Текст книги "Начало"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Том! – кричала она, – Том, где ты?! Том уже бежал по берегу вниз, к шлюзу.

Бетони увидела, как он вошел в воду и наклонился над запором шлюза. Он стоял лицом вверх по течению, расставив руки в стороны. Потом она увидела, как он схватил ее брата за воротник и старался удержать его. У Тома не хватило силенок вытащить Уильяма из воды. Он мог только удерживать его голову над водой.

Когда Бетони подтащила лодку к берегу, она увидела, что к ним бегут на помощь. Берт Таппер, работавший в Лакетте, услышал их крики и бежал к шлюзовым воротам. Когда Бетони и остальные ребята домчались туда, Уильям лежал на животе на берегу, Берт сидел на нем верхом и старался освободить его легкие от воды.

– Он умрет? – прошептала Бетони. Она до смерти перепугалась, увидев, что Уильям не открывает глаза. Его кожа была цвета воска с серым оттенком, а изо рта выливались струйки грязи.

– С ним все будет в порядке. Но следует позаботиться, чтобы он не простудился.

Берт стащил с себя куртку и закутал в нее Уильяма. Он стоял, держа парнишку на руках.

– Ты умеешь быстро бегать? – спросил у Роджера. – Тогда беги домой и скажи матери, чтобы она согрела постель для этого «утопленника», и чтобы она приготовила ему какое-нибудь горячее питье.

Роджер убежал, за ним последовал Берт, крепко прижав к груди Уильяма. Остальные ребята рысцой бежали вслед. Но когда они прибыли домой и мать вышла им навстречу, Бетони быстро куда-то испарилась. По лестнице она взобралась наверх на сеновал.

Там она постаралась спрятаться между утрамбованными кипами сена. На сеновале было тепло и сухо, пахло летом – клевером и солнцем. Она подобрала ноги и крепко обхватила себя руками, положив подбородок на колени. Плотно вжавшись между двумя кипами сена, она чувствовала себя орешком в скорлупке и блаженствовала в тепле и темноте.

Бетони не спала, но ей, как во сне, представлялись картины весны и солнечного света. Ей казалось, что она едет куда-то, сидя на отцовских плечах. Они шли между цветущими яблонями, и белые и розовые цветы достигали высокого синего неба. Она их видела и касалась кончиками загорелых пальцев, и на них оставалась желтая пыльца.

Потом Бетони почувствовала, как она сползает с плеч отца, она уже у него на спине… И когда она сползала дальше, то увидела ужасный шрам у него на шее. Там когда-то был сильный ожог, настолько сильный, что остались рытвины глубоко под кожей. Отец всегда говорил ей, что ему уже не больно. Он даже временами вообще забывал об этом шраме. Но не Бетони. Когда она видела этот шрам, сквозь ее мозг и тело пробегала молния ужаса и сочувствия. Она никогда не забывала об этом.

Снизу ей что-то кричала Дженни. Она звала ее домой.

– Бетони-и-и. Ты на сеновале, да? Бетони! Тебя мама зовет!

Бетони не двигалась. В висках у нее стучало. Потом Дженни ушла и наступила страшная тишина.

Затем она услышала голос отца. На этот раз у нее просто вспыхнуло пламя в сердце. Бетони пошевелилась, и кипа сена покачнулась и упала на пол. Отец услышал стук и еще раз, более строгим голосом позвал ее.

– Бетони! Я знаю, что ты наверху. Сейчас же спускайся. Ты себя ведешь как жалкая трусишка!

Послышался звук и звяканье ручки ведра, затем отец начал качать воду.

– Как хочешь, – крикнул он ей. – Хочешь помирать с голоду – твое дело!

Она слышала его прихрамывающую походку, когда он шагал по булыжникам, слышала, как со стуком за ним захлопнулась дверь дома. Бетони подумала, что теперь, уж точно, его не волновало – жива она или нет. Он оставил ее одну здесь в темноте, в голоде и холоде, на съедение крысам!

Опять наступила тишина. Она продолжалась бесконечно, бесконечно… Потом вдруг задрожала лестница, и кто-то поднялся на сеновал и направился к ее укромной норке.

– Выходи, – спокойным и холодным голосом сказала ей мать. – Уже девятый час, и ты ничего не ела уже семь часов.

