Текст книги "Начало"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Он же не узнает об этом. И потом, что мне делать с этим вонючим яйцом?

Джесс помолчал несколько секунд, внимательно глядя на голову лошади.

– Ну что ж, – наконец заметил он. – Наверно, Том сделает то же самое и с твоими подарками.

Бетони в изумлении уставилась на него. Подобный довод не приходил ей в голову.

Эта дружба продолжалась около года, но потом резко прервалась. Бетони, когда она играла в школу с Томом, сильно разошлась, подражая школьной учительнице. Он не смог прочитать наизусть стихи, заданные ему в прошлый визит к бабушке Гуди, и она стала бить по костяшкам его пальцев маленькой линейкой и приказала встать в угол. Том отказался ей повиноваться, и они поссорились.

– От тебя нет никакого толка, – сказала Бетони. – Ты не желаешь ничему учиться.

Джесс спросил Тома:

– Что она хотела от тебя? Ты что-то должен был прочесть?

– Да, какую-то поэзию, что ли? Про какие-то чертовы танцующие цветочки!

– Ну, – вклинилась Бетони. – Вот это выражения! Да он постоянно ругается! Дальше уже некуда!

Она посмотрела на Джесса, а потом на Гуди. Та сидела в кресле и штопала носок Тома.

– Он не только ругается. Он еще занимается браконьерством. И еще ходит к вонючему старику, живущему в противной хибарке. Он там держит хорьков. Его зовут Чарли Бейли. Это он научил Тома ругаться. А вам хоть бы что!

– Боже мой, – сказал Джесс и подмигнул Тому. – Неужели Том браконьерствует?!

– Браконьерствовать – это значит воровать, – назидательно заметила Бетони. – Том – маленький воришка и сквернослов!

– Ты не очень-то обзывайся, – заметила Гуди. – Ты, молодая мисс, что-то сильно разошлась. По-моему тебе лучше помолчать!

– Буду говорить все, что захочу! Я говорю только правду! Том – браконьер. Я сама видела его силки.

– Тем же занимаются и многие другие. Далеко ходить не стоит – погляди на своего отца.

– Мой отец не браконьер, – заявила Бетони.

– Но он этим занимался, – сказала Гуди. Она встала со своего кресла и подошла к полке, сняла с нее жестянку, полную дроби и кусочков железа, и потрясла ею перед лицом Бетони.

– Спроси своего отца, откуда эти железки. Ну, спроси его прямо сейчас.

Гуди поставила жестянку на место и села в кресло.

– Заодно спроси его, почему он прихрамывает? Бетони подошла к Джессу и прислонилась к его ногам.

– Поехали домой.

– Нет, я хочу здесь побыть еще пару часиков.

– А я не хочу здесь оставаться. В этом противном маленьком домишке. Мне здесь не нравится. Мне просто противно оставаться здесь. Он весь перекосился, как пьяный.

– Ха! – возмутилась Гуди. – Может, мой домик и пьяный, но тебе повезло, что был дом, где ты родилась.

– Я не здесь родилась! Ты все врешь!

– Да нет, это я помогала твоей маме рожать тебя.

– Нет, нет, это неправда! Ты врешь!

Бетони начала тянуть Джесса за куртку. – Я хочу домой! Сейчас же! Сию минуту!

– Тогда тебе придется отправиться пешком, мой цветочек, потому что я еще хочу побыть здесь. Мы поедем домой, когда я решу, что нам пора возвращаться.

– Я не пойду пешком. Это слишком далеко.

– Тогда тебе придется подождать. Вот и все. И хватит капризов, иначе я рассержусь и тебе попадет по первое число.

Джесс поднял Бетони и посадил на диван рядом с собой.

Она сидела молча и не двинулась с места, пока они не уехали домой. Когда все стали пить чай, она отказалась от него. Она даже ни с кем не попрощалась, покидая дом бабушки Гуди. Когда они ехали домой, Джесс, глядя на ее бледное мрачное лицо, боялся, что она долго не простит Гуди за то, что та унизила ее.

Прошло две недели, и Джесс снова собрался в Пайк-Хауз. Бетони отказалась ехать с ним.

В следующий раз было то же самое. И в следующий, и еще раз. Джесс ездил к Гуди один или с Бет. Иногда брал с собой кого-то из младших детей. Бетони ездила с ним в другие места, но никогда больше не ездила в Пайк-Хауз.

