Текст книги "Оставь для меня последний танец"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

30

Перед тем как уйти из ресторана, мы договорились о времени интервью с Уоллингфордом и Гарнером. Воспользовавшись удобным моментом, я предложила посетить их дома. Уоллингфорд, живущий в Рае, одном из фешенебельных предместий округа Уэстчестер, с готовностью сказал, что я могу заехать к нему в три часа в субботу или воскресенье.

– Меня больше устроит суббота, – отозвалась я, думая о Кейси и вечеринке с коктейлями, на которую мы с ним собирались в воскресенье.

Потом, скрестив пальцы, бросила пробный шар.

– Очень хочется зайти в ваше учреждение и поговорить с некоторыми служащими – пусть поделятся эмоциями по поводу потери своих средств и банкротства фирмы, пусть скажут, как все это повлияло на их жизнь.

Я видела, что он хочет поскорей придумать, как вежливо мне отказать, поэтому прибавила:

– На прошлой неделе во время собрания я записала фамилии акционеров и с ними тоже собираюсь поговорить.

Разумеется, на самом деле я хотела узнать у акционеров, действительно ли многие считали, что у Ника Спенсера с Вивьен Пауэрс был роман.

Уоллингфорду моя просьба совсем не понравилась, но он согласился, потому что пытался получить от меня хорошие отзывы в прессе.

– Полагаю, проблемы с этим не будет, – после минутного колебания произнес он ледяным тоном.

– Тогда завтра, около трех часов дня, – поспешно сказала я. – Обещаю, это не займет много времени. Просто хотелось бы отразить в статье реакцию большинства.

В отличие от Уоллингфорда Гарнер наотрез отказался дать интервью у себя дома.

– Мой дом – моя крепость, Карли, – сказал он. – Никогда не занимаюсь дома делами.

Так и хотелось напомнить ему, что даже Букингемский дворец открыт для туристов. Но пришлось придержать язык. К тому времени, как мы покончили с эспрессо, мне уже не терпелось выйти на улицу. Журналист не должен позволять эмоциям мешать работе над материалом, но, сидя там, я чувствовала, как во мне закипает злость. Казалось, Линн откровенно радуется тому, что ее муж перед исчезновением оказался замешанным в любовной истории. От этого она сама выигрывала в глазах других людей, и только это для нее имело значение.

Уоллингфорд и Гарнер гнули примерно ту же линию. «Покажите миру, что мы жертвы» – таков был смысл всего, что они мне говорили. Из нас четверых, как мне казалось, я была единственная, хоть немного заинтересованная в том, чтобы Николаса Спенсера нашли, поскольку тогда, возможно, удастся вернуть хотя бы часть денег. Для акционеров это была бы великая новость. Может быть, и я получу назад часть своих двадцати пяти тысяч. Или, может быть, Уоллингфорд с Гарнером предполагают, что даже в случае поимки и экстрадиции Ника деньги так и не найдут, потому что он их очень надежно спрятал.

Отказав мне в домашнем визите, Гарнер все-таки согласился, чтобы я зашла к нему в офис, находящийся в Крайслер-билдинг. Он сказал, что даст краткое интервью в половине десятого утра в пятницу.

Понимая, что очень немногие журналисты продвинулись с Адрианом Гарнером столь далеко – он славился тем, что не соглашался на интервью, – я его поблагодарила со сдержанной теплотой.

Как раз перед нашим уходом из ресторана Линн сказала:

– Карли, я начала разбирать личные вещи Ника и натолкнулась на декоративную тарелку, которую ему подарили в феврале в его родном городе. Он засунул ее в ящик. Вы ведь ездили в Каспиен, чтобы собрать материалы о его жизни?

– Да, ездила.

Я не собиралась признаваться, что была там менее суток назад.

– Как люди сейчас к нему относятся?

– Примерно так, как и повсюду. Он был настолько убедительным, что после его награждения правление больницы Каспиена вложило в «Джен-стоун» большую сумму денег. Из-за денежных потерь им пришлось отменить план строительства детского отделения.

