Текст книги "Мать всех дорог (ЛП)"

Автор книги: Меган Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Голоден? Серьезно, Пол? Ты знаешь, что означает слово «голоден»? Это значит, что страдаешь и умираешь от голода.

Пол поворачивается на своем сидении, я знаю этот его взгляд.

– Спасибо за урок грамматики, Марли, но когда кто-то использует слово «голоден» в английском языке, это также может рассматриваться, как способ преувеличено выразить свои чувства. Когда ты говоришь, «Мне было так страшно, я чуть не обосралась в штаны», ты действительно наделала себе в штаны? Сомневаюсь, мы используем эти выражения, чтобы рассказать о своих чувствах, так что….

– Ой, заткнись! – обрываю я его, не желая больше слушать его бормотание. Я бросаю в него пачкой Funyuns (марка обжаренных луковых колец). – Пожалуйста, прекрати говорить и съешь это.

– Я не могу съесть их, пока мы не сыграем в игру.

В нашем детстве Funyuns был ходовым продуктом в нашем доме. Без контроля, мы могли съесть пачку Funyuns за считанные секунды. Было что-то в этих круглых, луковых, кукурузных чипсах, что добавляло нашим молодым двигателям оборотов… и нет, не в плохом смысле. Уроды!

Во время наших путешествий, мама заметила, что Funyuns исчезают быстрее, чем крекеры или крендельки из шкафчика, поэтому вместо того, чтобы убедиться, что у нас всегда были Funyuns, она обернула все в игру, где специальной наградой стали они.

– В какую игру? – спрашивает Портер, маленькая складочка появляется на его носу, которую мои губы хотят поцеловать.

– Хочешь ли ты Funyuns! – кричит папа, явно в восторге от перспективы сыграть в игру, придуманную мамой.

– Хочешь ли ты Funyuns? Как в нее играть?

– Это что-то вроде, чтобы ты предпочел, но чтобы сделать игру веселее, мама говорила «Хочешь ли ты Funyuns?» Если мы отвечали, то получали Funyuns.

– Кажется ничего сложного, – говорит Портер.

Пол и я переглянулись.

Я наклонюсь над столом и серьезно говорю Портеру.

– «Хочешь ли ты Funyuns?» – не так и легко, Портер. «Хочешь ли ты Funyuns?» – это раскрыть тебя и вытащить все твои самые темные секреты, которые ты бы не хотел, чтобы кто-то вообще узнал. Вопросы копают глубоко к твоему внутреннему мини-ремню безопасности, они рвутся к вашей невинности, отрывая ее от души и выбрасывая на стол перед нами, чтобы мы увидели и посмеялись над этим. И если ты хочешь получить Funyun, тебе придется ответить на вопрос, чтобы получить одну.

Усмешка растягивается по моему лицу, когда Портер перекладывает свои ноги. Игра в «Хочешь ли ты Funyun?» – заставляла Пола и меня рыдать, отвечая на мамины невозможные вопросы, от которых оставался солоноватый, подрагивающий от слез овощной привкус у нас на языках.

– Ты играешь? – спрашиваю я, еще раз подув на свои ногти, чтобы подсушить их.

– Играю, – Портер улыбается мне, его глаза сияют из-под козырька его красной кепки.

– Да! – кулак Пола подлетает в воздух. – Я ведущий, поскольку только у меня в руках упаковка чипсов и никто не хочет содрать свой лак Funyun. – Пол сморит на меня.

Я пожала плечами.

– Согласна.

– Готовы к первой пробе?

– Что за первая проба? – Портер уже замедляет игру.

Пол, являясь сердобольным лучшим другом, начинает объяснять правила игры.

– Принцип игры в том, что мы по очереди задаем друг другу интересующие нас вопросы, если отвечают – получают Funyun, если нет – тот, кто спрашивал получает Funyun. Мы делаем первую пробу, чтобы ощутить всю палитру, желая большего, потому что все кто любит луковые чипсы знают, что не достаточно одной. Поэтому, мы разжигаем аппетит, чтобы поддерживать свою тягу к ним.

– И никаких напитков, – уточняет папа.

– Да, действительно забыл, спасибо, пап. Никаких напитков, чтобы сохранить привкус лука.

