Текст книги "Мать всех дорог (ЛП)"

Автор книги: Меган Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Правильно!

Кулак взлетает в воздух, я поворачиваюсь к Портеру и прошу его конфету. Он указывает на свою грудь и пытается сыграть милашку, но я не покупаюсь на это. Я хватаю его жвачку и беру еще одну из пачки.

Следующая песня.

– Му, му, – Пол подпрыгивает вверх и вниз на своем месте прямо тогда, когда я начинаю крякать.

– Поли, назови песню.

– Whitchy Woman.

Еще одна долгая пауза.

– Верно.

– Не связывайся со мной, я знаю песни, – Пол смотрит на меня и просит жвачку. Я закатываю глаза и швыряю ее ему, когда он берет еще одну из пачки.

– Ты собираешься играть? Или ты собираешься сидеть здесь и прикидываться красавчиком? – Пол спрашивает Портера.

Самоуверенный ублюдок расслабляется на своем месте, раздвигая ноги, единственная позиция, которую мужчина с его телосложением, может принять. – Просто наблюдаю, не переживай. Я играю.

Следующие две песни мы сражаемся с Полом, Портер изредка хрюкает, но практически никогда не принимает участие или даже не получает возможности ответить.

– Почему мы стремимся победить друг друга? – спрашиваю я у Пола. – Мы должны стремиться сделать это с Портером.

Наши головы резко поворачиваются к Портеру, который ест одну из своих жевательных конфет. ЕСТ ЕЕ! Он что сумасшедший? Конфеты – драгоценное имущество, которое вы не должны портить до окончания игры.

– Ты не должен их есть! – Пол практически орет от ужаса.

Портер смотрит на наполовину съеденную конфету в своей руке и пожимает плечами.

– А, да, она мне очень сильно нравится.

– Ох, ты тянешь себя на дно, – заявляет Пол. – Он не воспринимает игру всерьез. Марли, пришло время вышвырнуть Смита!

– Согласна.

Как ботаники, мы с Полом пожимаем друг другу руки и готовимся к следующей песни, пока Портер хихикает сам с собой.

– Готовы?

Следующую песню насвистывают, и прежде чем Пол и я можем сложить два первых свиста вместе, Портер хрюкает.

– Откуда ты можешь знать, что это за песня? – спрашивает Пол.

Не глядя на нас, Портер говорит:

– Piano Man

Кивая, папа кричит:

– Верно!

Взмахивая руками над столом, Пол закатывает истерику.

– Как такое возможно, что ты вообще угадал ее? Ты обманываешь!

– Из-за твоего обвинения, держать руки подальше от конфет, придурок.

Парень абсолютный хрен, когда дерзко себя ведет, но он постоянно абсолютный хрен, удивительно вкусный хрен с мускулами, которые перекатываются от каждого вдоха, что он делает, пока пульсирует внутри и снаружи тебя.

– Ты там в порядке, Марли? Кажется, ты задыхаешься, – ухмылка Портера демонстрирует его ямочки, и у меня появляется желание врезать ему прямо сейчас по носу. Но зная свою удачу, я сделаю его только более привлекательным, давая ему несовершенство, которое вообще-то привлекательно.

– Я в порядке, – я ерзаю на своем месте, в ожидании следующей песни.

Помните, когда были ребенком, вы рассаживались кругом на ковре-самолете, смотрели на свою учительницу, ожидая узнать какую песню будете петь хором, ожидание убивало. Потом они включали неожиданно миниатюрный бумбокс – для тех из вас, кто слишком молод, чтобы знать, что такое бумбокс, – это музыкальный проигрыватель с большими динамиками, как iPod, но гораздо, гораздо больше. Тогда это было такое же волнительное устройство, как и телевизор, который закатывали в ваш класс, вы понимали, что вещи становились реальными, когда появлялся телевизор или бумбокс.

Когда вы садились на ковер, сражаясь за лучшее место и сидя на своих коленках, – потому что тогда суставы не существовали вашем теле, – вы задавались вопросом, что сейчас начнет играть. Должно быть это БИНГО? Вы вытираете свои ладошки об штаны от предвкушения, чтобы начать разбирать буквы. Потом, думаете, ждете, это Itsy Bitsy Spider? Вы начинаете гнуть пальцы, чтобы сделать их более проворными…как у паука.

