Текст книги "Где ты теперь?"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

14

Николас Демарко, хозяин модного заведения «Вудшед», а также шикарного ресторана в Палм-Бич, узнал об исчезновении нью-йоркской студентки Лизи Эндрюс во вторник вечером в Южной Каролине, куда приехал поиграть в гольф.

В среду утром он вылетел домой и к трем часам дня уже следовал за секретарем по длинному коридору на девятом этаже дома номер один по Хоган-плейс, в отдел, где работали детективы, приписанные к окружному прокурору Манхэттена. Ему предстояла встреча с капитаном Ларри Ахерном, старшим офицером отделения.

Высокий, стройный, атлетически сложенный, Ник шел размашистой походкой, в тревоге морща лоб. Он рассеянно запустил пятерню в короткие волосы, которые, несмотря на все его усилия, начинали виться, когда становились влажными.

Надо было все-таки задержаться дома подольше и переодеться, выговаривал он себе. А то спортивная рубашка в бело-голубую клетку с открытым воротом придавала ему чересчур небрежный вид, несмотря на светло-синий пиджак и синие брюки.

– Это комната детективов, – сообщила секретарь, когда они вошли в просторное помещение со столами, расставленными наобум. Только за половиной из них сидели люди, хотя горы бумаг и трезвонящие телефоны свидетельствовали, что работа кипит везде.

Пятеро мужчин и одна женщина подняли головы, пока он пересекал комнату, пробираясь вслед за секретарем между плотно стоявшими столами. Он сразу понял, что стал объектом пристального внимания. «Десять к одному, они все знают, кто я такой и почему оказался здесь, и все точат на меня зуб. Уже успели навесить ярлык хозяина одного из тех паршивых баров, в которых позволяют напиваться даже несовершеннолетним», – подумал он.

Секретарь постучала в дверь кабинета слева от общей приемной и, не дожидаясь ответа, открыла ее.

Капитан Ларри Ахерн пребывал в одиночестве. Поднявшись из-за стола, он протянул Демарко руку.

– Спасибо, что сразу приехали, – отрывисто произнес он.– Присядьте, пожалуйста.– Он повернулся к секретарю, – Попросите детектива Гейлора присоединиться к нам.

Демарко занял стул, стоявший ближе всех к столу Ахерна.

– Простите, что не смог прийти вчера. Я был в Южной Каролине, летал туда повидаться с друзьями.

– Насколько я понял из разговора с вашим секретарем, вы совершили полет на личном самолете из аэропорта Тетерборо, – сказал Ахерн.

– Все верно. Обратно прилетел сегодня утром. Вылететь пораньше не получилось из-за погоды. В Чарльстоне были сильные бури.

– Когда ваши служащие сообщили вам, что Лизи Эндрюс, молодая женщина, покинувшая ваш клуб перед закрытием в ночь с понедельника на вторник, исчезла?

– Звонок поступил на мой сотовый телефон вчера вечером примерно в девять часов. Я как раз ужинал с друзьями и телефона с собой не захватил. Если честно, как ресторатор, я совершенно не выношу людей, которые пользуются телефонами во время еды. Вернувшись в гостиницу около двенадцати, я проверил сообщения. А что, есть новости о мисс Эндрюс? Она звонила своим родным?

– Нет, – коротко ответил Ахерн и посмотрел за плечо Демарко.– Входи, Боб.

Николас Демарко даже не слышал, как открылась дверь. Он поднялся и обернулся к симпатичному седеющему мужчине лет под шестьдесят, который быстро пересек кабинет и, коротко улыбнувшись, протянул ему руку.

– Детектив Гейлор, – представился он и, выдвинув стул, повернул его так, чтобы сидеть лицом к Нику под прямым углом к столу капитана.

– Мистер Демарко, – начал Ахерн, – мы очень обеспокоены, что Лизи Эндрюс могла стать жертвой преступления. Ваши служащие рассказали нам, что вы посетили «Вудшед» в понедельник около десяти вечера и разговаривали с ней.