Уоллингфорд покачал головой. У Гарнера был сумрачный вид, но я заметила, что он теряет терпение. Обед окончился, и он был готов уйти.

Линн никак не отреагировала на тот факт, что клиника потеряла деньги, предназначенные больным детям, но зато спросила меня:

– Я имела в виду, что они говорили о Нике до того, как разразился скандал?

– После аварии самолета в городской газете печатались прочувствованные панегирики. Без сомнения, Ник был прекрасным студентом, хорошим парнем и преуспел в спорте. На одной из фотографий, где ему лет шестнадцать, он держит награду – был пловцом в команде чемпионов.

– Вот поэтому он мог инсценировать катастрофу, а потом доплыть до берега, – предположил Уоллингфорд.

«Возможно, – подумала я. – Но если у него хватило смекалки и умения это сделать, то кажется довольно странным, почему у него не хватило смекалки не быть замеченным в Швейцарии».

Вернувшись в офис, проверила, нет ли сообщений. Два из них привели меня в сильное замешательство. В первом электронном письме было следующее: «Когда в прошлом году моя жена вам писала, вы так и не удосужились ответить на ее вопрос, а вот теперь она мертва. Не такая уж вы умная. Догадались, кто был в доме Линн Спенсер, перед тем как его подожгли?»

«Кто этот тип? – недоумевала я. – Если все это не какая-то дурацкая шутка, очевидно, у него совсем плохо с головой».

Судя по адресу, это был тот же парень, который пару дней назад послал мне одно странное сообщение. То сообщение я сохранила, но теперь жалела, что не сохранила другое, тоже странное: «Готовься к Судному дню». Я его стерла, потому что в то время считала, что оно от религиозного фанатика. Теперь стала думать, а не послал ли все три сообщения один и тот же субъект.

Был ли кто-нибудь в тот вечер в доме с Линн? Я узнала у супругов Гомес, что поздние гости были для нее не редкость. Подумала, не стоит ли показать ей электронное письмо со словами: «Ну разве это не странно?» Интересно было бы посмотреть на ее реакцию.

Другое сообщение, встревожившее меня, было записано на автоответчик и пришло от заведующей рентгеновским отделением больницы Каспиена. Она говорила, что очень важно было бы кое-что ей разъяснить.

Я сразу же ей перезвонила.

– Мисс Декарло, вы вчера были у нас и разговаривали с моим помощником? – спросила она.

– Да.

– Насколько я понимаю, вы просили дать копию рентгеновских снимков ребенка Саммерс, утверждая, что миссис Саммерс хотела послать вам по факсу разрешение на это.

– Совершенно верно.

– Полагаю, мой ассистент сказал вам, что мы не храним копии. Как я разъяснила мужу миссис Саммерс, который забрал снимки двадцать восьмого ноября прошлого года, это был последний комплект, и, если пожелает, то может сделать копии. Он сказал, что необходимости в этом нет.

– Понятно.

Я не сразу нашлась, что ответить. Знала, что муж Каролины Саммерс не забирал эти рентгеновские снимки, как и не забирал томограмму из Огайо. Кто бы ни был человек, прочитавший и принявший всерьез письмо, которое Каролина Саммерс написала Николасу Спенсеру, он все предусмотрел. Прикрывшись именем Ника Спенсера, он выкрал у доктора Бродрика ранние записи доктора Спенсера, затем выкрал из больницы Каспиена рентгеновские снимки, показывающие, что у ребенка был рассеянный склероз, и наконец выкрал результаты томографии из клиники в Огайо. Ему пришлось преодолеть множество трудностей, и для этого нужно было иметь веские причины.

Дон был в кабинете один. Я вошла.

– Найдется для меня минутка?

– Конечно.

Я рассказала ему об обеде во «Временах года».

– Удачный ход, – сказал он. – Гарнера не так-то просто припереть к стенке.

