Текст книги "Игрок (ЛП)"
Автор книги: Меган Куин
Соавторы: Джессика Принс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Что? – Гевин хмурится, словно даже не понимает, что только что сказал. – Нет. Нет! Господи, Пенелопа, я говорю не о тебе. Я просто…
– Тогда не играй против него, – перебиваю я, вызывающе поднимая подбородок.
Гевин замирает.
– Что?
– Не играй против него. Докажи, что ты не твой отец, не играя вообще. Выбери меня между дурацкой игрой в покер.
Его зрачки расширяются, когда в отчаянии качает головой.
– Я не могу.
От его слов разрывается сердце, хотя я и без того догадывалась, что он так и скажет.
– Ты хоть понимаешь, когда будет проходить игра?
– Я... В среду, – в замешательстве отвечает он, не имея ни малейшего представления о том, что это за дата.
Я горько смеюсь.
– Да, в среду. По всей видимости, то, что не касается тебя лично не имеет для тебя значения, – я тыкаю пальцем ему в грудь. – Ты согласился играть с Харли перед камерами в отеле «Парагон» как раз во время моего первого выступления с La Magie.
– Бл*ть, – шипит он, проводя пальцами по волосам. – Бл*ть! Пенелопа, я забыл. Прости...
Я поднимаю руку, чтобы остановить его.
– Оставь это. Мне не нужны твои гребаные извинения. Я хочу услышать, что ты откажешься от этой игры.
Страдание. Абсолютное страдание омывает его красивые черты лица, когда он почти незаметно покачивает головой.
– Я не могу, – опустошённо шепчет он.
Не желая раскиснуть перед ним окончательно, я моргаю несколько раз, чтобы сдержать поток слез, расправляю плечи и поднимаю подбородок, потому что уходить отсюда я буду гордой, черт возьми.
– Тогда удачи. Надеюсь, победа даст тебе то, что ты ищешь.
Я прохожу мимо него, но он останавливает меня, положив руку на мое плечо.
– Пенелопа, просто... Бл*ть! Просто подожди немного, ладно? Пожалуйста. Ты должна понять...
– Нет, вот тут ты ошибаешься, Гевин. Мне не нужно ничего понимать. Видишь ли, я выросла с родителями, которые показали мне, что когда любишь кого-то по-настоящему, ты сделаешь все для его счастья. Так они делали всю мою жизнь. И на это я готова пойти ради тебя, – моя нижняя губа дрожит, когда я медленно вырываю руку из его хватки. – Я бы сделала все, лишь бы ты был счастлив, Гевин, – страдальчески шепчу я. – Но мне не нужен мужчина, который не хочет делать то же самое для меня. Играй ради Бога. Я не шучу, желая тебе победы. Я серьезно. Я хочу, чтобы ты победил. Потому что только победа будет согревать тебя холодными ночами. Надеюсь, тебе этого достаточно. Жаль, но мне – нет.
С этими словами я вылетаю из его виллы, словно гончие из ада гонятся за мной. Только оказавшись в своей комнате и уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить звуки, я позволяю рыданиям вырваться на свободу.
Глава 29.
Гевин
– Дерьмово выглядишь, – заявляет Грэхем, когда я вызываю лифт, чтобы вернуться на свою виллу. Сегодня был чертовски длинный день, включающий в себя пресс-конференцию, интервью и тренировочные игры в «Белладжио».
Теперь, когда мое имя снова появилось в заголовках газет – спасибо за это засранцу Харли Сент-Джеймсу, – каждый отель на Стрип и за пределами Вегаса жаждет видеть меня за своими столами, желая получить кусочек безумия от СМИ вокруг меня.
Каждая победа казалась глупой. Глаза игроков блестели в надежде выиграть у лучшего в мире, но все уходили с потухшим взглядом и с огромной дырой в кармане. За несколько дней я заработал денег больше, чем за весь прошлый год, и это не предел.
Нет, мне не всё время выпадала «хорошая рука». Просто я был умным. Я не идиот, поэтому сбрасывал карты, если понимал, что расклад не в мою пользу. Я не торопился, изучая своих противников, а затем, когда приходило время, уничтожал их точно так же, как во второй раз уничтожу Харли.
– Спасибо, придурок, – отвечаю я, когда открываются двери лифта. – Ты что-то хотел?