– Все верно, – сразу подтвердил Ник, – Из-за отъезда в Южную Каролину я задержался у себя в офисе на Парк-авеню допоздна. Затем заехал домой переодеться и отправился в «Вудшед».

– Вы часто наведываетесь в свой клуб?

– Я бы сказал, забегаю часто. Я больше не занимаюсь и не хочу заниматься практическим менеджментом. Все дела клуба ведет вместо меня Том Ферраццано. И могу добавить, он прекрасно справляется. За десять месяцев, что прошли после открытия, у нас ни разу не подали спиртное малолетке или подгулявшему клиенту. При приеме на работу мы тщательно отбираем персонал, как и группы, которые приглашаем для выступления.

– Репутация у «Вудшеда» хорошая, – согласился детектив Гейлор, – Но ваши собственные служащие сообщили нам, что вы довольно долго беседовали с Лизи Эндрюс.

– Я видел, как она танцует, – мгновенно отреагировал Ник, – Она красивая девушка и действительно превосходная танцовщица. Даже не скажешь, что она не профессионал. А еще она выглядит очень молодо. Я знаю, у нее проверили документы, но я бы мог поклясться, что она несовершеннолетняя. Поэтому я попросил одного из официантов подвести девушку к моему столику и сам проверил ее удостоверение личности. Оказалось, ей только-только исполнился двадцать один год.

– Она села за ваш столик, – бесстрастно произнес Гейлор, – вы купили ей выпить.

– Она выпила со мной бокал белого вина, а потом вернулась к своим друзьям.

– И о чем вы говорили все то время, что она потягивала вино, мистер Демарко? – поинтересовался капитан Ахерн.

– Обычный, ничего не значащий разговор. Она рассказала, что в следующем году заканчивает университет, но еще не решила, чем хочет заниматься. Ее отец и брат врачи, но медицина не для нее. Она сказала, что все больше и больше склоняется к тому, чтобы получить магистра в социальной сфере, но пока не уверена. Она собиралась сделать перерыв на год после колледжа, чтобы обдумать свой следующий шаг.

– Вам не показалось, что она чересчур разоткровенничалась с незнакомцем, мистер Демарко?

Николас Демарко пожал плечами.

– Я так не думаю. Потом она поблагодарила меня за выпивку и вернулась к друзьям. За моим столиком она провела меньше пятнадцати минут.

– Что вы делали потом? – спросил Ахерн.

– Я закончил ужин и пошел домой.

– Где вы живете?

– У меня квартира на пересечении Парк-авеню и Семьдесят восьмой улицы. Однако недавно я приобрел здание в Трибеке и на последнем этаже устроил себе квартиру. Там я и провел ночь с понедельника на вторник.

Ник сначала сомневался, стоит ли сообщать полицейским эту информацию, но потом решил выложить карты на стол.

– У вас квартира в Трибеке? Никто из ваших служащих об этом даже не упомянул.

– Я не делюсь с ними новостями о своих личных приобретениях.

– А привратник в вашем здании в Трибеке есть?

Он покачал головой.

– Как я уже сказал, квартира расположена на последнем этаже. Всего их в доме пять. Я приобрел его целиком, выкупив аренды у жильцов. Остальные этажи сейчас пустые.

– Как далеко дом от вашего бара?

– Примерно в семи кварталах, – Николас Демарко замялся, потом добавил: – Уверен, вы должны знать все детали. «Вудшед» я покинул незадолго до одиннадцати. Прошелся пешком до Трибеки и сразу лег спать. Будильник прозвенел в пять утра. Я принял душ, оделся и поехал в аэропорт Тетерборо. Вылетел в шесть сорок пять и приземлился в Чарльстоне. В двенадцать я уже сделал первый удар на поле для гольфа.

– Вы не приглашали мисс Эндрюс зайти к вам выпить по рюмочке перед сном?

– Нет, не приглашал, – Николас Демарко обвел взглядом обоих детективов, – Возвращаясь из аэропорта, я услышал в новостях по радио, что отец Лизи предложил награду в двадцать пять тысяч долларов за любую информацию о ее местонахождении. Я намерен предложить такую же сумму. Больше всего я хочу, чтобы Лизи Эндрюс нашли живой и здоровой, в первую очередь потому, что было бы ужасно, если бы с ней что-то случилось...

