Текст книги "Полуночник (ЛП)"
Автор книги: Мэри Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 22.
Ханна
Я ПЕРЕСТАЛА ЧИТАТЬ новости о Мэтте после того, как видео с перцовым баллончиком распространилось с невероятной скоростью.
Оно было изъято из YouTube в тот же день, как только появилось, но к тому времени было уже во всей сети. Один сайт опубликовал его под названием «М. ПИРС ПЫТАЕТСЯ ПЕРЕДАТЬ РУКОПИСЬ СТРИПТИЗЕРШЕ». Даже «Fit to Print» вцепились в видео.
Я не говорила об этом с Крисси. На самом деле, не о чем было говорить.
Оставив позади все произошедшее в июле, я знала, что должна была сосредоточиться на создании жизни без Мэтта. До этих пор я наполовину надеялась и боялась, что он решит вернуться в мою жизнь, но это было только мечтой. Он никогда не сможет ничего исправить.
Я прокручивала фотографии Мэтта и задавалась вопросом, кем, черт возьми, он был. Красивым мужчиной. Незнакомцем. Лжецом. Мировым бестселлером. Автором, которым я восхищалась в течение многих лет.
Действительно ли я держала его в своих объятиях? А, может, мне приснилось наше проведенное вместе время? Он, словно призрак, ускользал от меня.
На новом номере телефона звонки только от моей семьи. В моем новом почтовом ящике ничего, за исключением писем от Пэм, не было.
По словам мамы, ночные поездки Мэтта мимо нашего дома прекратились.
Мне стало интересно, что было в конверте у Мэтта, который он пытался передать Крисси. Я просмотрела видео столько раз, сколько могла выдержать. Я должна признать, это не было похоже на рукопись.
Как бы там ни было, он сидел в луже в течение минуты, пока, пошатываясь, не нащупал конверт на тротуаре. Вероятно, он был уничтожен.
И Мэтт...
Мой прекрасный возлюбленный стоял на руках и коленях, и некому было ему помочь. Его намерения были, вероятно, также уничтожены.
Наконец, у нас действительно все подошло к концу.
На работе я быстро управлялась со всеми заданиями, которые Пэм поручала мне. Я никогда не хотела, чтобы у меня появилось свободное время. Я работала без обеденного перерыва и брала работу на дом. Когда глаза болели от слишком длительного чтения, я направлялась в тренажерный зал и бегала на беговой дорожке до изнеможения.
Вот чем я занималась. Я шла домой, падала на кровать, просыпалась и направлялась на работу.
Внутренности сжимались от пустоты. Она разрасталась, пока, казалось, не достигла пределов моего существа. Я стала меньше, чем оболочка. Я была прекрасной миниатюрной версией Ханны Каталано.
Думаю, что однажды, от меня и этого не останется.
Я видела, как люди угасают на глазах.
Я поняла, как опасно позволить кому-то стать всей вашей жизнью, и как бессильны мы, чтобы предотвратить это. Никогда не отказывай мне, сказал Мэтт однажды. Как будто у меня был выбор.
Пэм положила рукопись на мой стол в конце августа.
Пэм редко что-то передавала мне на руки, обычно я сама, пробираясь сквозь кучи сентиментального вздора, находила нужные мне документы или находила работу на день, ждущую меня на столе уже с утра.
Рукопись выскользнула у меня из рук.
«СУРРОГАТ», без автора.
– Что это?
– Рукопись, – сказала она сухо.
Тьфу. Никакой пощады от Пэм. Я и сама видела, что это рукопись.
– Серьезно, – сказала я. – Так... я беру ее, чтобы прочитать?
– Это идея, – Пэм задержалась. – Ах, это... местная дама. Она имеет дивную привычку не записывать свое имя на рукописи.
Пэм наклонилась и настрочила ДЖЕЙН ДОУ в верхнем углу страницы.
Я уставилась на нее в недоумении. Черт побери, Пэм действительно позволила мне прочитать рукопись одного из ее авторов? Это было далеко от кучи сентиментального вздора. Теперь я настоящий агент по работе с авторами.
– Пэм, я…
Она подняла руку, как бы призывая замолчать.
– Не думаю, что твое мнение очень важно здесь. Просто прочитай рукопись. Мне нужно подтверждение той правды, которую я уже знаю.