Мы оба входим в кабину, я нажимаю кнопку, держа одну руку в кармане. Уверен, что у меня на лице написана усталость.
Так много я не играл в покер со времен молодости. Тогда я только начинал, желая отточить мастерство. В те времена я даже опускался до уровня игорных столов для туристов, просто чтобы ощутить карты в руке, почувствовать трепет от очередного выигрыша.
Сейчас же я не чувствую остроту ощущений. Никакого электрического разряда в венах от взятия банка, никакого чистого восторга от разгрома противника. И мне не хочется отпраздновать очередную победу трахом на вилле со случайной шлюхой.
– Давно не виделись, подумал, что мы могли бы наверстать упущенное? – неуверенно предлагает Грэхем.
– Нет настроения, – бормочу в ответ, выходя из лифта и используя ключ-карту, чтобы войти в свой номер. Грэхем без приглашения следует за мной и устраивается на одном из барных стульев возле кухонного островка.
Не обращая на него внимания, я подхожу к бару и наливаю себе двойной виски.
– Что ты на самом деле здесь делаешь, Грэхем? – спрашиваю я, смотря на неоновые огни, освещающие Стрип.
– Мы со Скоттом переживаем за тебя.
– С чего вдруг? – я с возмущением поворачиваюсь к нему. – У вас нет повода для беспокойства.
– Ты отдалился. Мы долго от тебя ничего не слышали, а твоей физиономией я могу любоваться только по телеку.
– О, мой сладенький друг нуждается во внимании?
Я подхожу к нему и похлопываю его по щекам.
– Не будь кретином, – говорит Грэхем, отпихнув мою руку. – А с ней ты разговаривал?
– С кем? – любопытствую я, прекрасно понимая, о ком он говорит, но мне хочется потянуть время, потому что каждый раз, когда я думаю о Пенелопе, то представляю её прекрасное, но подавленное от моих слов лицо. Тяжелее всего знать, что она все еще проживает в отеле, так ко мне близко, но совершенно недоступна.
– С Нелл, – без заминки отвечает Грэхем. – Не делай вид, будто не знаешь, о ком я. Ты говорил с ней?
– Зачем мне с ней разговаривать? Она ясно дала понять, что между нами все кончено, хотя на самом деле между нами ничего даже не было. Какое-то время мы неплохо потрахивались, но мне это наскучило.
Каждая буква, произнесенная моим долбанным ртом – ложь. Ложь, пропитанная такой ненавистью к себе, что я едва могу слышать то, что говорю. Проще злиться и дать гневу блуждать внутри, чтобы потом использовать его против любого, кто попытается «помочь» с твоей проблемой. А уж когда дело доходит до меня, то здесь вообще ничем не помочь.
Такая моя жизнь.
Я хастлер (прим.перев.: профессиональный игрок в покер).
Игроком родился, игроком рос и, будь я проклят, если кто-нибудь попытается это у меня отнять. Даже, если это маленькая брюнетка с карими глазами и гребаным золотым сердцем.
Грэхем подходит ко мне сзади и толкает, отчего я падаю на диван.
– Какого хрена! – кипячусь я, смотря на свои мокрые от виски руки.
– Знаешь, Гевин, мы знакомы уже давно. Я видел, через что тебе пришлось пройти. От победы в Монте-Карло до посещения могилы отца. Я видел вереницу женщин, которые входили и выходили через двери твоей виллы без намерения вернуться. Я видел, как ты впадал в депрессию и прожигал жизнь, вместо того, чтобы ею наслаждаться. Но вот по-настоящему счастливым, настолько счастливым, что твоя улыбка растягивалась от уха до уха, не видел. Пока не появилась Нелл.
– Давай не будем об этом, – предупреждаю я, потому что мое сердце вырывается из груди при каждом упоминании имени Пенелопы.
Даже в самых смелых мечтах я не представлял, что Грэхем заговорит со мной о Пенелопе. Он эгоистичный мудак, который проводит больше времени, любуясь на себя в зеркало, чем на окружающих. Так что меня не просто шокирует, мне абсолютно не надо, чтобы он задвигал свое тщеславие даже на пару секунд и влезал в мои дела.
– А почему это так тебя задевает? – спрашивает Грэхем.
