Текст книги "Пленники надежды"

Автор книги: Мэри Джонстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава XXVI
НОЧЬ

За боевым кличем последовало молчание, полное ужаса, затем бунтовщики, краснокожие, белые и черные, издав чудовищный рев, бросились к дому.

– Они начнут со штурма фасада, – заметил полковник, стоящий у своей бойницы. – Подождите, не стреляйте, пока я не дам команду… А теперь пли!

Грянули выстрелы, и снаружи послышался новый вопль.

– Мы уложили двоих, – спокойно молвил полковник, взяв из руки своей дочери другой мушкет.

– Ваша милость, они попытаются выбить дверь, – крикнул надсмотрщик со своего наблюдательного поста. – Они тащат сюда ствол сосны.

– Пусть только попробуют, – мрачно ответствовал полковник. – Мы окажем им горячий прием.

Два ряда дикарей подняли с земли толстый ствол и побежали вперед, не переставая вопить. Они добежали до ступенек террасы, когда из бойниц, проделанных в двери и окнах, вылетел град смертоносных пуль. Трое нападавших упали, но таран все равно с огромной силой ударил во входную дверь. Дверь устояла, и только двенадцать из тех двадцати, которые вошли на террасу, вернулись к своим собратьям.

– Они не повторят эту попытку, – коротким смехом сказал полковник.

– Они разделились, – закричал надсмотрщик. – Они собираются окружить дом. Все по местам!

Из-за угла дома на залитую лунным светом лужайку перед гостиной выбежала толпа индейцев и негров во главе с Луисом Себастьяном и двумя рикахекриа-нами. У некоторых индейцев в руках были мушкеты, рабы были вооружены топорами, косами, ножами, взятыми из сарая для хранения инвентаря, либо старыми железками и веслами от лодок, которые они сломали, сделав грозные дубинки. Все они неслись вперед с ужасающими воплями, дикари из восточного полушария ревели, как звери в их родных лесах, дикари западного время от времени издавали еще более жуткий клич.

В гостиной сэр Чарльз, как всегда томный и грациозный, стоял в тесном проеме двери, ведущей в сад, и стрелял в толпу опять и опять. Он сражался, сохраняя беззаботный вид светского человека, как и подобало придворному его эпохи, но под кажущейся беззаботностью таилась хладнокровная точность действий. Рука, которая так небрежно стряхивала крупинки пороха с его белых кружевных манжет, не дрожала, нажимая на спусковой крючок, глаза, которые он то и дело отводил от краснокожих, чтобы бросить пылкий взгляд на свою возлюбленную, руководящую женщинами, быстро подмечали все изменения в тактике дикарей. Сражаясь, он не переставал шутить – и один раз его шутка вызвала у мистрис Летиции судорожный смех.

Влетевшая в дверной проем пуля оцарапала ему руку.

– Первая кровь, – со смехом молвил он.

– Одного из наших убили в комнате хозяина и двоих в вестибюле! – крикнул молодой Уиттингтон, стоящий у дальнего окна.

– И Марджери, – сказала Патриция, подошедшая к своему родичу с платком, который она сняла с шеи. – Дайте мне перевязать вашу рану, кузен.

Он протянул ей руку с улыбкой и нежными словами, и она перевязала ее батистом, белым, как ее лицо, затем воротилась туда, где работали женщины, заряжая мушкеты и передавая их мужчинам, которые продолжали вести непрестанный огонь по нападающим.

Весь дом был наполнен дымом, в котором неясные фигуры осажденных казались огромными, а шум – состоящий из грома выстрелов, громких команд и проклятий, испуганных криков женщин и детей, стонов раненых, которых было уже немало – стал оглушительным. Теперь дом атаковали уже со всех сторон, и у каждого из его защитников работы было по горло. Снаружи доносился ужасающий гвалт: брань, выстрелы, крики, грохот от ударов по окнам и двери, а внутри на лицах мужчин читался подавляемый страх, в глазах женщин – ужас и мука.

Сэр Чарльз, повернувшись за перезаряженным мушкетом после выстрела, который, судя по истошному воплю нападавшего, оказался весьма успешным, обнаружил рядом Патрицию.

– Кузен, у нас осталось совсем мало пуль, и это весь порох.