Но потом вы удивляетесь песне, которую выбрал ваш преподаватель, и вы не в состоянии сдержать свой маленький детский крик, потому что, да, вы узнали ее. Учитель выбрала Old McDonald. Это один единственный раз, который вы получаете, чтобы продемонстрировать своим сверстникам свой «звук животного», который ваша мама заставляла показывать своим друзьям в вашем детстве, как будто вы были цирковым тюленем, хлопающим плавниками в ожидании рыбки, но вместо этого получали смех и похлопывание по голове. Нет, «Му» стоило похлопывания по голове, особенно, когда вы вставали на четвереньки, чтобы произвести звук, только чтобы произвести впечатление на друзей своих родителей, но мы не пойдем в ту степь.

Веселый ребенок протяжно перекрикивает колонки, растягивает песню для своего маленького удовольствия, «Е-Я-Е-Я-О», руки раскачиваются из стороны в сторону, а ваша голова трясется под ритм музыки.

Почему я подняла этот вопрос, спросите вы?

Потому что наша веселая игра Угадай-Что-За-Песня превратилась в разрушительную Выбей-Всю-Дурь-Из-Портера.

Все что мы слышим под свист – это «хрю-хрю», то тут, то там, здесь «хрю», и там «хрю», повсюду это ГРЕБАНОЕ «хрю-хрю».

Да, ни у одного другого животного даже нет шанса вклиниться. Ни «му», ни даже жалкого «кря».

Пол и я сидим за столом и смотрим на наши печальные кучки конфет. Портер обчистил дом, собрав тридцать штук быстрее, чем я когда-либо видела. Он уничтожил нас, и сейчас щелкает жвачкой в своем рту, наслаждаясь своей победой.

Принимая свое поражение, Пол подпрыгивает со своего места, хватает свою скудную кучку желатинового сахара и направляется обратно на свое пассажирское сидение.

– Не понимаю. Папа едва свистнул, и ты уже знаешь песню.

– Я говорил вам, я знаю песни, – Портер жует, по-прежнему улыбаясь.

– Должен сказать, что это было одно из самых лучших угадываний, которые я когда-либо видел, – уточняет папа – В один момент я подумал, какого Герберта Гувера он угадал эту песню? Ты ни разу не ошибся. Если бы участвовали в телешоу, занимаясь свистом и угадыванием песен, то мы бы могли выиграть десять миллионов долларов, – восхищение звенит в голосе моего папы.

– Пап, я не думаю, что телешоу дают десять миллионов долларов… вообще, – обращаю внимание я.

– Ну, мы бы могли получить одобрение, естественно. Мы могли бы придумать крутое название, как, например, комбинация наших имен. Например, Бертер…или Порни! – говорит папа в восхищении.

– Ты понимаешь, что только что сказал «порно» с «и» на конце. Не совсем подходит для семьи.

– Ты права, мы должны поработать над этим. Протер, как считаешь?

– Конечно, – Портер смеется, перекладывая ноги и постукивая по cd-холдеру в проходе трейлера.

Прежде чем Портер успевает его подобрать, я подхватываю его с пола и смотрю на обложку. Это миксы, которые мы делали с Полом, когда были детьми. После того, как папа получил устройство, которое преобразовывает кассетную магнитолу, в ту, которая может принимать диски, мы с Полом сходили с ума от смешанных дисков. Это был один из них.

– Пол, взгляни на этот диск, – я бросаю его ему. – Не могу сказать, сколько раз мы его проигрывали. Мы могли начать петь песню, прежде чем она даже начнет играть. Пап, помнишь, тебя начало тошнить от постоянного его проигрывания?

Папа только улыбается, пока Пол изучает кейс.

– Такой классический микс. Мы были смелыми тогда, начиная диск с Уитни Хьюстон, растягивая лиричную «I Will Always Love You», а потом мы потрясли толпу Eagles, распевая «Witchy Woman»… – Пол запинается, и потом смотрит на папу. – Все эти песни ты насвистывал, по порядку.