– Итак, получится довольно насыщенный аромат здесь, от схватки четверых с луковым дыханием, – смеется Портер.

– Это часть пытки, – добавляю я.

Пол перебирается со своего переднего сидения и садится напротив меня за обеденный стол, в более центральную позицию. Как будто мы были в церкви, мы выполняем ритуал «Хочешь ли ты Funyun?». Пол показывает каждому индивидуально упаковку, мы дуем на нее, трем название «Funyun» и потом высовываем языки, чтобы Пол положил на них кольцо. Мы не жуем сразу, просто, как телу Христа, позволяем раствориться на наших языках. Это пытка и хочется больше. В этом смысл игры, заставить людей, отчаявшихся настолько, чтобы выложить секреты сильно-переработанному кусочку лука.

– Марли, так как ты более опытна, не хотела бы ты начать?

– Думаю да, – я усаживаюсь в свое кресло и наклоняюсь над столом, в предвкушении как сильно мы сможем надавить на Портера. – Я начну с простого. Хотел бы ты Funyun, получить по лицу от дикобраза или положить под свою подмышку кактус и с силой прижать руку?

По порядку, Пол отвечает кактус, папа отвечает дикобраз, утверждая, что борода спасет его от удара, и Портер отвечает кактус, когда трет свои подмышки.

– Я под впечатлением, Мальчики. Давай мне пачку, Пол. Мои ногти высохли.

Обычно, человек, который задает вопрос, награждает тех, кто ответил Funyun. Это моя любимая часть, потому что я пытаюсь засунуть Funyun Полу в рот, как можно сильнее.

Он недоверчиво протягивает упаковку.

– Будь милой.

Буду поначалу, думаю я, пока аккуратно кладу Funyun в его рот и моего папы. Когда доходит очередь до Портера, я нервно хватаю кольцо и кладу его на его вытянутый язык, стараясь не пускать слюни на то, как его глаза искрятся из-за меня.

– Моя очередь, – Пол вырывает пачку у меня. – Хотели бы вы Funyun, иметь голову размером с теннисный мяч или голову размером с мяч для упражнений?

Спереди мы слышим, как папа посмеивается про себя.

– С теннисный мяч, по крайней мере, я составлю хорошую компанию Битлджусу со сморщенной головой.

– С теннисный мяч, – следующий отвечает Портер тоже со смехом.

– С теннисный мяч, – соглашаюсь я с папой и Портером. – Думаю, моя шея устанет от огромной головы.

– Это значит, что твоя шея сейчас устает? – спрашивает Пол с ухмылкой.

– Ты идиот, – отвечаю я. Не самый мой лучший ответ, но он сделал свое дело.

Чипсы прошли еще одни круг.

Папа откашливается и выбирает меня, чтобы я раздавала чипсы пока он за рулем.

– Хотели бы вы Funyun, срать в штаны при всех один раз в год на протяжении всей вашей жизни или наедине с собой каждый день в течение жизни?

Я закатываю глаза.

– Постоянно вопросы с дерьмом, да ладно тебе, пап.

– Я их придумываю. Итак, кто насрет в штаны на публике?

Мы все стонем и отвечаем, Пол предпочитает срать в одиночестве, Портер и я делаем выбор одного публичного случая, не желая вычищать дерьмо из штанов каждый день.

– Портер, мальчик мой, ты следующий, – зовет папа.

Нервничая, Портер поправляет кепку на голове и хватает пачку с чипсами. Он смотрит по кругу и спрашивает.

– Хотели бы вы Funyun, заняться сексом с Кэрротом Топом или со Странным Элом? (прим. перев. – Скотт «Кэррот Топ» Томпсон – амер. актер и комик, известный своими ярко-рыжими волосами, шутками с использованием реквизита и самоуничижительным юмором, «Странный Эл» Янкович – популярный амер. музыкант, известный своими пародиями на популярные америк. песни)

– Фу, гадость, – жалуюсь я, пока Портер трясет пачкой у меня перед лицом.

Прежде чем я успеваю ответить, Пол говорит.

– Странный Эл конечно.