Баронет шумно втянул в себя воздух.

– Черт, вот незадача! Кто-нибудь, добудьте пороху, даже если вам придется его украсть.

Лэндлесс оставил свою бойницу на магглтонианина и вышел в вестибюль, где нашел полковника, без парика, в разорванной рубашке, с лицом и руками, почерневшими от порохового дыма, то ведущего огонь самолично, то зычно подбадривающего остальных.

– Нам нужны порох и пули! – вскричал он. – Помилуй нас, Боже, у вас что, вышли все боеприпасы? У нас каждая пуля, каждая крупица пороха на счету, нам нечего вам дать, ведь если мы не сможем отогнать их от парадной двери, нам конец!

Лэндлесс подошел к надсмотрщику.

– Еще два выстрела – и боеприпасы кончатся и у нас, – бесстрастно сказал Вудсон и выстрелил опять.

– Нет никаких признаков того, что с них хватит, – заметил Лэндлесс, когда гвалт снаружи стал еще громче, и малый, атаковавший окно, которое оборонял Вудсон, упал с пулей в голове.

– Хватит? Нет, черт бы их побрал! – ругнулся надсмотрщик. – Они будут удовлетворены, только когда перебьют нас всех – и не раньше! Но им приходится дорого платить за свою потеху.

Лэндлесс воротился в гостиную с пустыми руками.

– Они находятся в таком же положении, что и мы, – сказал он в ответ на вопросительно поднятые брови сэра Чарльза.

Тот пожал плечами.

– Чему быть, того не миновать. Жаль, что мы не могли беречь боеприпасы – но у нас не было выбора, надо было оборонять дверь. Возвращайтесь на свой пост, и мы будем сдерживать их, пока будет возможно. А затем нас ждет недолгий переход в вечное небытие!

– Недолгий переход! – пробормотал магглтонианин, стоящий рядом с Лэндлессом. – Что ж, пусть они найдут свою смерть от руки язычников. Вечное небытие! В сердце своем он говорит: "Бога нет", – но его несет прямиком на суд Бога, который говорит: "Аз воздам". – Будь прокляты атеисты! Да покажется ему этот огненный переход пустяком по сравнению с пламенем Божьего мщения, да отправится он туда, где червь их не умирает и огонь не угасает[93]93
  Евангелие от Марка, 9:44.


[Закрыть], да…

Нападающие ударили в дверь, ведущую в сад, стволом дерева с такой силой, что комната сотряслась.

– Они идут! – закричал Регулус, стоящий за сэром Чарльзом и поднял над головой топор, которым был вооружен. Еще один удар – и дерево раскололось. В образовавшееся отверстие просунулась краснокожая кисть – топор в могучих руках Регулуса, блеснув, опустился, и кисть, отрубленная, со стуком шлепнулась на пол. Снаружи раздался вопль, затем последовал еще один удар, расширивший отверстие в двери. Лэндлесс выпустил в толпу, виднеющуюся в дыре, последнюю из своих пуль и, схватив свой мушкет за ствол, чтобы использовать его как дубину, кинулся к двери, перед которой уже сосредоточились все защитники этой стороны дома. Сэр Чарльз бросил свой ставший бесполезный мушкет на пол и выхватил шпагу.

– Кузина, – молвил он, оглянувшись через плечо на Патрицию, которая стояла, бледная и прямая, среди испуганно съежившихся женщин, – вам лучше выйти в вестибюль, и притом быстро. Скоро здесь будет неподходящее место для дам.

– Пойдемте, – сказала Патриция женщинам и первой двинулась к двери, ведущей в вестибюль. Проходя мимо сэра Чарльза, она протянула ему руку, и он, упав на колено, поцеловал ее.

– Я иду к моему отцу, – спокойно проговорила она, – и попрошу его ради его любви ко мне пронзить мое сердце шпагой, когда они ворвутся в вестибюль. Так что прощайте, кузен.

