Текст книги "Оставь для меня последний танец"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

20

– Поразительно, как вчера Адриану Гарнеру удалось попасть в точку, – сказала я на следующее утро Дону и Кену.

Мы трое с раннего утра сидели за рабочими столами и без четверти девять собрались уже в кабинете Кена за второй чашкой кофе.

Предположение Гарнера о том, что люди сразу же расценят обуглившийся и запятнанный кровью лоскут рубашки как часть продуманного плана исчезновения Спенсера, оказалось верным. Бульварная пресса со всех сторон обсасывала эту историю.

Фотографии Линн были помещены на первой странице «Нью-Йорк пост» и третьей странице «Дейли ньюс». Создавалось ощущение, что обе фотографии сняты вчера вечером на пороге ее дома. И на обеих Линн выглядела одновременно и сногсшибательной, и уязвимой. На глазах блестят слезы. Левая рука повернута ладонью вверх, и на обожженной ладони видна марлевая повязка. Другой рукой она сжимает плечо домработницы. В «Нью-Йорк пост» шапка во всю полосу: «ЖЕНА НЕ ЗНАЕТ, УТОНУЛ МУЖ ИЛИ ВЫПЛЫЛ», а в «Дейли ньюс»: «ЖЕНА РЫДАЕТ: НЕ ЗНАЮ, ЧТО И ПОДУМАТЬ».

Немного раньше я позвонила в больницу и узнала, что состояние доктора Бродрика остается критическим. Решила сейчас же рассказать об этом Кену и Дону, а также поделиться своими подозрениями.

– Ты думаешь, несчастный случай с Бродриком имеет какое-то отношение к твоему с ним разговору об этих записях? – спросил Кен.

За несколько дней знакомства с Кеном я заметила, что когда он рассматривает все «за» и «против» в какой-то ситуации, то снимает очки и раскачивает их в правой руке. Сейчас он делал то же самое. Щетина на подбородке и щеках указывала на то, что он решил отращивать бороду или же просто опаздывал утром. На нем была красная рубашка, но почему-то я представляла его себе в белом докторском халате с книжкой рецептов, торчащей из кармана, и стетоскопом на шее. Не важно, во что он одет, не важно, оброс ли щетиной, – в любом случае в облике Кена есть что-то от врача.

– Возможно, ты права, – продолжал он. – Все мы знаем, что фармацевтический бизнес по сути своей конкурентоспособен. Компания, которая первой выставит на рынок препарат, предупреждающий или излечивающий рак, заработает миллиарды.

– Кен, а зачем суетиться и похищать ранние записи человека, который не был даже биологом? – возразил Дон.

– Николас Спенсер всегда оценивал последние исследования своего отца как основу для разрабатываемой им вакцины. Возможно, кому-то пришло в голову, что в ранних записях может быть нечто важное, – предположил Кен.

Мне это показалось разумным.

– Доктор Бродрик был связующим звеном между записями и человеком, их забравшим, – сказала я. – А может быть, эти записи были настолько ценными, что некто предпочел убить доктора, чтобы не дать ему опознать мужчину с рыжеватыми волосами? Этого человека можно выследить, кем бы он ни был. Он может даже быть из «Джен-стоун» или, по крайней мере, знать кого-то из «Джен-стоун», близко знакомого с Ником Спенсером и осведомленного о Бродрике и записях.

– Возможно, мы упускаем вот что: Ник Спенсер мог сам послать кого-то за этими записями, а потом сделать вид, что удивлен их исчезновением, – медленно проговорил Дон.

– Зачем ему это? – спросила я, уставившись на него.

– Карли, Спенсер – мошенник (или был им), достаточно сведущий в микробиологии, чтобы собрать стартовый капитал. Он назначает председателем человека вроде Уоллингфорда, умудрившегося полностью провалить семейное дело, доверяет ему собрать совет директоров из людей, не способных выбраться из тупика, а потом заявляет, что находится на пороге окончательного излечения рака. Ему удавалось это в течение восьми лет. Для человека его положения он жил достаточно скромно. Знаете почему? Потому что знал, что ничего не получится, и копил состояние для выхода в отставку. Тут его пирамида и рухнула. Но Спенсеру было необходимо создать впечатление, что кто-то украл ценные данные, а сам он оказался жертвой чьей-то махинации. Я бы сказал, что его слова о том, будто он не знал о пропаже записей, были сказаны для людей вроде нас, которые будут о нем писать.