– И Портер, единственный, кто догадался об этом, – папа смеется. – Честно, вы двое. Мне серьезно интересно иногда – мои ли вы дети. Сколько раз вы пытали меня этим диском? И вы не смогли узнать порядок песен, которые я насвистывал. Портер заслуживает победы над вами двумя идиотами.

Поднимаясь, Портер потягивается, демонстрируя маленькую полоску своего живота, затем идет на кухню, где берет себе бутылку воды.

– Было не сложно догадаться, когда я узнал первые две песни. Я просто надеялся, что вы не собьетесь с порядка.

– Никогда, – говорит папа. – Не после множества бессонных ночей с этим диском, играющим снова и снова в моей голове. Я не смогу никогда забыть порядок.

– Я требую переигровку! – встревает Пол.

– Забавно, я выйду победителем, – Портер идет обратно на место и по пути слегка толкает меня локтем. Он вытаскивает свой телефон из кармана и быстро набирает сообщение для меня.

Портер: В тот момент, когда мы приедем в Нью-Йорк, я рассчитываю на приватный танец. Не думай, что я забыл.

Застонав, я хватаю свой компьютер и иду в конец трейлера, где сажусь на кровать своего отца и печатаю Портеру ответ.

Марли: Ты такая высокомерная задница.

Портер: А ты лузер, но ничего страшного. Мне нравится видеть тебя такой яростной, как сейчас.

Марли: Я ненавижу тебя.

Портер: Нет, это не так, и мы оба знаем это. Не могу дождаться, когда останусь с тобой наедине, в тех убийственных штанах из спандекса. P . S . Тебе никто не говорил, что спандекс это не штаны?

Марли: Модный совет от человека, который знает одну только ткань и это: клетка. Думаю, я продолжу их носить.

Портер: Не надо ненавидеть клетку, малышка. Это то, что тебе больше всего нравится. Не отрицай этого.

Марли: Ты раздражаешь.

Портер: А ты очаровательна. Иди сюда, сядь мне на коленки и свернись калачиком у меня на груди, чтобы я мог вдыхать клубничный запах твоих волос.

Марли: Ты ищешь смерти от моего папы и брата?

Портер: Это будет того стоить.

-

Глава 17

***Портер***

Этот день был пыткой, я имею в виду, в самом лучшем значении, которое возможно, поскольку мы почтили маму МакМэнн, вспоминая ее причуды, ее знаменитые блюда, и то, как она кричала на нас, чтобы мы мыли руки перед ужином.

Когда мы были не в дороге, то обшаривали каждую придорожную достопримечательность, что обычно было бы здорово для меня, но Марли целенаправленно превращала это в пытку своими наклонами и взмахиванием волос – нет, не как Джастин Бибер размахивал волосами примерно в 2010, больше, как Памела Андерсон, только что взмахнувшая волосами из воды.

Благодаря исторической лекции Пола и увлечении Берни космосом, мы провели целый час перед Гигантом Джемени. Статуя из стекловолокна, такая же, как Пол Баньян, но Гигант Джемини был установлен, чтобы отдать дань уважения космической программе Джемини, стартовавшей в 1961. Вместо хот-дога в руке, он держит космический корабль и на него надет шлем космонавта, который, честно говоря, больше похож на сварочную маску, чем на что-либо еще. Стоя перед тридцати футовой высотой, он завораживает своим великолепием… в течении пяти минут. Часа было многовато, но опять же, я узнал больше о космической программе Джемини, которую, к сожалению, я считаю Золушкой среди космических программ, позволившей миссии Аполлон встать в центре внимания, а астронавтам ступить на Луну, но мы не будем вдаваться в это.

Сейчас мы в миле от Чикаго и все о чем я думаю – это затеряться с Марли в городе. Я не прикасался к ней с самого утра, мои губы не ласкали ее часами, и у меня чешутся руки сделать что-нибудь.

Знаю, о чем вы думаете, какого хрена ты творишь, Портер? И откровенно говоря, я и сам не понимаю. Я потерял чувство контроля еще в Оклахоме. Мой желудок скрутило узлами, после того как я поцеловал ее впервые, не зная, что произойдет, когда мы доберемся до Нью-Йорка. Мне хочется поговорить с ней, спросить у нее – был ли это просто случайный порыв, или она серьезно настроена на отношения, но откровенно, я боюсь услышать ее отказ.

