Текст книги "Тайна фамильных бриллиантов"

Автор книги: Мэри Брэддон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

VI
Клемент Остин жертвует собой

Маргарита Вильмот обещала выйти замуж за человека, которого она любила; но она дала это обещание после долгого колебания и с условием, что их свадьба будет сыграна не раньше чем откроется тайна убийства ее отца.

– Я не могу быть вашей женой, пока эта страшная тайна не будет объяснена, – сказала она Клементу. – Мне и теперь кажется, что я не исполнила своего святого долга. Кто на свете любил моего отца, кроме меня? Кто помнит о нем? Кто должен отомстить за его смерть? Он был отверженцем общества, и кому какое дело, что на большой дороге убили какого-то каторжного. Если б убили Генри Дунбара, то, конечно, полиция не знала бы покоя, пока не нашла его убийцу. Но кому какое дело до Джозефа Вильмота? Его смерть прошла бесследно для всех, кроме его дочери. Я одна любила несчастного моего отца, я одна его помню, я одна должна отомстить за него.

Клемент Остин не забыл своего обещания сделать все, что только от него зависит, для уличения банкира в убийстве его старого слуги. Он был уверен, что Генри Дунбар совершил это преступление; он был уверен в этом с той самой минуты, когда миллионер улизнул тайком из конторы на улице Св. Гундольфа, словно вор, пойманный на месте преступления.

Генри Дунбар мог очень естественно избегать дочери Джозефа Вильмота из простого чувства отвращения к несчастной истории, омрачившей было на минуту его честное имя; но как было объяснить тот странный факт, что для избежания свидания с дочерью Джозефа Вильмота он прибегнул к низкой хитрости? Одно только могло объяснить этот непостижимый факт – преступность Генри Дунбара. Он был убийцей Джозефа Вильмота, и потому страшился встретиться лицом к лицу с его дочерью.

Чем больше обдумывал Клемент Остин этот роковой вопрос, тем яснее для него становилась преступность Генри Дунбара. Он был бы очень рад думать иначе, был бы очень рад, если б мог сказать Маргарите, что смерть ее отца принадлежала к тем тайнам, которые никогда не будут узнаны на земле; но он не мог этого сделать. Он должен был преклониться перед роковой необходимостью, принять деятельное участие в этой грустной драме и играть роль мстителя. Но кассир в банкирской конторе имеет слишком мало времени, чтобы играть какую-нибудь роль, кроме своей собственной скромной роли, состоящей в отпирании и запирании сундуков, записывании и переписывании счетов.

Жизнь Клемента Остина была трудовая, деятельная, и он не имел времени становиться сыщиком, пока находился на службе в конторе «Дунбар, Дунбар и Балдерби». Но мог ли он далее оставаться в этой конторе? Вопрос этот не давал ему покоя ни днем, ни ночью. Мог ли он оставаться на службе фирмы, главу которой считал преступником и убийцей?

Нет, это было невозможно в теперешнем его положении. Пока он получал жалованье от конторы «Дунбар, Дунбар и Балдерби», он чувствовал себя некоторым образом обязанным Генри Дунбару. Он не мог служить человеку и вместе с тем стараться обличить его в самом ужасном из преступлений. Нет, это невозможно. Клемент Остин, прежде чем стать сыщиком, должен был покинуть контору на улице Св. Гундольфа. Таким образом, не прошло и недели после посещения банка Генри Дунбаром, как он заявил формально мистеру Балдерби о намерении покинуть контору. Если б молния ударила в его письменный стол, то мистер Балдерби не был бы так удивлен, как этой просьбой об отставке.

Много было причин молодому человеку оставаться в конторе «Дунбар, Дунбар и Балдерби». Его отец служил тридцать лет в этой конторе, был любимцем стариков Дунбаров и даже умер у них на службе. Клемент еще мальчиком был определен на место отца и пользовался всегда особым вниманием Персиваля. Кроме того, он имел надежду, и очень основательную, сделаться вскоре младшим товарищем фирмы, что, конечно, было бы первым шагом на пути к богатству.

Мистер Балдерби долго сидел, молча устремив глаза на прошение, которое ему подал Остин.

– Что вы хотите этим сказать, Клемент? – воскликнул он наконец.

– То, что написано в бумаге, сэр. Обстоятельства, совершенно от меня независящие, заставляют меня покинуть контору.

– Вы у нас с кем-нибудь поссорились? Или вам что-то здесь не по нутру?