Пэм упорхнула.
Ладно. Подтверждение… той правды, которую она уже знает. Это звучало фальшиво. Я перелистнула титульный лист.
Здесь происходит что-то одно из двух. Либо Пэм хотела поднять меня на новый уровень работы (и не знаю, как передать, насколько это приятно), или Пэм на самом деле нужен взгляд со стороны на эту рукопись (и не знаю, как передать, насколько и это приятно).
В любом случае я рассматривала это в качестве теста и не позволю моей голове взорваться.
Два часа спустя я все еще читала рукопись. Другие документы были отодвинуты в сторону. Я развалилась в кресле и уперлась ногой в стол. И определенно не читала в рабочем темпе. Я читала с удовольствием, погружаясь в историю.
СУРРОГАТ рассказывал историю будущего земли, где за определенную цену люди могли избежать любой боли в жизни. Экзамены, развод, тюремное заключение, лечение зубов, неприятные расставания, все что угодно – никто не должен проходить через все это благодаря Исааковскому проекту.
Проект начинался с медицинского прорыва в виде паллиативной помощи, и закончилось все самой революционной затеей после запуска Всемирной паутины. (Примеч. Паллиативная помощь – это подход, позволяющий улучшить качество жизни пациентов и их семей, столкнувшихся с проблемами угрожающего жизни заболевания, путем предотвращения и облегчения страданий благодаря раннему выявлению, тщательной оценке и лечению боли и других физических симптомов, а также оказанию психосоциальной и духовной поддержки пациенту и его близким). Клиент просто погружал свое сознание в камеру сна и загружал сознание суррогата, профессионала, который жил в его теле в течение всего «болезненного периода жизни». Когда задание было выполнено, клиент возвращался в свое тело и жил дальше, но уже без боли.
В действительности, роман рассказывал историю одного конкретного суррогата – побитого жизнью трудоголика, который проводил большую часть времени в телах других людей, чем в его собственном восьмидесятилетнем теле. У суррогата не было никакой личной жизни, чтобы о ней рассказать. Она была пустой.
Так было до тех пор, пока одна работа не изменила все.
Суррогат был погружен в тело чиновника исполнительной власти. Его задачей было противостоять жене клиента в вопросе и желании подать на развод.
Кроме суррогата этого никто не мог уладить.
Он смотрел глазами своего клиента, увидел его жену, и...
...Он знал, что не обидит эту женщину, ни за какую плату. Никогда прежде боль его клиентов – трусов и эскапистов, всех их – не содержала такое чудо,каким она была.
Эта красота будет преследовать его вечно.
Я влетела в офис Пэм.
– Это… – я моргнула и прочистила горло, опуская страницы, которыми размахивала.
Пэм впилась в меня испепеляющим взглядом.
– Привет, Ханна, спасибо, что постучалась.
– Извините, я…
– Продолжай, – Пэм откинулась на спинку своего стула и вздохнула, жестикулируя ручкой. – Давай, я слушаю тебя, поскольку ты не можешь сдерживать свой пыл.
Я пригладила юбку и вздохнула. Я была ошеломлена. Блин, я только что ворвалась в офис Памелы Винг, как в собственное владение. Это не совсем то, что потрясло меня, но все же.
Впервые почти за два месяца я уже забыла о своих страданиях.
Забыла о своей пустоте.
Мне нужно больше этой истории.
– Это...
– Как всегда, Ханна, твое красноречие поражает.
– Это не может оставить равнодушной, – я запнулась.
– Превосходное наблюдение. Автор уверяет меня, что у нее еще двадцать страниц на подходе.
– Я хотела бы прочитать их. Если вы позволите, – Я смотрела в окно. Если бы я встретилась взглядом с Пэм, она увидела бы мое отчаяние. – Мм... главный герой. Кажется очевидным, что он захватит тело своего клиента, правда? И...
Я чувствовала взгляд Пэм на себе.
– И это интересное затруднительное положение. Сколько здесь невысказанных моментов, – я сглотнула. – Культурный комментарий относительно нашего отношения к боли и спасению. И потребительству. Эпиграф Торо об отчаянии довольно интересен. Это действительно актуально. Я имею в виду, люди ведут жизнь, полную тихого отчаяния, пока что-то или кто-то не приходит и…
Я закрыла рот на замок.