Она убрала руку и направилась к двери, пройдя так близко от Лэндлесса, что задела его своими богатыми юбками, но ее белое спокойное лицо нисколько не изменилось. Объятые ужасом женщины, опередив ее, высыпали в вестибюль, и рядом с Патрицией осталась только Бетти Кэррингтон. Ее нога ступила на порог, когда женщины, истошно вопя, бросились обратно в гостиную. В вестибюле раздался оглушительный треск, за ним последовал гвалт, состоящий из проклятий, криков, воплей торжества, который перекрыл громовой голос полковника:

– Чарльз, Вудсон, Хейнс, они уже здесь! Защищайте женщин до последнего, как и подобает мужчинам!

Расщепленная доска в двери, отделяющей защитников гостиной от убийц, вылетела внутрь. Из дыры выбежал голый чудовищно размалеванный индеец, размахивающий томагавком, и сэр Чарльз проткнул его шпагой. За первым индейцем последовал второй, и Лэндлесс прикладом своего мушкета вышиб ему мозги. Магглтонианин попытался сразить третьего индейца, но в неверном свете и клубах дыма промахнулся. В воздухе блеснул нож дикаря и вонзился в грудь фанатика. Он рухнул на колени, вскинул руки и поднял к небу свое изуродованное лицо, на которое снизошел нездешний свет, и закричал:

– Возвращайтесь на твердыню, вы, пленники надеющиеся![94]94
  Захария, 9:12.


[Закрыть] — Его глаза закрылись, он упал ничком, и от его крови пол стал скользким.

Лэндлесс вступил в схватку с индейцем, убил его и, повернувшись, увидел, как в дверной проем врывается неудержимый поток индейцев и негров. Из вестибюля донесся лязг оружия и жуткий гам, и в гостиную ворвались полковник, Лэрамор, Вудсон, Хейнс и еще десятка полтора человек – они и пятеро, уже находившихся в гостиной, только и остались от защитников Верни-Мэнор.

Глава XXVII
УТРО

Женщины съежились в дальнем углу комнаты за баррикадой из стульев и столов; мужчины стояли между ними и теми, кто жаждал крови, и дрались хладнокровно, отчаянно и с таким успехом, что в их сердцах затеплилась надежда. Боеприпасы у обеих сторон уже иссякли, теперь они дрались врукопашную, и в этом бою преимущество в позиции и оружии были на стороне тех, кто защищался.

– Черт возьми, мы их еще победим! – вскричал Лэрамор, тяжело дыша и опираясь на свою рапиру. – Они отступают, мы их измотали.

– Они не уймутся, пока ими командует этот индейский изверг при поддержке этого желтолицего дьявола Луиса Себастьяна, – сказал надсмотрщик.

– Они собираются атаковать, – заметил Лэндлесс.

Нападающие отступили к противоположной стене, оставив между собой и защитниками дома пространство, заваленное мертвыми телами и скользкое от крови. И на этом пространстве теперь стоял Луис Себастьян, гибкий, большеглазый, с темно-желтым лицом.

– Слушайте меня, рабы! – крикнул он. – Ашанти, банту, йоруба, зулусы, все, у кого черная кожа! Подумайте о джунглях и ваших деревнях, о ваших женах и детях!

О работорговцах и невольничьих кораблях! Вы, те, кого привезли из Вест-Индии, как меня, Луиса Себастьяна, подумайте о крови, которая принадлежит белым людям, но течет в жилах рабов – и возненавидьте белых, как их ненавижу я! Убейте белых мужчин и возьмите их женщин!

Рядом с ним возник Таракан со своей оплывшей фигурой и злодейской рожей.

– Точно! – заорал убийца и изрыгнул забористое проклятие. – Убейте их! Послушайте, как они будут вопить! В кармане хозяина лежит ключ от его денежного сундука, полного золота. Убейте его и захватите его денежки, а потом идите в пираты – и получите их еще больше!

– Пора уходить! – крикнул Трейл. – Надо поднять паруса и отплыть до рассвета!

На пространство, заваленное мертвыми телами, с важным видом вышел вождь рикахекриан, огромный, жутко размалеванный, и произнес короткую страстную речь на своем языке.

– О, Боже, – пробормотал полковник и еще крепче сжал свою окровавленную шпагу.

