Текст книги "Начало"
Автор книги: Мэри Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Записка, – сказала Гуди. – Поднимите ее и прочитайте, что там написано.
Гуди держала ребенка на руках и начала растирать ему ножки и ручки.
– Ну, Джесс? Что написал нам Кит Меддокс? Каково его последнее желание? Читай скорее!
Джесс нахмурился, но ничего не смог разобрать. Он передал записку Бет. Та поднесла ее к лампе, чтобы было легче разбирать каракули Кита.
– Здесь написано о ребенке. «Мой сын не должен жить в казенном заведении!»
– Конечно, нет! – воскликнула Гуди. – Еще чего, детский дом! Он его доверил нам, и ребенок останется с нами! Иначе мое имя не Гуди Изард! Эй, Джесс, подогрей молоко. Мне кажется, малыш понемногу приходит в себя.
Ребенок открыл глаза. Он открывал их медленно и с трудом, потому что на веках запекся гной. От света он снова прикрыл глаза, и прижался лицом к груди Гуди. Но потом перевернулся и прижался к ее рукам, поводя вокруг затуманенными глазами.
– Конечно, он совершенно пьян, – сказала Гуди. Она взяла чашку теплого молока и поднесла ее к губам мальчика.
– Нужно выпить молока, и тогда этот яд перестанет действовать на тебя.
Гуди сняла с него рубашку, кофточку и пеленку, которая была обвязана вокруг его тельца. Все было очень грязным и в следах крови от множественных укусов блох.
И кожа тоже была в пятнах. Гуди с отвращением скрутила одежду в комок и бросила все в огонь. Джесс принес теплой воды, кусок мыла и мягкие тряпочки. Бет – детскую одежду, а Кейт – льняное масло.
Гуди осторожно и тщательно вымыла лицо малыша, волосы, тело и тоненькие ручки и ножки. Потом вытерла его, смазала маслом и переодела в чистую теплую одежду. Все это время он молчал и был спокоен. Его тельце было таким вялым в руках Гуди. Но лицо немного порозовело, и он спокойно сидел у Гуди на коленях перед ярким огнем. Глаза перестали быть такими мутными. Он внимательно следил за тем, что с ним делала Гуди.
Его взгляд, как бы исподлобья, напоминал взгляд грустного снеговика: в глазах не чувствовалось живости, они были, как черные угольки. Мальчик ничего не ждал от жизни, но тем не менее за всем внимательно наблюдал. Казалось, что он хранил все сведения, даже не понимая их!
– Мы оставим его у себя? – спросил Джесс. – И станем воспитывать вместе с нашими детьми?
– Нет, – сказала Гуди. – У вас уже есть своих трое детей. Вам не нужны еще дети. Этот бедный малыш пойдет со мной, чтобы мне не было скучно в старом Пайк-Хаузе.
– Боже мой, – сказала Кейт. – Тебе в твоем возрасте будет трудно растить ребенка.
– А тебе позволят оставить его у себя? – спросил ее Джесс.
– Я попрошу, чтобы священник Чанс замолвил за меня словечко. Он во всем разберется.
– Вот и хорошо, – сказала Бет, улыбаясь Гуди, которая укачивала мальчика.
– Как его зовут? – спросила Гуди.
– Боже, – сказал Джесс. – Мне кажется, я никогда не слышал его имени.
– Я тоже, – вмешался дед Тьюк. – Кит Меддокс постоянно говорил о нем – «Проклятое отродье!» Вот и все. Я знаю, когда пастор Уиздом приходил к ним в марте, чтобы спросить Кита и ту женщину о том, когда же они собираются крестить мальчика, они смеялись прямо ему в лицо. Они сказали, что еще не решили, как его назвать.
Гуди была поражена. Она прижала к себе малыша и нежно укачивала его. Ее загорелое в морщинках лицо было сердитым и возмущенным. Ребенку уже год, а у него все еще нет имени! Даже кошке и собаке дают какие-нибудь клички! За всю свою жизнь она не слышала ничего подобного. Так себя христиане не ведут! Нет, нет! Потом она успокоилась.
– Я завтра же утром отправлюсь к мистеру Чансу и мы быстро окрестим мальчика. – Я назову его Томас в честь моего умершего брата, – сказала им Гуди. – Томас был прекрасным человеком, и это имя принесет счастье мальчику! Может быть малыш забудет о всех мученьях, которые ему пришлось перенести.
