Текст книги "Ожидание счастья"
Автор книги: Мэри Берчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Мэри Берчелл
Ожидание счастья
Глава 1
Элисон Эрлстон взяла свой чемодан и вышла из поезда на перрон вокзала Кингз-Кросс. В целом девушка была рада, что путешествие окончилось, но она вся дрожала, в глубине души понимая, что это вовсе не из-за холодного ветра, всю дорогу задувавшего в окно купе.
«Окончание школы – очень серьезный рубеж вашей жизни. Скорее всего, вы даже не отдаете себе отчета в том, насколько он важен», – с такими словами мисс Грэхам обратилась к своим выпускницам вчера вечером. Четырнадцать из них просто пожали плечами и посчитали этот комментарий достаточно глупым и тривиальным – ведь впереди их ждала полная радостей и развлечений захватывающая жизнь. Но пятнадцатая – Элисон – уставилась большими карими глазами на мисс Грэхам и с горечью подумала: «Клянусь, вам никогда не понять, насколько серьезен и ужасен этот рубеж для меня».
Потому что даже столь достойная и влиятельная особа, как мисс Грэхам, не могла влезть в шкуру Бедной Родственницы, а именно в этой роли и оказалась Элисон. Что и говорить, девчонке не позавидуешь!
Не то чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл ее так в лицо. Даже больше, все окружающие, включая саму мисс Грэхам, старались придать ситуации благовидность и закрывали глаза на реальное положение вещей. Но девушка считала, что глупо тешить себя надеждами. Может, она и смогла бы обмануть себя, если бы не знала, что такое настоящая любовь и душевное тепло.
Однако какой смысл терзать себя и думать о том, чего не вернуть? Но Элисон глядела на шумную толпу и суету вокзала и никак не могла отделаться от воспоминаний о прежних временах. Вот мама жадно пробегает глазами каждый вагон в поисках своей дочурки и со счастливой улыбкой бросается ей навстречу, крича «Элисон, милая моя!». А вот и папочка – высокий, серьезный и безумно привлекательный даже для столь юной девицы – готов принять любимую доченьку в свои объятия и крепко поцеловать ее. Родители так и светятся от счастья – все говорит о том, как они рады приезду родной кровиночки. Милые семейные сцены! Элисон черпала в них силы и уверенность, и ей казалось, что так будет вечно. Ну, по крайней мере, до окончания школы – точно, а это было почти то же самое.
И вот, накануне семнадцатилетия, ужасная трагедия отняла у нее тех единственных людей, которые души в ней не чаяли. Мать с отцом погибли в автомобильной катастрофе, и девушка не просто осталась сиротой; она осталась сиротой без гроша в кармане.
Просто невероятно, что столь серьезный и ответственный человек, как ее папа, мог оказаться обыкновенным биржевым аферистом. Однако состояние дел покойного говорило само за себя, а хмурый вид адвоката и холодная пренебрежительность тетушки Лидии лишь подтверждали очевидное.
Отец действительно спекулировал на бирже и очертя голову бросался в весьма сомнительные предприятия. К несчастью, смерть настигла его в тот самый момент, когда он потерпел очередной крах и был на грани банкротства.
– Мошенник, – констатировала тетушка Лидия. – Но что толку обвинять покойников – они даже ответить не могут.
Уже три года прошло с тех пор, как раздавленная горем Элисон твердо уяснила свое положение. Те же самые выводы сделала для себя и тетя Лидия.
До сего момента тетя была для Элисон чем-то вроде легенды: сказочно красивая и сказочно богатая родственница. Ее первый муж приходился родным братом матери Элисон, но он умер еще до рождения племянницы. Мать часто описывала, как утонченно прекрасная молодая вдовушка появилась на пороге их дома с утонченно прелестной дочкой Розали на руках.
– Это была самая красивая из всех виденных мной женщин, – добавляла, бывало, мама. – Невысокая, изящная, рыжие с золотом волосы и фиалковые глаза. По-настоящему фиалковые, такие, про которые только в книгах можно прочесть, но которые практически не встретишь в обычной жизни.
