсюда. – Долорес подбоченилась и решительно заявила: – Немедленно уезжайте! Иначе я позвоню в полицию. Вы поняли?
Он послушно кивнул.
– Да. Я не понимаю другого… Почему вы так боитесь меня?
– Я не боюсь! – отрезала она. – Просто вы мне безразличны!
Лгунья, негромко сказал ей внутренний голос. Долорес круто развернулась и пошла к флигелю. Сердце у нее колотилось, в голове был сумбур.
– Я не шучу, – продолжала ворчать она себе под нос. – Сейчас же вызову полицию…
Но она знала, что полиция тут не поможет. Ибо беда заключалась не в том, что Эдвин проник на ее участок. Он проник в ее душу.
Эдвин смотрел в ясное небо, любовался звездами и серебряной луной и думал о Долорес. В последнее время он только и делал, что думал о ней.
Умная, внешне уверенная в себе, деловая женщина, наделенная творческой жилкой… И все же в ее глазах читалась пугающая уязвимость, странно противоречившая облику решительного, уверенного в себе человека. Что-то очень нежное, мягкое, вызывавшее желание обнять ее и защитить.
Защитить… Он слегка усмехнулся. От чего? Долорес не нужна была защита. Она прекрасно управляла своей уютной респектабельной гостиницей и не нуждалась ни в нем, ни в его ухаживаниях. Попросту не желала этого.
У Эдвина засосало под ложечкой. Ему не нравилось это чувство. Как оно называлось? Уязвленная мужская гордость? Тоска… по чему? По женщине? Нет, не просто по женщине. По женщине, которая бы любила и желала его. Между двумя этими понятиями лежала пропасть.
Снова заныло в груди. Он редко давал волю этому чувству, потому что тут же начинал тосковать по Эмме, которая однажды завладела его сердцем. Но Эмма давно умерла, и он смирился с ее уходом. Вынужден был смириться. Он много работал, растил детей, пытался уделять им как можно больше любви и внимания, а о себе предпочитал не думать.
Он не испытывал недостатка в женском внимании и даже пару раз пытался завести серьезный роман, но ничего не получалось. Эдвин догадывался, что виноват в этом он сам, однако не хотел копаться в себе. В последние годы он окончательно потерял надежду на то, что встретит женщину, которую полюбит всей душой. Ему и так повезло: однажды, в юности, он завоевал любовь удивительной женщины. Рассчитывать на то, что это может повториться, значило гневить Бога.
Тем не менее он влюбился и вел себя как последний кретин, разбив палатку на участке Долорес Стрит. Она бы правильно сделала, если бы снова натравила на него полицию. А полиция бы правильно сделала, если бы арестовала его за бродяжничество, вторжение на чужую территорию или еще за что-нибудь. Поделом было бы сорокапятилетнему дураку, который ведет себя как пьяный подросток, не умеющий совладать со своими инстинктами.
Порыв холодного, пробирающего до костей ветра заставил его вернуться в палатку и залезть в спальный мешок.
Долорес проснулась от свиста ветра в ветвях деревьев и стука дождевых капель о крышу флигеля. На часах было без пяти три. Она с досадой повернулась на другой бок. Хотелось спать, но вой ветра мешал уснуть. Она думала об Эдвине. Должно быть, он свернул палатку и отбыл восвояси.
А вдруг нет? Сразу после своей гневной отповеди она легла спать и не видела, как он уезжал.
За окном раздался громкий треск, заставивший ее подскочить. Бешено заколотилось сердце. Это дерево! Буря такая, что не выдерживают корни!
Она легла на спину и прерывисто вздохнула. А вдруг Эдвин все еще сидит в своей палатке? В такую погоду палатку того и гляди может сорвать.
– И поделом ему, – пробормотала она. Эдвину вообще не следовало приезжать сюда.
А если он не уехал? Впрочем, мистер Оливер уже давно не маленький, может сам о себе позаботиться. Если сорвет палатку, это его трудности. Пусть расплачивается за собственную глупость. Она тут ни при чем.
Она выбралась из постели, надела халат и прошла на кухню. Хотя смотреть в окно было бесполезно. Снаружи царила непроглядная тьма. Если Эдвин все еще сидит в своей палатке, из флигеля этого не увидишь.