В это время она увлеклась учебой. Она училась лучше всех в школе. Викарий не мог себе представить, что она может совершить нехороший поступок. Викарий учил их толковать Библию. Мисс Лайкнесс хорошо относилась к Бетони и дополнительно занималась с ней.

– Мисс Лайкнесс хочет, чтобы я подготовилась к экзаменам и потом училась дальше в Чепсуорте. Там есть средняя школа.

– Средняя школа! Вот это да! И сколько лет тебе придется там учиться?

– Ну, наверно, пока мне не исполнится шестнадцать или семнадцать.

– Боже, провести все эти годы за учебой. Вот к чему я никогда не стремился! Я бы просто лопнул при одной мысли об этом!

– «Лопнул»! – сказал Бетони. – Как ты можешь употреблять подобные выражения.

– А что такого странного, что я сказал «лопнул», ты – маленькая учителька? – спросил ее Джесс.

– Ну да, «маленькая учителька», – передразнила его Бетони. – Ты еще скажи – «точнешенько» или «хватит болтать»!

– Мне кажется, что ты начала слишком «выпендриваться», – сказал Джесс, отворачиваясь от Бетони. – Ты постоянно меня поправляешь. По-твоему, я вообще неотесанная деревенщина. Все что скажу, все – не так! Мне кажется, что нам с тобой скоро будет не о чем говорить.

Но когда он увидел, как помрачнело ее лицо, Джесс понял, как она дорога ему. Он очень любит Бетони, и она отвечала ему тем же.

Джесс уже запряг пони в повозку и клал туда свои инструменты, когда из дома выбежала Бетони. Она на ходу надевала пальто и шляпку.

– Прадед сказал, что в Сидли-Айт на мель села баржа. Мы не можем туда поехать и посмотреть, как ее стаскивают с мели?

– Я собирался навестить твою бабушку Изард.

– Но баржа уплывет оттуда сегодня, а я хотела написать об этом сочинение в школе, – сказала Бетони.

– Хорошо, – согласился Джесс. – Тогда я поеду в Пайк-Хауз в следующее воскресенье.

Но в следующее воскресенье Бетони хотела присутствовать на освящении восстановленной церкви Святого Джона в Дингеме. Церемония там начиналась сразу после обеда. Далее их пригласила к себе на чай мисс Лайкнесс, чтобы поговорить о средней школе. Еще в следующее воскресенье, когда начались сильные дожди и речка Идден вышла из берегов в Апхеме, Бетони захотелось посмотреть наводнение.

– Послушай, – сказал ей Джесс, когда они стояли на мосту. – Ты специально стараешься, чтобы я не ездил в Пайк-Хауз?

– Специально? – переспросила Бетони. – Зачем мне это?

– Не знаю. Просто мне так кажется.

Джесс взглянул на нее, он никак не мог решить, лжет она ему или нет. Взгляд ее был таким прямым, удивленным и чистым. Если бы даже она лгала ему, Джесс не мог на нее долго злиться, потому что в его сердце Бетони всегда занимала особое местечко. Его слабостью было то, что он всегда желал быть для дочери на первом месте. И ему нравилось, что она не хотела делить его ни с кем, и поэтому применяла множество разных хитростей.

На мосту стояло много людей, и Джесс обратил внимание, как многие из них заглядывались на Бетони. Она не была слишком хорошенькой, но прекрасные золотистые волосы, очень белая кожа и прелестные синие глаза дополняла чудесная улыбка ее матери. Только Бетони улыбалась гораздо чаще. Улыбка возникала внезапно и сразу все вокруг становилось теплее и ярче. И никто не мог удержаться, чтобы не ответить улыбкой на ее улыбку. Да еще ее манера говорить как взрослая. Казалось, Бетони не замечала устремленных на нее взглядов, и Джесс был рад, что она может расслабиться и полюбоваться лебедями, проплывающими под мостом, мальчишками, которые вылавливали удочками плывущие по воде кастрюльки и горшки, фермерами в лодках, пытающимися спасти своих домашних животных. Казалось, Бетони забыла обо всем и просто наслаждалась представшим перед ней зрелищем.

Когда они вернулись домой и начали рассказывать о своих впечатлениях, на них вдруг обрушилась Бет.

– По-моему давно пора навестить Пайк-Хауз, вместо того чтобы разъезжать по стране.