– Прямо как у принцессы? – загорались детским любопытством глаза Элисон.
– Ну да, похоже на то. На ее фоне я выглядела простушкой, – вздыхала мама. – А когда ты появилась на свет, то рядом с Розали тоже казалась обыкновенной кареглазой малышкой.
Но Элисон никогда не обращала на это внимания: она была совсем не против стать простушкой, раз ее мама тоже была такой, и ей нравилось слушать рассказы о своих родственницах, которые будто сошли со страниц волшебных сказок.
Было ясно как божий день, что золотоволосая женщина с фиалковыми глазами не станет вдовствовать до конца своих дней. Так оно и вышло. Не успела Розали вылезти из пеленок, как ее мамочка выскочила замуж за деньги, и не просто за деньги, а за огромные, немыслимые фунты стерлингов. К состоянию прилагался некто Теодор Лидбурн. И хотя родители не позволяли себе говорить при Элисон ничего подобного, очень скоро она догадалась, что для прелестной Лидии единственным достоинством дяди Теодора было его несметное состояние.
После такого замужества тетя Лидия стала редко видеться с мамой Элисон. Одно дело прийти к родственникам покойного мужа без гроша в кармане, совсем другое – поддерживать обременительные связи, будучи женой состоятельного джентльмена.
Нельзя сказать, чтобы они поссорились или что-то подобное, просто жизнь этих двух женщин потекла в разных направлениях: Лидия изо всех сил старалась взобраться вверх по золотой лестнице, в то время как мама изо всех сил старалась остаться обыкновенной милой женщиной.
Каждое Рождество Элисон получала неприлично дорогую открытку с надписью «Милой Элисон с любовью от кузины Розали» и посылала в ответ не столь неприлично дорогую карточку с надписью «Милой Розали с любовью от кузины Элисон». Кроме этих ежегодных признаний в безграничной преданности да еще парочки случайных писем от тетушки Лидии с Ривьеры, из Шотландии или из круиза по морям – океанам, других связей между семьями не наблюдалось.
Только однажды они получили не совсем обычное послание. Это была поражающая своей роскошью открытка, в которой содержался не менее потрясающий воображение факт: Лидия произвела на свет двойню – мальчика и девочку.
Элисон в то время было что-то около девяти лет, и она решила, что это просто здорово, но отец заметил:
– Господи, надо же так опростоволоситься!
Но мама тут же прервала его словами:
– Не надо, милый. Только не при Элисон.
Не стоит и говорить, что именно поэтому слова отца крепко-накрепко врезались в память девочки.
Но вскоре даже этот скудный поток писем и открыток совершенно иссяк, и Элисон лишь изредка вспоминала о богатых, но таких таинственных родичах… вплоть до того самого дня, когда она поняла, что, кроме них, у нее не осталось ни единой родной души на всем белом свете.
Сорокадвухлетняя тетушка Лидия, которой и тридцать можно было дать лишь с большой натяжкой, почтила своим присутствием школу, где училась племянница.
Даже в столь подавленном состоянии Элисон не могла сдержать любопытства при появлении легендарной родственницы. С первого взгляда стало ясно, что мама ни на йоту не преувеличила чудесной красоты тети, а заглянув в ледяные фиалковые глаза, Элисон наконец-то поняла смысл папиных слов, сказанных при появлении на свет близняшек. В тети Лидии не было ничего от любящей мамочки.
Несмотря на все свое хрупкое изящество, тетя была женщиной весьма властной и немедленно взяла судьбу Элисон в свои цепкие наманикюренные пальчики.
– Давай честно признаемся, что у тебя нет ни гроша, милая, – заявила она содрогнувшейся от ее безразличного тона Элисон. – Даже и не знаю, что прочили тебе мать с отцом?.. – Тетя сделала весьма выразительную паузу, явно ожидая, что племянница заполнит ее чем-нибудь.
– До восемнадцати лет я должна была остаться здесь, в школе, – выдавила Элисон.