– Нет, мистер Балдерби, мне здесь очень хорошо.

Балдерби откинулся на спинку своего кресла и устремил на кассира проницательной взгляд, словно стараясь подметить в его лице признаки сумасшествия.

– Вам здесь хорошо, – сказал он, – и все же… О! Я понимаю. Вы нашли более выгодное место, и потому бросаете нас из личных выгод, хотя я, право, не знаю, где вы найдете место лучше нашего, – прибавил он задумчиво.

– Вы оскорбляете меня, сэр, думая, что я оставляю вас из личных выгод, – ответил спокойно Клемент. – Я не нашел себе другого места и даже ничего не имею в виду.

– Как? – воскликнул Балдерби. – Вы не имеете ничего в виду и бросаете место, которому позавидовали бы сотни людей! Я не большой охотник до загадок, мистер Остин, и потому не будете ли вы так добры объяснить мне откровенно, зачем вы бросаете нашу контору?

– К моему большому сожалению, я не могу этого сделать, – ответил молодой человек, – но, поверьте, причина, заставляющая меня оставить эту контору, которую я считаю своим вторым домом, причина немаловажная. Я долго обдумывал этот шаг, прежде чем на него решиться, и вполне сознаю, чем жертвую в этом случае. Но причина моей отставки должна оставаться тайной, по крайней мере, в настоящую минуту. Если когда-нибудь настанет день, в который я буду в состоянии открыть вам эту причину, то я уверен, вы протянете мне руку и скажете: «Клемент, вы исполнили свой долг».

– Клемент, – сказал мистер Балдерби, – вы отличный малый, но у вас в голове засела какая-то глупая фантазия, иначе вы никогда бы не написали этого прошения. Уж не женитесь ли вы? Уж не это ли причина вашей отставки? Не подцепили ли вы какой-нибудь богатой наследницы и намерены прозябать в золотой неволе?

– Нет, сэр. Я, действительно, надеюсь жениться, но на бедной девушке, и потому мне необходимо всю жизнь работать и трудиться.

– В таком случае, мой милый друг, это самая непонятная загадка, – ответил мистер Балдерби. – А я уже заметил, что не умею их отгадывать. Знаете, что я вам посоветую; ступайте домой, выспитесь хорошенько и завтра утром велите мне бросить это прошение в огонь – это самое умное, что вы можете сделать. Доброй ночи.

Но, несмотря на все увещевания мистера Балдерби, Остин не изменил своего решения. По правилам конторы никто из служащих в ней не мог покинуть ее раньше чем через месяц после подачи прошения об отставке. Таким образом, Остин работал как вол с утра и до ночи, переписывая счета, подводя итоги и вообще приводя в порядок все дела в кассе. Он сказал Маргарите о своем намерении, но не объяснил ей, как велика жертва, которую он приносил ради своей любви к ней. Она одна знала настоящую причину его поступка, ибо своей матери Клемент сказал немного больше, чем мистеру Балдерби.

– Я скажу вам причины, побудившие меня оставить контору, когда-нибудь после, а теперь, право, не могу, – сказал он. – Умоляю вас, не беспокойтесь и верьте, что все к лучшему.

– Я верю, мой милый, – ответила его мать. – Когда же было видано, чтобы ты ошибался или делал что-нибудь глупое?

Добрая старушка боготворила своего единственного сына и так слепо верила в него, что, если бы он вдруг выгнал ее на улицу и заставил просить милостыню, и тогда она не сомневалась бы, что под этим низким поступком скрывалась какая-нибудь добрая, разумная цель. Потому она не выразила ни малейшего сопротивления намерению сына покинуть контору «Дунбар, Дунбар и Балдерби».

– Мы, вероятно, будем беднее, Клем, – сказала миссис Остин, – но что за важность – твой покойный отец оставил мне довольно для того, чтобы прокормить себя и сына. Главное же, ты теперь будешь больше бывать дома, а это – самое большое счастье для меня.

Но Клемент объяснил, что он будет занят большим делом, которое займет много времени и заставит его съездить вскоре в Шорнклиф.

– Это городок, в котором ты учился, Клем?

– Да, мама.

– И там по соседству имение мистера Персиваля, а теперь Генри Дунбара?