Когда Бетони было четыре с половиной года, ее никак не могли отыскать ни в доме, ни в саду. Ее искали в огороде, в близлежащих полях и во дворе рядом с мастерской. Бет решила, что девочка могла выйти на дорогу. Джесс был в ужасе от мысли, что малышка могла упасть в Деррент. Он пробежал вдоль речки до самой деревни и внимательно смотрел в воду. Но с Бетони все было в порядке. Она стояла с толпой людей на пустыре и смотрела, как маршируют солдаты.
В это лето шла война в Южной Африке. Взвод направлялся на юг страны.
По дороге сержант вербовал солдат в окрестных деревнях. Бетони, увлекаемая звуками барабана, дошла вместе с ними до самого пустыря. Когда Джесс подошел к ней, она не обратила на него никакого внимания. Девчушка просто пожирала глазами высокого сержанта и марширующих солдат. Она была в восторге от маленького барабанщика в красном шлеме и с красным поясом. Джесс взял ее на руки и остался вместе с ней, чтобы посмотреть на солдат.
Прозвучала последняя команда, и прекратились удары барабана. Солдаты по четыре в ряд стояли «вольно» на траве. Сержант повернулся к толпе и остановил свой взгляд на Джессе.
– О! Нам нужны такие солдаты!
– Что? – переспросил Джесс. У него сильно покраснело лицо. – Бог ты мой, какой из меня солдат!
– Но ты же уважаешь нашу королеву и нашу страну, парень?
– Да, конечно, но…
– Джесс не может стать солдатом, – сказал Оливер Рай. – Он хромает.
– А, тогда все понятно! Ты нам не нужен. Хромые парни не могут стать солдатами.
Сержант снова начал подыскивать добровольцев. Ему были нужны молодые, здоровые ребята. В этот момент старик доктор Меллоу, который когда-то преподавал в Оксфорде, но теперь жил как бродяжка на пустыре в Хантлипе, пробрался вперед и начал говорить громким и красивым голосом.
– Почему люди, хромые они или нет, должны участвовать в войне, которая не имеет к ним ни малейшего отношения?! Эту войну вообще нельзя было развязывать.
– Почему? – спросил у него сержант. – Каждый человек в Англии хочет защитить свои интересы от воришек-буров!
– Чьи-чьи интересы? – спросил доктор и повернулся к Метти Мейкпис, который стоял рядом с ним. – У тебя есть золотоносная шахта в провинции Кейп?
– Нет, если только мой дядюшка Артур не умер и не оставил мне шахту в наследство, – ответил Метти. – Но, полагаю, это не так, потому что он собирался ехать в эту, как ее – Аргунтину, что ли. Мне так кажется, что он отправился именно туда!
– А ты? – продолжал доктор, поворачиваясь к старику Марку Джервесу. Тот занимался тем, что дробил камни для починки дороги. – У тебя есть алмазные копи в Кимберли?
– Теперь нет, – грустно ответил ему Марк. – Мне пришлось ее продать, чтобы заплатить за починку сапогов!
– Тогда, сержант, чьи интересы должны защищать мужчины из этой деревни? А?
– Сэр, интересы Англии – это мои и ваши интересы, – ответил ему сержант. Он здорово разозлился. – Богатство страны – наше богатство!
– Богатство! – закричал Билли Ретчет. – Ха, тут собрались одни бедняки!
– Это те, у кого есть золотые рудники, должны идти на войну! Это они заинтересованы в этом. Им нужно их сохранить! Но не за счет наших парней!
Толпа радостно оживилась. Парочка женщин начала ругать сержанта. Тот быстро развернулся и отдал команду. Солдаты встали по стойке смирно, потом все повернулись направо по четыре в ряд. Барабанщик поднял палочки. Они почти касались его носа, и сержант крикнул, обращаясь к толпе.
– Я никогда не думал, что в Англии найдется деревня, которая не захочет выполнить свой долг перед родиной.
– Убирайтесь, – крикнула Энни Уилкс. – Мой старший сын сражается там с самого начала войны!
– И мой мальчик Дейв, – сказала Квини Ловаж.
– И мои два парня. И много других ребят, – сказал старый Джим Минчин.