– Неплохо, – с нескрываемым облегчением проговорила тетка. Она явно была рада тому, что решение проблемы отодвигается еще на год. – В любом случае – в восемнадцать еще рано бросать учебу. В наши дни и дольше учатся, так что поглядим, может, удастся оставить тебя тут и подольше.
Элисон все думала, не стоит ли объяснить тете, что к тому времени она уже закончит последний курс, и если ей придется пробыть здесь еще год, то не останется ничего, кроме как снова пойти в последний класс, а значит, деньги будут просто выброшены на ветер. Но кто знает, может, это стоило обсудить не сейчас, а в каникулы, в более непринужденной обстановке. Кроме того, следующая фраза, брошенная тетей как бы невзначай, не оставила у племянницы никаких сомнений: сама она не собиралась тратить на бедную родственницу ни единого пенни.
– Что ж, школа, по-видимому, вполне приличная – в смысле образования, – презрительно фыркнула она. – По крайней мере, дорогая – это уж точно. Однако твой дядюшка сказал, что оплатит счета, так что, полагаю, говорить больше не о чем, – заключила она, поведя красивым плечиком.
– Он так добр, – пробормотала Элисон, а сама подумала: как странно, что тетя говорит о своем муже и его решении как о совершенно посторонних для нее вещах.
– Да уж, очень добр. – Поджав губы, тетя молча выслушала неловкие слова благодарности, которые племянница просила передать неведомому дядюшке Теодору.
Но если Элисон надеялась продолжить этот разговор во время ближайших каникул, то она жестоко ошибалась: ей пришлось провести их в полном одиночестве, в стенах родной школы.
Воспоминания о любви и участии родителей еще не стерлись в памяти девушки, и она пережила настоящий шок, поняв, что ни ее свободное время, ни она сама нимало не интересуют ее теперешних опекунов.
Мисс Грэхам тщетно пыталась убедить Элисон, что ее тетя заботится о ней и постоянно звонит. Элисон твердо знала, что родственникам абсолютно наплевать на ее, да и сама мисс Грэхам, по правде говоря, тоже была в этом уверена.
Не стоит и говорить о том, что ни в восемнадцать, ни даже в девятнадцать Элисон не покинула свою альма-матер.
Два года подряд бедняжка училась в одном и том же классе и усиленно делала вид, что грызет гранит науки.
Мисс Грэхам вошла в положение странной ученицы и, как могла, старалась сгладить углы. Она то и дело просила девушку последить за младшими, проверить их домашнюю работу и так далее и тому подобное. В результате Элисон больше походила на студентку-практикантку, а не на простую ученицу, и некоторые преподаватели именно так к ней и относились.
Что и говорить, это несказанно облегчало ситуацию, но Элисон все равно время от времени думала: «Ужасно быть здесь никем. В школе все занимают свои места, и если ты никто, значит, что-то с тобой не так. А я и не ученица, и не учитель, и даже не практикантка». Но девчонка всегда отличалась отменным чувством юмора, и у нее хватало духу подтрунивать над собой: «Нет, у меня тоже есть свое место. Постоянная Бедная Родственница – вот кто я такая».
Но эти шутки отдавали горечью.
Настало время, когда окружающие стали задавать один и тот же вопрос: «Элисон, тебе и вправду скоро стукнет двадцать?» – и тут тетя Лидия наконец-то разродилась, да и то, по всей видимости, не без участия мисс Грэхам.
«Приезжай в конце этого семестра. Поживешь у нас, пока не решим, что с тобой делать», – написала она.
Так или иначе, это был все же шаг вперед, и Элисон со страхом и облегчением покинула свое пристанище.
И вот теперь она одиноко стояла на платформе и с недоумением озиралась вокруг. Казалось, Элисон была единственным пассажиром на весь Кингз-Кросс, кого встречающие обошли своим вниманием, и девушка с ужасом поняла, что страх все же взял верх над облегчением.
Да, она конечно же знала дорогу и вполне могла сама позаботиться о себе, но неужели тетка не могла прислать за ней хоть кого-нибудь? Неужели она была настолько бессердечна?
