Текст книги "Оставь для меня последний танец"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

18

Полагаю, я доехала домой на «автопилоте». Думала лишь об этом происшествии, в результате которого доктор Бродрик впал в кому и находился в критическом состоянии. Был ли это несчастный случай?

Вчера сразу после разговора с доктором Бродриком я отправилась в офис «Джен-стоун» и принялась выяснять, кто посылал за этими записями. Беседовала с доктором Челтавини и доктором Кендалл. Говоря о мужчине с рыжеватыми волосами, как описал его мне доктор Бродрик, я выспрашивала сотрудников о других возможных курьерских службах. И вот этим утром, лишь несколько часов спустя, доктора Бродрика сбивает какой-то автомобиль.

Из машины позвонила в закусочную Каспиена и поговорила с Милли. Она рассказала, что несчастный случай произошел в шесть утра в парке округа, рядом с домом Бродрика.

– Полиция считает, тот водитель был, наверное, пьян или типа того, – сказала Милли. – Чтобы сбить доктора, ему надо было здорово съехать с дороги. Ну разве это не ужасно? Помолитесь за него, Карли.

– Непременно помолюсь.

Приехав домой, я переоделась в удобны и легкий джемпер, слаксы и тапочки. В пять часов налила себе бокал вина, достала сыра и крекеров, положила ноги на скамеечку и принялась думать о прошедшем дне.

Встреча с Мэгги, которой оставалось жить всего несколько месяцев, оживила воспоминания о Патрике.

«Будь у меня выбор, – думала я, – хуже, наверное, было бы, если бы Патрик дожил до четырех лет. Не легче разве было потерять его нескольких дней от роду, чем ждать, пока он обретет душу и станет центром жизни для меня, как Мэгги для Роды и Марти Бикорски? Если бы… Если бы… Если бы хромосомы, из которых формировалось сердце Патрика, не были с изъяном. Если бы можно было уничтожить раковые клетки, проникшие в мозг Мэгги…»

Разумеется, задавать подобные вопросы бессмысленно, потому что ответов на них нет. Этого не произошло, поэтому мы никогда не узнаем, как могло бы быть. Сейчас Патрику было бы десять. В своем воображении вижу его таким, каким он мог бы стать. У него были бы, конечно, темные волосы, как у его отца, Грега. Возможно, он был бы высоким для своего возраста.

Грег высокий, и, судя по моим родителям, бабушкам и дедушкам, мне достались рецессивные гены высокого роста. У него были бы голубые глаза. (У меня глаза голубые, а у Грега голубые с поволокой.) Мне хочется думать, что мой ребенок был бы больше похож на меня, потому что я похожа на отца, а тот был приятнейшим мужчиной и к тому же весьма привлекательным.

Странная вещь. Мой сын, который прожил всего несколько дней, вспоминается мне вполне реальным, в то время как Грег, с которым я в течение года посещала аспирантуру и за которым год была замужем, почти совсем стерся из памяти. Как бы то ни было, единственное связанное с ним постоянное чувство – это недоумение по поводу того, как я могла быть такой глупой и не догадаться, какой это был с самого начала поверхностный человек. Вы ведь помните тот старый плакат: «Он не тяжелый, это мой брат»? А как насчет такого: «Он не тяжелый, это мой сын»? Прелестный младенец весом пять фунтов четыре унции, но с больным сердцем оказался для отца непосильной ношей.

Надеюсь, что у меня еще будет шанс. Хотелось когда-нибудь завести семью. Молю Бога, чтобы глаза у меня были открыты и я бы не совершила очередной ошибки. Вот что мне в себе не нравится: я чересчур скоро сужу о людях. Марти Бикорски вызвал у меня неосознанную симпатию и жалость. Потому и решила его навестить, потому и верю, что он непричастен к этому поджогу.

Потом стала думать о Николасе Спенсере. Два года назад, когда мы познакомились, он мне сразу понравился и вызвал у меня восхищение. Теперь же мне видна лишь верхушка айсберга. Все остальное до поры скрыто от глаз: то, как он обошелся с этими людьми, не только подорвав их финансовую стабильность своими обесцененными акциями, но и разрушив их надежду на вакцину, которая способна предотвратить и излечить рак у их смертельно больных близких. Если только не найдется другой ответ.

К этому ответу причастен мужчина с рыжеватыми волосами, забравший записи доктора Спенсера. Я в этом уверена. Может быть, на доктора Бродрика совершено покушение, потому что он мог опознать того человека?