– Тогда я надеюсь, что они не погибнут из-за того, что дома им никто не захотел помочь, – сказал сержант. После его слов воцарилась тишина, он повернулся к барабанщику и подал сигнал. Тот начал барабанить, и солдаты красиво зашагали прочь.
Джесс вышел из толпы, поставил Бетони на землю, взял ее за руку и направился домой. Но девочка не желала уходить. Она смотрела на солдат, и когда те исчезли из виду, начала рыдать.
– Ушли, – кричала она, захлебываясь от слез. – Солдаты ушли!
– Да, они ушли, – ответил ей Джесс.
Он присел на корточки и притянул девочку к себе.
– Они же не могут оставаться на пустыре все время, так?
– Я тоже хочу пойти с ними.
– Ты хочешь уйти и оставить одного твоего бедного папочку?
– Нет, – Бетони зарыдала еще сильнее, буквально давясь всхлипами.
– Боже, мой цветочек, – сказал Джесс. – Ты не должна так горько плакать. Посмотри на скворушку, который смотрит на тебя из огорода миссис Мерри.
– Не хочу!
– Очень жаль, потому что ты никогда раньше не видела розового скворца. И он так гордо сидит на ветке.
– Розовый? – спросила Бетони. Она забыла, что ей нужно продолжать рыдать и капризничать.
– Где он, этот розовый скворушка?
– Да вот он сидит на сирени. Ой, как жаль! Улетел. Он правда был розовый?
– Розовый, как поросенок, – сказал Джесс, утирая ей глаза кончиком фартука. – У него на носу еще были крошечные очки, чтобы лучше рассмотреть тебя.
– Нет, так не бывает! – крикнула Бетони и стукнула маленьким кулачком по груди Джесса. – Это все неправда!
– Откуда ты знаешь, если ты его не видела? Я могу с тобой поспорить, что розовый скворец полетел в Коббс. Он направился прямо туда. Когда мы вернемся домой, он будет сидеть на крыше мастерской. Вот увидишь!
Через несколько дней Бетони опять пропала. На этот раз Джесс нашел ее в школе. На коленях у нее лежала грифельная доска, в руках был кусочек мела, а на лице выражение экстаза. Она со скрипом рисовала на доске какую-то закорючку, а ей помогала восьмилетняя Агата Менс. При виде Джесса Бетони нахмурилась и ногами крепко обвила ножки стула. Мисс Лайкнесс предложила Джессу, чтобы Бетони осталась, и Джессу пришлось согласиться, хотя у него были кое-какие сомнения на этот счет.
Бетони четыре с половиной года. В классе были дети младше ее, но Джесса душила жалость: совсем еще крошка, а уже ходит в школу. У нее уже начиналась своя собственная жизнь. Джесс чувствовал, что теряет свое дитя, и в скором будущем она сильно переменится.
Обычно он удирал из дома и шел встретить Бетони, когда она шла через поля. Каждый раз он ждал, что ему навстречу выйдет маленькая незнакомка. Но Бетони, хоть ей и нравилась ее новая жизнь, не отдалялась от него. Она делилась с ним своей радостью и неудачами – щебетала, как птичка, пока они шествовали к дому.
– Боже ты мой, – обычно говорил ей Джесс. – Ты так рассказываешь о школе, как будто ходишь туда на праздник. Мне даже захотелось снова сесть за парту!
Привычка встречать дочь оставалась с ним долго. Даже после того, как Джесс перестал за нее волноваться, он все равно выходил ей навстречу. Им обоим нравилось, что все это время они принадлежали только друг другу. Тропинка через поля Энстера напоминала им о разных событиях, которые случались в их жизни или которые они обсуждали между собой.
Вот здесь, у приступок, сооруженных, чтобы перейти через забор у домика Томми Треннема, Джесс рассказал Бетони, что у них родился Роджер. Вот здесь, у березовой рощицы, он вытащил ее из сугроба, который неожиданно намело во время внезапного снегопада в апреле 1901 года! Здесь, в поле под названием «Большое», они набрели на кобылу Флаунс, которая рожала жеребенка – Джингл. Они наблюдали за ними на расстоянии, сквозь дырку в живой изгороди, чтобы не беспокоить кобылу. Вот здесь, среди зарослей баранчиков, Бетони рыдала у него на груди, после того как поссорилась с тремя ребятами из Мидденинга.
– Они приставали ко мне и Рози Рай, дразнили нас лисами или гончими псами, потому что мы живем в Хантлип.[4]4
То hunt – охотиться (англ.).