– Такси, мисс? – спросил носильщик, и его интерес происходил не только и не столько из желания получить чаевые: от этой девчушки так и веяло тоской, а среди носильщиков тоже иногда попадаются сентиментальные идеалисты.
– Да, если можно, – ответила Элисон, а что еще ей оставалось? Денег у нее было в обрез, и девушка очень тревожилась по этому поводу. Ей и в голову не пришло, что только очаровательная улыбка сумела бы залечить душевную рану бедолаги, редко когда получавшего столь незначительные чаевые.
Так странно и грустно было в полном одиночестве ехать в такси и при этом уверять себя в том, что здорово наконец-то окончить школу и вернуться домой. Но вот «дома»-то как раз и не было. Мысли Элисон снова и снова возвращались в прежние времена, когда у нее была настоящая семья, настоящий дом, а взволнованные родители спешили заключить ее в свои объятия.
«А чего я ждала? Я ведь им никто, – твердила она сама себе, пытаясь оправдать новоявленных родственников. – Глупо было бы ожидать, что они запрыгают от радости».
Но все же любому ясно: не «прыгать от радости» и абсолютно проигнорировать ее приезд – не одно и то же. И когда такси затормозило у дома, Элисон почувствовала, как тяжело забилось ее сердце.
Дядя с тетей выбрали себе превосходный особняк в тихом местечке за Найтсбридж. Весь его вид говорил об огромном банковском счете дяди Теодора и мало соответствовал образу утонченной, элегантной тетушки Лидии. Но как только открылась дверь, Элисон поняла, что впечатление это было только внешним: внутри дома в каждой мелочи ощущалась безупречная рука хозяйки.
На лице дворецкого отразилась такое изумление, что Элисон поспешила с объяснениями.
– Я мисс Эрлстон, племянница миссис Лидбурн, – выпалила она. – Думаю, тетя ждет меня.
– Боюсь, миссис Лидбурн ожидает вас не раньше четверга, – ответил слуга. – Но если хотите видеть хозяйку, то она дома.
«Что еще она ожидает от меня?» – подумала Элисон и почувствовала себя не в своей тарелке. Конечно, ужасно предстать перед взором неприветливо настроенных родственников, с полным безразличием ожидающих твоего приезда. Но в сто раз хуже, когда тебя вообще не ждут.
Стиснув зубы, Элисон направилась за горничной, которая распахнула дверь в длинную светлую комнату и объявила:
– Прибыла мисс Эрлстон, мадам.
– Элисон!
Тетя встала из кресла и направилась ей навстречу. Девушка отметила, что с тех пор, как она видела Лидию, та не состарилась ни на один день.
– Но, милочка, я ждала тебя не раньше четверга! – слегка нахмурилась она, но Элисон поняла, что тетя умело скрывает раздражение и досаду. Да уж, не особо теплый прием после двухлетнего молчания.
– Разве мисс Грэхам не написала вам? – робко спросила племянница.
– Да, написала, – презрительно пожала плечами тетушка Лидия. – Видно, эти директрисы считают, что другим делать нечего, как только читать их письма да отвечать на них. Но я уверена, что она говорила о четверге, а не о вторнике.
– О! – Элисон почувствовала себя цыпленком, который слишком рано вылупился из своей скорлупы и теперь не знает, как забраться обратно.
Тетя отвернулась к столу и стала быстро перебирать бумаги, а девушка стояла и не знала, чего от нее ждут. Ее охватила паника, потому что ей абсолютно некуда было пойти, больше у нее не было ни одной родной души во всем белом свете.
– А, вот оно! – победоносно воскликнула Лидия и помахала письмом перед носом племянницы. – Я же знала, что не ошибаюсь. Четверг!
На глазах Элисон выступили слезы, но она сумела сдержаться. Глупо плакать, когда тебе почти двадцать.
– Да, вы правы. Мне ужасно жаль, – ответила она охрипшим голосом. – Секретарь мисс Грэхам не слишком аккуратна. Наверное, это просто опечатка.
