Текст книги "Признание в любви"
Автор книги: Мэри Гиббс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава 6
В тот же день граф, верный своему обещанию, заказал карету из конюшни, расположенной в предместье Темперли, где можно было взять лошадь напрокат, и отправился в замок к капитану Буллеру. Граф нанимал этот маленький экипаж и маленького серого пони столько раз, что уже считал их своими, и это мнение поддерживал в нем владелец конюшни, Сэм Доуз, чья дочь Пэтти служила у мисс Черитон в Доувертоне.
– Приготовь карету графа, Тед! – закричал он младшему конюху, когда получил записку, написанную изящным каллиграфическим почерком.
Столь же предупредительно относились к графу жители деревни, перенявшие отношение к французскому эмигранту у вдовствующей леди Темперли и ее нежной маленькой невестки. Самая лучшая деревенская снедь – отборные яйца, парное молоко и свежее масло из Грейт-Хаус – отсылалась графу каждый день, точно так же – находили путь к его столу отборные фрукты и овощи из садов и огородов Темперли. Местные жители не испытывали к графу ничего, кроме дружеских чувств, хотя он принадлежал к той нации, с которой их страна вела войну уже много лет. Свою вражду они обратили на французских военнопленных, размещенных в замке, которые, по их мнению, жили припеваючи, пользуясь всевозможными благами, в то время как англичанам, платившим за это, приходилось голодать.
Поездка графа по деревенской улице походила на Королевскую процессию. Народ ему почтительно кланялся. И гордость его не была уязвлена, даже когда он слышал комментарии деревенских жителей: «Э, бедный старый джентльмен, как он осунулся, постарел! Если бы все французы были такие, мы уже давно не воевали бы, это точно».
Дом капитана находился за стенами замка, это был приятный квадратный дом, окруженный садом. Как и все офицеры, призванные следить за военнопленными, капитан Буллер служил в Королевском флоте; и поэтому дом его был овеян морским духом: на газоне перед входом был поставлен флагшток, и на нем от рассвета до заката развевался государственный флаг. Если бы еще поставить вооруженную охрану возле дверей, то можно было бы подумать, что это дом государственного деятеля.
За домом, однако, высились крепостные стены замка, от пятнадцати и местами до сорока футов в высоту и от шести до десяти футов в ширину. Античный ров был снова наполнен водой, а внутренняя территория замка была поделена на два форта, разделенные дорогой, соединяющей северные и южные ворота. В одной части находилась башня, на первом этаже которой содержались французские офицеры, а над ними располагались интендантские помещения: склады, канцелярия и госпиталь. В другой части находилось примерно двести заключенных, солдат и матросов. Они жили в деревянных двухэтажных бараках, на крышах которых не было труб, потому что печи не были предусмотрены. Возле северных и южных ворот замка, как внутри, так и снаружи стен, были устроены караульные посты.
Несколько одетых в желтую робу заключенных работали в саду капитана Буллера под присмотром часового, когда к дому подъехал граф. Они переговаривались и шутили между собой и выглядели вполне довольными и веселыми в этот яркий мартовский день. Старому эмигранту было приятно это отметить. В Англии было очень много его соотечественников, которые после победы Веллингтона тысячами оставляли континент.
В замке Доувертона среди заключенных царила веселая атмосфера, и все оттого, что у них был хороший агент в лице капитана Буллера, считал граф. Тюремный агент играл в жизни заключенных решающую роль.
Один из охранников провел графа в канцелярию капитана, а другой в это время взял его пони под уздцы.
– О, граф де Эстобан! – произнес с улыбкой капитан Буллер. – Как приятно вас видеть. – Он провел графа в личную гостиную, расположенную за кабинетом, и предложил ему освежающие напитки.
Старый джентльмен отказался.
– Тогда, может быть, вы сядете и скажете, чем я могу вам помочь? – спросил капитан. – Мы с вами давно не встречались. Наверное, я не видел вас с того дня, когда вы поехали в Лондон на бал в честь дня рождения королевы в Карлтон-Хаус. Вы, кажется, сказали тогда, что были приглашены все эмигранты, находящиеся в Англии?