– А покушение на доктора Бродрика тоже часть этого сценария? – спросила я.

– Готов поспорить, что это совпадение. Уверен, что владельцев всех станций обслуживания и ремонтных мастерских в этой части Коннектикута предупредили, чтобы они сообщали в полицию обо всех машинах с подозрительными повреждениями. Наверняка найдется какой-нибудь парень, возвращавшийся домой после ночного кутежа, или пацан, слишком сильно нажавший на педаль газа.

– Это возможно, если только человек, наехавший на доктора Бродрика, живет в этом округе, – заметила я. – Но в это не верится. Попробую уговорить секретаршу Ника Спенсера побеседовать со мной, а потом съезжу в хоспис, где Спенсер работал волонтером.

Мне сказали, что Вивьен Пауэрс опять взяла выходной. Позвонила ей домой. Когда она услышала, кто я, то сказала, что не хочет говорить о Николасе Спенсере, и повесила трубку. Оставался один путь – позвонить в дверь ее квартиры.

Перед тем как уйти из офиса, я просмотрела электронную почту. В мою колонку пришло около сотни вопросов и сообщений. Все в основном типовые, но два вывели меня из равновесия. В первом было: «Готовься к Судному дню».

«Это не угроза, – сказала я себе. – Должно быть, очередная чушь на тему конца света».

Я проигнорировала это сообщение еще и потому, что следующее меня буквально шокировало: «Что за человек был в особняке Линн Спенсер за минуту до того, как дом запылал?»

Кто мог увидеть человека, выходящего из дома перед самым пожаром? Разве это не тот, кто фактически поджег дом? А если так, зачем ему понадобилось писать мне? Потом в голову пришла мысль: чета слуг не ожидала, что Линн будет дома в ту ночь. Но может быть, они видели, как кто-то другой выходит из дома? В таком случае, почему не заявили об этом? Напрашивался единственный ответ: они могли жить в стране нелегально и опасались, что их депортируют.

Теперь мне предстояли три остановки в округе Уэстчестер.

Первую я наметила сделать у дома Вивьен и Джоэла Пауэрс, в Бриарклиф-мэнор, одном из городков, граничащих с Плезантвилем. С помощью дорожной карты нашла их дом – очаровательное двухэтажное каменное строение, которому было, вероятно, больше ста лет. На лужайке перед домом заметила риелторский знак – дом был выставлен на продажу.

Мысленно скрестив пальцы, как в тот раз, когда пришла без приглашения к порогу доктора Бродрика, позвонила в дверь и стала ждать. В старой тяжелой двери был глазок, и я почувствовала, что за мной наблюдают. Потом дверь приоткрылась, но цепочка осталась на месте.

Дверь открыла темноволосая красавица лет тридцати. Она была без макияжа, да он ей и не требовался. Длинные ресницы оттеняли карие глаза. Высокие скулы, безукоризненной формы нос и рот наводили на мысль, что она могла быть моделью. Безусловно, ее внешность вполне это допускала.

– Карли Декарло, – представилась я. – А вы Вивьен Пауэрс?

– Да, и я уже говорила вам, что не согласна на интервью, – ответила она.

Опасаясь, что она захлопнет дверь, я поспешно сказала:

– Пытаюсь написать честную непредвзятую статью о Николасе Спенсере. Не думаю, что по поводу его исчезновения в прессе написано все и нечего добавить. Когда мы с вами разговаривали в субботу, у меня появилось ощущение, что вы полностью на его стороне.

– Так и есть. До свидания, мисс Декарло. Пожалуйста, не приходите больше.

Я рисковала, но пошла напролом.