Марли добрая, милая девушка, но я уничтожил ее четыре года назад. Не думаю, что она способна совершить подобную вещь со мной, особенно потому, что она не заинтересована во мне. Иногда мне кажется, что это не так, от того, как она смотрит на меня и то, что говорит мне, но существует раздражающее чувство в глубине моей души, которое говорит мне, что она больше не та девушка, с которой я вырос.

Так и есть. Она доказала это в этой поездке. Те стороны, которые я видел, взаимодействуют с Полом, но провинциальная девчонка, которую я знаю, которой нравиться сельские ярмарки со скачками вокруг бочек, которая была удостоена приза за свинок, – ее больше не существует. Она беспокоиться о своем внешнем виде, о своих материальных вещах – кхм, туши – и она не такая жестокая, какой была раньше. Она мягче, нежнее, больше похожа на свою маму.

Хочет ли она вообще быть со мной? Как это вообще будет выглядеть на расстоянии трех тысяч миль? Это просто случайность для нее?

Блять, я чувствую себя больным. Мое сердце готово выскочить из груди от одной только мысли попрощаться с ней, когда мы вернемся в Нью-Йорк.

Я влюбился в младшую сестренку моего лучшего друга – с этим ничего не поделаешь. Я люблю ее в течение нескольких лет.

– Убирайся с дороги, Абрахам Линкольн! – орет Берни, вскидывая руки в воздух на микроавтобус перед ним.

Берни МакМэнн и пробки не очень-то совместимы. Абсолютно уверен, что он на протяжении всего пути будет выкрикивать имена президентов по порядку от Барака Обамы до Абрахама Линкольна. Все-таки «Проезжай Барак Обама, мой Дж. Буш» – мое любимое. Когда Берни орет имена президентов, ты стараешься сохранить спокойствие и не рассмеяться, но от этой, мне пришлось извиниться и направиться в ванную покрытую щетиной, потому что я хохотал чертовски сильно.

– Есть место! – кричит Пол, в тот момент, когда трейлер поворачивает в сторону и паркуется.

Сейчас чуть меньше пяти часов, солнце начинает садиться, и паника Берни очевидна. Он хочет съесть хот-дог в Грант Парке с видом на Букингемский фонтан и озеро Мичиган.

– Выдвигаемся, ребята! – Берни хватает фоторамку и захлопывает дверь машины, направляясь прямо в Max’s Take Out, небольшой местечко, которое, по всей видимости, делает лучшие чикагские хот-доги в Центральном Чикаго.

Мы выходим из трейлера, закрываем его, и встречаемся с Берни в небольшом ресторанчике. Место настолько маленькое, что наш небольшой клан занимает все пространство. Берни уже сделал заказ на всех, не теряя времени зря. В течение нескольких минут наша еда готова. Мы берем наши напитки и направляемся на восток прямо к Мичиган Авеню.

Уверен, что мама МакМэнн выбрала его для нас, потому что, когда дело дошло до парковки, ни одного места не было перед Max’s Take Out,но здесь есть короткий путь до Гран Парка.

Город суетится вокруг нас, раздаются сигналы, машины занимают места на пешеходных переходах, большое различие с Джеймстауном. Марли чувствует себя в своей тарелке, даже не смотрит когда переходит дорогу, в то время как я, как напуганный олененок, который учится ходить в первый раз.

– Давай, черепашка, – говорит Марли, хватает меня за руку и толкает вперед через Мичиган Авеню к Грант Парку.

Пытаясь подавить писк в своем голосе, я говорю:

– Большие города не очень-то подходят мне.

Марли бросает взгляд на меня на секунду, намек на разочарование в ее глазах, прежде чем она сосредотачивается снова на нашей цели, добраться до Букингемского фонтана.

Берни плотный мужчина с небольшим пивным животиком. Он передвигается медленнее, чем нормальные люди, немного хромает после падения в амбаре с сеном, когда был подростком, но когда дело касается чествования его жены, – я никогда не видел столько энергии в его походке и покачивания бедер, когда он уверенно идет через Грант Парк.