Бетони сдалась на милость победителя, и мать за руку привела ее домой.

– И ты еще смеешь прятаться, – сказала ей бабушка Кейт. – Увела с собой детей на реку, и из-за тебя чуть не утонул твой брат!

– Тебе не стыдно? – поинтересовался у нее прадед. – А если у Уильяма начнется лихорадка! Мне кажется, тебе стоит серьезно подумать над своим поведением, девица. Да, я так считаю!

– Она уже достаточно думала, – заметила мать.

– Как дела у Уильяма, мама? – спросила Бетони.

– Ха, могу сказать, что не так уж плохо! Он сидит в постели, а все бегают вокруг него. И твой отец тоже. Тебе не стоит волноваться из-за Уильяма. Он сейчас ходит в героях и наслаждается этим.

– Ну, успокойся, Бетони, – сказала бабушка. – Все уже закончилось. Улыбнись.

Но Бетони, хотя ей и стало легче, когда она услышала, что Уильям пострадал не очень сильно, все еще не могла прийти в себя и развеселиться. Она была виновата в том, что случилось. Она всегда была во всем виновата. Весь мир против нее. Она знала, что теперь уже никогда не будет улыбаться.

Уильяма держали в кровати три дня. Вечером он спустился вниз к ужину. У него было такое розовое, чистое, свежее лицо. Дженни сказала, что он похож на мальчишек из церковного хора. Тщательно причесанные волосы чудесного золотистого цвета блестели.

Воистину, это был его день. Каждый, кто входил в кухню, задавал ему вопросы, как он себя чувствует. И все что-нибудь дарили.

– Мама! – воскликнул Уильям, стуча ножом и вилкой по столу. – Бабушка сказала, что сегодня у нас будет торжественный ужин. Где он? Что у нас будет – пикша под соусом из петрушки?

– Успокойся, – сказала ему Бет. – Подожди, пока за стол сядет отец.

– Кто, я? – спросил Джесс. – Я уже сижу! Я просто бегом бежал, здесь так хорошо пахнет!

– Тогда я начинаю вас угощать, – сказала Кейт.

Она открыла дверцы печки и вытащила оттуда большой глиняный горшок. Он дымился и урчал, и вкусно пахло рыбой. Бет принесла его к столу и поставила посередине. Все наклонились к горшку и увидели, что там плавают тушеные угри.

Нужно было видеть лицо Уильяма. У него просто отвалилась челюсть и раскрылся рот.

– Ну что, сынок? – спокойно спросил его Джесс. – Ты и не мечтал об этом?!

– Боже! Как я хочу скорее попробовать! – воскликнул Уильям, и все кругом захохотали. – Я хочу попробовать! Скорее!

– Конечно, и тебе понравится. Еще бы! Это – пища королей!

– Ты сразу поумнеешь, – добавила бабушка, кладя себе на тарелку порцию.

Бетони поймала на себе взгляд отца. У нее внутри все задрожало. Он уже давно не смотрел на нее таким мягким и теплым взглядом. Бетони почувствовала, как ей стало легче на душе. Она решила, что впереди еще много хорошего, и, главное, она изменится: станет доброй, умной и будет вести себя хорошо. Но в этот момент Дженни открыла свой противный рот и сказала то, до чего ей не было никакого дела. Она все испортила. У Бетони напрочь испортилось настроение.

– Вы только посмотрите, – сказала противная Дженни, – Бетони улыбается. Л ведь сказала, что больше никогда не станет улыбаться!

– Я этого не говорила. Нет, не говорила! – кричала Бетони.

– Ты написала это в своем молитвеннике. Я сама это видела, Роджер тоже видел!

– Ах ты, мерзкая жаба! Ты еще подглядываешь за мной! – заорала Бетони, она перегнулась через Уильяма и ударила Дженни по лицу.

– Бетони, сию же минуту отправляйся спать! – приказал ей отец громовым голосом.

– Она еще не ужинала, – сказала Бет. – Бетони, извинись перед Дженни и поешь, как хорошая девочка.

– Я не стану извиняться и не буду ничего есть, – продолжала орать Бетони, соскочив со стула. – Я отправляюсь спать и потом умру от голода!