– А также наш король, – напомнил с достоинством граф. – Это было грандиозное мероприятие, капитан Буллер. Я желал лишь одного: чтобы наша одежда соответствовала ситуации, но, увы, мы были прискорбно потрепанны, чтобы быть принятыми Первым Джентльменом Европы.
– Но некоторые люди не знают пристрастий регента в отношении одежды, монсеньор! Говорят, он обожает голубой атлас и вышитые жилеты. – Голос капитана звучал сухо, однако он потеплел, когда речь снова зашла об эмигрантах. – Но вы, наверное, собираетесь вернуться во Францию, как сделали многие из ваших друзей?
– Не многие, капитан Буллер. Но монсеньор уехал…
– Монсеньор? О, вы имеете в виду брата короля?..
– Конечно. Я слышал, французы его встретили с восторгом, но на самом деле союзники обращались с ним в высшей степени с гуманной индифферентностью. Поэтому, пока союзники – а также французы решают, хотят ли они вернуть Бурбонов, я намереваюсь оставаться здесь.
– Очень рад это слышать, – отозвался капитан и стал ожидать изложения дела.
– Есть ли у вас военнопленный офицер лейтенант Филипп Кадо?
– Да, есть. – Агент нахмурился. – И скажу вам, сэр: я не знаю, что мне делать с ним. Это красивый молодой мужчина, с очаровательными манерами, но похоже, он не знает, что такое честь.
– И это, капитан Буллер, вас удивляет? Новое поколения французов, взращенное революцией, едва ли имеет понятие об этом устаревшем предмете.
– Пять раз за этот месяц Кадо нарушал границы установленной территории, – проворчал капитан. – А это уже шестой раз… Он приходит после комендантского часа, а иногда – на следующий день. О, в конце концов лейтенант всегда возвращается и дает правдоподобные объяснения, хотя совершенно ясно: он и не думает, что кто-нибудь им поверит… Но на этот раз это уж слишком. Я примерно его накажу.
– Мне будет жаль, если вы это сделаете, капитан Буллер, – заметил месье Эстобан с улыбкой, – потому что в данный момент Кадо находится в моем доме с пробитой головой. – И граф рассказал печальную историю о том, как лейтенанта ограбили на Пустоши, и добавил, что он просил передать тридцать фунтов из выделенных на его содержание средств двум мужчинам, Леконтре и Фуке. – Но разве у вас так много денег на содержание лейтенанта? – полюбопытствовал он.
– О да, у меня их для него достаточно, хотя его слуга Леконтре имеет больше, чем он. Потому что Леконтре – усердный маленький плут и добывает пенни то здесь, то там – в общем, где может. Я думаю, и Фуке спокойно подождет. Он ленивый, ни на что негодный парень, и очень странно, что они с Гастоном Леконтре – большие друзья. – Он с беспокойством взглянул на графа, вспомнив о лейтенанте. – У него тяжелая рана?
– Глубокая и все время кровоточит. Не думаю, что задета кость, но, если вы разрешите ему остаться у меня, я заеду по дороге домой к аптекарю и попрошу его зайти ко мне как можно скорее.
Капитан Буллер задумчиво посмотрел на него.
– Здесь есть госпиталь, – напомнил он. – И как только Кадо попадет в него, он сразу перейдет из ведения транспортного управления в ведение больничного заведения. Но как его там будут кормить, не может сказать никто. А так как из тюрьмы забрали всех сестер милосердия, уход, скорее всего, будет неквалифицированный. Недавно мы лишились нашего военного врача, и власти не спешат прислать ему замену, хотя на прошлой неделе к нам поступили еще пятьсот военнопленных. Конечно, среди заключенных есть врачи, и они делают все, что в их силах, однако официально у нас есть лишь городской врач. Но юный Ричард Мейпл думает больше о своих лошадях, чем о больных, а для всех болезней использует лишь одно средство – кровопускание. Не думаю, что такое лечение пойдет на пользу Кадо.
– Конечно, это не годится.