Потом я поведала Дону о рентгеновских снимках, которые забрал из клиники Каспиена какой-то человек, назвавшийся мужем Каролины Саммерс.

– Эти люди, кто бы они ни были, уверенно прикрыли все свои тылы, – медленно произнес Картер. – А это определенно доказывает, что в администрации «Джен-стоун» есть – или был – опасный агент. За обедом ты рассказывала об этих происшествиях?

Я укоризненно взглянула на него.

– Извини, – сказал он. – Конечно, не рассказывала.

Я показала ему электронное письмо.

– Никак не пойму, этот тип просто шутник или нет, – сказала я.

– Не знаю, – откликнулся Дон Картер, – но полагаю, следует известить власти. Полицейским надо найти этого субъекта, потому что он вполне мог быть свидетелем пожара. До нас дошли сведения, что в Бедфорде полицейские задержали одного паренька за езду в состоянии наркотического опьянения. У его родственников есть влиятельный адвокат, предложивший заключить сделку, козырем которой должны быть свидетельские показания этого паренька против Марти Бикорски. Парень говорит, что, возвращаясь неделю назад с вечеринки в три часа ночи с понедельника на вторник, он проезжал мимо дома Спенсера. И клянется, что видел, как Бикорски медленно подъезжал к дому на своем фургоне.

– Господи, откуда ему знать, что это машина Марти Бикорски? – возразила я.

– Дело в том, что этот парень попал в небольшую аварию в Маунт-Киско, после чего оказался на станции техобслуживания, где работает Марти. Он увидел машину Марти и пришел в восторг от ее номерного знака. Стал его расспрашивать. На знаке есть буквы «М», «О» и «Б». Полное имя Бикорски – Мартин Отис Бикорски.

– Почему он до сих пор не заявил в полицию?

– Бикорски уже арестован. Парень улизнул на вечеринку, и ему здорово влетело от родителей. Говорит, что если бы арестовали не того человека, тогда бы он заявил.

– Ну разве это не образец гражданина? – сказала я, но была, по сути дела, смущена словами Дона.

Я припомнила, как спросила Марти, сидел ли он в машине, когда вышел на улицу покурить, и при этом заметила, как жена бросила на него предостерегающий взгляд. И теперь, как и тогда, я спрашивала себя, не говорил ли этот взгляд как раз об этом. Поехал ли он куда-нибудь, вместо того чтобы сидеть в машине с включенным двигателем? Дома в его поселке стоят очень близко друг к другу. Какой-нибудь сосед, у которого в доме было открыто окно, мог услышать посреди ночи шум работающего двигателя. Было бы вполне объяснимо, если бы рассерженный и огорченный Бикорски, выпив пару пива и проезжая мимо ухоженного и красивого особняка в Бедфорде, подумал о том, что потеряет собственное жилище. А потом он мог бы что-нибудь сделать с этим домом.

Полученные мной по электронной почте со-общения, казалось, подтверждали эту версию событий, что меня очень беспокоило.

Чувствовалось, что Дон за мной наблюдает.

– Ты думаешь, мне изменяет чутье в отношении людей? – спросила я.

– Нет, я думал, что оно, к сожалению, изменяет тебе в отношении этого парня. Из того, что ты мне рассказала, ясно, что Марти Бикорски есть о чем беспокоиться. Если он свихнулся и поджег этот дом, то, уверяю тебя, его ждет большой срок. В Бедфорде живет немало высокопоставленных лиц, и вряд ли они допустят, чтобы кто-то поджег один из их домов и при этом легко отделался. Уж поверь мне, в конечном итоге он намного выиграет, если сможет увильнуть от ответственности.

– Надеюсь, ему не придется этого делать. Убеждена, что он невиновен.

Я пошла к своему столу. Там по-прежнему лежал экземпляр «Пост». Я открыла газету на третьей странице – там, где была статья о том, что Спенсера видели в Швейцарии и что пропала Вивьен Пауэрс. Раньше я прочитала лишь первые два параграфа. В остальной части был в основном перепев истории «Джен-стоун», но мне удалось найти информацию, которую и надеялась найти, – фамилии родственников Вивьен Пауэрс из Бостона.

