Текст книги "Оставь для меня последний танец"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

6

На следующее утро, в одиннадцать часов, я въехала на автомобильную стоянку фирмы «Джен-стоун» в Плезантвиле, штат Нью-Йорк. Плезантвиль – очаровательный городок округа Уэстчестер, появившийся на карте несколько лет назад, когда издательство «Ридерз дайджест» открыло здесь свое международное отделение.

Здание «Джен-стоун» находится примерно в полумиле от территории «Дайджеста». Стоял еще один прекрасный апрельский день. Пока шла по дорожке к зданию, в памяти всплыла строчка из стихотворения, любимого мной в школе: «Ах, если б в Англии сейчас я был – ведь там апрель». Имя знаменитого поэта совершенно выскочило у меня из головы. Подумала, что, возможно, проснувшись в три часа ночи, вспомню его.

У главного входа стоял охранник. Но все равно мне пришлось нажать на кнопку и назвать себя, только после этого секретарь меня впустил.

Я приехала на добрых пятнадцать минут раньше, что меня радовало. Намного приятней спокойно устроиться и перевести дух перед совещанием, чем опаздывать, нервничать и извиняться. Я села, сказав секретарю, что ожидаю коллег.

Вчера вечером после ужина я немного поработала в Интернете, разыскивая сведения о двух людях, встреча с которыми нам предстояла, – о Чарльзе Уоллингфорде и докторе Мило Челтавини. Узнала, что Чарльз Уоллингфорд был шестым членом семейного клана, возглавляющим сеть «Уоллингфордс» – магазинов элитной мебели. Открытая еще его прапрапрадедом лавчонка на Деланси-стрит разрослась и, превратившись в огромный салон, со временем переехала на Пятую авеню и приобрела торговую марку «Уоллингфордс».

Когда Чарльз взял на себя управление компанией, ему не сразу удалось совладать с бешеной атакой сетевых мебельных магазинов, торгующих со скидкой, а также со спадом экономики. Он включил в сеть их магазинов более дешевую линию мебели, изменяя, таким образом, имидж «Уоллингфордс», закрыл ряд магазинов, перестроил структуру оставшихся и наконец приобрел контрольный пакет акций одной британской компании. Это произошло около десяти лет назад.

Два года спустя Уоллингфорд познакомился с Николасом Спенсером, который в то время трудился над созданием компании «Джен-стоун». Уоллингфорд вложил в «Джен-стоун» значительную сумму и занял должность председателя совета директоров.

Интересно, жалел ли он, что перестал заниматься мебелью?

Доктор Мило Челтавини окончил в Италии колледж и аспирантуру, посвятив затем большую часть жизни исследовательской работе в области иммунобиологии. Потом он получил приглашение от исследовательской группы из Слоун-Кеттеринга, штат Нью-Йорк. Вскоре, однако, он уволился, взяв на себя руководство лабораторией в «Джен-стоун», поскольку был убежден, что компания стоит на пути революционных достижений в медицине.

Кен и Дон вошли в тот момент, когда я дочитывала свои записи. Секретарша записала их имена, и через несколько минут нас провели в кабинет Чарльза Уоллингфорда.

Он сидел за письменным столом восемнадцатого века из красного дерева. Персидский копер у него под ногами выцвел так, что красные, синие и золотистые тона в его узоре мягко мерцали. Слева от двери стоял кожаный диван и несколько подходящих к нему кресел. Стены были обшиты панелями из серого орехового дерева. Узкие шторы темно-синего цвета скорее обрамляли, чем закрывали окна, поэтому комната была наполнена естественным светом, а красивый сад за окнами воспринимался как живое произведение искусства. Жилище человека с безупречным вкусом.

Все это подтверждало впечатление, произведенное на меня Уоллингфордом на собрании акционеров в понедельник. Тогда, явно находясь в большом напряжении, он с достоинством реагировал на обращенные к нему насмешливые выкрики. А сейчас встал из-за стола, чтобы приветствовать меня с любезной улыбкой.

После того как мы представились друг другу, он сказал, указывая на места для сидения:

– Думаю, здесь вам будет удобней.

Я села на диван, а рядом со мной устроился Дон Картер. Кен уселся на одно из кресел, а Уоллингфорд – на краешек другого, слегка опершись руками на подлокотники и соединив пальцы.

Как бизнес-эксперт нашей группы Дон поблагодарил Уоллингфорда за согласие дать интервью, после чего начал задавать довольно жесткие вопросы, в том числе и такой: «Как могла пропасть столь большая сумма денег, а Уоллингфорд и совет директоров не получили никакого предупреждения?»