– В первую очередь? – изумленно переспросил Ахерн, – По какой еще причине вы хотите, чтобы ее нашли?

– Моя вторая причина весьма эгоистична. На приобретение участка, где расположен «Вудшед», ремонт, обстановку и наем служащих потрачена огромная сумма денег. Я хотел создать безопасное, интересное заведение для молодежи и людей постарше, где они могли бы хорошо проводить время. Если исчезновение Лизи окажется как-то связано с моим клубом, пресса спустит на нас всех собак и через полгода двери клуба закроются. Я хочу, чтобы вы проверили моих служащих, посетителей и меня. Но могу уже сейчас утверждать, что вы зря теряете время, если думаете, будто я имею какое– то отношение к исчезновению девушки.

– Мистер Демарко, вы один из многих, кого мы проверяем и будем проверять, – спокойно отреагировал Ахерн.– Вы зарегистрировали полет в Тетерборо?

– Разумеется. Если вы проверите записи, время в пути вчера утром было отличное. Сегодня, из-за близких бурь, показатели несколько хуже.

– Еще один, последний вопрос, мистер Демарко. На чем вы добирались в аэропорт, туда и обратно?

– На машине, я сам был за рулем.

– Какая у вас машина?

– Обычно я езжу на «мерседесе»-кабриолете, если только по какой-то причине не везу с собой много багажа. Вообще-то клюшки для гольфа всегда хранятся у меня в багажнике джипа, поэтому я воспользовался им для поездки в аэропорт вчера и сегодня.

Николас Демарко заметил, как переглянулись детективы, и сразу понял, что стал основной фигурой, представляющей интерес в деле исчезновения Лизи Эндрюс. Хотя и без всяких взглядов ему было все понятно. «Я разговаривал с ней за несколько часов до того, как она исчезла, – подумал он, – Никто не сможет подтвердить, что мы не встретились позже у меня дома. Рано утром я улетел на частном самолете. Я не имею нрава обвинять их в подозрительности – это их работа».

Коротко улыбнувшись, он обменялся рукопожатиями с обоими и сказал, что немедленно сделает публичное заявление об увеличении награды за любую информацию о Лизи еще на двадцать пять тысяч.

– А я могу заверить вас, что мы будем работать сутки напролет, без выходных, чтобы отыскать ее, и если с ней все-таки что-то случилось, мы найдем того, кто это сделал, – сказал Ахерн тоном, который Николас Демарко правильно воспринял как предупреждение.

15

Когда я выходила из квартиры на Саттон-плейс, просигналил мобильник. Пришлось ответить. Звонивший представился детективом Барроттом, и хотя пульс у меня участился, я разговаривала подчеркнуто холодно. В понедельник он меня отшил, так с чего вдруг ему понадобилось звонить мне теперь?

– Мисс Маккензи, как вы, быть может, знаете, исчезнувшая прошлой ночью молодая женщина, Лизи Эндрюс, живет по соседству с вами, на Томпсон-стрит. Я как раз сейчас опрашиваю соседей в квартале. Увидел ваше имя в списке жильцов на дверях подъезда. Я был бы очень благодарен за возможность поговорить с вами снова. Мы можем увидеться в ближайшее время?

Прижимая трубку к уху, я подала сигнал швейцару, чтобы он поймал мне такси. У дома стояла машина, из которой выгружался пассажир. Я ждала, пока пожилая дама выберется из машины, а сама продолжала разговор с детективом, которому сообщила, что уже в дороге и, в зависимости от пробок, буду дома минут через двадцать.

– Я вас подожду, – сказал он, не давая мне возможности выбрать другое, более удобное время.

Иногда поездка от Саттон-плейс до Томпсон-стрит занимает пятнадцать минут. Иногда машина из-за пробок не едет, а просто ползет. Это был один из тех «ползучих» дней. Хотя, конечно, я не спешила повидаться с детективом Барроттом – просто если я куда-то еду, то мне не терпится туда добраться, еще одна черта характера, унаследованная от отца.