Черт. Ладно, с каких пор я стала откровенничать со своим боссом?
Пэм подняла брови. Она смотрела с любопытством, а не уничтожающе.
– Думаю, ты права, – согласилась она. – Это важно. Мы еще поговорим об этом, когда прочитаем следующие страницы.
Я повернулась, чтобы выйти, останавливаясь в двери.
– Мисс Винг?
– Хм?
Я подняла рукопись.
– Вы на самом деле не представляете спекулятивную художественную литературу, не так ли?
– Нет, но я делаю исключения для моих укоренившихся авторов.
Укоренившихся авторов.
Итак, это правда, Пэм позволила мне прочитать нечто отдаленно важное.
Впервые с тех пор как мы с Мэттом расстались, я представила, какого это – чувствовать себя партнером Пэм и Лауры. Это моя мечта. По крайней мере, мечта старой Ханны.
– Но не без изъянов, – сказала я после паузы. – В основном небольшие концептуальные промахи, требующие объяснения. Но это...
Я взглянула на рукопись. Мое субъективное мнение здесь что-нибудь значило?
– Мисс Винг, это самая востребованная вещь, которую я прочитала за весь год.
Другие части «Суррогата» прибывали еженедельно в течение всего сентября. Я читала их, как наркоман, получающий свою дозу. Мне никогда не нравилась научная фантастика, но «Суррогат» не читался, как фантастика. Это была история любви.
Как я и ожидала, суррогат преследовал жену своего клиента, но не в теле ее мужа. Не сначала. Он придумал причины, по которым мог встретиться с ней в теле своего возраста и в телах других клиентов. Он встречался с ней как мужчина, женщина, ребенок...
Он любил ее каждой гранью любви. Для нее все лица, должно быть, походили на фасады, но одна общая истина отражалась на них.
Наконец, суррогат замыслил свой путь обратно в тело мужа.
Мои глаза пробежались по странице. Боже, куда это приведет? Кража тела является преступлением, караемым смертной казнью, и все равно, о чем думает суррогат? Он планировал соблазнить женщину телом ее мужа? Она даже не знала его!
Сцена становилась безумной. Суррогат собирался переспать с женщиной, которую любил, при этом выдавая себя за ее мужа. Это было невероятно неправильно, и все же я хотела, чтобы это случилось. Позже он не сможет оправдаться, позже, но сейчас…
– Ханна Каталано?
Кто-то стоял в дверном проеме. Воздух вышел из моих легких. Такой голос может принадлежать только высокому человеку. Я отдернула ноги со стола и чуть не опрокинулась в своем офисном кресле.
Боже мой, это был…
Не Мэтт.
Но так похож!
Это был Мэтт плюс несколько лет, с черными волосами и приветливой улыбкой.
Мужчина протянул мне руку. Он был одет в стильный черный костюм. Я вскочила на ноги и пожала ему руку.
– Да, здравствуйте, – сказала я.
Сходство с Мэттом пустило меня под откос. Я стояла, уставившись на него и по совиному моргая.
– Натаниэль Скай. Зовите меня просто Нейт.
Я шлепнулась в кресло.
– Я сожалею, – сказал он. – Я вызвал у вас шок.
Вызвал у меня шок? Больше похоже на сильный удар всердце. Я смотрела на брата Мэтта. Воспоминания о нем пришли, словно фейерверк взорвался в моем мозге. На глаза навернулись слезы. То как Нейт улыбался, его грациозная осанка, внушительное присутствие – это все было как у Мэтта.
– Хорошо, – он прочистил горло. – Я не займу много вашего времени.
– П-простите, я... простите. Да, нет, садитесь, пожалуйста...
Вау, какой впечатляющий английский язык.
Нейт усмехнулся и склонил голову. Жест настолько походил на Мэтта, что мне пришлось отвернуться.
– Я пришел просить об одолжении, Ханна. Можно я буду называть тебя Ханна?
Я кивнула. С уверенностью могу сказать, что логически связанные предложения с моей стороны сегодня не предвидятся.
Нейт проигнорировал стул. Он двинулся вокруг моего стола, и его тяжелая рука опустилась на мое плечо. К счастью, прикосновение было ласковое и утешительное, не как у Мэтта.