Если верить Уоллингфорду, все сводилось к тому, что после заключения контракта с «Гарнер фармасьютикал» на предмет инвестиций этой компании в «Джен-стоун» она стала проявлять беспокойство по поводу неутешительных результатов экспериментов. На протяжении ряда лет Спенсер присваивал себе доходы от отдела лекарственных препаратов. Понимая, что Управление по контролю за продуктами и лекарствами не одобрит вакцину и что ему не избежать разоблачения в краже, он, вероятно, решил исчезнуть.

– Похоже, в дело вмешался рок, – сказал Уоллингфорд. – По пути в Пуэрто-Рико самолет Ника попал в грозу и разбился.

– Мистер Уоллингфорд, как по-вашему, Николас Спенсер пригласил вас войти в фирму и стать председателем совета директоров благодаря вашей искушенности по части инвестиций или деловой хватке? – задал вопрос Дон.

– Полагаю, Ник пригласил меня и по той и по другой причине.

– Позволю заметить, сэр, что далеко не все были довольны тем, как вы вели предыдущее дело…

Дон принялся зачитывать выдержки из опубликованных в бизнес-прессе статей. Из них следовало, что Уоллингфорд в свое время сильно подорвал семейный бизнес.

Уоллингфорд возразил, говоря, что в те годы розничная торговля мебелью неуклонно сокращалась, обострялась ситуация с рабочей силой и поставками, и если бы он помедлил, то компания наверняка обанкротилась бы. Он указал на одну из статей в руках у Картера.

– Могу процитировать еще с десяток статей этого парня, и вы поймете, какое это «светило», – саркастически произнес он.

Казалось, Уоллингфорда не беспокоит наше мнение о том, что он неправильно вел семейный бизнес. Проведя собственные изыскания, я узнала, что ему сорок девять лет, что у него два взрослых сына и что он уже десять лет в разводе. И только когда Картер спросил, правда ли, что он отдалился от сыновей, Уоллингфорд стиснул зубы.

– К моему великому сожалению, возникли некоторые трудности, – сказал он. – И дабы не было недопонимания, изложу вам причины этого. Сыновья не хотели, чтобы я продавал фирму. Они возлагали на нее неоправданные надежды. Не хотели они также, чтобы я вкладывал в новую компанию выручку от продаж в прежней фирме. К сожалению, оказалось, что они были правы на этот счет.

Он рассказал, каким образом договорился с Николасом Спенсером.

– Известно было, что я подыскиваю возможности для выгодных инвестиций. Одна из компаний по организации слияния предложила мне вложить скромные средства в «Джен-стоун». Встреча с Ником Спенсером произвела на меня сильное впечатление, и, как вам известно, в этом я был не одинок. Он попросил меня переговорить с несколькими ведущими микробиологами, каждый из которых имел безупречные рекомендации. Все они сказали, что, по их мнению, Ник при разработке вакцины обнаружил нечто такое, что предотвратит возникновение рака и приостановит его развитие. Я одобрил перспективы развития «Джен-стоун». Ник спросил, не соглашусь ли я войти в его компанию в качестве председателя совета директоров и вице-президента. Мои функции должны были состоять в управлении компанией. Его функции – в руководстве исследованиями и формировании общественного лица компании.

– И привлечении новых инвесторов, – добавил Дон.

Уоллингфорд мрачно улыбнулся.

– В этом он преуспел. Мои скромные инвестиции на деле оказались почти полной передачей в компанию всех моих средств. Ник регулярно ездил в Италию и Швейцарию, чтобы показать, что его научный уровень сопоставим с уровнями многих специалистов по молекулярной биологии или превосходит их.

– В этом есть хоть доля правды? – спросил Дон.

Уоллингфорд покачал головой.

– Спенсер, конечно, умен, но не настолько.

«Он наверняка меня одурачил», – подумала я, вспоминая, как Николас чрезвычайно убедительно рассказывал мне о разрабатываемой им вакцине.

Я поняла, к чему клонит Дон Картер. Он не сомневался, что Чарльз Уоллингфорд провалил свой семейный бизнес, однако Ник Спенсер в свое время решил, что этот человек весьма подходит для его компании. Уоллингфорд во многих отношениях был «истинным американцем», и Спенсер решил, что им будет легко манипулировать. Следующий вопрос Дона подтвердил мои соображения.