– Молодой Мейпл осматривает всех больных в госпитале, как сказал мне старший офицер, не более часа-двух каждый вечер, и я боюсь, что в тюрьме может вспыхнуть эпидемия. Военный врач обычно совершал ежедневный утренний обход, и любой человек, который чувствовал себя нехорошо, даже если это было такое пустячное дело, как воспаленное горло или небольшая сыпь, тут же подвергался тщательному обследованию. Такие легкие недомогания могли быть признаком серьезной инфекции, которая, в условиях скученного проживания, может распространиться со сверхъестественной быстротой. – Капитан сделал паузу. – Не сомневаюсь, что ваша старая служанка обеспечит лейтенанту лучший уход.
– Значит, вы согласны оставить его у меня? – Месье Эстобан был явно удовлетворен. – Мне будет приятно сказать ему об этом. Но есть еще одно дело, которое я должен решить. Это вопрос денег. Лейтенант считает, что он должен этим двум заключенным – своему слуге и другому человеку, который вам не нравится.
– Я сейчас принесу эти деньги, и вы можете сами расплатиться, с долгом лейтенанта, господин граф, хотя не думаю, что он им должен.
Агент удалился в свой кабинет и достал из сейфа тридцать фунтов стерлингов. Он завернул их в пачки по пятнадцать фунтов, достал журнал и тщательно записал сумму в колонку расходов на имя Филиппа.
Затем вернулся в гостиную к графу, и в ожидании двоих друзей они стали говорить о плохой зиме и о потоках талого снега, которые отрезали Доувертон от окружающего мира, о штормах, бушующих на побережье, подобных которым не помнили старожилы, о мартовских ветрах, сопутствующих им, и об ожидании теплого солнца… Но они ничего не сказали о новостях, прозвучавших во всех утренних газетах, – о победах Веллингтона в Европе, грозивших Бонапарту изгнанием из Франции.
– Я говорил, что так оно и будет, – заявил Гастон Леконтре, следуя со своим другом за солдатом, посланным за ними. – Лейтенант Кадо – не тот человек, который обирает своих друзей. Я знал, что с ним что-то случилось и как только он сможет, то даст о себе знать.
– О да, и я могу сказать, о чем он даст знать, – ухмыльнулся Фуке. – Лейтенант Кадо сейчас находится на пути во Францию и просит передать привет всем своим друзьям в замке. Я не ждал ничего другого с тех пор, как ты убедил меня отдать ему модель корабля. Это был безрассудный поступок.
– Но на содержание лейтенанта выделена куча денег, которые находятся у агента, мой друг.
– Но если он пойдет к агенту просить тридцать фунтов, то должен будет объяснить, зачем они ему понадобились, – критически заметил Фуке. – Разве дадут ему такие деньги без объяснения? Этой суммы хватит на то, чтобы доехать в почтовой карете до побережья, а затем на шхуне контрабандистов добраться до Франции, и в кармане еще останется фунтов двадцать. Думаешь, я не воспользовался бы таким случаем?
Гастон знал, что с Фуке лучше не спорить, когда он в таком настроении, и не сказал больше ни слова, пока они не вошли в кабинет агента. Увидев графа, друзья онемели от изумления. Они смотрели на него во все глаза, ожидая, что скажет капитан.
– Нам нужно пригласить переводчика, – сказал капитан Буллер. – Эти люди плохо понимают английский.
– Позвольте мне быть переводчиком, капитан Буллер, – любезно предложил граф. – Что вы хотите им сказать?
– Пусть подтвердят, что они – именно те люди, которые сделали эту самую модель, – предложил капитан.
Месье Эстобан перевел слова капитана, и Леконтре с готовностью ответил:
– Конечно, я все объясню. Мистер Тейлор занемог от подагры, и лейтенант Кадо взялся отнести наш корабль ему домой и забрать у него наши деньги – тридцать фунтов стерлингов, месье.