– Меня? – указываю на себя и обхожу кухню, чтобы вытереть руки. – Почему это так беспокоит тебя, Грэхем? Когда ты начал переживать о женщинах, с которыми я сплю?
– Нелл не просто женщина, с которой ты спал, Гевин. Она нечто большее. У меня к тебе вопрос: почему ставишь во главу какой-то гребаный покер? Ты уже знаешь, что ты лучший, какой тогда смысл?
Я смотрю Грэхему в глаза, пока вытирая руки, до боли сжимаю полотенце.
– Все просто, Грэхем. Меня не интересуют длительные отношения.
– Полная хрень. Это все гребаный бред, и ты это знаешь. Скажи, ты просто боишься?
– Почему, черт возьми, я должен бояться женщины? Я считал, что ты знаешь меня лучше.
– Ты боишься не Нелл, придурок, ты боишься, что люди поверят, что ты пошел по стопам отца.
Ну, если это не Божья правда, то я не знаю, что тогда. Всю свою взрослую жизнь я делал все возможное, чтобы не закончить, как отец: не проиграть и не потерять жизнь из-за женщины, которая забудет о тебе сразу, как твое тело станет холодным. Почему я должен вести себя по-другому сейчас?
– Я не боюсь стать похожим на отца, я просто не хочу, чтобы люди видели какую-либо связь между нами.
– А почему бы и нет? Из моих воспоминаний, твой отец был эмоциональным и добрым человеком. Он, возможно, не очень хорошо это показывал, но любил тебя и...
– Он, бл*ть, не любил меня! – бросаю в ответ, прерывая Грэхема. – Если бы он любил меня, то не проводил бы каждый час за столом в погоне за тем, что у него уже было.
Отступив назад, Грэхем стучит по барной стойке перед собой и засовывает руки в карманы.
– Ну, в таком случае, ты на самом деле как твой отец, Гевин. – Покачав головой, он неторопливо идет на выход. – Ты много всего выиграл и доказал свою состоятельность. Ты добился успеха, дальше больше некуда. Ты продолжаешь гоняться за мечтой, которую уже осуществил, в точности как он. Сейчас настало время жить вне карт и покерных фишек. Надеюсь, Нелл будет рядом, когда ты, наконец, вытащишь голову из задницы. Если ты, конечно, это вообще сделаешь.
Не сказав больше ни слова и не дожидаясь моего ответа, Грэхем уходит. Щелчок дверного замка эхом разносится по моим очень пустым, очень холодным апартаментам.
– Бл*ть, – бормочу я, впиваясь в лоб пальцами, чувствуя, как в основании черепа начинает формироваться сильная головная боль.
Оказавшись в спальне и начиная раздеваться, я обдумываю последнее заявление Грэхема. Неужели я так зациклился на том, чтобы не влюбиться в женщину, как мой отец, что гонюсь за тем, что никогда не сделает меня по-настоящему счастливым? Ставить вот так под сомнение всё, на чем была основана твоя жизнь, – это пиз*ец как сбивает с толку. Я чувствую нарастающее в теле напряжение, пока живот сжижается от крутящихся в голове вопросов.
Быстро подготовившись ко сну, даже не утруждая себя ужином, я проскальзываю между прохладными простынями и таращусь в потолок, заложив руки за голову.
Когда я впервые ее увидел, то захотел трахнуть. Я хотел трахнуть ее сильнее, чем любую другую женщину когда-либо. Поэтому я поторопился сделать то, что умею лучше всего. Преследовал, поймал и заклеймил.
Но мне было мало.
По какой-то непонятной причине мне нужно было больше. Мне нужно было сделать ее своей, убедиться, что она будет выкрикивать ночами только мое имя, видеть ее яркую улыбку по утрам и чувствовать ее маленькое, гибкое тело возле своего во время сна.
И знаете что? Будь я проклят, если не наслаждался каждым моментом ее присутствия.
Но это пора было прекращать. Я знаю, что происходило. Меня пугало, что я шел по стопам отца, но я отказываюсь гравировать на себе клеймо позора.
Так почему все ощущается таким чертовски неправильным? Почему я чувствую, что теряю контроль? Почему мне кажется, что я не могу дышать? Я зажмуриваюсь, когда образы Пенелопы проносятся в моем разуме: как ее волосы раскидываются по моей обнаженной груди, как она сладко мне улыбается и дерзит. Картинки затуманивают мой разум, а острая боль пронзает моё гребаное сердце.