– Мистер Уоллингфорд, не считаете ли вы, что ваш совет директоров по составу весьма разнороден?

– Боюсь, что не понимаю вас.

– Все они из богатых семей, но ни у одного нет реального опыта в бизнесе.

– Этих людей я хорошо знаю, они состоят в правлениях своих организаций.

– Что вовсе не доказывает наличие у них финансовых способностей для управления Компанией вроде вашей.

– Вряд ли вы где-нибудь найдете группу более умных и достойных людей, – сказал Уоллингфорд.

Голос его вдруг стал ледяным, а лицо залила краска.

Я всерьез думала, что он сейчас выгонит нас, но в этот момент в дверь постучали, и вошел доктор Челтавини.

Это был низкорослый, сдержанный с виду мужчина лет семидесяти, с едва заметным итальянским акцентом. Он рассказал нам, что, согласившись в свое время возглавить лабораторию «Джен-стоун», безоговорочно верил в то, что вакцина против рака может быть разработана. Поначалу ему удалось достичь многообещающих результатов в разведении мышей с генетическими раковыми ячейками, но потом стали возникать проблемы. Ему не удавалось воспроизвести эти ранние результаты. Прежде чем удастся с уверенностью сделать какие-либо выводы, потребуется провести исчерпывающие тесты и выполнить большой объем работ.

– В свое время произойдет прорыв, – сказал он. – В этой области работает много специалистов.

– Что вы думаете о Николасе Спенсере? – спросил Кен Пейдж.

Лицо доктора Челтавини посерело.

– Поступив в «Джен-стоун», я поставил на кон свою безупречную репутацию сорокалетней работы в этой области. Ну а теперь оказался причастным к падению компании. Ответ на ваш вопрос таков: я презираю Николаса Спенсера.

Когда Кен вернулся в лабораторию с доктором Челтавини, мы с Доном ушли. У Дона была назначена встреча в Манхэттене с аудиторами. Я сказала ему, что позже встречусь с ним в офисе и что утром собираюсь поехать в Каспиен, город в штате Коннектикут, где вырос Николас Спенсер. Мы сошлись на том, что надо поторопиться и скорей закончить эту скандальную статью, пока новости свежи.

Это не помешало мне поехать на север, а не на юг. Переполняло любопытство, которое заставило поехать в Бедфорд, чтобы своими глазами увидеть следы пожара, едва не отнявшего жизнь у Линн.

7

Нед помнил, как доктор Райан, с которым он встретился в больнице, с недоумением посмотрел на него. Вот почему Нед опасался прийти туда снова. Но ему надо было вернуться. Надо было войти в палату, где лежит Линн Спенсер.

Если он это сделает, тогда, может быть, его перестанет преследовать лицо Энни, которое вспомнилось в тот момент, когда загорелась машина и она не могла выбраться. Ему хотелось увидеть на лице Линн Спенсер то же самое выражение ужаса.

Позавчера по телевизору в шестичасовых новостях, а затем в одиннадцать часов показывали интервью с ее сестрой или сводной сестрой, как ее там. «Линн страдает от боли», – сказала та таким печальным голосом, словно хотела сказать: «Пожалей ее. Не ее вина, что твоя жена мертва. Она и ее муж просто хотели тебя надуть. Вот и все, на что они рассчитывали».

Энни. Когда он в конце концов засыпал, она ему всегда снилась. Иногда сны были приятными. Словно они в Гринвуд-Лейке, лет пятнадцать назад. При жизни его матери они никогда там не бывали. Мама не любила, когда к ней кто-нибудь приезжал. Но когда мать умерла, дом перешел к нему, и Энни была в восторге: «У меня никогда не было своего дома. Я там все хорошо устрою. Вот увидишь, Нед».

И она действительно хорошо все там устроила. Дом был небольшой, всего из четырех комнат. Энни за несколько лет накопила денег, чтобы купить новую мебель для кухни и нанять умелого человека для ее установки. На следующий год она накопила денег на покупку нового унитаза и раковины для ванной комнаты. Заставила Неда отодрать старые обои, и они вместе покрасили дом внутри и снаружи. Купили окна в той фирме, которая все время давала рекламу своих экономичных окон по телевидению. А еще у Энни был свой сад, прекрасный сад.

Нед все вспоминал, как они вместе красили дом. Ему снилось, как Энни вешает шторы и, отступив назад, говорит, какие они красивые.

