Текст книги "Кадуцей. Между жизнью и смертью"

Автор книги: Melior Princeps

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Управился за 5 минут ведя диалог исключительно на тему болезни и её лечения, не давая при этом пересказать последние сплетни по палате и похвастаться тем, что Манька, ейная внучка уже совсем-совсем взрослая стала? Ну, какой-то он холодный и циничный. Плохой, наверное. Хотя, учитывая, что у таких бабушек, сопутствующим диагнозом идёт цереброглоссум* и СДВГ*, то ничего удивительного в такого вот рода оценках нет.

(* СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивность. Любят «находить» у детей и подростках, а также перекликается с ВСД – вегетососудистой дистонией. В данном контексте, это больше шутка, чем диагноз.

*цереброглоссум – это совмещение двух латинских слов.

cerebrum – головной мозг, и glossa – язык. Это слово, примерно можно понять как «что на уме, то и на языке». Хотя тут вариации слов могут меняться в зависимости от фантазий коллег. Вообще, раньше доктора частенько использовали такие зашифрованные иносказательные термины. Например, психиатр, которого залюбят родственники шизофреника рассказать им его диагноз, может отделаться от них фразой: «Да у него триада Блейлера, лечимся, все нормально» и родственники успокоятся. Ведь шизофреник – это законченный псих, которого надо срочно изолировать и перестать общаться с ним, а вот больной, с не совсем понятной, но солидно звучащей «триадой Блейлера», совсем другое дело – подобным диагнозом и среди пацанов не стыдно козырнуть...:) Стигматизация (вешанье ярлыков) пациентов и заболеваний, одна из проблем в работе психиатра. И да. Триада Блейлера, это все же не совсем классическая шизофрения, там присутствуют свои нюансы, которые мне, честно говоря, капельку лень излишне подробно расписывать. По сути, это просто пример, заумно звучащего диагноза, когда на самом деле, все намного проще и банальней. Прим.Ав.)

Так что расставались мы друг с другом почти лучшими друзьями.

Дед – тем, что после получения анализов, его переведут обратно в стационар.

Я – тем, что он уже не составит проблем в плане выздоровления. Разве что захочет пробежать марафон в больнице. Но кто же его отпустит, с таким-то кораллнутым цербером в виде частной сиделки…

Так что на очереди был ещё один важный пациент, к которому я и направился. А точнее сразу же на выходе из палаты Сталеварова, был пойман и взят в оборот Лидией Ивановной – женой Громова.

Уххх… Как все же меняется человек, когда болеет и когда выздоравливает. Та, умудрённая женщина, что бесстрашно и с долей философской обречённости смотрела в глаза смерти, сейчас, когда полностью оправилась от исцеления проведённого Кавией, носилась гиперактивным и крайне суетливым электровеником попутно вынося мозг всем окружающим и треща словно профессиональный рэпер на сцене, принявший хорошую дозу запрещённых веществ, сильно ускоряющих восприятие…

За десять минут одностороннего общения, меня просто завалили сплошным потоком информации, о том, что Сашеньке назначили, а что нет, а где я был, а почему вашего номера нет в телефоне мужа, ну и остальные бесконечные «а что, а где, а почему?» Господи, да даже Рыжик, в свои лучшие моменты ужаленной в одно место, не была настолько двинутой в искусстве взбалтывать мозги своему собеседнику…

Но я все же смог сотворить маленькое чудо и вежливо спровадить искренне переживающую за своего мужа, женщину, что несмотря на гиперактивность, все же не потеряла присутствие здравого смысла, не став кричать на все отделение, чтобы срочно, в эту же секунду, сюда привели какую-то беловолосую девушку по имени Белла, и в итоге, оставшись в тишине двухместной палаты, я, собственно, смог приступить к диагностике пациента. Переломы и ушибы, были самой малой частью этой проблемы. Обломки костей уже сопоставили и зафиксировали, так что мне оставалось только активировать побольше остеобластов – особых клеток, что формируют новую костную ткань на месте слома, замещая фиброзную ткань на месте соединения обломков кости. Замещать мягкую ткань соединения обломками, полноценной костной тканью я не спешил, хотя и мог, по сути, ограничившись только убранным отёком мягких тканей и предварительной «сцепкой» мест переломов. Естественно, встать и побежать как ни в чём не бывало, Громов не сможет, но уже сейчас результат был примерно таким, словно он тут уже лежит месяца два. Прикольно.

