Текст книги "Где ты теперь?"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Позвоните ему еще раз. Сомневаюсь, что при таком внимании прессы к вашему брату Брюс Гэлбрейт проигнорирует вашу просьбу. Тем временем я немедленно начну обновлять данные об остальных. Из-за упоминания Дня матери полиция уже старается связать имя Мака с исчезновением Лизи Эндрюс, а заодно и с делами остальных девушек. Звонок, который был сделан вам домой с мобильника Лизи, не оставил полицейским сомнения в виновности вашего брата. Любая новая зацепка ведет к Маку. Я уже думаю, не началось ли все за несколько недель до исчезновения Мака, в тот вечер в клубе «Сцена».

Я ухватилась за его мысль.

– Мистер Ривз, не хотите ли вы сказать, что кто– то намеренно пытается связать Мака с исчезновением тех четырех девушек?

– Думаю, это возможно. Вы сами рассказывали, что несколько лет назад появилась статья, сделавшая общеизвестным тот факт, что ваш брат звонит домой только в День матери. Кто знает, быть может, какой-то человек взял это тогда на заметку и теперь использует, чтобы отвести от себя подозрения. Существуют разные виды «краж личности». При одном из них вор следует линии поведения давно исчезнувшего человека и предпочитает не защищать себя. У похитителя Лизи ее мобильник. Возможно, он также знает номер вашего домашнего телефона.

Версия показалась мне логичной. Из офиса Ривза я уходила с чувством, что на этот раз обратилась по адресу. Этот человек без предвзятого убеждения, что Мак превратился в убийцу, обязательно докопается до истины.

38

В четверг Ник Демарко вновь появился в офисе окружного прокурора в сопровождении своего адвоката Пола Мерфи. На этот раз атмосфера в кабнете капитана Ахерна была откровенно враждебной. Никаких рукопожатий, никаких выражений признательности за то, что он так быстро откликнулся на телефонный звонок с просьбой прибыть в офис безотлагательно.

Но Ника занимали другие проблемы. Ранним утром во вторник, после телефонного звонка обезумевшей от горя матери, сообщившей, что отца увезли в больницу с сердечным приступом, Ник вылетел во Флориду. К тому времени, как он туда добрался, проведенные обследования исключили возможность инфаркта, но отца не отпустили домой, опасаясь ухудшения. Когда Ник вошел в палату, мать бросилась к нему и с отчаянием обняла.

– Ник, я думала, мы его потеряли, – рыдала она.

Отец – точная копия Ника, только постарше – сидел с несчастным видом в подушках, бледный, с кислородными трубками в ноздрях и капельницей, подключенной к руке.

– Ник, ненавижу больницы, – вместо приветствия произнес он, – но, может быть, не так плохо, что все это, в конце концов, случилось. В машине «скорой помощи» я думал о том, что всегда хотел тебе сказать, только твоя мать не позволяла. Вот теперь ты все выслушаешь. Мне шестьдесят восемь лет. Я работаю с четырнадцати. Впервые в жизни я чувствую себя бесполезным, и мне это не нравится.

– Пап, я купил тебе ресторан, – запротестовал Ник.– Ты сам решил уйти на покой.

– Да, конечно, ты купил здесь ресторан, но тебе следовало бы знать, что для меня он не годится. В этом заведении я чувствовал себя не на своем месте. Больно было смотреть, как ты растрачиваешь Деньги попусту на всю эту вычурную и дорогущую еду. Я сотни раз видел, как такие рестораны открываются, а вскоре прогорают. Послушай меня, продай ты его или расширь меню нормальной едой, не все же хотят заказывать фуа-гра или икру.

– Доминик, тебе нельзя волноваться, – взмолилась мать.

– Мне приходится волноваться. Я должен сбросить этот груз, прежде чем у меня и в самом деле случится инфаркт. Холостяк месяца! Отвратительно было смотреть, как ты ликуешь. Можно подумать, тебя наградили Почетной медалью Конгресса. Пока я жив, скажу тебе: брось заниматься ерундой.