[Закрыть]
– Ну, и почему ты так расстраиваешься? – спросил ее отец. – Когда я был мальчишкой, ребята из Мидденинга говорили то же самое и про нас. Так уж повелось издавна. В школе всегда кого-нибудь дразнят, и не следует давать себя в обиду! Зато ребята из Хантлипа говорили, что от детей из Мидденинга воняет навозом![5]5
Midden – навоз (англ.).
[Закрыть]
– Да, я теперь знаю, Рози сказала это Либби Поттен.
– Ну вот, уже легче. Вот вы и квиты. Тебе не из-за чего расстраиваться. Не принимай все так близко к сердцу. Послушай, я вспоминаю, что для всех деревень вокруг существуют свои дразнилки. Например, деревня Блегг – «в деревне Блегг все ходят в лохмотьях». Так мы их дразнили. Про Хортон мы обычно говорили – «все, кто живет в Хортоне, немного «ку-ку», поэтому они отправились и купили кота в мешке».
Бетони рассмеялась, ее печали рассеялись, как туман. Они шли домой и продолжали разговор.
– Расскажи мне еще, – просила она отца, прыгая вокруг него, чтобы не вляпаться в коровьи лепешки. – Что вы еще говорили?
– Ну, есть еще Истери, я родился неподалеку. Это очень маленькое местечко и поэтому все говорили «все пожитки людей из Истери могут уместиться под копной».
– Еще! Еще!
– Ну, город Чепсуорт, там делают горчицу и все считают, что там живут глупые люди, поэтому когда мы встречали кого-то из Чепсуорта, то обычно спрашивали, кто у них дует на горчицу, чтобы та не была такой жгучей и острой.
– Это тоже дразнилка? – спросила его Бетони.
– Конечно, чтобы подразнить и позлить человека. Похожая прибаутка о людях Скарне – говорят, что они, чтобы снять с веток груши, просто срубают само дерево.
– Еще! Еще!
– Боже, – сказал Джесс. – Я уже больше ничего не помню!
– Расскажи мне о Кеплтоне, Спрингзе. И обо всех местах, которые находятся там, за холмами.
– Не знаю, – сказал ей Джесс. – Я нигде не был дальше Скарне.
По мере того как Бетони подрастала, ей всегда хотелось знать, что находится там, за холмами, или за рекой, или в конце длинной дороги. Она увязывалась с Джессом повсюду: они ездили в Порше, чтобы забрать лес, на фермы, чтобы отвезти туда готовые ворота и штакетник для заборов, в Чепсуорт – купить гвозди, петли или инструменты. Но она никогда не просилась в поездку со своим прадедом Тьюком, хотя у того были дела в более отдаленных и интересных местах. Бетони желала путешествовать только со своим отцом. Без него ей было путешествие не в путешествие! Джесс всегда поражало и умиляло, что его худенькая, норовистая и умненькая девочка с ее острым язычком предпочитала его компанию любому другому человеку в мире!
– Если я буду шагать, шагать и шагать… то куда я в конце концов могу прийти?
– Ну, это зависит от того, в какую сторону ты пойдешь.
– Конечно, на юг! Никто никогда не отправляется на север, – ответила ему Бетони.
– Тогда ты придешь в Глостершир, – ответил ей Джесс.
– А после этого?
– В Уилтшир.
– А после этого?
– Если ты все еще будешь идти и нигде не остановишься?
– Да, так куда я приду?
– Об этом лучше знают в школе.
– Но сейчас каникулы, – заметила Бетони. – И потом, я все равно спрашиваю у тебя.
– Да, я понимаю, я надел сейчас на себя «умный» колпак, чтобы он помог мне думать.
– Ты что, ничего не знаешь? – удивилась Бетони. В ее голосе послышалось возмущение. – Ты что, не знаешь, что будет за Уилтширом?
– Дорсет! – радостно вспомнил Джесс. – Вот куда ты прибудешь! Цветочек мой, тебе следует быть осторожнее, ведь если ты будешь шагать с такой скоростью, то можешь оказаться прямо в море.
– В море? Но мы еще даже не добрались до Лондона!
– Да-а-а, ты права. Мы, действительно, еще не добрались до Лондона.
– Ну и где он? – спросила дочь, нахмурившись.