Я невольно вспомнила, как волновался мой отец, когда исчез Мак. Каково, должно быть, сейчас отцу Лизи Эндрюс. Во вчерашних вечерних новостях доктор Эндрюс, с трудом сдерживая слезы, показывал фотографию дочери и просил о помощи. Мне казалось, я способна понять, что он сейчас испытывает, но потом засомневалась, так ли это. Как ни тяжело нам было, Мак все-таки ушел в никуда среди бела дня. Другое дело – Лизи Эндрюс. Хрупкая девушка, одна на ночных улицах, разве она сможет справиться с безжалостным громилой?

Все это крутилось у меня в голове, пока такси медленно ползло к Томпсон-стрит.

Барротт сидел на ступенях кирпичного особняка – нелепое зрелище, подумала я, расплачиваясь с водителем. Днем снова потеплело, и он расстегнул пиджак, ослабил узел галстука. Заметив меня, он быстро поднялся, затянул галстук и застегнул пуговицу на пиджаке.

Мы сдержанно поздоровались, и я пригласила его войти. Поворачивая ключ во входной двери, я заметила пару фургонов с надписью «Телевидение», припаркованных перед соседним домом, где живет Лизи Эндрюс – или жила.

Моя студия расположена в задней части дома ми первом этаже, где других квартир нет. Я сняла ее на год в прошлом сентябре, когда начала работать у судьи Хьюота. За прошедшие девять месяцев она с тала для меня прибежищем покоя – не то, что Саттон-плейс, где меня никогда не покидают чувства потери и тревоги.

Мама пришла в ужас от размеров этого жилища. «Каролин, да тебе тут не повернуться», – сокрушалась она. Но я была в восторге от тесноты, которую воспринимала как уютный кокон, значительно способствующий, как мне кажется, моему решительному настрою перейти от состояния хронической печали и тревоги к острому желанию, даже потребности покончить с этим, жить дальше. Благодаря хорошему вкусу мамы я выросла в доме среди красивого убранства, но все равно мне доставляло определенную радость ходить по дешевым распродажам, чтобы обставить свою студию.

В моей просторной спальне на Саттон-плейс нашлось место и для кресел с диванами. На Томпсон-стрит поместился лишь раздвижной диван, снабженный, к счастью, очень удобным матрасом. Пока детектив Барротт проходил за мной в квартиру, я заметила, как он оглядывает комнату с ее черными эмалевыми приставными столиками и ярко-красными современными светильниками, маленьким черным эмалевым кофейным столиком и двумя стульями, обитыми такой же белоснежной тканью, как и диван. Он охватил взглядом и белые стены, и ковер с черно-бело-красным узором.

Узкий кусок жилой комнаты отгорожен под кухню. Простой столик, словно перекочевавший из кафе-мороженого, и два кованых стула с мягкими сиденьями под окном – вот и вся ее обстановка. Но окно широкое, впускает много света, а цветы герани и зеленые растения на подоконнике создают иллюзию палисадника.

Барротт все внимательно осмотрел, потом вежливо отказался от моего предложения выпить воды или кофе и уселся напротив меня. Я удивилась, услышав, что он начал с извинений.

– Мисс Маккензи, – сказал он, – я не сомневаюсь, что вы подумали, будто я не воспринял всерьез вашу тревогу, когда мы с вами разговаривали в понедельник.

Я не стала возражать, промолчала.

– Вчера я начал просматривать дело вашего брата и, признаюсь, не слишком продвинулся. Поступил звонок насчет Лизи Эндрюс, поменявший, разумеется, приоритеты, но потом я понял, что теперь у меня появился еще один шанс поговорить с вами. Как я уже сообщал, мы опрашиваем всех соседей. Вы знакомы с Лизи Эндрюс?

Вопрос меня удивил. Возможно, и не следовало удивляться, но я подумала про себя, что, когда он позвонил мне и попросил о встрече, я бы сразу призналась, что знаю Лизи, если бы так оно и было.

– Нет, я ее не знаю, – сказала я.

– Вы видели ее фотографию по телевизору?