Мог ли он ответить быстрее? Портер поднимает свои брови на своего друга, затем трясет головой и смеется. Его смех создает вибрации в моем теле, согревая меня внутри и практически направляя мои бедра к его ногам, так что я могла бы завалить его к чертовой матери. Спасибо тому, что у меня есть немного самоконтроля.

К сожалению, я отвечаю также – Странный Эл, как и мой папа. По некоторым причинам, мне кажется, что он меньший из двух кудрявых зол. Папа утверждает, что рыжая промежность будет сильно отвлекать от того, чтобы сделать все по-быстрому, вся картинка, которую он обрисовывает, слишком оскорбительна, чтобы ее повторять, поэтому я пощажу вас.

Портер дал Funyun сначала папе, потом Полу, и потом остановился на мне. Он становится на колени, оказываясь на уровне моих глаз, и подмигивает мне, прежде чем сказать соблазнительно-сексуальным голосом.

– Открой рот, Шарик.

Клянусь вам, мой язык трепещет, когда выскальзывает из моего рта, желая, чтобы на него положили луковое колечко. Я не уверена из-за чего это было, или от моей одержимости луком, или от предвкушения руки Портера так близко к моему рту. Странно подумать, но руки у моего рта никогда не было моей странной навязчивой идеей или что-то в этом роде… Просто нахождение так близко к нему, заставило мое тело хотеть набрать оборотов, как у Тасманского Дьявола, и выйти из-под контроля, кружась по спирали по всей «Тэси», предпочтительно ударив Пола по яйцам в процессе.

Он нежно кладет мне Funyun в рот, а затем быстро встает, так чтоб потрясти пачкой перед моим лицом.

Схватив упаковку и в полном шоке от интимного момента, я спрашиваю.

– Хотели бы вы Funyun, чтобы ваши пальцы были острыми, как ножи, или чтобы острым был член?

В унисон, мальчики все ответили «Пальцы», даже давая ответу двойной смысл. Это был довольно наивный вопрос, слишком легкий, потому что, если честно, я все еще думала о том, как близко находилось тело Портера от меня, и то, как он подмигнул, пока его палец очень нежно касался моего языка…

– Марли! Funyun! – орет Пол, указывая на его широко открытую пасть, от чего я вздрогнула, возвращаясь из мыслей о Портере.

Нехотя, я кладу одну на язык Пола, протягиваю одну папе, и потом поворачиваюсь к Портеру, который расслабился в своем кресле, его рукава закатаны, ноги немного вытянуты, а руки лежат на бедрах. Он выглядит обычно, соблазнительно, но также…мило. Я хочу зарыться своим носом в его грудь и потереться лицом вдоль его ключицы, наслаждаясь ощущением кости, которая соединяет его мускулистые руки с телом. Я хочу поклоняться этой косточке всеми сумасшедшими способами.

– Ты собираешься дать мне Funyun или будешь продолжать пялиться на меня и пускать слюни? – ухмылка на его лице стирает все сексуальные мысли о нем, о которых я только что думала, заменяя их желанием сжать щипцами его яйца.

Я засовываю чипсы ему в рот, пока он смеется. Я сажусь обратно на сидение, раздраженная его высказыванием – я не пускала слюни!

Мы играем еще несколько раундов, пачка Funyun быстро испаряется, и выясняем факты о друг друге, которые ни один из нас не должен был знать. Как, например, мой отец станцевал бы сам приватный танец, чем получить его от Адольфа Гитлера. Или, как Пол будет лизать яйца Джастина Бибера в течение часа, вместо того чтобы засунуть палец в задницу. Или, как Портер лучше переспит с Меган Фокс, учитывая тот факт, что мы наградили ее членом и волосатыми яйцам, вместо секса с Бетси Гарбл из нашей средней школы – у нее были усы, бородавка на носу, страшная конструкция из брекетов, и все это в зрелом возрасте двенадцатилетней, бедной девочки.

Мы подъезжаем к кафе «Мидпоинт» в Адриане, штат Техас, на полпути нашего маршрута по «Шоссе 66», и папа паркует «Тэси». Мы поворачиваемся к Портеру, который должен был следующим задавать вопрос. У него огромная ухмылка на лице, как будто он собирается нас всех озадачить. Не сомневаюсь, он так и сделает. Нет ничего, на что я не смогу ответить, и, очевидно, Полу тоже не стыдно, заявив всему миру, что он может представить, как хорошенько вылизывает яйца Биберу.