– Да, ты, наверно, права, и я это сделаю, как только мне представится удобный случай.

– Почему бы тебе не съездить к ней в следующее воскресенье?

– Ну, Бетони и я хотели собрать кое-какую старую одежду и игрушки и отвезти их в Ахем для бедных детей, чьи дома и вещи пропали во время наводнения.

– Но ты потом съездишь к Гуди?

– Не волнуйся, я это обязательно сделаю, как только выберу подходящее время.

Но как-то так получилось, что прошло еще три недели, и Бет отправилась туда одна, забрав с собой младших детей.

– Ну? – спросил ее Джесс, когда она вернулась домой, – Гуди не просила что-нибудь передать мне?

– Нет, – ответила ему Бет.

– Что, она вообще ничего не сказала?

– Почему Гуди будет тебе передавать что-то? Похоже, она забыла, что ты вообще существуешь на свете.

– Ты ей не говорила, как я сейчас занят?

– Мне пришлось сочинять для нее сказки.

– И она ничего не сказала?

– Просто кивнула, вот и все!

– Черт возьми, – возмутился Джесс. – Какие-то новости в Пайк-Хаузе есть или нет? Или я должен выдавливать из тебя все по капле?

– Там все в порядке, – сказала Бет, подавая на стол. – Только крыша течет.

– Что ты сказала?

– Там в соломе две или три дырки, – продолжала Бет. – Ты же сам говорил об этом очень давно.

– Но неужели они с тех пор стали такими большими?

– Гуди ни на что не жалуется. Она выработала свою тактику. Если дождь с запада, она ставит кровать у окна. Если с севера – то она передвигает ее к лестнице, как было совсем недавно. Капает не так уж сильно, тем более, что она прикрывает постель брезентом.

– Боже мой! – воскликнул Джесс. – Я даже не представлял себе, что дела так плохи!

– Так тебя это интересует? – удивленно посмотрела на него Бет. – Мне казалось, что ты так занят развлечениями, что напрочь забыл о своей матери!

– О, – сказал Джесс и заерзал на стуле, ему стало неудобно. – Я же не знал… Я завтра не пойду на работу и сразу же все там поправлю.

– Ну уж нет, – вмешался дед Тьюк. – Сначала ты должен кончить молоть зерно в Аутлендс.

– Тогда я поеду туда в воскресенье, – сказал Джесс. – Боже ты мой! Я не знал, что крыша так прохудилась. Мне должны были сказать об этом раньше!

– Тебе об этом говорили не раз, – возмутилась Бет. – Много говорится, да мало делается!

– Да, – согласился Джесс. – Тут ты совершенно права.

Джесс глянул на Бетони. Та сидела, как будто ее вообще ничего не касалось. Отец понял, что он был слишком мягок с ней и позволял ей манипулировать собою, как только вздумается.

В воскресенье утром он нагрузил на телегу щепу, веревки и пучки соломы, и все сверху покрыл брезентом, чтобы не промочить под проливным дождем. Всю осень, не переставая, лили дожди. Джесс накинул на себя плащ с капюшоном. Он был готов, чтобы проработать весь день под дождем на крыше Пайк-Хауза. Бетони наблюдала за ним, стоя в дверях.

– Разве обязательно тебе ехать в такой холодный и сырой день?

– Да, мой цветочек, я должен ехать. Может, ты передумаешь и тоже поедешь со мной?

– Нет, – ответила ему Бетони, повернулась и вошла в дом.

Джесс отправился в поездку.

Огород в Пайк-Хаузе весь развезло. Сгнившая ботва картофеля лежала в куче. Все картофельное поле было в ямках там, где Гуди выкапывала картофель, пытаясь спасти урожай.

Неснятые бобы прямо со стеблями валялись в грязи, а сгнивший лук плавал в мутной воде на размытой грядке.

Джесс взглянул на крышу. Он увидел, как сильно прогнила солома со времени его последнего посещения Пайк-Хауза. Особенно возле трубы были видны огромные дыры. Джесс также обратил внимание, как много сажи вылетело в трубу вместе с дымом.

На маленьком крыльце стоял ящик с опавшими мокрыми и зелеными яблоками. Рядом притулился ящик с морковью, покрытой плесенью. Старый плащ Гуди висел на гвозде, а ее сапоги, все в желтой глине, стояли на подстилке вперед носами, как будто она только что сняла их и вошла в дом.