Основная же проблема была в субдуральной гематоме, давящей на участок головного мозга, из-за которой, собственно, пациента и ввели в медикаментозную кому. На днях, ему должны сделать операцию, чтобы вывести излишек крови, а также предотвратить возникновение и развитие асептической инфекции. Ведь если кровяной сгусток воспалится, то для Громова, все станет очень и очень плохо. И у меня есть, по сути, два выхода, как ему помочь. Как по учебнику или полагаясь на свои силы.

В первом варианте, мне всего лишь нужно сделать трепанацию, то есть, отверстие в черепе Громова, и как-то заставить вытечь излишек жидкости, которая образуется после расщепления сгустка, а после закрыть полученное лишнее отверстие.

Другими словами, повторить все то, что собираются провернуть с ним нейрохирурги. Конечно, с кучей своих нюансов, но общую суть, я думаю, описал верно.

Второй способ – поинтересней. Нужно попытаться удалить гематому частично использовав её как материал для лечения и вывести излишнюю жидкость не наружу, а вовнутрь, то есть внутри черепа нужно вырастить новые кровеносные сосуды, что послужат условными насосами, которые смоют лишнюю гадость.

Но проблема такого способа – сопротивление организма. Он же старался, изолировал травмированный участок, а я тут буду прокладывать, куда не положено сосуды, сбрасывая туда продукты распада.

Но выбор для меня вполне очевиден, поэтому вторым способом я и занялся. Может был бы у меня в наличии хирургический аспиратор, или по-простому отсосник, я бы попробовал провернуть классическое оперативное вмешательство. Благо растворить, а потом нарастить избранный участок кости и оболочек было бы не самым сложным делом в отличие от предстоящей микрооперации.

Субъективно, время тянулось очень медленно. Было крайне сложно ориентироваться на ощущения растущих капилляров. Точнее, не просто растущих, а растущих в правильном, двухстороннем направлении друг ко другу.

В целом, случай Громова достаточно уникален. Обычно травматическая субдуралка, чаще всего возникает у молодёжи, но не у сорок-плюс мужика. Правда и смертность после них гораздо выше, так как сама травма приходится ближе к мозгу и сильно зависит от степени повреждения сосудов. Так что не знаю, называть его везунчиком или нет. Хотяяя, учитывая, что я все же присоединил капилляры к краям полумесяца, включив тем самым область гематомы в активное кровообращение, Громову все же повезло. Особенно после того, как расщепляемый мной тромб, начал по частям «вымываться» из раны.

Фуууух. Теперь осталось уговорить лечащего врача повременить с операцией и понаблюдать «естественное» уменьшение размера более чем в половину размера гематомы. Хотя нужно будет не забыть убрать из концов полумесяца лишние сосудики, ведь если травмируются уже они, то осложнение будет гарантировано.

Разогнувшись, я убрал руки от висков Громова. Я уже говорил, что разницы в том, где я касаюсь пациента, никакой в принципе нет – хотя надо проверить как дела обстоят, когда пациент, одет в какой-нить толстый пуховик, но мне было крайне важно чтобы операция прошла успешно, а значит, все мелочи должны учитываться. Тут и так, вся спина и все что ниже промокло от напряжения… Но я доволен. Все что смог на данном этапе, не слишком раскрывая свои возможности – я сделал. Слухи, конечно, пойдут, но медицина и без меня знает немало уникальных случаев, что противоречат врачебной логике, главное не переходить ту черту, где лечащий врач говорит: «Хм, интересно» до той, где доктор чешет затылок, бормоча под нос: «Какого хрена?!»