Через некоторое время я вышла на улицу, дошла пешком до Гринвич-Виллидж и в непритязательном маленьком кафе заказала себе лингвини с соусом из моллюсков и салат. Это помогло справиться с головной болью, но, к сожалению, на душе легче не стало. Меня одолевало чувство вины, оттого что мой визит мог стоить доктору Бродрику жизни. Но потом, вернувшись домой, я все-таки уснула.

Проснувшись на следующее утро, почувствовала себя лучше. Люблю воскресное утро, люблю, прихлебывая кофе, читать в постели воскресные газеты. Потом включила радио, чтобы послушать девятичасовые новости. Рано утром мальчишки из Пуэрто-Рико, удившие рыбу с лодки недалеко от того места, где были найдены обломки самолета Николаса Спенсера, выудили из воды обгоревший и запятнанный кровью обрывок синей мужской спортивной рубашки. Комментатор сказал, что без вести пропавший бизнесмен Николас Спенсер, подозреваемый в хищении из своей медицинской исследовательской компании миллионов долларов, несколько недель назад, в тот день, когда улетал из аэропорта графства Уэстчестер, был одет в синюю спортивную рубашку. Обрывок был обследован, после чего предполагалось провести его сравнение с идентичными рубашками из галантерейного магазина «Пол Стюарт» на Мэдисон-авеню, где Спенсер делал покупки. Поблизости от места катастрофы водолазы снова должны будут заняться поисками тела.

Я позвонила Линн на квартиру и сразу поняла, что разбудила ее. Голос был сонным и недовольным, но быстро изменился, когда она меня узнала. Я пересказала ей новости, и она долго молчала, а потом прошептала:

– Карли, я была уверена, что его найдут живым, что все это ночной кошмар, после которого я проснусь и увижу его рядом с собой.

– Вы одна? – спросила я.

– Конечно, – негодующе произнесла она. – За кого вы меня принимаете?

Я прервала ее.

– Линн, есть ли у вас домработница или кто-то еще, кто вам помогает, пока вы поправляетесь?

На этот раз резко прозвучал мой голос. Почему, во имя Бога, она думает, будто я намекаю на присутствие какого-то мужчины?

– О, Карли, извините, – сказала она. – Домработница по воскресеньям обычно выходная, она придет позже.

– Не возражаете против моего общества?

– Нет, конечно.

Мы договорились, что я приеду около одиннадцати. Перед моим выходом из дома позвонил Кейси.

– Карли, слышала последние новости о Спенсере?

– Да.

– Это должно быстро прекратить домыслы, что он якобы жив.

– Думаю, да. – Перед моими глазами стояло лицо Николаса Спенсера. Почему я надеялась, что он вдруг появится и все прояснит, скажет, что это была ужасная ошибка? – Я сейчас собираюсь навестить Линн.

– Я тоже убегаю по делам. Не буду тебя задерживать. Поговорим позже, Карли.

Мысленно я представляла себе, как мы чинно сидим с Линн, но меня ожидало нечто другое. Войдя в ее гостиную, я застала там Чарльза Уоллингфорда и двух мужчин, которые оказались адвокатами «Джен-стоун».

Линн была одета в бежевые брюки элегантного фасона и светлую блузку. Белокурые волосы зачесаны назад. Легкий, умело нанесенный макияж. Бинты на руках уступили место широким марлевым повязкам на каждой ладони. На ногах прозрачные туфли без задников, с прокладками, защищающими обожженные ступни.

Я смущенно чмокнула ее в щеку, удостоилась прохладного приветствия Уоллингфорда и вежливых кивков адвокатов, которые меня узнали. Оба они были серьезными с виду, в консервативной одежде.

– Карли, – извиняющимся тоном начала Линн, – мы как раз заканчиваем заявление для прессы. Много времени это не займет. Уверена, что последует множество звонков.

Мы с Чарльзом Уоллингфордом обменялись взглядами. Его мысли легко читались: что я здесь делаю, наблюдая, как они подготавливают заявление для прессы? Ведь я и есть пресса.

– Линн, – запротестовала я. – Мне не следует здесь находиться. Приду в другой раз.

– Карли, я хочу, чтобы вы остались. – На миг Линн изменило ее безупречное самообладание. – Не важно, что именно произошло и выбило Ника из колеи. Я не сомневаюсь, что, создавая компанию, он верил в вакцину и в то, что дает людям возможность разделить с ним финансовый успех его предприятия. Хочу, чтобы люди поняли – я не принимала участия в мошенничестве. И хочу также, чтобы люди знали, что вначале, во всяком случае, Ник не собирался никого обманывать. Дело здесь не в выполнении качественного пиар-задания. Верьте мне.