Прикосновения Мэтта... требовательные, отчаянные.
Я сняла очки и потерла глаза. Я не могла поверить, что спустя почти три месяца я все равно испытала столько эмоций.
– Я не приехал сюда, чтобы причинять тебе боль, – тихо сказал Нейт. Я рискнула взглянуть на него, и он мягко улыбнулся. – Я так много слышал о тебе. Я бы не пришел, если бы был другой вариант. Мне нужна твоя помощь. Ты должна кое-что знать о Мэтте.
Я часто заморгала.
– Как он? – прошептала я.
– Не очень хорошо, – Нейт покачал головой. – Совсем не хорошо, Ханна.
Он повернулся и подошел к окну, глядя вниз на улицу. Я изучала его спину, собираясь с мыслями. Блин, генофонд был сильно перекошен в пользу семьи Скай.
– Он пьет. Я не знаю, как еще сказать, – голос Нейта был низким и полным чувств. – Ханна, он мой брат. Младший брат...
Это странно утешительно – быть не единственным человеком, который не мог подобрать слов.
Некоторое время мы оба молчали, сражаясь с нашими эмоциями.
– Что я могу сделать? – наконец спросила я.
– Может быть, ничего. Я не знаю. Я всегда мог вытащить его обратно из этих приступов. Но не в этот раз.
Нейт снова покачал головой. Он был так мрачен, он говорил словно о мертвеце. Я вздрогнула, и мое сердце стало бешено биться. Насколько все плохо с Мэттом?
– Где он? Что происходит?
Нейт обернулся и встретился со мнойвзглядом.
– Я знал, что ты поможешь, – сказал он. – Он многое мне рассказал о тебе. Я знал, что ты должна была быть… – что бы Нейт ни собирался договаривать, он опустил это. Расторопность Пэм перешла на него. Это я смогла заметить гораздо лучше, чем эмоции Нейта.
– Хорошо, – сказал он. Как будто я уже согласилась на что-то. – Он остановился в лачуге нашего дяди в штате Нью-Йорк. Я купил тебе билет в один конец до ближайшего аэропорта и взял машину напрокат. Все можно перенести, дата разумная, поэтому я не вижу причин почему…
– Подожди, что?
Нейт вытащил папку из своей сумки для ноутбука и начал раскладывать документы на моем столе. Он серьезно смотрел то на меня, то на бумаги, его темные брови были подняты.
– Хм? Я освободил тебя от графика Пэм, так что не волнуйся. Мы уже поговорили. Здесь у нас всех есть общий интерес, который…
– Прости? Слушай, я…
Это должно было быть шуткой. Недоверие быстро сменилось на страх. Брат Мэтта просто вплыл в мой кабинет и теперь силой отправлял меня в Нью-Йорк на самолете, чтобы спасти алкогольную задницу Мэтта (который делал, бог знает что, в некой случайной лачуге) и о, прежде чем я даже согласилась на этот чокнутый план, он уже поговорил с моим боссом и освободил мой график…
– ...некоторые деньги, – говорил Нейт, – на командировочные расходы, которые могут понадобиться сверх, кроме машины и билета. Вся моя контактная информация находится здесь. Я настаиваю, чтобы ты оставила сдачу, поскольку я знаю, что это что-то вроде неудобства.
Я повернула свой взгляд лани-в-свете-фар на конверт Нейта, который он пихал мне в руки. Бездумно я прошлась по банкнотам. Абсолютно новый Бенджамин Франклин. Хорошо, я начала считать. Одна тысяча, две тысячи, три тысячи…
– Пять, – пробормотал Нейт.
Моя голова дернулась вверх.
Мой Бог, это было не для командировочных расходов. Это взятка.
Нейт двинулся в сторону дверного проема, оставив деньги в моих руках и информацию о моем путешествии на столе. Я была парализована от гнева. К счастью для Нейта, потому что иначе я бы вышибла ему мозги степлером.
– Я буду на связи, – сказал Нейт. – Останусь в городе на несколько дней. Позвони мне, если возникнут какие-либо вопросы. Ханна, я знал, что ты поможешь. Кстати, Мэтт говорил о тебе...
И вот снова, его нехитрая уязвимость. Этот мудак любил своего брата, по крайней мере, тот тоже оказался мудаком.