Бросив взгляд на часы, я довольно хмыкнул. Восемь минут. Восемь, мать его минут, заняла достаточно сложная по своей сути операция, что в реальности длилась бы от трёх и выше часов. И это я не учитываю тот факт, что такое оперативное вмешательство не мой профиль, то есть я не нейрохирург и ранее не имел опыта в подобном… Короче, О-ХРЕ-НЕ-ТЬ. Помню, вроде говорил, что за такую способность хирурги, не задумываясь, отдали бы левую руку, но нет… За подобную возможность они будут готовы убивать людей пачками.

Поэтому я правильно делаю, что скрываю подобные возможности, а не с улыбкой на лице, шагаю в ближайший исследовательский центр, жертвуя собой во имя науки.

Эгоистично? Безусловно. Соответствует ли это тем примерам науки, что я знаю, когда учёный жертвовал своё тело во имя проводимых исследований? Никак нет. Может я плохой врач, но как-то я не готов умирать во имя науки и человечества… Жертвовать во имя чего-то абстрактного, в отличие от реального, всегда было выше моего понимания. Так, например, я бы отдал все и даже больше за благополучие родных и близких мне людей, а вот на счёт остальных – не знаю. Честно не знаю.

А как поступили бы Вы, на моем-то месте? Молчите? Угу… Сам знаю, что это крайне сложный вопрос, где нет правильного ответа. Точнее любой ответ будет одновременно правильным и неправильным.

Но вернёмся к нашим баранам, точнее пациентам. Точнее к пациентке – соседке по палате Громова. Все равно в палате я один, Лидия Ивановна ещё не вернулась, а я вроде как обещал себе больше уделять внимание тем, кому могу безопасно помочь. Да и, честно признаюсь, успех с Громовым меня немного окрылил. Так что вдох-выдох и вперёд Сереженька, к новым свершениям! Итак, передо мной женщина, выглядит лет на тридцать-сорок, тощая, без сознания. Судя по небрежно наброшенной простынке с выглядывающими из-под неё дренажными трубками – явно недавно перенесла операцию на брюшной полости. Подхожу поближе, приподнимая кусок ткани. Угу. Любуюсь результатом работы хирургов. Живот пациентки практически полностью прикрыт плёнкой и выступающими марлевыми тампонами. Принюхиваюсь – гнилью не пахнет, это хорошо. Впрочем, было бы обратное, она скорей всего лежала бы в другой палате. Хотя интересно, почему оставили открытый доступ к брюшине, неужели все настолько было плохо, что оставили возможность для регулярной лапароскопии и общей санации?

Смотрю дальше, пока, не применяя свои способности. Доктор всегда должен совершенствоваться и учиться, а значит и мне, после получения подобного чита, не стоит забрасывать обычные методы диагностики. Итак, пациентка вся в ссадинах и желтушных пятнах синяков. Нижние конечности скорей всего обожжены. Просто, слишком характеры коричневые пятна на влажных повязках прикрывающей ноги. Кидаю взгляд на прикроватный столик. Да. Знакомая здоровенная бутылочка йодопирона. Значит ожог скорей всего второй, максимум три-А степени. То есть, выздоровеет, никуда не денется. Да и на эпиляции долгое время будет экономить, это при условии, конечно, что возможный перитонит её не прикончит раньше. Или образовавшиеся кишечные спайки. Или… ай ладно – давайте все же будем оптимистами. Зато, она точно не сможет есть после шести вечера! По крайней мере, ближайшие месяца три, если не больше.

Ну ладно, пошутили, и хватит. Аккуратно хватаюсь за ледяные пальцы женщины, прислушиваясь к её организму. Ооо, у неё ещё и трещины в парочке рёбер были, лёгкое раздражение дыхательных путей, ушиб головного мозга и травма позвоночника. Мило. Это, не считая ощущения, разорванного в парочке мест кишечника и повреждённой печени.

Но сердце стучит ровно, явно нацеленное бороться до конца. Да и дышит неплохо. Дрыхнет, словно на курорте… Суровая тётенька. Встречал я подобных пациентов... Вот вроде бы смотришь на него, ну прям вылитый посетитель обители Михалыча, нашего патологоанатома, но поди ты, организм как сумасшедший, упрямо не хочет сдаваться.