– Пап, я тебя понял. Верь или не верь, но на этот раз я прислушаюсь к твоим словам. Что мне сделать, чтобы ты был счастлив? Скажи мне, чего тебе хочется?

– Мне не хочется играть в гольф и не хочется сидеть на лужайке дорогого дома, где в любую секунду мне может проломить голову мяч от гольфа, потому что наш участок расположен рядом с шестнадцатой лункой.

– Пап, все это легко уладить. Что еще?

Ник надолго запомнит презрительный отцовский взгляд.

– Тебе тридцать два. Спустись на землю. Стань сыном, которым мы гордились бы. Прекрати куролесить с женщинами, которые шастают по клубам. И вообще, завязывай с клубным бизнесом! А то попадешь в беду. Найди себе хорошую девушку. Нам с матерью скоро по семьдесят. Мы прожили в браке пятнадцать лет, прежде чем Бог послал нам сына. Не заставляй нас ждать еще пятнадцать лет, прежде чем у нас появится внук.

Все это мысленно прокручивал Ник, пока они с адвокатом усаживались на жестких, неудобных стульях перед столом капитана Ахерна. Детективы Барротт и Гейлор сидели по обе стороны от капитана.

Расстрельная команда, подумал Ник. Взгляд, брошенный на адвоката, подтвердил, что Мерфи такого же мнения.

– Мистер Демарко, – начал Ахерн, – вы не говорили нам, что у вас есть «Мерседес-пятьсот пятьдесят»-седан, которым вы пользуетесь только в тех случаях, когда вас возит шофер.

Ник нахмурился.

– Погодите минуту. Если я правильно помню, вы спрашивали про машины, которыми я управляю сам. Я никогда не сажусь за руль седана. Когда я еду один, то беру «мерседес»-кабриолет или джип.

– И о шофере вы тоже нам ни слова не сказали.

– Я не видел причины упоминать о нем.

– Мы не согласны, мистер Демарко, – сказал Ахерн, – В особенности потому, что у вашего шофера, Бенни Сеппини, богатое уголовное прошлое.

Ник не смотрел на Пола Мерфи, но знал, о чем тот думает: «Почему мой клиент не посвятил меня в эти подробности?»

– Бенни пятьдесят восемь лет, – ответил Ник Ахерну, – Мальчишкой он попал в уличную банду. Когда ему исполнилось семнадцать, его приговорили, как взрослого, к тюремному заключению за грабеж, и он отсидел пять лет. Выйдя из тюрьмы, он начал работать на моего отца. Все это произошло тридцать пять лет назад. Когда отец ушел на отдых, он начал работать на меня. Он порядочный, хороший человек.

– А разве его бывшая жена не добилась десять лет назад судебного запрета приближаться к ней? – резко спросил Ахерн.

– Первая жена Бенни умерла молодой. Его вторая жена пыталась заставить его переписать их квартиру на нее. Она сфабриковала ложное обвинение, от которого сразу отказалась, получив квартиру.

– Угу. Мистер Демарко, вы часто прогуливаетесь по Гринвич-Виллидж в дневное время?

– Конечно, нет. Я деловой человек.

– Вы встречались с Лизи Эндрюс до того вечера в понедельник?

– Насколько я знаю, нет.

– Позвольте показать вам фотографию, на которой засняты вы, мистер Демарко.

Ахерн кивнул Барротту, и тот передал через стол Нику и Мерфи увеличенные снимки, сделанные подругой Лизи.

– Узнаете мужчину на заднем плане, мистер Демарко? – спросил Барротт.