Она выбежала из кухни, громко хлопнув дверью, и помчалась, спотыкаясь, вверх по лестнице, без свечки, чтобы осветить себе путь. Она сорвала с себя бусы, которые отец подарил ей на день рождения, швырнула куда-то в сторону, и они приземлились на часах, висевших на стене.

– Угри! – возмущалась она, ощупью добираясь до спальни. – Ужасные, вонючие, скользкие – вот гадость!

Она достала из-под матраса свой молитвенник, вырвала оттуда страницы и, порвав их на мелкие клочки, разбросала по полу. Даже в темноте они смутно белели на полу.

– Вот так! – сказала она, резко срывая с себя одежду. – Теперь уж я точно попаду в ад.

Она залезла в постель и лежала там, напряженная и замерзшая, натянув себе на ноги ночную рубашку, как саван. Сегодня, когда она наконец заснет, это будет вечный сон. Она желала тихо умереть во сне. Ее поднимут с постели и положат в мокрую землю в маленьком гробу, изготовленном ее отцом. И потом вся земля замрет от горя.

Но хотя она заснула еще до того, как ее сестра тихонько залезла в свою постель, сон оказался не вечным.

Она проснулась, как всегда, при тусклом свете свечки среди утренней темноты. Бетони слышала звук воды, переливаемой из кувшина в тазик, и слабый вскрик Дженни, когда та собиралась с силами перед омовением холодной водой. Настало утро, и потом придет день, который ей придется выдержать.

Жизнь всегда знает, что лучше для человека, и отодвигает грусть и печаль все дальше и дальше от тебя. И если вы оглянетесь назад, то иногда даже и непонятно, из-за чего были переживания и разгорелся весь сыр-бор. Кроме того, одни события наплывают на другие, и это помогает нашим ранам затянуться. Вот и у Бетони иногда даже случались моменты радости и смеха, как было в тот день, когда ее отец закурил трубку. И постепенно все стало на свои места.

Все случилось после ужина, холодным мокрым вечером. Как всегда, прадед развернул свой стул поближе к огню и взял в руки газету. Детям разрешили посидеть подле огня, чтобы погреться, прежде чем отправляться спать. К этому времени бабушка уже чисто убрала кухню, а мать подбирала носки и чулки, которые нуждались в починке. Отец обычно сидел и разговаривал с детьми, спрашивая, как у них дела и готовы ли уроки к завтрашнему дню. Но в этот вечер он удобно устроился на стуле, достал трубку и табак и, не говоря ни слова, закурил.

Они не могли прийти в себя, лишь не сводили с него взгляда. Конечно, множество мужчин курили, но не их отец! Они даже не могли помыслить об этом. Дети заорали хором, и бабушка, которая насыпала сахар в сахарницу, резко развернулась, прижав руки к сердцу.

– Ах, вы, маленькие дьяволята, почему вы так орете?

– Не могу понять, в чем тут дело, – сказал Джесс, пуская клуб дыма в потолок. – Может, их так волнует вид моей трубки?

– Трубка? – сказал прадед, глядя на него из-под нависших бровей. – С каких это пор ты куришь трубку?

– С часа сегодняшнего дня.

– Где ты ее достал?

– Мне подарил ее Оунер Джексон, когда я был в Апхеме и забирал наш заказ с его баржи.

– Тебе нравится курить трубку? – спросил его Роджер.

– Пожалуй, да. Такая милая маленькая трубочка, и мне она нравится, как кость собаке. Трубку вырезали из березы в Си-Форест. Посмотрите, у нее на чашечке еще осталось немного коры. О, черт побери! Она опять погасла!

– Покажи, как ты ее зажигаешь, – попросила Дженни.

– Вам в самом деле интересно? Вообще-то это совсем непросто, не то что курить – втягивать в себя и выпускать дым обратно.

– Почему ты держишь коробок спичек прямо над чашечкой трубки? – спросил его Уильям.

– Трубку раскуривают именно так. С помощью коробка ты регулируешь тягу, и тогда трубка хорошо горит. И вы слышите, как она интересно поет, да? Дики, ты слышишь? Как будто звук трубы.

– Поэтому она и называется трубка, да, папа?

– Может, и так. Я никогда раньше не задумывался. Но что такое? Вы смеетесь надо мной? Вы меня просто разыгрываете!