– Да, мама, – ответил Клемент. – Дело, которое я взял на себя, очень трудное, и мне нужна помощь стряпчего. Мой старый товарищ Артур Ловель, отличный малый, занимает место стряпчего в Шорнклифе вместе со своим отцом, который имеет большой вес во всем графстве. Я поеду в Шорнклиф, чтобы посоветоваться с ним, и если бы вы для развлечения поехали со мной и взяли еще Маргариту, то мы весело провели бы время в милом старом трактире «Олень», в котором вы, бывало, кормили меня такими вкусными обедами.

Миссис Остин сладко улыбнулась при этом воспоминании о дорогом для нее детстве Клемента. Матери, которые имеют одного только ребенка, никогда ему ни в чем не отказывают, и миссис Остин охотно согласилась бы ехать с Клементом всюду, куда бы он ни предложил, хотя бы на Луну. Она, однако, невольно вздрогнула, переведя взгляд от уютного камелька к серым, снеговым тучам, покрывавшим небо.

– Начало января, конечно, не очень приятное время для путешествия, – сказала она, – но мне без тебя было бы здесь слишком скучно, а Маргарите, конечно, полезно подышать свежим воздухом. Ты видишь, я должна согласиться. Но будь умным мальчиком и скажи мне, какое это ты затеваешь дело.

К несчастью, умный мальчик был обязан сказать матери, что это дело точно так же, как причина его отставки, должно остаться тайной, по крайней мере, на некоторое время.

– Потерпите, милая мама, – сказал он, – и вы все узнаете. Поверьте, что это вовсе невеселое дело, – прибавил он со вздохом.

– Надеюсь, оно не принесет тебе никакой неприятности? – спросила миссис Остин.

– Это дело не может быть приятно никому, кого оно касается, – ответил задумчиво молодой человек. – Это вообще очень горестное, несчастное дело, но я лично в нем не замешан. А когда все кончится, то вы скажете, что я исполнил свой долг. Не удивляйтесь так, милая мама, – прибавил Клемент. – Это должно остаться тайной на время. Подождите, и верьте мне.

– С радостью, милый мальчик, – ответила миссис Остин. – Я верю тебе от всей души, ибо знаю, какой ты добрый, хороший человек. Но я не люблю тайн, Клем. Я их боюсь.

Больше ничего не было сказано на эту тему и было решено, что миссис Остин и Маргарита приготовятся к отъезду к началу будущей недели, когда Клемент окончательно передаст свое место новому кассиру.

Маргарита нетерпеливо ждала этого времени, потому что тогда Клемент полностью посвятит себя роковой тайне.

– Вы поедете в Шорнклиф с моей матерью, – сказал Клемент Маргарите через несколько часов после разговора с миссис Остин. – Вы поедете как бы для развлечения; а очутившись там, мы уже устроим свидание с мистером Дунбаром. Он – пленник в Модслей-Аббэ со времени несчастного случая на железной дороге; но, по словам Балдерби, он не так болен, чтобы никого не принимать, потому я уверен, что мы сумеем устроить вам свидание с ним. Вы все еще держитесь своего старого плана? Вы все еще желаете видеть мистера Дунбара?

– Да, – ответила задумчиво Маргарита, – я хочу его видеть. Я хочу взглянуть прямо в лицо человеку, которого считаю убийцей своего отца. Я не знаю почему, но мысль эта не покидает меня с той самой минуты, как я услышала о смерти отца. Быть может, как вы говорите, было бы умнее терпеливо ждать и зорко следить за всеми действиями этого человека, не возбуждая его подозрений. Но я не могу быть умна, я не могу ждать. Я хочу его видеть. Я хочу посмотреть, взглянет ли он мне прямо в глаза.

– Да, вы увидите его. Часто инстинкт женщины гораздо более значит, чем вся мудрость мужчин. Вы увидите Генри Дунбара. Я знаю, мой старый товарищ Артур Ловель поможет мне от всей души. Я снова был в Скотланд-Ярде и рассказал полицейским сыщикам все, что случилось в конторе на улице Св. Гундольфа; но они только пожали плечами и объявили, что это, конечно, очень странно, но все же не является доказательством преступности банкира. Если кто-нибудь может нам помочь, то это, без сомнения, Артур Ловель, ибо он присутствовал при следствии и допросе свидетелей в Винчестере.

Если бы Маргарита и Клемент предприняли поездку в Варвикшир не с такой мрачной целью, то она доставила бы им, конечно, много удовольствия. И теперь, однако, для Маргариты путешествие в мягком вагоне первого класса, в обществе любимого человека имело прелесть новизны. До сих пор, когда ей случалось путешествовать, она ездила в вагонах третьего класса, в обществе грубых, а часто и пьяных людей.