– Конечно, узнаю, это я, – отрезал Ник, – Мне запомнился тот день. У меня состоялся деловой завтрак с риелтором. Я заинтересован в приобретении недвижимости в районе старой железной дороги, где предстоит реконструкция. Как только эта реконструкция начнется, цены на дома в округе взлетят до небес. Я увидел, как суетятся папарацци, и огляделся, чтобы узнать, в чем дело. По улице шли Брэд Питт и Анджелина Джоли.

– Где проходил ваш завтрак?

– В « Каса Флоренца», как раз за углом того дома, возле которого меня сфотографировали.

– Значит, вы заявляете, что не видели, как подруга Лизи Эндрюс ее фотографировала?

– Я не только заявляю, я действительно ее не видел, – в запале ответил Ник.

– Счет из ресторана у вас сохранился? – спросил Гейлор тоном, предполагавшим, что он удивится, если увидит счет.

– Нет, не сохранился. Риелтор пытается продать мне дома, поэтому он и платил. Если сделка состоится, его комиссионные еще долгое время позволят ему заправлять машину.

– А как долго вы сможете заправлять все свои машины, мистер Демарко? – спросил Ахерн, – У вас ведь довольно шаткое финансовое положение, не правда ли?

– Какое отношение имеют коммерческие дела мистера Демарко к нашему сегодняшнему визиту? – требовательно поинтересовался Пол Мерфи.

– Возможно, и никакого, – ответил Ахерн, – А возможно, самое прямое. Если будет принято решение об изъятии лицензии на торговлю спиртными напитками в баре «Вудшед», то вряд ли ваш клиент получит прибыль, продавая там леденцы. И поверьте мне, мы найдем причину изъять лицензию, если только заподозрим, что мистер Демарко не полностью откровенен с нами.

Ахерн повернулся к Нику:

– Вам известен незарегистрированный в справочнике телефонный номер квартиры Маккензи на Саттон-плейс?

– Если только его не изменили. Уверен, он у меня где-то записан. Помню, что звонил миссис Маккензи, когда ее муж погиб одиннадцатого сентября.

– Вы считаете, что Лизи Эндрюс мертва?

– Надеюсь, что нет. Это была бы трагедия.

– Вам известно, что она пока жива?

– Что это за вопрос?

Мерфи вскочил со стула.

– Мы уходим, Ник.

Ахерн не обратил на него внимания.

– Мистер Демарко, у вас есть незарегистрированный на ваше имя мобильный телефон, с которого можно звонить с помощью заранее оплаченной карточки, как это делают азартные игроки и умники?

– Хватит! Мы не собираемся и дальше терпеть ваши дешевые инсинуации, – прокричал Мерфи.

Но Ларри Ахерн словно его не слышал.

– И нет ли такого же телефона у вашего шофе-ра, мистер Демарко? А если есть, не откликнулся ли он на ваш срочный звонок с требованием убрать Лизи из вашей шикарной квартиры? И если она была еще жива, не решил ли он оставить ее у себя для собственной забавы? И если все было именно так, то держит ли он вас в курсе дела относительно ее благополучия?

Ник, сжав кулаки, почти успел дойти до двери, когда прозвучал последний вопрос Ахерна:

– Или вы защищаете своего приятеля по колледжу, Мака Маккензи? Или, быть может, помогаете его хорошенькой сестре защищать его? У вас ведь, кажется, было с ней свидание в прошлую пят-ницу?

39

Выйдя от Лукаса Ривза, я отправилась на встречу с Эллиоттом в офис Терстона Карвера, расположенный в небоскребе Мет-Лайф. Карвера я сразу узнала – мы с ним сталкивались в суде, пока я работала на судью Хьюота. Это был крупный мужчина с копной рано поседевших волос: ему никак не могло быть больше пятидесяти пяти.

После разговора с Лукасом Ривзом я почувствовала себя увереннее и поделилась с Карвером версией сыщика. Мак исчез. О его звонках в День матери известно всем, и тот, кто похитил Лизи Эндрюс, пытается теперь свалить всю вину на Мака.