Так-с, пора бы и делом заняться, все же, непонятно, когда нагрянет эта седовласая женщина-пчела и не начнёт по новой жужжать о Сашеньке…

Печень пациентке поправить было проще всего. Офигенный орган на самом деле. Вот спросите себя, сколько вы знаете функций её работы? Пять? Десять? Отлично! А теперь задайте тот же вопрос, знакомому доктору, попросив его перечислить известные ему функции человеческой печени. Не ошибусь, если в среднем, он назовёт от десяти до двадцати. И это крутой результат на самом деле. А знаете, сколько функций реально делает этот молчаливый трудоголик нашего организма? Около пятисот Неплохо, правда?

Кстати, почему молчаливый? Да потому что печень не имеет нервных окончаний и когда ей хреново, она даже подать сигнал глупому хозяину не может. Вот так вот. Постой, а как же боль в правом подреберье и прочие милые ощущения, спросите вы. Все вот эти передаваемые поколениями секретные кунг-фу приёмы заслуженных дворовых мастеров, с этим их сакраментальным «раз-два-три по почкам, раз-два-три по печени. Потерпи браток, мы тебя подлечим?»

Ооо, это как раз работа желчного пузыря. Он и отвечает за всю феерию ваших ощущений, когда вражеский кулак прилетает вам бочину. Но печень ни-ни. Как я говорил ранее – офигенный орган. Печень, она как дежурный врач на Новый Год. Умеет все и работает в любом состоянии. Даже если ей отхречанить половину, а вторую залить спиртягой – все равно регенерирует. Если, конечно, организм проживёт достаточно долго при таком-то работничке.

В общем, клетки печени пациентки, как мне казалось, принялись делиться и размножаться под моим чутким наблюдением, с радостью и удовольствием, ведь в кои-то веки нашёлся хоть кто-то, кто понимает их душевную боль и реальные проблемы.

А на очереди был позвоночник и ребра. Ну, тут все просто. Особенно с рёбрами – уже накатанная схема. С позвоночником сложнее, но тут в принципе частично мой профиль, так что управился без труда. Всего-то надо было убрать разрыв фиброзного кольца и ликвидировать начинающийся стеноз спинномозгового канала, а после… Ай, ладно. Рыжая всегда глаза закатывает, когда я начинаю ей объяснять, что происходит с нашей хребтиной, когда она восстанавливается. Меня тогда не заткнуть и даже слово не вставить…

Сложнее всего было с кишечником. Нет, срастить его было не проблема. Головную боль причиняла возможная бактериальная инфекция внутри. Вот как мне прикажешь различать, кому морду бить, в смысле как апоптозом*, а после аутолизом* бактерий заниматься? М?

(*Апоптоз – запрограммированная смерть клетки, её естественное окончание жизнедеятельности.

*Аутолиз или другими словами – самопереваривание. Расщепление погибшей клетки, под воздействием собственных ферментов, хранящихся в лизосомах. Прим.Ав.)

Чтобы было проще понять глубину проблемы, представьте кучку сахара весом в пару-тройку килограмм, сверху которой добавили полкило кристалликов каменной соли, а затем всё тщательно перемешали. И теперь, мне нужно найти и изъять всю соль из получившейся смеси. Да, блин, Золушка, сортирующая крупу, нервно курит в сторонке от подобной задачки. А все потому, что бактерий в нашем кишечнике наберётся под два-три килограмма нашего веса. Прикольно, правда? Микроскопическая, невидимая глазу орава клеток, что легко может вогнать в глубокую депрессию девушку, ступившую на тернистый и тёмный путь измерения собственного веса…

Конечно, антибиотики и санация, то есть очищение раны, своё дело сделали, и реально живых микроорганизмов было мало. Вот только, это ощущалось словно к вышеупомянутой кучке сахара и соли, щедро добавили грязной воды. И вроде как «кучка» уменьшилась, но вот грязь-то, зараза, осталась. Так ведь и организм старается, загоняя белые клетки иммунитета в очаги инфекции, где они благополучно умирают смертью храбрых…

Плюсом было то, что я легко ощущал клетки органов и мне не грозило перепутать бактерии микрофлоры кишечника с клетками собственно кишок.