Ее жизнь вообще была трудная, мрачная; неизгладимое пятно позора всегда тяготело над ней, и для нее было новостью спокойно смотреть на зеленые луга, роскошные нивы и отдаленные леса, освещаемые неясным светом зимнего солнца. Для нее было новостью чувствовать себя любимой людьми, которых никогда не тревожили воспоминания о прошлой, позорной, преступной жизни. Для нее было новостью слышать слова христианской любви и дышать одним воздухом с богобоязненными, добродетельными людьми.

Но там, где солнце светит, обыкновенно бывает и тень. Облаком, омрачавшим жизнь Маргариты, было то страшное дело, которое она должна была исполнить, прежде чем выйти замуж за любимого человека и быть счастливой.

Лондонский поезд пришел в Шорнклиф довольно рано, и Клемент Остин, наняв большую старомодную коляску, повез свою мать и Маргариту прямо в отель «Олень».

Это был удобный, старинный отель. Вы входили в него через большую, крытую галерею, в которую когда-то с шумом въезжали и выезжали почтовые кареты. Дом был большой, вместительный, с длинными коридорами и широкими лестницами. Комнаты были большие, высокие, с окнами до того блестящими и чисто вымытыми, что они невольно производили неприятное впечатление в зимний январский день: от них как бы несло холодом, и казалось, что будь они немного погрязнее, то в комнате было бы теплее, уютнее. Конечно, если был какой-нибудь недостаток в этом отеле, то именно чрезмерная чистота. Все блестело и светилось – от пестрого ситца, покрывавшего мебель, до медных щипцов и совка у камина. В спальнях постельное белье напоминало мыло, а медная посуда, которой в отеле было огромное количество, возбуждала запах кислоты.

Кухня «Оленя», по словам хозяина, была в самом блестящем положении, и не было того кушанья, которого бы не подали через пять минут после заказа, однако на деле оказывалось, что чего бы вы ни заказывали, вам подавали всегда один и тот же обед, состоявший из жареного цыпленка, куска вареной свинины, бараньих котлет и пудинга. Бывали иногда дни, когда на столе появлялась и рыба, но путешественники очень редко попадали на такие дни.

Остин провел мать и Маргариту в особую комнату с большим камином, в котором хозяин тщетно старался развести огонь, как бы не замечая, что решетка была совершенно мокрая. Клемент вступил с ним в переговоры насчет обеда и, конечно, кончилось тем, что сошлись на классическом цыпленке, бараньих котлетах и т. д.

– У меня теперь не такой хороший аппетит, как пятнадцать лет тому назад, – сказал Остин хозяину, – тогда мне ваши котлеты казались божественной едой, а эта милая комната земным раем. Помните, мистер Гильвуд, как меня здесь откармливала моя добрая мать, которая, право, нисколько не постарела за эти пятнадцать лет. Посмотрите на нее.

Через несколько минут Клемент прибавил:

– А знаете вы мистера Артура Ловеля?

– Как же, сэр; это – отличный молодой человек.

– Он, кажется, поселился в Шорнклифе?

– Да, сэр. Говорили было, что он получил казенное место в Индии, но потом об этом совершенно замолчали, и теперь, кажется, мистер Артур намерен стать товарищем своего отца. Он, говорят, отличный адвокат и стряпчий.

– Тем лучше, – ответил Клемент, – потому что я хочу посоветоваться с ним об одном судебном деле. Прощайте, мама; поберегите Маргариту и расположитесь здесь, как дома. Я возвращусь через час, и мы тогда немного погуляем перед обедом.

Маргарита проводила его до дверей, и он, выходя, шепнул ей:

– Христос с тобой, моя бедная Мэгги.

Миссис Остин имела когда-то честолюбивые виды насчет женитьбы своего сына, но она охотно от них отказалась, когда увидела, что Клемент хочет во что бы то ни стало жениться на Маргарите Вильмот. Добрая мать принесла эту жертву без всяких сетований и жалоб, ибо она была готова на все ради счастья своего сына. Но в этом случае она нашла сама себе награду: она всей душой полюбила эту бедную, одинокую девушку, и Маргарита стала ей дочерью, не только по имени, но и по чувству любви и благодарности, которое она питала к доброй старушке.