Участие в этом запланированном совещании меня не привлекало, и я против желания отошла к креслу у окна и осмотрелась по сторонам. Стены солнечно-желтого цвета, потолок и штукатурка белые. Два дивана в чехлах из желтой, зеленой и белой набивной ткани. У камина, напротив друг друга, два парных кресла с чехлами из юкки. Была здесь и антикварная мебель с красивой полировкой – высокое английское бюро и несколько столиков. Из окон в левой части комнаты открывался вид на Центральный парк. День был теплым, и почки на деревьях начинали распускаться. В парке было полно народу – кто-то прогуливался, кто-то бегал, а многие просто сидели на скамейках, наслаждаясь хорошей погодой.

Я подумала, что эта комната своим дизайном должна вызывать ощущение связи с окружающим пространством. Она была какой-то трепетной, весенней по духу и, как ни странно, менее формальной, чем можно было ожидать от Линн. В сущности, и квартира в целом оказалась не такой, как я ожидала, в том смысле, что, будучи просторной, она скорее походила на уютный семейный дом, нежели на парадные апартаменты генерального директора.

Потом вспомнились слова Линн о том, что эта квартира была куплена Ником и его первой женой и что Линн собиралась продать ее и переехать в новую. Линн с Ником были женаты всего четыре года. Может быть, Линн не стала изменять отделку квартиры на свой лад, потому что не хотела здесь оставаться? Думаю, ответ заключался именно в этом.

Через несколько минут зазвонил звонок. Я увидела, как через гостиную прошла домработница, чтобы открыть дверь, но, думаю, Линн звонка вообще не слышала. Они с Чарльзом Уоллингфордом были поглощены своими записями, а потом она принялась читать вслух:

«Насколько я понимаю, тот обрывок одежды, что найден сегодня рано утром в двух милях от Пуэрто-Рико, оторвался от рубашки, в которой был мой муж, когда вылетал из аэропорта Уэстчестера. В течение этих трех недель я цеплялась за надежду, что он каким-то образом спасся после катастрофы и вернется, чтобы опровергнуть выдвинутые против него обвинения. Он искренне верил, что был на пути к разработке вакцины, которая сможет предотвращать, а также излечивать рак. Я уверена, что взятые им деньги, пусть даже и без разрешения, были бы использованы для этой цели, и только для этой цели».

– Линн, прошу прощения, но вынужден вам сказать, что ответом на ваше заявление будет следующее: «Интересно, кого вы пытаетесь одурачить?»

Хотя голос был вежливым, щеки Линн запылали, и она выронила из рук лист бумаги.

– Адриан! – воскликнула она.

Если вы принадлежите к финансовому миру, то вновь прибывший не нуждался в представлении, как обычно говорят телеведущие, когда объявляют знаменитых гостей. Я сразу же его узнала. Это был Адриан Нейджел Гарнер, единоличный владелец компании «Гарнер фармасьютикал» и известный филантроп. Лет пятидесяти с небольшим, не очень высокий, с седеющими волосами и простоватым лицом – непритязательный человек, ничем не выделяющийся из толпы. Никто не знал, насколько он богат. Он не позволял разглашать сведения о своей частной жизни, но, разумеется, слухи нес равно ходили. Люди с благоговением говорили о его доме в Коннектикуте, где была великолепная библиотека, театр на восемьдесят мест, студия звукозаписи, спорт-бар – и это лишь часть из тамошних диковинок. Поговаривали, что этот дважды разведенный мужчина, имеющий взрослых детей, связан романтическими узами с некоей британской аристократкой.

Именно его компания планировала заплатить миллиард долларов за право распространять вакцину «Джен-стоун» в случае ее одобрения. Я знала, что для участия в заседании правления был избран один из его администраторов, однако на собрании акционеров он не присутствовал. Уверена, Адриан Нейджел Гарнер меньше всего хотел, чтобы его компания каким-то образом связывалась в общественном сознании с опозоренной «Джен-стоун». Честно говоря, его появление в гостиной Линн привело меня в шок.

Очевидно, для нее его визит тоже был совершенно неожиданным. Казалось, она не знает, чего от него ждать.

– Адриан, какой приятный сюрприз, – слегка запинаясь, сказала она.

– Я сейчас собираюсь наверх пообедать с Паркинсонами. Когда до меня дошло, что вы будете в этом доме, решил заскочить. Сегодня утром услышал новость.

Он взглянул на Уоллингфорда.

– Чарльз, добрый день.

Приветствие прозвучало прохладно. Кивнув адвокатам, он посмотрел на меня.

– Адриан, это моя сводная сестра, Карли Декарло, – сказала Линн. Тон ее был по-прежнему смущенным. – Она работает над статьей о Нике для «Уолл-стрит уикли».