– Госпожа Пауэрс, в пятницу мне удалось съездить в Каспиен, город, в котором вырос Ник Спенсер. Я разговаривала с неким доктором Бродриком, купившим дом Спенсеров и сохранившим некоторые ранние записи доктора Спенсера. В настоящее время он в больнице: его сбила машина, и он, вероятно, не поправится. Считаю, что его разговор со мной по поводу исследований доктора Спенсера может иметь какое-то отношение к этому так называемому несчастному случаю.

Я умолкла, но заметила в ее глазах испуганное выражение. Через секунду она сняла предохранительную цепочку.

– Входите.

В доме все было вверх дном. Свернутые ковры, штабеля коробок с надписями, освобожденные от вещей столешницы, а также голые стены и окна говорили о том, что Вивьен Пауэрс готовится к переезду. Я заметила у нее на пальце обручальное кольцо и подумала, где же ее муж.

Она привела меня на небольшую закрытую солнечную террасу, в которой пока все оставалось по-прежнему – на столах стояли лампы, а на дощатом полу лежал коврик. Там была плетеная мебель с раскиданными на ней подушками из разноцветного вощеного ситца. Вивьен сидела на двухместном диванчике, а меня пригласила сесть в кресло с такой же обивкой. Я была рада, что проявила твердость, приехала сюда и пробралась в этот дом. Один из секретов продажи недвижимости состоит в том, что дом производит гораздо лучшее впечатление, когда в нем живут люди. Это заставило меня спросить Вивьен, почему она так поспешно выезжает из дома. Я намеревалась выяснить, как давно этот дом выставлен на продажу, и готова была побиться об заклад, что это произошло не раньше аварии самолета.

– Когда упаковщики начали работать в доме, это место стало моим убежищем.

– Когда выезжаете? – спросила я.

– В пятницу.

– Остаетесь в этом округе? – спросила я как можно более небрежно.

– Нет. Мои родители живут в Бостоне. Поживу у них, потом найду себе новую квартиру. А пока сдам мебель на хранение.

Я начинала понимать, что Джоэл Пауэрс не входит в планы жены на будущее.

– Разрешите задать вам несколько вопросов?

– Если бы не захотела разрешить вам задавать вопросы, то просто не пустила бы на порог, – заметила она. – Но сначала я задам свой.

– Отвечу, если смогу.

– Что заставило вас поехать с визитом к доктору Бродрику?

– Я поехала для того, чтобы узнать историю дома, где вырос Николас Спенсер. Кроме того, доктор Бродрик мог знать о лаборатории доктора Спенсера, бывшей когда-то в этом доме.

– Вы были в курсе, что у Бродрика хранились ранние записи доктора Спенсера?

– Нет. Доктор Бродрик сам рассказал мне об этом. Он явно встревожился, когда понял, что Николас Спенсер не посылал за записями. Спенсер говорил вам об их пропаже?

– Да… – Она замялась. – На том обеде в феврале, когда Нику вручали награду, произошло нечто, имеющее отношение к письму, которое он получил незадолго до Дня благодарения. Писавшая ему женщина признавалась, что хочет рассказать о секрете, известном только ей и его отцу. Она утверждала, что отец Ника вылечил ее дочь от рассеянного склероза. Она даже оставила номер своего телефона. Тогда Ник передал мне это письмо, чтобы я ответила на него обычным порядком. Он сказал: «Идиотское письмо. Это совершенно исключено».

– Но вы ответили на письмо?

– Мы отвечали на всю почту. Все время приходили письма от людей, которые умоляли включить их в эксперименты, были готовы что угодно подписать, лишь бы иметь возможность получить противораковую вакцину, над которой он работал. Иногда люди писали, что вылечились благодаря питанию, и просили Ника испытать их домашние средства и даже начать их продавать. У нас было две-три формы ответных писем.

– Вы сохраняли копии писем?

– Нет, только перечень фамилий адресатов. Ни один из нас не помнит имени этой женщины. У нас есть двое служащих, которые занимаются подобной корреспонденцией. И вот на том обеде что-то произошло. На следующее утро Ник был очень взволнован и сказал, что должен немедленно вернуться в Каспиен. Сказал, что узнал нечто страшно важное. И добавил, что чутье подсказывает ему всерьез принять то письмо от женщины, писавшей, что отец Ника вылечил ее дочь.