Без нее в постели холодно и одиноко. Без нее всё в комнате кажется мрачным, унылым и ненужным.
– Бл*ть! – снова выкрикиваю я, ударяя кулаками по матрасу.
Сдавшись, хватаю телефон и открываю список сообщений. Последнее я отправлял Пенелопе более двух недель назад.
Две гребаные недели назад!
Дерьмо.
Поскольку я мазохист и нуждаюсь в очередной дозе боли, я набираю сообщение.
ГЕВИН: Я скучаю по тебе.
Это не ложь, это чистейшая правда. Я чертовски по ней скучаю. Я скучаю по всему в ней, начиная от сломанного каблука на ее изношенных туфлях, до ее вспыльчивости и до того, как она стонет мое имя в момент кульминации.
Прежде чем я успеваю собраться с мыслями, мобильник оповещает сигналом о пришедшем ответе, возвращая меня к реальности.
ПЕНЕЛОПА: Оставь это, Гевин. Ты все еще планируешь завтра играть?
Я ни секунды не сомневаюсь.
ГЕВИН: Да.
ПЕНЕЛОПА: Тогда нам не о чем разговаривать. Удачи.
Поскольку я не могу, бл*ть, остановить кретина внутри меня, то отвечаю ей злом, дабы не показать свои раны.
ГЕВИН: И вам того же, мисс Прескотт.
***
Это слишком легко.
Харли сидит напротив меня, вертя в руке фишку и заикаясь каждый раз, когда ему выпадает «хорошая рука», как будто его пальцы шокированы тем, что их владелец смог заполучить приличные карты. По всей комнате и под столом установлены камеры, чтобы зрители могли следить за нашим поведением.
Я очень быстро нокаутировал Рамоса (гребаного имбецила), Самуэльсона и Бейкера. Остались только я, Харли и новенький многообещающий, но слишком суетливый парень по имени Такер Рид. Ну, у него хотя бы хватило ума не повестись на крупный блеф, и это единственное, благодаря чему он все еще здесь.
Перед приходом сюда в одном из моих безупречных костюмов и с фальшивой улыбкой, я перебросился парой фраз со Скоттом о моих намерениях играть. Козел, должно быть, говорил с Грэхемом, потому что его речь не особо отличалась от недавней тирады Грэхема. Скотт сказал, что мне не нужно этого делать, что мне нечего доказывать и что я никогда не буду отражением человека, который меня вырастил. Бла, бла, мать вашу, бла.
Ну, а затем он заявил, что его не будет на игре, как и Грэхема, потому что они направлялись в театр, чтобы посмотреть на первое выступление Пенелопы. Меня, бл*ть, бросили мои собственные друзья. Предатели.
Эхо нашего разговора всё еще раздаётся у меня голове.
– Гевин, какой в этом смысл? Тебе нечего доказывать.
– Больше я не собираюсь говорить на эту тему, – закипаю я, обращаясь к Скотту. – Отвали, мать твою.
– Я люблю тебя, но ты ведешь себя как идиот. Жаль, что ты слишком упрям, чтобы понять это.
– Ты не понимаешь...
– О нет, понимаю, – обрывает меня Скотт. – Я все понимаю, приятель. Ты вырос в этой атмосфере, видел, что стало с твоим отцом, поэтому решил сделать всё возможное, чтобы не наделать тех же ошибок. Я все понимаю, но вот до тебя никак не доходит, что ты сейчас как раз идешь по стопам своего отца. Ты отбрасываешь все значимое и пытаешься победить неудачника Харли, который тебе абсолютно не важен. Будь выше этого.
У меня нет ответа, потому что в глубине души я знаю, что Скотт прав.
– Вот, – он протягивает мне билет. – Если передумаешь, место за тобой. Надеюсь, увидимся там.
Скотт ушел с разочарованным и печальным выражением на лице. От всего этого меня замутило, а некое ноющее чувство в моем нутре говорило мне снова и снова, что я делаю неправильный выбор. Это усилилось до такой степени, что теперь я даже не могу сделать глоток виски, потому что меня начинает тошнить.