Букингемский фонтан – великолепный многоуровневый фонтан с поблекшими медными лошадьми и бассейном вокруг. Я видел фотографии, но нахождение прямо перед ним не возможно описать словами. Поскольку фонтан отгородили от посетителей, мы растягиваемся на земле, сидя с боку от него, поэтому мы можем видеть Озеро Мичиган и фонтан одновременно.

Берни раздает хот-доги, облизывая пальцы каждый раз, когда на них попадает горчица.

– Вы знали, что Букингемский фонтан один из самых огромных в мире, диаметром в двести восемьдесят футов? – Пол информирует нас. – Видите те четыре лошади, погруженные и окруженные бассейном фонтана? Они представляют четыре штата, что окружают Озеро Мичиган. Кто-нибудь из вас может назвать эти штаты?

Марли поднимает руку и начинает перечислять по пальцам.

– Итак, это Лобковые Волосы Пола, Песочная Пробежка, Подрумяненное Очко, господи, какой же последний…

– Маленький Член, – помогаю я.

Она щелкает пальцами и указывает на меня.

– Точно, Маленький Член.

– Неверное, – заявляет Пол, очевидно, не оскорбленный. – Это Индиана, Висконсин, Иллинойс и Мичиган, но доблестная попытка сделала вас похожими на тазик с дерьмом.

– Достаточно, – Берни прерывает нас всех. – Марли и Портер, поблагодарите Пола за его уместные факты о фонтане. Они очень информативны.

Угу, Берни больше не в шутливом настроении. Это происходит, когда он хочет быть серьезным. Замечая смену поведения, я и Марли извиняемся и благодарим Пола, затем ждем речь Берни.

Он обхватывает рамку и трет по ней большим пальцем. Его голос серьезен, когда он говорит.

– Вот и все, Глори, – говорит Берни, используя прозвище Глории МакМэнн. – Мы сделали это. Мы подхватили нашу маленькую Пуговку из Калифорнии, проехали по Матери всех Дорог, «Лист Желаний», который у тебя когда-то был, мы завершили его в Чикаго. У нас были взлеты и падения, Пол, думающий, что подпалил свою задницу, – одно из них, – мы все мягко смеемся. – И мы имели честь взять с собой Портера, твоего второго сына.

Мне сдавливает горло, и я смотрю вниз на свой хот-дог, пытаясь сдержать слезы. Марли сжимает мое плечо, также как делала ее мама, и я возвращаюсь назад в то время моей жизни, где Смиты имели беспорядочное злоупотребление алкоголем, но я действительно был благословлен МакМэннами и распахнутыми объятиями Глории. В тот момент, когда она увидела меня, она пригласила меня в свой дом, относилась ко мне, как к собственному сыну, и преподавала мне жизненные уроки, о которых я просил своих родителей, но никогда не получал.

– Этим путешествием мы почтили тебя и разделили все наши традиции. Игры в дороге, выкрикивание совпадений, который мы получали в нашем направлении, и домашняя еда, которую ты готовила для нас в мини-трейлере 1980 года выпуска – этого всего ужасно не хватает. Но, что очень важно, нам не хватает твоей улыбки, твоего смеха, и твоего бесконечно заботливого сердца. Мы надеемся, что сделали все, как ты хотела в этой поездке, и почтили тебя должным образом.

Берни поднимает свой хот-дог, и мы делаем то же самое. Прочистив горло, он говорит:

– За Глорию, наш путеводный свет, маму-медведицу, и прекрасного художника, которая делала наши дни ярче, нам тебя не хватает. Мы любим тебя.

Мы дружно ударяемся нашими хот-догами и кусаем их, наблюдая за Озером Мичиган, как Мама МакМэнн всегда планировала. Мы не разговариваем, мы просто наблюдаем и наслаждаемся компанией друг друга. Воспоминания о маленькой брюнетке с блестящим восприятием нахлынули на меня. Она никогда не воспринимала дерьмо Берни и была мамой-медведицей в своем семействе. Никто не связывался с ней, включая меня.