Алан Десмонд, ее отец, напечатал заявление: «Абсолютно не верю, что моя дочь поехала в Европу к Николасу Спенсеру. В последние недели она часто разговаривала по телефону с матерью, сестрами и со мной. Она глубоко опечалена его смертью и собирается вернуться в Бостон. Если он жив, она этого не знает. Я точно знаю, что она не стала бы по своей воле подвергать семью таким испытаниям. Что бы с ней ни случилось, произошло это без ее участия и согласия».

Я тоже так считала. Вивьен Пауэрс действительно горевала по Николасу Спенсеру. Нужно обладать особой жестокостью, чтобы умышленно исчезнуть, заставив родственников каждую минуту страдать в неведении о том, что с вами случилось.

Я села за стол и стала просматривать свои записи, относящиеся к посещению дома Вивьен. Бросилась в глаза одна вещь: она сказала, что в ответ на письмо от матери ребенка, вылеченного от рассеянного склероза, был послан стандартный ответ. Я вспомнила, что Каролина Саммерс говорила мне, что так и не получила ответа. По-видимому, кто-то из машинописного бюро не только передал письмо третьему лицу, но и уничтожил все записи о том, что оно существовало.

Я все-таки решила, что обязана позвонить в полицию Бедфорда и сообщить им о посланиях по электронной почте. Следователь внимательно меня выслушал, но, пожалуй, не придал этому особого значения. Попросил переслать ему по факсу копии обоих сообщений.

Мы перешлем эту информацию в отдел ми расследованию поджогов администрации окружного прокурора, – сказал он. – И сами попытаемся выйти на след этого человека. Но у меня такое чувство, мисс Декарло, что это дурацкий розыгрыш. Мы абсолютно уверены в Том, что взяли нужного человека.

Не было смысла говорить ему, что я по-прежнему уверена в его неправоте. Затем я позвонила Марти Бикорски. И снова попала на автоответчик. «Марти, знаю, вряд ли вы мне поверите, но я по-прежнему на вашей стороне. Хотелось бы еще раз с вами поговорить».

Я стала диктовать свой телефонный номер па тот случай, если он его потерял, но не успела закончить, как Марти снял трубку. Он согласился встретиться со мной после работы. Я уже собиралась уйти, когда вспомнила об одной вещи и вернулась к компьютеру. Недавно я прочитала в журнале «Красивый дом» статью, в которой был снимок Линн на фоне дома в Бедфорде. Если я правильно запомнила, в статье было несколько снимков дома снаружи. Меня в особенности интересовало описание участка. Отыскала статью, открыла ее и поздравила себя с тем, что память меня не подвела. Потом поехала к Бикорски.

На этот раз по дороге в Уэстчестер я попала в пробку и подъехала к дому Бикорски без двадцати семь. Если в субботу, когда мы виделись, он и Рода были ошеломлены, то сегодня у них был явно враждебный вид. Мы уселись в гостиной. Из каморки позади кухни доносился звук телевизора, и подумалось, что там сейчас Мэгги.

Я сразу заговорила о деле.

– Марти, у меня такое чувство, словно вы что-то недоговариваете насчет той ночи – то ли вы сидели в холодной машине, то ли включили двигатель. Я не верю, что дело обстояло так. Вы ведь куда-то ездили, верно?

Нетрудно было заметить, что Рода сильно возражала против того, чтобы Марти вообще меня к ним приглашал. Вспыхнув, она тихо сказала:

– Карли, вы кажетесь симпатичной, но вы журналистка, и вам нужна сенсация. Тот парнишка наврал. Он не видел Марти. Наш адвокат сможет уличить парня во лжи. Этот парень сам пытается выпутаться из неприятностей и извлечь выгоду из обвинения против Марти.