– Ну, ясное дело, никто не стал бы делать такого намеренно, но следует быть поаккуратнее с датами. – Тетя явно решила переложить всю ответственность на бедную племянницу. – Все это ужасно неудобно, прямо и не знаю, что теперь с тобой делать!
«Можно подумать, у них трехкомнатная квартирка», – подумала Элисон, и у нее засосало под ложечкой. Странно было вот так притворяться, что одна маленькая непритязательная племянница сделает погоду в столь необъятном особняке.
– Ну, дитя мое, садись, раз приехала. Как добралась? – соизволила поинтересоваться тетушка и раньше, чем Элисон успела ответить, продолжила: – Так что же с тобой делать? Видишь ли, у меня впереди два ужасно трудных дня, так что тебе придется самой о себе позаботиться и постараться не высовываться.
– Я не против. Правда, совершенно не против, – поспешно заверила ее Элисон.
Тетя слегка улыбнулась, но в ее улыбке не было ни капли тепла. «Прямо как электрокамин, – сердито подумала Элисон. – Протягиваешь руки к горящему дереву, а жара-то и нет!»
– А теперь тебе лучше пойти в классную комнату выпить чаю с Тео и Одри, – задумчиво проговорила тетушка Лидия. – Потом тебе надо распаковать вещи. Да и пораньше лечь не помешает. Думаю, отдых пойдет тебе на пользу.
– Тео и Одри – близнецы?
– Да. Им уже почти одиннадцать. Одри строит из себя трудного ребенка, но Тео – вполне сносный мальчик, если сестра не начинает забивать ему голову всякой ерундой. – Тетя Лидия говорила о своих родных детях как об отпрысках совершенно посторонних людей.
В тот самый момент открылась дверь, и в комнату вошел седовласый мужчина. Из тетиного «Привет, Теодор» Элисон сделала вывод, что это и есть ее дядюшка, но девушка с удивлением отметила, что он вовсе не похож на богатенького дядюшку Теодора, каким она его себе всегда представляла.
Худой, со слегка вытянутым меланхоличным лицом, он больше всего походил на студента, а не на преуспевающего финансиста. Он немного сутулился, как будто невыносимый груз усталости лежал на его плечах. Но скорее всего, сколотить достаточное количество денег, чтобы удовлетворить аппетиты жены, – дело нелегкое, решила Элисон с юношеской проницательностью.
– Гляди, Теодор, наша Элисон приехала на два дня раньше, – сказала Лидия. – Ужас как неудобно, но тут уж ничего не поделаешь.
– Не вижу ничего неудобного, – возразил он. – Дом большой, места всем хватит. Здравствуй, Элисон! Как ты? – Он протянул девушке руку. После абсолютного безразличия тетки это показалось ей невероятно теплым приветствием.
– Спасибо, я хорошо доехала, – ответила она.
– Скажу тебе, это даже хорошо, что ты приехала именно сегодня, – продолжил дядя. – Как раз вовремя, попадешь на вечеринку, которую устраивает Розали, или на танцы, или что там у нее сегодня.
В комнате повисло молчание, и слащавая улыбка тети не смогла скрыть досады и раздражения.
– Полагаю, Элисон слишком сильно устала, чтобы думать о вечеринках.
– Ерунда, дорогая. – Муж ответил Лидии той же лицемерной улыбкой, и от Элисон не укрылось, насколько неприязненно эти двое относятся друг к другу. – Таким молоденьким ничего не стоит провести четыре часа в пути. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать? Самый возраст, чтобы бегать на танцы. Кроме того, это прекрасная возможность поближе познакомиться с молодежью, которая часто бывает у нас.
Тетя Лидия поджала губы, и Элисон поняла, что она не просто не хочет, чтобы племянница «поближе познакомилась с молодежью», она вообще не желает, чтобы та высовывалась, а тем более посещала вечеринки, которые устраивает ее обожаемая дочурка Розали.
Элисон редко выходила из себя, но она была упрямой девчонкой, и это упрямство часто играло с ней плохую шутку. Именно эта черта характера и вылезла сейчас наружу при поддержке дяди Теодора, который с явным неодобрением отнесся к оскорбительным выпадам своей жены. И когда Лидия сказала:
– Не думаю, что у малышки есть подходящее платье, – Элисон ответила так:
– Есть, тетя Лидия. И я с удовольствием присоединюсь к вечеринке.