– Да, вчера вечером.

– И у вас не появилось чувство, что лицо знакомое? – настаивал он, словно пытался подловить меня на лжи.

– Нет, хотя, конечно, живя по соседству, я, вероятно, проходила мимо нее на улице. В том доме живет много молодых студенток.

Я понимала, что говорю с раздражением. Я действительно была возмущена. Неужели Барротт предполагает, что я могу быть как-то связана с исчезновением девушки только потому, что у меня пропал брат?

Барротт поджал губы.

– Мисс Маккензи, надеюсь, вы понимаете, что я задаю вам те же самые вопросы, которые мои коллеги задают всем в округе. Но мы уже с вами знакомы, и вы, больше чем кто-либо, понимаете, какую муку сейчас испытывают ее отец и брат, поэтому я надеюсь, что вы каким-то образом можете нам помочь. Вы чрезвычайно привлекательная молодая женщина, а как юрист, вы обучены наблюдательности.– Он слегка наклонился вперед, сцепив руки.– Вам когда-нибудь приходится прогуливаться пешком по этому району ночью, скажем, после ужина, или кино, или, быть может, вы возвращались откуда-то домой перед самым рассветом?

– Иногда, – Я невольно смягчила тон, – Обычно я совершаю пробежку в шесть утра, а если встречаюсь с друзьями вечером, часто возвращаюсь домой одна.

– У вас никогда не бывает чувства, что за вами следят, что кто-то вас преследует?

– Нет, не бывает. С другой стороны, должна сказать, я редко возвращаюсь после полуночи, а в Виллидж это самое оживленное время.

– Понимаю. Но я был бы вам очень благодарен, если бы вы согласились внимательнее присмотреться к окружающим и сообщить нам, если что заметите. Маньяки, как и поджигатели, иногда любят понаблюдать за волнением, которое сами создают. Но это не все. Вы можете помочь нам еще кое в чем. Ваша соседка на втором этаже, миссис Картер, очень вас любит.

– Я ее тоже люблю. У нее сильный артрит, и она боится выходить из дома в плохую погоду, – пояснила я.– Пару раз она падала и сильно ушибалась. Я забегаю к ней, иногда делаю покупки в бакалейном магазине, если ей что-то нужно.– Я откинулась на спинку стула, не понимая, к чему клонит Барротт.

Детектив кивнул.

– Она мне об этом рассказывала. Если честно, пела вам дифирамбы. Но вы знаете, как это случается со стариками. Они боятся навлечь на себя неприятности, если поговорят с полицейским. Моя собственная тетушка такая же. Ни за что не признается, если увидит, как сосед стукнет машину другого соседа. «Это не мое дело», как она выражается.– Барротт задумчиво помолчал.– Я сразу почувствовал, что миссис Картер нервничает в разговоре со мной, – продолжил он.– Но она проговорилась, что любит сидеть у окна. Утверждает, будто не признала Лизи на фотографии, но мне все-таки кажется, что она лукавит. Быть может, дело только в том, что она обратила внимание на Лизи, когда та проходилa мимо, и теперь миссис Картер не хочет быть связанной со следствием. Хотя, наверное, если бы вы попили с ней чайку, она рассказала бы вам больше, чем мне.

– Хорошо, я так и сделаю, – охотно согласилась я.

Миссис Картер, возможно, и стара, но от нее ничего не ускользнет, к тому же она действительно любит посидеть у окна, подумала я. И про своих соседей на трех этажах выше ее она знает всю подноготную. Какая ирония, что мы с Барроттом поменялись ролями, и теперь я буду проводить для него расследование, а не наоборот.

Барротт поднялся, собираясь уходить.

– Спасибо, что позволили зайти к вам, мисс Маккензи. Как вы сами понимаете, сейчас мы круглые сутки работаем над этим делом, но, когда мы его закончим, я сразу намерен вернуться к делу вашего брата и выяснить, не найдутся ли там какие– то новые зацепки.