– Не могу поверить, что мы, наконец, в Чикаго. Кажется, что еще вчера мы проводили наш первый отпуск с «Тэси». Помнишь, когда мама купила цветы, чтобы было уютнее, и на первой же остановке они слетели со стола и рассыпались на полу? Думаю, тогда был первый раз, когда я услышал папин девчачий крик, – смеется Пол.

Берни защищается.

– Я подумал, что они разбились о заднее окно. Твоя мама и цветы.

Марли вздыхает и кладет голову на мое плечо, я немедленно паникую и оглядываюсь вокруг, заметили ли Пол и Берни. Они либо не замечают, что Марли расположилась у меня на плече, или их это не заботит, у них нет повода для сцен, поэтому я пользуюсь моментом и пропитываюсь ей, удивляясь тому, как легкий ветерок с Озера Мичиган поднимает клубничный аромат от волос Марли.

– Мама всегда говорила мне встречаться только с тем мужчиной, которого достаточно сильно заботит приносить мне цветы, потому что каждая девушка заслуживает аромат весеннего утра в своей жизни. – Марли быстро вытирает слезу со своего лица и мое сердце раскалывается напополам из-за нее.

– Она была права, – подтверждает Берни. – У нее всегда было представление того мужчины, которого ты заслуживаешь. Мужчина, которой приносит тебе цветы, – один из них.

Солнце садится, и люди кружатся рядом с нами, смеются и фотографируются, пока позволяет время. Марли поднимает свою голову и достает Полароид из своей сумки.

– Последнее фото, прежде чем стемнеет?

Пол простит незнакомца помочь нам, и в конце нашего путешествия, мы обнимаем руками друг друга, удерживая снимок Мамы МакМэнн, и улыбаемся, пока Берни говорит нам:

– Скажите сыр.

Полароид вспыхивает, и последний момент запечатлен, завершая наше путешествие по «Шоссе 66».

***

К этому времени мы остановились в кемпинге Саус-Бенд, все были эмоционально истощены и физически страдали от недосыпа. Это был долгий день в движении и воспоминаниях. Мы смогли купить несколько сэндвичей по пути и съели их, пока проезжали последние мили за наш день.

Мы не играли в игры, после того как покинули Чикаго, мы не слушали музыку, и мы даже не разговаривали. Мы сидели в тишине, проезжая через темную ночь, потерялись в наших собственных мыслях. Берни и Пол, оба были тихими, потому что собирались в ванную, а когда мы вернулись в трейлер, Марли тоже немного разговаривала.

Сейчас я лежу на спине, глядя в потолок палатки, думая о том, что принесет завтрашний день. Это будет наш последний день в пути. Мы проедем через часть Индианы, потом Огайо, небольшую часть Пенсильвании, прямо к Джеймстауну. Это займет у нас чуть больше шести часов, и если мы выедем пораньше завтра утром, то получим больше свободного времени перед репетицией свадьбы и репетиционным ужином.

Я знаю, что в тот момент, когда мы вернемся на ферму, простая жизнь, которую я знал в течении нескольких прошедших дней, перевернется с ног на голову свадебными делами. Я буду биться за Марли, поскольку она будет занята, помогая Саванне, а дальше что? Она улетит в воскресенье домой?

Ярость и нервозность овладевают моим телом, когда я думаю, что должен буду попрощаться с Марли. Я держал ее в своих объятиях всего несколько раз. Я все еще не знаю, что произошло за те четыре года, когда мы не общались и не виделись друг с другом. Яне знаю полную историю становления ее бизнеса или на что похожа ее жизнь в Калифорнии.

Калифорния.

То место, которому она принадлежит, то место, где она живет, три тысячи миль от моей крошечной лачужки, которая расположена на земле ее отца.

Я стону про себя, разочарованный тем, как я спланировал свою жизнь, никогда не давая шанс действительно переломить ситуацию и стать кем-то лучше. Мыло для Мужчин – моя последняя надежда что-то изменить, учитывая то, что у меня нет образования после окончания школы, единственный опыт, который у меня есть, это сгребать дерьмо в кузов грузовика и отвозить его в качестве удобрения.

Я не очень-то в организации собственной вечеринки жалости к себе, но депрессивная вечеринка на одного звучит очень даже заманчиво сейчас.