Затем капитан попросил графа рассказать этим людям о том, что случилось, и он сделал это, но в то время, как разговаривал с Гастоном, все больше смотрел на Фуке, думая, что редко видел в Англии людей с таким жестоким и бездушным выражением лица. Это было лицо человека, который, не колеблясь, убивал мужчин и женщин и еще смеялся при этом, как это делали революционеры двадцать лет назад, подстрекаемые отбросами общества, санкюлотами и варварами из Марселя…
Подавив свои эмоции, граф сухо, в нескольких словах, рассказал им о том, что Филипп получил их деньги и был ограблен, и подумал, что их реакция на эту новость на многое проливала свет.
– Бог мой! – вскричал потрясенный Гастон. – Беднягу лейтенанта чуть не убили, и все из-за нашего маленького кораблика? Это ужасно…
Однако Фуке лишь проворчал:
– Черт возьми, значит, наши денежки тю-тю? Этот идиот их упустил… Целый год работы пошел насмарку. Замечательная история, но кто в нее поверит?!
Бесстрастно и холодно граф объяснил, что Кадо попросил выплатить им деньги из причитающегося ему денежного содержания, и тогда снова в репликах двоих мужчин проявились их характеры. Леконтре заявил, что он не притронется к деньгам, что потеря денег была несчастным случаем, который с каждым может произойти, и он подождет, пока не поймают вора. Фуке же, в свою очередь, сказал, что – лишь малость из того, что должен сделать лейтенант, и он возьмет все, что ему должны, до единого пенни. В конце концов обоих уговорили взять деньги, свидетелем чему стал граф Эстобан.
После того как граф заехал за аптекарем и направился домой, он задумался над тем, почему тоска тюремной жизни одних людей превращает в животных, а других, при тех же обстоятельствах, оставляет людьми.
Эти двое мужчин, печально думал он, были детьми революции, так же как и лейтенант. Им с детства была известна всепоглощающая жажда богатства и денег, которая подкосила их родителей и свела в могилу его собственную семью, но они, похоже, не вынесли из этого никаких уроков.
Графу Эстобану, решившему не возвращаться во Францию из-за боязни террора, никогда не приходило в голову, что он, его друзья и король, которому они служили, а также толпа, которую они презирали и ненавидели, несут равную ответственность за революцию, происшедшую во Франции.
Аптекарь заявил, что рана на голове Филиппа очень скверная, посоветовал прикладывать компрессы к ушибам и сказал, что через несколько дней пребывания в покое и тщательного промывания два раза в день дело пойдет на поправку. После того как аптекарь ушел, граф остался у постели лейтенанта на несколько минут и рассказал ему о своем разговоре с агентом и возвращении долга двум заключенным. Закончил он словами:
– Капитан Буллер был так добр, что разрешил вам остаться у меня, и я буду рад, монсеньор, если вы согласитесь быть моим гостем, пока вас не отпустит аптекарь.
– Я вам очень благодарен, граф.
Граф пожал плечами:
– Вы мой соотечественник.
Помолчав, Филипп произнес:
– Вы сказали, что видели Леконтре и Фуке, монсеньор?
– Я видел их, разговаривал с ними, и в моем присутствии агент передал им деньги, и позвольте сказать, что из этих двоих парней ваш слуга Леконтре показался мне более симпатичным.
– Гастон хороший человек.
– А этот Фуке – неблагодарная собака, и в нем есть нечто подозрительное. Капитан Буллер велел им расписаться в получении денег – несомненно, это мудрая предосторожность, – и в то время как ваш слуга Леконтре поставил лишь крестик вместо подписи, Фуке написал свое полное имя без всяких затруднений. Похоже, он получил какое-то образование. Эти два человека служили в армии?
– Нет, монсеньор. Они находились на одном из кораблей, захваченных англичанами, когда император планировал вторжение в Англию. Несомненно, вы слышали об этом: в каждом порту на побережье Ла-Манша было собрано по нескольку десятков плоскодонных судов, и тысячи человек ожидали команды двинуться вперед, как только позволит погода. Но к сожалению, не только погода препятствовала вторжению. Император не учел того факта, что англичане имели преимущество на море, английские фрегаты и сторожевые корабли в ожидании ходили возле наших портов, словно ястребы, ждущие появления мыши. Не раз по ночам они дерзко нападали на наши корабли, топили их и захватывали пленных. Именно при одном таком нападении возле Болоньи попали в плен Леконтре и Фуке.