– Я не знаю. Где-то там. Тебе нужно спросить об этом твою мать.
– Море очень большое? – продолжала расспросы Бетони.
– Да, – сказал Джесс. – Большое, все говорят, что оно огромное.
– Оно больше, чем пруд Слингз?
– Конечно, пруд по сравнению с морем – просто лужа!
– Ты когда-нибудь плавал на корабле?
– Нет, и не хочу, – ответил ей Джесс.
– Но ты видел море?
– Видел ли я море? Ну, как тебе сказать.
– Ты его видел или нет?
– Нет, – сказал отец. – Но мне кажется, что твоя мать видела море. Ты должна спросить ее об этом. Она тебе все расскажет.
Но Бетони редко разговаривала с матерью. Она предпочитала беседовать с отцом, даже если его ответы не удовлетворяли ее.
Когда и остальные дети пошли в школу, он все реже и реже стал встречать их. У них была своя компания, и они в нем уже не нуждались. Поэтому Джесс ходил только в редких случаях, когда им овладевало неотступное желание увидеть поскорее своих ребят.
Дженни была на год моложе Бетони и долгое время оставалась ее тенью. У нее не было ни своих мыслей, ни желаний. Она была отражением Бетони, как луна является отражением света солнца. Но позже, когда Бетони проявила себя настоящим диктатором, Дженни отошла от нее и примкнула к Уильяму. Джесс видел, что происходит, и боялся, что Бетони будет страдать, ведь она реагировала так остро, все принимала так близко к сердцу. Совсем не похожа на обычных детей. Но Джессу не следовало беспокоиться, потому что младшие, хотя они и были все вместе и организовали свою группу из четырех человек, все равно считали Бетони своим предводителем. Они были похожи на маленькие стебельки, которые склонялись перед главным и большим стеблем, стоявшим посредине них.
Они собрались в группу, потому что их союз давал им силу, и еще потому, что они были одной крови, а Бетони сильно отличалась от них. Но она все равно могла их направлять в нужном ей направлении, защищать их, помогать осваивать школьную премудрость и даже иногда командовать ими во время игр. Только когда она слишком уж увлекалась ролью командира, тогда они покидали ее. Просто покидали и все, ожидая, когда она остынет и успокоится. Они почти никогда не были к ней несправедливы и не злились на нее.
Как-то зимой, в субботу, когда стояла противная мокрая погода, Джесс работал в мастерской и делал гроб. Он отвлекся от работы и увидел, что за ним напряженно, с бледным лицом наблюдает Бетони.
– Я не хочу, чтобы ты делал гробы.
– Кому-то нужно заниматься и этим, – ответил ей отец.
– Не ты! Только не ты! Обещай, что никогда больше не станешь делать гробы.
– Я не могу обещать тебе этого, – сказал он ей с улыбкой.
– Ты должен мне это обещать! – потребовала Бетони. Она повторяла это с таким нажимом, что у нее стал грубым голос.
– Ты мне должен обещать это! Ты должен!
– Нет, я не могу, – еще раз повторил Джесс. – Цветочек мой, ты не должна так со мной разговаривать.
Бетони развернулась и выбежала из мастерской, но через некоторое время вернулась туда со своими братьями и сестрой, как раз тогда, когда Джесс прибирал в мастерской. Она подвела всех к готовому гробу, который стоял у стены.
– Все посмотрите сюда! – приказала она. – Это для бедной мисс Шарпи. Она умерла в своем домике в Блегге. Они крепко-накрепко забьют ее там гвоздями и опустят в могилу, чтобы там ее съели червяки и разные жуки.
Дики, самый младший, начал плакать.
– Это еще не все, – заявила Бетони. – Подождите, я покажу вам еще кое-что.
Она схватила Дики за руку и потащила его с собой, подгоняя остальных ребят.
– Куда ты их тащишь? – спросил ее Джесс, преграждая путь.
– Показать им яму, которую вырыли для миссис Шарпи.
– Нет, вам там нечего делать! – сказал Джесс и заставил Бетони, чтобы она отпустила ручку малыша Дики.
Он отослал детей обратно в дом. Потом обнял Бетони и посадил ее на рабочий стол.
– Цветочек мой, тебе не стыдно, что ты так перепугала своих младших братишек и сестру?
– Нет! Мне совсем не стыдно.
– И тебе не жаль, что Дики так сильно плакал?