После нескольких минут бесплодной борьбы с собой она надела шерстяной тренировочный костюм, резиновые сапоги, дождевик, зажгла фонарь и вышла на улицу, ругая себя на чем свет стоит. Безнадежный случай идиотизма. Пора санитаров вызывать…
Ветер сбивал с ног. Ей пришлось нагнуться, чтобы не потерять равновесия. Лицо обжигали струи ледяного дождя. Сжав зубы и напрягшись всем телом, она медленно пробивалась к пруду, всматриваясь в темноту и молясь, чтобы Эдвин был в безопасности, под надежной крышей.
Но под крышей он не был. Луч фонаря уткнулся в трепетавшую на бешеном ветру, то вздувавшуюся, то опадавшую палатку. Оставалось надеяться, что Эдвин внутри.
Долорес негромко чертыхнулась. Этот несносный тип заставил-таки ее выйти из дома в бурю. Она могла упасть, сломать ногу!..
– Эдвин! – крикнула она навстречу ветру и осветила вход в палатку. – Эдвин! Вы здесь?
Раздался звук спускаемой молнии, и палатка открылась.
– Сумасшедшая! – Оливер протянул руку и втащил Долорес внутрь. Женщина опустилась на спальный мешок. – О Боже, Долорес, что на вас нашло?! – воскликнул он. – Ведь сейчас три часа ночи!
– Я велела вам уехать!
– Да, помню.
Ну до чего упрямый человек, просто сил нет!
– Тогда почему вы не уехали?
– Потому что не хотел.
Надо же, как просто! Долорес нетерпеливо вытирала мокрое от дождя лицо. Что с ним делать, как вести себя, что говорить?
– В такую погоду нельзя оставаться на улице.
– Я не на улице. Я в палатке.
Она чертыхнулась про себя.
– Буря в разгаре!
– Вижу, но у меня здесь относительно тепло и сухо, – отозвался он. – Я опытный турист.
– Вашу палатку может сорвать!
– Такого еще не случалось. Это очень хорошая палатка.
– Дерево упало! Разве вы не слышали?
Он кивнул.
– Даже земля вздрогнула, правда?
– Да! А если бы оно упало на вашу палатку?
Оливер нахмурился.
– Это было бы неприятно.
– Вас бы просто убило!
– Возможно, – согласился он. – А разве вам не все равно?
– Только трупов мне тут и не хватало! – огрызнулась она.
Эдвин рассмеялся.
– Да, это не пошло бы на пользу вашему делу…
– Еще бы!
– А я-то, дурак, подумал, что вы пожалели меня…
Она смерила его сердитым взглядом.
– Короче, вы идете со мной или нет?
– Разве можно отвергнуть столь щедрое предложение? Кроме того, я отец двоих несовершеннолетних детей, и я им еще нужен, поэтому предпочитаю ночевать в безопасном месте.
– Все номера заняты.
Он снова насупился.
– В таком случае куда же мне идти?
– Придется вам остаться у меня во флигеле.
– Ага… – многозначительно произнес он. – Что же вы сразу не сказали?
– Не стройте иллюзий! – сверкнула глазами Долорес.
Эдвин коварно усмехнулся.
– Ничего не могу с собой поделать. Иллюзии приходят сами, не спрашивая у меня разрешения.
О, дьявол! Она отбросила со щеки мокрую прядь и испепелила Эдвина уничтожающим взглядом. Он лишь вздохнул и уныло поглядел на забрызганный водой спальный мешок.
– Вы ворвались в мою палатку, перевернули здесь все вверх дном, поэтому мне остается только пойти с вами.
– Значит, это я во всем виновата?
– Вы промочили мой спальный мешок и просто обязаны предоставить мне сухое спальное место…
– Обязана?! – вскипела она и вдруг осеклась, поняв, что над ней издеваются. – Ох, замолчите…
Раздался смех, а затем теплые губы Эдвина прижались к ее холодному рту.
– Успокойтесь, Долорес, – прошептал он. – Мне хотелось подразнить вас.
И он преуспел в этом. Сделал из нее дурочку. Быстро нашел к ней ключик, пока она хлопала ушами… Долорес отстранилась, хотя в палатке было так тесно, что это потребовало немалого искусства, и принялась молча следить за тем, как он надевает дождевик, натягивает старые кеды и берет брезентовый вещмешок.
– Ладно, идемте…
Всю дорогу до флигеля, которую они проделали, заливаемые потоками дождя и подгоняемые порывами дувшего в спину шквалистого ветра, рука Оливера крепко обнимала ее.
Едва они оказались под крышей, как Эдвин заявил, что Долорес следует переодеться во что-нибудь сухое и теплое, а сам он тем временем разведет огонь в камине.