– Тогда он снова помчался в Каспиен, чтобы забрать ранние записи отца, и обнаружил, что они пропали. Это произошло незадолго до Дня благодарения, примерно в то время, как письмо пришло в офис, – сказала я.

– Верно.

– Позвольте спросить без обиняков, Вивьен. Вы полагаете, между этим письмом и последующей пропажей ранних записей отца Ника из дома доктора Бродрика существует связь?

– Думаю, да. И с того дня Ник изменился.

– Он когда-нибудь говорил, кого навещал после доктора Бродрика?

– Нет, не говорил.

– Не могли бы вы посмотреть его календарь за этот день? Торжественный обед состоялся пятнадцатого февраля, так что меня интересует шестнадцатое февраля. Может быть, он черкнул фамилию или номер?

Она покачала головой.

– В то утро он ничего не записал и с того дня ничего не отмечал на календаре относительно встреч за пределами офиса.

– Когда вам надо было связаться с ним, как вы это делали?

– Звонила ему на сотовый. Но это было не всегда. Существовали еще и запланированные мероприятия, например медицинские семинары, обеды, заседания правления. Однако за последние четыре или пять недель Ник часто отлучался из офиса. Когда в офис пришли люди из окружной прокуратуры, они сообщили, что, по их сведениям, он дважды был в Европе. Корпоративным самолетом не пользовался, и ни один человек из администрации не знал о его планах, даже я.

– Власти, похоже, считали, что он либо готовится к пластической операции по изменению внешности, либо подготавливает будущее жилье. А что вы думаете, Вивьен?

– Думаю, что-то шло совсем не так, и он это понимал. Похоже, боялся, что прослушивают его телефон. Я была в кабинете, когда он звонил Бродрику, и теперь вот думаю: почему он просто не сказал, что ему нужны записи отца, а только спросил, нельзя ли ему заглянуть к доктору?

Для меня было очевидно, что Вивьен Пауэрс отчаянно стремится поверить в то, что Ник Спенсер стал жертвой тайного сговора.

– Вивьен, – спросила я, – вы думаете, он всерьез ожидал успеха с вакциной или же всегда знал, что затея провалится?

– Нет. Им двигало желание найти лекарство от рака. Эта страшная болезнь отняла у него мать и первую жену. Я познакомилась с ним дна года назад в хосписе, где мой муж был пациентом. Ник работал там как волонтер.

– Вы познакомились с Ником Спенсером в хосписе?

– Да. При больнице Святой Анны. Это было за несколько дней до смерти Джоэла. Тогда я ушла с первой работы, чтобы за ним ухаживать, и была референтом директора брокерской фирмы. Ник зашел в палату Джоэла и разговаривал с нами. Через несколько недель после смерти Джоэла Ник позвонил мне. Сказал, что если захочу работать в «Джен-стоун», то могу прийти в компанию. Обещал найти место. Полгода спустя я приняла его предложение. Никак не ожидала, что буду работать лично с ним, но мне повезло. Его секретарша была беременна и собиралась пару лет провести дома, поэтому мне досталась эта работа, ставшая для меня божьим даром.

– Как он ладил с другими сотрудниками компании?

Она улыбнулась.

– Прекрасно. Ник очень хорошо относился к Чарльзу Уоллингфорду. Иногда отпускал на его счет разные шуточки. Говорил, что, если еще раз услышит о его генеалогическом древе, то прикажет его срубить. Не думаю, что Ник очень любил Адриана Гарнера. Считал его властолюбивым, но мирился с этим из-за тех денег, что Гарнер мог выложить на стол.

Я вдруг снова различила в ее тоне ту восторженную нотку, которую заметила в субботнем разговоре по телефону.

– Ник Спенсер был очень предан своему делу. Если бы для выпуска вакцины на всемирный рынок понадобилось приносить Гарнеру домашние тапочки, Ника это не смутило бы.

– Но если он понял, что вакцину получить не удастся, и брал деньги, которые не мог компенсировать, что тогда?