– Нет!
– Ну что ж, тогда мне стыдно за тебя. Большая девочка, тебе уже девять лет, и ты так пугаешь нашего малыша Дики… Я даже не могу тебе передать, как мне стыдно за тебя!
– А мне все равно – стыдно тебе или нет!
– Вот как? Бетони, тебе лучше уйти отсюда, потому что когда ты себя ведешь таким образом, я тебя не люблю. Не люблю совсем, ну ни капельки! Я лучше стану любить какую-нибудь чужую девочку!
Он продолжал прибираться, взял в руки щетку и начал сметать стружки. Он видел, что Бетони не сдвинулась с того места, куда он ее посадил. Она положила руки на колени, опустила голову так, что подбородок плотно прижался к груди. Джесс видел, что остатки ее протеста и возмущения все еще гнездились в плотно сжатых губах и раздутых ноздрях.
– Ты все еще не ушла? – пораженно поинтересовался Джесс у дочери. – Ну и напрасно, ты же знаешь, что мое слово крепко – я не люблю тебя, когда ты так капризничаешь. В чем дело? Тебе помочь сойти вниз?
Он вытянул вперед руки, пока не прикасаясь к девочке. Он ждал, когда она сдвинется с места. Когда Бетони увидела его руки, протянутые к ней, она начала рыдать. Губы задрожали, глаза распахнулись и потом плотно закрылись. Она стала такой маленькой. Бетони крепко прижалась к отцу, и ее руки обхватили его за шею.
– Ну, ну, не нужно плакать! – бормотал Джесс. Он начал укачивать ее, как маленького ребенка. – Твой отец любит тебя! Он любит тебя больше всего на свете!
Он поднял ее на руки и начал носить по мастерской. Он хотел, чтобы ее боль перешла к нему, потому что чувствовал себя виноватым. Это ему нужно страдать, и у него должно разбиться от боли сердце.
– Ну, ну. Все кончено, все, все… Мы понимаем друг друга, ты и я. Перестань плакать, иначе кто-нибудь увидит нас в слезах, перестань, ладно?
Причина жуткого горя была почти забыта. Он только желал успокоить свое дитя, чтобы ее синие глаза опять сияли радостью и перестали литься горючие слезы. И так было почти всегда, когда у них возникали небольшие ссоры.
Джесс понимал, что совершил грех, заявив, что не любит свое дитя. Ему еще долго было мучительно стыдно. Но всегда, когда она начинала капризничать, гордо откидывать назад голову и пытаться грубить и настаивать на своем, Джесс почти никогда не мог удержаться, чтобы снова не впасть в тот же самый темный грех. Ему хотелось согнуть ее, поколебать ее уверенность, чтобы она стала еще крепче связана с ним, как это было, когда она была совсем крошкой. Он произносил слова: «Я тебя не люблю!» И снова Бетони возвращалась к нему, рыдая; как крохотное дитя, она была в его объятиях, и снова после этого он испытывал чувство вины.
По воскресеньям, раз или два раза в месяц, Джесс ездил навестить Гуди. Он возил ей джемы и мед от Бет. Обычно он брал с собой свои инструменты, чтобы что-то починить в Пайк-Хаузе. Иногда вместе с ним в Пайк-Хауз ездила Бетони.
Когда она была совсем маленькой, Бетони очень любила Пайк-Хауз, потому что домик был таким крохотным. Ей нравилось забираться наверх по крутой лестнице, нравились маленькие окошки, куда заглядывали ветви вязов. Там, в Пайк-Хаузе, весной можно было видеть, как воробьи воровали солому с крыши, а ласточки строили гнезда под ее скатом. Ей также нравилась странная форма дома, когда в тупик выходили два скошенных угла, а в маленькой нише в стене раньше висела доска с объявлением, что пора платить пошлину за проезд по этой дороге.
– Почему люди должны были платить за проезд?
– Потому что дорога принадлежала мистеру Леннему, а ему были нужны деньги, чтобы содержать дорогу в порядке, – ответил ей Джесс.
– Почему сейчас никто ничего не платит?
– Построили новую дорогу, которая идет через Холлоус, и теперь почти никто не пользуется этой дорогой.
– Сколько нужно было платить за повозку с пони?
– Шесть пенсов, – сказал ей Джесс.
– Тогда мы заплатим… как это делали все давным-давно.