– На все, – Портер подбрасывает упаковку и лови руками, немного сквозило самодовольством и высокомерием от него. – Хотели бы вы Funyun… – он делает паузу, для более драматичного момента.

Если бы я не была так взволнована искусственными ароматизаторами, то заорала бы на него, чтобы он продолжал, к чертовой матери, но ожидание добавляет напряженности игре. Я чувствую, как мой рот наполняется слюной, в ожидании быть награжденным вкусным лакомством, после ответа на вопрос. Я никогда не превращалась в собаку настолько, как прямо сейчас. Если бы я смогла, то стала бы вылизывать языком свою промежность, заставляя всех чувствовать себя некомфортно от моих громких хлюпающих звуков, вы знаете, о каком собачьем-вылизывающем-свое-барахло хлюпании я говорю, каждая собака издает такой звук.

– Давай уже! – говорит с нетерпением Пол, дергая ногами вверх и вниз.

Портер повторяет.

– Хотели бы вы Funyun, заняться сексом с родным братом, но никто не узнает об этом, или заставить людей в это поверить, когда на самом деле вы не занимались с ним сексом?

На трейлер обрушивается молчание, желчь поднимается к горлу, когда я смотрю на Пола – вкус лука меня больше не привлекает. Я собираюсь сказать Портеру, что он отвратителен, когда Пол прерывает меня.

– Я бы хотел, чтобы люди знали.

Затем он открывает рот и указывает на него, демонстрируя отсутствие угрызения совести или унижения от ответа на вопрос.

Папа признает поражение и выходит из машины, пока я сижу на месте и смотрю на упаковку Funyun, обдумывая вопрос.

Не-а. Желчь снова подступает к горлу. С меня хватит.

– Ты победил, – говорю я, вскидывая руки вверх, и направляюсь к магазину «Мидпоинт» у дороги, со своим Полароидом. Портер вываливает всю пачку себе в рот в знак победы. Обычно, такая потеря была для меня разрушительной, но от мысли находится достаточно близко к Полу согласно этому вопросу, заставляет мои соски треснуть пополам и развалиться на части. Я бы предпочла проигрыш, вместо ответа на этот вопрос, в любой день.

Присаживаюсь бочком к папе, обнимаю его рукой и говорю:

– Полпути пройдено. Сделаешь селфи со мной?

– Уверена, что хочешь фото со стариком? Может, хочешь с тобой, лежащей на отметке половины пройденного пути?

– Нет, я хочу с тобой, лежащего рядом со мной.

– Это займет сутки, чтобы я лег и поднялся с земли.

– Хватит ныть и иди сюда, – я тяну папу за руку и заставляю его присесть, как раз когда Портер направляется к нам.

– Могу я сфотографировать вас?

– Было бы здорово.

Я передаю ему камеру, игнорируя дрожь, которая пробегает по моей руке, когда он касается ее. Он наблюдает, как мы устраиваемся в позу, и я вижу удовлетворенный вид на его лице, когда он делает снимок.

– Скажите сыр! – говорит папа, как и всегда.

Глава 10

***Портер***

После того, как мы пообедали в кафе «Мидпоинт» и сделали несколько снимков в культовом ресторане со старыми сувенирами «Шоссе 66», мы вернулись обратно к путешествию. Пол почувствовал тошноту после всех луковых чипсов и добавленному поверх всего обеду, поэтому он решил вздремнуть на кровати своего отца. Берни переключился на Битлз, и начал отрываться, используя свои пальцы, как барабанные палочки, а руль, как барабаны, демонстрируя свой идеальный, белый неправильный прикус. Его пение в стиле Пола Маккарти, делает представление законченным. Моя любимая часть, когда он поет с британским акцентом, берет высокие ноты, как человек, который пытается оттянуть свои яйца от кишечника. Берни-Мэн хорошо исполняет музыку, чертовски хорошо.