Граф иронично усмехнулся:
– Это привычка людей, подобных вашему императору, – недооценивать своих врагов.
Филипп Кадо вспыхнул, раздосадованный холодностью пожилого человека:
– Не скажу, что это промах лишь одного человека, граф.
Месье Эстобан не собирался спорить с приверженцем Наполеона. Он слегка поклонился и направился к двери.
– Моя служанка принесет вам обед, – сообщил он. – Мы устроились здесь лучше, чем некоторые эмигранты в Лондоне. Мы не голодаем, вам подадут свежие овощи и суп.
«А разве никто из ваших работников в поместье не голодал тогда, гордый старик? – сердито подумал Филипп. – Такие вещи, без сомнения, обычно забывают, когда случается своя беда». Лейтенант был рад тому, что не видел графа оставшуюся часть недели; он чувствовал, что если продолжит разговор, то совершит непростительную вещь – проявит невежливость к своему хозяину.
В тот вечер, когда Жанна принесла обед своему хозяину в маленькую столовую, она обнаружила его необычно молчаливым и сразу же прервала свою болтовню, чтобы бросить ему обвинение:
– Ага, вы снова думаете о… об этом, монсеньор! Что-то напомнило вам о прошлом?
– Да. – Граф постарался приободриться, но улыбка его была печальной. – Это был один из тех заключенных – тот, кто полностью написал свое имя: Арблон Фуке. Я вздрогнул, когда его увидел, потому что, как ты знаешь, моя невестка была дочерью маркиза де Арблона. Я сказал: «Какое у вас красивое имя», – и он взглянул на меня с такой злобой и ненавистью, что, если бы не было агента, думаю, набросился бы на меня. «Моя матушка, – заявил Фуке, – была проклятой аристократкой, пока не вышла за моего отца и не дала мне это чертово имя».
– Животное! – возмутилась Жанна. – Пусть этот Буллер имеет дело с этими зверями, монсеньор. Это было бы более благородно.
– И все же можно потерять все, если цепляться за свое благородство, моя дорогая. Тогда мне в голову пришла мысль, как обычно в такие моменты, что в этом компрометирующем материале я могу обнаружить нечто, что поможет мне найти моего внука.
Жанна поставила тарелку перед хозяином с таким стуком, что чуть не пролила суп ему на колени.
– Монсеньор граф, – резко произнесла она, – вы знаете, как я люблю вашу семью. Вы знаете, что сердце мое болело так же, как и ваше, когда мы узнали о том, что случилось. Но этот маленький мальчик пропал, монсеньор. И этот факт надо принять. Прошло двадцать лет, и если бы он был жив, то от кого-нибудь мы узнали бы об этом.
– Да. – Граф вздохнул и принялся за суп. – Я уже тысячу раз говорил, ты, без сомнения, всегда права. У тебя добрая душа, Жанна.
Но, несмотря на то что Жанна отнеслась к сказанному со своей обычной нетерпимостью, мысль о необычном имени заключенного не давала ей спать всю ночь.
Возможно, мать этого человека знает о том, что случилось с ребенком? Это был один шанс из ста, но так могло быть…
Затем она вспомнила историю о бедном маленьком Луи XII: она знала, что такие шансы были очень малы. И даже если ребенок выжил и стал взрослым, вряд ли он превратился бы в такого монстра, как этот Фуке, с его враждой к каждому человеку, а если это так, то лучше его и вовсе никогда не находить.
Глава 7
История о нападении на лейтенанта и о той роли, которую сыграли в его спасении Мелисса и молодая леди Темперли, скоро облетела весь город. Мисс Черитон и ее племянницу одолевали вопросами о здоровье Романтичного француза везде, где бы они ни появлялись. Граф Эстобан даже однажды колко заметил: он не представлял, что бонапартистский лейтенант может быть столь популярным в английском городке.