– Ради этого он наплетет что угодно. Мне звонили несколько человек – они нас даже не знают – и говорили, что этот парень всегда врет. В ту ночь Марти не уезжал из дома.

Я посмотрела на Марти.

– Хочу показать вам эти электронные сообщения, – сказала я.

Я смотрела, как он их читает, а потом передает Роде.

– Кто этот человек? – спросил он.

– Не знаю, но именно сейчас полиция пытается отследить эти сообщения. Они его найдут. Мне он кажется психом, но он мог в тот вечер оказаться где-то на участке. Может быть, даже именно он поджег дом. Суть в том, что, если вы будете продолжать утверждать, будто не проезжали мимо дома Спенсера за десять минут до начала пожара, а вы лжете, вас могут уличить другие свидетели. Тогда вам действительно конец.

Рода заплакала. Похлопав ее по колену, он несколько секунд молчал. Потом пожал плечами.

– Я там был, – глухо произнес он, – все произошло так, как вы описали, Карли. После работы я выпил пару пива, как и говорил вам. У меня разболелась голова, и я стал ездить взад-вперед. Признаюсь, что по-прежнему был сам не свой, это уж точно. Дело ведь не столько в доме. Хуже всего, что не удалось получить противораковую вакцину. Вы не представляете, сколько я молился, чтобы они успели помочь нашей Мэгги.

Рода закрыла лицо ладонями. Марти обнял ее за плечи.

– Вы вообще останавливались у дома? – спросила я.

– Я остановился только на минуту, опустил окно фургона и плюнул на дом и на все, что у меня с ним связано. Потом поехал домой.

Могла поклясться, что он говорит правду. Я подалась вперед.

– Марти, вы были там за несколько минут до начала пожара. Не видели, чтобы кто-нибудь вышел из дома? Или, может быть, видели, как мимо проезжает другая машина? Если этот паренек говорит правду и действительно вас видел, то вы-то его тоже заметили?

– С другой стороны выехала машина и проехала мимо. Это мог быть тот парень. Примерно через полмили мне навстречу попался другой автомобиль, ехавший в сторону дома.

– Вы успели его рассмотреть?

Он покачал головой.

– Почти нет. По форме фар можно было предположить, что машина довольно старая, но поклясться в этом не могу.

– Вы не заметили, чтобы из дома кто-нибудь вышел?

– Нет, но если тип, приславший сообщение, там был, то он, возможно, прав. Припоминаю, что за воротами стояла какая-то машина.

– Вы видели там машину?

– Только мельком. – Он пожал плечами. – Я заметил ее, когда остановился и опустил окно в своей машине. Но я был там всего несколько секунд.

– Марти, какая это была машина?

– Насколько помню, темный седан. Он был припаркован в стороне от подъездной дороги, за столбом, слева от ворот.

Я вынула из сумки статью, которую скачала из Интернета, и нашла в ней фотографию поместья, снятую с дороги.

– Покажите.

Наклонившись вперед, он стал рассматривать снимок.

– Вот здесь стояла машина, – сказал он, указывая на место прямо за воротами.

Подпись под снимком гласила: «К пруду ведет очаровательная дорожка, мощеная булыжником».

– Должно быть, машина стояла на этих булыжниках. Широкий столб почти полностью заслонял ее от улицы, – сказал Марти.

– Если тот, кто послал электронное сообщение, и в самом деле видел на подъездной аллее какого-то человека, то это могла быть его машина, – сказала я.

– Почему ему было не подъехать к дому? – спросила Рода. – Зачем парковаться здесь и идти по аллее?

– Потому что этот человек не хотел, чтобы видели его машину, – ответила я. – Марти, знаю, что вы должны поговорить об этом с вашим адвокатом, но в отчетах о пожаре не упоминалось об автомобиле, стоящем у ворот. Так что, кто бы там ни был, но он уехал до появления пожарных машин.

– Может быть, именно этот человек поджег дом, – сказала Рода, и в ее голосе прозвучала надежда. – Что он там делал, если прятал машину?