Минус был в том, что организм сам по себе истощён, а значит у него крайне ограниченный запас ресурсов, делиться которым со мной он явно не спешил. Я и так, чуть ранее довольно нагло расщеплял селезёнку и частично печень, чтобы получить питательные элементы и подлатать повреждённые органы, но этого все равно было крайне мало. И да, забавно, что расщепление клеток печени, повторно шли на восстановление печени, но это как раз-таки одна из фишек, а точнее функций печени – создавать и хранить энергетические запасы на случай непредвиденного кризиса… Вот я и проводил беспощадное «раскулачивание» части органов, во имя социалистического будущ... Эммм… короче, во имя общего блага и всего хорошего, чем нас может порадовать здоровый и крепкий организм.

Как итог, лечение я не закончил. Наученный относительно горьким опытом лечения мелкого пациента Вики, я понял, что не нужно до конца изводить организм, особенно если нет подпитки и условных стройматериалов извне. В целом, залить бы сюда питательного раствора литров пять, и я бы эту пациентку поставил бы на ноги минут за тридцать. Но и ладно, все равно я ей состояние стабилизировал, а значит, в ближайшее время она точно не помрёт Надо только как-то намекнуть её лечащему врачу, что не помешает увеличить ей дозировку парентерального питания и дело будет в шляпе. Интересно же!

Выдохнув, я открыл глаза, возвращаясь в реальный мир. Все же, проводить настолько тонкие манипуляции с чужим телом изрядно выматывает. И тем сильнее стало для меня сюрпризом, столкнуться с прищуренным взглядом очнувшейся пациентки. Твою мать! Фиалковые глаза рассматривали меня с подозрительностью и какой-то… ненавистью? Что происходит???!!! Я попытался высвободить свою руку, разрывая контакт… Но тупо не смог. Все тело, словно задеревенело, разом потеряв чувствительность. Какого хера? Ты что творишь, коза дранная, я ведь помочь тебе пытался!

Именно это я хотел сказать этой придурошной, но увы, из губ сорвалось только тихое шипение…

Оказывается, я уже вполне себе привык к ощущению контроля собственного тела, и тем неприятней было мне ощущать возникающие очаги чужого вмешательства. Это словно вам отдавили конечность, и вы начинаете ощущать, словно ваша рука вам не принадлежит, вместо этого, там словно поселилась, хренова туча злобных муравьёв, что устраивают спринтерский забег по конечности.

Я пытался вернуть контроль, и у меня это вроде как даже получалось. Ровно до того момента, когда один «муравейник» не исчезал, чтобы появится в совершенно другом. Это было, словно пытаться поймать воду из бегущего ручья. Руки мокрые, во все стороны летят куча брызг, но ты больше сделать ничего не можешь. Мерзкое, на самом деле чувство, к которому примешивалась изрядная доля страха от осознания собственной беспомощности.

Да блин, я даже не мог толком заговорить. Только шипеть, хрипеть и булькать. А когда я, помимо своей воли придвинулся поближе к больничной койке – я разозлился. Хотя уместней было бы сказать, что слетел с катушек от злости, выплеснув её в уже проверенном на Вике способе – стимуляции барорецепторов сонной артерии, чтобы вырубить эту паскуду.

Но… не получилось. Твою медь! В смысле получилось, вот только глаза женщины, с этим, раздражающим меня в последнее время фиолетовым оттенком, вместо того чтобы послушно закатиться вверх в бессознательном рефлексе, лишь недовольно прищурились. И мне стало реально плохо. Сначала, эта халда попыталась остановить моё сердце, а после, когда я отвлёкся, в наглую попробовала перехватить контроль над дыхательным центром в продолговатом мозге, чтобы заблокировать мне возможность дышать. И это, на секундочку, продолжая удерживать мои мышцы в гипертонусе, не позволяя даже сдвинуться на миллиметр от этой грымзы куда подальше, наоборот, я даже наклонился поближе к ней.