– Да нет же! – сказал Уильям. Он прекрасно умел копировать отца.

– Только не мы! Боже мой, ни за что! Мы ничего такого не делаем!

Джесс энергично раскуривал трубку, внимательно посматривая на мордочки своих детей и одновременно делая вид, что совершенно не обращает на них внимания. И в этот момент в его руках воспламенился весь коробок спичек.

Джесс подпрыгнул, как подброшенный пружиной, и одним движением бросил коробок в очаг. Дети хором охнули, когда тот взорвался в огне. Прадед гневно уставился на Джесса, позабыв о своей газете.

– Ты что, собираешься поджечь весь дом?

– Нет, нет, что вы! – замялся Джесс. – Боже ты мой, конечно нет! Ни в коем случае!

На его лице было написано потрясение, будто он не мог поверить случившемуся: как коробок спичек мог воспламениться прямо у него в руках? Круглые синие глаза от удивления стали еще больше, и дети снова начали хохотать.

– Эй, – сказал он, указывая трубкой на Тома. – Ты что, тоже против меня? Да? Это правда? Так оно и есть. Ты тоже смеешься надо мной.

Том заморгал глазами. Он не привык, чтобы на него обращали внимание. Он отвернулся, на губах его еще дрожала улыбка. Он спокойно сидел, сгорбившись на своем месте, сложив руки на коленях. Впервые он был вместе с остальными, был частью семьи. Раньше он слушал все их разговоры, но все равно оставался чужим среди них. Он понимал, что отличается от них, и старался держаться тихо и незаметно.

Его спокойствие раздражало Бетони. Она понимала, что часто ведет себя глупо: слишком «показывает себя», шумит и скандалит, как маленький ребенок. А ведь она старше его на целых полтора года. Она была умнее и мудрее и знала гораздо больше.

Бетони подумала, что ей стоит постараться быть подобрее к Тому и даже помогать ему. Рядом с ней Уильям о чем-то спорил с Дженни. Ей стоит постараться, потому что это доставит радость отцу. Отец такой хороший, и ей хотелось сделать ему приятное. Ей даже хотелось стать на него похожей.

– Бетони, – сказал Джесс, стараясь говорить так, чтобы она слышала его в этом шуме. – Ты не принесешь мне коробку спичек?

– Да, конечно, сейчас, – ответила ему Бетони.

Наконец закончился долгий сезон дождей. К Рождеству начались ветры, и земля наконец смогла обсохнуть. Новый год пришел с морозами. Они длились до начала марта. Ребята залили дорожку в Ситчез-Боттом, но Бетони теперь редко ходила кататься. Сразу после школы она спешила домой, чтобы засесть за домашние задания. Ей выделили уголок у печки. Там было спокойно, и никто не должен был ходить взад и вперед, пока она делала уроки.

– Бетони занимается, – шепотом сообщал Уильям и старался тихонько пройти мимо на цыпочках, за ним следовали все остальные, и так продолжалось до бесконечности, пока Бетони не возмущалась и не звала на помощь мать.

Иногда мальчики прятали ее школьную сумку или стирали то, что она написала в тетрадке.

Они затачивали ее карандаши с двух сторон. Нашивали пуговицы на ее вышивку и раскрашивали пенал красной, синей и белой краской.

Дети дразнили и свою бабушку. Они засовывали ей в варежки разные сухие колючки или завязывали узлом рукава ночной рубашки. Как-то раз они положили дохлую сову в кладовку, где хранилась битая птица. У бабушки Кейт было плохое зрение, она вытащила сову и начала ее ощипывать, и только их хихиканье подсказало ей, что сорванцы что-то задумали.

– Ну, мальчишки – это всегда мальчишки, – смеясь, говорил ей прадед, и бабушка Кейт сердито отвечала:

– Вот поэтому я и не очень люблю их!

Как-то раз Роджер увидел, что часы деда висят на ручке шкафа. Было воскресенье, и прадед, как обычно, спал после обеда. Роджер уселся за кухонным столом и аккуратно разобрал часы. Он рассматривал все детали через линзу прадеда и тщательно сметал с них пыль маленькой кисточкой. Потом собрал часы снова. К сожалению, они не шли. И еще – оправа почему-то свободно болталась. Роджер снова повесил часы на место, он надеялся, что прадед ничего не заметит.