Эллиотт, который выглядел усталым и глубоко встревоженным, ухватился за эту версию. Он рассказал мне, что накануне вечером моя мама была чрезвычайно расстроена; когда они добрались до его квартиры, она не выдержала, бурно разрыдалась и долго не могла успокоиться. Он и сейчас о ней волнуется.

– Оливия, как я понял вчера вечером, всегда пребывала в уверенности, что у Мака случился душевный недуг, заставивший его так внезапно исчезнуть, – пояснил он Карверу, – Теперь она полагает, что если он действительно виновен в этих исчезновениях, то, вероятно, он абсолютно безумен и дело кончится тем, что полиция его пристрелит.

– И во всем этом она винит меня, – сказала я.

– Каролин, должна же она кого-то винить. Долго это не продлится. Ты сама знаешь.

«Ты была и остаешься моей опорой и поддержкой во всем этом». Именно так сказала мама на прошлой неделе после звонка Мака в День матери. Я продолжала верить, что в какой-то момент она поймет, почему я попыталась распутать ситуацию с Маком и, наконец, поставить точку. А пока рядом с ней находился преданный Эллиотт. Я почувствовала, как глубоко благодарна ему за все, что теперь он делает для нее. Неважно, чем все обернется, но в эту самую минуту, сидя в элегантно отделанном офисе Терстона Карвера, я больше не терзалась ревностью, что Эллиотт займет место моего отца в жизни мамы.

В тот же день я позвонила Брюсу Гэлбрейту. Я прождала, как мне показалось, целую вечность, пока он подошел к телефону. Гэлбрейт с неохотой согласился встретиться со мной у него в офисе в пятницу.

– Должен вам сказать, Каролин, что не виделся с Маком и не получал от него известий со дня его исчезновения. Даже не представляю, что вы надеетесь у меня узнать.

Я похолодела от яда, что прозвучал в его голосе, но все-таки сдержалась, не выпалила то, что готово было сорваться с языка: «Я хочу узнать, почему вы так ненавидите Мака».

В пятницу в назначенный час меня провели в кабинет Гэлбрейта, расположенный на шестьдесят третьем этаже собственного офиса на Шестой авеню, откуда открывался захватывающий вид на город. Единственную сравнимую с ним по красоте панораму можно наблюдать из Радужной комнаты Рокфеллеровского центра.

Брюс смутно сохранился в моей памяти. Родители отстранили меня от поисков Мака, когда сами без конца наведывались в его квартиру. Я лишь запомнила, что у Брюса были светлые волосы желтоватого оттенка и очки без оправы.

Он поздоровался довольно приветливо и расположился не в своем привычном кресле, а в одном из кожаных кресел для посетителей. Начал Брюс с выражений соболезнования по поводу того, как желтая пресса старается связать имя Мака с исчезновением Лизи Эндрюс.

– Представляю, как переживает ваша мама, – сказал он и добавил после паузы: – И вы, конечно, тоже.

– Брюс, – сказала я, – вы, наверное, понимаете, насколько сильно мое желание отыскать Мака, но даже если я его не найду, нужно очистить его имя от любой связи с исчезнувшими девушками.

– Полностью вас понимаю, – сказал он.– Но дело в том, что Мак, Ник и я просто снимали одну квартиру на паях. Мак и Ник крепко сдружились. Вместе проводили время, вместе бегали на свидания. Ник часто бывал в вашем доме. Вы расспросите лучше его, а не меня. Лично я знаю не больше любого другого выпускника того года.

– А как насчет Барбары? – спросила я.– Однажды она приходила к нам на ужин. Я думала, она девушка Ника, но он рассказал мне, что она была влюблена в Мака, а потом, после его исчезновения, вышла замуж за вас. Вы когда-нибудь говорили с ней о Маке? Она была в курсе, что творилось у него на душе незадолго до его исчезновения?