Теперь Марли. Она закончила красить ногти, приклеив наклейки, про которые она рассказывала, как их легко использовать. Не стану врать, последние полчаса я наблюдал за ее высунутым изо рта язычке, когда она концентрировалась на работе. Это было очаровательно, восхитительно. Я не идиот, я замечаю, как она на меня смотрит, как ее тело реагирует на меня. Очевидно, что между нами есть сексуальное напряжение, которое никто из нас не может отрицать, но буду ли я что-то предпринимать? Нет. Она сестра Пола, Марли, девушка, которая всегда будет вне зоны моей досягаемости. Она слишком хороша для меня, она далеко пойдет, и я знаю, что если поддамся искушению, то только удержу ее. Но я никогда не хотел ее удерживать. Она невероятно усердно работает, чтобы сделать свой блог узнаваемым для продавцов косметики и компаний, которые заплатят ей за рекламу на ее сайте, и отправят ей продукцию для тестирования и дальнейшего описания. Она делает лучше для себя, я не хочу мешать ей. Стать хотя бы ее другом, даже если я и буду им, она всегда будет в моей жизни.

Отправиться в поездку с кланом МакМэннов было благословлением. Я чувствовал себя потерянным последнее время, не уверенным в том, куда приведет меня жизнь с новой авантюрой, в которую я собираюсь окунуться. Только Берни и Пол знают об этом, и это путешествие только напоминает мне, что если я провалюсь, то у меня хотя бы будет семья, которая поможет мне подняться обратно.

Я ненароком смотрю в телефон, чтобы увидеть не получил ли я какие-либо сообщения от инвесторов, с которыми я встречался в Калифорнии.

Вы когда-нибудь ожидали услышать новости от кого-нибудь, которые могли укрепить или разрушить ваши планы на будущее? Знаете это острое чувство, которое грохочет в вашем кишечнике, скручивая и выворачивая ваши внутренности, пока ты выкладываешь коричневую крепость из дерьма для маленьких жителей туалета? Да, я живу с этим ощущением с тех пор, как уехал из Калифорнии. Мне становится легче от этой постоянной боли только тогда, когда Марли случайно бросает на меня взгляд, слегка задевает меня или смотрит на меня своими проникновенными голубыми глазами.

Я хочу сказать, что Пол действует на меня также, но наша мужская дружба не заходит так далеко, несмотря на то, что может чувствовать Пол.

Я не стремился к большему в своей жизни, я смирился с тем, что мне досталось, не потому что я хотел этого, а потому что так было правильно сделать, поэтому это в первый раз, когда я положил свою душу на кон. Ожидание услышать от чего зависит мое будущее – очень нервирует, порой подташнивает и становится прямо страшно. Я никогда никому не скажу об этом, особенно Марли, потому что она самая храбрая из всех кого я знаю, получила шанс на будущее и взяла его за рога, обладая своими решениями и делая что-то для себя. По сравнению с Марли, я трус, одинокий, бедный мальчик с фермы, у которого есть единственный шанс сделать что-то для себя. Мне остается только молиться, чтобы все получилось.

Наша следующая остановка – Ранчо Кадиллаков, мое самое ожидаемое место для посещения на маршруте «Шоссе 66». Ранее Пол дал нам пренебрежительное описание ранчо, которое технически не соответствует своему названию. Это открытое арт-пространство в Амарилло, штат Техас, в середине «ранчо», в котором два архитектора вернулись в прошлое и представили нам вариации Кадиллаков, погрузив их в землю, так что их задняя часть торчала в воздухе. Туристам разрешено наносить краску на машины, добавляя собственное граффити, как часть искусства. Каждый раз люди, которые следят за достопримечательностью, наносят новый слой краски на машины, чтобы туристы смогли снова их расписать. Берни купил несколько баллончиков краски для нас. Я готов внести свой вклад в традицию.

Песня «Help» группы Битлз эхом разносится из динамиков, и смотрю, как Берни барабанит своими пальцами, и гадаю, как, черт возьми, он так сильно барабанит и все еще ничего себе не сломал. Его голос слышится сквозь песню, и он заканчивает на высокой ноте, как раз когда паркуется на Ранчо Кадиллаков.

Пространство похоже на пастбище с металлическим ограждением, только известно что вы не найдете здесь скот, только десять разноцветных машин, торчащих прямо в воздухе. Не дожидаясь никого, я выхожу из трейлера и вытягиваюсь всем своим длинным телом. Небо кристально голубое, нет ни облачка. Солнце палит прямо на нас, но в сентябрьском воздухе, это не так жарко, как вы могли бы предположить. Мы одни на ранчо, что дает нам превосходный шанс побыть идиотами, и никто этого не увидит.