– Допускаю, что он мог все провалить. Нервничал. Рассказал мне о том, что случилось за неделю до аварии самолета. Последствия этого происшествия могли быть фатальными. Поздно вечером он ехал из Нью-Йорка в Бедфорд, и в машине заело педаль газа.

– Вы кому-нибудь рассказывали об этом?

– Нет. Он не придал этому значения. Сказал, что ему повезло, потому что транспорта было мало и он смог управлять машиной, пока он выключил двигатель и она сама не остановились. Автомобиль был старым, любимым, но Пик сказал, что явно пришло время от него избавиться. – Она замялась. – Карли, теперь и думаю, а не мог кто-то специально все это подстроить? Происшествие с машиной случилось всего за неделю до аварии самолета.

Стараясь сохранить нейтральное выражение лица, я лишь задумчиво кивала. Не хотелось, чтобы она заметила, что я абсолютно с ней согласна. Надо было выяснить кое-что еще.

– Что вам известно о его взаимоотношениях с Линн?

– Ничего. При всей своей общительности Ник был очень закрытым человеком.

Я заметила в ее глазах неподдельную печаль.

– Вы к нему очень тепло относились, верно?

Она кивнула.

– Всякий, кто часто общался с Ником Спенсером, очень его любил. Он был совершенно особенным человеком, сердцем и душой компании. А теперь она вот-вот обанкротится. Одни сотрудники уволены, другие уходят из компании, и все они его обвиняют и ненавидят. Что ж, полагаю, он тоже мог быть жертвой.

Через несколько минут мы расстались. Вивьен пообещала, что будет поддерживать со мной связь. Она подождала, пока я шла по дорожке, и помахала мне рукой, когда я садилась в машину.

В голове кипели мысли. Несомненно, между несчастным случаем с Бродриком, испорченной педалью газа в машине Ника Спенсера и аварией самолета существует связь. Три происшествия? Не может быть. Потом я позволила вопросу, бывшему где-то в подсознании, выплыть на поверхность: был ли Николас Спенсер убит?

Однако после разговора с четой слуг из поместья Бедфорд в голове у меня возник другой сценарий, совершенно изменивший ход моих мыслей.

21

«Прошлой ночью мне приснилось, что я снова побывала в Мэндерли». Вступительная фраза из романа Дафны Дюморье «Ребекка» неотвязно преследовала меня на всем пути, пока я, свернув с шоссе в Бедфорде, не остановилась у ворот поместья Спенсеров.

Во второй раз за сегодняшний день я шла в гости без приглашения. Когда голос с латиноамериканским акцентом вежливо попросил меня представиться, я сказала, что прихожусь госпоже Спенсер сводной сестрой. Наступила короткая пауза, а потом меня попросили объехать пожарище и остановиться с правой стороны.

Я медленно поехала вперед, любуясь прекрасным ухоженным участком, прилегающим к разрушенному зданию. В отдаленной части был бассейн, а на террасе над ним – небольшой павильон. Слева можно было различить нечто похожее на английский сад. Но почему-то я не могла себе представить, как Линн, стоя на коленях, копается в земле. Интересно было бы узнать, кто руководил работами по ландшафтному дизайну – Ник и его первая жена или же эту задачу выполнил предыдущий владелец.

Мануэль и Роза Гомес жили в старомодном коттедже из известняка с крутой черепичной кровлей. Он был со всех сторон обсажен вечнозелеными растениями и почти не виден из особняка. Нетрудно было понять, почему слуги на прошлой неделе не заметили появления Линн.

Поздно вечером она могла набрать код, отпереть ворота и заехать в гараж, а они могли ничего об этом не знать. Мне показалось странным, почему на территории усадьбы нет видео-наблюдения, однако я знала, что в доме есть сигнализация.

Поставив машину, подошла к крыльцу и позвонила. Дверь открыл Мануэль Гомес и пригласил меня войти. Это был жилистый мужчина ростом около пяти футов восьми дюймов с темными волосами и худым умным лицом. Я вошла в прихожую и поблагодарила его за то, что приняли меня без предварительной договоренности.

– Вы могли нас уже и не застать, мисс Декарло, – чопорно произнес он. – По просьбе вашей сестры мы к часу должны уехать. Вещи уже отправили. Как приказала миссис Спенсер, моя жена купила продукты, а сейчас в последний раз осматривает верхний этаж. Вы не желаете осмотреть дом?