Издав пронзительный вопль, индейцы, негры, мулаты и белые подонки набросились на защитников дома, разорвали их строй, разделив их на группы из двух или трех человек, защищающих хлипкий барьер, за которым, пригнувшись, прятались истошно вопящие женщины. В ход шли ножи и томагавки, топоры и дубинки. Два защитника пали, один от ножа рикахекрианина, проведшего в плену семь лет, другой от удара дубинки Таракана, который с пеной у рта, изрыгая ужасные проклятия, молотил ею направо и налево. Рикахекрианин, выдернув нож из сердца своей жертвы, ринулся туда, где Лэндлесс и сэр Чарльз, отчаянно сражаясь, удерживали свою позицию перед укрытием женщин, но Луис Себастьян, Таракан и с полдюжины негров вклинились между ними и отделили индейца. И тот, свернув со своего пути, ринулся на женщин и схватил первую, которая оказалась на его пути – молодую красивую девушку, недавно прибывшую из Плимута, любимицу дам Верни-Мэнор. Бедная девочка испустила душераздирающий вопль, перекрывший гвалт. Лэндлесс повернулся и сразу же бросился ей на помощь – но было уже поздно. Дикарь сгреб ее распустившиеся волосы, провел лезвием ножа для снятия скальпов вокруг юной головки – и, когда Лэндлесс добрался до них, она, только что такая красивая, уже являла собою чудовищное зрелище и корчилась в предсмертной агонии. С побелевшими губами и пылающими глазами Лэндлесс занес свой мушкет над головой и с силой обрушил его на бритый череп Серого Волка. Тот раскололся, как яичная скорлупа, и индеец рухнул на тело своей жертвы.

Лэндлесс, воротившись на свое прежнее место, снова увидел сэра Чарльза, который, несмотря на свое отчаянное положение, был, как всегда, невозмутим и сохранял вид истинного придворного, хотя парик слетел с его головы, а платье было разорвано и заляпано кровью. Отбиваясь от тех, кто его атаковал, он являл им такое совершенное искусство фехтования, которое в Новом свете можно было наблюдать нечасто. Лэндлесс, сразив карманника, подвизавшегося на Тайберне, увидал, как баронет пронзил своей шпагой Турка, а затем узрел за его спиною гнусную рожу и поднятую дубинку Таракана. Лэндлесс вскрикнул, чтобы предостеречь сэра Чарльза, но дубинка уже опустилась, и красивое беспечное лицо придворного запрокинулось, он покачнулся и начал падать. Лэндлесс подхватил его, увидел, что он всего лишь оглушен и, позволив ему осесть на пол, выдернул шпагу из его руки и встал над ним, глядя на Таракана с жесткой улыбкой.

Убийца снова занес свою дубинку.

– Наконец-то мы встренулись! – с глумливым хохотом вскричал он. – Помнишь, сушильный сарай и что я сказал тебе там? А вот что: "Будет и на моей улице праздник, и тогда я тебе покажу!" Ну, так вот, нынче у меня праздник!

– А я сказал: "Сейчас я дам тебе уйти, но когда-нибудь я тебя убью". И теперь этот день настал.

Выругавшись, Таракан опустил дубинку, но Лэндлесс отклонился, и удар пришелся мимо. И прежде, чем душегуб успел снова поднять руку, Лэндлесс сжал ее стальной хваткой, и выродок, увидав свою смерть, начал молить о пощаде.

– Вспомни Роберта Годвина, – молвил Лэндлесс и пронзил его насквозь.

Шпага была более действенным оружием, чем приклад мушкета, и Годфри удерживал врагов на расстоянии, в отчаянии оглядываясь по сторонам. Теперь в комнате было уже столько же мертвых, сколько и живых. Пол был усеян трупами, и живые, спотыкаясь о них, падали и погибали, не успев встать. Три четверти этих мертвых тел принадлежали бунтовщикам, но и среди обороняющихся имелись тяжелые потери. Из тридцати мужчин, которые начинали защищать дом, осталось всего двенадцать, и несколько из оставшихся были ранены. У полковника шла кровь из раны на голове, помощник надсмотрщика получил пулю в руку, а сэр Чарльз все еще лежал у ног Лэндлесса.