Вкратце я представила Мэтта и Нейта, сидящих вместе, обсуждающих меня. Заговор? Действительно ли это уловка послать меня в руки Мэтта?
Нет, ни за что. Мэтт пил. Мэтт попал в беду. Мне нужно было подумать.
– Вы похожи, – кипятилась я.
Нейт бросил взгляд через плечо.
– Конечно, – он улыбнулся и пожал плечами. – Мы же братья.
Глава 23.
Мэтт
ПАЛЬЧИКОВЫЕ ОЗЕРА считаются страной виноделия.
Блин, у них даже есть такая штука под названием «Винная тропа Сенеки». Можно упасть в обморок, пока обойдешь это проклятое озеро, чтобы дойти до винодельни. Это походит на кружок для образованных взрослых.
(Примеч. Озера Фингер или Пальчиковые озера (англ. Finger Lakes) – группа озер на западе штата Нью-Йорк, который производит очень много вина.Здесь сосредоточено более ста винных заводов, а также множество виноградников.)
(Примеч.Seneca Wine Trail («Винная тропа Сенеки») является сообществом винных заводов, организованных рядом с озером Сенека, одним из одиннадцати озер, которые составляют Пальчиковые озера в штате Нью-Йорк.)
(Примеч. Сенека – является одним из самых глубоких озер в Америке. Из-за своей формы эта цепь озера и получила свое оригинальное название.)
Конечно, я не собирался отправляться в путь. И все-таки я действительно бросил вызов нескольким винным заводам. Я взял у брата байк, серебряную икону Шин, и на всех порах помчался вдоль Женевского озера как маньяк. (Примеч. «Икона Шин» – это дань памяти самому известному мотогонщику Великобритании, Барри Шину.)
Не заботясь ни о чем, кроме реальной чертовой свободы.
Я держал хижину снабженной вином, бурбоном, и Данхиллом. Нейт перестал приставать ко мне примерно в середине сентября, слава Богу. Его идея оказалась чертовски хорошей, мне на самом деле необходимо было хоть немного побыть наедине с природой и все такое, но я не нуждаюсь в нем, наседке, который нависает надо мной все это время.
Итак, я снова запил. Ну и что? Я забыл, как сильно любил это.
И, блядь, я написал «Тысяча и одна ночь», будучи пьяным в задницу. И все равно это мой самый популярный роман. И я могу написать «Суррогат» будучи опустошенным, без проблем. Я завернулся в вязаный шерстяной плед, сел на крыльцо и сделал свой еженедельный звонок Пэм.
– Мэттью, — вздохнула она.
Боже, вот сука. Она всегда была такой сукой? Я уже ожидал от нее О-о-нет-это-снова-Мэтт тон, как будто это для нее проклятие — говорить с самым известным автором.
– Ага, к сожалению, и на твоем гребаном параде льет дождь, — невнятно произнес я.
Молчание.
– Я имею в виду член, Пэм, я никого не трахаю. Последний раз я проверялся…
– Посмотри на время, Мэттью, – ее голос был тихим и далеким. Я посмотрел на свой телефон. Было четыре часа утра.
– Ты на два долбанных часа отстаешь от меня! Боже Пэм, черт, поработай над моим графиком. Я следующий гребаный Бальзак. Что насчет Пруста? Он привык к...
– Мэттью, что ты хочешь.
В конце предложения Пэм не было никакого вопроса. Вот сука. Она знала, что у нее мои яйца, потому что она имела доступ к Ханне.
Я сплюнул полный рот Рислинга через перила. Мне нужна бутылка пива. А еще лучше, мне необходима бутылка Вудфорд Резерв. (Примеч. Вудфорд Резерв (англ. Woodford Reserve) – это бурбон, виски супер-премиум класса, созданное для искушенных ценителей американского виски.)
(Примеч. Ри́слинг(нем. Riesling) – технический (винный) сорт винограда, используемый для производства белых вин.)
– Ты знаешь, что я хочу. Что она думает? Я все время пишу, как ты и просишь, но ты никогда черт не г…
– Он ей понравился, – Пэм не смогла сдержать зевоту.
Ладно, Пэм, вероятно, спала – какая чертова забота. Она заслужила это. Она разболтала журналистам. Она, Бетани, может быть, даже Нейт. У меня было время подумать, и я, наконец, понял, что они все были в этом замешаны. Они знали обо мне и Ханне. Они нарочно нас поссорили.