– Остается еще много неясных вопросов, – вставая, сказала я. – Полицейские могут выследить автора электронных посланий. Для вас, Марти, это может оказаться счастливым шансом. Они обещали сообщить мне, кто это. Как только смогу, я с вами свяжусь.

Поднимаясь на ноги, Марти задал вопрос, который тревожил и меня.

– Миссис Спенсер не говорила, что у нее были в тот вечер гости?

– Нет. – Потом из чувства лояльности я добавила: – Вы же видели размеры этого участка. Кто-то мог находиться на территории без ее ведома.

– Но не с машиной, если только этот человек не знал код для открывания ворот или кто-то из дома не открыл их для него. Вот как оно получается. А полицейские проверили людей, которые там работали, или они сосредоточились только на мне?

– Собираюсь это выяснить. Начнем с электронной почты и посмотрим, куда это нас приведет.

Неприязнь, с которой поначалу встретила меня Рода, полностью исчезла. Она сказала:

– Карли, вы правда думаете, что есть шанс найти человека, который поджег дом?

– Да, конечно.

– Может быть, чудеса все-таки бывают?

Она говорила о чем-то более важном, чем пожар.

– Я верю в них, Рода.

Но по дороге домой подумала о том, что в одном чуде, о котором она больше всего мечтала, ей будет отказано. Было ясно, что в этом я ей не помощник, но хотелось сделать все возможное, чтобы помочь Марти доказать свою невиновность. Смерть ребенка будет для нее страшным испытанием, но если рядом с ней в это время не будет мужа, все будет намного страшнее.

Мне следует об этом помнить.

31

«Каждый день несет на себе печать зла». Такие мысли обуревали меня, когда я вернулась домой после визита к Марти и Роде Бикорски. Было около девяти. Я устала и проголодалась. Готовить было лень. Не хотелось ни пиццы, ни китайской еды. Заглянув в холодильник, пришла в отчаяние. Нашла жалкий кусочек сыра, засохший по краям, пару яиц, один помидор, немного порыжевшего салата-латука и четверть буханки французского хлеба.

Напомнила себе, что Джулия Чайлд могла бы сотворить из этого усладу гурмана. Посмотрим, на что способна я.

Помня об этом очаровательном и эксцентричном шеф-поваре, я принялась за работу и совсем неплохо справилась с задачей. Прежде всего налила себе бокал шардоне. Потом отделила от латука порыжевшие листья и, смешав немного чеснока, масла и уксуса, приготовила салат. Тонко нарезав французский хлеб, посыпала его сверху натертым пармезаном и поставила в духовку. Оставшийся сыр и помидор пошли на приготовление омлета, который получился отменным.

«Не все умеют готовить омлет», – поздравив себя с удачей, подумала я.

Уселась в клубное кресло, стоявшее в нашей гостиной еще с моего детства, и стала есть с подноса. Ноги поставила на скамеечку – так хорошо было спокойно посидеть дома. Открыла журнал, который собиралась почитать, но оказалось, что не могу на нем сосредоточиться, поскольку в голове без конца прокручивались события прошедшего дня.

Мне вдруг представилось, как Вивьен Пауэрс стоит на пороге своего дома и смотрит, как я отъезжаю на машине. Стали понятны слова Мануэля Гомеса о том, что он радуется за Ника и Вивьен. Почему-то я не могла вообразить, что эти два человека, у которых рак отнял любимых людей, живут в Европе на деньги, предназначенные для изучения этой болезни.

Отец Вивьен клялся, что его дочь не заставила бы семью мучиться в неведении относительно того, что с ней случилось. Сын Ника Спенсера тешил себя надеждой, что отец жив. Разве мог бы Ник допустить, чтобы ребенок, потерявший мать, изо дня в день жил надеждой, что от отца придет весточка?