Надо было видеть ярость старика. Детям показалось, что он даже стал выше ростом. Казалось, он сейчас все разнесет в клочья.

– Да, мальчишки – это мальчишки, – ехидно заметила бабушка Кейт.

В понедельник Бет отвезла часы к старому мистеру Хайнсу в Чепсуорт. Вечером часы вернулись к прадеду в полном порядке.

– Часы ходят, я заплатила за их регулировку.

– Черт побери, иначе и быть не могло, – ответил ей старик.

– Мистер Хайнс сказал, что Роджер все прекрасно сделал для ребенка его возраста. Он сказал, что мальчика нужно отдать в обучение к часовщику.

– Он так сказал?

У Роджера засияли глаза.

– Зачем тебе идти в ученики к часовщику, если под носом такая мастерская? – спросил его прадед.

– Мне не хочется быть плотником, – ответил ему Роджер.

– Ой, ой, ты несешь настоящую чепуху!

– Когда придет его время, Роджер сам выберет себе профессию, – заявила Бет.

– Бог ты мой, – сказал Джесс. – Со мной все было по-другому. Ты заставила меня стать плотником, нравилось мне это или нет!

Он, улыбаясь, посмотрел на Бет, проходившую в этот момент мимо него.

– Жена, ты сделала именно так и не отрицай, пожалуйста!

Бетони, глядя на мать и отца, увидела, как между ними пролетела искорка. На лице матери можно было заметить некоторое недовольство. После того как Бетони осталась одна с отцом, она начала расспрашивать его об этом.

– Кем бы ты стал, если бы не работал плотником?

– Работал бы на ферме.

– Почему ты делаешь все, как говорит тебе мать?

– Обычно она знает, что для нас лучше, вот почему.

– Ты же мужчина. Ты не должен постоянно поддаваться ей. Наша мать очень любит командовать.

– Я знаю еще кое-кого с таким же характером.

– Это не я! Это не я!

– Нет, это ты, моя птичка. Ты – такая же, как твоя мать. В вас говорит кровь Тьюков.

– Тогда мне хотелось бы быть Изард.

– Но ты не стала бы такой умницей, а была бы похожа на меня, – ответил ей Джесс.

Бетони начала горячо все отрицать, но в глубине души она понимала, что отец прав.

Она знала, что у нее был темперамент и ум матери.

* * *

Не так легко было полюбить Тома. Он был такой чудной и вел себя как-то непонятно, например, воровал соль со стола.

Бетони сидела в своем углу на кухне. Мать и бабушка копошились в кладовке, расправляясь с муравьями, от них последнее время прямо житья не было. Стол в кухне был накрыт для обеда. На печи тушилось баранье жаркое.

Бетони сидела тихо, когда вошел Том и внимательно посмотрел на стол. Том не знал, что Бетони тут рядом, в своем укромном уголку.

Это была суббота, когда девочки убирались у себя в спальне. Том посмотрел на стол, потом прислушался, наклонив вбок голову, к шуму в кладовке. Потом он вытащил из кармана маленькую коробочку, насыпал туда соль из солонки и быстро вышел из комнаты. Двигался он очень тихо, хотя на ногах его были башмаки с подковками.

Бетони пошла за ним. Она стояла в сыроварне и смотрела на него через окно. Том пересек двор и вошел под навес для повозок, забрался на колесо и спрятал коробочку в отверстие в балке навеса. Потом вышел оттуда и пошел в огород. Там остальные ребята подравнивали живую изгородь. Бетони пошла под навес. Ей нужно было все узнать и увидеть. Но узнавать было нечего. Она не разгадала секрет Тома. В балке лежала обычная коробочка с обычной солью.

На следующее утро, перед тем, как идти в церковь, Бетони увидела, как Том пошел под навес. Он вытащил коробочку, заглянул внутрь и положил ее обратно. Бетони тихо стояла у него за спиной. Она увидела, как он побледнел, когда повернулся и увидел Бетони.

– Это соль, – сказала она. – Я видела, как ты брал ее со стола.

Том молча стоял, заложив руки в карманы и глядя в пространство.