И еще он вспоминал выходные. Они ездили туда каждые выходные с мая до конца октября. Для обогрева дома было только два электрических камина, которые зимой обходились бы слишком дорого. Она планировала, что, когда выйдет на пенсию, они установят в доме центральное отопление и смогут жить там круглый год.

В октябре прошлого года Нед продал дом своему соседу. Тот хотел увеличить свою собственность. Он заплатил за дом не так уж много, потому что по новому законодательству их участок не годился под застройку, но Неду это было безразлично. Он знал, что, сколько бы ни вложил в «Джен-стоун», эти деньги принесут состояние. Ему обещал это Николас Спенсер, когда рассказывал про вакцину. Нед познакомился со Спенсером, работая у специалиста по ландшафтному дизайну в поместье Бедфорд.

Он не сказал Энни, что продает дом, потому что не хотел, чтобы она стала его отговаривать. Потом в один прекрасный день в феврале, когда он работал, Энни решила проехаться до Гринвуд-Лейка, а дом был уже продан. Приехав домой, она принялась колотить его кулаками в грудь. Ярость не утихла даже после того, как он отвез ее в Бедфорд показать небольшой особняк, который он собирался для нее купить.

Нед сожалел о том, что Николас Спенсер мертв. «Хотелось бы самому его прикончить, думал он. – Если бы я его не послушался, Энни была бы жива».

Прошлой ночью он не мог заснуть, ему привиделась Энни. Она велела ему пойти в больницу и повидаться с доктором Грином. «Тебе нужно лекарство, Нед, – сказала она. – Доктор Грин даст тебе лекарство».

Если он запишется на прием к доктору Грину, то сможет попасть в больницу и никому не покажется странным, что он там. Он выяснит, в какой палате лежит Линн Спенсер, и пойдет туда. И прежде чем убить ее, он расскажет ей все об Энни.

8

В тот день я не собиралась навещать Линн, но, проехав мимо руин, бывших когда-то ее домом в Бедфорде, сообразила, что нахожусь в десяти минутах езды от больницы. Решила туда заехать. Честно признаюсь: я видела снимки этого прекрасного дома и теперь, при взгляде на обуглившиеся руины, вдруг поняла, как повезло Линн, что она спаслась. В ту ночь в гараже стояли еще две машины. Если бы тот пожарный не заметил красный «Фиат», на котором она обычно ездила, и не спросил о нем, ее уже не было бы в живых.

«Линн повезло больше, чем ее мужу», – думала я, въезжая на стоянку больницы. Я не сомневалась, что сегодня не наткнусь на фоторепортеров. В этом вечно спешащем мире едва не состоявшаяся встреча Линн со смертью уже не была сенсацией и могла вызвать интерес, только если кто-то был бы арестован по подозрению в поджоге или если сама Линн оказалась бы причастной к разграблению «Джен-стоун».

После получения пропуска в больницу меня направили на верхний этаж. Выйдя из лифта и оглядевшись по сторонам, я поняла, что все здесь предназначено для пациентов с большими деньгами. На полу в коридоре было ковровое покрытие. Свободная комната, мимо которой я прошла, могла быть комнатой пятизвездочной гостиницы.

Наверное, следовало позвонить заранее. Мысленно я представляла себе ту Линн, которую видела два дня назад – с кислородными трубками в носу, с повязками на руках и ногах и при виде меня трогательно благодарную.

Дверь в палату была приоткрыта. Заглянув туда, я не сразу решилась войти, потому что Линн разговаривала по телефону. Она сидела, откинувшись, на диване у окна и выглядела совершенно по-другому. Кислородных трубок не было. Повязки на руках стали гораздо меньше. Вместо больничной сорочки, в которой она была во вторник, на ней было бледно-зеленое атласное платье. Волосы снова собраны в пучок. Я услышала, как она говорит: «Я тоже тебя люблю».

Должно быть, Линн почувствовала мое присутствие, потому что, закрывая сотовый, повернулась ко мне. Что же я увидела на ее лице? Удивление? Или на миг на нем промелькнуло раздражение, а может быть, тревога?

Но в следующий момент она любезно улыбнулась, проговорив радушным голосом:

– Карли, как мило, что вы пришли. Только что разговаривала с папой. Никак не могу уверить его, что со мной все в порядке.

Я подошла к ней и, понимая, что не следует дотрагиваться до ее руки, неловко похлопала ее по плечу, а потом уселась в широкое кресло напротив нее. На столе рядом с Линн стояли цветы, они были и на туалетном столике, и на ночном. Ни один букет не походил на то, что можно ухватить на бегу в больничном вестибюле.