Я не знаю почему, и это уже не имело значения. Нельзя никому доверять.
– Я знаю, — прорычал я. – Расскажи мне больше.
– Она... она действительно сопереживает рассказчику, суррогату.
– Почему?
– Я не знаю, Мэттью. Мы работаем вместе, а не участвуем в сессии по психоанализу.
– Да пошла ты, Пэм.
Я отключил связь. Трахните ее кто-нибудь. Я осушил свою бутылку и выбросил ее, наблюдая, как она катится по крыльцу. Какая великолепная ночь. Прохладно и темно, ветрено и тихо. Все, что мне нужно, так это сигарета. Или бутылка пива. Хотя мой Амбиен толкался внутри. Боже, как я любил это чувство... словно воздушный шарик увеличивается и расширяется в моей голове. (Примеч. Каждую ночь многие люди используют Амбиен или другое снотворное, чтобы уснуть, и это увлечение опасно не только для здоровья, но и для жизни.)
***
Я проснулся пьяным.
Иисус, почему я сплю на веранде? Я чертовски замерз, одет всего лишь в одни боксеры и злой как черт. Я откинулся в плетеном кресле и заглянул в свой телефон.
Ага, я разговаривал с Пэм. Боже, она, наверное, позвонила мне посреди чертовой ночи. Она всегда звонит, всегда утомляет меня и достает.
Я поплелся в хижину, принял две рюмки бурбона и залпом выпил три стакана воды. Проклятье, это привело меня в чувство. Головная боль ушла, желудок угомонился, рука не дрожала.
Я освежил Лоренсу воды и наполнил блюдце с едой.
– Идеальное утро, – сказал я ему.
Я напевал, одеваясь. Мм, как же хорошо пить. Я весь день и всю ночь нахожусь в пьяном состоянии. Я ничего не делаю наполовину.
Мои мысли роились в голове пока я чистил зубы, принимал успокоительное, антидепрессанты и собирал свои последние страницы с кухонного стола. Я писал все от руки. Только таким гребаным способом я могу писать. Зачем я вообще пользуюсь компьютером? Ручка в руке, рука на бумаге – это божественно.
Утром прохладно. Я зажег сигарету и двинулся к выходу, оставив входную дверь и несколько окон открытыми. Хижина дяди находилась посреди проклятой пустыни. Я прошел вверх по гравийной дороге до моего ближайшего соседа, маленькой ферме под названием «Участок», куда люди могли прийти и приобрести свежие овощи и яйца. Моя стенографистка – жена фермера. Черт, я не мог не испытывать волнение, напечатав свой материал, а эта леди была похожа на ту, которая могла воспользоваться своим положением и внести изменения. Я платил ей десять долларов за набор страницы.
Поначалу у нас были небольшие разногласия: она продолжала портить формат, а я не мог разобрать свой почерк,но примерно через месяц все наладилось. Я писал, отдавал страницы Венди, покупал немного овощей, забирал страницы, платил Венди и высылал рукопись Пэм, выпивал и все повторялось заново.
Я еще ни разу не заходил в сеть. Я даже не взял свой ноутбук в хижину. Интернет был заполонен месивом из сплетен обо мне, и это было частью плана Бетани по уничтожению меня. Частью того, как я встретил Ханну. Теперь все нереально – анонимные пространства, программы и сайты, где мы контактировали, свечение экрана ноутбука, казавшееся окном в другой мир... может только принести мне боль.
– У тебя есть новые страницы? — Венди улыбнулась, и очаровательные морщинки появились в уголках ее глаз.
Она склонилась над загоном из проволочной сетки с ордой пушистых цыплят, кишащих вокруг. Увидев меня, она вытерла руки о джинсы и выпрямилась.
– Да, пятнадцать или около того, — сказал я.
Я остановился рядом с ручкой в руках. Мне не нравилось смотреть в глаза Венди. Черт возьми, мне вообще никому не нравится смотреть в глаза. Зрительный контакт – это слишком интимно.
Венди поняла это. Она была всегда со мной. Ее не заботило мое вечно несвежее дыхание после очередной пьянки.
Она взяла страницы и потерла мое плечо. У нее были сухие узловатые руки.