Когда он заглянул на кухню, она сидела в своем кресле-качалке и крепко спала. Подбородок уперся в грудь, и руки были спрятаны под фартуком. Когда Джесс проходил мимо, он легонько качнул кресло. Качалка заскрипела, но Гуди не проснулась, хотя раньше просыпалась от малейшего шороха. Голова ее повисла, а кресло качалось и поскрипывало. Джесс повернулся и заглянул ей в лицо. Он коснулся ее рук, они были холодны, как листья водяных лилий. Он прикоснулся ко лбу и понял, что Гуди умерла.

Когда он остановил кресло, в комнате стало жутко тихо. Часы остановились, в очаге продолжала дымиться кучка мокрых веток. Джесс подвинул себе табуретку на трех ножках и сел рядом с Гуди. Он наклонился к ней, его локти упирались в колени. Так сидел он некоторое время, потому что в этой тишине он хотел посмотреть на мать и побыть с ней. Подумать о ней и мысленно поговорить и попрощаться с ней.

Потом Джесс пошел искать Тома.

Рядом с живой изгородью на поле в Хенстере стояло пугало в платье и шали из мешковины, с лицом из турнепса и с желтыми маргаритками на шляпе. Бетони часто навещала это пугало. Она подружилась с ним и рассказывала все свои нехитрые истории. Пугало всегда выслушивало ее. Голова у него была немного наклонена, и желтые маргаритки на проволочных стебельках кивали в такт порывам ветерка. С отцом Бетони теперь почти не удавалось поговорить – он сильно переменился. Когда она обращалась к нему, он так странно смотрел на нее и грустно и удивленно покачивал головой. Или вообще не слышал ее. Поэтому Бетони беседовала с пугалом.

Пугало поднималось высоко над живой изгородью, охраняя два поля. С одной стороны было поле в восемнадцать акров, а с другой – в двадцать шесть акров. Земля все еще была очень мокрой, вода стояла в любом углублении. Поле в восемнадцать акров было засеяно ячменем, а второе поле – пшеницей. Пшеница не сдавалась, и ее ярко-зеленые стрелочки храбро выглядывали из мокрой земли. Ячмень сгнил в земле.

– Фермеры говорят, что они разорятся, а мой прадед сказал, что он не помнит, чтобы столько времени не прекращались дожди. У некоторых людей в Апхеме в кухне стоит вода в целый фут вышиной. Сегодня утром я слышала, что где-то в доме утонул ребенок.

Пугало внимательно слушало Бетони и его спокойствие было дружелюбным и выражало симпатию. Пугало знало, что Бетони не была виновата в том, что без конца лили дожди, что появилось много бездомных людей, и что малыш утонул в подвале в Апхеме.

Прошло какое-то время, и пугало стало ей сниться по ночам. Во сне оно из ее друга превратилось во врага. Во сне девочка шагала по узкой дорожке, а пугало всегда шло рядом, немного впереди Бетони, где-то поверх живой изгороди, почти в небе. Обогнать, избавиться от него было невозможно. Она начинала шагать быстрее и быстрее, пока не переставала чувствовать ноги под собой.

И когда наконец она начинала рыдать от усталости и злости, останавливалась и гневно топала ногами, пугало медленно поворачивалось и смотрело на нее из-под полей шляпы. Глаза пугала становились живыми человеческими глазами. Они внимательно смотрели на нее сверху вниз. Бетони не могла отвести глаз от глаз пугала.

– Смотрит! Смотрит! – кричала Бетони. – Почему ты всегда смотришь на меня?

Она перестала ходить к пугалу. Вместо этого попыталась поговорить со своей матерью.

– Ты жалеешь, что Том живет с нами?

– Нет, – ответила ей мать, продолжая гладить. – Почему я должна жалеть об этом?

– Значит, ты рада?

– Ты должна помочь Дженни убраться в вашей спальне.

– Я уже сделала свою работу, – ответила ей Бетони. – Как ты думаешь, Том – нормальный?

– Абсолютно нормальный, и не сомневайся в этом.

– Я так не думаю. Мне он кажется странным. Он никогда не смотрит мне прямо в глаза.

– Может, ему не нравится то, что он в них видит.

– Я считаю, что он ворует, – продолжала Бетони.