– Какой прекрасный день, – говорит Марли, выходя следом за мной.

– Ага, – я улыбаюсь ее великолепному личику. – Ты закончила со своими ногтями?

– Угу, все готово, – она протягивает свои пальчики ко мне, чтобы я посмотрел. На безымянном пальце каждой руки маленькая наклейка хот-дога поверх лака. Остальные ногти красные. Я никогда не понимал, для чего красят ноготь на безымянном пальце в другой цвет, но не буду врать, это очень сексуально по некоторым причинам. Марли была права, это незабываемые руки.

– Эй, – зовет Берни, привлекая наше внимание. – Я подожду в трейлере, пока Пол не почувствует себя немного лучше, идите, повеселитесь.

Берни бросает нам банки с краской. Мне – голубую, Марли – розовую.

– Ты ведь придешь, да? – спрашивает Марли.

– Да, я приду чуть позже. Иди с Портером и нарисуйте что-нибудь.

– Ладно.

Вместе, мы направляемся через ворота прямо к машинам, чьи багажники висят в воздухе. Они оформлены целой палитрой цветов, начиная с ярко-розового до кислотно-оранжевого и ярко-голубого. Люди провозгласили свою любовь к друг другу или просто оставили свой след на ностальгической американской классике.

– Они красивые, правда?

– Я тоже так подумал, – отвечаю я, – Эту остановку я ждал больше всего.

– Я тоже, – она шлепает по моей руке и ведет меня к первой машине.

Я осматриваю всю структуру, и гадаю, как она выглядела в свой расцвет. Очень трудно представить со всеми этими замысловатыми «татуировками».

Марли пробегает своей рукой по разрисованной стороне и читает некоторые записи.

– Маме бы это понравилось. Она вся была в искусстве со своими акварельными красками. Она, наверное, сошла бы с ума, делая снимки прямо сейчас.

– Ну, тогда, давай почтим ее память, – я выхватываю Полароид у Марли и обнимаю ее своей рукой, притягивая ближе. Я поворачиваю камеру, так чтобы мы могли сделать селфи и мне остается только надеяться, что наши лица попадут на снимок, – Скажи сыр, Шарик.

Марли смотрит на меня и смеется от того, что я использовал фразу Берни. Я делаю снимок в нужное время, чтобы запечатлеть момент на пленке. Фотография выскакивает, и я хватаю ее прежде, чем успевает Марли. Я оставлю ее себе.

– Я скучаю по твоей маме, – честно говорю я, думая о любимой маме МакМэннов. – Как ты думаешь, что бы она сейчас делала?

Марли высвобождается из моей хватки и идет к следующей машине, в то время как говорит мне.

– Прямо сейчас? Наверное, хлопотать над Полом и его «больным животиком», – Марли делает руками кавычки в воздухе, – Когда она закончит с этим, то сделает миллион снимков всего и напишет что-нибудь на машинах, например о том, как много ее семья значит для нее. Я вижу, как она занимает весь капот, блокируя каждого, кто писал ранее, поэтому ее надпись будет выделяться из всех остальных.

Я смеюсь в подтверждение. Я мог бы представить, как мама МакМэннов делает это.

– Не сомневаюсь, что она сможет претендовать на свою собственную машину, – я замираю на секунду, потом говорю, – Она бы гордилась тобой, Марли.

Она бросает в мою сторону взгляд с милым и полным любви выражением на лице.

– Я надеюсь на это.

– Так бы и было. Ты реализовала себя в чем-то. Ты сменила свои бедные, грязные поросячьи ботинки на пару каблуков и тушь, ты превратилась в ценный актив для индустрии красоты.

– Кажется, ты мне льстишь.

Могу сказать, что мои комплементы ее смущают, от чего она краснеет и отшучивается, отказываясь принимать их.

– Я серьезно, Марли, – я хватаю ее за подбородок своими большим и указательным пальцами так, чтобы она посмотрела мне в глаза. – Ты должна гордиться собой. Только сильная женщина может осуществить то, что ты сделала. Твоя решительность… сексуальна.