Платье действительно было, пусть и не новое, но оно удивительно шло ей. Элисон надевала его на последнее вручение наград.
– Замечательно, – хмыкнула Лидия, и никто не смог бы понять, раздражена она или ей просто наплевать.
Не говоря ни слова, она проводила племянницу наверх, в небольшую, но довольно милую комнатку, а потом к близнецам, в классную комнату, как она ее называла.
– Это ваша кузина Элисон, – улыбнулась тетя, но глаза ее оставались совершенно холодными. – Она будет присматривать за вами во время каникул. Насколько я успела заметить, вам обоим это не повредит. Она будет с вами кушать, выводить вас на прогулку и все такое. – Потом она обратилась к Элисон, которая стояла и молча выслушивала список своих обязанностей: – Хорошенько подкрепись, дорогая. Твоего дяди не будет сегодня вечером, а мы с Розали перекусим чего-нибудь у себя, так что обеда не жди. Спускайся вниз в половине девятого, если ты действительно хочешь этого.
И она выплыла из комнаты, предоставив Элисон возможность самой знакомиться с детьми.
С минуту все трое молча смотрели друг на друга, потом Одри мрачно заметила:
– Надеюсь, ты не собираешься портить нам каникулы.
Но Элисон такое отношение было не в новинку. Она прекрасно знала, как управляться с капризными девчонками, и чувствовала себя словно рыба в воде.
– И я на это надеюсь. А еще на то, что и вы не собираетесь испортить мои каникулы. Я тоже только что из школы, так что рада не меньше вашего.
Одри открыла рот от удивления:
– О! Но ты вроде бы старовата для школы. Тебе сколько лет?
– Думаю, она уже не в том возрасте, чтобы можно было задавать подобные вопросы, – подал голос Тео, и Элисон от души захохотала:
– Вовсе нет. Мне почти двадцать… и я сейчас скончаюсь от голода!
– Тогда садись за стол. – Настроение Одри явно улучшилось, а Тео в свою очередь предложил:
– Поджарить тебе хлеба?
«Они такие милые, – подумала Элисон. – Уж лучше я попью чаю с ними, чем с тетей Лидией!»
Дети были очень похожи: светленькие, голубоглазые, коренастые, довольно симпатичные, но в них не было ничего от красоты их матери. Наверное, для матери это настоящий шок, особенно после прелестной Розали, решила Элисон.
Но дети оказались столь радушными, что такое отношение было как бальзам на израненное сердце девушки.
– Ты пойдешь на вечеринку к Розали? – поинтересовалась Одри, за обе щеки уплетая тосты с маслом.
– Да. – В голосе Элисон прозвучали нотки сомнения.
– Это потому, что ты не простая гувернантка, ты – родня нам. – Одри явно была в курсе всех тонкостей светского этикета.
– Наверное, ты права.
– А у тебя есть красивое платье?
– Думаю, да… – Элисон уже начала сомневаться, годится ли ее наряд для подобного мероприятия.
– Лучше было бы, чтобы оно не было слишком красивым, – выдал Тео, и у девушки невольно вырвалось удивленное «почему?».
– Потому что Розали ненавидит, когда кто-то одет лучше ее, – объяснила Одри, а Тео согласно закивал.
Элисон не хотелось поощрять подобные разговоры, и она спросила:
– Розали очень хороша собой, так ведь?
– Это она так думает, – бросила Одри, а Тео просто сказал «да».
Эта тема показалась Элисон столь же неудачной, как и предыдущая, поэтому она поспешила сменить ее:
– У вас до меня были гувернантки?
– Да, всегда, пока Тео не пошел в подготовительную школу. Мама решила, что мне тоже следует отправиться в закрытую школу. – Элисон поняла, что из этих двоих именно Одри – любитель отвечать на все вопросы. – Последней была мисс Кеннеди. Думаю, она помогала маме с перепиской и все такое, пока мы были в школе, но стоило нам появиться, как главной ее задачей становилось испортить нам каникулы.