Новая остервенелая атака оттеснила полковника вместе с большей частью защитников дома в дальний угол, и он с ужасом увидел, что женщины остались почти беззащитными. Вместе с Вудсоном, Хэвишемом, Ре-гулусом и юным Уиттингтоном он почти пробился обратно к ним, когда новый приток рабов и белых неволь-никовв, которые до сих пор были заняты разграблением дома, снова отбросил его защитников прочь.

Теперь нападающие одурели от хозяйских вин и наступали на полковника и его отряд с пьяными криками, размахивая либо примитивным оружием, либо серебряными подносами и кружками, добытыми ими из сундука со столовым серебром. Шум прорезал пронзительный голос Луиса Себастьяна:

– Добейте их скорее, ребята! Я чую приход утра! – со смехом и обрывком испанской песни он бросился к Лэндлессу с ножом, но тот ранил его в руку, и нож отлетел прочь.

– Черт бы тебя подрал! – крикнул мулат, отскочив подальше от смертоносного клинка и зажимая рану в руке, из которой текла кровь. – Матерь Божья! Я еще доберусь до тебя! – С этими словами он кинулся к своему ножу и подобрал его. Лэндлесс стоял настороженный, держа шпагу наготове, и вокруг него и бесчувственного сэра Чарльза, лежащего у его ног, образовалось пустое пространство, в которое мало кто осмеливался зайти, поскольку все в комнате уже успели убедиться в том, насколько грозен этот клинок. – Оставьте его на потом, когда мы разделаемся с остальными, – сквозь зубы процедил Луис Себастьян. – Тогда он у нас пожалеет, что вообще появился на свет.

Лэндлесс почувствовал, как кто-то дотронулся до его руки, быстро обернулся и увидел Патрицию, стоящую рядом с ним.

– Назад! – крикнул он. – Вернитесь назад!

– Они там вот-вот перебьют их всех, – спокойно молвила она. – Мой отец погиб. Я видела, как он упал.

– Нет, сударыня, он всего лишь споткнулся о мертвеца. Видите, Вудсон сейчас отгонит их от него. Ради Бога, вернитесь за баррикаду.

Она покачала головой.

– Он убит. Скоро будут убиты они все, мой кузен и все остальные. Мой отец не может мне помочь, мой кузен тоже. Это дьяволы захватят меня живой, а ножа у меня нет. Пожалуйста, убейте меня.

– О, Боже!

– Скорее! – так же тихо и спокойно сказала она. – Они идут сюда, сейчас они будут здесь. Убейте меня!

В ответ Лэндлесс крикнул так громко, что его услышали и обороняющиеся, и нападающие:

– Бейтесь изо всех сил, ибо помощь близка! Слышите ржание лошадей?

– Клянусь Богом, так оно и есть! – вскричал полковник, вдруг встав на ноги. – Держитесь, ребята! Энтони Нэш добрался до Роузмида и привел помощь!

– Он говорит о священнике, этом псе! – в ярости завопил мулат. – Значит, он был здесь? Выходит, они послали за подмогой, и Матерь Божья, она уже тут!

– Они скачут во весь опор, – ответил Трейл. – И набросятся на нас до того, как мы доберемся до лодок.

Мулат посмотрел на своего приятеля, с которым он бежал из Вест-Индии, со зловещей улыбкой.

– Да, – пробормотал он себе под нос, – к лодкам нам не успеть, так что на сей раз Луис Себастьян не подастся в пираты. Он присоединится к рикахекрианам, чьи каноэ находятся рядом, в протоке, впадающей в Паманки. Они быстры, и в Голубых горах безопасно. Но сперва надо доделать кое-что.

Он издал необычный пронзительный свист, и к нему тотчас подбежало с полдюжины индейцев. Он показал сначала на тело Серого Волка, затем на Лэндлесса, и дикари тут же с воплями кинулись к тому, на кого указал мулат. Лэндлесс пронзил шпагой сердце первого индейца, затем второго. Сэр Чарльз застонал, шевельнулся и с трудом поднялся на колени. Третий индеец занес над ним нож, но Лэндлесс бросился между дикарем и еще не пришедшим в себя и совершенно беспомощным придворным, ударил снизу по руке и вонзил шпагу в смуглую грудь. Но тут мулат схватил с пола обломок весла, обрушил эту дубину на голову Лэндлесса, и тот, успев лишь услышать раздавшийся в этот миг истошный женский крик, замертво рухнул на пол.