Какого хрена я сейчас сказал? Слова, которые вылетают из моего рта, я бы предпочел держать при себе, глубоко в темном уголке, к которому буду иметь доступ только я. Но нахождение так близко к Марли, пробуждает все чувства, которые я так долго скрывал. Именно поэтому, я держался подальше от нее все это время, чтобы избавить себя от какой-нибудь сказанной глупости… что я сейчас и сделал.

Ее ясные голубые глаза исследуют меня, завораживая меня, как полного придурка, к чему я не готов. Я никогда не был сентиментальным парнем, но сейчас, мое сердцебиение учащается, мои губы страстно желают поцеловать ее, и мои пальцы чешутся от желания обнять за талию и исследовать ее под рубашкой. Я хочу ее больше, чем когда-либо хотел чего-то в своей жизни.

– Почему ты так смотришь на меня? – спрашивает она, смущаясь.

Я откашливаюсь, пытаясь оторвать свои глаза от ее блестящих губ.

– Как я на тебя смотрю?

– Как будто хочешь сожрать меня, – ее голос хрипнет от каждого слова, что она произносит, сильная волна наслаждения ударяет по моему члену. У меня охрененные неприятности.

Я останавливаюсь на мгновение, и потом честно отвечаю.

– Потому что, может быть, я хочу. Но знаю, что не могу. Все слишком сложно между нами, – я трясу баллончиком с краской, набираясь достаточно смелости, чтобы оторваться от нее. – Давай сделаем нашу надпись.

У нее потрясенное выражение на лице от моего отступления, но я хватаю ее руку, переплетая наши пальцы друг с другом, и веду ее к самой первой линии автомобилей. Я беру свою голубую краску, сильно трясу, и затем распыляю над всеми надписями, закрашивая их голубым, также как я думаю, сделала бы мама МакМэннов. Я держу ее руку все время, пока не чувствую, что полотно достаточно очищенно для работы.

– Давай, Шарик.

Она морщит свой маленький носик-пуговкой и спрашивает.

– Что мне написать?

Я сжимаю губы, обдумывая ее вопрос. Небо чистое, а солнце светит прямо на нас, и я не могу не думать о новой главе, которую я начинаю, и о дружбе, которую я пытаюсь восстановить с Марли.

– Мне нравиться думать, что люди приезжают сюда не только для того, чтобы раскрасить кучу старых машин, но и сделать заявление для всех путешествующих по штатам о своей жизни в данный момент времени. Это возможность выразить себя, способом, который позволит выделиться на фоне всех рисунков на этих старых автомобилях. Какая у тебя история, Марли?

Основа, которую я нарисовал начала высыхать, пока Марли взяла время обдумать, что она хочет написать. Мне нравиться, что она задумалась, потому что это не просто забавный арт-проект, для нее это что-то значит.

Пока она думает над тем, что написать, я разглядываю, что другие написали. Здесь много сердец с инициалами, подтверждающих любовь к другой душе. Есть и не очень оригинальные люди, которые написали, что были здесь когда-то. Здесь есть несколько цитат и много дат с именами людей, которые сюда приезжали. Часть меня хочет тайно написать наши с Марли инициалы, зная, что она навсегда в моем сердце, но я не делаю этого, не смотря на то, что порыв очень силен.

– Думаю, я знаю, что хочу, – Марли врывается в мои размышления.

– Тогда давай сделаем это, Шарик. Давай посмотрим, как хороша ты в граффити.

Улыбаясь, она встряхивает свой баллончик и начинает распылять краску. Боковым зрением, я вижу, как Пол и Берни выходят из трейлера, в их руках также баллончики с краской. Мое время наедине с Марли подошло к концу, но я не могу не почувствовать, что мне грустно от этого. Мне нравиться быть искренним с ней, прикасаться к ней в интимные моменты, чего бы я никогда не сделал при ее отце или Поле.

– Чувствуешь себя лучше? – я спрашиваю Пола, который хромает в нашу сторону.

– Кажется, да, – говорит он монотонным голосом.

– Твой желудок так сильно болит, да?

– Да. У меня есть не большие проблемы с больным животом.

Берни закатывает глаза и наблюдает за Марли, которая все еще пишет, используя свое время по полной.