В десять часов я включила телевизор, с нетерпением ожидая новостей о Спенсере и Пауэрс. Мне повезло. Должны были показать интервью с Барри Уэстом, акционером, утверждавшим, что видел Ника. С трудом дождалась после блока рекламы этого главного сообщения в сводке.

Уэст явно не тянул на роль Шерлока Холмса. Это был коротенький толстый человек с пухлыми щеками и поредевшими волосами.

Интервью у него брали в уличном кафе, где, по его словам, он увидел Николаса Спенсера.

Корреспондент «Фокс ньюс» в Цюрихе сраму же перешел к делу.

– Мистер Уэст, вот здесь вы сидели, когда, как вам показалось, увидели Николаса Спенсера?

– Мне не показалось. Я его действительно видел, – категорично заявил Уэст.

Не знаю почему, но я ожидала, что у него гнусавый или завывающий голос. Однако голос оказался сильным, хотя с модуляциями.

– Мы с женой были в сомнении, сможем ли поехать в отпуск, – продолжал Уэст. – У нас двадцать пятая годовщина свадьбы, и мы заранее все спланировали, но потом потеряли в «Джен-стоун» большую сумму денег. Так или иначе, в прошлую пятницу мы сюда прибыли, а во вторник ближе к вечеру сидели здесь и говорили о том, как хорошо, что не остались дома. И тут я случайно посмотрел вон туда.

Он указал на столик во внешнем ряду столов, относящихся к этому кафе.

– Он сидел там. Даже не верилось. Мне приходилось бывать на многих собраниях акционеров и часто видеть Спенсера. Он покрасил волосы – они у него были темно-русые, а теперь стали черными – тот же эффект был бы, надень он лыжную шапочку. Я знаю его в лицо.

– Вы пытались заговорить с ним, мистер Уэст?

– Заговорить с ним? Я прокричал ему: «Эй, Спенсер, я хочу с вами поговорить!»

– Что случилось потом?

– Он вскочил на ноги, бросил на стол деньги и убежал.

Репортер указал на столик, за которым якобы сидел тогда Спенсер.

– Оставляем все это на суд зрителей. Сейчас, когда мы записываем этот репортаж, погодные условия и время примерно те же, что были во вторник вечером, когда Барри Уэст, как он считает, видел за этим столиком Николаса Спенсера. Мы сейчас усадили за этот столик одного человека из нашей группы, примерно того же роста и комплекции. Насколько четко вы его видите?

С такого расстояния этого человека можно было принять за Николаса Спенсера. Даже черты лица у них были похожи. Но я не понимала, каким образом наблюдатель, смотрящий на него с такого расстояния и под таким углом зрения, мог точно идентифицировать человека.

Камера вернулась к Барри Уэсту.

– Я видел Николаса Спенсера, – уверенно сказал он. – Мы с женой вложили в его компанию сто пятьдесят тысяч долларов. Требую, чтобы наше правительство организовало слежку за этим субъектом и заставило его признаться, куда он спрятал все эти деньги. Мне мои деньги достались с большим трудом, хочу их вернуть.

Корреспондент «Фокс ньюс» продолжал:

– В соответствии с имеющейся у нас информацией несколько различных агентств по расследованию уже проверяют эту основную сводку, а также проводят расследование факта исчезновения Вивьен Пауэрс, предполагаемой любовницы Николаса Спенсера.

Зазвонил телефон, и я выключила телевизор. Мне порядком надоело слушать, как события в устах людей обрастают всякими небылицами.

Знаю, что мое приветствие прозвучало поспешно и нетерпеливо:

– Привет.

– Эй, тебя кто-то сегодня обидел? Голос какой-то сердитый.

Это был Кейси.

Я рассмеялась.

– Немного устала, да и настроение неважное.

– Расскажи, в чем дело, Карли.

– Доктор, вы как будто спрашиваете: «Где у вас болит?»

– Может быть, и так.