– Вы уезжаете? Но почему?

По-моему, он поверил, что я искренне удивлена.

– Миссис Спенсер говорит, ей не нужна прислуга на весь день. Она собирается сама воспользоваться коттеджем, пока не решит, будет ли заниматься ремонтом.

– Но пожар случился всего неделю назад, – возразила я. – Вы нашли новое место работы?

– Нет, не нашли. Мы возьмем короткий отпуск и поедем в Пуэрто-Рико навестить родственников. Потом, пока не найдем новое место, погостим у дочери.

Можно было предположить, что Линн захочет побыть в Бедфорде – я была уверена, что у нее там есть друзья. Но выставить этих людей и почти не дать им времени на поиск нового места – это казалось мне едва ли не бесчеловечным.

Гомес сообразил, что я все еще стою в прихожей.

– Извините, мисс Декарло, – сказал он. – Пожалуйста, проходите в гостиную.

Последовав за ним, я быстро осмотрелась по сторонам. Из фойе наверх вела довольно крутая лестница. Слева виднелась комната с книжными шкафами и телевизором – вероятно, кабинет. Гостиная была просторной, с неровными оштукатуренными стенами кремового цвета и окнами с освинцованными переплетами. Уютная обстановка гостиной состояла из широкого дивана и кресел с обивкой из гобеленовой ткани. Все это напоминало сельский английский дом.

Повсюду царила идеальная чистота. На кофейном столике в вазе стояли свежие цветы.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Гомес.

Сам он остался стоять.

– Мистер Гомес, сколько времени вы здесь работаете? – спросила я.

– С тех пор, как поженились мистер и миссис Спенсер – я имею в виду первую миссис Спенсер. Уже двенадцать лет.

Двенадцать лет, и уведомление об увольнении всего за неделю! Боже правый, подумала я. Мне не терпелось спросить, какое выходное пособие выплатила им Линн, но не хватило смелости – по крайней мере, в тот момент.

– Мистер Гомес, я приехала сюда не для того, чтобы осматривать дом, а для того, чтобы поговорить с вами и вашей женой. Я журналистка и сейчас работаю над статьей о Николасе Спенсере для нашего журнала «Уолл-стрит уикли». Миссис Линн Спенсер в курсе, что я пишу статью. Я знаю, люди говорят про Николаса много гадостей, но я намерена быть щепетильно честной. Можно задать вам несколько вопросов?

– Позвольте, я приведу жену, – спокойно произнес он. – Она наверху.

Ожидая, я бегло осмотрела заднюю часть комнаты, находящуюся за аркой. Там была столовая, а за ней кухня. Создавалось впечатление, что первоначально этот дом был задуман как гостевой, а не как помещение для прислуги. Он выглядел довольно дорогим.

Услышав шаги по лестнице, я откинулась в кресле, где меня оставил Гомес. Потом встала, чтобы приветствовать Розу Гомес, хорошенькую полноватую женщину, припухшие глаза которой не оставляли сомнения в том, что она только что плакала.

– Давайте сядем, – предложила я, в тот же миг поняв, что сказала глупость.

В конце концов, это был их дом.

Вызвать супругов на разговор о Николасе и Джанет Спенсер не составило труда.

– Они были так счастливы вместе, – с просветлевшим лицом говорила Роза Гомес. – А когда родился Джек, можно было подумать, что это единственный на свете ребенок. Никак не укладывается в голове, что оба его родителя умерли. Они были замечательными людьми.

Из ее влажно блестевших глаз полились слезы. Женщина нетерпеливо смахнула их тыльной стороной ладони.

Слуги рассказали мне, что Спенсеры купили этот дом через несколько месяцев после свадьбы и вскоре после этого наняли их.

– В то время мы жили в большом доме, – сказала Роза. – Со стороны кухни там была очень милая квартирка. Но когда мистер Спенсер женился во второй раз, ваша сестра…

«Сводная сестра!» – захотелось мне крикнуть. Вместо этого я сказала:

– Должна прервать вас, миссис Гомес, и объяснить, что два года назад отец миссис Линн Спенсер и моя мать поженились во Флориде. Формально мы сводные сестры, но у нас нет близких отношений. Я здесь в качестве журналистки, а не родственницы.