Элисон тоскливо подумала, что ее в этом доме, вероятно, ожидает весьма незавидное положение: бесплатная гувернантка для близняшек и девочка на побегушках, когда те отправятся в школу.
– Помочь тебе распаковывать вещи? – предложила Одри.
– Если хочешь. Вещей не особо много, но я буду только рада, если ты составишь мне компанию. – Элисон и вправду обрадовалась, что девочка отправится с ней. Она чувствовала, как страх и одиночество затягивают ее, и общество Одри было очень кстати.
Когда все было разложено по своим местам, Одри побежала в детскую поиграть с братом в шашки. Элисон села на край кровати и уставилась в окно.
Надо совсем выжить из ума, чтобы пойти на эту вечеринку, говорила она сама себе. Тетя Лидия ясно дала понять, что это весьма нежелательно, да и Розали тоже будет не в восторге.
Лучше уж быть послушной девочкой и тихонечко отправиться в кроватку, с первого дня занять то положение в доме, на которое открыто указала ей тетя. В конце концов, ее и так приютили из милости. Наверное, тетя Лидия напрочь позабыла о тех временах, когда сама пришла к ним в дом без гроша в кармане и что мамина семья без звука тут же приняла ее в свое лоно.
Но с другой стороны, дядя Теодор прав – сейчас самое время развлекаться, а до сего дня у нее почти не было такой возможности.
Может, Элисон и чувствовала себя одинокой, несчастной и брошенной на произвол судьбы, но ей ужасно хотелось пойти вниз.
Да и что в том плохого? Одним человеком больше, одним меньше – какая разница? Неправильно это – в первый день приезда домой весь вечер провести в своей комнате, когда есть такая прекрасная возможность развеяться. Ведь она два года безвылазно проторчала в стенах школы.
– Решено, я иду, – сказала она вслух сама себе. – Да и дядя Теодор удивился бы, останься я здесь.
Элисон принялась одеваться, мысленно подогревая свой энтузиазм, а когда уже была готова спуститься, остановилась перед зеркалом поглядеть, что получилось.
В неярком свете комната казалась фоном старинной картины, да и сама она в своем простом белом платье словно сошла со средневекового полотна. Длинные светлые волосы и детская челка только усиливали этот эффект.
Да уж, наряд, в котором она получала первую премию по английской литературе и вторую по истории Европы, что-то не очень подходил даже для столь небольшой столичной вечеринки.
– Мне все равно. Я иду, – упорно проговорила Элисон и спустилась вниз.
Слуга дружески сообщил ей, что «мадам в длинной гостиной», и указал рукой на дверь.
«Длинная – весьма подходящее определение для этой комнаты», – подумала Элисон, стоя на пороге и глядя на тетю Лидию, находившуюся в дальнем конце зала. Она была сама элегантность, и Элисон не могла не признать, что ей никогда в жизни не доводилось видеть столь шикарного вечернего платья.
Девушка в коротеньком бледно-голубом платье, манерно облокотившаяся о каминную полку, должно быть, и была ее кузина Розали.
При виде племянницы тетя невольно вскрикнула, а Розали повернула голову. Элисон увидела, что глаза ее того же бледно-голубого цвета, что и платье, а темно-каштановые с бронзовым отливом кудри небрежно заколоты на макушке. Красотка даже не удосужилась поздороваться с двоюродной сестрой, а мать ехидно поинтересовалась:
– Это все, что у тебя есть, Элисон?
Девушка покраснела и ответила «да».
– Бог ты мой! – вырвалось у тетушки, как будто это было уже слишком и терпению ее пришел конец.
– И что не так с моим платьем?
– Ничего, – открыла рот Розали. – Совершенно ничего, кроме того, что оно смахивает на ночную рубашку.
Неловкость Элисон внезапно трансформировалась в слепую ярость.
– Спасибо. Полагаю, это «Милой Элисон с любовью от кузины Розали»?