– Именно это я и собиралась сделать, – парировала Долорес, недовольная тем, что ей указывают, что надо делать. – Но не трудитесь разводить огонь. Я ложусь спать.
– В самом деле? – Ослепительная вспышка молнии, за которой последовал страшный раскат грома, казалось, усилила его реплику.
Долорес молча повернулась к нему спиной, прошла в спальню и стащила с себя мокрую одежду. Она бы с удовольствием приняла горячий душ, но присутствие Эдвина заставило ее отказаться от этого намерения. Вместо ночной рубашки она надела тренировочный костюм, толстые носки и вернулась в гостиную, где уже горел огонь в камине.
– Вам тоже надо переодеться, – посоветовала Долорес, зная, что он такой же мокрый, как только что была она.
Она дала Эдвину полотенце, и тот скрылся в ванной. Тем временем Долорес достала подушку, одеяло и положила их на диван. Когда Оливер вышел из ванной, облаченный в чистый тренировочный костюм, на столе стояли две чашки горячего шоколада, щедро приправленного ромом. Ложиться в постель и притворяться спящей было бы чистым ребячеством.
Эдвин взял ее за руку, усадил на диван и сел рядом.
– Согрелись? – спросил он.
– Да, все в порядке, – ответила она, освобождая руку.
– Здесь очень красиво и уютно, – отметил он, обводя глазами комнату. – Спасибо за то, что спасли меня от разгула стихии. Я этого не заслужил.
– Надо было бросить вас на произвол судьбы.
– Верно. Но я рад, что вы этого не сделали. Вы добрая женщина.
– Ох, перестаньте, – пробормотала она и сделала глоток шоколада.
Эдвин тихонько засмеялся.
– Вы нравитесь мне, Долорес. Почему это пугает вас?
– Не пугает. Просто… кажется подозрительным.
– Подозрительным? Почему?
– Не понимаю, что заставляет вас так пылко преследовать меня, – храбро выпалила она. Ну, вот и все… В конце концов, она сказала правду.
– Разве это так странно?
Она пожала плечами.
– Вы преуспевающий бизнесмен, интересный и общительный. Могли бы завести роман с любой двадцатипятилетней пышногрудой красоткой.
– Я не люблю двадцатипятилетних пышногрудых красоток, – ответил Оливер. – Меня не интересуют двадцатипятилетние. Меня интересуете вы.
Это было очень приятно. Лестно. И в то же время страшновато.
– Не могу представить себе почему.
– А почему нет?
– Я немолодая заурядная женщина, вовсе не красавица, и денег у меня лишних нет.
– Я старше вас, вы совсем не заурядная, красавицы меня не интересуют, и мне абсолютно безразлично, если у вас деньги или нет. Довольны?
Долорес вздохнула.
– Чего вы от меня хотите?
Он не сводил с нее глаз.
– Хочу как можно лучше узнать вас. Хочу проводить с вами время, разговаривать, заставлять вас смеяться… – Он сделал паузу. – А если быть честным, я хотел бы лечь с вами в постель… когда для этого настанет время.
Она оцепенела.
– О нет…
– Да.
– Сомневаюсь, что вам понравится то, что скрывается под моей одеждой, – мрачно пробормотала она.
Оливер засмеялся.
– Еще как понравится.
– Сомневаюсь.
Он лукаво изогнул бровь.
– Почему?
– Мне сорок два года. У меня уже не очень-то эластичная кожа, грудь, потерявшая прежнюю упругость, и не сегодня-завтра начнется климакс.
– Не морочьте мне голову, – с притворной серьезностью возразил он. – Кто вам сказал такую чушь?
– Сама знаю.
– Пытаетесь отпугнуть меня?
– Да.
– Думаете, я в угаре страсти буду обращать внимание на вашу кожу? – Оливер засмеялся. – Вижу, вы и представления не имеете, что бывает, когда я оказываюсь в плену страсти. Пожалуй, вам стоило бы попробовать. Это был бы очень поучительный опыт.
– Вы смеетесь надо мной!..
– Потому что вы даете для этого повод, – пробормотал он. – Чего вы боитесь, Долорес?
– Того, что все это кончится так, как кончается в кинофильмах.
– Что?!
Она вздохнула.
– Ну, понимаете, когда глупые старухи связываются с красивыми и богатыми мужчинами, это значит, что их используют в преступных целях…
– В каких, например?
Она пожала плечами.