– Какая, однако, я была глупая, – сказала миссис Остин Маргарите, сидя у окна и смотря на улицу. – Я желала, чтобы Клемент женился на богатой девушке; но богатая невестка, конечно, презирала бы свою старую свекровь и совершенно оторвала бы от меня моего сына, сделав меня несчастной на всю жизнь. Вот чего я желала, Мэгги, и что могло случиться, если бы Клем не был умнее своей глупой, старой матери. И вот теперь у меня дочь – самое милое, нежное, веселое создание, хотя сегодня ты не очень весела, Мэгги, – прибавила задумчиво миссис Остин. – Ты сегодня, моя милая, ни разу не улыбнулась, и я уверена, что у тебя есть что-то на сердце.

– Я думала о своем бедном отце, – ответила тихо Маргарита.

– Разумеется, моя милая, я должна была бы сама догадаться. Бедная Мэгги; я знаю, как грустны для тебя эти мысли.

Клемент Остин не был в Шорнклифе уже года три. При жизни Персиваля Дунбара он приезжал иногда в Модслей-Аббэ, потому что старик его очень любил, и, кроме того, он провел четыре года в маленькой школе, которую содержал какой-то пастор в большом каменном доме на лисфордской дороге. Потому Остин знал Шорнклиф как свои пять пальцев, и он прямиком направился к церкви Св. Гвиндолины, подле которой жил мистер Ловель.

Артур был дома и очень обрадовался своему старому школьному товарищу. Он провел его в маленькую уютную комнату, выходившую окнами в сад, которую называл своим рабочим кабинетом. Тут молодые люди просидели больше часа, серьезно обсуждая все обстоятельства, сопровождавшие убийство Джозефа Вильмота и поведение мистера Дунбара после этого рокового происшествия. Во время разговора Клемент ясно увидел, что Артур пришел к одному с ним заключению о преступности Генри Дунбара, хотя молодой адвокат и не хотел сразу в этом признаться.

– Я не могу смириться с этою мыслью, – сказал он. – Я знаю Лору Дунбар, то есть леди Джослин, и страшно подумать, чтобы ее отец мог совершить такое преступление. Что бы почувствовало бедное, невинное создание, если бы отец ее был предан уголовному суду?

– Конечно, это было бы очень тяжело для леди Джослин, – ответил Клемент, – но подобные соображения не должны мешать правосудию. Я полагаю, что высокое положение Генри Дунбара служило для него с самого начала лучшей защитой. Все считали, что миллионер не мог совершить такого преступления, которое казалось бы вполне естественным, если бы он был нищим.

Клемент узнал от Артура, что банкир был все еще в Модслей-Аббэ из-за своей сломанной ноги, которая очень медленно срасталась. Мистер Дунбар непременно хотел ехать заграницу, несмотря ни на что, и оставил свое намерение, только когда доктор уверил его, что если он не побережется, то может остаться хромым на всю жизнь.

– Преклонитесь перед необходимостью, – сказал доктор. – Будьте как можно спокойнее, и вы очень скоро совершенно поправитесь. А поспешите – и будете раскаиваться в этом всю жизнь.

Таким образом, Генри Дунбар был вынужден покориться судьбе и лежать день за днем и ночь за ночью на своей роскошной кровати, устремив глаза на огонь в камине или на своего доктора, вечно сидевшего подле него в мягком кресле. Только шелест золы, падающей на железную решетку, и завывания ветра в безлиственных вязах нарушали унылую, однообразную тишину, царившую в доме.

По словам Артура Ловеля, банкиру с каждым днем становилось лучше; его переносили уже из одной комнаты в другую, но сам он еще не мог ходить, даже с помощью костылей. Он должен был довольствоваться тем, что его переносили из постели в кабинет и сажали в мягкое кресло, закутав во всевозможные шали и одеяла. Он был пленником в полном смысле этого слова.

– Провидение отдает этого человека в мои руки, – сказала Маргарита, когда Клемент рассказал ей все, что узнал от Артура Ловеля. – Провидение отдает этого человека в мои руки. Теперь он не может убежать от меня, и, окруженный своими собственными слугами, конечно, не посмеет отказать мне в свидании. Он, без сомнения, не будет так глуп, чтобы обнаружить свой страх ко мне.

– А если он откажет…

– Если откажет, я сочиню какую-нибудь хитрость, но увижу его, во что бы то ни стало. Нет, он не откажет мне в свидании, когда увидит, что я твердо решилась преследовать его до тех пор, пока рано или поздно не встречусь с ним лицом к лицу.

Этот разговор происходил в саду, куда молодые люди вышли погулять перед обедом, пока миссис Остин дремала в мягком кресле у камина.