Вдова, припомнив красивое лицо лейтенанта, сказала, что она пришла в ужас, узнав, что англичанин мог напасть на такого человека, и поделилась этой мыслью с сыном.
– Сегодня простые трудовые люди, – напомнил он ей, – не могут питаться вдоволь, потому что у них нет денег на еду, и многие порядочные парни, видя, как завозят мясо, муку и хлеб в замок для заключенных, думают о своих семьях и о том, что не могут накормить своих детей… Неудивительно, что некоторые из них ненавидят этих французов, которые легко зарабатывают деньги, продавая игрушки богатым, которые, на мой взгляд, лучше бы наняли своих соотечественников для выполнения такой работы. Я не могу любить этих иностранцев, мама. Мне трудно относиться к ним с симпатией, даже если временами я и испытываю ее к графу Эстобану.
– Но теперь, Тэм, ты ничего не можешь сказать против графа. Он очень милый старик, и его нельзя обвинять в том, что временами он бывает раздражительным после той ужасной трагедии, которую пережил.
Тэм, повысив голос, напомнил матери, что это случилось много лет назад и пора уже обо всем забыть.
– Позволь мне сказать, дорогой, что двадцать лет не позволили бы мне забыть о том, что тебя, например, или дорогую Сару, или обожаемых мною детей убили эти подонки. Я никогда не могла вспоминать об этом без содрогания.
– Что касается графа, то я всегда считал, что он, а также двое его сыновей совершили непростительную ошибку, когда присоединились к армии Конде, оставив своих женщин без всякой защиты. О, я знаю, они думали, что женщины в безопасности, и, полагаю, не слишком тревожились, но мне лично не хотелось бы иметь это на своей совести… В то время для них всех безопаснее всего было бы приехать в Темперли. Вы знаете великодушие моего отца: старые друзья – это старые друзья, и он, без сомнения, отвел бы им западное крыло целиком! – Сказав это голосом, от которого у матери закружилась голова, Тэм пошел договариваться о покупке молодой гнедой кобылы к ее владельцу на другой конец Доувертона.
Всю неделю старая Жанна одна ухаживала за лейтенантом и отправляла назад посетителей, говоря им, что он спит. Однако мистеру Бьюмонту однажды удалось пройти следом за ней в дом, когда граф уехал в своем маленьком экипаже, и подняться наверх, чтобы лично повидать француза. Правда, вскоре он вышел, потрясенный увиденным. Было очевидно, что рана на голове была серьезнее, чем думали вначале, и, более того, постельное белье, по всем признакам, давно не меняли, лейтенант был невымыт, небрит. Француз обрадовался Бьюмонту так, будто к нему давно никто не приходил, но говорил он слабым голосом и с таким явным усилием, что друг его сильно заволновался.
Случайно повстречав молодую леди Темперли этим же утром в городе, он рассказал ей о своем беспокойстве.
– Боюсь, что лейтенант не получает надлежащего ухода, – заявил он.
– Но наша экономка посылает ему крепкий бульон, рубленых цыплят, сладкий крем из яиц и молока, бренди – все то, что требуется больному, – каждый день! – возразила нежная маленькая леди.
– Интересно, доходят ли до Кадо те продукты, которые посылает ему ваша экономка, леди Темперли? – спросил мистер Бьюмонт.
– Но что может случиться с ними? – Сара вспомнила о ненависти, которую испытывала старая Жанна к наследникам революции, – Может быть, это ее личная месть бедному мистеру Кадо? – предположила она.
– Возможно, аптекарь ошибся, – с тревогой проговорил мистер Бьюмонт. – Рана выглядит более серьезной, чем он предполагал.
– Я пойду повидаю мистера Кадо сегодня днем, – решительно произнесла Сара. – И если будет необходимо, мы перевезем его в Темперли-Парк.
Она тронулась дальше, а мистер Бьюмонт прошел в библиотеку, где должен был встретиться с мисс Софи. Он обнаружил, что скромная молодая леди в ожидании его беседует с Мелиссой и одним из молодых офицеров из охраны замка.