Пусть даже я и взяла на себя защиту Линн, но мне нужно было услышать от этих людей правду, а не вежливые, тщательно выверенные ответы.

Мануэль Гомес взглянул сначала на жену, потом на меня.

– Миссис Лини Спенсер не хотела, чтобы мы жили в доме. Как и многие другие, предпочитала, чтобы прислуга жила в отдельном помещении. Она предложила мистеру Спенсеру устроить в доме пять спален, и этого было более чем достаточно для размещения гостей. Он поддержал идею о нашем переселении в коттедж, а мы были счастливы получить в свое распоряжение этот чудесный домик. Джек, разумеется, жил у бабушки с дедушкой.

– Николас Спенсер часто бывал с сыном? – спросила я.

– Конечно, – поспешно ответил Мануэль. – Но он действительно много путешествовал и не хотел оставлять Джека с няней.

– А после второй женитьбы отца Джек не захотел жить с миссис Линн Спенсер, – твердо молвила Роза. – Однажды он сказал мне, что она ему не нравится.

– Он вам это сказал?

– Да. Не забывайте, что, когда он родился, мы уже здесь жили. С нами он чувствовал себя комфортно. Мы для него были членами семьи. Но с папой… – Она задумчиво улыбнулась и покачала головой. – Они были друзьями. Такая трагедия для маленького мальчика. Сначала мать, потом отец. Я разговаривала с бабушкой Джека. Она сказала, он уверен, что папа жив.

– Почему он так думает? – быстро спросила я.

– В колледже мистер Николас занимался высшим пилотажем. Джек питает надежду, что отцу каким-то образом удалось выбраться из самолета, прежде чем тот рухнул на землю.

«Устами младенца…»? Я слушала, как Мануэль и Роза наперебой рассказывают истории о первых годах, проведенных вместе с Ником, Джанет и Джеком. Потом перешла к вопросам, которые собиралась задать.

– Роза, Мануэль, я получила сообщение по электронной почте о том, что кто-то вышел из дома за минуту до того, как он загорелся. Что вы можете сказать в связи с этим?

Оба они были сильно удивлены.

– У нас нет электронной почты, но, если бы кто-то из нас увидел человека, выходящего из дома перед пожаром, мы бы сообщили в полицию, – твердо произнес он. – Вы думаете, сообщение послал человек, который поджег дом?

– Возможно, – сказала я. – Есть больные люди, которые делают подобные вещи. Правда, не понимаю, почему нужно было посылать сообщение мне, а не в полицию.

– Чувствую себя виноватым из-за того, что мы не догадались проверить гараж – нет ли там машины миссис Спенсер, – сказал Мануэль. – Обычно она не приезжает домой так поздно, но иногда это случается.

– Как часто они пользовались домом? – спросила я. – Каждые выходные, на неделе или изредка?

– Первая миссис Спенсер любила дом. В то время они приезжали на каждые выходные, и, пока Джек не пошел в школу, она частенько жила здесь неделю или две, когда мистер Спенсер путешествовал. Миссис Линн Спенсер хотела продать этот дом, а также их квартиру. Она говорила мистеру Спенсеру, что хочет начать с нуля и не намерена примиряться со вкусами другой женщины. Они часто из-за этого ссорились.

– Роза, не думаю, что тебе следует обсуждать миссис Спенсер, – предупредил Мануэль.

Она пожала плечами.

– Я говорю правду. Этот дом ее не устраивал. Мистер Спенсер просил ее подождать, пока одобрят вакцину, и только потом заняться проектом дома. В последние месяцы возникли проблемы с вакциной, и он был страшно обеспокоен. Много ездил. Бывая дома, часто навещал Джека в Гринвиче.

– Знаю, Джек живет с бабушкой и дедушкой. Но когда мистер Спенсер бывал дома, Джек оставался здесь на выходные?

Роза пожала плечами.