– Почему соль? – спросила его Бетони. – Зачем она тебе? Для чего?

– Ни для чего, – пробормотал Том и отошел от нее. Вечером коробочка исчезла, и Бетони ее больше не видела.

Как-то вечером, когда ребята возвратились домой после катания, было видно, что им здорово досталось. Пальто Дики было разорвано по шву. У других мальчиков грязные, в синяках лица. И даже Дженни, всегда такая аккуратная, потеряла ленточку из косички.

– Я ненавижу Пруди Грин, – сказал малыш Дики. – Она обзывается. Она назвала меня кругломордым.

– С чего все началось? Почему вы стали ссориться? – спросила их мать. – Кто начал – ты или Пруди Грин?

– Начал Арчи Слютон. Он говорил гадости о нашем Томе, – ответила ей Дженни. Потом перехватила взгляд Уильяма и замолчала.

– Так, ребята, все идите в сарай и поиграйте там. Я хочу поговорить с Томом. Иди и ты, Бетони.

– Я не пойду, – запротестовала Бетони. – Я делаю домашнее задание.

– Делай, как тебе говорят, – приказала мать.

Бетони пришлось отправиться в сарай вместе с остальными. Все собрались в кружок, грея руки от фонаря, поставленного посредине.

– Ну, что у вас за секреты?

– Не говорите ей, – предупредил Уильям. – Она все выместит на Томе.

– Нет, я не стану этого делать. Хотите я поклянусь на Библии.

– Хорошо, ты все равно все услышишь рано или поздно от ребят в школе.

– Так в чем дело? Скажите же мне.

– Скорее всего, Том – незаконнорожденный, – сказала ей Дженни. – Об этом болтает Арчи Слютон и Тибби Ловаж.

Бетони вздрогнула и поближе протянула руки к фонарю.

– Боже мой, а что еще?

– Говорят и еще о всяких ужасах, – продолжал Уильям.

– Например, что отец Тома был убийцей и убил мать Тома в доме недалеко от кузни. Туда пришли люди, они колотили в кастрюли и горшки, а потом появился полицейский и повесил его на дереве.

– Я не верю этому, – сказала Бетони.

– И я тоже, – поддержала ее Дженни. Том вошел в сарай, и они все встали.

– Что сказала мама? – спросил его Уильям. – Она подтвердила, что твой отец был убийцей?

– Да, – ответил Том.

– Наверное, у него помутился разум, – прошептала Дженни. – Как это случилось с Мейзи Морган.

Том ничего не ответил, просто слегка пожал плечами. Бетони подняла фонарь повыше, чтобы видеть его лицо.

– Тебе не все равно, что твой отец убил твою мать и потом его повесили за это?

– Нет, – ответил Том. – Меня это не касается.

– Ты ничего не испытываешь?

– Нет, ничего.

– Я так и знала. Ты словно выточен из камня. Бетони, не забывай о своем обещании, – сказал ей Уильям.

– Я не собираюсь его мучить. Я и так потеряла слишком много времени, поэтому пойду на кухню – греться.

Но и на следующий день Бетони не могла позабыть об этой новости. Она попыталась застать Тома одного.

– Что ты чувствуешь, зная, что ты незаконнорожденный? – спросила она его как-то, перехватив его в конюшне. – Тебе самому не противно? К тому же ты еще и сын убийцы? Тебе не снятся кошмары?

Том ей ничего не ответил, он просто прошел мимо нее, направляясь на пастбище.

– Я не стану тебя мучить, – крикнула Бетони. – Мне только хочется знать, что ты испытываешь, вот и все! Если ты со мной поделишься, я стану тебе сочувствовать.

Том продолжал молчать.

– Тебе больно? – не отставала Бетони. – Ты винишь в чем-то Бога?

Том пошел быстрее. У него под ногами хрустела земля и замерзшие стебли травы. Он хотел побыстрее отделаться от Бетони и выйти в поле.

– Ты ведешь себя как дурак, – закричала она ему вслед. – Ты всегда отступаешь в сторону, чтобы не стоять у меня на пути. Это не может продолжаться вечно.

Кажется, она ошибалась. Для Тома вечность ничего не значила. Он мог находиться наедине сам с собой часами, особенно если таким образом мог избавиться от Бетони. Сложились уже свои правила поведения, которые Том, судя по всему, не собирался менять.