Я кратко изложила ему события дня, закончив словами:

– Думаю, на Марти Бикорски оказывается давление. Боюсь, с Вивьен Пауэрс произошло что-то ужасное. Человек, сказавший, что видел в Цюрихе Ника Спенсера, может быть, и прав, но это смелое предположение. Весьма смелое.

– А полицейские смогут отследить электронные послания, которые ты получила?

– Если этот парень не компьютерный гений, то смогут, так они, по крайней мере, говорят.

– Значит, если это не розыгрыш, как ты сама говоришь, то твое расследование сможет помочь Бикорски. И вот какая штука – в воскресенье мы, скорей всего, не поедем в Гринвич. Чем ты хотела бы заняться вместо этого? Если будет хорошая погода, предлагаю проехаться на машине и пообедать где-нибудь в приморском ресторане.

– Твои друзья отменили вечеринку? Я думала, это годовщина или день рождения.

В голосе Кейси послышалось замешательство.

– Нет, но когда я позвонил Винсу и сказал ему, что ты сможешь прийти со мной, то похвастался твоей новой работой и тем, что ты пишешь статью о Николасе Спенсере.

– И…

– И понял – что-то не так. Он сказал, что считал тебя обозревателем, ведущим рубрику по финансовым вопросам. Проблема в том, что родители первой жены Ника Спенсера – Рейд и Сьюзен Барлоу – его соседи и они придут на вечеринку. Винс говорит, они очень переживают из-за того, что происходит вокруг Спенсера.

– У них живет сын Ника, так ведь?

– Да. Вообще-то Джек Спенсер – лучший друг сына Винса.

– Послушай, Кейси, – сказала я, – не хочу, чтобы ты из-за меня не пошел на этот вечер. Я умываю руки.

– Это не вариант, – без выражения произнес он.

– Мы можем выбраться куда-нибудь в субботу или понедельник – да когда угодно. Но конечно, я бы многое отдала за то, чтобы поговорить с бывшими родственниками Ника. Они отказываются общаться с прессой, но не думаю, что тем самым делают внуку добро. Даю честное слово, что, если попаду на этот вечер, ни одним словом не помяну Ника Спенсера и не задам им ни единого вопроса – прямого или косвенного. Но может быть, получив обо мне некоторое представление, они позвонят мне потом.

Кейси молчал, и я невольно заговорила громче:

– Черт возьми, Кейси, Барлоу не должны прятать голову в песок. Происходит нечто важное, и им следует об этом знать. Готова поклясться, этот придурок Барри Уэст, утверждающий, что видел Спенсера в Цюрихе, видел кого-то, лишь немного его напоминающего! Кейси, пропала Вивьен Пауэрс, ассистентка Ника. Я рассказывала тебе о докторе Бродрике. Он по-прежнему в критическом состоянии. Сгорел дом Ника в Бедфорде. Ник постоянно виделся с родственниками первой жены. Он доверил им сына. Ну разве не мог он рассказать им какие-то вещи, проливающие свет на все это дело?

– То, что ты говоришь, очень разумно, Карли, – тихо произнес Кейси. – Я поговорю с Винсом. Из того, что он рассказывал, ясно, что чета Барлоу вконец измотана противоречивыми сообщениями о Нике Спенсере. Его сын Джек сильно огорчится, если так и не удастся ничего выяснить. Может быть, Винс уговорит их побеседовать с тобой.

– Загадаю, чтобы желание исполнилось.

– Ладно. Но так или иначе, в воскресенье встречаемся.

– Отлично, доктор.

– И еще одно, Карли.

– Угу.

– Позвони мне, когда выяснишь, кто послал эти электронные письма. Думаю, ты права – они все из одного источника. Мне не нравится то, в котором говорится о Судном дне. Этот тип похож на психа, и, возможно, он зациклился на тебе, а это меня беспокоит. Будь осторожна.

У Кейси был такой серьезный тон, что мне захотелось его развеселить.

– Не судите, да не будете судимы, – процитировала я.

– Мудрому довольно и слова, – отпарировал он. – Спокойной ночи, Карли.