– Тогда какого черта ты хромаешь?

Пол выпрямляется и держится за живот.

– Это облегчает боль в животе.

Я хлопаю Пола по плечу.

– Чувак, как ты прошел через армию и выжил, останется для меня навсегда загадкой.

– Что ты пишешь, Пуговка? – спрашивает Берни.

Марли отходит и открывает обзор на свою работу.

– Портер сказал, что я должна написать что-то значимое, что-то, что сделает заявление, поэтому я так и сделала.

Надпись, сделанная ее девчачьим почерком, адресована ее маме.

Мам, мы насладимся «Шоссе 66» ради тебя.

Идеально. Я бы не смог придумать ничего лучше. Марли делает не большой шаг назад и фотографирует свое сообщение. Мы все вместе стоим там, Берни окружен своими детьми, пока у них есть короткий момент для воспоминаний. Я чувствую себя немного не к месту, пока Марли не хватает меня за руку и тянет в их семейные объятия. Ее рука обнимает мою талию, крепко удерживая меня.

Мысль проносится в моей голове и я спрашиваю.

– Могу я кое-что добавить?

– Конечно, – отвечает она, протягивая мне баллончик с розовой краской.

В углу, немного в стороне от записи, я пишу свою особую заметку. Когда я заканчиваю, я встаю и читаю.

– Хот-доги для Евы.

Марли фыркает, когда Берни начинает смеяться и хлопать в ладоши. Пол хихикает, но потом хватается за живот из-за боли, гребаный пидор, клянусь.

– Как же я забыла про хот-доги, когда мы превозносим их все?

Марли замирает на мгновение, а затем поворачивается к отцу.

– Сфотографируешь меня рядом с машиной? Мне хотелось бы сделать фотографию с мамой.

Берни берет камеру и ждет, когда она встанет в позу. Благодаря солнечному дню, обычно грязная земля возле машин высохла и потрескалась от Техасского климата, поэтому Марли садится, скрещивая ноги, и наклоняется к машине, яркая улыбка на ее лице.

Великолепная – слишком неподходящее слово, чтобы описать Марли в этот момент. Она прелестна, головокружительна, всепоглощающая с неспособностью даже скрыть свою радость.

– Что-нибудь написал? – спрашивает Пол, оглядываясь вокруг. – Это классное место. Думаю, я напишу имя Саванны в сердце и сделаю снимок, чтобы отправить ей его. Это хорошо, что я отправлю ей одну фотографию. Уверен, она соскучилась по моему лицу. Тебе не кажется это романтичным? Написать ее имя в сердце?

– Ага, очень романтично, – с невозмутимым видом отвечаю я.

Пол напишет имя Саванны в сердце. Должен признать, он верен традициям.

Пока Марли и ее папа фотографируют и обсуждают, что должен написать Берни на машине, я направился прямиком к самой дальней машине. Я сажусь на корточки и смотрю вверх, пытаясь найти достаточно свободного места для своей записи.

Наконец-то я нахожу участок рядом с задним колесом, я встряхиваю баллончик и пишу то, что у меня на уме, потому что я смогу сохранить этот отрезок в моей жизни, запомнить навсегда те чувства, которые рвутся из меня.

Моя рука расписывает машину моей душой, и когда я делаю шаг назад, я наблюдаю за своими истинными чувствами, которые я не могу озвучить, только написать.

Я принадлежу ей.

Для собственной памяти, я вытаскиваю свой телефон из кармана и разворачиваю камеру так, что я могу снять себя и то, что мое сердце так отчаянно пытается сказать. Я делаю снимок и убираю телефон в карман, быстро убираясь прочь от моего кровоточащего сердца, чтобы встретиться с МакМэннами.

Пол рисует огромное сердце вокруг имени Саванны, а Марли наблюдает, как Берни пишет фамилию своей семьи с датой, классическая надпись. Несомненно, это будет моя любимая достопримечательность, которую мы посетили по многим причинам. Увидеть ту часть Марли, которую я не видел с тех пор, как умерла ее мама, за интимный момент наедине с ней, и «разговор» со своим мозгом, высказав то, что лежало тяжким грузом на моем сердце столько, сколько я себя помню.