– Ты тоже воруешь, – заметила мать. – Ты украла четыре пенса из кошелька твоей бабушки пару недель назад и десять листов бумаги из конторки твоего прадеда во вторник.

Бетони не отводила взора от струйки пара, которая поднималась от рубашки Роджера. Утюг продолжал двигаться взад и вперед. Потом она перевела взгляд на лицо матери – такое спокойное, без всякого намека на злость или угрозу.

– Это не воровство, не настоящее воровство. И я не потратила эти четыре пенса, и не использовала бумагу, потому что кто-то утащил ее у меня.

– Вы только подумайте, – сказала мать, подходя к плите, чтобы поменять утюги. – Этот «кто-то» была я.

Бетони продолжала сидеть, она чувствовала, как у нее закипает кровь.

– Если я такая плохая, как вы все говорите, почему ты тогда не накажешь меня! – закричала она.

– Если ты будешь вести себя еще хуже, то мне придется сделать это. Ты достаточно умная, и если как следует подумаешь, то, как умный человек, перестанешь таскать вещи и деньги, потому что я уже поймала тебя на этом.

– Умная! Умная! – прокричала Бетони. Она соскочила со стула. – Я ухожу из этого дурацкого дома и никогда больше не вернусь сюда!

– Хорошо, только дверью не хлопай, – сказала Бет. Снаружи, во дворе, Бетони смотрела, как ее братья складывали ветки в большую корзину. Уильям рубил ветки. Он очень гордился тем, как он ловко управляется с маленьким топориком. Он быстро рубил ветки – тюк, тюк, тюк. Ветки разлетались во все стороны. Роджер и Том собирали их, а Дики аккуратно складывал в корзину.

– Том Меддокс, – сказала Бетони, когда он нагнулся, чтобы подобрать ветки у ее ног. – Не толкайся, ты неуклюжий.

– Тогда отойди отсюда, – сказал ей Уильям. – Ты нам мешаешь.

– Том Меддокс, ты не нравишься моей матери, – продолжала Бетони. – Она говорит, что ты – «ку-ку».

Том не обращал на нее внимания, он продолжал собирать ветки и складывать их в корзину. Но Уильям перестал рубить и уставился на сестру.

– Мама сказала, что ей не нравится Том?

– Он никому не нравится, – сказала Бетони. – Он слишком черный. Вы только посмотрите на него. Он так выделяется среди нас всех. Мы – такие светлые, а его как будто обваляли в саже. Ему здесь не место! Он не нашей крови!

Бетони повернулась к двери мастерской и увидела, как отец показался в дверях.

– Бетони, – резко сказал Джесс.

– Убирайся туда, откуда ты пришел, – сказала она Тому. – Твое место среди цыган и лудильщиков. Ты нам здесь не нужен! Ты – слишком черный!

Отец сильно ударил ей по заднице. Шок и боль были подобны молнии. Они обожгли ее плоть и растопили кости. Он никогда не поднимал на нее руку. Отец так переменился. Она в злобе и стыде убежала от него. Она его ненавидела и была жутко возмущена. Она его никогда не простит! Бетони пробежала по двору и, не останавливаясь, побежала дальше по дороге, через мост и к берегу Деррента. Она стремилась к тому месту, где вода поднялась выше берегов.

Под ивами двое мужчин в плоскодонке острогой били угрей. Один из них был местный идиот Джампер Лейн, а другой – доктор Меллоу, ученый из Оксфорда, живший здесь, как бродяга. Они взглянули на Бетони, стоявшую на берегу. Джампер, широко улыбаясь, поднял угря вверх, чтобы Бетони полюбовалась на их добычу. Она села на бревно и сделала вид, что застегивает туфли. Потом она вынула молитвенник и сделала вид, что читает его.

Среди кустов торчал шест, и к нему была привязана плоскодонка. Таким образом, течение не могло далеко унести ее. Ловцы угрей позволяли лодке отплывать на всю длину веревки, потом они подтягивались до кустов и снова отдавались на волю волн. Бетони наблюдала за ними, ей становилось все холоднее и холоднее. В воздухе стоял влажный холодный туман. И на нее еще падали капли с ив. Бетони пыталась убедить себя, что холод – это ерунда. Очень скоро она вообще перестанет его замечать, ей уже будет все равно.

Лодка двигалась взад и вперед, раз за разом. Ловцы, казалось, не уставали от своего занятия. Потом к шлюзу подошел Томми Треннем со своей удочкой и уселся, чтобы половить рыбки.