Том разговаривал со всеми остальными, но только не с Бетони. Он ее просто игнорировал. Когда вся семья собиралась вместе, он старался держаться в стороне и не принимать участия в общем разговоре.

Если и это не помогало, и Бетони не оставляла его в покое, он просто шел к Бет, помогал ей кормить кур, собирать свежие яйца или сидел в коровнике и смотрел, как она доит коров. Том понимал, что рядом с Бет он в полной безопасности, как скворец, сидящий в терновнике.

До Чепсуорта нужно было пройти четыре мили, если даже выбирать короткий путь через поля. Бетони приходилось проделывать этот путь туда и обратно каждый день. Она всегда ждала того момента, когда дойдет до пересечения железной дороги в Стикингтон-Холл. Это значило, что она отшагала уже половину пути. Кроме того, по утрам здесь ее ждала Ненси Спосс. Вторую половину дороги им было веселее шагать вдвоем. Время тогда пролетало незаметно, ведь нужно было обсудить так много! По вечерам они стояли у перекрестка часами, чтобы доспорить до конца или докончить какую-нибудь историю.

Ненси, на три года старше Бетони, была одной из десяти лучших учеников, которые начали посещать среднюю школу и получали стипендию для бедных детей.

Она спокойно и обыденно рассказывала о том, как вначале их, девочек, которые учились на стипендию для бедных, в классе отделяли от остальных детей ширмой, чтобы их запах, и зараза, и их вши не распространялись среди благородных девиц.

– Теперь все по-иному, – говорила ей Ненси. – Нас теперь гораздо больше… и им просто не хватает для всех экранов и перегородок.

Сначала Ненси не понравилась Бетони. Она казалась ей слишком грубой и простой. И вела себя порой как мальчишка. У нее была плотная и приземистая фигура, грубая кожа на лице, а волосы низко росли надо лбом, и поэтому лицо казалось мрачным и угрожающим. Она сама говорила, что обладает «красотой ослицы». Но под этим низким лбом скрывался острый логический ум. Она всегда держала себя в руках и была полна энергии и живости, к тому же обладала хорошим воображением. Ненси была милым человеком, и Бетони крепко подружилась с ней.

Ненси лучше всех училась в школе по всем предметам, в том числе хорошо успевала в английском. В пятнадцать лет она организовала в школе дискуссионный клуб, на заседаниях которого обсуждались вопросы обязательного религиозного обучения, различные научные эксперименты и борьба женщин за равные права с мужчинами. Участие принимали и ученики, и учителя. Ненси четко знала, чего хочет добиться в жизни. Она стремилась получить научную степень в Кембридже, дальше заниматься химией и еще принимать участие в. политической жизни страны.

Несмотря на свои амбиции, Ненси двумя ногами стояла на земле. Ее родители были бедны, и на первом месте у нее всегда была семья. Отец работал на железной дороге, а мать занималась стиркой белья для людей. Если отец болел, а это случалось довольно часто, то Ненси подрабатывала в Чепсуорт-Парке – полола, сажала рассаду и т. д.

Если заболевала мать, то Ненси пропускала школу и стирала вместо нее. У нее всегда находилось время, чтобы помочь своим братьям, которые хотели стать служащими на железной дороге.

Пару раз во время каникул Ненси проводила время в Коббсе. Ее интересовало абсолютно все – старые здания, изделия, которые выходили из-под рук мастеров, – все эти столы, стулья и всякий инвентарь, сами работники. Но кто ее совершенно заинтриговал, так это Том.

– Он постоянно один, в стороне… У вас такая большая и сплоченная семья, а он как-то поодаль. И никогда с тобой не разговаривает. Почему?

– Когда он только очутился у нас, я плохо к нему отнеслась. Я была очень жестока. Только теперь я все поняла. Иногда мне так стыдно за это.

– Конечно, ты должна стыдиться! – воскликнула Ненси.

– Правда, я такая гадкая! – воскликнула Бетони. – В моем характере собрались все черты, которые мне противны! Ты понимаешь? Мне неприятны все черты моего характера.

– Ах ты, бедная малышка, – насмешливо заметила Ненси.

