Текст книги "Полуночник (ЛП)"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 30.

Ханна

Я СВЯЗАЛА МОЕГО сломанного, красивого Мэтта, такого грустного и молчаливого.

А развязывала моего тигра.

Когда я стянула с него повязку, его глаза метали молнии. Дрожь страха прошла через меня. Черт, он зол?

– С-сднем рождения, – пробормотала я снова, мои руки дрожали, пока я развязывала его лодыжки.

Сначала лодыжки, руки в последнюю очередь. Я задалась вопросом, стоит ли мне сбежать в ванную.

Мэтт ничего не говорил. Он смотрел на меня тлеющим взглядом. Когда я высвободила его ноги, он согнул их и уперся ними в кровать.

В течение многих месяцев я жаждала увидеть этот горящий взгляд Мэтта... опасную непредсказуемость, которую я любила. А сейчас? Сейчас я ощущала двойную грань страха, которая была слишком реальна и захватывала.

– Я…я… планировала это некоторое время, – промямлила я. Я массировала лодыжки Мэтта, тем самым медля, прежде чем развязать его запястья. – Надеюсь... было приятно.

Боже, Мэтт выглядел восхитительно. Мои глаза прошлись по всему его телу. Его грудь поднималась и опускалась с каждым глубоким вдохом и выдохом; его худощавые мышцы рук были напряжены.Я хотела гладить их снова и снова, и снова. Я хотела, щелкнуть языком по его чрезвычайно чувствительным соскам. Я знала, что сводила его с ума. Я знала, что это делало его твердым.

– Вау, я... устроила беспорядок, да? – я взглянула на пах Мэтта, покрытый смазкой. Мой зад, вероятно, выглядел не намного лучше. – Может быть... я возьму мочалку и очень быстро все исправлю.

– Ханна... – низкий, леденяще спокойный голос Мэтта был полон угрозы.

– Ах да, извини...

Я поползла в сторону изголовья. Непонятным образом безрассудный страх поглотил меня, когда я развязывала руки Мэтта. А вдруг связывание для Мэтта было табу?Черт, почему я не спросила раньше? Он собирается встать и уйти?

Я схватила одну из его связанных рук. Часть меня ожидала, что он схватит меня за горло, но он только выскользнул запястьем из веревки.

– Последняя... – я освободила Мэтта другую руку.

Он мгновенно выпрямился. Стальные руки притянули меня к нему на колени.

– Ханна, – зарычал Мэтт мне в ухо.

Он погрузил два пальца в мою задницу, и я взвизгнула. Я пыталась увернуться от его руки, но Мэтт удержал меня на месте.

– Ты, должно быть, очень довольна собой. Тебе нравится иметь мою сперму у себя в заднице?

Его длинные пальцы пошевелились, и я пискнула. Мэтт был прав, я была горда собой, что взяла его таким образом, хотя это и было болезненно.

– Не слышу тебя, дорогая. Тебе нужен третий палец в этот очень умелый зад?

– Нет! – выдохнула я. – То есть, да! Я имею в виду…

Мэтт задрожал от смеха. Боже... это был он, запыхавшийся, циничный смех, который заставил мои внутренности таять.

– Нет, что, Ханна? Да, что? – Мэтт приставил третий палец к входу моей попы.

– Нет... не надо больше, пожалуйста. Мне... Да, мне… – я возбудилась. – Мне нравится... иметь твою сперму в моей заднице.

– Ах Боже, Ханна.

Мэтт вытащил пальцы из меня. Он стал гладить изгибы моего основания. Рефлекторно, я подалась навстречу его прикосновениям.

Все было по-другому. Все. Как он ласкал меня – так одержимо, с таким удовлетворением – а его голос в моем ухе звучал с ликующей властью.

Мое сердце затрепетало. На глаза навернулись слезы. Он вернулся, Боже, он вернулся.