– Я рассказываю мисс Форсетт, что мы с капитаном Вудкоком – старые друзья, – весело сообщила Мелисса. – Мы дружим с детства, не так ли, Фрэнк?
– Да, действительно, – подтвердил молодой человек.
Мелисса, поймав его полный нежности взгляд, брошенный на Софи, торопливо сообщила, что должна взять второй том книги, и отошла от них, удивляясь тому, как буквально у нее на глазах дурнушка Софи превратилась в красивую девушку. «Любовь, – печально подумала она, – волшебно преображает людей». Мелисса потянулась, чтобы достать книгу с полки, но в этот момент над ее плечом протянулась рука и послышался спокойный голос.
– Позвольте мне, мисс Мелисса, – сказал Эдвард Бьюмонт и подал ей книгу.
– О! – Она почувствовала, что краснеет от неожиданности. – Спасибо… – Мелисса взглянула на Софи, но та с увлечением слушала капитана Вудкока, и тогда она подумала, что эту возможность нельзя упустить. Быть может, ей больше не представится случая поговорить наедине с Эдвардом Бьюмонтом. Задыхаясь, Мелисса произнесла:
– Мистер Бьюмонт, я рада снова видеть вас в Доувертоне. Я хочу сказать, что очень сожалею о том, как я вела себя с вами на Рождество. Я не понимаю, что заставило меня так вести себя, действительно не понимаю.
Его улыбающиеся глаза смотрели на нее с непостижимым равнодушием.
– Не расстраивайтесь, – успокаивающе проговорил он. – Это всецело моя вина. Я должен был понимать, что в моем возрасте не следовало делать серьезного предложения такой молодой леди, как вы. Пожалуйста, забудьте об этом. Я пережил удар, нанесенный моей гордости, покинул ту местность и теперь не хочу об этом вспоминать.
В это время вошел молодой Холстейд и громко заявил, что лошади застоялись и он не может больше заставлять их ждать, и тогда Эдвард Бьюмонт подал руку Софи и удалился вместе с ней из библиотеки. Фрэнк Вудкок пошел провожать Мелиссу до дома ее тети и всю дорогу весело болтал о Софи.
– Какая очаровательная девушка эта мисс Форсетт! Я встречал ее несколько раз у Холстейдов.
– И богатство у нее тоже очаровательное. – Мелисса не могла скрыть кислого выражения своего лица. Она хотела найти утешение в заверении Эдварда Бьюмонта, что ее невежливое поведение нисколько его не уязвило, но не нашла его. Мелисса испытывала лишь гнев, негодование и, конечно, горе оттого, что ему удалось так легко избавиться от ее чар.
– Но мисс Софи и ее состояние охраняют отец-скандалист и тетушка-мегера, – напомнил Фрэнк с легкой усмешкой. – Ты разве не слышала об этом?
Мелисса призналась, что слышала, но, так как упомянутая тетушка была тещей ее кузена, все ее симпатии оставались на стороне Софи.
– Полагаю, даже миссис Форсетт не будет возражать против мистера Бьюмонта, – ответила она.
– О, он завидный жених, – согласился Фрэнк и снова засмеялся – еще веселее, чем прежде. – Его приглашают туда постоянно и подвергают такой обработке, что бедный парень, я думаю, при всем желании не сможет унести оттуда ноги!
У Мелиссы так сжалось сердце, что она едва расслышала следующий вопрос капитана:
– А как здоровье лейтенанта Кадо?
– Как? Ты разве знаешь его? – удивилась Мелисса.
– Конечно знаю. Он замечательный парень. Мы играли в карты, когда у нас обоих не было денег… Филипп – один из моих лучших друзей.
Несколько дней назад Мелисса, возможно, согласилась бы с Фрэнком, что мистер Кадо один из самых приятных молодых людей, которых она когда-либо встречала, но теперь ее мысли были заняты совсем другим. Ее сердце разрывалось при воспоминании о холодном насмешливом взгляде серых глаз, ясно говорящем ей, что больше нет никаких сомнений и что ее кокетство школьницы в прошедшее Рождество было для Эдварда Бьюмонта не более чем пустым звуком.