Сохраняя молчание, он с недоумением смотрел на меня. Я ругала себя за то, что не ушла сразу, как увидела Уоллингфорда и юристов.

– Заглянула к Линн по той же причине, что и вы, мистер Гарнер, – твердо произнесла я, – чтобы выразить свое сожаление. Ведь теперь мы почти наверняка знаем, что Ник не выбрался из самолета живым.

– Я с вами не согласен, мисс Декарло, – резко возразил Адриан Гарнер. – Не думаю, что мы знаем это наверняка. На каждого, кто считает, что этот обрывок рубашки является доказательством смерти Ника, найдется десяток других, которые скажут, что Ник оставил его на месте крушения в надежде, что его найдут. Акционеры и служащие и так достаточно разочарованы и разгневаны. Полагаю, вы согласитесь, что Линн уже и так сильно пострадала от их гнева. Поскольку тело Ника Спенсера так и не найдено, ей не следует говорить ничего такого, что можно было бы считать попыткой убедить людей в его смерти. Мне кажется, ее надлежащий и достойный ответ мог бы прозвучать так: «Не знаю, что и думать».

Адриан повернулся к ней.

– Линн, поступайте, конечно, как считаете нужным. Я желаю вам добра и хочу, чтобы вы об этом знали.

Кивнув остальным, один из самых богатых и могущественных людей страны удалился.

Уоллингфорд дождался, пока прозвучал щелчок входной двери, и в раздражении произнес:

– Мне кажется, Адриан Гарнер чертовски высокомерен.

– Но он, скорее всего, прав, – возразила Линн. – По сути дела, Чарльз, думаю, это так.

Уоллингфорд пожал плечами.

– Во всей этой неразберихе нет правых, – сказал он, потом сокрушенно добавил: – Линн, мне очень жаль, но вы ведь понимаете, что я имею в виду.

– Да, понимаю.

– Хуже всего то, что я любил Ника, – сказал Уоллингфорд. – Проработал с ним восемь лет и считал это привилегией. Все еще не могу поверить. – Покачав головой, он взглянул на адвокатов, потом пожал плечами. – Линн, если узнаю какие-то новости, сообщу.

Она поднялась, и по тому, как непроизвольно поморщилась при этом, я поняла, что ей больно стоять.

Очевидно было, что Линн измотана, но по ее настоянию я осталась, и мы выпили с ней «Кровавую Мэри». Темой разговора были наши скудные семейные отношения. Я поведала, что во вторник, вернувшись из больницы, разговаривала с ее отцом по поводу ее состояния, а в среду позвонила матери, чтобы рассказать о своей новой работе.

– Я говорила с папой в тот день, когда попала в больницу, и на следующее утро, – сказала Линн. – Потом сказала ему, что отключу телефон, чтобы отдохнуть, и позвоню ему в выходные. Как раз сегодня, ближе к вечеру, это и сделаю.

Поставив на стол пустой бокал, я поднялась.

– Держите меня в курсе.

День был таким чудесным, что мне захотелось пройти две мили до дома пешком. Ходьба проясняет голову, и показалось, я во многом преуспела. Особого внимания заслуживали последние две минуты общения с Линн. Когда я во второй раз пришла к ней в больницу, она разговаривала по телефону. Вешая трубку, сказала: «Я тоже тебя люблю». Потом, когда увидела меня, сделала вид, что разговаривает с отцом.

Не ошиблась ли она в отношении дня, когда с ним говорила? Или же она говорила с кем-то другим? Это могла быть подруга. Ничего странного не нахожу в том, чтобы сказать «я тебя люблю» при разговоре с некоторыми из моих приятельниц. Однако можно по-разному произнести слова «Я тоже тебя люблю», а голос Линн прозвучал тогда очень тепло и сексуально.

Следующая мысль, промелькнувшая в голове, повергла меня в шок: неужели миссис Спенсер мило болтала с пропавшим мужем?

19

Карли Декарло. Ему необходимо узнать, где она живет. Она сводная сестра Линн Спенсер, и это все, что он о ней знает. И все-таки у Неда было чувство, что ее имя ему знакомо, что о ней как-то говорила Энни. Но почему? И как вообще Энни могла с ней познакомиться? Может быть, Карли была пациенткой клиники?

«Это возможно», – решил он.

Теперь, когда у него был готов план, когда была почищена и заряжена винтовка, Нед немного успокоился. Первая на очереди – миссис Морган. Это будет несложно. Правда, она всегда запирает дверь, но он поднимется наверх и скажет, что у него для нее есть подарок. Скоро он это сделает. Но перед тем как застрелить ее, он хочет сказать ей с глазу на глаз, что не надо было ему врать, будто его квартира понадобилась ее сыну.