– Конечно, мы с Барбарой говорили о Маке в связи с поднявшейся недавно шумихой. Ей, так же как и мне, кажется невероятной мысль, что он может иметь причастность к какому-либо преступлению. Она сказала, что знала, безусловно, другого человека.

Говорил он спокойно, но я видела, как багровый румянец переползает с его шеи на скулы. Он все-таки ненавидит Мака, подумала я. Или это ревность? И как далеко могла эта ревность его завести? На вид он такой замкнутый, сдержанный, заурядный, хотя на самом деле, судя по его успехам в бизнесе, обладает необыкновенным даром делать деньги. И я снова вспомнила Мака, его удивительную привлекательность, превосходное чувство юмора, редкое обаяние.

Я вспомнила о том, что Мак на последнем этапе обошел Гэлбрейта на какую-то ничтожную долю и попал в десятку лучших выпускников. Нанес, должно быть, мощный удар по самолюбию Гэлбрейта. А после исчезновения Мака его девушка, Барбара, которая, по словам Ника, с ума сходила по моему брату, вышла за Гэлбрейта – возможно, это был ее единственный способ выучиться на врача...

– Я познакомилась с Барбарой много лет назад у нас дома, – сказала я.– Была бы вам очень признательна за возможность поговорить с ней.

– К сожалению, это невозможно, – отрезал Гэлбрейт.– Ее отец очень болен. Он живет на Мартас-Винъярд. Она вылетела туда с детьми, чтобы побыть с ним его последние недели.

Гэлбрейт поднялся, давая мне понять, что разговор окончен. Он проводил меня до приемной, и я протянула ему на прощание руку. От моего вни-мания не ускользнуло, как он потер ладонь о брючину, прежде чем с неохотой протянуть мне. Ладонь его все равно оказалась потной и холодной. Заурядный тип в дорогом костюме.

Я вспомнила, как прозвал его Ник: Одинокий Странник.

40

Если Лил Крамер и не любила кого-то больше, чем Говарда Альтмана, то это был Стив Хокни, племянник Дерека Олсена. Вот почему, когда он явился без предупреждения в пятницу утром, Лил не на шутку разволновалась. Совет Говарда не спешить в Пенсильванию, если им есть что скрывать, они поначалу восприняли с благодарностью. Но Лил прекрасно знала, что симпатии Олсена то на стороне помощника Говарда, то на стороне племянника Стива, и сейчас, увидев Хокни в одиночестве, она пришла в ужас.

Выходит, Говард поссорился с Олсеном, подумала она, и теперь Стив возьмет правление в свои руки. Хорошо хоть Гас ушел наверх поменять фильтры в кондиционерах, а то у него с утра скверное настроение: пришлось мыть лестницу между вторым и третьим этажами, где кто-то из студентов пролил ночью пиво.

– Должно быть, втащили наверх целый бочонок, – ворчал он за несколько минут до появления Хокни, – Залили пивом весь пролет. Могли бы и сами подтереть, не умерли бы.

Повезло, что Гас заметил это до прихода Хокни, подумала она, а то племянничек устроит сейчас проверку коридоров и лестниц, пытаясь найти, к чему придраться. Ее вдруг захлестнула усталость. Возможно, было бы все-таки неплохо когда-то и отдохнуть. Стараясь держаться вежливо, она пригласила Хокни к себе и предложила чая. Он широко улыбнулся и прошел в квартиру.

Чего у него не отнять, так это внешности, подумала она, и он сам знает, что красавчик. Всегда занимался только собой, а в юности не раз попадал в истории, так что Олсену приходилось его выручать. Он чуть не угодил в тюрьму. Да и сейчас его глаза как-то дерзко поблескивали. Отказавшись от чая, он уселся на диван, скрестив ноги.

– Лил, – начал он, – в прошлом месяце дядюшке перевалило за восемьдесят три.

– Я знаю, – сказала она.– Мы послали ему открытку.