Это были дорогие цветы, как и все, имеющее отношение к Линн.

Я злилась на себя за то, что она моментально вывела меня из равновесия тем, что в своем настроении была непредсказуема. В нашу первую встречу во Флориде Линн держалась снисходительно. Два дня назад казалась уязвимой. А сегодня?

– Карли, не могу выразить всю благодарность за то, как вы говорили обо мне в том интервью, что было на днях, – сказала она.

– Я сказала лишь, что вам повезло остаться в живых, и говорила о ваших физических страданиях.

– Мне снова стали звонить друзья, которые перестали со мной разговаривать, когда узнали о том, что совершил Ник. Полагаю, увидев вас по телевизору, они поняли, что я такая же жертва, как они.

– Линн, что вы сейчас думаете о муже?

Я должна была задать этот вопрос, понимая, что именно он заставил меня сюда прийти.

Линн, стиснув зубы, смотрела мимо меня. Потом сжала руки, поморщилась и вновь их разжала.

– Карли, все произошло так быстро. Авиакатастрофа. Я не могла поверить, что Ник погиб. Он не вмещался в обычные человеческие рамки. Вы его видели и, полагаю, это почувствовали. Я считала его человеком, на которого возложена важная миссия. Он говорил: «Линн, я намерен победить раковые клетки, но это только начало. Когда я вижу глухих или слепых от рождения детей, умственно отсталых или с расщеплением позвоночника и понимаю, как близко мы подошли к предотвращению подобных врожденных дефектов, то схожу с ума оттого, что мы еще не закончили разработку вакцины».

Я встречалась с Ником Спенсером лишь однажды, но много раз видела его телеинтервью. Сознательно или нет, Линн скопировала интонации его голоса, это кипение страстей, которое произвело на меня такое сильное впечатление.

Она пожала плечами.

– Теперь я спрашиваю себя: не была ли ложью вся моя жизнь с ним? Не потому ли он на мне женился, что мог через меня познакомиться с людьми, с которыми в противном случае мог бы и не встретиться?

– Как вы с ним познакомились? – спросила я.

– Лет семь назад он пришел в пиар-фирму, где я работаю. Мы имеем дело только с клиентами из высшего общества. Он хотел начать для своей фирмы рекламную кампанию, чтобы люди узнали о разрабатываемой вакцине. Потом он стал за мной ухаживать. Я знала, что похожа на его первую жену. Не могу сказать, что это было. Мой отец лишился пенсионных накоплений из-за того, что доверился Нику. Если Пик умышленно обманул отца, как и всех этих людей, то человека, которого я любила, просто не существовало.

Замявшись, она продолжала:

– Вчера меня навестили два члена правления. Чем больше узнаю, тем больше убеждаюсь и том, что Ник с самого начала был мошенником.

Я решила сказать ей о том, что собираюсь писать о нем подробную статью для «Уолл-стрит уикли».

– Это будет статья о том, как деньги сыпятся с небес, успевай только руки подставлять, – сказала я.

– Наши деньги уже просыпались и пропали.

Зазвонил телефон у кровати. Я сняла трубку и протянула Линн. Она со вздохом послушала и сказала:

– Да, пусть поднимутся. – Потом вручили мне трубку. – Со мной хотят поговорить о пожаре двое полицейских из Бедфорда. Думаю, вам лучше уйти, Карли.

Хотелось бы мне присутствовать на этой встрече, но меня вежливо выставляли. Положив трубку на рычаг, я взяла сумку и тут кое-что вспомнила.

– Линн, завтра я еду в Каспиен.

– Каспиен?

– Городок, в котором вырос Ник. Вы там никого не знаете, с кем я могла бы встретиться? Ник упоминал каких-нибудь близких друзей?

Она с минуту раздумывала над вопросом, потом покачала головой.

– Что-то не припомню.

Потом вдруг отвела от меня взгляд и тихонько вскрикнула. Я повернулась, чтобы посмотреть, что ее напугало.

В дверном проеме стоял мужчина, одна рука которого была засунута под пиджак, а другая в карман. Лысеющая голова, землистый цвет лица и впалые щеки. Мне показалось, он болен. Вошедший пристально посмотрел на нас обеих, потом бросил взгляд в коридор.

– Извините. Похоже, я ошибся этажом.

Пробормотав извинение, он удалился.

Через минуту на его месте у входа в комнату появились двое полицейских в форме, и я ушла.