«Сволочь. Тварь, да ты вконец охренела!»

Мысленно рыкнул я, отбросив всю возможную жалость к ней и начав бить, так сказать, по площадям.

Говорят, что мы не используем наш мозг на все сто процентов. Мол, проводились исследования, где было чётко видно, что активность нейронов является хаотической и занимала лишь десять-двенадцать процентов от общего количества нервных клеток.

Так вот – это неправда. Дело в том, что наши эмоции, мысли и действия, привязаны к определённым участкам головного мозга и невозможно задействовать их все одновременно. Но это актуально лишь для обычного человека. Я же, буквально рухнул в океан ощущений передаваемых от сотни миллиардов чужих нервных клеток – чуть не сбрендил. Слишком много информации. Но в то же время, с мстительной радостью почувствовал себя слоном в посудной лавке, наполненной драгоценным фарфором. Чувствуя призрачную и нарастающую боль в собственных висках, я успел отдать один-единственный «приказ» чужим нейронам – сгенерировать максимальный импульс…

В себя я пришёл уткнувшимся в больничную койку.

«Йод твою мать…»

Минута-другая отдыха, и я все же нахожу в себе силы подняться на ноги и бросить взгляд на мою... оппонентку? Жутко болела голова, десятки тысяч маленьких молоточков барабанили изнутри мою черепушку, но я все же дотянулся до этой психованной дуры, что хотела меня убить и проверил её состояние.

Пресвятые бахилы! Это все, на что меня хватило, чтобы выразить своё отношение к последующим ощущениям. Я едва не выжег ей мозги.

Сколько миллионов нейронов я активировал? Сто? Двести? Больше? Знаю точно, что не все, но я примерно представляю, что она чувствовала в момент активации.

Одновременный, всепоглощающий спектр из различных эмоций, будь то грусть, веселье, ярость, воодушевление, горе и похоть. Все вместе. К испытываемой буре эмоций добавлялись слуховые и зрительные галлюцинации, абсолютно неотличимые от реальности, ведь воздействие зацепило и зрительную и слуховую кору головного мозга. Жееесть. Почему-то я был абсолютно уверен, что обычный человек был бы мёртв, но она… Эта сумасшедшая, что, не разобравшись, напала на меня, была просто в очень глубоком нокауте.

Я вытер выступивший на лбу пот. Рука немного дрожала.

«Слабость, головная боль, головокружение. Гипогликемия? Значит, надо поднять уровень сахара в крови…» хорошая мысль аккуратно постучалась в тормозивший разум, и я прекратив заниматься чепухой, начал приводить свой охреневший организм в порядок, который на удивление неохотно отзывался на моё управление. Я по-прежнему без проблем чувствовал его потребности и процессы, протекающие внутри него, но влиять на них… После таких попыток, внутрь черепа, словно раскалённую иглу втыкали. Хотя как по мне, никакого основания для подобной симптоматики не было.

Неужели есть какой-то предел в применении моих способностей? Надо срочно приводить себя в порядок. Сколько там времени прошло? В общем уже больше получаса, мля. Фунтик вроде говорил, что приедет примерно через час-полтора, а я сейчас тут фигней маюсь.

Так-с, плохо, что я нормально не позавтракал, но к счастью, пустой желудок и почти пустой кишечник не являются проблемой для организма, в обеспечении энергией нерадивого хозяина. Ведь существует, теперь уже мой самый любимый орган – печень!

Блин, если бы в мире существовали супергерои, я бы голосовал за человека-печень! Хм, надо Фунтику идею подкинуть...

Эммм? Что? В смысле?!

Морщась от медленной нарастающей боли, я ни хрена не понимал. Запас гликогена – полисахарида, накапливаемого печенью и служащего энергетическим запасом для нашего тела – был пуст. Почти сто грамм, чуть больше двух тысяч килокалорий просто испарились.