Гуди приходилось подходить к калитке. Бетони не сходила с повозки. Она делала вид, что никак не может отыскать свой кошелек, и потом делала вид, что кладет шесть пенсов в руку Гуди.
– Добрый день, миссис Изард, – строго говорила Бетони. – Какая сейчас прекрасная погода. Надеюсь, ваш щавель растет хорошо?
Бетони нравился садик и огород в Пайк-Хаузе. Там так чудесно пахли разные душистые травки. Лаванда, розмарин, шалфей, тимьян. Все они росли между рядами гороха и бобов, моркови и кабачков. Там цвели ноготки с острым запахом и сладко пахнущий цветной горошек, росли бархатцы и розовые гвоздики, и мелисса, чьи мохнатые листья можно было растереть в руках, и начинало остро и свежо пахнуть лимоном.
Раньше, когда Джесс и Бетони навещали Гуди, Тома никогда не было дома. Когда он видел их тележку, то сразу скрывался в лесу. Гуди говорила, что так бывает всегда, кто бы ни пришел к ним. Том не желал ни с кем встречаться. У него был единственный друг – Чарли Бейли, живший в своей лачуге на пустыре Нортона. Том разговаривал с Чарли, но всегда молчал в присутствии остальных людей.
Бетони одолевало любопытство. Она не переставала спрашивать Гуди о Томе.
– Он же не твой внук, его фамилия Меддокс, а не Изард, тогда почему ты разрешаешь ему называть тебя бабушкой?
– Я усыновила Тома, – отвечала ей Гуди. – Как же ему еще меня называть?
– Он ходит в школу?
– Ну, если это можно так назвать, то он ходит в школу в Нортоне.
– Послушай, – заметил Джесс. – Гуди, ты должна заставлять его ходить в школу.
– Вы только его послушайте! И ты еще смеешь говорить мне о школе!
– Да, и посмотри на меня! Я теперь жалею, что плохо учился в школе! Очень жалею!
– С Томом все в порядке, – сказала Гуди. – Ему нравится работать на ферме вместе со мной. Он много чего знает, даже если он не все выучил по книгам.
Как-то зимой, в воскресенье, когда Джесс и Бетони ехали в Пайк-Хауз, они попали в жуткий ливень. Джесс достал плащ, и они даже не очень вымокли. При их приближении Том сорвался с места и, как обычно, отправился в лес. На нем были лишь рубашка и штаны.
– Он простудится и заболеет, – сказал Джесс Гуди. – Пусть Бетони побудет у тебя, а я поищу Тома.
Даже под прикрытием огромных сосен было холодно и мокро, дождь проникал и сквозь плотные ветви. Он барабанил по подстилке из игл, покрывавших землю. Джесс тихо шел по лесу. Он нашел мальчика, который сидел под деревом, прислонившись спиной к стволу. Дождь темными струями стекал по дереву. Том прижал колени к подбородку и обхватил себя руками. Казалось, его не волновало, что он промок с головы до ног. Влага с волос стекала прямо ему в глаза, и рубашка, как мокрая тряпка, прилипла к плечам.
Казалось, он вообще не чувствует холода, сжавшись в комок, чтобы защититься от пронизывающей влаги и промозглой погоды.
Он сидел очень тихо и даже не дрожал, глядя куда-то вдаль леса.
Когда Джесс заговорил с ним, он вскочил, как испуганный олененок, и, наверное, удрал бы, если бы Джесс не успел схватить его за руку.
– Почему ты убегаешь от меня? Я знаю тебя с тех пор, когда ты еще лежал в пеленках. Тогда ты меня не боялся. Тебе нечего вообще опасаться, ясно?
– Да, – пробормотал Том, но его рука была напряжена в руке Джесса.
– Тебе нужно пойти домой и переодеться, пока ты не простудился и не заболел.
– Нет, не хочу, мне и так удобно.
– Ну-ну! Я хотел бы от тебя услышать кое-какие новости о Чарли Бейли. Я слышал, что ты с ним дружишь. Когда я жил в Пайк-Хаузе, мы с ним тоже дружили.
– Я знаю, – ответил ему Том. – Он иногда вспоминает о вас.