– Кто знает? Контрабанда наркотиков или что-нибудь еще аморальное и незаконное. А бедные дуры так загипнотизированы деньгами и сексом, что делают все, чего от них ни потребуют…
– Вы действительно знаете, как потешить мужское самолюбие, – сухо ответил Оливер. – Я думал, что уже убедил вас в моей высокой моральной стойкости.
– Я больше никогда в жизни не буду тешить мужское самолюбие. И во всех остальных жизнях тоже! – резко заявила она.
– Ага! – многозначительно сказал Эдвин.
– Что «ага»?
– Догадываюсь, что самолюбие вашего мужа очень нуждалось в этом.
– Да.
– А вы, покорная жена, тем временем тешили свою глупость.
Она бросила на Эдвина сердитый взгляд.
– Я знаю, что была дурой! И нечего мне об этом напоминать!
– Извините. Я так понимаю, что теперь вы сильно поумнели. Больше никаких мужчин, никакой любви, никакого секса. Чудесная жизнь!
– Верно. Тихая, мирная и очень спокойная.
– Тогда вам самое место на крылечке в кресле-качалке.
Ей захотелось выплеснуть ему в лицо остатки шоколада, но в чашке, увы, было пусто. Хотелось накричать на него, но это было ниже ее достоинства. Вместо этого Долорес вышла из комнаты и отправилась в кухню.
Эдвин последовал за ней.
– Извините, – сказал он. – Я не хотел сердить вас.
– Но рассердили, – сквозь зубы ответила она. – Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите завести со мной пылкий роман, ваше мужское самолюбие не вынесет, если я останусь равнодушной. Но позвольте мне заверить вас, что это так и есть. Я не из тех сексуальных, страстных женщин, которые могут заставить мужчину сойти с ума от вожделения, поэтому не тратьте ваши усилия понапрасну. – Он искренне расхохотался, и возмущенная Долорес воскликнула: – Я пытаюсь быть честной! Не смейте смеяться надо мной!
– Я смеюсь вовсе не над вами. Просто думаю, что вы не слишком подходящий судья для того, чтобы решать, насколько вы сексуальны и можете ли вы свести мужчину с ума.
Долорес предпочла промолчать.
– Знаете, вы совершенно не отпугнули меня, – тихо сказал он. – Вас действительно волнует недостаток сексуального опыта?
Чистое безумие. Она, зрелая женщина сорока с лишним лет, боится секса, как робкая девственница! Трогательно до слез. А перед ней стоит сексуальный мужчина, которому она нравится и который пытается вывести ее из спячки. Другая бы на ее месте прыгала до потолка от радости… Долорес тяжело вздохнула. Нет, обмануть его нечего и пытаться.
– Ужасно волнует. Особенно потому, что у вас этого опыта наверняка хоть отбавляй…
Он негромко засмеялся.
– Я с радостью передам его вам. Постепенно. Шаг за шагом, ласка за лаской, поцелуй за поцелуем.
– Нет… – прошептала она.
– Да, – тихо, но твердо ответил он.
Долорес закусила губу и пожала плечами. Эдвин Оливер был неповторим, и не замечать это становилось все труднее и труднее. Все сложнее и сложнее было сопротивляться и не позволять ему выбивать почву у нее из-под ног. Кто она – сумасшедшая или наивная дурочка? Что в ней может понравиться такому мужчине, как Эдвин? Она слышала вой ветра за окном и дрожала.
Он положил руки ей на плечи.
– Позвольте мне обнять вас… Просто обнять, без всяких фокусов.
Вопреки намерениям она позволила обнять себя. Это было восхитительно. И очень страшно. Ее голова лежала у него на плече, а щека прижималась к теплой выемке над ключицей. Она вдыхала едва уловимый мужской запах и чувствовала странное, легкое головокружение…
Но это кончилось очень быстро. А потом он снова отвел Долорес к огню и посадил рядом с собой.
– Расскажите мне о вашем муже, – тихо попросил Эдвин. – Вы сказали, что он никогда не поднимал на вас руку. Но ведь есть и другие формы нанесения обид. Что он с вами делал?
Долорес хотела было сказать, что не желает говорить об Энди. Это могло нарушить ее спокойствие. Впрочем, о каком спокойствии теперь может идти речь…
– Ничего особенного. Просто он всегда критиковал меня и заставлял молчать. Я никогда и ни в чем не могла угодить ему. Он не уважал меня. И… не ценил.
Ей не нравились собственные слова. Получалось, что она считает себя несчастной бедняжкой, жалкой и безропотной. Чем-то вроде коврика у дверей. Правильно говорят: люди не наступят на тебя, если сам не ляжешь им под ноги… Долорес проглотила комок, стоявший в горле.