– Мистер Сент, вы играете? – спрашивает дилер. Дэвис отказалась от этой игры, как и все остальные, чтобы посмотреть на выступление Пенелопы, поэтому сейчас странный мужчина спрашивает у меня, играю ли я.
Дерьмо.
– Да, – отвечаю я, пододвигая фишки в центр, как и все другие ставки, которые я когда-либо делал.
Когда карты аккуратно сданы, я оглядываю стол. Глаза Такера и Харли блестят так же, как когда-то блестели мои. Раньше я чувствовал прилив сил от каждой новой раздачи и от каждой перевернутой карты, теперь же я ощущаю лишь горящую дыру в кармане куртки, где лежит билет. Он прожигает до такой степени, что все мое тело начинает нагреваться.
Стараясь не обращать внимания на чувство ненависти к себе и мои сожаления, я смотрю на свои карты, слегка приподняв уголки. Пару тузов, мать вашу! Это хорошая рука.
Я снова бросаю взгляд на всех за столом. Такер кажется спокойным, не возбужденным или суетливым, просто спокойным. Харли крутит фишку, небрежно поглядывая на свои карты и ожидая, когда будут выложены общие карты.
Раньше я бы писался от счастья от пары тузов, внутри меня всё бы ликовало, но сейчас не происходит ничего. Абсолютно ничего, бл*ть. Я опустошен: нет волнения, нет трепета, просто... пустота.
Сохраняя непроницаемое выражение лица, я наблюдаю за раздачей первого флопа. Шестерка червей... Мне все равно. Я словно наблюдаю сверху за происходящим: ставки делаются, проходит этап торна и ривера, и я оказываюсь с тройкой тузов. Чертовски хорошая рука, выигрышная рука, тем более что остальные карты – дерьмо.
Не отрывая глаз от карт, Харли переворачивает фишку в противоположную сторону, а затем поднимает ставку, превращая ее в сто тысяч. Я едва сдерживаю себя, чтобы не покачать головой в ответ на его тупой блеф. Ясно как божий день, что у него ни хрена нет, но он пытается использовать туза на столе.
Я могу вывести его из игры прямо сейчас, вызвав его на бой, что я и делаю. Ради этого повышаю ставки до двухсот тысяч. Такер вышел – умный ход, но Харли? Он повышает, пока его пальцы нервно крутят фишку.
Я делаю паузу и обдумываю свой следующий шаг. Поднимать? Если я это сделаю, он, без сомнения, перебьет мою ставку, попытаясь меня запугать. Если уравняю, то возьму банк и продолжу двигаться вперед, уничтожая Харли до полного разгрома.
Но что это мне дает? Очередную сумму на банковском счете и знание того, что я лучший игрок в мире? Так это мне уже известно. Докажу ли я, что женщина не способна повлиять на мои решения, чем отличаюсь от своего отца?
Слова Грэма и Скотта звенят у меня в голове. Сейчас я ничем не лучше своего отца. Тут нет ничего забавного и захватывающего. Я ощущаю себя пустым человеком, который тянется к тому, что у него уже есть.
Вот только сейчас у меня нет одного. Того, что заменило трепет от карт в руке, что разбудило меня, что сделало меня таким чертовски живым, но я как настоящий идиот не понял этого сразу.
Мне следует стремиться только к Пенелопе, только на ней я должен сосредоточить свое внимания, а я что делаю? Я восседаю за столом с кучей мужиков, с которыми у меня когда-то было общее мировоззрение, но сейчас не объединяет абсолютно ничего.
Бог мой.
Впервые в жизни я выдаю себя. Харли, возможно, считает, что я сомневаюсь поддерживать ли его ставку, хотя на самом деле я осознал насколько я тупой и, возможно, чуть не упустил своё будущее из-за бесполезной игры.
Я потираю лоб и пытаюсь успокоить бешеное биение сердца, которое ведет войну в груди. Это все неправильно, мне здесь не место... больше нет. Глядя на Харли, принимаю его ставку.
Его глаза вылазят из орбит, когда я киваю на его карты, чтобы он их перевернул. Он откладывает свою фишку, которую теребил на протяжении всей игры, и одной картой открывает другие, демонстрируя пару шестерок. Вот же кретин.