– Все в порядке, милок, — сказала она. – Ты только посмотри на этих маленьких ребят? Просто посмотри на них.
– Да, они милые. Боже, они невероятно милые, – я провел рукой по своим волосам. Мне нужен был душ. Мне нужно было принять еще два шота. – Я полюбуюсь на животных некоторое время. Хорошо?
Венди рассмеялась.
– Мэтт, я ведь сказала тебе прекратить спрашивать. Ты можешь прийти и посмотреть на них в любое время. Если что, я буду в доме.
– Мм, спасибо. Спасибо Венди.
Я смотрел, как она двинулась по направлению к старой ферме. Утренний солнечный свет падал на белые доски. Тут и там краска отслаивалась. Территория была неопрятной, участки сада были в траве и грязи.
Идеально. Это место было идеальным. Я шагнул в загон к цыплятам.
– Эй, ребята, — я пригнулся и потянулся к птенцам. Они роились вдали от меня, заставляя меня рассмеяться. – Вы маленькие идиоты. И все жирные. Примерно через месяц вы все станете уродливыми, тощими и серыми. Идите сюда.
Крошечные цыплята разрывали мое чертово сердце. Я бы, наверное, заплакал, когда вошел в сарай. Что я обычно и делал.
Наконец я схватил одного из птенцов. Придав рукам чашевидную форму и уместив птенца туда, я поднес его к своей груди.
Маленькая птичка,подумал я.Мягкая, теплая птичка.
Я бродил вокруг помещения с животными, разговаривал с ними. Я накормил коз и смотрел в их странные прямоугольные зрачки. Я погладил свинью. В сарае полосатый кот бросился прочь от меня.
Я огляделся вокруг. Никого не было видно, только я и старый черный Першерон в своем стойле. (Примеч. Першерон – это конская порода, которая считается одной из самых лучших пород Франции.) Я приблизился к нему, и он подошел к краю стойла. Он уже знал эту процедуру. Он опустил тяжелую голову ко мне, и я обнял его за шею.
– Эй, приятель, — сказал я голосом, полным эмоций.
Мне не было грустно или что-то в этом роде. Майк говорил, что слезы – это очищение и освобождение, и иногда они не имели ничего общего с печалью.
Огромное тело лошади заставило дверь стойла заскрипеть. Его шея состояла из сплошных мышц. Я восхищенно провел рукой по его морде.
– Ты большой и сильный, — прошептал я.
Даже в прохладное утро в сарае было тепло. Запахи сена и корма пропитали воздух. Я прижался лицом к лошадиной шее, и слезы начали течь из моих глаз.
– Мэтт?
Я обернулся.
Ох, блядь. Дочь Венди стояла в дверях и улыбалась мне. Я никак не мог вспомнить ее имя. Хоуп? Грейс? Что-то благотворное и легко забывающееся.
– Мм. Черт, аллергия на сено, — пробормотал я, потирая глаза.
– Оо, да, а это помогает тебе, — она подняла пустую бутылку. – У нас новый теленок. Ты бы посмотрел на него.
Я засунул руки в карманы и отвернулся, когда девушка подошла ближе. Она смотрела своим двадцатилетним взглядом и была просто поразительной – черные шелковистые волосы, веснушки, голубые глаза. Ее волосы были заплетены в длинную косу, спускающуюся вниз по позвоночнику. Я видел ее почти каждый раз, когда был здесь, но мне никогда не приходило в голову, что она могла бы искать меня.
– Да, посмотрю, — сказал я. — Я делаю свой обход.
– Мама уже работает над твоей рукописью. Знаешь, она действительно любит это делать. И все же она не позволяет мне прочитать ее.
Девушка подошла, чтобы встать передо мной. Она, казалось, была слишком близко, но с другой стороны, я был пьян, потерявшийся в дерьме пространства и времени.
– Ну, да, — пробормотала я. – Это личное.
– Ничего страшного, — девушка хмыкнула.
Она встала на цыпочки и обняла меня за плечи. Ее грудь задела мою.
– Мэтт? — прошептала она.
Я не двигался. Я ощущал себя каким-то куском глины. Ее руки были прохладными и тонкими, и я в курсе, что она прижималась ближе. Ее дыхание щекотало мою шею. Как странно. Я ничего не чувствовал. Я стоял там с унылым видом, уставившись на стену сарая.