– Но хуже всего, – продолжила она, – было то, что я позволяла ему так обращаться с собой. Я не протестовала.
– Почему?
– Знаете, это было так… незаметно. Казалось пустяком. Сначала я думала, что кое в чем он, может быть, и прав – в том, что касалось прически… одежды… Он был на несколько лет старше и опытнее меня.
Эдвин внимательно изучал ее лицо.
– А что ему не нравилось в вас?
– Все. Мои платья, моя прическа, то, как я веду хозяйство, как разговариваю… – Она тихонько засмеялась. – И как готовлю.
– Как готовите?
Она вздохнула.
– В общем, все было не так. Вы не представляете себе, какая я была неумеха. Он говорил, что я даже зубы чищу неправильно…
Оливер не смеялся.
– Не хмурьтесь, Эдвин, – улыбнулась она. – Это было давно. С тех пор я поняла, что умела все не хуже других, хотя, может быть, и не блестяще.
– Жаль. Потому что как всякий мужчина я люблю блестящих женщин.
– Я предупреждала вас о своей заурядности!..
– Давайте-ка лучше сыграем в игру, – предложил он так неожиданно, что Долорес едва не рассмеялась.
– В игру?
– В умственную игру. – Его взгляд снова искрился улыбкой.
– Я не хочу играть с вами в умственные игры.
Он вздохнул.
– Знаете, вы действительно зануда. Вы не позволяете мне играть ни с вашим телом, ни с вашим умом.
– Вы сумасшедший, – холодно сказала она.
Оливер кивнул.
– Но абсолютно безобидный.
Она видела его лукавую улыбку, насмешливо поблескивающие темные глаза и понимала, что он вовсе не безобиден. Он неодолимо влек ее к себе, побеждая своими чарами…
– Что за игра? – в конце концов спросила сгоравшая от любопытства Долорес.
– Умственное путешествие. Игра вымысла и фантазии.
Она бросила на Оливера подозрительный взгляд.
– Вы разыгрываете меня.
– Никоим образом. Вам понравится. Это весело.
– И что мы будем делать?
– Увидите. А теперь расслабьтесь и закройте глаза.
Расслабиться, да еще с закрытыми глазами, когда он сидит рядом? Какая чушь!
– А глаза закрывать обязательно?
– Да.
– Это что, входит в процедуру обольщения?
Он засмеялся и помахал руками в воздухе.
– Господи, какая вы подозрительная! Обещаю, никаких рук.
– А что вы будете делать, пока я буду сидеть с закрытыми глазами?
– Разговаривать с вами и задавать вопросы, только и всего. Не приближусь к вам ни на дюйм и даже не притронусь.
– Как я узнаю, что вы говорите правду?
– Никак. Придется поверить на слово. Выбирайте: либо мы играем, либо я начинаю вас целовать как сумасшедший и овладеваю вами, не сходя с этого места. Что вы предпочитаете?
– Предпочитаю играть.
– Ну что ж, если вы не можете предложить ничего лучшего… Итак, закройте глаза.
Она уселась поудобнее и опустила веки.
– Дышите спокойно и постарайтесь расслабиться.
Она подчинилась и обнаружила, что это вовсе не так трудно.
– А теперь представьте себе летнее небо и опишите его мне.
– Очень, очень синее, с чудесными белыми облаками, плавно плывущими по ветру…
– А теперь представьте себе, что вы летите.
Она летела высоко-высоко, поражаясь тому, как это успокаивает, и описывала Эдвину то, что видит внизу, готовая поверить во что угодно и ощущающая удивительную внутреннюю свободу…
Теперь его голос доносился до Долорес откуда-то издалека.
– А теперь медленно возвращайтесь на землю.
– Не хочу, – пробормотала она. – Здесь так хорошо…
Он негромко засмеялся.
– На земле будет не хуже. Это волшебное место… А теперь медленно спускайтесь. Мягче, мягче, приземляйтесь на ноги. – Он бережно вел ее на посадку. – Вы чувствуете прикосновение ног к земле. Оглядываетесь по сторонам. Вы в волшебном месте. Расскажите, что вы видите.
– Я на берегу… Вокруг пальмы и голубое море. Неподалеку стоит белый дом с большой верандой, а за ним холмы и леса. Кажется, тропические… – Она слышала голоса птиц и шелест волн. – Тут очень тихо, очень красиво…
– Вы одна? – спросил он.