Сара ехала домой через деревню Темперли и, когда подъехала к дому графа, увидела одного из конюхов Темперли, вынимающего из повозки большую, накрытую крышкой корзину.
Она велела конюху придержать лошадей и выразила желание самой отнести корзину.
– Но, миледи, она тяжелая, – возразил конюх.
– Тогда неси ее за мной, и мы вместе войдем в дом, – улыбнулась Сара.
Жанна, открывшая им дверь, торопливо сообщила, что хозяина нет дома.
– Это даже лучше, – твердо произнесла Сара. – Потому что я пришла повидать месье Кадо, а не графа.
Жанна бросила на нее тревожный взгляд и сделала безуспешную попытку отобрать корзину у конюха.
– Это неприлично, миледи, – запротестовала она.
– Чепуха. – Глаза Сары сверкнули. – В Темперли я хожу везде, где захочу, и могу войти в любой дом, чтобы навестить больного. Немедленно проведите меня наверх, в комнату лейтенанта.
– Пардон, миледи? – Жанна притворилась, будто не понимает гостью, и «миледи» пришлось повторить ее требование на чистейшем французском. Ее нежный тон исчез, в голосе прозвучали командные нотки, которых Жанна никогда прежде не слышала.
– Сейчас же проводите меня наверх, – твердо приказала Сара, – а после того, как это сделаете, принесете наверх лейтенанту еду, которую прислала ему моя экономка. Я посижу рядом с ним, пока он будет есть.
– Он ничего не ест, миледи…
Но Сара видела, что старуха испугалась, несмотря на свое вызывающее поведение.
– Посмотрим. – Молодая леди Темперли повернулась к конюху, державшему корзину. – Иди на кухню, Альберт, и проследи, чтобы выполнили мое приказание, а как только приедет граф, сообщи ему, что я хочу его немедленно видеть.
Эта угроза возымела желаемый эффект. Недовольная Жанна провела Сару наверх и, оставив возле дверей комнаты лейтенанта, снова направилась вниз на кухню в сопровождении невозмутимого Альберта с корзиной продуктов в руках.
Сара с отвращением взглянула на неубранную комнату, грубо сделанную кровать и на оставленную возле нее нетронутую еду: черствый хлеб и холодный жирный суп. Она сразу же догадалась, что это была стряпня Жанны: без сомнения, старый эмигрант полностью возложил на нее уход за раненым.
Сара села возле лейтенанта и стала ждать, когда он проснется. Наконец Филипп открыл глаза и увидел перед собой ее лицо: обрамленное розовой шляпкой, оно было похоже на цветок, который по ошибке кто-то занес в комнату.
– Вы проникли сюда вместе с солнечным лучом? – спросил он, силясь улыбнуться. – Ангелы не посещают таких комнат, как у меня…
– Монсеньор Кадо! – мягко произнесла она. – Видел ли вас граф Эстобан с тех пор, как вы оказались здесь?
– Нет, не видел, но это не имеет значения. Старая служанка делает все, что в ее силах, а когда я смогу подняться с кровати, то вернусь в замок. – Он говорил хриплым голосом и с явным усилием.
– Там за вами будут ухаживать лучше, чем здесь! – Она с возмущением огляделась вокруг. – Возмутительно, что старуха Жанна обращается с вами подобным образом.
– Она делает все, что в ее силах, – повторил он, но, когда взглянул на поднос, на котором стояла чашка с горячим бульоном, холодец, сладкое желе, белый хлеб с хрустящей корочкой и масло, стало очевидно, что это далеко не так. Лейтенант смотрел на поднос, не веря своим глазам. – Это не для меня! – воскликнул он. – Наверное, это предназначено графу, мадам. Вероятно, это ошибка.
– Это не ошибка, – спокойно откликнулась Сара. – Вы должны все это съесть. – Она подала ему чашку с бульоном и помогла поднести ее ко рту, поддерживая его руку: так она делала, когда болел ее маленький Джеймс и ребенку приходилось есть, не вставая с постели.