– Какая сладкая задница, – вздохнул Мэтт, сжимая мою попу. – Ты хорошая девочка, Ханна, настолько хорошая, что смогла полностью вобрать мой член. Тебе было страшно?

– Да, – я спрятала смущенную улыбку, уткнувшись в его шею.

– Мм, я не сомневался. Ты сделала все хорошо. Заставила меня жестко кончить. Готова ли ты помочь мне еще раз?

Еще раз?

Прежде чем я поняла, что происходит, Мэтт уже завязал повязку на моих глазах. Он дернул мои руки за спину и связал их вместе. Дезориентированная, я упала с его коленей.

Я оказалась лежащей в болезненно неловком положении на матрасе, когда он начал дразнить мои соски.

– Боже! Мэтт!

Резерв темных желаний, подавляемый в течение нескольких месяцев, казалось, весь обрушился на меня. Он был нетерпеливым и оголодавшим. В его движениях не было никакой логики.

Он скручивал и тянул меня за соски, просовывал свои пальцы мне в рот, шлепал и сжимал мою грудь. Я заерзала на простынях и застонала, возбуждение достигло своего пика.

– Да? – Мэтт рассмеялся. – Какого это, Ханна? Просто приятно?

Он развел мои ноги в стороны и хлопнул по моей киске. Блядь! Острое удовольствие эхом отозвалось во мне. Он щелкнул по моему клитору, а затем резко стянул меня с кровати.

Внезапно оказавшись на ногах, я покачнулась возле Мэтта.

– Мэтт, – я задыхалась. – Куда…

Куда мы идем?

Слова замерли на губах, когда Мэтт толкнул меня вперед. Он вывел меня из спальни.

На долю секунды я представила Мэтта, трахающего меня на балконе. Ни за что! Но он завел меня в комнату, в которой пахло старыми книгами.

Ах, комната моего любовника для написания книг, где он ничего не писал.

Я услышала шелест бумаги. Мэтт заставил меня идти вперед. Холодная гладкая древесина расплющила мою грудь. Я склонилась над столом Мэтта.

– Оставайся на месте, – пробормотал он.

Мэтт отодвинулся подальше и оставил меня с дико бьющимся сердцем. Каждая часть меня любила это – ожидание, выдержка, боль и взрыв – и я никогда не останавливалась, чтобы спросить почему. Я догадывалась. Всему виной тайное желание.

Шаги Мэтта возвращались, двигаясь по коридору. Я ощутила его присутствие, когда он вошел в комнату. Воздух задрожал. Документы на полу шуршали.

Без колебаний он схватил меня за бедро, и жесткий ремень ударил по моей заднице.

– Черт! – закричала я, яростно дергаясь. – Мэтт!

Я царапалась, пытаясь ускользнуть от него. Его рука, взмахнув кожаным ремнем, снова опустилась, рассекая мою кожу.

Черт побери, Мэтт шлепает меня ремнем. Я не могла переварить боль достаточно быстро, чтобы почувствовать удовольствие.

– Немного ремня тебе не повредит, – проворчал он. – Я не остановлюсь, пока ты не перестанешь дергаться и не примешь его. Уступи ему, Ханна – ты ведь это любишь. Ты насквозь промокла.

К моему полному стыду, я поняла, что Мэтт прав. Желание сочилось из моего влагалища.

Иисус, но это больно! Мои груди были расплющены на столе, задница горела. Я сглотнула, делая несколько вдохов, и приказала телу не двигаться.

Уступи ему. Я не остановлюсь, пока ты не перестанешь дергаться и не примешь его.

Я могу это сделать.

– Боже, детка, – простонал Мэтт.

Я обмякла. Я расслабилась напротив стола и позволила ударам ремня опускаться в беспощадном ритме. Моя киска пульсировала, и я чувствовала соки, струившиеся по внутренней стороне моих бедер.

– О, Ханна... черт, черт.

Я слышала, как Мэтт обнаружил, что я спокойно лежу. Бог мой, он обожал это. Воодушевленная его одобрением, я начала стонать и раздвинула ноги.