Конечно, оставался ещё жировой запас, так что я не помру здесь и сейчас, но… Ладно, потом буду разбираться. Тянусь ко второму, резервному депо гликогена – мышцам и начинаю его высвобождать, стараясь побыстрее доставить его в печень, для преобразования его в глюкозу.

Почему мышцы, а не жир? Потому что преобразование жира, происходит намного медленней, а мне сейчас не нужно терять и секунды, потому что в палату седым вихрем, ворвалась женщина-пчела, в сопровождении смутно знакомого доктора.

– Как там Сашенька? Все хорошо? Я верю, что все будет хорошо! – заворковала женщина, всего мельком бросив на меня взгляд, принявшись, суетится вокруг лежащего Громова. Все же повезло ему с женой. – А было бы ещё лучше, если бы вы отдали историю болезни моего мужа Серёже!

И капелька стервозности в голосе, достаётся вошедшему следом за ней доктору, на что тот, только разводит руками и с лёгкой усталостью и безграничным терпением в голосе, отвечает:

– Лидия Ивановна, я не могу отдавать документ в чужие руки. Хотите сделать копию, пишите запрос на её получение…

– Что? Вы о чем? – как могу, искреннее удивляюсь, хотя сам же намекал ей, что мне сильно помогло бы в осмотре пациента, возможность посмотреть историю болезни. – А зачем нам история болезни, если лечащий врач перед нами?

– Я думала… – недоуменно начинает Лидия, но я спешу её прервать.

– Может, вы не так меня поняли? Мне будет достаточно выслушать мнение…

– Виктор Николаевич. – Правильно понимая мою заминку, произносит брюнет с проседью на висках. Аналогично представляюсь и жму протянутую руку. В мозг впивается раскалённая игла, зато я теперь знаю, что у него язва желудка и камешек в левой почке.

– Все нормально? – спрашивает он, очевидно замечая мелькнувшую на мгновенье гримасу боли на моем лице. Какой внимательный.

– Бессонная ночка выдалась, да и позавтракать не успел, – чуть виновато улыбаясь, развожу руками.

– Это да. Но вы все же не пренебрегайте питанием, пока молодой – здоровье не шибко ценится, но вот потом…

– Увы, не все пациенты полезны для здоровья, – снова улыбаюсь.

– Это да. Так вы, Сергей Александрович, знакомы с Александром Сергеевичем? И что хотели узнать? Сами понимаете, дать вам историю болезни для ознакомления я не могу, не положено.

Какой правильный. Хотя в принципе, он прав – историю болезни может получить лишь сам пациент или его законный представитель. Но в реальности, все намного проще и в целом, ознакомиться с врачебным документом вполне можно, без бумажной волокиты.

– Да. С хорошим человеком сложно не познакомится. На счёт истории… Мне будет достаточно знать, что сейчас пациент стабилен, – полувопросительно говорю я, и Виктор утвердительно кивает, – а также узнать, когда у него назначена операция.

– Планово – через два часа, – пожимает плечами лечащий врач.

Вот блин. Я думал, что хотя бы во второй половине дня. За это время можно было бы аккуратно Лидии намекнуть, об ещё одной диагностике Громова. Чёрт, придётся действовать более топорно, хотя этот Витёк, меня, честно говоря, раздражает.

– КТ, МРТ конечно же делали? – спрашиваю.

– Естественно. Сделали МРТ, результат в истории болезни…

«Угу, только посылку я вам не отдам – у вас документов нет…»

– Ммм, ясно. А кто из рентгенологов делал снимок?

– Малышев, по-моему. А что, есть разница?

– Оооо, хороший специалист всегда на вес золота. А уж если сделать дополнительное обследование, чтобы уточнить диагноз и тем самым помочь хирургам…

– Что? Вы не все обследования провели?!– тут же реагирует жена Громова и в её голосе появляются нехорошие нотки чем-то напоминающие лязг оружейного металла.

– Что вы, Лидия Ивановна, не беспокойтесь. Томографию проведём непосредственно перед операцией, чтобы получить самые крайние и наиболее точные результаты... – тут же реагирует лечащий врач, косясь недовольной рожей в мою сторону. Но меня такой чепухой не проймёшь.