Бетони задрожала и повернула домой. Сегодня ей не удастся утонуть. У ручья было слишком много народа.

– Садись за стол, – сказала ей мать. – Или, может, ты не проголодалась?

– Нет, я не голодна. Совсем не голодна.

– Может, ты плохо себя чувствуешь? Простудилась?

– Она злится, – сказал Уильям. – Наш отец как следует дал ей по заднице!

– Бетони сама в состоянии все объяснить. Ты заболела? Если так, то тебе лучше отправиться в кровать.

– Со мной все в порядке, – сказала Бетони.

– Тогда садись за стол.

Бетони села между Уильямом и Дженни и посмотрела на пищу, поставленную на стол. Она видела стебли сельдерея в чаше, они были толстыми и белыми. И еще большой кусок валлийского сыра и ее любимую порезанную ливерную колбасу.

– Тебе сыр или колбасу? – спросила ее мать. У нее в руках были нож и вилка.

– Мне колбасу, пожалуйста, – сказала Бетони. После того как мать пожелала всем доброй ночи, Бетони снова зажгла свечку в спальне и села, чтобы что-то записать на свободных страницах в конце молитвенника.

– Что ты пишешь? – спросила ее Дженни. – Ты снова пишешь дневник?

– Это не твое дело, – обрезала ее Бетони.

– Мама заметит, что ты жгла свечку. Ты знаешь, что она всегда все замечает.

– Ай-яй-яй! Какой кошмар!

– Ты, наверное, стараешься исправить свой дурной почерк?

– Замолчи и спи!

– Вот странно, – заметила Дженни. – Ты лучше всех учишься, а так плохо пишешь.

– Если ты не замолчишь, я подпалю тебе волосы, – пообещала ей Бетони. Она подняла свечку над головой Дженни. – Вот-вот, мисс Подгляда, давно пора тебе прятаться под одеяло. Чтобы я тебя больше не слышала, иначе ты обо всем горько пожалеешь.

Во время ужина она ни разу не взглянула на отца. Она больше никогда не станет на него смотреть. Это и было записано на последних чистых страницах молитвенника, и ничто не заставит ее переменить решение. Бетони постаралась написать все это как можно аккуратнее.

У нее и правда был плохой почерк. Мисс Лайкнесс говорила ей об этом каждый день.

– Бетони Изард, ты так хорошо пишешь сочинения, ты знаешь правописание и пунктуацию. Но твой почерк! Как ты собираешься получить стипендию в средней школе в Локе с таким почерком?

– Я постараюсь писать аккуратнее, – сказала Бетони.

– Бетони, ты должна больше времени уделять учебе, – продолжала мисс Лайкнесс. – И меньше играть со своими братьями и сестрой.

– Я никогда не играю с ними, – ответила Бетони. Дженни услышала ее ответ, и дома начала выяснять отношения.

– Вы только посмотрите на нее. Интересно, чем ты занимаешься, если не играешь в игры?

– Это не игры. Это экспедиции.

– Испидиция? – спросил Уильям. – Для чего ты привязываешь мамину вилку для поджаривания тостов к этой длинной палке?

– Ты все поймешь на месте, – ответила ему Бетони. Она повернулась к Тому, который стоял рядом.

– Ты не пойдешь, – сказала она. – Ты нам не нужен.

– Если Том не пойдет, я тоже не пойду, – бросил Уильям.

– Я тоже не пойду, – присоединилась Дженни. – Мы не пойдем без Тома.

– Зачем он нам нужен? Вечно молчит, от него тоской веет. Прямо тошно смотреть! Он никогда не разговаривает, ни смеется, вообще ничего не делает.

– Он все еще скучает по бабушке Изард.

– Что? Скучает по этой старой ведьме? Она не умерла. Я не верю этому.

– Она умерла, – шепотом и возмущенно заметила Дженни. – Ее похоронили в Истери много недель назад.

– Кто это сказал? Кто знает, как было на самом деле? Нас там не было, и нам могут сказать все, что угодно!

– Мистер Хеммс вырезал надпись на камне, – сказал Уильям. – Я сам слышал, как об этом говорил отец.

– Камень – это ерунда! Что такое слова? Просто буквы! Бабка Изард жива! Я сама ее видела, я все знаю!