– Уух! Больше, – я задыхалась.

– Ханна, черт побери, – прошипел он. – Боже, как ты хороша, слишком хороша.

Ошеломляющие удары ремня прекратились. В ту же секунду, член Мэтта заполнил меня. Я знала, что он хотел, и я дала ему это. Я лежала неподвижно на столе, покорно принимая его.

Мэтт нашел мой клитор и потер его, пока яростно вдалбливался в меня. Он привел меня к краю. Нет, он вынудил меня прийти к краю. И когда он подвел меня к нему, я выкрикнула его имя.

Мэтт взорвался в моем сокращающемся теле.

Потом мы добрались до душа. Ошеломленная, я покраснела с головы до ног, а Мэтт просто стоял и улыбался, как Чеширский Кот.

Лучший секс в моей жизни: я, нагнутая над письменным столом, и ремень. Кто бы мог подумать?

Когда мы помылись и начали вытираться, изумрудные глаза Мэтта следили за мной. Он заставлял меня осознавать каждое мое движение. Мой тигр... всегда наблюдает за мной.

Когда я направилась, чтобы надеть пару штанов для йоги, Мэтт ухмыльнулся и покачал головой.

– Это, – сказал он, протягивая мне крошечную сорочку цвета слоновой кости, которая едва прикрывала задницу. – На остаток дня.

Я покраснела еще больше.

Мэтт оделся в пару бледных повседневных брюк. Мы сидели на диване, поедая пирожные, и смеялись. Он не мог поверить в мою наглость, как он сказал. Он имел в виду мой подарок на день рождения.

– Эй, я тоже!

Я положила глазурь на его нос. У него в глазах потемнело. Ой, блин, мне очень понравилось выражение его лица...

Во время обеда Мэтт скрылся в офисе.

Когда я пошла посмотреть, что он делал, то обнаружила закрытую дверь.

Хммм.

Я дулась некоторое время, сидя в главной комнате и лаская Лоренса.

Я еще не знала, что только что встретилась с моим писателем.

В последующие дни я встречала этого чертового писателя снова и снова. Мэтт казался самим собой, секс был удивительным, но он был беспокойным, пока я растворялась в моих приятных воспоминаниях.

– Хочу кое-что проверить, – говорил он, или – я скоро вернусь.

Спустя час, когда я шла искать его, я постоянно натыкалась на закрытую дверь офиса. Иногда я слышала его шаги, но в основном была тишина.

Мое кулинарное искусство иногда выманивало его.

Я отвернулась от плиты и врезалась в нарисовавшегося Мэтта, отскочила, а затем беспомощно засмеялась. Боже, он был очарователен.

– Я что-то учуял, – сказал он, проходя мимо меня и высматривая вокруг.

Я наслаждалась им в течение десяти минут, пока он поглощал свой обед, а затем теряла опять в его творении.

В то время как Мэтт писал, я тратила свое время на чтение и занятие йогой. Я с нетерпением ожидала этих уединенных часов. Во всех отношениях нужны часы для совместного времяпрепровождения и часы, чтобы провести вдали друг от друга.

Хотя мне было сильно любопытно произведение Мэтта, но я знала, что лучше не приставать к нему. Я полагала, что он добровольно предложит мне почитать свои записи.

Иногда, прежде чем я уходила на работу или после того, как возвращалась домой, Мэтт расхаживал и оживленно беседовал о написании в целом.

Тогда я любила слушать его. Мне нравилось наблюдать за его растворением во мне, как ни странно это звучит, его страсть поглощает. Он говорил, чтобы разобраться с самим собой, оспаривал точки зрения, а я не спорила, он смотрел в самое сердце огня, которого я не видела.

Мой возлюбленный был писателем. Во-первых, он был писателем, и, во-вторых, моим возлюбленным.

В последнюю ноябрьскую пятницу я нашла Пэм, ожидающую меня в моем офисе.