Зрители уже знают, что я выиграл, видя наши карты на своих мониторах. Но мне не нужна победа, я хочу выйти из игры и показать всем раз и навсегда, что она мне не нужна. Я изменился. Мое царствование в мире покера подошло концу сегодня вечером. Кивнув, я бросаю карты лицевой стороной вниз в ложном поражении. Я не хотел, чтобы он видел, что мои карты были лучше его.
– Ты сделал это, – говорю я, опрокинув свой виски. Затем поднимаюсь с места и бросаю фишку дилеру. – Я вышел, джентльмены. У меня еще одна встреча.
– Куда ты собрался? Мы еще не закончили, – выплевывает Харли, явно не радуясь моему уходу.
– Ты только что победил, почему бы тебе не отпраздновать, пока маленькая жилка в твоей голове не лопнула? – спрашиваю я, застегивая пиджак.
– У тебя еще остались бабки.
– Ага, я в курсе. Но в отличие от тебя, покер больше не моя жизнь. Мне нечего здесь доказывать.
Я знаю, что охрана позаботится о моих деньгах, поэтому спокойно иду на выход, чтобы поймать такси. Может, мне и нечего доказывать за покерным столом, но вот с Пенелопой мне придется как следует постараться.
***
Под тяжелый быстрый барабанный ритм Пенелопа перестает оборачивать вокруг себя ленты. Ее освещают прожекторы, а рядом с ней в воздухе парят две другие женщины вверх ногами в обтягивающих купальниках. И в момент, когда обстановка в зале предельно накаляется, все три гимнастки одновременно ослабляют захват на лентах и по спирали падают, остановившись в нескольких метрах от пола. Свет вспыхивает, и толпа разражается радостными криками.
По спине прокатывается дрожь от великолепия Пенелопы. Я добрался до театра как раз вовремя, успев на ее выход. Я счастлив как никогда, что вышел из игры, потому что ненавидел бы себя вечность, если бы пропустил это выступление. Я взбудоражен сильнее, чем когда-либо за покерным столом.
Благодаря тому, что я являлся лучшим в мире игроком, продюсер шоу позволил мне стоять за кулисами и смотреть на Пенелопу. Да, Скотт купил мне хорошее место, но мне было мало. Я хочу первым поздравить Пенелопу с ее первым выступлением. Кроме того, с этого ракурса получилось отличное видео для ее родителей.
Народ продолжает аплодировать, в то время как свет тускнеет, и я переминаюсь с ноги на ногу в ожидании моей маленькой брюнетки.
В отличие от всех других артистов шоу, у гимнасток на лентах самый естественный вид: телесного цвета купальники, распущенные локоны и едва заметный макияж. Из того, что я мог видеть, костюмы были инкрустированы несколькими стразами, и пара таких же блёсток было вокруг глаз, но на этом все. Пенелопа выглядела настолько великолепно и волшебно, что мне, бл*ть, было трудно спокойно наблюдать за ее грациозными движениями, особенно за тем, как она сжимала материал между ног. Я бы сейчас отдал все, лишь бы эти ноги держали мою талию, пока я бы безжалостно вонзался в нее. И чтобы ее глаза обжигали меня вожделением... и любовью.
– Это было удивительно, дамы, – кричит кто-то в стороне, когда Пенелопа и две другие девушки подходят, смеясь и поздравляя друг друга.
Улыбка на ее лице бесценна, и в этот момент я четко понимаю, что покер – это мое прошлое, а Пенелопа – мое будущее. Я готов на все ради этой женщины. Даже если надо отклонить вызов от противника. Что угодно, лишь бы ее прекрасные глаза были сфокусированы лишь на мне.
Она радостная идет в мою сторону, но как только ее взгляд встречается с моим, ее улыбка меркнет, а некогда веселое выражение, которое она демонстрировала своим друзья, исчезает.
– Гевин? – бормочет она, осматриваясь и оставаясь в стороне. – Что ты здесь делаешь?
– Разве не очевидно? – спрашиваю я, положив руки на ее бедра только для того, чтобы их тут же сбросили. Очевидно, это будет сложнее, чем я ожидал.
Желая немного уединения, я затаскиваю девушку в нишу неподалеку и прижимаю к стене. Единственный выход – позади меня. Если она хочет сбежать, то ей придется сдвинуть меня.
– Какого черта ты творишь?