Моя палатка шуршит и начинает расстегиваться. Я сажусь, готовый выдрать глотку любому, кто попробует зайти, когда я вижу, как Марли просовывает свою голову и протягивает руку.

– Прогуляешься со мной?

Ей не нужно просить меня дважды. Я скольжу в свои ботинки и беру ее руку, направляясь к деревянной детской площадке в середине кемпинга. Здесь есть дилижанс, сделанный из дерева, с деревянными лошадьми перед ним, Марли тянет меня туда. Она вынуждает меня сесть в карету, а затем сама садится мне на колени, располагая свою голову у меня на плече.

Я пробегаюсь пальцами по ее волосам и прижимаюсь щекой к ее голове, интересно, это последний спокойный момент, который я с ней проведу?

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, зная, что это был значительно эмоциональный день для каждого.

– Хорошо. Я чувствую себя в конце этого путешествия, я ожидала эту большую вечеринку или что-то типа того, столько всего восстановили по пути в Чикаго, но вместо этого, мне только грустно, и я думаю, Пол и папа чувствуют тоже самое. Это может прозвучать глупо, но я немного испытываю желания, чтобы когда мы приехали, мама была бы там, одетая в свой потрепанный фартук, держа в руках полную тарелку хот-догов для нас.

– Это вовсе не глупо. Я могу представить, как ты себя чувствуешь из-за этого.

– Странно, что все закончилось. Мне кажется, что должно было быть дольше, но я думаю, что никто из нас не был эмоционально готов к дани по окончанию поездки, которую мы заплатили. Как будто, мы наконец-то попрощаемся. Это вызывает боль в моем животе.

Я знаю это чувство. Через несколько коротких дней, я опять начну свою одинокую жизнь .

– Мне жаль, малышка, – шепчу я и целую ее в голову, действительно не зная, что еще сказать.

Потеревшись головой об мою грудь, она спрашивает:

– Ты когда-нибудь думал о том, что могло бы произойти с нами, если бы ты не уехал той ночью? Думаешь, мы могли бы построить что-то или разрушили бы все еще больше?

Этот вопрос постоянно на повторе в моей голове, особенно, с тех пор как я увидел Марли снова. Как все было бы, если бы я никогда не уезжал? Я бы на сто процентов влюбился бы в нее сильнее, не то что бы сейчас это не так, но я бы сделал это быстрее и сильнее. Я также бы сдерживал ее, не позволяя раскрыть полностью свой потенциал.

– Я думаю об этом иногда, – солгал я. – Я бы уничтожил тебя, Марли. Тебе бы пришлось остаться в Джеймстауне, никогда не осуществив полностью свои цели. Я бы хотел думать, что ты была бы счастлива, в конце концов, я думаю, ты была бы счастлива некоторое время, пока не осознала, что не можешь раскрыться, и тогда, я думаю, ты бы стала обижаться за это на меня. Ты всегда была восходящей звездой, Марли. Хоть я и люблю Джеймстаун, это не то место где ты бы полностью расцвела, и я бы ненавидел себя за это. Именно поэтому я ушел. То что у нас было тогда, было разрушительным, и вместо того, чтобы позволить этому взорваться позже в конце концов, я рассеял все что было и ушел, не оставив тебе другого выбора, кроме как сделать тоже самое.

– Это не могло быть твоим решением, – грустно говорит она. – Ты должен был поговорить со мной. Между нами столько всего происходило, Портер. Мы бы смогли бы что-нибудь придумать.

– Нет, не смогли бы, – я качаю головой. – Мы живем в двух разных мирах, Марли, и они не пересекаются. Твоя жизнь быстротечна, всегда в поисках новейшей и самой лучшей вещи. Моя жизнь проста на ферме. Мы конфликтуем во всех направлениях.

– Я не верю в это, – говорит она мягко. – Думаю, ты даже не дал нам шанса.

Это правда, я не дал, но на это была причина.

– Если бы я дал нам шанс, то ты бы разбила меня на кусочки, когда бы поняла, что я недостаточно хорош, чтобы находиться рядом с тобой, пока ты преследуешь свои мечты.

– Как ты можешь так говорить?