Я сбросила свое пальто и взглянула на часы. Уфф, я пришла вовремя. Неважно, как долго я работала на Пэм, в ее присутствие я ходила на цыпочках.

– С добрым утром, Ханна.

– Мисс Винг, – улыбнулась я.

– Мне нужно, чтобы ты прочитала эти рукописи, – она постучала по двум толстым конвертам на столе. – Лора считает, что они многообещающие, но у меня нет времени, чтобы просмотреть их.

– Конечно. И это все?

– Прямо сейчас, – Пэм направилась к двери. – Ох, и когда ты с этим закончишь...

– Хм?

Я взглянула вверх. Пэм улыбалась мне. Ооой, игривая Пэм была, несомненно, страшнее, чем серьезная Пэм.

– Хорошо, если у тебя останется время, у меня есть последние страницы от Джейн Доу.

Мои глаза расширились. Пэм засмеялась, явно с удовлетворением.

– Пэм! – захныкала я.

Она шагнула в свой кабинет и вернулась с кипой страниц. Я выхватила их. Мой разум не сомневался, что Пэм уже порылась в страницах, но мне было все равно.

Я закрылась в своем мирке и стала с жадностью читать.

Это был, конечно же, Суррогат. Это была завершенная рукопись.

История мрачнела, пока я читала, и не раз у меня перехватывало горло от печали. Возлюбленная суррогата узнала его секрет и отказалась от него. Я чувствовала, что Мэтт выливает свое изгнание в прозе. Только несколько человек будут знать правду вымысла.

Если я интересовалась обо всех страданиях Мэтта в хижине в Женеве, то теперь я знала все о них. Для него потерять меня было, словно, получить...

...дыру в его жизни, которая не может быть заполнена. Все было кончено, но не для него, потому что он не мог забыть. Она стала всей этой пустотой. Той, что дарила покой.

Ничто не длится вечно, и ничто никогда не кончается.

Я вытерла слезы с глаз. Я хотела убежать домой к Мэтту, но стрелка на часах показывала только два часа. Черт.

Романы Мэтта были общеизвестны своими концовками на грустной ноте. Суррогат не стал исключением. Он закончился исчезновением суррогата.

Я уставилась на последнюю строку.

Он исчез за холодной решеткой, в кромешной тьме.

Что же эта сомнительная задница имела в виду этим предложением? Суррогат хотел убить себя? Что?

Я ворвалась в офис Пэм. Она засмеялась, прежде чем я попала туда.

– Ладно, Ханна, что ты думаешь?

– Я думаю, что он козел! И я ненавижу литературный вымысел! – я кинула в нее рукопись. – Боже, такое ощущение, что каждым своим романом он хватает тебя за яйца, только чтобы оторвать их!

Пэм издала звук. Я моргнула.

– Я не знаю почему, Ханна, но твои мнения могут быть такими... точными.

– Сожалею, я…

– Довольно хорошо. Взгляд Мэттью на мир мрачен. Но тебе это известно, не так ли? Я приняла тебя за его поклонницу.

Я сложила руки на груди и попыталась мыслить объективно. Пэм была права. Я любила фантастику Мэтта... когда я не любила Мэтта.

Сейчас?

Сейчас я видела его каждый день – Мэтта в тапочках после секса, Мэтта, обнюхивающего кухню в поисках съестного – и я не могла вынести мысли, что он испытывает такую странную печаль.

Грустные вещи кажутся мне правдивыми.

Его слова. Большинство из его слов.

– Пэм, я…

– Давай, – сказала Пэм. Она кивнула на дверь.

– Я... собиралась попросить уйти рано на обед.

– Этот день твой, Ханна.

Мне захотелось обнять Пэм. Как никогда.

Я рванула домой.

Мэтт, конечно же, уединился в офисе. Я распахнула дверь. Судя по его лицу, мое вторжение урезало годик его жизни, но улыбка быстро сменилась удивлением.

– Ханна, привет, – он поднялся из-за стола. – Что ты думаешь? Я передал Пэм…

– Я знаю, – сказала я.