– Не этот, как его… Малышев? – требовательно уточняет Лидия.

– Ммм… Хорошо. Я узнаю, возможно ли, чтобы другой специалист провёл процедуру, но право слово, это лишнее. У нас тут работают очень хорошие доктора…

– Нам не нужны хорошие доктора. Моему мужу – нужны самые лучшие.

– Да, конечно.

А милая старушка умеет быть стервозной командиршей. Прям чувствуется, чья это жена. Не дай Бог, конечно, перейти ей дорогу, сожрет и не поморщится. Зато я теперь уверен на все сто процентов, что обследование действительно проведут.

Вообще, по правде, этот Витёк, снова прав – Громову не нужно повторное обследование, а даже наоборот, в некотором смысле оно вредное и оперирующему хирургу точно хватит для проведения операции прошлого снимка. Но дело в том, что вред от излучения томографа менее вреден, чем от зря проведённой операции…

Хотя взгляд, которым меня наградил этот брюнетистый хрыч, явно говорил об обратном и у меня в больнице появился очередной недруг. Да и плевать, я не купюра в сто баксов, чтобы всем нравиться. Правда он явно меня запомнил и когда вскроется тот факт, что гематома резко уменьшилась, это его разозлит ещё больше. Сам такой – злюсь, когда кто-то оказывается прав, а я – нет.

– Если мы разобрались с этим вопросом – значит, я пойду. Мне ещё кучу бумажек нужно заполнить. Вам, Лидия Ивановна, я обещаю – все будет хорошо. Оставайтесь возле мужа, общайтесь с ним и поддерживайте его. Не смотрите что он без сознания, уверен, что Виктор Сергеевич при желании может рассказать множество случаев из своей практики, когда пациент выходил из комы и помнил все происходящее…

– Да. – Коротко кивает мужик с кислой рожей, подтверждая сказанное.

Ты смотри, какая обиженная неженка.

– Спасибо Серёженька! Что мы без тебя делали! Конечно, я с ним посижу и прослежу за всем. Пожалуйста, отдохни. Ты же вроде в отпуске, а все равно работаешь…– женщина по-матерински меня приобняла.

– Покой нам только снится, – подмигиваю. – Но я почти ничего не сделал. Тут вам нужно благодарить Виктора Сергеевича, я просто уверен, что он приложил максимум усилий в постановке диагноза и проводимого лечения…

Киваю в сторону нахохлившейся неженки, мне ведь надо прояснить ещё один вопрос и будет намного лучше, чтобы он перестал изображать старого, поймавшего несварение сыча.

– Но вам, Лидия Ивановна, я настоятельно рекомендую, оставаться в палате. Посмотрите, какая красавица тут рядом лежит! Куда-то уйдёте и бац, Александр Сергеевич своего не упустит!

Женщина рассмеялась, правда, предварительно кинув сканирующий взгляд в сторону предполагаемой соперницы. Очевидно посчитав, что лежащее там бревно никакую конкуренцию не выдерживает, она все равно потрясла кулачком.

– Вот пускай сначала встанет, а потом уж разберёмся, кому-там бац или не бац положен!

– Обязательно, – улыбаюсь. – Так все же, Виктор Сергеевич, что за пациентка? Она мне кажется смутно знакомой…

– Ммм… Привезли пару дней назад. Взрыв газа в частном доме. Куча трупов и она единственная выжившая…

Лидия чисто по-женски ахнула, сразу по-новому посмотрев в сторону этой психованной. Женщины…

– И никто из знакомых и родственников не объявился?

– Увы. Но если она вам кажется смутно знакомой, вам стоит связаться с участковым, для опознания…

– Обязательно. Но сами понимаете, что «кажется» и «знаю», это немного разные вещи…– кляня себя длинный язык и любопытство, попытался отмазаться я. К счастью, Обиженка не стал настаивать, хотя его взгляд мне откровенно не понравился. Слишком он был… оценивающим?