Не упуская ни секунды, я прижимаюсь ртом к ее губам и теряюсь в ощущениях. Мать вашу, как же хорошо! Напряжение исчезает и мое тело расслабляется. Я обнимаю ее лицо ладонями и растворяюсь в ней самым лучшим образом. Меня окутывает чистая эйфория, когда ее язык тянется мне навстречу в поисках большего. Значит, она еще не покончила со мной. Это все, что мне нужно.
Я неохотно разрываю поцелуй и прижимаюсь к ее лбу своим, пытаясь заглянуть ей в глаза. Я уже собираюсь просить у нее прощения, но она упирается руками в мою грудь и отталкивает меня, отчего мне приходится отступить на несколько шагов. Это меня до чертиков шокирует.
– Ты не можешь меня целовать, Гевин!
– И почему же, бл*ть, нет? – спрашиваю я, выпрямив спину.
– Потому что ты потерял эту привилегию в тот момент, когда я покинула твою виллу!
Я завожу руку за голову и разминаю шею, готовясь к унижению века.
– А что, если я скажу тебе, что я не понимал, чего на самом деле хочу, пока не потерял это? Если скажу, что последние несколько дней без тебя я был охренительно несчастлив и что я не мог даже спать без твоих объятий?
Ее плечи слегка расслабляются, когда Пенелопа переступает на другую ногу, скрещивает руки на груди и наклоняет голову.
– Я бы ответила, что ты можешь продолжать говорить подобное, – заявляет она дерзким голосом, который я чертовски обожаю.
Мда, она мне никак не облегчает задачу.
Я выдыхаю и делаю глубокий вдох, собираясь с духом, чтобы выложить на стол все свои карты.
Беру ее за руки и смотрю ей в глаза.
– С тех пор как я себя помню, моя жизнь крутилась вокруг покера. Больше я не знал ничего. И всему меня научил отец. Бл*ть, да это единственное, чему он меня научил, но благодаря этому я добился всего. Спустя какое-то время я начал понимать, что игра перестала меня радовать. У меня не было конкуренции, так что я тупо убивал время. А потом появилась ты...
Подношу ее ладони к губам и нежно целую костяшки пальцев.
– Изначально ты стала для меня вызовом. Я хотел просто получить тебя, потому что все в тебе было заманчивым, соблазнительным и чертовски божественным. Я хотел насладиться тобой. Откуда же я мог знать, что ты устроишь мне настоящую битву и сделаешь меня зависимым? Я пристрастился к нашей маленькой игре в «кошки-мышки». Я одержим тобой, но я еще никогда не был настолько цельным, когда ты рядом, и это поражает меня.
Я притягиваю ее и снова целую, и она мне позволяет. Спасибо, Господи!
– Ты позволила мне спрятаться за жесткой оболочкой, а сама опустила стены и сдалась. Я помню нашу первую ночь. Тогда луна освещала нашу постель. Черт, Пенелопа, это был самый счастливый момент в моей жизни. Я получил больше удовлетворения, чем от любой победы в покере. Я, наконец-то, стал частью тебя, и я это заслужил. Именно это питало меня с тех пор. Возможно, я сбился с пути, возможно, я потерял голову, когда снова оказался рядом со своим прошлым, но это действительно мое прошлое. Ты – мое будущее.
Я отпускаю ее руки и обнимаю ее лицо, нежно поглаживая большими пальцами ее нежную кожу щёк. Пенелопа приоткрывает губы, а ее глаза уже сверкают. У меня есть еще несколько секунд до ее капитуляции, и есть еще одна вещь, которую я должен ей сказать, прежде чем выиграю самую большую в жизни ставку.
– Все в тебе, начиная с твоей решимости, твоей мягкой души, твоего пылкого духа и твоего дерзкого рта, заводит меня. Ты часть меня, Пенелопа. Ты у меня внутри. Я настолько принадлежу тебе, что сделаю все, лишь бы ты была частью моей жизни. Даже выйду из игры, чтобы взглянуть на твое выступление. – Я пытаюсь успокоить свой желудок, после чего тихо продолжаю. – Я люблю тебя, Пенелопа. Чертовски сильно тебя люблю. Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня. Пожалуйста, позволь мне стать тем, кто тебе нужен. Позволь мне быть мужчиной, который будет тебя любить и которому ты будешь принадлежать.