– У человека может поменяться характер?

– Ну, если очень сильно этого захотеть, то можно достичь просто чудес. Но ты-то на самом деле совсем не хочешь меняться. Разве не так? Тебе ведь наплевать на остальных людей. Ты их в упор не видишь, разве что в связи с самой собой.

– Благодарю. Я иногда спрашиваю себя, почему я дружу с тобой.

– Я – твоя совесть, – ответила ей Ненси.

Когда Ненси окончила учебу в школе и отправилась в Кембридж, для Бетони это был просто удар. Мир опустел, потому что на все она смотрела глазами Ненси, оказывается, у нее вообще не было собственного мнения. Да, она хорошо училась, но своих взглядов у нее не было, и ей было достаточно разговоров с Ненси, чтобы на их основе вырабатывать свое отношение к людям. Другие девочки после Ненси показались ей такими скучными. Но хуже всего было то, что она боялась, что сама напоминает этих девочек. Со временем у нее появились новые друзья, но никогда больше не было такой подруги, как Ненси.

* * *

Как-то летом она повстречала Джеффри Денвилла. Он пришел в Холт за книгами для своего отца. И они остановились поболтать. Мимо них прошел поезд. Ненси называла его «Медленный Поезд Отсюда Туда».

Джеффри заметил, что поезд запаздывает. После этого он каждый вечер приходил, чтобы погулять с Бетони по старой дороге и поговорить о том, о сем. Бетони уже исполнилось пятнадцать лет, Джеффри был старше на полтора года. Мать Джеффри состояла в родстве с мистером Чампли из Чепсуорт-Парка, у отца был приход в Вуди-Лейтон. Бетони казалось, что Джеффри самый красивый мальчик на свете – высокий, стройный, с волосами прекрасного темно-русого цвета с рыжеватым оттенком. Черты лица тонкие и приятные. Даже имя его казалось ей верхом аристократизма. Похоже, что Джеффри и сам так думал.

Джеффри открыл для нее совершенно новый мир – мир огромных гостиных с персидскими коврами на полу, где каждый день пользовались посудой из вустерского фарфора, а священники в шелковых одеяниях с торжественными и серьезными лицами вели беседы, как лучше справляться со своими святыми обязанностями. А их жены грациозно передвигались из сада в гостиную, потом на площадку для крокета. Там она узнала много интересного, например, что молодой виконт с трудом мог нацарапать свое имя и почему дочка дьякона стала жить в Чешире.

Бетони ужасно хотелось познакомить с Джеффри своих братьев и сестру, ей хотелось похвастаться своим новым, таким необычным знакомым.

Но когда Джеффри пожаловал в Коббс, его визит прошел совсем не так, как представляла себе Бетони.

Беды начались, когда они повели его по саду-огороду. Джеффри вляпался прямо в свежую коровью лепешку. То, как он расстроился и как тщетно пытался отчистить свою обувь, подействовало на ребят как удар грома. Они все просто онемели.

А потом они развеселились и засыпали Джеффри предложениями: Уильям, например, предложил позаимствовать у бабушки ее ботинки, с резиночками по бокам. Роджер прикатил тачку, чтобы с почетом повезти на ней Джеффри. Дженни все время выбегала вперед и сверхстарательно фартуком старалась стряхнуть с лица и одежды Джеффри брызги жидкого навоза.

– Боюсь, что вы считаете меня чистюлей, – сказал Джеффри, обороняясь от напора Дженни и от ее порхающего фартука.

– Бог ты мой, нет, – уверяла его Дженни, – просто у вас нервы не в порядке!

– Разве коровы не срут в Вуди-Лейтене? – спросил его Уильям.

– Только не в нашем дворе.

– Тогда вы, наверное, не выращиваете ревень? – продолжал приставать к нему Уильям.

– Боюсь, что нет.

– Что вы все время говорите «боюсь» да «боюсь»! Чего вы так боитесь?

– Это всего лишь привычное выражение.

– Ах, выражение.

Уильям торжественно кивнул головой, высокомерно поглядывая на окружавших их ребят.

– Да, просто выражение. Боюсь, что это так!

– Прекрати, – скомандовала Бетони, ущипнув Уильяма за руку. – Ты что, не умеешь себя вести, когда приходят гости?