– Не ссорьтесь, девочки, – безразличным тоном проговорила Лидия. – Платье и вправду – просто кошмар, но, по крайней мере… – Она пожала плечами.
– По крайней мере, ясно, кто тут бедный родственник, вы это хотели сказать? – не сдержалась Элисон, которая никак не могла взять себя в руки.
– Но ведь так оно и есть! – Розали оглядела ее с ног до головы. – Кому нужны бедные родственники? Вечно таскаются за тобой повсюду и путаются под ногами.
– Замолчи, Розали, – бросила мать.
Элисон понимала, что не ей в подобных спорах тягаться с Розали, и на глазах у нее выступили слезы ярости и бессилия. Она уже повернулась было, чтобы уйти, вернуться к себе, но тут появились первые гости, и это стало невозможным.
Элисон не помнила, что отвечала на вскользь брошенные приветствия. Каждый раз тетя снисходительно повторяла: «Это моя племянница Элисон, только что со школьной скамьи», и после этого у всех отпадало всяческое желание поближе познакомиться с новоявленной родственницей.
«Как она так может? – думала Элисон. – Сначала два лишних года продержала меня в школе, а теперь выставляет на посмешище. Представляет как школьницу и заставляет чувствовать себя ребенком в компании взрослых, а ведь мне скоро стукнет двадцать!»
Почему, почему тетя с кузиной такие злые на язык? Они изо всех сил постарались не просто испортить ей настроение, а растоптать ее уверенность в себе.
Элисон знала, что на ее лице застыла нервная улыбка, но, казалось, была не властна над своими собственными мышцами и никак не могла расслабиться. Она внезапно поняла, что вжалась спиной в стену, и еле-еле смогла сделать над собой усилие и шагнуть в весело болтающую толпу разодетых молодых людей. Но и тогда никто не обратил на бедняжку ни малейшего внимания. Все прекрасно знали друг друга и называли по именам или даже прозвищам, все понимали смысл недосказанных фраз, пользовались только им известными словечками, все были одеты по последней моде и абсолютно уверены в своей безупречности.
«Ничего не выйдет. Не надо было приходить, – думала Элисон. – Я не чета им».
Она снова оказалась у стены, и теперь ее наполовину скрывала занавеска. Элисон сгорала от стыда за свою никчемность. Ей хотелось бы знать, насколько сильно она обрадует свою жестокосердную тетку, если опустит флаг и тайком проскользнет в маленькую комнатку наверху, которая теперь казалась недостижимым раем.
Элисон нашла ее взглядом: Лидия вальяжно развалилась в кресле и лениво потягивала какой-то напиток, а рядом с ней стоял высокий мужчина. Тетя льстиво улыбалась и всем видом показывала, что ужасно рада его присутствию, но, как ни странно, ее спутник не улыбался в ответ.
Элисон с интересом наблюдала за столь необычным гостем. Смуглый, властный красавец был старше других присутствующих – скорее всего, ему было уже за тридцать.
«Добродушным его не назовешь. Да и на светского льва тоже не похож. Что это тетя Лидия так суетится вокруг него?» – удивилась проницательная Элисон.
Но как знать, может, ей просто показалось, потому что именно в этот момент тетушка сказала ему нечто такое, отчего его прямо-таки передернуло, и он сверкнул глазами в ее сторону.
Элисон не зря получила первую премию по английской литературе, и едва она увидела эти серые глаза, такие светлые на фоне смуглого лица, как ей тут же пришло в голову: «Так вот что средневековые авторы называли «горящий взор»!»
Но тут кто-то включил музыку, кто-то ловко убрал коврики с идеально отполированного пола, и кучки людей тут же стали распадаться на танцующие парочки.
Элисон подвинулась еще чуть-чуть, и теперь занавеска полностью скрывала ее. Девушка не знала, что было хуже: подпирать весь вечер стенку, делая вид, что тебе вовсе не хочется танцевать, или позволить какому-нибудь кавалеру выставить себя на посмешище потому что, положа руку на сердце, она и в самом деле не могла тягаться с грациозными подругами Розали.