Придя в себя, Годфри обнаружил, что в гостиной по-прежнему полно мужчин, что вокруг все так же слышится гул голосов, но теперь то были взволнованные голоса друзей – сервентов с соседних плантаций, мелких плантаторов, арендаторов, полковников Ладвелла и Фицхью, главного землемера и доктора Энтони Нэша. Он увидел, что полковник Верни тяжело дышит, с головы его капает кровь, но на лице его было написано ликование, когда он сжал руки доктора Нэша. Он увидел, как сэр Чарльз Кэрью с улыбкою предлагает полковнику Лад-веллу угоститься табаком из своей табакерки, увидел, как женщины, истерически плача и смеясь, выходят из своего угла, увидел Бетти Кэррингтон в объятиях своего отца и мистрис Летицию, которой капитан Лэрамор помогал перебраться через груду мертвых тел. Индейцы, негры, мулаты и белые мерзавцы ушли.

– Этим сволочам удалось сбежать, – сказал подошедший к Лэндлессу Дик Уиттингтон. – За пару минут до того, как сюда прискакала подмога. Но Вудсон отправился в погоню за рабами и уголовниками вместе с отрядом людей Кэррингтона. Думаю, он их поймает, и их вздернут, так что они сдохнут так, как и должны умирать все пираты. А индейцы смогут уйти – теперь они, наверное, уже почти добрались до Паманки.

Лэндлесс, шатаясь, встал на ноги и дотронулся до свой головы, из которой текла кровь.

– Женщины целы? – спросил он.

– Да, целы, кроме бедняжки Эннис, – ответил паренек. – Когда я увидал, как эта бедная девушка упала, я возблагодарил Господа за то, что Джойс Уитбред находится сейчас в безопасности в домике своей матушки в Бэнбери. Но остальные женщины не пострадали. Вон мистрис Летиция и мистрис Бетти Кэррингтон – но я не вижу мистрис Патриции.

Хозяин Верни-Мэнор, быстро излагающий события минувшей ночи дворянам, столпившимся вокруг него, вдруг осекся, увидав пробившегося сквозь толпу Лэндлесса, полуголого, окровавленного, бледного как полотно, с безумными глазами.

– Что? Говори! – вскричал полковник, и в глазах его вдруг отразился страх.

– Ваша дочь, полковник Верни! – вскричал Лэндлесс. – Ее здесь нет. Ее похитили рикахекриане.

Издав нечто среднее между стоном и криком, полковник пошатнулся и упал бы, если бы Кэррингтон не подхватил его.

– Что? Ее здесь нет? Не может быть! – яростно закричал сэр Чарльз, вмиг отбросив всю свою напускную беззаботность. – Она находилась вместе с другими женщинами за баррикадой, которую мы соорудили. Она здесь.

Он начал звать ее, громко, умоляюще, но она не отвечала.

– Она не ответит, – хрипло сказал Лэндлесс. – Ее тут нет. Она пряталась вместе с остальными женщинами до самых последних минут. Она увидела, как упал ее отец, и подумала, что он погиб, и вы – тоже, сэр Чарльз Кэрью, и тогда она подошла ко мне и попросила меня убить ее. Затем мы услыхали ржание лошадей, и тут меня атаковали шестеро рикахекриан и Луис Себастьян.

Она стояла рядом со мною, когда я убил троих из них. Затем меня ударили по голове и свалили на пол, и, падая, я услыхал ее крик.

Полковник высвободился из объятий Кэррингтона и отнял руки от лица, которое вдруг превратилось в лицо старика. Но его тихий голос был ровен.

– Обыщите комнату – быть может, моя девочка лежит без чувств под этими мертвыми телами. Но сердце говорит мне, что этот человек прав и ее тут нет. Мы немедля отправимся в погоню, и даст Бог, возвратим ее целой и невредимой. Они опережают нас всего на час.

– Да, – тихо пробормотал молодой Уиттингтон, обращаясь к Хэвишему. – Всего на час. Но чикахомини делают самые быстрые каноэ в здешнем краю, а каноэ рикахекриан настолько же быстрее каноэ чикахомини, насколько ласточки быстрее журавлей.