Пока еще темно, он поедет в Гринвуд-Лейк. Там он навестит миссис Шефли и чету Харник. Это будет проще, чем стрелять по белкам, потому что они будут в постелях. Харники всегда оставляют открытым окно спальни. Пока они поймут, что происходит, он успеет поднять окно и перегнуться через подоконник. И ему не понадобится входить в дом миссис Шефли. Он просто встанет у окна ее спальни и посветит фонарем ей в лицо. Когда она проснется, он посветит фонарем на свое лицо, чтобы она его увидела и поняла, что он собирается сделать. Потом он ее застрелит.

Он был уверен, что, когда полиция начнет расследование, его будут искать. Вероятно, миссис Шефли рассказала всем в Гринвуд-Лейке, что он хочет снять у нее комнату. «Подумайте, какая наглость!» – так она будет говорить. Так она всегда начинала жаловаться на кого-то. «Подумайте, какая наглость!» – сказала она Энни, когда паренек, стригущий ее газон, пытался поднять цену. «Подумайте, какая наглость!» – сказала она, когда парень, разносящий газеты, попросил у нее чаевые на Рождество.

Не об этом ли она будет думать за миг до того, как он ее убьет? «Подумайте, какая наглость с его стороны – убить меня!»

Нед знал, где живет Линн Спенсер. Но ему предстояло выяснить, где живет ее сводная сестра Карли Декарло. Почему это имя кажется ему таким знакомым? Может, он слышал, как о ней говорила Энни? Или она читала о Карли?

– Вот оно что, – прошептал Нед. – Карли Декарло вела колонку в той части воскресной газеты, которую любила читать Энни.

Был воскресный день.

Он вошел в спальню. Кровать была по-прежнему покрыта тем самым покрывалом, которое Энни очень любила. Нед так и не прикасался к нему. Он представлял себе, как в то последнее утро она разглаживает края покрывала и заправляет верхний его край под подушки.

Затем Нед заметил воскресное приложение, которое Энни оставила сложенным на тумбочке. Взял газету, раскрыл ее, медленно перелистал страницы. Вскоре он увидел ее имя и фотоснимок: Карли Декарло. Она писала колонку с советами по поводу денег. Однажды Энни послала по почте свой вопрос и потом долгое время высматривала его в колонке. Его не было, но колонка ей все равно нравилась, и она иногда зачитывала мужу выдержки.

«Нед, она со мной соглашается. Она пишет, что если относить расходы на кредитную карту и каждый месяц платить лишь минимум, то теряешь много денег».

В прошлом году Энни сильно ругала его за то, что он приобрел в кредит новый комплект инструментов. Тогда он купил на свалке старый автомобиль и хотел его починить. Он говорил ей: неважно, что инструменты стоят дорого, у него много времени, чтобы расплатиться. Тогда она прочитала ему эту колонку.

Нед уставился на фотографию Карли Декарло. У него возникла идея. Ему захотелось расстроить ее и заставить понервничать. Начиная с февраля, когда Энни узнала, что дом в Гринвуд-Лейке продан, и до того дня, когда в ее машину врезался грузовик, она была встревожена и взвинчена. Много плакала. «Если вакцина окажется никчемной, Нед, мы останемся без гроша», – снова и снова повторяла она.

Несколько недель перед смертью Энни страдала. Неду хотелось, чтобы Карли Декарло тоже страдала, чтобы она волновалась и нервничала. Он знал, как это сделать. Пусть ей по электронной почте придет предостережение: «Готовься к Судному дню».

Надо было выйти из дома. Нед решил, что доедет на автобусе до центра города и пройдет мимо многоквартирного дома Линн Спенсер, этого модного жилища на Пятой авеню. Само сознание того, что она может быть там, помогало ему представить ее наяву.

Час спустя Нед стоял на противоположной стороне улицы, напротив входа в дом Линн Спенсер. Он пробыл там меньше минуты, когда привратник открыл дверь, и оттуда вышла Карли Декарло. Сначала он подумал, что это ему снится, точно так же, как приснился человек, выходивший из дома в Бедфорде за минуту до того, как Нед поджег дом.

Несмотря на это, он пошел за ней. Она шла долго, пройдя пешком весь путь до Тридцать седьмой улицы, а потом повернула на восток. Наконец подошла к крыльцу одного из этих особняков. Нед был уверен, что она пришла домой.

«Теперь я знаю, где она живет, – подумал он. – Когда решу, что время пришло, все произойдет так же, как с четой Харник и миссис Шефли. Подстрелить ее будет не сложнее, чем белку».