– Да. Нет. Есть еще кто-то, но я его не вижу. Он на опушке, между деревьями…
– Вы его знаете?
– Не уверена. Кажется, да, но… нет, не вижу.
– Ладно. Вы собираетесь прогуляться вдоль берега. Посмотрите на небо. Что вы видите?
Долорес ответила, и Эдвин велел ей снова подняться в воздух. Она сказала, что не хочет улетать, но Оливер негромко повторил приказ, и она подчинилась. После этого он велел ей лететь домой, в ее флигель… Тут она открыла глаза и, совершенно сбитая с толку, увидела, что сидит на диване, а Эдвин внимательно смотрит ей в лицо.
– О Боже, все было почти как наяву! – вздохнула она.
Он засмеялся.
– Вот что такое власть воображения!
– Это все мои журналы путешествий и горячее желание лежать на пляже, загорать, читать, купаться и совершенно ничего не делать.
– Как вы теперь себя чувствуете? – с улыбкой осведомился Эдвин.
– Я успокоилась. Должно быть, вы уже играли в эту игру.
– О, много раз, с вариациями. Мы часто играли так с Эммой и детьми. Им нравилось.
– С Эммой… Это ваша жена?
– Да… – наступила пауза, потом он поднялся и подложил в камин полено. – Вы совсем спите, Долорес.
– Да… – У нее и впрямь слипались глаза. – Я лягу…
– Похоже, буря кончается.
Она вслушалась. Дождь все лил, но гром стихал вдали.
– Да, верно… – Долорес с трудом поднялась на ноги. – Надеюсь, вам будет удобно на диване, Эдвин. К сожалению, он не раскладывается…
– Все будет в порядке.
Долорес пожелала ему спокойной ночи, прошла к себе в спальню, моментально уснула и увидела сон: она лежит на тропическом пляже, обнаженная, а Эдвин ласкает ее тело, говорит, что она прекрасна, что он сходит с ума от желания…
Она так испугалась, что тут же проснулась. Сердце билось часто-часто, и какое-то мгновение она лежала неподвижно, вспоминая недавний сон.
Что-то неладное творилось с ее психикой, если она боялась любви даже во сне. На земле миллионы женщин старше сорока, только и мечтающих о том, чтобы заниматься любовью. Что же с ней такое?..
Долорес застонала. Она невротичка. Клинический случай.
Запах кофе отвлек ее от самобичевания. Кофе. Эдвин. Он здесь, в ее доме. Мужчина в ее доме варит кофе. Господи, какое счастье! Если бы он заодно приготовил и завтрак, она была бы на седьмом небе…
Она выбралась из кровати и спотыкаясь побрела в ванную: голова кружилась от недосыпания.
Наскоро приняв душ, Долорес немного ожила, но все же крепкий кофе ей бы явно не повредил. Она обнаружила Эдвина в гостиной. Тот сидел у камина и читал утреннюю газету. На нем были джинсы и свитер; он задрал ноги на спинку стула, потягивал кофе и выглядел таким спокойным и довольным, словно проводил здесь каждое утро… словно был тут своим.
У Долорес слегка засосало под ложечкой. Ну разве не чудесно просыпаться по утрам, зная, что мужчина уже сварил тебе кофе?
Пусть фантазируют мечтатели. Она прожила с мужчиной двадцать долгих лет и сыта такой жизнью по горло.
Эдвин улыбнулся ей.
– Доброе утро, Долорес! Вы сумели немного поспать?
– Да, сумела. Спасибо.
Он поднялся навстречу.
– Сейчас я налью вам кофе и, если позволите, сооружу завтрак. Как насчет омлета?
Ну как можно было сопротивляться такому мужчине? Он ведь даже не рассчитывал на то, что она придет к нему на помощь.
Он приготовил завтрак. Было удивительно приятно сидеть с ним на маленькой кухне, есть, разговаривать, и Долорес стало ясно, что она пропала.
И окончательно пропала она, когда час спустя Эдвин поцеловал ее на прощание. Целоваться он был мастер, и у нее сразу же закружилась голова от восторга. Ее тело оживало и радовалось, кровь пела, а сердце плясало… вот только ноги подгибались. Тогда он перестал целовать ее и прижал к себе, потом слегка отстранил и заглянул в глаза.
– Долорес…
– Да? – Сейчас в его глазах не было смеха, только темный блеск, от которого у нее остановилось сердце.
– Знаете, кажется, между нами зародилось что-то особенное, – тихо сказал он. – Может быть, попробуем дать ему шанс?..