Злость очевидна в ее голосе, но я успокаиваю ее, поглаживая ее волосы и оставляя поцелуй на ее виске.

– Марли, я бы ухватился за возможность быть с тобой тогда, но я знал, что должен отпустить тебя, чтобы ты могла вырасти в умную, красивую женщину, какая ты сейчас.

Она все еще в моих руках и я вижу, как она обдумывает мои слова. Когда мне кажется, что она собирается сражаться со мной сильнее, Марли прижимает свою ладонь к моей щеке и вынуждает посмотреть на нее. Ее светло-голубые глаза сияют в лучах луны, когда они изучают меня. Осторожно, она целует меня в губы, оставляя меня открытым, пораженным и разбитым. Я пропадаю в ее прикосновениях, пропитываюсь ей, дышу ее дразнящим запахом, сохраняя все в памяти.

Она седлает мои колени, так что ее грудь касается моей, и сжимает мое лицо обеими руками, углубляя свой поцелуй. Мои руки проникают под ее рубашку, где они ласкают ее мягкую кожу, наслаждаясь ощущением ее в моих руках.

– Я не хочу, чтобы эта поездка заканчивалась, – она шепчет мне в рот, выворачивая мой желудок наизнанку.

Я притягиваю ее в объятия и кладу подбородок на ее плечо, пока пытаюсь придумать, что сказать дальше. Мое сердце кричит мне, чтобы я сказал ей, что я чувствую, излить все и разоблачить себя полностью, но у моего мозга другие идеи, наполненные страхом.

Вместо того, чтобы сказать Марли, что я чувствую, понимая что ничего не выйдет, я держу свой рот закрытым и обнимаю ее пока не наступит раннее утро, когда она проберется обратно в трейлер, оставив легкий поцелуй на моих губах.

Глава 18

***Марли***

Мы проснулись рано утром и отправились в Джеймстаун, мое сердце болит, а глаза горят от слез, после расставания с Портером прошлой ночью.

Я не знаю чего ожидала услышать от него, когда спросила что было бы, если бы он никогда не уезжал. В душе, я надеялась, что он скажет что-то типа, что он не может поехать в Калифорнию, чтобы быть со мной, но очень на это надеется. Очевидно что в его голове только то, что он не достаточно хорош для того, чтобы заняться чем-то еще кроме работы на ферме с моим папой, и это замечательная работа, но в его глазах я вижу, что он хочет большего.

Пол, папа и Портер провели прекрасно время днем, спланировав еще один мини-мальчишник вечером после репетиции. Только для них троих. Пока они разговаривали за пивом, я писала сообщение Марисе о всякой ерунде, о случайных вещах, просто чтобы не думать о выходных.

Вчера все происходило не так, как я представляла в своей голове. Все было для нас в похвале и в очень коротких моментах в Городе Ветров (прозвище Чикаго). Я всегда представляла себя, пользующейся возможностью для изучения всех подробностей города, о местах, где мама мечтала побывать, но вместо этого, мы сидели у фонтана и смотрели на падающую воду в правильно расставленном освещении.

В последний раз я видела своего отца таким грустным, когда мы хоронили маму. Я хотела бы, чтобы все было больше празднованием, чем трауром.

Этим утром я разговаривала с Полом, хотела узнать как он справлялся, поскольку был близок с мамой, и он сказал мне, что просто рад был вернуться домой и начать новую главу в своей жизни. Хотела бы я сказать тоже самое о себе.

Хорошо знакомые дороги, деревья, заправки мелькали мимо нас, когда мы приближались к Джеймстауну, к городу, в котором я выросла, и к городу, в который я влюбилась.

Я бросаю взгляд на Портера, он одет в темные джинсы, белую рубашку на кнопках с закатанными рукавами, и светло-коричневый ремень. Его волосы уложены, нет торчащих прядей, он готов к репетиции. Мы собрались в кемпинге, потому что было удобно приехать уже одетыми. В тот момент я не думала, что будет полнейшей мукой сидеть рядом с Портером в рубашке на пуговицах, но было именно так.

Это просто немного касалось мужского предплечья, виднеющегося из-под закатанного рукава, могу ли я получить благословление, дамы?