Я уткнулась в его плечо.

– Мэтт, это слишком печально.

Он усмехнулся и обнял меня.

– Но, Ханна, знаешь, я думаю…

– Я знаю! Знаю. Ты думаешь, что жизнь печальна, – я отодвинулась достаточно, чтобы следить за выражением лица Мэтта. – А ты счастлив?

Его брови поднялись.

– Конечно, я счастлив. Как ты можешь спрашивать меня об этом?

– Я не знаю. Твои записи, та история... – я покраснела.

А если я прочитала концовку фантастики самого Мэтта?

– Ханна, – он поднял мой подбородок, погладил по щеке и прошелся рукой по моим волосам. – У меня есть ты. Я счастливее, чем любой человек имеет право быть.

– Это все, что мне нужно услышать, – прошептала я. – Каждый день.

– Ах, у нее вдруг появились просьбы.

Мэтт разрядил мое плаксивое настроение быстрым сжатием задницы. Я взвизгнула и засмеялась.

Пока мы держали друг друга в объятиях, и моя голова покоилась на его груди, а его подбородок уткнулся в мои волосы, мой взгляд блуждал по столу. Его ноутбук лежал открытым.

– Ты приступаешь к чему-то новому?

– Мм.

– К чему?

– К нашей истории, – сказал Мэтт.

Он наклонил голову и внимательно изучал мою реакцию.

– Нашей истории? – я нахмурилась.

Я едва смогла справиться с Суррогатом. Но прекрасно понимала, что я не смогу справиться, когда Мэтт превратит нас в трагедию.

– Это история о любви, Ханна.

– Как она закончится?

Внезапно пристальный взгляд Мэтта стал непроницаем.

Он задрал вверх мою юбку и поднял меня. Я обернула ноги вокруг его талии.

– Она не закончится никогда, – сказал он, и вынес меня из кабинета.

Эпилог.

М. Пирс. Письмо из Могилы.

3 февраля 2014 Аарон Сноу, собственный корреспондент.

Критики неохотно восхваляют «Полуночника», но книга оказалась интернет-феноменом и достигла пика в списке топ-чарта бестселлеров фантастики на Амазон в минувшие выходные.

Не внушающий доверия автор В. Пирс, открыто назвал его (или ее) Мэттью Ская одиноким писателем, который публиковался под псевдонимом М. Пирс и держал свою личность в секрете на протяжении большей части своей литературной карьеры.

Всего через несколько месяцев после того, как смерть Ская потрясла литературный мир, книга В. Пирса «Полуночник» начала распространяться по интернету.

«Это рекламный трюк, – сказала Памела Винг, бывший агент Ская, – и один из самых низкоуровневых. Его (или ее) неоригинальность отклонилась далеко в сторону. В. Пирс позиционирует Мэтью Ская мертвецом. Ни один читатель не должен поддерживать эту идею, и ни один критик не должен принимать ее всерьез».

Фанаты романов Ская уничтожили подражания В. Пирса и его грубое представление личности.

Учитывая ужасные и необычные обстоятельства смерти Ская, другие поклонники предприняли иную тактику. Спустя дни, после того, как «Полуночник» был выпущен в свет, один из фанатов написал в Твиттере, «это не ПОХОЖЕ на Ская, ЭТО СКАЙ.

«Ничто не длится вечно, и ничто никогда не кончается».

Продолжение следует...

БОНУС.

Об авторе.

Объяснение моего решения не раскрывать свой пол.

Спасибо, что попросили меня объяснить мое решение не раскрывать свой пол. Я хотел(а) написать в блоге об этом довольно давно.