– Бетони, не будь дурой, – сказала Дженни. И все поддержали ее, начав хором бормотать, как стая пчел.

Только Том по-прежнему молча смотрел на нее своими темными мрачными глазами.

– Я вам покажу, – сказала им Бетони. – Если вы мне не верите, идемте со мной и сами все увидите.

Она положила вилку на скамейку и прошла по двору к калитке.

– Ну? – сказала она, глядя на них из-за плеча. – Идете или нет?

Дети медленно потянулись за ней. Бетони прошла мимо выгона и пастбища, потом через ореховую рощицу. Далее она повернула и пошла вдоль живой изгороди, которая служила границей с Энстером. Когда Бетони приблизилась к приступкам, ведущим к калитке в изгороди между полями, дети догнали ее.

Бетони перешла по мостику через Деррент и, скользя, поднялась наверх к мокрому полю в восемнадцать акров. Наконец она привела детей к пугалу.

– Ну, что я вам говорила? – выкрикнула она, толкая Тома. – Вот твоя бабка! Ты что, не видишь?!

Том стоял не шевелясь, и Бетони вдруг испугалась его взгляда, ее буквально приковало к его глазам. Они были подобны черным безднам. Вдруг Том резко повернулся и побежал по мокрой, вязкой земле, из-под ног у него взвивались фонтанчики грязной воды.

– Бетони, какая же ты противная! – закричала Дженни. – Ты – злая, вредная, противная девчонка!

– Оставь ее, – сказал Уильям. – Пошли домой и поговорим с Томом.

– Разве вы не хотите ловить угрей на острогу?

– Угри! – сказал Уильям. – Значит ты для этого взяла мамину вилку для тостов! А где мы возьмем лодку, а?

– Знаю, где, – ответила ему Бетони. Уильям и Дженни посмотрели друг на друга.

– Нет, – сказал твердо Уильям. – На сегодня с нас достаточно. Мы идем домой, чтобы отыскать Тома.

Она могла командовать своими братьями и сестрой, но если они восставали против ее тирании, то стояли насмерть, и тут уже она ничего не могла поделать.

– Ну, ладно, – сказала Бетони спустя несколько дней. – Мне все равно, если с нами пойдет Меддокс. Но не я буду виновата, если он распугает всех угрей!

Они пошли к Дерренту после школы. Бетони показала им место, где стояла плоскодонка. Ее почти не было заметно в кустах и камышах. Уильям подтянул лодку к берегу. Но когда они все радостно забрались туда, Том остался на берегу. Он даже не вынул рук из карманов.

– Я не полезу, мне не нравится эта затея. И вам не советую.

– Господи! – сказал Уильям. – После всех наших ссор и уговоров!

– После наводнения здесь слишком сильное течение. И там выше открыты шлюзы.

– Боже мой, эта лодка такая же надежная, как Английский банк! Она не перевернется, как бы мы ни старались, до самого Судного дня.

– Все равно, не сяду. Я останусь на берегу и стану наблюдать за вами.

– Как хочешь, – ответил ему Уильям. – Кроме того, пять человек – более чем достаточно для такой маленькой лодки.

Он отпустил веревку и оттолкнулся от раскисшего берега. Лодка сначала поплыла медленно, потому что путь преграждали камыши. Но вскоре, оказавшись посредине ручья, принялась набирать скорость. Уильям взял в руки медную вилку, привязанную веревкой к длинной палке, но Бетони вцепилась в нее раньше и не собиралась отдавать ее брату.

– Я все придумала, поэтому буду метать вилку первой!

– Ха! – заявил Уильям. – Ты не сможешь попасть в угря. Ты девчонка, и у тебя нет сил для этого!

– Говори за себя, – ответила ему Бетони. – Подвинься и не мешай.

Трое младших ребятишек сидели на банке. Малыш Дики был сжат с боков Роджером и Дженни, а Уильям и Бетони стояли в лодке во весь рост.

– Давай, действуй! – скомандовал Уильям. – У нас уже почти кончилась веревка.

– Ты должен подсказывать мне, где есть угри, – фыркнула Бетони.

Стоя на самом носу плоскодонки, она смотрела в воду. Вода была коричневатой, полной грязи, плавающих веток и листьев. Со дна постоянно поднималась желтая размытая глина. Глубина была больше, чем поначалу решила Бетони. Даже через доски под ногами чувствовались сила и власть реки.