Мальчик шел рядом с Джессом, и они вдвоем вернулись в Пайк-Хауз. Когда Том увидел Бетони, сидевшую на диванчике, он чуть не удрал обратно, но Гуди приказала ему идти наверх и переодеться. Потом она позвала его, и он неохотно спустился вниз. Она накинула ему на голову полотенце и заставила сесть на стул у огня, не отпуская до тех пор, пока его волосы не высохли.
Бет прислала подарки Гуди: фруктовый торт и бутылку бренди, пачку табаку и большую банку какао. Гуди сразу же приготовила детям по кружке какао. Том сгорбился на стуле, все еще замотанный полотенцем. Он держал дымящуюся кружку двумя руками и грелся о нее. При свете огня его вымытое лицо казалось очень темным, резко выделялись скулы и нос. Тени лежали на висках и подбородке, где не было даже намека на жирок. Глаза казались почти черными, и в них отражались отблески огня.
Бетони пила какао и внимательно изучала лицо Тома.
– Ты – цыган? – внезапно спросила она его.
Том не отводил взгляда от огня.
– Он что, не умеет говорить? – спросила она Джесса.
– Почему, умеет. Но он очень стеснительный. Ты должна дать ему время, чтобы привыкнуть.
– Он – цыган? Он похож на цыгана.
– Нет. Он просто очень темный.
– Сколько ему лет?
– Попробуй спросить у него об этом. Может, на этот раз он тебе ответит.
Бетони слегка наклонилась вперед, как будто она решила, что Том глухой.
– Сколько тебе лет? – громко спросила она его и, когда ответа снова не последовало, спросила еще раз:
– Ты что, не знаешь, сколько тебе лет?
– Том, – сказала Гуди спокойным голосом, – Бетони спрашивает, сколько тебе лет.
Том быстро посмотрел на Бетони.
– Девять, – пробормотал он и снова уставился на огонь.
– Ты умеешь читать и писать? – продолжала допрос Бетони.
– Это умеют все, – опять пробормотал Том. Что ты читал?
– Соломона Гранди и про Рейнарда-Лиса.
– И все? – спросила Бетони. Он ей не ответил, и она продолжала:
– Ты знаешь таблицу умножения? Умеешь складывать? Делить?
Джесс коснулся ее рукой.
– Ты просто выпаливаешь свои вопросы. Постарайся разговаривать с Томом спокойно и не допрашивай его. Попроси его, чтобы он взял тебя с собой и показал тебе, где живут барсуки, когда мы приедем сюда в следующий раз.
– Ты мне все покажешь? – спросила Бетони, еще раз наклоняясь к мальчику.
– Если хочешь, – сказал Том.
– А барсуки там будут?
– Днем ты не сможешь их увидеть.
– Тогда зачем идти? – удивилась Бетони. – Зачем куда-то тащиться, если мы не сможем там ничего увидеть. Какая глупость! Нет, правда, мне это кажется жутко глупым!
Мальчик посмотрел на нее и сразу отвел взгляд. Больше он не ответил ни на один ее вопрос.
Когда они возвращались домой, Джесс постарался все осторожно объяснить Бетони.
– Том моложе тебя, и ты можешь ему помочь преодолеть застенчивость. Разговаривай с ним почаще, но спокойнее, не дергай его.
– Мне кажется, что у него не все в порядке с головой.
– Да нет, с ним все в порядке. Он стеснителен, и немного диковат, и не привык общаться с незнакомыми людьми. Ты должна помнить, что у него нет такой семьи, как у тебя. У него есть только бабушка Изард. Но если ты захочешь, то сможешь ему помочь. Ты можешь многому его научить и стать его другом.
– Да, – сказала Бетони. Ей понравилась эта идея. – Я стану его учить и буду его другом.
После этого, когда они снова приезжали в Пайк-Хауз, Бетони старалась подружиться с Томом. Она убедила его взять ее с собой в лес, делала ему небольшие подарки – карту Великобритании, пестрый синий камешек из Деррента и конфету. Том в свою очередь подарил ей рог барана, который он подобрал на пустыре Нортона, картофель в виде фигурки человека, вырытый в огороде, и прелестное яйцо жаворонка с коричневыми крапинками. Бетони спокойно поблагодарила его за эти подарки, но когда они возвращались домой, она все выбросила. Джесс видел, так Тому было трудно расставаться с яйцом жаворонка, и постарался все объяснить своей нетерпеливой дочке.
– Почему ты это сделала? Том сильно огорчится, если узнает, что ты выбросила его подарок.