– Вы лучше, чем я, – Стив снова улыбнулся.– Но мне кажется, настала пора разгрузить его немного и взять управление делами в свои руки. Вы знаете дядюшку. Он никогда не покажет, что сдает, но я-то вижу. Я также в курсе, что в последнее время Говард Альтман здорово действует ему на нервы.

– Мы с ним ладим, – осторожно ответила Лил.

– Он ведь давно грозит вам отобрать эту квартиру?

– Мне кажется, это дело прошлое.

– Он такой, ни перед чем не остановится. Я знаю, дядюшка прислушался бы к вашим словам, если бы вы рассказали ему, как отвратительно порою Говард обходится с вами обоими.

– Зачем же мне навлекать на него неприятности, когда меня абсолютно не касается, какого мнения мистер Олсен о Говарде?

– Затем, что мне нужна ваша помощь, Лил. Вы, по-видимому, забыли, что это при мне Мак Маккензи едва ли не обвинил вас в краже своих часов. И произошло это всего за несколько дней до его исчезновения.

– Он нашел свои часы, – заикаясь, проговорила Лил побелевшими губами, – он извинился.

– А кто-нибудь слышал, как он извинялся?

– Не знаю. То есть, нет, кажется, никто.

Хокни лениво поднялся с дивана.

– Лил, вы лукавите насчет извинения. Сразу видно. Но не беспокойтесь. Я до сих пор никому не рассказывал про часы Мака и не собираюсь это делать. Нам ведь не нравится Говард, правда, Лил? Кстати, я собираюсь сказать дяде Дереку, что этот дом – драгоценный камень в его короне, и все благодаря вашим с Гасом усилиям.

41

Дерек Олсен был отнюдь не только раздражительным, капризным стариком, каким его считали племянник Стив и управляющий зданиями Говард. Он был дальновидным инвестором, который наблюдал, как его недвижимость в стратегически выбранных районах превращается в многомиллионное состояние. Теперь он пришел к заключению, что настало самое подходящее время начать ликвидацию активов.

В пятницу с утра он позвонил в компанию «Уоллас и Мэдисон» и без всяких церемоний потребовал соединить его с Эллиоттом Уолласом. Секретарь Уолласа, которая давно привыкла к поведению Олсена, даже не заикнулась, что мистер Уоллас уже ушел на срочное совещание. Вместо этого она попросила старика подождать и кинулась в коридор, чтобы поймать Эллиотта у лифта.

– Олсен звонит, – сказала она.

Обреченно вздохнув, Эллиотт вернулся в кабинет и взял трубку.

– Дерек, как здоровье? – дружески поинтересовался он.

– Со мной все в порядке. Я слышал, у твоего так называемого племянника большие неприятности.

– Как тебе хорошо известно, Мак пропал десять лет назад. Совершеннейшая нелепость, что полиция пытается сейчас свалить на него какое-то преступление. Чем могу быть полезен?

– Лично мне он доставил много неприятностей своим исчезновением, так как жил в одной из моих квартир. Как бы то ни было, я звоню тебе по другому поводу. В прошлом месяце мне исполнилось восемьдесят три. Пора все продать.

– Я предлагаю то же самое последние пять лет.

– Если бы я продал имущество пять лет назад, то не получил бы ту цену, какую получу сейчас. Я хочу прийти к тебе и поговорить. В понедельник утром, в десять часов, тебе подойдет?

– В понедельник в десять – отлично, – ответил Эллиотт вежливо, а когда удостоверился, что Олсен дал отбой, швырнул трубку со всей силы, – Теперь придется перекроить весь день, – бросил он на ходу секретарше, а сам поспешил к лифту.

Она сочувственно посмотрела ему вслед. На совещании, куда он торопился, предстояло решить, кто возьмет на себя обязанности Эрона Клайна. Просидев дома четыре дня, Клайн сообщил телефонным звонком о своей отставке, объяснив, что не может работать бок о бок с тем, кто защищает убийцу его матери.