В понедельник он уже давал мне свою визитку, но, вероятно, подумал, что я тогда же ее порвала (кстати, так и было). Протягивая мне вторую карточку, которую я приняла, он пообещал поддерживать со мной связь. Я проводила его, заперла за ним дверь и только тогда почувствовала слабость в коленях. Что-то в его манере дало мне повод заподозрить, что детектив Рой Барротт был со мной неискренен. Для него я была не просто соседка пропавшей молодой женщины. Он старался найти повод не прерывать со мной контакт. Но почему? Я терялась в догадках.

16

Лил Крамер нервничала с той минуты, как Каролин Маккензи позвонила в понедельник и попросила о встрече, но в среду, вскоре после ухода девушки, Лил направилась в спальню, легла, закрыла глаза и начала беззвучно плакать.

Она слышала, как Гас попрощался с Говардом, потом прошел в спальню и остановился над ней, нетерпеливо поинтересовавшись, что стряслось. Она моментально открыла глаза.

– Что стряслось? Я отвечу тебе, Гас! В прошлое воскресенье я была на латинской мессе в церкви Святого Франциска Сальского. Я все время хотела пойти, с тех пор как в прошлом году там снова начали проводить утреннюю мессу на латыни. Не забывай, мой отец был католик и время от времени водил меня в церковь, а тогда все мессы служили на латыни.

– Ты не говорила, что была в церкви в воскресенье, – сказал, как отрезал, Гас.

– А с какой стати мне было тебе рассказывать? Ты считаешь бесполезной любую религию, а я не хотела выслушивать твои громогласные обвинения, что все священнослужители – мошенники.

Гас Крамер сменил тон.

– Ладно, ладно. Ты побывала в церкви. Надеюсь, помолилась за меня. Ну и что?

– Там было полно народа. Ты бы глазам своим не поверил. Люди стояли в проходах. Ты слышал, о чем только что рассказывала Каролин Маккензи. Там был Мак! Я знаю, ты бы меня слушать не стал, но во время мессы мне показалось на какую-то секунду, что в толпе мелькнул кто-то знакомый. Хотя, сам знаешь, я слепа как крот, если не захвачу с собой очки, а в тот день я поменяла сумочку и оставила их дома.

– Повторюсь, ну и что?

– Гас, разве ты не понимаешь, о чем я тебе толкую? Там был Мак! Что, если он решит вернуться? Сам знаешь, – закончила она шепотом, – сам знаешь.

Как она и ожидала, Гас мгновенно разозлился.

– Проклятье, Лил, у того парня наверняка были свои причины, чтобы исчезнуть. Мне осточертело видеть, как ты страдаешь из-за него. Брось. Прекрати. Ты сказала его сестре вполне достаточно, чтобы она осталась довольна. А теперь помалкивай. Посмотри на меня, – Он наклонился над кроватью, грубо схватил ее за подбородок и повернул голову так, чтобы она не смогла отвести взгляд, – Да ты почти слепа без своих очков для дали. И ты еще пытаешься строить какие-то умозаключения из-за бумажки, которую Мак якобы оставил среди пожертвований. Ты его там не видела. Поэтому забудь об этой истории раз и навсегда.

Лил сама не знала, откуда у нее взялась смелость спросить у мужа, почему он так уверен.

– Откуда ты знаешь, что Мака там не было? – напряженным шепотом поинтересовалась она.

– Просто поверь мне на слово, – ответил Гас с потемневшим от гнева лицом.

Точно так он разгневался десять лет назад, когда она рассказала ему, что обнаружила при уборке в комнате Мака. С тех пор все эти годы она в отчаянии задавалась вопросом, не повинен ли Гас в исчезновении Мака.

Неловким жестом Гас ласково провел мозолистой ладонью по лбу Лил, а потом, тяжело вздохнув, сказал:

– Знаешь, Лил, я начинаю подумывать, что нам, наверное, все-таки стоит уйти на покой и перебраться в Пенсильванию. Если эта сестрица Мака зачастит сюда, рано или поздно она тебя так расстроит, что ты проговоришься.

Лил, которая обожала Нью-Йорк и с ужасом думала о праздной жизни на покое, проскулила:

– Я хочу уехать немедленно, Гас. Я очень за нас боюсь.