Как вы, наверное, знаете, я сугубо частное лицо. Когда я готовился(лась) к изданию Полуночника, я знал(а), что буду пользоваться псевдонимом. У меня есть два брата, оба из которых состоят в браке и имеют детей, а я активный(ая) прихожанин(ка). Вся моя семья очень религиозна. Это у нас в крови, можно сказать. Если бы я опубликовал(а) эротический роман под своим именем, я бы отдалилась от моей церковной общины. Хуже всего – если книга будет ассоциироваться с моей большой семьей, моими племянницами и племянниками. Я лично не чувствую себя комфортно, обременяя детей какими-либо ассоциациями, связанными с моим распутным романом.

Когда они будут достаточно взрослыми, чтобы понять концепцию эротической литературы и псевдонимов, это будет их решением, сообщать ли людям о том, что они связаны с автором Полуночника, но никак не мое решение.

Вы можете задаться вопросом, почему я, настолько строго связанный(ая) с церковной общиной, пишу подобный любовный роман. Ну, помимо того, что я стараюсь быть индивидуальностью в своей семье, христианская вера занимает центральное место в моей трезвости. Я бывший(ая) наркоман(ка) и алкоголик(чка), и трезв(а) в течение всего лишь шести лет. Моя вера – это основа моей трезвости. Я не могу рисковать потерять связь с церковью и частными собраниями АА.(Примеч. Именно благодаря программе и движению АА, любой человек: атеист, неверующий, мало верующий– может познать Бога и обрести мать – Церковь.)

Если обычному читателю раскрыть мой пол, это не будет означать раскрытие моего имени, но может приблизить людей на 50% ближе к опознанию моей личности. И мне не нравятся эти 50%. Я понимаю, что читателям любопытно, но ничто не стоит того, чтобы потерять свою хорошую репутацию в церкви, рисковать моей трезвостью, и потенциально запятнать репутацию моей семьи.

Мой пол – это ключ к разгадке, кто я, и это чертовски большой ключ.

И раз уж мы говорим на эту тему, позвольте мне затронуть несколько моментов.

Мое решение скрывать мой пол – это не маркетинговый ход. Я никогда не намеревался(лась) создавать суматоху вокруг моей личности и из-за этого увеличить рост продаж. Когда я описывал(а) себя в моем романе, я намеревался(лась) спрятаться – скрыть себя в художественной литературе. Это намерение имело неприятные последствия.

Многие авторы представляются (или заявляют), что они мужчины, а некоторые врут про свой пол, чтобы увеличить продажи. Я думаю, что это крайне неэтично, и я никогда не буду обвинен(а) в использовании моего пола или вранье о нем. Я считаю, что читатели должны быть более проницательными, когда дело касается утверждений, сделанных авторами, и я думаю, что фокусироваться всегда необходимо на наших книгах, а не на нашей личной жизни – пол, этническая принадлежность, социально-экономический статус и т.д. Давайте судить о книгах по содержанию, а не по их авторам.

Сплетни. Они известны: «Я знаю, М. Пирс – мужчина, потому что…» или «Язнаю М. Пирс – женщина ведь…», «Я слышал… от друга / агента / редактора», «Он написал это», «Она сказала, что…». Даже некоторые авторы и блогеры – люди, за достижениями которых я наблюдаю и уважаю – участвуют в распространении этих сплетен. Это оскорбительно для меня и странно. Любопытство я понимаю. Жестокость – это всегда загадка. Мужчина или женщина, какая разница, я человек, как и вы.

Есть и другие вещи, о которых я мог(ла) бы сказать – о сомнительной этике «нашего» раздражающего автора, желающего неприкосновенности к частной жизни, и о гендерных идеях, которые так прочно закодированы в нашем обществе – но я не хочу писать манифест. Я надеюсь и верю, что читатели будут уважать мои причины оставаться «нейтрального пола». Я люблю своих читателей, и я отдаю им почти всего(ю)себя в своих книгах. Удержать то немногое, кем я являюсь – это именно то, что мне необходимо.

Независимо жить, вдали от публики, где мне спокойно и можно продолжать писать. Итак, позвольте мне сказать спасибо, если вы уважаете мою частную жизнь, как многие из вас. Добро не остается незамеченным.