– Не часто. Джек очень спокойно относится к миссис Спенсер. Она не из тех, кто хорошо понимает детей. Когда у Джека умерла мама, ему было всего пять. Миссис Линн Спенсер немного на нее похожа лицом, но, конечно, они совсем разные. От этого делается еще труднее, и думаю, это расстраивает мальчика.

– Линн была очень близка с мистером Спенсером?

Я понимала, что тороплюсь с вопросами, но необходимо было разобраться в их отношениях.

– Когда четыре года назад они только поженились, я бы сказала «да», – медленно проговорила Роза, – по крайней мере, некоторое время. Но если не ошибаюсь, это чувство длилось недолго. Она часто появлялась здесь со своими гостями, а он был в отъезде или в Гринвиче с Джеком.

– Вы говорили, что у миссис Спенсер не было привычки приезжать сюда поздно вечером, но иногда это случалось. Обычно она звонила вам заранее?

– Бывало, звонила заранее и просила оставить ей закуску или холодный ужин. Бывало, нюнила из особняка утром, чтобы сказать, в какое время подавать завтрак. Если звонка не было, мы в девять часов шли в дом и начинали работать. Дом был большой и требовал постоянного присмотра – не важно, жил там кто-то или нет.

Я понимала, что пора уходить. Чувствовала, что Мануэль и Роза Гомес не хотят оттягивать болезненный момент прощания с домом. Но нее же оставалось ощущение, что толком не удалось ничего узнать о живших здесь людях.

– К моему удивлению, на участке нет камер видео-наблюдения, – заметила я.

– У Спенсеров всегда был лабрадор, хорошая сторожевая собака. Но его увезли вместе с Джеком в Гринвич, а миссис Линн Спенсер не хотела заводить другую собаку, – объяснил Мануэль. – Она говорила, у нее на животных аллергия.

Я подумала, что это неправда. В квартире в Бока-Рейтон есть фотографии, на которых она снята ребенком с собаками и лошадьми.

– Где держали собаку? – спросила я.

– Ночью ее оставляли во дворе, когда было не слишком холодно.

– Она лаяла на чужих?

Оба они улыбнулись.

– О да! – ответил Мануэль. – Миссис Спенсер говорила, что Шеп не только вызывает аллергию, но и производит много шума.

«Много шума, потому что возвещал ее ночное появление или потому что предупреждал всех и каждого о ночных появлениях других посетителей?» – подумалось мне.

Я поднялась.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы уделили мне время. Хочу, чтобы для каждого ситуация разрешилась наилучшим образом.

– А я молюсь, – сказала Роза. – Молюсь, чтобы Джек оказался прав и мистер Спенсер был жив. Молюсь, чтобы в конце концов с вакциной все получилось и тревоги по поводу денег улеглись. – Ее глаза вновь наполнились влагой, и по щекам заструились слезы. – И потом, я молю о чуде. Мать Джека не может вернуться назад, но я молюсь о том, чтобы мистер Спенсер и та красивая девушка, что с ним работала, были вместе.

– Замолчи, Роза, – велел Мануэль.

– Не замолчу, – дерзко молвила она. – Какой вред будет от того, если я скажу это сейчас? – Она взглянула на меня. – Всего за несколько дней до аварии самолета мистер Спенсер заехал домой после ланча, чтобы забрать кейс, который оставил дома. С ним была та девушка. Ее зовут Вивьен Пауэрс. Было понятно, что они влюблены друг в друга. Я за него порадовалась. В его жизни за последнее время случилось много плохого. Миссис Линн Спенсер недобрая женщина. Если мистер Спенсер все-таки умер, я рада, что хотя бы в конце жизни он знал: кто-то его очень любит.

Я оставила супругам свою визитку и уехала, пытаясь проанализировать услышанное.

Вивьен уволилась с работы, продала дом и отдала мебель на хранение. Она говорила мне, что хочет начать новую главу своей жизни. Но теперь я готова была поставить сотню долларов против цента, что эта глава будет открыта не в Бостоне. А как же ее слова о забытом письме от какой-то женщины, утверждавшей, что доктор Спенсер чудесным образом вылечил ее дочь?