Глядя на волны и завихрения на поверхности воды, Бетони понимала, с какой большой скоростью мчится вода. У нее даже начала кружится голова – вода как бы притягивала ее к себе. Бетони вспомнила, как им в школе рассказывали, что любой ручеек и речка на земле чувствуют притяжение луны.

Последовал толчок – веревка резко натянулась. Бетони раскинула руки, чтобы не упасть, и тяжело плюхнулась прямо на нос плоскодонки.

– Боже, – заметил Уильям. – Мы мчимся со страшной скоростью, правда?

Он подхватил веревку и начал тащить лодку обратно к берегу.

– Теперь я попробую. Мы здесь будем торчать дотемна, пока ты соберешься что-то сделать.

– Хорошо, – ответила ему Бетони. – Ты такой умный, давай, дерзай!

Они снова плыли вниз по течению. Уильям стоял на носу, широко расставив ноги и наклонясь над водой. Он высоко поднял вверх вилку правой рукой. Дженни и Дики начали хихикать. Ничего не скажешь, у Уильяма был молодецкий вид, когда он стоял с этим оружием в руках, но впечатление портил плотный выпяченный задок и то, что он никак не мог удержать равновесие, оскальзываясь в резиновых сапогах по дну лодки. Ребята не могли сдержать свое веселье и начали хохотать. Бетони и Роджер радостно присоединились к ним.

– Все заткнитесь, – зашипел на них Уильям. – Вы распугаете всех угрей отсюда до Мидденинга!

Он резким движением ткнул вилкой в воду, потом пропустил палку скользящим движением сквозь пальцы, но в конце снова крепко ухватился за нее. Затем Уильям снова наклонился к воде, но, увы, вытащил оттуда лишь пустую острогу.

– Черт побери! – выругался Уильям. – Эта чертова штука не достает до дна! Тебе нужно было прикрепить к вилке палку подлиннее!

– Я тебе говорила, что следует пытаться в более мелких местах, – заметила Бетони. – Доктор Меллоу бил угрей ближе к берегу.

Уильям попытался еще раз, и вилка коснулась дна, подняв тучу коричневой мути. Уильям отклонился назад и вытащил вилку наверх. Он уже готовился радоваться победе, но вместо этого начал чертыхаться, когда увидел, что зубцы опять пусты. Лодку дернуло, и они возвратились к началу путешествия. Уильям пытался достать угря раз за разом, но попытки увенчались только тем, что он добыл старый кожаный небольшой сосуд для воды.

Бетони ехидно заметила.

– Некоторые люди не так умны, как они о себе воображают!

– Ты можешь попробовать еще раз! – воскликнул Уильям, не отрывая взгляда от воды. – Пожалуйста, пробуй. Может, тебе больше повезет.

– Ну да, какой добренький. Смотри, как ты погнул вилку!

– Дай-дай мне. Я вижу, вижу! Честное слово, вижу! Наверно, я промахнулся, вспугнул его и он начал плыть!

Уильям даже дрожал от возбуждения и с силой вонзил вилку в воду. Зубцы воткнулись в дно и там застряли, мальчик слишком сильно наклонился вперед, стараясь вытащить вилку, и упал за борт.

Бетони плюхнулась на колени и протянула вперед руку, пытаясь ухватить его за волосы. Но ее пальцы коснулись всего лишь воды. Уильям был уже на мягком дне.

Трое младших ребят прижилась друг к другу, скуля и подвывая от страха. Бетони распласталась на носу, она соскальзывала все ближе и ближе к воде. Ее бедра были раздвинуты по краю лодки, носками она цеплялась за планки банки. Подбородок уже касался воды. Она тянула руки вперед… Она старалась протянуть их как можно дальше… Поймать Уильяма, спасти его! Но когда он снова всплыл на поверхность, его уже отнесло от лодки вперед на несколько ярдов.

Никогда еще Деррент не казался им таким широким, и его течение не было таким стремительным.

Плоскодонка дошла до конца веревки, и ее резко дернуло. Она остановилась среди камышей. Уильям проплыл мимо. Его светлые волосы развевались в воде как пук растрепанной соломы. Бетони вползла обратно в лодку и попыталась развязать веревку. Но мокрый узел было невозможно распутать дрожащими от страха пальцами. Тогда она встала во весь рост и начала звать на помощь.