Ее глаза наполняются слезами, а руки сжимают мои. Сквозь пиджак я ощущаю ее обжигающее прикосновение. Черт, мне необходимо, чтобы она простила меня. Мне это нужно больше кислорода.
Я жду, затаив дыхание. Пенелопа пристально смотрит в мои глаза, и когда я уже думаю, что она отстранится, она приоткрывает губы и улыбается.
– В твоих темнющих глазах невозможно что-то прочитать, – шепчет она. Мне едва ее слышно из-за доносящихся до нас отголосков музыки. – Я никогда не могла понять, говоришь ли ты правду, когда дело касалось меня, но здесь, прямо сейчас, они горят. Эта искра никуда не делась.
Встав на цыпочки, она легонько целует меня в губы.
– Это потому, что я готов стать мужчиной, который тебе нужен. Тем, кто будет любить тебя безоговорочно и искать компромисс ради твоего счастья, как делали твои родители.
Я вспомнил то, что она сказала мне, когда ушла. Я действительно говорю правду – я готов сделать все, лишь бы она была счастлива.
– Боже, как же я тебя люблю, – выпаливает она, прежде чем мы теряемся друг в друге.
Наши языки переплетаются, а руки начинают блуждать, пока похоть опаляет наши тела. Я прижимаю девушку к стене и приподнимаю, чтобы она могла обвить ногами мою талию. Я упираюсь руками по обе стороны от головы Пенелопы и безжалостно играю с ее языком, впитывая каждый кусочек ее тела.
Я чертовски возбудился, мне тяжело дышать и просто необходимо оказаться внутри нее, дабы полностью убедиться, что она – моя. Чтобы убедиться, что это не какое-то мимолетное чувство. Что всё реально, что несбыточная мечта – сбылась.
– Я хочу тебя, – хрипло шепчу в ее губы. – Как избавиться от этого костюма?
– Не здесь, – тихо отвечает она.
– Нет, черт возьми, здесь. Так что либо объясни, как снимается этот костюм, либо через две секунды я его разорву.
– Гевин…
– Я чертовски нетерпеливый человек, Пенелопа, ты должна это знать. Я только что признался, что люблю тебя и я охренительно тебя хочу, так что сними гребаный костюм... Сейчас же.
Я начинаю выходить из себя.
– Молния сзади, – выпаливает она разом.
Быстро опустив Пенелопу, я разворачиваю ее, нахожу молнию и быстро ее расстегиваю. Девушка вылезает из костюма, а я, не раздумывая, дергаю ее трусики и разрываю их, после чего закидываю остатки ткани в карман.
– Помоги мне раздеться, – требую я в ее ухо. – И достань презерватив из моего бумажника. У тебя три секунды.
Она быстро расстегивает мои брюки, достает из бумажника презерватив и натягивает латекс на мою ноющую длину. У нее даже осталось время выдохнуть. Я снова поднимаю Пенелопу в то же положение, что и несколько секунд назад, вот только теперь не упираюсь в стену руками, а хватаю девушку за ноги и одним толчком вхожу в нее.
Каждое нервное окончание в моем теле загорается, когда я снова и снова вонзаюсь в нее, не давая ей времени привыкнуть. Судя по стонам из ее прекрасного ротика, ей, похоже, оно было и не нужно.
Она наклоняется вперед и опускает поцелуи по линии от моей шеи до уха, после чего прикусывает мочку с каждым толчком моих бедер. Она похныкивает сквозь зубы, превращая мои уверенные движения в полное безумие. Я не останавливаюсь до тех пор, пока стенки ее лона не начинают сжимать мой член.
– О Боже! – стонет она. – Я сейчас, Гевин!
Ну и вот тут мои шары сжимаются, ноги немеют, а напряжение достигает своего пика, и я кончаю внутри нее.
– Бл*ть... Пенелопа, – протягиваю я, будучи благодарным за громкую музыку вокруг нас.
Несколько мгновений мы просто находимся в объятиях друг друга, наслаждаясь нашей связью. Я придвигаюсь, чтобы взглянуть в остекленевшие от похоти глаза Пенелопы... и вижу там любовь.
– Черт, я люблю тебя.
Она хихикает, таращась на меня.
– Что в этом смешного? – спрашиваю я, будучи слишком чувствительным после своего признания.
– У тебя между глаз моя стразинка. Я оттрахала тебя до блеска в глазах!