– Почему ты такой грустный? – спросила девушка. – Ты слишком печален. Позволь мне попытаться осчастливить тебя.
Знакомая холодная ухмылка исказила мои губы.
– Ты думаешь, что сможешь? — поинтересовался я.
– Я знаю это. Я позабочусь о тебе, — руки девушки двинулись вниз по спине.
Огонь не возник по их следу. Я только стал осознавать свои выраженные ребра и хребет моего позвоночника. Ха. Мне надо взять несколько яиц, пока я здесь. Больше жира, больше белка.
Девушка принялась расстегивать мои джинсы. Я позволил ей и бесстрастно наблюдал за ее действиями. Она взяла мой вялый член, и я увидел, как ее брови нахмурились. Моя ухмылка дернулась.
После безрезультатного массирования, девушка упала на колени. Нужно отдать ей должное – она была полна решимости. Она лизала вдоль мягкого органа и посасывала кончик. Когда она взглянула на меня, растерянность мелькнула в ее глазах.
У моего члена был нулевой интерес.
Я пожал плечами, а затем начал беспомощно смеяться. Девушка покраснела.
– Хорошая попытка, малышка, — сказал я.
Я спрятал мой член обратно, привел в порядок джинсы, и вышел из сарая. Оказывается, я смеялся со слезами на глазах.
Я приготовил две яичницы, когда вернулся в хижину. Я катал их по тарелке, запивая маленькими глотками бурбона. Каким-то образом выпивка и фармацевтические препараты сохраняли мой желудок полным. Я пытался поесть в течение дня, но большинство ночей заканчивались рвотой.
Ничего страшного, тошнота в порядке вещей.
Я писал в течение нескольких часов, а затем был слишком пьян, чтобы смотреть прямо. Я столкнулся с препятствием в «Суррогате». Мой главный герой собирался заняться любовью с женщиной, которую он половину романа преследовал. Я хотел написать полную сцену секса, но слова не шли.
Образы не приходили.
Обычно я мог расслабиться, вообразить сцену и воспроизвести ее. Но не в этот раз. Я продолжал думать о Ханне, читающей ее. Я хотел написать это для нее.
Я пытался восстановить ту страсть, которую мы привыкли испытывать. В моей машине, с поле, в ее комнате, в моей кровати. Эти образы были безрезультатны. Руки на коже, соединенные рты.
Блядь. Что со мной происходит? И почему я с помощью Пэм кормлю Ханну своим романом? В этом не было никакого смысла. Прошло три месяца. Отношения между Ханной и мной определенно закончились.
Я едва мог вспомнить звук ее голоса, запах ее волос.
Она стала навязчивой идеей.
Я отправил свою историю Ханне, как мольбу, как просьбу в небеса. Просьбу, чтобы она поняла меня. Чтобы смотрела на знаки.
***
Я проснулся на диване. В какой-то момент я переоделся в пару свободных пижамных штанов. Холод пронзил меня, но я пропустил его сквозь себя. Сейчас большая часть моей жизни была глупым сожалением.
После приема двух шотов и Ксанакса, я позвонил Майку. (Примеч. Ксанакс – применяется для лечения неврозов, психопатий, сопровождающихся чувством страха, тревоги, беспокойства.)
Майк по-прежнему приличный психиатр, даже если я и не доверяю ему. Он урегулировал мои приемы лекарства, прежде чем я вылетел в Нью-Йорк. Я ему звонил время от времени. Тридцать минут разговора с Майком обходились мне в сто баксов, но деньги не имели значения.
– Привет Мэттью. Как у тебя дела?
– Прекрасно. Ты и сам знаешь, что хорошо. Ты сейчас можешь разговаривать?
– Да, конечно.
Я услышал, как захлопнулась дверь.
– Посмотришь кто расшифровывает твои заметки? — спросил я.
— Мэттью, мы уже говорили об этом. Я…
– Нет, я помню. Но мама Ханны делает это, ты знал? Расшифровывает их. И я подумал, если она печатает твои заметки...
Майк был одним из очень немногих людей, которые не прерывали меня, когда я начинал много говорить. Конечно, моя говорливость работала в его денежную пользу. Я по-прежнему ценил его.
